Звездная трилогия - Охотник за приданым

Он задумчиво посмотрел на нее:

— А я хотел. Очень хотел.

Он нежно коснулся подбородком ее лба, затем виска. Оливия замерла. Он поцеловал мочку ее уха. Она вырвалась.

— Джордж, — начала она и умолкла, приоткрыв губы Этого Джордж не ожидал, и по телу его пробежал электрический разряд.

Оливия, пылая от страсти, прильнула губами к его губам. Никогда еще Джордж не испытывал такой нежности и чувственности, какие дарила ему она.

Невероятно, но искушенному лорду Райвалу было чему поучиться у этой неопытной девочки. Дрожа, он прижимал ее к себе, целовал, упиваясь нахлынувшими на него доселе неизведанными чувствами.

Они словно стали единым целым. Окружающий мир исчез. Джордж не слышал музыки и не чувствовал прохлады сентябрьской ночи. Он парил в облаках вместе с Оливией, связанный с ней невидимыми нитями, и грезил наяву.

Он держал ее лицо в своих ладонях. Ее глаза были широко открыты, в них застыло мечтательное выражение, он тонул в серебристой бездонной глубине этих удивительных глаз. В этот момент Оливия была поистине прекрасна.

— Выходите за меня замуж, Оливия, — услышал он свой голос, хриплый от обуревавшей его страсти. — Вы должны стать моей женой.

Глава 13

Она, должно быть, сошла с ума. Иначе не утратила бы над собой контроль. Тело Оливии напряглось в объятиях Джорджа, она хватала ртом воздух, пытаясь прийти в себя.

— Нет, — прошептала она. И еще решительнее повторила: — Нет.

Он предложил ей выйти за него замуж. Наверное, считает ее полной идиоткой. А почему бы и нет? Вела она себя именно так.

Он прижимал ее к себе, уткнувшись лицом в ее волосы.

— Оливия, — нежно сказал он. — Айви. Маленькая моя. Это именно то, что тебе нужно. — Он поцеловал ее в лоб. — Это то, чего ты хочешь. Разве ты не чувствуешь этого, любовь моя? Поверь мне, — шептал он. — Прошу тебя, Айви. Пожалуйста. — Он хотел сорвать еще поцелуй.

Он охвачен страстью, утратил контроль над собой. Будто напрочь забыл все свои планы и отдался во власть чувств. Словно жаждет ее настолько, что отбросил в сторону всякую осторожность. Но нельзя забывать, кто он! Пусть даже ее предало собственное тело, пусть его прикосновения сводят с ума.

Все слишком уж хорошо. Он прекрасно все это умеет. Наверняка заранее отработал эту сцену.

Она яростно вырывалась из его рук, но, к несчастью, уйти не могла. Колени подгибались. Поэтому она облокотилась о бортик фонтана и повернулась спиной к Джорджу, пытаясь собраться с силами и прийти в себя. Она разлетится на мелкие кусочки, если еще раз взглянет на него.

Воздух наполнился прохладой. Она мелко дрожала в своем тонюсеньком платье. Ее перчатки распластались на бортике фонтана. Она взяла их и принялась натягивать трясущимися руками.

— Позвольте мне, — спокойно сказал Джордж. Оливии оставалось лишь согласиться. Ненавидя свою беспомощность, она позволила ему натянуть ей перчатки и застегнуть крошечные пуговки на запястьях.

— Спасибо, — неловко поблагодарила она. Украдкой бросила на него взгляд: на его лице застыло непроницаемое выражение. Черты заострились, приобрели неприступность. Он натянул свои перчатки. Ее охватило нелепое желание извиниться, словно ее решительный отказ глубоко ранил его. Но какую боль может причинить невинная девочка такому прожженному повесе? Скорее всего он просто злится на себя за то, что выбрал неверный момент. Недооценил ее решимость. Что ж! Это не ее вина.

Она почувствовала, как в ней закипает гнев, и это принесло ей облегчение.

— Почему, когда мужчина целует женщину, — решительно заговорила она, расправляя перчатки, — он уверен, что она от него без ума? — Оливия натянуто рассмеялась. — Принято считать, что мужчина не теряет головы от поцелуев. Почему же женщина должна ее терять?

Он стиснул зубы, и Оливия догадалась, что задела его за живое.

— Совершенно верно, — вежливо и слегка устало протянул он, словно они были едва знакомы.

Игривая улыбка на ее губах померкла. Счастье, которое она испытывала несколько минут назад, разительно контрастировало с постигшим ее разочарованием. Какой же идиоткой надо быть, чтобы выйти полуодетой в прохладную сентябрьскую ночь. Свою легкую шаль она забыла в кабинете, где они ужинали.

— Вы замерзли, — заметил он, сверкнув глазами, и на его лице вновь появилось насмешливое выражение. — Мне следовало это предвидеть.

Оливия обхватила себя руками и сухо сказала:

— Сейчас сильно похолодало.

— Да, — уныло согласился он. — И музыка уже не та. У нее вновь перехватило дыхание. Оливия с трудом сдерживала подступившие слезы. Слезы? Да что это с ней? Разозлившись, она еще крепче обхватила себя руками. Нужно унять дрожь.

— Чепуха. С музыкой ничего не произошло, — бодро сказала она. — Мне нравится.

Прикрыв глаза, он разглядывал ее все с тем же непроницаемым выражением лица.

— И скольких же вы так целовали? — настойчиво спросил он.

Неожиданная грубость ошарашила ее.

— Я вас не понимаю.

— Вопрос очень простой. Или вы уже потеряли счет? Она сердито сдвинула брови — на выручку ей пришел долгожданный гнев, ее спина напряглась.

— Да как вы смеете? Я никогда не позволяла себе вольностей!

Он удивленно приподнял бровь:

— Но вы сами сказали, что женщина может целовать мужчину, не испытывая при этом никаких эмоций. И я с вами согласился.

— Тогда не читайте мне нотаций. Мне бы в голову не пришло спрашивать вас, скольких женщин вы целовали.

— Я спросил, не скольких вы целовали. А скольких так целовали.

— Как «так»? — Она смутилась.

— Я восхищен вашим умением, радость моя. В жизни бы не подумал, что вы ничего не чувствуете. Здорово вы меня ввели в заблуждение. — Он лениво облокотился на бортик фонтана, наблюдая за ней. — Думаю, такой спектакль пришлось не один день репетировать.

Ее глаза вспыхнули, и она упрямо взглянула на него.

— Разумеется, не один, — холодно сказала она. — Вам лучше знать. Я новичок в искусстве изображать чувства. — Она судорожно сглотнула. Она не заплачет. Ни за что.

— Замечательно, — сказал он с нескрываемым восхищением. — А теперь скажите, что никогда раньше такого не пробовали.

— Так и есть! — в ярости воскликнула она. — Это не я совращаю невинных! Не я охочусь за деньгами! Да как вы смеете надо мной насмехаться? Кроме вас, я целовала только одного мужчину… — Она прикусила язык и в смятении поднесла руку ко рту.

Глаза Джорджа заблестели, как у кота, схватившего добычу.

— Мужчину, которого вы любили. Охотника за приданым. Когда вам было восемнадцать.

Она кивнула с несчастным выражением лица, уронила руку и нервно вздохнула.

— Я сожалею, что выразилась так… резко, — неуверенно произнесла она. — Но вы вывели меня из себя.

Его белые зубы ярко блеснули во тьме.

— Пришлось. Не сердитесь! Это единственный способ выбить из вас правду.

— Эта так называемая правда совершенно вас не касается.

— Надеюсь, что будет касаться. — Он нежно дотронулся до ее щеки рукой, еще не затянутой в перчатку. — Вы ввели меня в минутное замешательство. Такое больше не повторится.

— Что вы хотите этим сказать? — настойчиво спросила она.

Джордж ухмыльнулся:

— На какое-то мгновение я поверил, что вы более опытны, чем мне показалось. Но я ошибся.

— Напрасно вы, ваша милость, так уверены в этом, — мрачно произнесла она. — Я еще могу удивить вас.

Его улыбка стала еще шире.

— Правда? Очень на это надеюсь. — Выражение его лица смягчилось. — Впрочем, вы меня уже удивили.

Оливия покраснела, надеясь, что тьма скроет от Джорджа ее румянец. Вдруг руки Джорджа нежно сжали ее предплечья.

— Оливия, вы знаете, как живут игроки? Она настороженно встретила его взгляд:

— Откуда мне знать? Он посерьезнел:

— Мы с вами живем по разным законам. Свои я строго соблюдаю. Никогда не жульничаю.

Она выдавила улыбку:

— В противном случае вашей карьере пришел бы конец.

— Совершенно верно. Так что я вправе считать себя честным человеком. Вы мне верите?

— Да-а, — протянула она. — Не думаю, что вы жульничаете в картах, если вы это имеете в виду.

— В любви я тоже не жульничаю.

Она опустила глаза, опасаясь, что он заметит, как глубоко ее ранили его слова. О любви он говорил как об очередной игре. Игре по правилам, где победа вызывает подозрения: победители иногда жульничают. А честные люди проигрывают.

Он прав, уныло напомнила себе Оливия. Лицо Люка, давно позабытое, появилось у нее перед глазами, словно все было лишь вчера. Она попыталась прогнать его образ. Такой искренний. Так страстно любит ее. О да, она верила каждому его слову. Он искренне плакал, сжимая ее в объятиях, моля о любви, и она с готовностью отдала ему свое сердце. Каткой же она была дурочкой!..

Джордж продолжал говорить, не подозревая, что она сомневается в правдивости его слов.

— Вы так невинны. Возможно, вы верите, что, когда мужчина и женщина касаются друг друга, искры летят во все стороны. У вас не хватает опыта, чтобы понять, насколько редко это случается и как это прекрасно. — Он уже натянул перчатки и нежно гладил ее руки. — Между нами происходит нечто особенное, и я не имею ни малейшего желания отказываться от этого.

Она не сопротивлялась, когда он вновь обнял ее. Хотя никак не реагировала на его прикосновения. Просто стояла, пока он баюкал ее на своей груди. Горестные воспоминания завладели ее сознанием. Впервые за долгие годы она радовалась им, не пыталась загнать в самые дальние уголки души.

Как забыть боль разбитого сердца? Негодяя, обманувшего ее доверие?

Дрожа всем телом, она закрыла глаза. Джордж все крепче прижимал ее к себе, шептал ласковые слова, но она ничего не слышала. В ее ушах стоял голос Калпеппера. Он говорил мягко, просил простить за боль, которую ей причиняет, но уверял, что делает это лишь ради ее блага. Ей опять было восемнадцать, не веря своим глазам, она читала письмо, переданное ей поверенным, письмо Люка брату, которое Калпеппер перехватил. В нем подробно описывались ничего не значащие сплетни и повседневные дела, за исключением трех судьбоносных предложений:

«…Мои ухаживания за О.Ф. продвигаются должным образом, хотя ее семья этого и не одобряет, а я до смерти устал изображать по уши влюбленного осла. Меня коробит при одной мысли о том, что каждое утро за завтраком в течение ближайших лет пятидесяти придется смотреть в ее огромные, как у домового, глазищи. Но увы! У нищих нет выбора».

Эти слова словно отпечатались в ее мозгу. Прочтя письмо, она впервые в жизни упала в обморок.

Наверное, Джордж заметил ее состояние. Он обхватил ее лицо ладонями и попытался заставить ее поднять на него глаза.

— Что с вами, любовь моя?

— Ничего, — пробормотала она. Ее губы еле двигались от холода и с трудом подавляемого гнева. — Я бы хотела вернуться к гостям, если не возражаете. Мне… мне нужна моя шаль.

Его лицо приняло озабоченное выражение.

— Я же насильно не потащу вас к алтарю, если вы именно этого боитесь.

— Правда? Вы сама любезность, ваша милость, — холодно произнесла она. — Думаю, такой поступок вы назвали бы жульничеством, что, разумеется, вас не достойно.

— Именно так. — Он сверкнул глазами. — Но я не считаю жульничеством попытку заставить вас передумать.

— Понятно. — Она внимательно посмотрела на него. — Вам придется простить мое невежество, Джордж. Я в этой игре новичок. А каковы правила этого соглашения? В нем ведь есть определенные правила?

— Правила? — Он крепче сжал руки на ее талии. — Говорят, в любви все средства хороши.

Она кивнула:

— Так говорится еще и о войне.

Он рассмеялся, не заметив сарказма в ее голосе.

— Вам набросать правила этой игры в общих чертах?

— Если не возражаете. Прежде всего меня интересует цель игры.

— Цель этой игры — как и любой другой — победа. — Он обворожительно улыбнулся. — В упрощенном виде наша игра заключается в следующем: я хочу на вас жениться, а вы вообще не желаете выходить замуж.

— В таком случае ваша цель и заключается в том, чтобы потащить меня к алтарю. — Она снова закипела от гнева.

— Не совсем. — Он нежно коснулся ее лица. — Я хочу, чтобы вы пришли туда по доброй воле. Чтобы захотели выйти за меня. И сделаю для этого все, что в моих силах.

— Ваши надежды тщетны, я никогда не выйду замуж. Ни за вас, ни за кого-либо другого.

— Не все так просто, — снова засмеялся он. — Вы хотите остаться старой девой, но при этом испытать острые ощущения.

— И как долго мы будем играть в эту игру? — осведомилась она.

— Пока один из нас не выиграет. Откажетесь выйти за меня — я проиграю. Согласитесь — выиграю.

— Что же, это справедливо, — заметила она. — Давайте назначим срок. Если к определенному времени вы не получите моего согласия, оставите меня в покое. Итак, игра продолжается до Рождества.

— До Пасхи. Она задумалась.

— До Сретенья.

Он подумал и кивнул. Ее серьезность позабавила его.

— Пять месяцев? Если за это время я вас не завоюю, значит — не судьба. Договорились.

Ей нужно продержаться пять месяцев и не сказать «да», И все это время ей придется общаться с лордом Райвалом. Он будет целовать ее столько, сколько она пожелает, исполнять все ее прихоти. Она сможет наслаждаться целых пять месяцев, зная, что потом окажется в безопасности. Он не будет больше давить на нее. От предвкушения у нее закружилась голова. Пять божественных месяцев!

Он снова склонился к ней.

— Что вы делаете?

— Скрепляю сделку.

Отлично. Поцелуй] чтобы скрепить сделку. Она позволила ему поцеловать себя уже столько раз, что один поцелуй ничего не изменит. На сей раз она держала себя в руках, удостоверившись, что поцелуй будет кратким. Сладким, но недолгим.

Его теплые руки вновь баюкали ее лицо, а когда он поднял на нее глаза, она могла поклясться, что видела в них искреннюю заботу.

— Знаете, для меня это тоже в новинку, — улыбнулся он. — Я еще ни разу не целовал женщину, на которой собирался бы жениться. То есть не делал этого с благородными намерениями.

Она стиснула зубы. О каком благородстве он говорит? Это скорее подлость. Завоевать сердце женщины, чтобы завладеть ее состоянием. Такие браки — обычное дело, но охотника за приданым никак нельзя назвать благородным.

Она напряглась и отпрянула от него.

— В чем дело? — прошептал он. — Вы не можете жалеть о парочке украденных поцелуев!

Она вывернулась из его объятий:

— О нет! Я ни о чем не жалею. Я хотела развлечься этим вечером и благодаря вам мне это удалось. А сейчас уже поздно, и к тому же похолодало. Думаю, пора уходить.

Он пытливо посмотрел на нее в неверном свете луны.

— Хорошо, — сказал он беспечным тоном.

Оливия повернулась и пошла. Но он резко схватил ее за руку и заставил обернуться.

— У любой женщины есть веская причина избегать объятий повесы, — тихо произнес он. — А у вас, Оливия, ее нет. Вы знаете, что я вас не соблазню и не брошу. Свои намерения я изложил вам достаточно ясно.

— Да. И я все поняла. — В глазах у нее стояли слезы. — Вам нужны мои деньги.

Она вырвалась от него и побежала.

Глава 14

Ранним утром двадцать девятого сентября Оливия отправилась в Сити. Игнорируя неприязненные взгляды, которые сопровождали ее повсюду в этой святая святых мужской половины человечества, она покончила со школьными финансовыми делами и вернулась домой ждать Калпеппера. Этот ежеквартальный ритуал выводил ее из себя. Дерзкий поход в банк был даже забавен, а последующий разговор с Калпеппером раздражал еще сильнее. Он аккуратно выдавал ей ее доход, но ждать его в гостиной было унизительно. Кроме того, деньги он приносил в золоте, вместо того чтобы вручить банковские ассигнации, которые могли бы дать ей представление о наследстве. Она чувствовала себя ребенком, которому выдают карманные деньги.

Ожидание она обычно коротала за подсчетом заработной платы по школе — это занятие успокаивало ее. Она внимательно высчитывала сумму, откладывала деньги для каждого работника, заворачивала в лист бумаги и надписывала сверху имя того, кому они предназначались, а потом отмечала в платежной ведомости дату и сумму выплаты. Дома она держала только книги с платежными ведомостями. Оливия вела тщательный ежеквартальный учет расходов на заработную плату, потому что таким образом могла заниматься важным и нужным делом в ожидании Калпеппера. Кроме того, вид Калпеппера, когда он смотрел на ее стол, заваленный бумагами, приносил ей удовлетворение. На этом столе лежали доказательства того, что она прекрасно справляется с материнским наследством, в то время как он выдает средства из отцовского состояния на совершенно унизительных условиях. В целом ему удавалось контролировать ее, но она, как могла, усложняла ему эту задачу.

В этом квартале в фонд школы поступили новые средства из имущества Алоиза Биба. Она возблагодарила за это Бога, с улыбкой перебирая стопку ассигнаций. Джордж предложил вложить половину капитала, пока они будут продумывать небольшое расширение школы. Совет ей понравился, так она и поступила, но на руках у нее осталась кругленькая сумма на то, чтобы благоустроить помещения школы. Оклеить обоями. Купить новые кровати для самых маленьких девочек. Покрыть восточное крыло новой крышей. Улучшить систему водоснабжения. Водопровод получает все большее распространение. А еще мясо, решила она. Детям будут давать мясо два раза в неделю, а не только по воскресеньям и праздникам.

А лорд Райвал получит свою зарплату.

Она отсчитала двести фунтов и аккуратно завернула их в бумагу, испытывая одновременно возбуждение и легкий страх. Как он на это отреагирует? И что сделает с деньгами? Он, наверное, по уши в долгах, сказал, что восьмисот фунтов в год ему не хватит. Интересно, расплатится он со своими кредиторами? Или проиграет все деньги? Несомненно, именно так он и влез в долги. Ситуация для аристократа вполне обыденная. Странно только, что азарт не чужд даже ему, человеку с деловой хваткой.

Она как раз дописывала его имя на обороте конверта с деньгами, когда Калпеппер тихонько постучал в дверь. Он вошел, крепко вцепившись в зажатый подмышкой портфель. На его изможденном лице была написана крайняя озабоченность. Он нерешительно потоптался на пороге, словно пытаясь собраться с духом перед встречей с ней.

Оливия удивленно на него посмотрела:

— Как поживаете? Прошу вас, мистер Калпеппер, проходите. Что-то не так?

— Благодарю вас, ваша милость, — сдавленно произнес он, но с места не сдвинулся. — Боюсь, что да.

Оливия подумала было, что он заметил Эдит. Она отложила перо и внимательно посмотрела на поверенного, пытаясь скрыть свое беспокойство. Молоденькая графиня становилась все более неугомонной и, забыв об осторожности, вполне могла попасться на глаза кому-либо из гостей. Калпеппер, поверенный семьи Фэрфаксов, был предан Ральфу как главе семьи больше, чем любой из женщин, и не колеблясь выдал бы местонахождение Эдит ее жестокому супругу.

Но на лице Калпеппера отражалось скорее негодование, нежели гнев. Брови Оливии удивленно поползли вверх.

— Надеюсь, вас не ограбили по дороге сюда?

— Нет, мадам. — Он решительно надвинул очки на нос. — К великому моему сожалению, я вынужден сообщить вам неприятные новости. Увы! Это мой долг.

— Боже мой! Прошу вас, садитесь и немедленно выкладывайте, что произошло.

Он сел и лишь после долгого молчания заговорил:

— Не знаю, с чего и начать, ваша милость. Я совершенно растерян.

Оливия смотрела на него с растущей тревогой. Его лицо покрылось красными пятнами. Наконец он остановил на ней взгляд и выпрямился на стуле.

— Такие новости невозможно сообщать деликатно, — объявил он. — Я вынужден сказать прямо. Поверьте, я бы никогда в жизни не принес вам таких вестей, если бы не был абсолютно уверен в их достоверности.

Сердце у Оливии ушло в пятки. В прошлый раз, когда Калпеппер говорил с ней таким тоном, он вручил ей письмо Люка. Она чувствовала, что ее ждет ужасный удар, и судорожно вцепилась в ручки кресла, моля всем сердцем, чтобы новости, которые он собирается сообщить, не касались…

— Эти новости касаются лорда Райвала.

На секунду она закрыла глаза. Ее молитвы не были услышаны. Она заставила себя открыть глаза и встретила взволнованный взгляд поверенного.

— Что же вы узнали о нем? — Она старалась говорить спокойно.

Калпеппер тяжело вздохнул.

— Дорогая моя леди Оливия, мы все жестоко обмануты, — произнес он. — Крайне жестоко. Вы пригрели змею на груди.

— Продолжайте, — едва слышно произнесла она. Он подался всем телом вперед и прошептал:

— Ваша милость, этот мужчина — самый настоящий повеса!

— Да, — оцепенело согласилась она. — И что с того? Она взяла себя в руки, готовая к любому ужаснейшему открытию.

Но Калпеппер в замешательстве моргнул:

— И что с того? Леди Оливия, да что вы такое говорите? Я узнал, что лорд Райвал — повеса! Он распутник, мадам, о его победах на любовном фронте гудит весь Лондон! У него отвратительная репутация, и должен заметить, он ее заслужил. Я все подробно разузнал, прежде чем оскорбить ваш слух подобными разговорами! Надеюсь, вы не подумали, что я поверил сплетням! Нет-нет, ваша милость, это истинная правда, и легко доказуемая! Она в замешательстве уставилась на него:

— Что правда? Не понимаю.

— Тсс! Послушайте, ваша милость, — раздраженно сказал Калпеппер. — Вы должны знать, что такое повеса. Повеса — это соблазнитель, осквернитель женщин.

— Да, но…

— А я говорю вам, мадам, что, к моему глубокому сожалению, лорд Райвал — не тот человек, с кем стоило бы поддерживать отношения.

У Оливии отлегло от сердца.

— И это все? — воскликнула она. Ее слова ошеломили Калпеппера.

— Все? Все! Дорогая моя леди Оливия, вы привели этого негодяя в школу! Показали ему наши счетные книги! По-дружески отнеслись к нему! Его надо прогнать. И немедленно! Вы рискуете стать посмешищем! Запятнать свою репутацию!

Оливия откинулась на стуле:

— Господи, как же вы меня напугали! Но для меня это отнюдь не новость.

— Не новость? — Он был поражен. — Вы хотите сказать, что знали о репутации этого человека?

Она улыбнулась:

— Конечно. Почему бы и нет?

Калпеппер побагровел, казалось его сейчас хватит удар.

— Дорогая мадам. Леди в вашем положении должна быть крайне осторожна. Вы невинная, незамужняя леди! Малейший намек на скандал, если ваше имя, не дай Бог, свяжут с именем лорда Райвала — и ваша безупречная репутация погибла.

— О моем добром имени судят по моим собственным поступкам, а не по поведению моих друзей.

Калпеппер фыркнул, поджав губы:

— Говорят, скажи мне, кто твой друг, и я скажу тебе, кто ты.

Она, нахмурившись, выпрямилась на стуле:

— Бог мой, и что вы предлагаете? Отказать лорду Райвалу от дома? Освободить его от недавно порученных ему обязанностей? Не могу же я неожиданно взбелениться, как последняя мегера, из-за того, о чем давно уже знаю! Вот тогда я уж точно стану посмешищем, причем вполне заслуженно!

— Ну-ну, вам совершенно необязательно брать это на себя, — сказал Калпеппер. — Предоставьте все мне!

— Что именно?

— Я улажу все от вашего имени. Поговорю с ним. Это мой долг. Я просто решил сообщить вам обо всем, прежде чем взять на себя смелость прогнать его.

Оливия подняла руку:

— Стоп. Не в вашей власти прогнать лорда Райвала.

— В таком случае, леди Оливия, я с радостью возьму на себя эту власть.

— Скорее, захватите! Нет. — Она говорила вежливо, но непреклонно. — Я категорически запрещаю вам делать нечто подобное.

Калпеппер надулся и очень напоминал жабу.

— Что? Да как такое возможно? Неужели вы не понимаете всей серьезности положения? Подумайте хотя бы о вашей школе!

Оливия вскинула руки, словно пытаясь воззвать к его разуму:

— Но лорд Райвал приносит школе очень много пользы. Он уже не раз это доказал. Он очень умный и рассудительный…

— Рассудительный! Этот повеса, распутник, по-вашему, рассудительный?

— Рассудительный, — решительно повторила она. — Я говорю о финансовой стороне. Его личная жизнь нас не касается.

— Очень скоро коснется, как только станет известно о его связи со школой! Прошу вас, не забывайте, что речь идет о школе для девочек!

Оливия прищурилась:

— Ну а это здесь вообще ни при чем.

Калпеппер весь кипел от ярости и сорвался на фальцет:

— Говорю вам, леди Оливия, у лорда Райвала нет ни сердца, ни стыда, ни совести! Это общеизвестно! Вы первая придете в отчаяние из-за того, что слухи о распущенности лорда Райвала лишат ваших протеже каких бы то ни было шансов получить приличную работу!

От отвращения Оливия наморщила нос;.

— Вы говорите чепуху, мистер Калпеппер! Мне стыдно за вас.

— Я всего лишь выполняю свой долг. — Калпеппер вновь побагровел. — И со всей ответственностью заявляю, что вам не стоит поддерживать какие бы то ни было отношения с лордом Райвалом.

— Почему? Из боязни сплетен? Вы просите меня предать друга, мистер Калпеппер. Вам следовало бы выдумать причину получше. — В ее голосе звучало презрение.

— Боже милосердный, только не говорите мне, что вы питаете симпатию к лорду Райвалу!

— Не буду, если вам так угодно. Хотя это вполне возможно. Вы меня разочаровали, мистер Калпеппер. Лорд Райвал зарекомендовал себя как человек, безусловно достойный доверия во всем, что касается школы. Я безмерно благодарна ему за его идеи и помощь. Почему тогда я не могу воздать ему должное? Калпеппер побледнел.

— Ушам своим не верю! Это выше моего понимания! Ничего подобного я и предположить не мог!

Его страдания были настолько неподдельными, что Оливия почувствовала себя виноватой и прикусила губу.

— Прошу прощения. Знаю, что вы всей душой печетесь о моем благополучии. И я… я не собираюсь принимать сторону лорда Райвала в ущерб вам. Уже много лет вы являетесь моим поверенным, я вам безгранично доверяю. Лорда Райвала я знаю всего несколько недель. Но вы должны предоставить мне право самой решать, что правильно, а что нет. Я уже не ребенок.

— Вы женщина! — отрезал Калпеппер. — А женщина не в состоянии принимать такие решения.

Оливия с трудом сдерживала ярость, когда в дверь постучали и на пороге появился лорд Райвал. Он остановился, приподняв бровь, и перевел взгляд со сверкающих глаз Оливии на чопорно застывшего Калпеппера. Наступившая тишина красноречиво свидетельствовала о том, что он помешал им ссориться.

Оливия, как обычно, была рада его видеть. Она испытывала огромное наслаждение при одном лишь взгляде на него. Он выглядел, как всегда, безукоризненно в своем орехового цвета сюртуке, темно-желтых бриджах и до блеска начищенных ботфортах. Темные волосы сияли. На рубашке ни пятнышка. Сердце Оливии учащенно забилось.

— Доброе утро, — учтиво поздоровался он. — Надеюсь, я не слишком рано?

— Нет, милорд, вы удивительно пунктуальны. Впрочем, как обычно, — решительно сказала Оливия. — Прошу вас, проходите. Мистер Калпеппер уже собирался уходить.

Калпеппер бросил гневный взгляд на девушку.

— Позволю себе заметить, миледи, что мы с вами не закончили наше дело.

— Закончили, — сказала Оливия непререкаемым тоном. — Оставьте, пожалуйста, то, что принесли, на моем столе. Удачного вам дня.

Он сердито надул щеки, поднялся, порылся в портфеле, вытащил толстый сверток и швырнул его на стол, после чего отвесил Оливии поклон:

— До свидания, леди Оливия. Надеюсь, вам не придется сожалеть о событиях сегодняшнего дня. Как вы уже знаете, на следующей неделе я уеду из Лондона, чтобы помочь вашему брату с ежеквартальными расчетами. Я не смогу помочь вам выбраться из затруднительного положения, если возникнет такая необходимость.

— Не волнуйтесь, друг мой, — сказал Джордж, прислонившись к дверному косяку. — Леди Оливия может целиком и полностью положиться на меня.

Такое утешение, по всей видимости, лишило Калпеппера дара речи. Оливия с трудом подавила улыбку и, сдержав смех, произнесла:

— Спасибо, лорд Райвал. Вы наверняка успокоили мистера Калпеппера.

— Наоборот, миледи, наоборот, — мрачно прошептал поверенный. — Не думаю, что лорд сможет защитить вас в той же степени, что и я. — Он бросил взгляд на Джорджа и небрежно поклонился. — Удачного вам дня, сэр! — И заторопился к выходу.

Джордж пожал плечами.

— В чем дело? — спросил он, устремляясь к маленькому столику, чтобы положить на него свои перчатки и шляпу.

Оливия воспользовалась предоставленной возможностью и украдкой разглядывала его, наслаждаясь грациозными движениями и мощью фигуры. Он обернулся и заметил ее внимательный взгляд, поэтому она поспешно отвернулась.

— Ни в чем, — неопределенно сказала она. — Ничего особенного.

— Вы совсем не умеете лгать, дорогая моя. — Он усмехнулся. — В женщинах мне это нравится. — Он подошел к камину и протянул руки к огню. — Думаю, дражайший Кал-пеппер пытался предостеречь вас насчет меня.

— Как вы догадались? — с досадой спросила она.

— Это был вопрос времени. — Он бросил на нее печальный проницательный взгляд. — Несмотря на все недостатки, о вас он печется не хуже, чем о собственной дочери. Он и так долго молчал. Интересно, почему?

Оливия невесело рассмеялась, вертя в руках промокашку:

— Потому что сплетни медленно доходят до подобных людей. Очевидно, до недавнего времени он ничего не знал о вашей репутации.

— А-а. Это все объясняет. — Он прошел к стулу напротив ее стола и сел, не сводя с нее глаз. — И теперь, когда узнал, что я собой представляю, посоветовал прекратить со мной всякие отношения.

— Совершенно верно.

— И что вы? — Он буквально сверлил ее глазами. Она твердо встретила его взгляд:

— Отказалась.

Лицо Джорджа расцвело в улыбке.

— Мне следовало догадаться, — мягко произнес он. — Какая же вы беспечная! Сочувствую бедняге Калпепперу. Равно как и любому мужчине, который попытается взять вас под уздцы.

— Какое вульгарное выражение! — Она поморщилась. — Такие попытки скорее в вашем духе.