— Тогда вам лучше приготовиться к смерти, — произнес он.

Его ответ смутил подонков, и на их лицах появилось удивление.

— Ну, Рыжий, ты даешь! — воскликнул тип в военной фуражке. — Надо отдать тебе должное — ты парень что надо. Но пойми, дурик, мы можем выпустить из тебя кишки и засунуть их тебе в пасть! Врубаешься? Ты мне нравишься, старик. И мы тебя не обидим. Давай нам цыпочку, и мы вернем тебе ее через час-другой. — Он усмехнулся и добавил: — Конечно, она уже не будет в таком хорошем виде, как сейчас. Но какого черта! Никто не идеален!

Кикаха заговорил с Ананой на языке властителей:

— Рискнув, мы можем получить один из этих мотоциклов. На нем мы доедем до Лос-Анджелеса.

— Эй! Ты по-какому там с ней заболтал? — закричал Африканская фуражка.

Он махнул рукой, и трое с цепями, оскалившись, двинулись вперед. Замахнувшись, они собирались нанести первую серию ударов, но Кикаха и Анана остановили их натиск двумя тонкими золотистыми лучами. Кольца были установлены на «оглушающую» мощность, поэтому все трое, выронив цепи, схватились за животы и согнулись пополам. Лучи, скользнув по их макушкам, свалили бандитов на землю. Их лица покраснели от ожогов и лопнувших капилляров. Кикаха знал, что через пару часов они придут в себя. Однако нефколько дней им придется помучиться от тошноты и боли. Животы распухнут и неделю-другую будут красными от кровоподтеков.

Остальные пятеро, побледнев от страха, замерли на месте. Кикаха вытащил нож и метнул его в плечо Африканской фуражки. Тот жалобно взвизгнул и выронил ледоруб. Анана направила луч на ягодицы юнца, а Кикаха расправился с другими.

Воспользовавшись тем, что в течение нескольких минут на дороге не проехало ни одной машины, двое путников оттащили стенавших оглушенных людей к краю шоссе и столкнули их вниз по пологому откосу. Тела прокатились около двадцати футов и остановились на выступе скалы.

Кикаха выбрал склон покруче и сбросил туда семь мотоциклов. Они подскакивали на камнях и съезжали вниз, переворачиваясь в воздухе и рассыпаясь на части. Несколько машин вспыхнули ярким пламенем. Дым мог привлечь внимание посторонних, и Кикаха уже пожалел, что затеял это дело.

Анана потребовала объяснений некоторых слов. Узнав о том, что с ней хотели сделать бандиты, она спустилась по склону к распростертым телам, переключила излучатель на минимальную мощность и подпалила парням штаны, кожу и кое-что еще. Кикаха не сомневался, что они надолго запомнят Анану. Но, проклиная ее, им следовало бы помянуть добрым словом Кикаху — ведь именно он удержал свою спутницу от окончательной расправы. Кикаха вывернул карманы Африканской фуражки и забрал его бумажник. На водительском удостоверении значилось имя Альфреда Роджера Губриха. Фотография не имела ничего общего с внешностью Кикахи, однако это не играло большой роли. Среди прочих мелочей в бумажнике оказалось сорок долларов.

Кикаха растолковал Анане правила езды на мотоцикле и вкратце описал то, что им следовало ожидать на дороге. Через минуту они выехали на шоссе и помчались в сторону Лос-Анджелеса. Рев мотора рассеял счастливые воспоминания Кикахи о тех днях, когда он гонял на мотоцикле по Индиане. Кикаху беспокоила дорога. Запах бензина раздражал нос и горло. Слишком долго он пробыл в тихом мире со сладким воздухом трав и цветов.

Обхватив его за талию, Анана молча наслаждалась новыми ощущениями. Кикаха оглянулся и увидел, как развеваются ее черные волосы. Она надела солнечные очки, которые позаимствовала у одного из «хамов». Темные стекла казались совершенно непроницаемыми. Анана что-то крикнула ему, но ветер и рев мотора заглушили ее слова.

Ведя мотоцикл, Кикаха понял, что прежний владелец, снижая вес машины, снял множество полезных и нужных деталей — например, передние тормоза. Разобравшись в преимуществах и недостатках мотоцикла, Кикаха сосредоточил внимание на дороге, но его мысли витали совсем в другом месте.

Он прошел долгий и фантастический путь от студенческого городка в Индиане до этой горной дороги на юге Калифорнии. Так уж получилось, что, находясь с Восьмой армией в Германии, он нашел в развалинах местного музея странный полумесяц из твердого серебристого металла. Кикаха забрал этот трофей с собой в Блумингтон, и там в один из вечеров к нему пришел человек, который представился ему как Ваннакс и предложил за полумесяц фантастическую сумму. Но Кикаха отказался от денег. Той же ночью, проснувшись от необычного шума, он застал Ваннакса в своей квартире. Тот составлял на полу круг из двух полумесяцев. Кикаха бросился на Ваннакса, случайно вступил в этот круг, и неведомая сила тут же перенесла его в удивительный и прекрасный мир.

Два полумесяца образовали врата — устройство властителей, которое осуществляло некий вид телепортации из одной вселенной в другую. Кикаха перенесся в небольшой, искусственно созданный мир, творцом которого был властитель Ядавин. Этого властителя обманом заманили на Землю, а его вселенной овладел другой представитель великой и безжалостной расы бессмертных. Ядавин потерял память. Он забыл о своем прошлом и стал Робертом Вольфом.

Странно, в какой запутанный и сложный узел переплелись их судьбы. Кикаха помог Вольфу вернуться в свою вселенную, и после вереницы необычайных приключений тот не только обрел память, но и вновь захватил власть в созданном им мире. Он поселился вместе с несравненной Хрисеидой во дворце на вершине планеты, которая напоминала Вавилонскую башню, подвешенную в центре вселенной. Но объем его «карманной» вселенной мог вместить в себя лишь часть пространства той Солнечной системы, в которой находилась Земля.

А потом Вольф и Хрисеида таинственно исчезли. Очевидно, это произошло из-за козней какого-то другого властителя. Чуть позже Кикаха встретил Анану, которая вместе с двумя соплеменниками убегала от Черных Звонарей. Этих монстров создали властители. Первоначально они изготавливались в лабораториях как устройства для хранения воспоминаний и переноса разума из тела в тело. Но неразрушаемые матрицы, похожие на колокола, постепенно превратились в разумных существ, и, когда им удалось овладеть телами властителей, они начали тайную войну за мировое господство. Однако их замысел раскрылся, и в жестокой битве двух рас победили властители. Всех Звонарей заманили в ловушку и заточили в специально созданную вселенную. Однако небольшой группе Звонарей удалось скрыться, и после десяти тысячелетий вынужденного бездействия они вновь овладели человеческими телами и вырвались на свободу.

Прямо или косвенно Кикаха уничтожил пятьдесят Звонарей. Но последний — тот, кого называли Табююзом, — прошел через врата на Землю. Вольф и Хрисеида вернулись во дворец в самый разгар финального сражения. Под натиском Звонарей они бежали через первые попавшиеся врата. Этим же путем воспользовался и Табююз.

Кикаха хотел отыскать своих друзей. Кроме того, они с Ананой решили выследить и убить последнего Звонаря. Ускользнув от погони, тот мог со временем создать множество других матриц, и они объявили бы человечеству тайную войну.

Звонари без труда уничтожили бы разум людей и, овладев их телами, отправились бы на захват других миров.

Зная об их коварстве и неуязвимости, властители никогда не забывали о Черных Звонарях. Каждый из них носил кольцо, которое вблизи матриц врагов активировало крошечное устройство и посылало сигнал тревоги в мозг властителя.

А ведь люди на Земле не знали о Звонарях. Они ничего не знали и о властителях. И возможно, Кикаха стал единственным землянином, которому довелось услышать о существовании этой расы и увидеть один из других миров.

Звонари расползутся по Земле, как раковая опухоль, и ничто тогда не спасет людей. Одного за другим их превратят в марионеток. Антенны матриц разрушат невральные связи, и разум Звонарей овладеет телами людей. Вторжение чужаков будет настолько коварным и скрытным, что люди узнают о нем лишь на последней стадии, да и то только при невероятном стечении обстоятельств.

И поэтому Звонаря надо найти и убить. В то же время Рыжий Орк, властитель Земли, уже знал о пятерых незваных гостях, прошедших через врата в его владения. Он пока еще не подозревал, что один из них — Черный Звонарь. Но Орк станет охотиться за всеми пятерыми. Жаль, что Кикахе с Ананой о нем ничего не известно. Было бы неплохо известить его о появлении Черного Звонаря. Но Анана и уж тем более Кикаха не знали, где он живет. Впрочем, всего лишь несколько часов назад Кикаха не знал даже о том, что и у Земли есть свой властитель.

Через пятнадцать минут путешественники спустились со склона и выехали на плоскогорье. Маленький городок со множеством белых уютных домиков на пересечении дорог издали выглядел чистеньким и симпатичным и казался бы сказочным местом, если бы не рекламные щиты и вездесущие вывески.

Проезжая по главной улице, Кикаха и Анана заметили на стоянке черные мотоциклы, а рядом, в закусочной под открытым небом, — остатки банды крутых и сексуально озабоченных «Хамов Люцифера». Они развалясь сидели за летними столиками, поедая гамбургеры и запивая их пивом. Услышав знакомый рев «харлея-дэвидсона», они подняли головы и раскрыли рты от удивления, когда пара незнакомцев промчалась мимо на машине их приятеля. Один из парней вскочил на мотоцикл и ударом ноги завел мотор. Его давно не чесанную голову украшала конфедератка. Высокую фигуру облегала белая шелковая рубашка с оборками на шее и запястьях. Наряд завершали блестящие черные штаны с красными лампасами и ботинки с меховой отделкой.

Остальные тоже побежали к машинам. Кикаха знал, что такие ребята разбираются в своих делах без помощи полиции. Что-то в их облике указывало на пренебрежение и неприязнь к закону. И они, очевидно, хотели взять весы Фемиды в свои грязные руки. Но Кикаха догадывался, что в городке они наглеть не станут. Он выжал газ и помчался на предельной скорости.

Как только поселок остался за поворотом дороги, Анана обернулась и выждала момент, когда вожак оказался в десяти футах от нее. Он пригибался к рулю, и на его губах играла недобрая усмешка. По-видимому, он намеревался обогнать их и заставить остановиться, а то и мог сбить машину Кикахи ударом ноги. Сзади мчались еще пятеро мотоциклистов. Они растянулись в длинную шеренгу, и двое из них выехали на встречную полосу. Остальные мотоциклы, на каждом из которых было по два седока, отставали на двадцать-тридцать ярдов.

Быстро оглянувшись, Кикаха подбодрил Анану, и она выпустила луч, который срезал половину колеса у первой машины. Передок мотоцикла с визгом прочертил на бетоне искристую дугу, вожак вылетел из седла, и его рот открылся в крике, который никто не услышал. Он упал на обочину и заскользил по щебню, раздирая об острые камни лицо и тело. Пятеро мотоциклистов, следовавших за ним, попытались избежать столкновения с упавшей машиной, которая оказалась на их пути. Словно стайка рыб, они разъехались в стороны, но Анана полоснула лучом по колесам передних машин, и три мотоцикла свалились в одну кучу. Два оставшихся занесло на обочину, где они едва не упали в кювет. Другие мотоциклисты сбавили скорость, объезжая упавших седоков и разбитые машины.

Кикаха усмехнулся и закричал:

— Молодец, Анана!

Но, оглянувшись еще раз, он выругался, и улыбка исчезла с его лица. Из-за поворота в полумиле от них появилась черно-белая машина с красной мигалкой на крыше. Он надеялся, что полиция остановится около сбитых мотоциклов и станет расследовать дорожное происшествие. Но машина объехала кучу тел и битой техники, затем вновь вернулась на дорогу и, включив сирену, помчалась в погоню за Кикахой.

Когда их отделяло от полицейской машины каких-то пятьдесят ярдов, Анана обернулась и рассекла лучом передние шины. Касание получилось таким мимолетным, что ободы колес уцелели, и их только слегка скосило набок. Машина осела, ее повело в сторону, но она продолжала погоню. Внезапно автомобиль сбавил скорость, обоих полицейских бросило на стекло, и сирена умолкла. Машина дернулась два раза, потом остановилась. Красные мигающие лампы превратились в маленькие точки, и Кикаха свернул за поворот, так и не узнав, что случилось с полицейскими.

— Если это будет продолжаться и дальше, у нас скоро кончатся заряды!

— прокричал он. — А мне хотелось бы, черт возьми, приберечь их на крайний случай! Я и представить себе не мог, что у нас возникнет столько проблем. А ведь мы только начали!

Проехав пять миль, он увидел еще одну полицейскую машину, которая ехала навстречу. Она скрылась в широкой лощине и на минуту пропала из виду.

— Держись! — закричал Кикаха и свернул с дороги. Перескочив через небольшой кювет, он выехал на широкую поляну, где камней было больше, чем травы. В сотне ярдов от дороги начиналась роща. Кикаха почти добрался до нее, когда в поле зрения снова появилась полицейская машина. Анана, цепляясь за него, прокричала, что полицейские тоже свернули на поляну. Кикаха притормозил. Анана навела излучатель на машину и выстрелила в бугор у самого бампера. Луч прочертил в земле глубокую борозду, шины взорвались, и из радиатора потекла вода.

Кикаха развернул мотоцикл и под углом к машине направился в сторону шоссе. Двое полицейских, взобравшись на бугор, открыли стрельбу. На таком расстоянии попасть в седоков было практически невозможно, тем не менее шальная пуля пробила им заднее колесо. Раздался хлопок, мотоцикл завилял, и Кикаха заглушил двигатель. Они проехали по инерции еще несколько ярдов. Полицейские с криками бросились к ним.

— Вот же дьявол! — пробормотал Кикаха. — Мне так не хочется их убивать! Хотя посмотрим…

Полицейские были толстыми и грузными. Им явно перевалило за сорок, а то и за пятьдесят. Кикаха и Анана могли поспорить в силе и ловкости с любым двадцатипятилетним, но их рюкзаки весили около тридцати фунтов каждый.

— Мы все равно их обгоним, — сказал он, и они побежали к дороге.

Полицейские вновь открыли стрельбу, выкрикивая приказы и угрозы. Однако быстро бегать они оказались не в состоянии и отставали все больше и больше, пока наконец не перешли на трусцу. Через полмили полицейские остановились. Присев на обломок скалы, они беспомощно наблюдали, как уменьшаются фигуры беглецов.

Кикаха усмехнулся, побежал быстрее и, сделав круг, направился к машине. Оглянувшись, он увидел, что полицейские догадались о его намерении. Они почувствовали, что оказались в дураках, и теперь бежали за ним из последних сил. Их ноги и руки мелькали, как поршни насоса, но движения становились все менее энергичными. Вскоре они перешли на шаг.

Кикаха открыл дверь машины, вырвал микрофон, затем сунул руку под приборную доску и оборвал провода, шедшие от рации. К этому времени к нему подбежала Анана.

Ключ зажигания по-прежнему находился в замке, а сами колеса, не считая шин, почти не пострадали. Анана забралась в машину, Кикаха сел за руль и завел мотор. Полицейские побежали быстрее. Они открыли стрельбу, но машина, подскакивая на камнях, набрала скорость и помчалась по поляне. Одна пуля пробила заднее стекло, покрыв его узором трещин. Затем автомобиль с грохотом проскочил кювет и выехал на шоссе.

После двух миль пути, устав от скрежета и яростных рывков, Кикаха решил расстаться с машиной. Он съехал в небольшой овраг, аккуратно запер двери и выбросил ключ в заросли сорняков. Не успели они пройти и пятидесяти ярдов, как послышался нараставший шум. Позади показался автобус. Он был весь разрисован спиралями, точками, квадратами, кругами и кляксами различных цветов По переду и бокам автобуса тянулась длинная строка из ярко-желтых букв с оранжевым обводом — «КОРОЛЬ ГНОМОВ И ЕГО ТУХЛЫЕ ЯЙЦА». Выше надписи виднелись четвертные ноты, маленькие гитары и барабанчики, нарисованные алой и желтой красками.

Взглянув на мелькнувшие в окнах лица, Кикаха сначала подумал, что автобус захватили «Хамы Люцифера». Все те же длинные немытые волосы, вислые усы и бороды у мужчин; все та же густая косметика и длинные распущенные волосы у женщин.

Но лица казались немного другими — диковатыми, но не грубыми; отрешенными, но не жестокими.

Скрипнув тормозами, автобус замедлил ход и остановился. Дверь распахнулась, и из нее высунулся бородатый парень в огромных очках. Он махнул путникам рукой, приглашая в салон. Подбежав к автобусу, Кикаха и Анана осторожно поднялись по ступеням. Их встретили раскаты веселого смеха и бренчание гитар.

За рулем сидел юнец, похожий на Буффало Билла. Он закрыл дверь, и автобус помчался дальше. Кикаха осмотрелся, приглядываясь к лицам шестерых парней и трех девушек. В конце салона за небольшим раздвижным столом трое пожилых мужчин играли в карты. Взглянув на новых пассажиров, они помахали руками и вернулись к игре. Часть автобуса была отгорожена, и там, как выяснилось позже, находились две костюмерные комнатки, ванная и туалет. На сиденьях и багажных полках лежали гитары, барабаны, ксилофоны, саксофоны, флейты и даже одна огромная арфа.

Юбки двух девушек едва прикрывали ягодицы. Темно-серые колготки и яркие кружевные блузы рельефно подчеркивали все интересные места их статных фигур, а великое множество разноцветных бус и густая косметика придавали им вид неземных созданий — зеленые и серебристые веки, накладные ресницы, пятна вокруг глаз, как у панды, зеленые (!) и бледно-лиловые (!) губы. В отличие от подруг, третья девушка вообще не пользовалась косметикой. Ее длинные черные волосы доходили до талии. Она носила облегающий свитер в красно-зеленую полоску — без рукавов и с глубоким вырезом спереди. Наряд дополняли джинсы и сандалии. Парни в основном были одеты в брюки-клеш и кружевные рубашки с оборками, но главными атрибутами являлись длинные волосы и темные очки.

«Королем гномов» оказался высокий парень с лицом обреченного туберкулезника. Его внешность немного оживляли волнистые волосы, длинные усы и огромные очки, которые держались на самом кончике большого носа. В ухе у него торчала серьга. Знакомясь с гостями, он назвал себя Лу Баумом (производное от фамилии Голдбаум).

Кикаха отрекомендовался Полом Финнеганом, а Анану представил как Энн Финнеган. Он сообщил Бауму, что она приходится ему женой и что они совсем недавно приехали из финской Лапландии. Он знал, что в подобных компаниях обычно не бывает людей, говорящих по-лапландски, и потому считал эту генеалогию абсолютно беспроигрышной.

— Так, значит, она из страны северных оленей? — воскликнул Баум. — С ума сойти! Настоящая фея!

Он присвистнул, чмокнул кончики своих пальцев и послал Анане воздушный поцелуй. Слова сыпались из него, как горох из дырявого мешка.

— Да, куколка у тебя заводная, лопнуть мне на месте! Я просто в отпаде, старик! Слушай, а кто из вас играет на этой штуке?

Он кивнул на футляр в руке Кикахи.

Тот ответил, что в музыке они ничего не смыслят, а футляр используют вместо чемодана. Он не стал распространяться о том, что когда-то играл на флейте и увлекался ею до 1945 года. Кикаха не счел нужным описывать те музыкальные состязания на свирели, в которых он представлял честь «медвежьего народа» чужого Многоярусного мира. И он не стал перечислять то великое множество инструментов — земных или совершенно чуждых, — на которых умела играть Анана.

— Сначала мы бродили по Европе, а потом перебрались в Америку, — рассказывал он. — Этот месяц мы провели в горах, а потом решили сменить обстановку и посмотреть на Лос-Анджелес. Ни она, ни я еще там не бывали.

— Все ясно, — подытожил Баум. — Простые бродяги.

Он говорил с Кикахой, но все время смотрел на Анану. Его глазки блестели, руки совершали странные движения, словно он лепил из воздуха бюст Ананы.

— А она может петь? — неожиданно спросил он.

— Может, только не по-английски, — ответил Кикаха.

Девушка в джинсах встала и подошла к ним.

— Кончай, Лу, — сказала она. — У тебя с этой цыпочкой ничего не выйдет. Наш новый приятель убьет тебя, если ты ее хоть пальцем тронешь. Или она сама тебя прикончит. Эта штучка еще и не на такое способна.

Очевидно, Лу одолели сомнения. Он придвинулся к Кикахе и уставился в его глаза, будто рассматривал в микроскоп экзотическую бациллу. Кикаха почувствовал в его дыхании странный едкий запах. Через мгновение он понял причину этого зловония. Такой же запах исходил от жителей города Таланак на уровне Америндии — города, вырезанного в жадеитовой горе. Они курили наркотический табак, и, хотя Кикаха никогда не пробовал ничего подобного, он всегда подозревал, что это марихуана. Дело в том, что жители Таланака являлись потомками ольмеков из древней Мексики, и, попав в ловушку, расставленную властителем Ядавином, они, очевидно, пронесли в новый мир ростки любимого дурмана.

Зеленые глаза Кикахи не вызвали у Лу никаких подозрений. Он медленно повернулся к девушке, которую звали Му-Му Нансен, и сердито спросил:

— Слушай, милашка, а ты не вешаешь мне лапшу на уши?

— Нет, Лу, в этих ребятах есть что-то странное, — сказала Му-Му. — Что-то сильное, влекущее и пугающее. Они чужие, понимаешь? Они совершенно чужие.

Кикаха почувствовал холодок, который волной прокатился по спине.

Анана придвинулась к нему и тихо зашептала на языке властителей:

— Не знаю, о чем она говорит, но мне это не нравится. В ней есть что-то от зандры. Девчонка видит суть вещей.

Слово «зандра» не имело точного или приблизительного аналога в английском языке. Оно означало некую смесь психолога, ясновидящей и безумной ведьмы.

Лу Баум покачал головой, вытер вспотевший лоб, а затем снял очки и начал надраивать платочком стекла. Его голубые близорукие глаза подозрительно прищурились.

— Эта крошка чувствует людей не хуже телепата, — сказал он. — Она немного не в себе, но мне такие бабы нравятся. И она знает, о чем говорит.

— Я чувствую вибрации, идущие от вас, — объяснила Му-Му. — А они никогда меня не подводили. Обычно я просекаю людей вот так… — Она громко щелкнула пальцами. — Но от вас обоих исходит что-то странное. Особенно от нее. Я не могу понять, что именно. Вы как будто не из этого мира. Словно марсиане… Ты врубаешься, Лу?

Невысокий прыщавый блондин, которого все называли Стертым, поднял голову и отложил гитару в сторону.

— Финнеган не марсианин, — сказал он с широкой ухмылкой. — У него среднезападный акцент, и похоже, что он из Индианы, Иллинойса или Айовы. Скорее всего хужер, верно?

— Да, я хужер, — подтвердил Кикаха.

— Эй, парни! А ну закройте глаза! — прокричал Стертый. — Вы только послушайте, как он говорит. Скажи им что-нибудь, Финнеган. Скажи! Если его голос не точная копия Гэри Купера, я съем парадный бюстгальтер Му-Му!

По просьбе пассажиров Кикаха произнес несколько слов, и все засмеялись.

— Вылитый Гэри Купер! А ты, случайно, не поешь за него, парень? — кричали они.

Их смех разбил ту хрупкую напряженность, которую воздвигли слова Му-Му. Девушка, улыбаясь, села на свое место, но пристальный взгляд ее темных глаз вновь и вновь возвращался к двум незнакомцам, и Кикаха знал, что она не удовлетворена. Лу Баум устроился рядом с ней. Его кадык дергался, как поршень насоса. На лице застыло угрюмое и немного обиженное выражение. Однако Кикаха догадывался, что парня по-прежнему терзало любопытство — вернее, любопытство и легкий испуг.

Очевидно, он действительно считал свою подругу телепатом. И возможно, даже побаивался ее. Кикаху это не волновало. Он воспринимал ее экспресс-анализ как обычный маневр ревнивой женщины. А она явно хотела отвадить Баума от Ананы.

На данный момент Кикаха поставил перед собой две задачи — как можно быстрее добраться до Лос-Анджелеса и ускользнуть от наемников Орка. С автобусом им, конечно, повезло, размышлял Кикаха. Но задерживаться в этой компании не стоит. Как только они доберутся до подходящего места на окраине города, он пошлет подальше и «короля гномов», и его «тухлые яйца».

Кикаха решил осмотреть остальную часть автобуса. Когда он двинулся по проходу, трое пожилых мужчин, игравших в карты, подняли головы, но ничего не сказали. Он почувствовал легкое отвращение к их залысинам и седым волосам, расплывшимся и обрюзгшим лицам, к их морщинам, покрасневшим глазам, двойным подбородкам и большим животам. За двадцать четыре года, прожитых во вселенной Ядавина, он видел только пятерых пожилых человек. Люди там доживали до тысячелетнего возраста — если, конечно, им удавалось избежать несчастных случаев и насильственной смерти. Они не старели вплоть до последней сотни лет, но лишь немногие познавали бренность своих тел. И поэтому старость в мире Ядавина считалась исключительно редким явлением. Однако легкая неприязнь Кикахи не шла ни в какое сравнение с отвращением, которое испытывала к старикам Анана. Она выросла в мире, где не было физически старых людей. И хотя ее возраст достигал десяти тысяч лет и она успела побывать во многих вселенных, земляне казались ей самой безобразной расой в галактике. Властители придерживались строгих эстетических норм. Они удаляли из своих владений все, что казалось им некрасивым и мерзким.

Зато остальные получали дар нескончаемой юности.

Баум встал и пошел за Кикахой.

— Что-нибудь ищешь, друг?

— Я очень любопытен, — ответил Кикаха. — Тут есть какой-нибудь выход, кроме передней двери?

— Аварийный выход в женской костюмерной. А зачем он тебе понадобился?

— Просто мне нравится знать такие вещи.

Кикаха не понимал, почему других людей удивляла его осмотрительность.

Ему хотелось разведать пути отхода — что же в этом такого?

Он заглянул в туалет и две костюмерные, а затем исследовал аварийный выход, чтобы в случае необходимости открыть его без лишних проблем.

Баум шел за ним следом.

— Нахальства тебе не занимать, приятель, — сказал он. — Ты знаешь, что любопытство погубило кошку?

— Но оно оставило живым кота, — ответил Кикаха.

Баум придвинулся ближе и понизил голос:

— Слушай, ты действительно зависаешь на этой телке?

Фраза была новой для Кикахи, но он понял ее смысл.

— Да. А что?

— Ты разбил мое сердце, старик. Я приторчал от нее, понимаешь? Только без обид, приятель, — добавил он, когда Кикаха сузил глаза. — Му-Му тоже куколка что надо, но она немного странная. Ты и сам, наверное, заметил. Она говорит, что вы чудики и что от вас надо держаться подальше. Но вы мне нравитесь. И знаешь, если тебе нужны деньжата, скажем, тысяча или две, мы можем запросто договориться. Ты отдаешь мне свою красотку или, образно говоря, уступаешь ее на какое-то время, а сам отваливаешь в сторонку пересчитать шальные деньги… В общем, ты понимаешь, что я хочу сказать.

Кикаха усмехнулся.

— Две тысячи? — спросил он. — Наверное, ты ее очень сильно хочешь!

— Я понимаю, приятель, две тысячи на дереве не растут, но за такую бабцу не жаль и последней рубашки…

— Наверное, ты неплохо зарабатываешь, если бросаешься такими деньгами.

На этот раз Баум действительно удивился и даже немного обиделся. — Ты что, смеешься? Хочешь сказать, что не слышал о моей группе? Да нас знает вся страна! Включи любой приемник — и мы там! Тридцать восемь раз в десятке лучших! Золотой диск и концерты в «Чаше» <»Голливудская Чаша» — концертный зал под открытым небом.>! Думаешь, куда мы сейчас едем? Туда, дружочек, в «Чашу»! Неужели не врубаешься?

— Мы только недавно вернулись в Америку, так что не удивляйся, — сказал Кикаха. — А что, если я возьму твои деньги, а Энн пошлет тебя подальше? Не стану же я силой подсовывать ее под тебя.

Баум обиделся еще больше:

— Да мне девки отдаются по дюжине за ночь. Ткну пальцем в любую, и она моя. У меня их как грязи, понял? И ты говоришь, что эта Энн — эта дочка Деда Мороза — пошлет меня подальше? Откажет мне? Бауму? «Королю гномов»?

Кикаха критически осмотрел его перекошенное прыщавое лицо и кривые прокуренные зубы.

— Ладно, деньги у тебя при себе?

До этого момента голос Баума был просительным и льстивым. Но теперь в нем появились нотки торжества и легкого презрения.

— Я могу дать тебе тысячу, и, возможно, Солли, мой агент, отстегнет еще пять сотен. На остальное выпишу чек.

— Прямо как на распродаже рабов, — проворчал Кикаха. — Слушай, Лу, тебе же не больше двадцати пяти, верно? И ты вот так соришь деньгами?

Он вспомнил свою молодость во времена Великой депрессии. С каким трудом ему удавалось сводить концы с концами и как тяжело приходилось другим.

— А ты точно чудик какой-то, — раздраженно проговорил Баум. — Неужели до тебя не дошло? Или ты просто притворяешься простачком?

Его голос переполняло презрение. Кикахе хотелось рассмеяться ему в лицо и врезать по зубам, однако он не сделал ни того ни другого.

— Ладно, гони свои пятнадцать сотен. Но только прямо сейчас. И знай, если Энн на тебя наплюет, обратно деньги не получишь.

Баум нервно оглянулся на Му-Му, которая подсела к Анане.

— Подожди, пока мы доберемся до Лос-Анджелеса, — сказал он. — Когда остановимся перекусить, можешь сваливать. Деньги получишь перед самым уходом.

— А у тебя хватит мужества рассказать своей подружке, что Энн остается с вами? — с усмешкой спросил Кикаха. — Впрочем, это твои проблемы. Я согласен на все условия, но деньги ты принесешь сейчас! Иначе Му-Му узнает о нашем разговоре.

Баум побледнел, и его челюсть немного отвисла.

— Ну ты и змей… Наглости тебе не занимать!

— И еще мне нужен подписанный документ, который будет объяснять происхождение этих денег. Я хочу быть чист перед законом.

— Думаешь, я собираюсь сдать тебя легавым?

— Да, мне на ум пришла такая возможность, — ответил Кикаха, удивляясь тому, что полицейских теперь стали называть «легавыми».

— Возможно, тебя где-то и носило по Европе, но, я смотрю, ты еще не забыл наших коронных приколов, — похвалил его Баум, переходя на менее презрительные тона.

— Люди вроде тебя есть повсюду, — отозвался Кикаха.

Он знал, что им с Ананой потребуются деньги, а времени на честный заработок не будет. Воровать и грабить ему не хотелось, и он решил по возможности не преступать границ закона. Если этот самонадеянный глупец считает, что Анану можно купить за деньги, пусть платит за возможность испытать свое счастье.

Баум покопался в карманах куртки и, вытащив восемь сотенных купюр, вручил их Кикахе. Затем подошел к раздвижному столику и о чем-то заговорил с лысоватым толстяком, который курил огромную сигару. Тот яростно замахал руками и бросил несколько хмурых взглядов на Кикаху. Тем не менее Баум настоял на своем и выпросил еще пять сотен. Он написал записку на клочке бумаги, где удостоверял, что деньги являются оплатой долга Полу Я. Финнегану. Вручив ее Кикахе, он потребовал, чтобы тот написал ему расписку в получении денег. На остальную сумму Баум выписал чек, но Кикаха не сомневался, что оплата по этому аккредитиву будет приостановлена.