Тайна Лоринг-Чейза

– Ну, и с какого боку вы собираетесь подступиться к сей проблеме, проницательнейший мистер Шриг?

– Опять вы за свое, – качая головой, вздохнул сыщик. – Проницательный, еще проницательнее, наипроницательнейший – боюсь, это здесь не самое главное. В таком деле нужны весьма-а убедительные улики… Но я, пожалуй, справлюсь.

– Вы уже знаете, что предпринять? Не слишком ли скоро?

– Не совсем так, сэр, не совсем так. Видите ли, начало несколько неудачное, ибо если труп, обнаруженный на месте преступления, часто может рассказать о многом из того, что там произошло, то тело, отнесенное течением и извлеченное из реки, ни о чем таком поведать не может.

– Звучит довольно безнадежно.

– Истинно так, сэр! Но, с другой стороны, попадаются и трупы, говорящие сами по себе, независимо от того, где их находят. Они сообщают массу весьма полезных сведений. И труп вашего бедного племянника, сэр, как раз из разряда таких разговорчивых.

Тут последовала немая сцена, после чего Гиллеспи воскликнул пронзительно:

– Боже милосердный! Что вы такое болтаете, Шриг?

– Не волнуйтесь, сэр, я объясню, как может разговаривать труп, хотя от лица у него почти ничего не осталось – вероятно, расплющило сваями. Но челюсти целы, и с зубами все в порядке – отличные белые зубы! И вот между этими зубами… кусок ткани!

– Ткани? – переспросил Гиллеспи тем же напряженным голосом. – Ткани… Какой ткани?

– Вельвета, сэр, – ответил Шриг, вглядываясь в окно. – Так что покажите мне субъекта в дырявой вельветовой куртке – человека недюжинной силы да с огромными ручищами, – и я представлю вам убийцу!

– Э-э, друг мой, – со вздохом возразил сэр Невил, – в Лондоне – в таком огромном городе – десятки тысяч вельветовых курток, и многие из них наверняка с прорехами!

– Верно, верно… – ответствовал Шриг, продолжавший выглядывать что-то в окне. – А здесь я вынужден просить вас остановить карету и, так сказать, покинуть ее кров, господа.

– Уже приехали? – осведомился сэр Невил.

– Нет, сэр, но отсюда недалеко.

– Тогда зачем останавливаться?

– Потому что оставшийся путь, сэр, мы без труда преодолеем пешком.

– Но почему бы его не проехать, дружище?

– Потому, сэр, что здешние переулки чересчур узки даже для тележки зеленщика. – С этими словами Шриг отодвинул задвижку, экипаж остановился, и унылый, но почтительный лакей распахнул перед ними дверцу.

Пассажиры по очереди сошли с подножки и огляделись. Косые струи дождя в неверном свете масляного фонаря секли слякоть грязной мостовой. Фонарь раскачивался и мигал на ветру, освещая вспышками убогую улицу и тесный переулок, в зловещую темноту которого и направил свои стопы мистер Шриг, взявший наизготовку свою увенчанную набалдашником дубинку. Его низко надвинутая на лоб широкополая шляпа немедленно пропала во мгле.

– Быстрее, господа, быстрее, – заторопил он спутников хриплым шепотом. – Местный климат вреден для моего здоровья, да и для вашего, уверяю, тоже. Так что шире шаг и не отставайте.

Он повел их за собой по узкому проходу между закопченными, скользкими стенами, сквозь удушливую вонь заваленных нечистотами проходных дворов-колодцев, где ноги чавкали в отвратительной жиже, а глаз натыкался лишь на слепые окна многоквартирных развалюх. Сюда, в грязные норы и берлоги, редко заглядывало солнце. Тут рождался, прозябал и умирал Порок. Здесь не ведали Стыда; Благопристойность в ужасе бежала прочь, а Голод породнился с Невежеством. Здесь процветало Преступление.

Несмотря на поздний час, тьма вокруг жила своеобразной полнокровной жизнью, полнилась неясными тенями и шорохами. Сквозь стены домов проникали и доносились до слуха невнятные голоса, одинокий детский плач, яростная перебранка и некие непонятные и оттого совсем уж неуютные звуки.

Но вот кончился тесный лабиринт трущоб, и в воздухе пахнуло свежестью. Спутники перевели дух и, свернув за угол, оказались перед приземистым зданием, бесформенно черневшим за пеленой дождя. Свет из маленького оконца, отвоевав желтое пятно у окружающего мрака, отражался от рябой поверхности большущей лужи. За зданием виднелась белесая полоса – это стлался туман над рекой.

– Вот мы и на месте, господа! – сказал Шриг, указывая тростью на оконце. Это мой кабинет – видите, где свет горит? А тело, сэр Невил, лежит в сарае на заднем дворе. Труп вашего несчастного племянника! Смотрите под ноги, сэр! Дорога здесь неровная. Возьмите меня под руку.

– Дьявольски омерзительная дыра! – с чувством заметил Гиллеспи.

– Омерзительная? – переспросил Шриг. – Я не согласен с вами, сэр. Правда, в дождливую ночь это не самое веселое местечко, но омерзительным его я не назвал бы. Все зависит от точки зрения, сударь мой. Я часто сиживаю здесь летом, любуясь закатом, дымлю своей трубкой, и на душе у меня бывает весьма радостно.

Тем временем они достигли здания, и, открыв дверь, Шриг проводил обоих спутников в небольшую опрятную комнатку, где, взгромоздясь на высокий табурет, за столом сидел погруженный в работу человечек. Он был под стать комнате – такой же маленький и опрятный. Заметив посторонних, человечек отложил перо и вопросительно поднял голову.

– Как дела, Джо? – справился Шриг.

– Так себе, Джаспер, – прочирикал человечек. – Сносно, если не считать моего прострела. О Боже! Чем могу служить господам? Наверное, они по поводу молодой утопленницы, которую вытащили на берег третьего дня? Если за ней, то…

– Нет, Джо, мы не за ней, а пришли взглянуть на номер двадцать первый.

– А, это которого привезли сегодня вечером!

– Он самый, Джо! Хочу показать джентльменам найденные при нем документы, по которым мы установили его личность.

– Ох-ох-ох! – простонал Джо, с трудом слезая со своего насеста. – Проклятый радикулит. И вечно эта сырость… о Господи! Ох! Вот ключи, Джаспер.

С ключами в руке Шриг пересек комнату, подошел к плоскому шкафчику, занимавшему целую стену, и, открыв дверцы, принялся осматривать длинные ряды ячеек. Каждая ячейка была пронумерована, и все они были в разной степени полны всякой всячины. Большинство предметов этой коллекции выглядело явной дешевкой и отдавало безвкусицей, но попадались среди них и жемчужины. Набор случайных, никак вроде бы не связанных между собой вещей не только навевал грустные мысли, но еще и угнетал, казался мрачным и зловещим. Сэр Невил даже проковылял поближе и, вытянув шею, поднес к глазу монокль.

– Все это, сэр, найдено на трупах, – прокомментировал Шриг. – На мертвецах, о которых никто не удосужился справиться. Смотрите, сколько тут всего. Попадаются весьма ценные безделушки; впрочем, таких мало. Как правило, ценности с трупов исчезают, чему, я думаю, не стоит удивляться – природа человеческая есть природа человеческая. Хотя, вот жемчужная брошь и золотое обручальное кольцо… Номер восемьдесят четыре. Да, безусловно, она была настоящей леди… В шелковых чулках! А вот и наше с вами отделеньице… Во-первых, кожаный бумажник с различными документами. Во-вторых, миниатюра в золотой оправе, изображающая юную даму. В-третьих, золотые часы с монограммой «Х.Л.». Удивительно, как это они не исчезли? В-четвертых, золотой перстенек. Тоже сохранился. И, наконец, в-пятых, кошелек – ни много ни мало, с пятнадцатью золотыми гинеями. И опять-таки ничего не пропало! Вот они, сэр!

– Да, Гиллеспи, я узнаю это кольцо! – вздохнул сэр Невил. – Я хорошо запомнил его блеск на руке брата – руке, оставившей меня калекой на всю жизнь!.. А кто на миниатюре? О да! Увы, увы. В те дни она была ослепительно прекрасна. Вы помните ее, а, Гиллеспи?.. Ах, за нее имело смысл драться. Но я… я потерял ее! Ну, ладно, ладно, это дела давно минувших дней. Посмотрим на бумажник… Так, письма. Да, это почерк братца Хэмфри… Такой же корявый. Господин полицейский, где тут у вас стул? Я должен прочесть их все – от слова до слова!

Усевшись за маленький столик, сэр Невил наблюдал, как Шриг перебирает содержимое бумажника. От недавнего пребывания в воде документы и письма отсырели, но не настолько, чтобы их нельзя было разобрать.

– Итак, по порядку. Во-первых, брачный договор, – с сугубой осторожностью перебирая бумаги, начал перечислять Шриг. – Во-вторых, метрика о рождении. В-третьих, письмо, адресованное достопочтенному Джону Чомли, капитану Королевского флота, которое я кладу обратно в бумажник. В-четвертых, еще письмо, адресованное ее светлости герцогине Кэмберхерст, которое я опять-таки убираю обратно в бумажник. В-пятых, письмо, адресованное сэру Невилу Лорингу, баронету, которое я и вручаю вам, сэр… Прошу!

Сэр Невил быстро пробежал глазами письмо и просмотрел документы, по очереди передавая их адвокату. Тем временем Шриг, не отрывая от него внимательного взгляда, о чем-то шептался с многострадальным Джо.

– Ей-Богу, Гиллеспи, – воскликнул сэр Невил, закончив чтение, – тут все, что нужно! Эти бумаги устраняют всякие сомнения в том, что погибший – мой племянник Дэвид!.. Вооружившись ими, он мог вступить во владение Лоринг-Чейзом, а я… Ну, да ладно… Судьба, как видно, распорядилась иначе!

– А теперь, господа, – объявил Шриг, пересчитывая и пряча в бумажник документы, – если вы хотите бросить взгляд на самого…

– Вы имеете в виду…

– Труп, сэр.

– Конечно! Это мой долг, – вздохнул сэр Невил, поднимаясь. Шриг неторопливо убрал бумажник в ячейку и, заперев шкафчик, взял из ниши в углу фонарь. Зажег фитиль, снял висевший на специальном крючке массивный ключ и, открыв небольшую дверь черного хода, встал у порога. Наружная темнота казалась из освещенной комнаты непроницаемой. Все звуки, если они были, тонули в тоскливо-монотонном шорохе дождя.

– Да, сыровато, джентльмены, сыровато… – произнес мистер Шриг. – Ну, да здесь близехонько. Следуйте за мной.

Сэр Невил и Гиллеспи вышли, осторожно пересекли неровно вымощенный двор и остановились перед ветхим строением, которое выглядело под непрерывно сеющим дождем еще более запущенным, чем было на самом деле. Здесь Шригу пришлось повозиться с замком, но наконец ключ повернулся, дверь с жалобным скрипом отворилась, и все трое вступили в темное помещение. Тут было сыро и даже холоднее, чем на улице. Судя по стонам и завыванию ветра в щелях, едва ли этот промозглый сарай мог служить защитой от непогоды, и осторожный адвокат, зябко поежившись, поплотнее запахнул пальто.

– Да, сэр, сквознячок гуляет! – признал сыщик. – Но, видите ли, те, кто находят здесь пристанище, не протестуют… Вы спросите: почему? Потому что они вообще никогда не протестуют – им все равно. В конечном счете, согласитесь, это великое преимущество, если вам случалось размышлять на эту тему. Сейчас здесь единственный постоялец – тот, кто нам нужен. Он лежит во-он там. – И, подняв фонарь, Шриг осветил длинный, накрытый серым полотном, бесформенный предмет, лежавший на столе из грубых досок.

Вдруг полотняный саван шевельнуло сквозняком, словно невидимая рука украдкой потеребила край материи. Шриг с фонарем шагнул к столу и потянулся, чтобы откинуть полотно, но передумал и с некоторым сомнением повернулся к своим спутникам.

– Господа, – сказал он, – возможно, прежде он был красивым молодым человеком, но сейчас навряд ли вы найдете его миловидным…

– Смерть никого не красит, – отрезал сэр Невил. – Ну же, не тяните, у меня крепкие нервы.

Медленно, почти благоговейно, Шриг отвернул покрывало. Увидев то, что называлось некогда лицом, Гиллеспи отшатнулся. Его замутило.

– Кошмар… Это ужасно! – выдавил адвокат. – Закройте его, закройте же, ради Бога!

Круто повернувшись, он бросился к двери и уткнулся лбом в косяк.

Совершенно иначе воспринял устрашающее зрелище баронет Лоринг. Ни единый мускул не дрогнул на его классически правильном лице. Свежие, гладкие щеки даже не побледнели, а поза осталась по-прежнему элегантной. С минуту он спокойно разглядывал изуродованного мертвеца, затем неожиданным резким движением сорвал выцветшее полотно, закрывавшее покойника по грудь.

– О Господи… Сэр! – воскликнул сыщик, от всегдашней невозмутимости которого не осталось и следа. – Господи, помилуй…

Но тут, заметив расширившиеся зрачки сэра Невила, он проследил за его взглядом. Баронет глядел на стиснутый кулак мертвеца. Сильная, красивая рука… Несмотря на ссадины и кровоподтеки, видно, что при жизни эти руки знали уход. Теперь же скрюченные бледные пальцы с холеными ногтями невозможно разжать. Трупное окоченение.

– Бедняга… И совсем еще мальчик! – пробормотал наконец сэр Невил. – Не будучи знаком с нимl я не мог его любить. Но теперь… когда он мертв… бедный мальчик!

– Эх! – Шриг покачал головой, накрывая печальные останки. – Бедный, несчастный юный джентльмен. Но, говоря о…

– Я позабочусь о его погребении.

– Разумеется, сэр, ведь это ваш племянник. Но, говоря о нервах, сэр…

– Когда его можно будет забрать?

– После дознания, сэр. И, возвращаясь к…

– Когда оно состоится?

– Полагаю, довольно скоро, сударь. А что до нервов, сэр, то вы их, кажется мне, вовсе не имеете.

– Меня нелегко поразить.

– Уж это точно, сударь, весьма нелегко! – согласился Шриг и повел посетителей обратно, через дождь, в опрятный кабинет, где за столом, скрючившись все в той же страдальческой позе, по-прежнему корпел усердный Джо.

Задув фонарь и водрузив его на место, Шриг застегнул пальто, кивнул Джо и отправился провожать сэра Невила с адвокатом. Той же дорогой, которой недавно пришли, они без приключений добрались до убогой улицы, где оставили карету. Шриг вежливо подсадил обоих джентльменов и приподнял шляпу, ожидая, когда они тронутся. Вдруг сэр Невил высунулся из окна и, глядя прямо в его внимательные узкие глаза, спросил:

– Помнится, вы упоминали о клочке вельвета?

– Угу. А что вас в связи с ним…

– Я его не видел.

– Его предъявят на дознании, сэр.

– А до тех пор, надеюсь, вы направите всю свою энергию и проницательность на расследование обстоятельств этого дела.

– Это входит в мои обязанности, сэр.

– Вы уже пришли к какому-нибудь предварительному выводу? То есть появилась ли у вас какая-нибудь гипотеза?

– Гипотеза-то? Очень даже появилась, сэр! Господи, да у меня океан гипотез. Только ведь надо проверить их. А доказательства, сэр… – Шриг, грустно покачав головой, вздохнул. – Они сродни капризной, привередливой даме, выбирающей товар – попробуйте-ка ее переубедить. Какие уж тут логика и здравый смысл! А в деле вашего племянника – особенно.

– Но вы конечно же не впадаете в отчаяние, мистер Шриг с Боу-стрит?

– Нет, сэр, но только прошу помнить, что Джаспер Шриг в конечном счете – обыкновенный человек! Хотя с другой стороны, надежда, сэр, – Надежда с большой буквы – живет в сердце любого из людей. А следовательно, сударь, хотя проблема доказательства ставит меня в тупик, я не признаю себя побежденным – о нет, никоим образом.

– Рад слышать это, – ответил сэр Невил. Его красиво очерченные губы сложились в обаятельнейшую улыбку. – И, дабы еще больше вдохновить вас и подвигнуть… чтобы надежда и мужество и в будущем вас не оставили, обещаю вам вот что. Если вы найдете убийцу моего племянника Дэвида Лоринга и докажете вину негодяя, я немедленно заплачу вам пять сотен фунтов. Доброй ночи!

Он откинулся на сиденье, кучер щелкнул хлыстом, и большая дорожная карета плавно покатила прочь.

Шриг провожал ее взглядом, пока она не скрылась из виду, затем, совершенно забыв о дожде, снял свою негнущуюся шляпу и, почесав гладко выбритую щеку, запустил широкую пятерню в седеющие волосы. Губы его начали беззвучно что-то насвистывать. Постояв так несколько секунд, он снова нахлобучил шляпу, покрепче ухватил шишковатую палку и припустил почти бегом – снова по узким переулкам, через грязные подворотни и зловонные дворы. Устремив невидящий взгляд куда-то вперед, он не замечал ни слякоти под ногами, ни туч над головой, словно искал и не находил ответа на захватившую его загадку.

Добравшись до маленького кабинета и мимоходом кивнув Джо, сыщик вновь засветил фонарь, сорвал с крюка тяжелый ключ и, миновав тесный двор, открыл скрипучую дверь. С зажатым в кулаке ключом приблизился к неподвижной страшной груде на столе и поставил фонарь на пол. Потом откинул покрывало, встал на колени и попытался с помощью ключа, используя его в качестве рычага, распрямить стиснутые в кулак пальцы мертвеца.

Но у смерти крепкая хватка, и Шриг весь взмок, прежде чем добился успеха и вырвал из этих окостеневших крючьев маленькую вещицу, блеснувшую при свете фонаря. Хотя вещица – блестящий кружочек – была совсем мала, она зачаровала Шрига, ибо он так и продолжал стоять возле покойника, не отрывая от этого кружочка на ладони задумчивого взора, пока притащившийся следом страдалец Джо, не вернул его к действительности, пропищав унылым голосом:

– Чего-нибудь нашел, Джаспер? Ох ты, Боже мой! – поморщился он. – Видать, как всегда, свеженькую улику?

– Угу, – буркнул Шриг. – Нечто в этом роде.

– А, это хорошо. О Господи, помилуй! Уже рассвет, а смена не идет… Боба Дэнни как не было, так до сих пор и нет. Радикулит вконец замучил… Ох, беда!

– Рассвет, говоришь? Ну, тогда я исчезаю.

– Ладно, Джаспер. Если встретишь моего сменщика, пожалуйста, поторопи его… Меня совсем скрутило… Так поторопишь, да? Ох, проклятущий!

Шриг вышел на улицу. Дождь перестал, и небо на востоке окрасилось первыми лучами солнца. Мрак быстро рассеивался; по угрюмым водам реки, резко преображая тоскливый пейзаж, побежали сияющие блики. Однако не похоже, чтобы рассвет прибавил румянца на щеках Шрига и зажег блеск в глазах. Сыщик стоял, задумчиво глядя на сверкающую воду.

– Вот как оно, значит, – бормотал он, обращаясь к неведомому собеседнику. – Конечно, ты знаешь весьма и даже отнюдь немало! Ты знаешь, Как, и Почему, и Где – ты знаешь все! А что знаю я? Весьма немного! Но зато меня всегда в подобных случаях укрепляет Н-А-Д-Е-Ж-Д-А. Надежда с весьма-а большой заглавной «Н»!

Произнеся эту речь, Шриг опустил голову и продолжил путь вдоль берега. Он заложил руки за спину и, перехватив сзади трость, по-прежнему погруженный в свои мысли, вытянул губы в беззвучном свисте.

Глава IV,

в которой появляется весьма жалкий персонаж

Тьма и боль… Чувство бессилия и ощущение надвигающегося несчастья… Тошнотворный ужас, охватывающий при попытке вспомнить. И все же он должен, должен вспомнить, если только боль позволит ему думать. Что это было? Что произошло?

Прощальная выпивка, неясно белеющее пятно – приятель, собутыльник?.. Ах да, это некто, с кем он познакомился на корабле. На корабле? Ну да, кажется, он путешествовал на корабле… Он помнил также необъяснимую тяжесть, сонливость, навалившуюся, словно ворох ваты, которая парализовала мышцы и способность мыслить, отняла силы. А потом – меркнущий свет и страшная тьма, и ужас, пришедший из ночи… И в том ночном кошмаре он лежал бессильный, беспомощный, лишь смутно сознавая, что тут творится зло… Расплывчатые жуткие призраки… Кто-то боролся – вяло, безнадежно – не он ли сам? И дикий крик, так резко оборвавшийся – не его ли? – после страшного, сокрушительного удара… Дальше – пустота. Или, стоп! Он вспомнил внезапный ожог ледяной водой, свой отчаянный рывок и лихорадочную, полуобморочную борьбу за жизнь… И снова тьма. Потом – чавкающий ил, скользкие черные бревна, карабканье наверх… Крысиная возня и мерзкий писк. Они везде, следят за ним горящими угольками глаз из всех углов и темных закоулков… Но кто он, и где, и кем был тот приятель, с которым пили, – вспомнить было выше сил, хотя он старался, как мог… Голова раскалывается! И всюду эти крысы… подбираются ближе… Черт с ними, с крысами, – это еще не самое ужасное. Он больше ничего не может вспомнить! Имя, например. Как его зовут? Кто он?.. Если бы хоть чуть-чуть отпустила проклятая пульсирующая боль, он, может, и нашел бы ответ на все мучительные вопросы… Кто? Что? Где? Почему?.. А может, это смерть? Он мертв? Тогда смерть еще страшнее, чем он себе представлял…

Кто-то потряс его за плечо, и чей-то голос спросил:

– Ты чего, Джек, заболел?

Значит, Джек!.. Все равно имя звучит, словно чужое.

– Чего ты там мычишь, Джек? Вставай, пора браться за дела!

Собрав всю свою волю, он открыл глаза. Над ним склонилась темная фигура.

– М-м… кажется, я ранен… Больно… очень… По голове… Не помню ничего… Кто, где…

– Ну и разит же от тебя! А ну-ка, дай взгляну!

По полу затопали тяжелые башмаки, чиркнула, ослепив его, спичка.

– А-а, так я и думал! – прорычал голос. – Нашел местечко! А ну, пошел отсюда, бродяга, пес паршивый!

Человек яростно пнул его в бок, потом еще раз, и все пинал и пинал, пока он не ухитрился, вновь призвав на помощь всю свою волю, встать на дрожащие, непослушные ноги и, пошатываясь, выйти вон.

Он брел наугад, спотыкаясь на каждом шагу, и часто останавливался, хватаясь за виски, чтобы не позволить вколачивать в свой череп гвозди.

Значит, Джек… Хотя вроде бы он откликался на другое имя… в другом мире… И в мире том он плыл на корабле… У него был друг, веселый такой парень… Они обедали при свечах, пили вино… очень много вина… А потом эта сонливость и тошнота… и мгла затмила все вокруг… туман… И снова лица – пятна лиц, склонившихся над ним. Внезапно одно из них начинает расти, расти… становится лицом великана… и снова съеживается… превращается в точку… тает… Его назвали Джеком… И все же… если бы он только вспомнил хоть что-нибудь! Удар – будто молния лопнула в мозгу, и раскололась вся вселенная!.. А перед тем – корабль… А после корабля – тьма и кошмары… видения… А сейчас? Сейчас перед глазами пляшут искры света. Вода. Нет сил, пора немного отдохнуть… мутит… Если полежать, то, может быть, головная боль с кошмарами уймутся, дадут ему подумать… и вспомнить.

Скрючившись, обхватив голову руками, сидел он, блуждая воспаленными глазами по гнилой дощатой набережной, по глади бесшумно струящейся реки, потом поднял голову и с мольбой посмотрел на далекий горизонт, окрашенный рассветом.

Неотвязные вопросы преследовали его. Кто? Что? Где? Почему?

Закрыв глаза, он пробовал сосредоточиться, мучительно пытался выбраться из хаоса, царившего в мозгу, стремился вернуться памятью в прошлое, расколотое жестоким ударом, который уничтожил связь времен.

Все замерло вокруг, ни ветерка. Стало так тихо, что теперь ясно слышались негромкое журчание воды и рыбьи всплески. Спокойные, приятные звуки поначалу умиротворяли, но вскоре сидящему на берегу почудилось в них какое-то настойчивое, тревожное бормотание, ворчливые голоса, настойчиво вопрошающие: «Кто ты? Что ты? Где? И как? И почему?»

Некоторое время он с нарастающим беспокойством прислушивался к ним, стараясь понять, откуда они доносятся – столь же тихие, сколь надоедливые, – как вдруг к ним примешались новые звуки… шаги. Шаркающие, неторопливо приближающиеся шаги. С трудом разлепив глаза, он поднял голову. Вдоль берега брел человек, как видно, погруженный в свои мысли. Голова его свешивалась на грудь, был он невысок, но коренаст, и, чувствовалось, очень крепок. Губы он вытянул трубочкой, словно насвистывал. Под мышкой – трость с набалдашником, на ногах – сапоги до колен. Не иначе мирный философ, предающийся размышлениям о бренности мира, или поэт, который вышел в поисках вдохновения на раннюю прогулку.

Но кем бы ни был сей задумчивый мечтатель, он столь глубоко ушел в себя, что явно ничего вокруг не замечал и совершенно не подозревал о двух зловещих личностях, которые все ближе и ближе подкрадывались к нему сзади. Они уже наступали философу на пятки – оборванцы с алчно горящими глазами, и каждый взгляд, каждое движение выдавало их намерения.

Надо скорее предостеречь беспечного незнакомца!

В благородном порыве одинокий свидетель злодейского нападения попытался встать, но не рассчитал свои скудные силы. Боль ослепила его; свет померк, руки и ноги затряслись, а когда перед глазами снова прояснилось, он понял, что опоздал…

В бесшумном и стремительном рывке двое злоумышленников настигли свою жертву. В воздухе мелькнула дубина, и, сраженный подлым ударом, мечтатель, вскинув руки, пошатнулся и упал. Но безымянный герой не сдался. Он наконец утвердился на ногах и, спотыкаясь, с диким воплем бросился на подмогу. Он сам не сознавал, что именно кричал. Оба бандита, уже принявшиеся было потрошить карманы жертвы, оскалились и огрызнулись в ответ, словно дикие звери. Они приготовились дать отпор, но страшный облик противника неожиданно поверг их в трепет, и, по-поросячьи взвизгнув, негодяи, не дожидаясь драки, с воем кинулись наутек.

Завоевав господство на поле брани, наш герой стоял, слегка пошатываясь, и, не зная, что дальше делать, тупо смотрел на распростертого у его ног философа. Однако вскоре тот пошевелился, чихнул и принял сидячее положение. Посидев немного, философ энергичным движением сдернул с головы свою измятую шляпу и принялся методично, с нескрываемым интересом ощупывать впечатляющую вмятину на лохматой тулье.

– Весьма-а решительное заявление, – произнес он наконец. – Вмятина – что мой кулак. Ничего, выправим молотком. Но, Боже ж ты мой, это сколько надо ненависти, чтоб сотворить такое со стальной прокладкой!.. Мое, кстати, собственноручное изобретение – как раз на случай подобных казусов. О Боже, что творится на белом… – Он оборвал свой вздох, ибо, подняв глаза, узрел отрешенную физиономию и прочие характерные приметы, указывавшие на состояние его избавителя.

– Вы… ранены? – глухим голосом, с запинкой вопросил сей избавитель.

– Нет, не ранен, хотя… Господи, а сами-то вы? – вскочив на ноги, воскликнул Шриг, ибо это был, разумеется, он. – Ну и видок! Не иначе тоже побывали в передряге?

– К…кажется, – промямлил незнакомец. – М-м… не могу думать… не помню… Кажется, я болен.

– Несомненно! – сказал сыщик, кивнув. – Но что с вами произошло?

– М-м… не знаю.

– Выглядите вы – ни дать ни взять ходячий покойник. Ей-Богу, либо оживший утопленник, либо мертвец, только что восставший из могилы. Притом, надо заметить, могилка та была весьма грязновата.

– Да… да… я и чувствую себя… как покойник.

– Вот, полюбуйтесь на себя! – Выудив из кармана круглое зеркальце, Шриг протер его обшлагом рукава и вложил в трясущиеся руки незнакомца.

– Но вы… вы ведь не верите, что я… мертв… да? А я на самом деле… не чувствую себя живым.

– Ну, мертвец не мертвец, а, кажется, обошелся с вами кто-то весьма невежливо. Это, часом, была не Месть? С очень большой заглавной «М»? Господи, с чего это сегодня утром всем и всюду вздумалось кому-то мстить? И кто вы такой есть, мой храбрый друг? Как вас называть?

– М-м… Не знаю.

– Вот тебе на… Как это – не знаете?

– Я… не могу вспомнить… Тот человек называл меня Джеком…

– Джек, а дальше?

– Просто Джек… Только он… ошибся… мне кажется… Это не мое имя… Не могу вспомнить.

– Ладно, дружище, может, вспомните, посмотрев на свою физиономию, – сказал Шриг.

Безымянный герой подчинился и попытался рассмотреть себя в зеркальце. Взгляд слезящихся глаз, глядевших на него сквозь прорези маски из грязи и запекшихся кровоподтеков, ни о чем ему не говорил. Он облизал пересохшие губы, и во рту блеснули крепкие белые зубы.

– Я… очень похож на мертвеца…

– Вы побывали в реке! – заявил Шриг, убирая зеркало в карман и внимательно осматривая одежду стоящего перед ним призрака. – В реке, сударь мой, и притом совсем недавно!

– В реке?.. Да… Должно быть, это была река…

– И как же вас в нее угораздило, дружище?

– М-м… не знаю. Я… не могу вспомнить… Голова… она раскололась… Удар… а потом я… перестал соображать…

– Раскололась, приятель? Тебя что, тоже треснули дубинкой? Боже мой, так и есть. Крови-то видимо-невидимо. Наклонитесь-ка, дайте осмотреть рану… Что, худо, приятель? Держитесь, держитесь, мой безымянный друг! Нет, давайте-ка по-другому. Присядьте, так мне будет сподручнее. Еще немного потерпите… Угу, эта МЕСТЬ вся написана… весьма заглавными буквами!

– Что вы видите?.. Мои мозги, да?.. Вытекают?..

– Нет-нет. Дела и впрямь неважнецкие, но не настолько. Хотя зрелище все равно не из приятных. Кто же это наградил вас такой мощной затрещиной?

– Н-не знаю…

– Как бы то ни было, вы спасли мне жизнь или по меньшей мере здоровье. А этих двоих я узнал, пока лежал на земле, – то были Вкрадчивый Сэм и Солдат Бен… Посему я благодарен вам, сударь, да-с, весьма благодарен. Благодарность – одно из самых развитых свойств моей натуры. Вы сможете идти?

– Н-нет!

– Совсем недалеко – вон туда.

– Ох… кажется, я… я умираю…

– Э нет, приятель, так не годится…

Но тут, как будто в подтверждение своих слов, безымянный спаситель начал оседать на набережную. Сыщик успел подхватить его под мышки, но голова незнакомца качнулась назад и безжизненно запрокинулась под неестественным углом. Тогда Шриг бережно уложил его на доски и огляделся по сторонам.

– Эх, ему бы крепкого рому! – сокрушенно произнес он в пространство и, схватив свою искореженную шляпу, поспешил наполнить ее речной водой. Вернувшись, он встал на колени, смочил снятую с шеи косынку и принялся смывать кровь и грязь с лица и головы неизвестного.

Лицо оказалось молодым; если бы не восковая бледность, его можно было бы назвать красивым. Глаза лежащего закатились и блестели белками сквозь неплотно сомкнутые веки с длинными ресницами.

– Н-да-а, – протянул Шриг, – здесь нужен весьма крепкий, выдержанный ром…

Он вдруг запнулся и затаил дыхание: его цепкий взгляд случайно упал на кисть руки молодого человека и, сразу же перестав блуждать, застыл, словно рука эта обладала гипнотической силой. Мистер Шриг целых несколько минут не отрывал от нее округлившихся глаз, и губы его вновь вытянулись в трубочку. В конце концов он все-таки поднялся с колен и вытащил откуда-то из недр своего необъятнейшего пальто маленькую фляжку. Отвинтив пробку, наклонился и попытался влить в рот лежащего немного спирта, но никак не мог просунуть горлышко между крепко стиснутыми белыми зубами. За этим занятием он не сразу услышал тяжелые шаги, а когда обратил внимание и поднял голову, увидел идущего к нему долговязого, широкоплечего человека.