Внутри и снаружи

Его телефон зазвонил так, как будто человек на другом конце провода хотел сообщить сногсшибательное известие. Возможно, что так оно и есть. Калл снял трубку.

— Алло! Кто говорит? Что хорошего?

Голос на другом конце говорил на ломаном еврейском со скандинавской певучестью.

— Агент Свен Ялмар говорит. В секторе я ХХБ-8Н/Б.

Калл припомнил огромную карту, висящую в соседней комнате. Он знал, где находится Свен. Примерно знал, потому что карта города несколько изменилась после последнего расширения. Джек ожидал, что телефонная линия будет неисправна после землетрясения, но все было в порядке.

— Будь спокоен, кое-что действительно хорошее у меня, — заверил Свен. — Сколько падших ангелов может поместиться на острие иглы?

— Ты тупой остряк, — обрезал его Калл. — Не знаешь что ли, что мы здесь заняты делом? Ты что, звонишь только ради своих тупых шуток? Не трать рабочее время!

— Что? Время? Где? Здесь? Ну и клоун ты! Нет, агент Калл, звоню я не для того, что бы выслушивать твои оскорбления, у меня действительно кое-что горяченькое. По крайней мере, я так думаю.

— Ты так думаешь! Лучше подтверди это фактами, а то я живо доложу, что ты попусту тратишь мое время.

— Господи, — воскликнул Свен, — какие тебе нужны факты? Ты что, хочешь увидеть свидетельство, подписанное и данное под присягой? Все, что у меня есть — парень, конечно, может и чокнутый. Дьявол его знает, тут много таких.

— Парень? — переспросил Калл. — Что за парень?

— Он называет себя просто Федором. И утверждает, что он славянин — божий идиот. Сам лысый и с длинной бородой. Похоже, что он прошел через Ад, еще не покинув Земли. Да он может сам с тобой поговорить. Он, правда, тараторит, но убедительно. Убедительно, как сам Сатана. Подожди, минутку, не вешай трубку. Я сейчас позову его.

Свен куда-то удалился, прежде чем Калл прокричал ему, чтобы тот не занимал линию. Председатель одарил Калла таким взглядом, что у Джека похолодели ноги. Он понял, что сейчас Свену надо будет преподнести нечто действительно из ряда вон выходящее, иначе они оба могут кончить — и возможно буквально — в кипящем котле. У Биржи были ужасные и эффективные способы по поддержанию дисциплины и наказанию провинившихся. От них не спрячешься. Он-то уж это знал: сам когда-то выслеживал беглецов, решивших порвать с Биржей. Раз уж тебя взяли и ты узнал секреты, ты здесь — навсегда. Обратного пути нет.

Калл барабанил пальцами по каменной поверхности стола и кусал губы; кусал, пока не почувствовал вкус крови. Этот вкус напомнил ему о наказании, которое он видел. Оно было присуждено человеку, который рассердил председателя. Калл сидел и потел, несмотря на прохладный поток воздуха из древних, но эффективных кондиционеров. Прошел, казалось, целый час (а может, так оно и было), прежде чем он снова услышал голос Свена.

— Извини, что так долго. Передаю трубку Федору.

— Федор, славянин — божий идиот, у телефона, — сообщил высокий голос. — Я принес вам хорошие новости.

«Еще один свихнувшийся», — подумал Калл.

— Короче, — строго сказал Калл, — ты и так занимаешь линию слишком долго. Давай самую суть твоего сообщения. Если я решу, что оно стоящее, расскажешь детально. — Потом, подумав, добавил: — Ты раньше не звонил сюда? Что-то голос мне твой знаком.

— Никогда, — заверил Федор. — Впервые разговариваю с человеком по имени Калл.

— Ну, хорошо, валяй, что там у тебя?

— Слушай, — начал Федор взволнованно. — Ты знаешь теорию Переводов? Это, когда считают, рождение — перевод на один язык, жизнь — это еще один перевод на другой язык, а смерть — это еще один перевод. Но смерть может быть переводом на два языка: смерть в Аду и смерть в Раю. А может быть, три, если учитывать забвение или преддверие Ада? А может и все четыре, если рассматривать и Чистилище, хотя прямых доказательств нет, что оно существует. Возможен вариант, что этот мир и есть Чистилище, а не Ад. Тогда у нас есть надежда. Правда, если это Чистилище, почему нам этого не сказали, что бы мы знали, почему страдаем и что нам надо сделать, чтобы вырваться отсюда. Но, вообще-то, эти же вопросы остаются, если мы — в Аду. Почему бы нам не сказать, отчего мы здесь и что будет дальше, если вообще что-то будет.

Конечно, ты можешь сказать то же самое и про жизнь на Земле. Мы не знаем, откуда мы там появились, почему именно там, и что же с нами будет дальше. Но там были хоть намеки на то, что многие рассматривали как тайну. Церковь нам объясняла, что есть что, а она брала свои знания из Святых книг, продиктованных Самим Богом, в некотором роде. Да, церковь не вдавалась в подробности, а иногда, и в общих-то чертах не все затрагивала. Но она давала нам достаточно, чтобы бросить якорь веры, и тогда наша вера, попав под ветер сомнений могла, как паук, на паутине…

— Ближе к делу! — прервал его Калл. — Почему ты здесь, например?

— Я не знаю, почему, если это Ад. Я верил и продолжаю верить. Я был несчастным грешником. Да, это так. Но я верю! И я любил Его! И я люблю человека! И я люблю Его в человеке. И я люблю в Нем человека!

— Оставь свои проблемы при себе, — опять перебил его Калл, — что ты можешь сообщить ценного?

— Нас интересует один… нет, даже два вопроса, — продолжал Федор. — Во-первых, где находятся люди, не попавшие сюда, если это Ад. И второе: мы хотим узнать личность Х, Черной Мессии, да и самого Христа.

Третье он не упомянул.

Федор не рискнул сразу же продолжить свою речь, но Калл слышал его тяжелое дыхание.

— Говори! — крикнул испуганно Калл, потому что глаза президента опять остановились на нем. — Что случилось?

— Возможно, — продолжал Федор, — я могу помочь, но для этого я должен немного отклониться от темы. Моя мысль будет непонятна без вступления, без фундамента, так сказать. Запасись терпением. А почему бы и нет? У нас впереди целая вечность.

— У тебя, но не у меня, — возразил Калл, чувствуя как пот течет у него из-под мышек по ребрам.

— Ты знаешь точно, что Иисус посетил Ад на три дня, пока его тело находилось в гробу. Целых три дня. Три дня Он проповедовал истинного Бога среди язычников и библейских евреев, которые были обречены страдать в Аду, пока Он не придет. И Он спас их! Он освободил их! Его присутствие и внешность позволили им покинуть Ад и попасть на Небеса. Таким образом Абрам, Моисей, Сократ и многие другие, которые без Него не могли понять настоящий свет, все они поверили Ему и смогли пройти сквозь ворота Ада…

— Я все это слышал, — опять прервал Федора Калл, — но я ни разу не встречал никого, кто сказал бы, что видел как эти люди дохристианской эпохи действительно покинули Ад. Подумай об этом, никто не видел дохристианских людей в городе. Эта теория не выдерживает никакой научной критики. Все врут и продолжают врать. Бог свидетель, я достаточно много разговаривал с людьми, прошел для этого немало миль, встречался с людьми, которые были здесь когда Христос — или кто-то, утверждающий что это Он — был и проповедовал здесь.

— Но Он ушел отсюда? — пронзительно завизжал Федор. — УШЕЛ?

— К чему ты, черт побери, клонишь?

— Предположим, что здесь был человек, раскаивающийся в своих грехах. Но слишком поздно. И он слышал от падших Ангелов, что Христос будет здесь и пробудет три дня. И так, хорошо все продумав, он решил получить расположение дьяволов и отличиться среди них. Вспомните, это было в те времена, когда дьяволы превосходили числом человека, и этот человек был удостоен чести, или бесчестия, для получения демонства. Таким образом, Христос пришел сюда, был схвачен и заперт в тюрьму, что, как можно предположить, было вполне по силам дьяволам. О причинах этого мы можем только догадываться. Конечно, они не могли схватить Его без Его согласия, но Он, видимо, молчаливо согласился по причине, о которой мы также можем только догадываться. И этот человек, обращенный в дьявола был избран для изображения Христа, вернувшегося на Землю. Но он, оказавшись на Земле, перешел на другую сторону. Теперь он предал Ад и отказался выполнять их план. И, может, ему даже позволили вознестись. А Христос тем временем, остался в Аду, заключенный здесь, вместо него.

И со временем Он стал здесь "Х", Черным Мессией, Черным Спасителем? Ведь человек, восставший из гроба, не дал деве Марии дотронуться до него. Это потому, что на нем еще лежала печать дьявола. Не дотронулась бы рука Марии вместо святой добродетели до заразной плоти дьявола? Неверующий Фома был не уничтожен Небесными Силами, или Властями, так как те тогда еще не решили, что делать с фальшивым Христом. Все силы Властей тогда были направлены на переделку фальшивого Христа, из дьявола в святого. Конечно, это самая слабая точка во всей моей гипотезе, так как обращение человека из святого в дьявола может произойти лишь по доброй воле.

И, конечно, все это — лишь размышления и предположения. И, возможно, что фальшивый Христос сделал ошибку, совершая зло в Аду для того, чтобы совершать добро на Земле и на Небесах. Он мог сообразить, что цель не оправдывает средств; и творить зло в Аду, даже для грешников, обреченных на вечные мучения, — все равно творить зло. И он мог сбежать отсюда только на короткий срок, чтобы потом получить еще более суровое и страшное наказание. После Земли, он опять вернулся в Ад. Вознесение было обманом — ведь Христос-то находился здесь, в Аду. Апостолы думали, что Христос вознесся на небо, в то время как фальшивый Христос вернулся в Ад. Получается некая небесно-земная-адская теория относительности.

«О, боже, — подумал Калл, — я потерял столько времени, слушая этого сумасшедшего». Но потом он подумал: «Подожди-ка. А ведь это здорово! Ведь это чудесно!» Это было чудесно не по тем двум причинам, которые высказал Федор, а по третьей, им не высказанной.

— Не вешай трубку, — сказал Калл. — Нас временно разъединят, но я потом подключусь снова. Просто не вешай трубку.

Калл нажал на рычаг, а потом на кнопку у основания телефона. Так установилась связь между ним и Стенгариусом, одним из служащих, сидящих у платформы. Калл кратко передал Стенгариусу рассказ Федора, и поняв, что тот заинтересовался, описал подробности.

— Вы думаете, президент клюнет на это? — поинтересовался Калл. — Я лично предполагаю четыре рынка — богатых рынка — для этой истории. И, бог знает, что еще из нее можно выжать.

— Да, я согласен, — поддержал его Стенгариус. — Но решение — за президентом.

Стенгариус разъединился с Каллом и установил прямую связь с президентом. Эта связь прошла через секретаря президента, который сидел на базальтовом стуле у ступенек, поднимающихся на платформу. Калл видел, как секретарь ответил Стенгариусу, а затем соединился с президентом.

Старик держал телефонную трубку у себя под бородой. Трубка исчезла в белой путаной массе, похожей на спагетти или пучок белых червей. Долгое время он молча слушал. Внезапно длинные волосы на верхней губе президента раздвинулись, и под ними появилась черная дыра. Президент повернул голову в сторону Калла, и на мгновение Джек увидел его профиль с крючковатым носом, и черные глаза уставились на Калла. Джек знал, что человеческие глаза не светятся, как это бывает у кошек, но эти, казалось сверкнули во мраке. А может, такой эффект создал ужас, жуткий ужас, проснувшийся в душе у Калла.

Президент кончил разговаривать со Стенгариусом, и Стенгариус сделал Каллу знак из сложенных буквой "О" большого и указательного пальца. Джек улыбнулся. Если это дело сработает, то он может получить повышение, и, возможно, окажется сидящим в одном из нижних рядов. А возможно, в один прекрасный день он получит секретарство. А дальше, хотя это маловероятно, он может стать и президентом. Ведь президент сидит на своем троне уже давным-давно.

Голос Федора оторвал Калла от приятных мыслей и вернул к действительности.

— Мистер Калл, я еще не все сказал. Мне осталось рассказать немножко.

Внезапно Калл понял, почему голос кажется ему знакомым. Конечно же! Он совсем недавно слышал этот голос в своей квартире, когда хотел положить трубку после ухода доктора Б.О.

— Внизу, в канализации, — сказал Калл.

На другом конце провода Федор затаил дыхание. Затем послышалась скороговорка на каком-то славянском языке. Возможно, русском. Похоже, Федор был сильно взволнован услышанным, раз так резко вспомнил свой родной язык. Наконец, он сказал на еврейском:

— Что ты имеешь в виду?

— Сегодня, несколько раньше, была ошибочная связь, — сказал Калл. — И я слышал твой голос, потому-то сначала и решил, что знаю тебя. Ты ведь не член Биржи… что ты делал у телефона?

Калл не сказал, что он слышал только конец разговора и только голос Федора. Он решил, что сможет вытряхнуть из Федора то, чего еще не знает. По крайней мере, очень на это надеялся.

— Мистер Калл, — сказал Федор. — Я не знаю, сколь много вы слышали. И не знаю… на чьей вы стороне.

Федор ни слова не сказал о том, почему он пользовался телефоном.

— На стороне человечества, — ответил Калл. — Ты же не думаешь, что я вонючий Иуда? Я не работаю на Власти, черт подери!

— Я не хочу больше ничего говорить по телефону, — возбужденно сказал Федор. — Я не задумывался об этом раньше, но, возможно, телефоны прослушиваются.

— Даже если это так, Они никогда не показывали этого, — возразил Калл. — Биржа существует очень давно, и Они ни разу ни во что не вмешивались. А если и вмешивались, то косвенно — не в открытую.

Он опять вспотел. Время от времени люди исчезали. Может быть Власти, которых никто не видел, но которые все же существовали?..

— Вы знаете, где я нахожусь, — прервал его размышления Федор. — Я буду ждать вас здесь. Послышался щелчок отключающегося телефона.

Калл не стал вновь подсоединяться к Свену: он решил направиться прямо туда. Для этого нужно было получить разрешение уйти; но после того, как он объяснил, что этот Федор, может оказаться настоящим сокровищем, ему дали «добро». Калл должен был отправиться прямо на место и выяснить все до конца.

— Если ты откопаешь что-нибудь действительно ценное для Биржи, — сказал ему Стенгариус, — станешь большим человеком в Организации. По крайней мере, выше чем сейчас. Только не бери на себя слишком много. А то тебя уберут настолько быстро, что даже не успеешь понять, с какой стороны сверкнул нож. Я бы сам занялся этим, но сейчас слишком занят.

Последняя фраза означала, что Стенгариус не может отлучиться из-за боязни махинаций своих коллег. Раз уже человек дошел до должности первого телефониста, он — пленник должности. Первый телефонист никак не мог использовать возможность покинуть свой пост. Но неудобства такого поста иногда кое-чем компенсировались.

Одной из таких компенсаций была Филлис Нильстром.

Калл вышел из зала биржи в фойе и встретил там Филлис, разговаривающую с Робертсоном, первым телефонистом второй смены. Филлис была обаятельнейшей женщиной среднего роста: пепельные волосы аккуратно зачесаны назад и собраны на затылке в узел, как у Психеи, стройные длинные ноги, округлые плотные ягодицы, узкая талия, плоский живот, грудь полная, твердая, но не вульгарная. Голос — низкий с хрипотцой.

Калл ненавидел ее.

Вскоре после поступления на Биржу, Джека пригласили на вечеринку, которую устраивал Кардинал, Главный телефонист сектора ХХБ-1 А3А. Кардинал представил его Филлис, предупредив, что большее, что Калл может себе позволить, это пожать ей руку. Калл натянуто рассмеялся, но все оставшееся время не мог отвести от Филлис глаз. Он хотел ее так, как не хотел ни одну женщину. Но он был не дурак, и постарался скрыть свои чувства. После этого Джек не упускал ни одной возможности поговорить с ней: в фойе Биржи, на вечеринках, во время как бы случайных встреч. Потом, когда в своем пути наверх по служебной лестнице, он дошел до ранга Главного телефониста сектора ХХБ-3 П/Б и сравнялся в этом с Кардиналом, он объяснился Филлис в любви. Ее связь с Кардиналом в то время придавала ему смелости: он знал, что Филлис несчастлива.

К его удивлению и восторгу, Филлис отнеслась к объяснению благосклонно. Она сказала, что с удовольствием переедет к нему на квартиру. Но это могло произойти, только если Кардинал будет понижен в должности. В этот момент Кардинал был еще слишком силен. Если бы она тогда ушла от Кардинала, ее запросто могли убить, она могла исчезнуть, агенты Кардинала могли просто выбросить ее в канализацию. У Калла не было достаточно власти, чтобы защитить ее.

Спустя некоторое время Заббини, телефонист одного из маленьких секторов, был пойман телохранителями Кардинала в квартире Кардинала. Телохранители убили Заббини и принялись искать своего босса. В квартире его не было, хотя телохранители твердо знали, что из квартиры он не выходил. Выглянув в окно, они увидели на улице толпу, собравшуюся вокруг распростершегося тела. Заббини выбросил Кардинала из окна. Филлис пришла домой позже и выразила массу удивления и мало горя. После расследования, которое вел первый детектив Биржи, Филлис была оправдана. Выяснили, что Заббини был влюблен в Филлис, и очевидно, убил Кардинала, рассчитывая заполучить ее себе в любовницы.

Калл был ошарашен происшедшим. Он не сомневался, что Филлис подстрекала Заббини убить Кардинала, чтобы стать его, Калла, любовницей. Но обо всем этом Джек забыл, как только она переехала к нему. Она была самой страстной женщиной из тех, что Калл встречал раньше. И так он думал до того дня, когда она покинула его ради Стенгариуса, Главного телефониста.

Калл устроил ей грандиозную сцену, назвав ее всеми подходящими именами, которые он смог вспомнить на еврейском и английском языках, прибавив к ним проклятья на дьявольском наречии. Тогда Филлис заявила, что она фригидна и что ей стоит больших усилий разрешать мужчинам дотрагиваться до нее. Она хочет получить от жизни все ценности, — это ее собственные слова — а получить их она может, только разрешая мужчинам возбуждаться от ее красоты. А сама она только изображает непомерную страсть к ним. Калл пригрозил, что расскажет все Стенгариусу, но она только посмеялась и сообщила, что в таком случае она объяснит Стенгариусу, что это ложь, придуманная Каллом для того, чтобы удержать ее, и тогда она посмотрит, как долго Калл продержится на Бирже.

Сейчас, когда он проходил мимо нее в фойе, Филлис заговорила с ним.

— Здравствуй, — холодно ответил он на ее приветствие и хотел пройти мимо.

В ответ она улыбнулась, блеснув белоснежными зубами.

— Я хочу поговорить с тобой наедине, — задержала она Калла.

Робертсон изумленно взглянул на Калла, затем бросил прищуренный взгляд на Филлис.

— До скорой встречи, Филл, — наконец сказал Робертсон и отошел.

— Скоро не получится, — возразила Филлис.

Она подошла к Каллу и взяла его за локоть.

— Насколько я понимаю, ты собрался в долгую поездку.

Калл слегка дрожал от ее прикосновения, он до боли хотел ее. Он ненавидел ее, но в то же время хотел, чтобы Филлис вернулась к нему.

— Это… это… деловая… по… поездка, — выдавил он, ненавидя себя за это предательское заикание.

Филлис холодно улыбнулась и спокойно заметила:

— Не нервничай, Стенгариус знает, что я разговариваю с тобой. Он не истолкует превратно. Тебе нечего боятся. Я убедила его, что у нас с тобой все кончено.

— Я ничуть об этом не беспокоюсь, — возразил Калл, надеясь, что для нее голос прозвучал не так глухо, как показалось ему самому.

— Не сомневаюсь, что так оно и есть, — ответила она с улыбкой, ясно дающей понять, что она все видит и считает Калла перепуганным до смерти.

— Нет же, нет, черт побери, — заверил ее Калл.

— Я не собираюсь обсуждать степень твоего ужаса, поэтому оставим этот разговор. Дело в том, что я еду в тот же сектор, что и ты. Ты будешь моим телохранителем. Стенгариус, конечно, не хотел, чтобы я ехала, но приказал сам президент. Так что, он проглотил эту горькую пилюлю. Но постарался подсластить ее. И этот сахар — ты.

— Что ты имеешь в виду?

— Он считает, что с тобой я буду в полной безопасности. Стенгариус знает, какой ты трудолюбивый и старательный бобер, когда хочешь продвинуться по служебной лестнице. И он знает, что ты ни за что в жизни не сделаешь ничего такого, что может повредить твоей карьере. К тому же, у тебя не хватит мужества притронуться ко мне.

Калл почувствовал, как жар ударил ему в лицо. Он хотел засмеяться, но не смог.

— Возможно, — продолжила Филлис, — бобер — не самое подходящее слово. Может, шакал подходит лучше? Шакал среди львов, Джек Калл?

Он не сразу ее понял. Калл так давно не говорил по-английски, что почти забыл его. К тому же некоторые вещи он помнил довольно смутно. Кто такие львы? Кто такие шакалы? Затем в памяти всплыли образы зверей. Образы были туманными, но не настолько, чтобы не уловить смысл метафоры. Он понял, почему Филлис говорила по-английски. На каком-нибудь другом языке такого каламбура с его именем просто не получилось бы.

«Ну ты и сука! Сама-то, фригидная Стенгариусская шлюха!» — подумал Калл.

Внешне он был спокоен, хотя покрасневшее лицо не могло не выдавать злости.

— Ну, Джек Калл, пойдем? — спросила Филлис.

Она подозвала слугу. Парень взял портфель, Филлиса в сопровождении Калла направилась к выходу из Биржи. На улице, между четырьмя носильщиками, стоял паланкин. Он был сделан из длинных хитро-соединенных друг с другом и обтянутых кожей костей. Носильщики, завидев Филлис, подняли паланкин с земли. Слуга положил портфель на сидение и отошел в сторону. Филлис забралась в паланкин и уселась, откинувшись на груду подушек, сшитых из кожи и набитых листьями каменного дерева.

— Поехали! — приказала она.

Слуга потрусил впереди, крича во все горло:

— Дорогу для служащих Биржи! Дорогу Леди Биржи!

Толпа на улице раздалась, пропуская процессию. Для них вид телефонной трубки, которой махал бегущий впереди слуга, и так говорил слишком много. С Биржей не шутили.

Каллу был предоставлен другой вид транспорта. В другое время, при других обстоятельствах, он бы гордился этим. Впервые его послали на столь важное задание, что выдали билет на экспресс «Свиная спина». Но сейчас, когда в нем горела злоба и ненависть, это было обидно. Ехать у человека на закорках, когда она, глубоко-замороженная сука, покачивается в паланкине — это просто плевок в лицо!

Он вскочил на спину первого попавшегося «пони», здоровенного негра с длинными мускулистыми ногами. Негр поддерживая Калла под ягодицы, пустился со всех ног.

Он пробежал около полумили; первую четверть — быстро, потом начал замедлять бег. К тому времени, когда они достигли следующего «пони», негр пыхтел, как паровоз. Он спустил Калла со спины и тут же свалился на мостовую. Негр отдал пассажиру все, что мог.

Калл прыгнул на спину следующего «пони», низкого, мускулистого блондина, и тот бежал быстро и долго, как только мог, пока не отказали ноги. Он резко остановился и опустил руки. Калл соскользнул со спины. Так и продолжалось это путешествие, милю за милей, разгоняя людей с проезжей части мостовой, «пони» за «пони», пока мелькающие здания и лица горгулий совсем не смешались.

Сменив очередного «пони», Калл понял, что путешествовать таким способом, хоть и престижно, но очень неудобно, да и тяжело. Конечно, передвигался он достаточно быстро, но «пони» часто падали прямо на дороге. Но они привыкли, они быстро восстановят силы, да и возвращаться им недалеко. А Калл не привык к такому способу передвижения, и путь его был не близок. Он чувствовал, что пока достигнет цели, его мышцы настолько занемеют, что и ходить он будет со скрипом. Кожа в тех местах, где ноги Калла терлись о спины «пони», горела; у него началась морская болезнь или болезнь «свинячей спины», если хотите. Трижды Джек был вынужден излить на мостовую свой завтрак.

Солнце стало светить слабее, туманнее, как это было каждые двенадцать часов по песочным часам. Солнце не угасало, а становилось тусклым пятном: оно превращалось в луну. Всю ночь Калл скакал на спине: бедра горели, живот раскачивался, как маятник. И так — всю ночь; затем солнце вспыхнуло опять. Он продолжал путь весь следующий день, остановившись лишь раз, чтобы поесть, да и то был настолько уставшим, что не смог этого сделать. Подняв каменную ложку к губам, Калл упал на пол и заснул. Но «пони» тут же разбудил его, сказав, что они должны трогаться.

Калл понял, что если ты достаточно устал, то спать сможешь в любых условиях.

Но что это за сон! Джек в полусне залезал на спину очередного «пони» и отключался. Но поспать удавалось не более нескольких минут. Когда носильщик уставал, нужно было пересаживаться на другого. Калл падал со спины «пони» на мостовую и от боли просыпался. Так и не придя в себя от падения, он тут же, с чей-нибудь помощью, забирался на спину очередного «пони». И снова проваливался в забытье, но только для того, чтобы проснуться от очередного падения.

Жалобы не помогали. «Пони» отвечали, что в их обязанности не входит бережно опускать пассажиров на землю, или переносить с «пони» на «пони» так, чтобы они этого не замечали. На самом деле у «пони» не было никаких инструкций. Из этого Калл сделал заключение, что все «скакуны» ненавидят свою работу и рассматривают ее как унижение и оскорбление. Единственное, что заставляло их работать «пони», это боязнь остаться безработными: любая работа все же лучше, чем вовсе без нее. И любая работа означала, что ты член Организации, и давала надежду на повышение.

Калл был уставшим и разбитым. На одной из остановок, где был поблизости телефон Биржи, Калл позвонил Стенгариусу. Жалобно, хриплым голосом, он начал описывать грубое обращение с ним: ободранные ноги, колени, нос, горящие бедра. Он жаловался, что человек его положения не должен смиряться с таким унижением. Обращаясь таким образом с Каллом, «пони» выражают свое недовольство Биржей, а этого допускать нельзя.

Последний довод убедил Стенгариуса. Он позвонил местному надсмотрщику и сказал тому, что надо сделать. Без всяких разговоров, надсмотрщик со всем согласился. Он позвонил своим коллегам по пути следования Калла и повторил полученные инструкции. После этого «пони» спускали Калла очень аккуратно и осторожно переносили на спину очередного носильщика.

Теперь Калл начал задумываться, почему бы ему не продолжить путь в паланкине, как Филлис. Тогда он мог бы спать всю дорогу, растянувшись на мягких подушках.

На ближайшей остановке Джек опять позвонил на Биржу. На этот раз Стенгариус взорвался:

— Кем ты, черт побери, себя считаешь? Паланкин положен людям рангом не ниже, чем Первый Телефонист. Быстро — обратно на спину, и скачи, как ветер! Ты попусту тратишь время Биржи! И не думай, что этот твой запрос не вспомнится на ближайшем рассмотрении твоих заслуг.

— Есть, сэр, — смиренно ответил Калл.

Он не рискнул напомнить, что любовница Первого Телефониста путешествует в паланкине, и направился к очередному «пони». К тому времени он настолько устал, что не просыпался даже во время пересадок. Как долго он путешествовал в таком состоянии, Джек сказать не мог. Проснулся от того, что кто-то тряс его за плечо, и увидел над собой широкое красное лицо Свена со свисающими рыжими усами.

— Тяжело, да? — спросил Свен, улыбаясь. — Ты думаешь, дело стоит этого, да?

— Пусть уж лучше стоит, — ответил Калл, с трудом встав на ноги. — У тебя есть кофе?

— Федор ждет в кафе, — ответил Свен. — Пошли.

Не успели они сделать и шести шагов, как началось землетрясение. Каменные плиты под ногами задрожали, и через несколько секунд послышалось глухое громыхание. Здания по обе стороны улицы начали качаться.

Калл бросился на камни, пытаясь зарыться в них. Он закрыл глаза и начал молиться, чтобы его не придавило. Массивные здания часто падали во время землетрясений.

Калл не мог объяснить, почему он молил о пощаде. Смерть была милосердием — хотя и временным, но спасением. Конечно же, он проснулся бы там же, где был раньше. Хотя, может, и не на том же месте, а где-нибудь далеко отсюда, при этом он может потерять свою должность на Бирже. Из-за постоянных интриг в Организации двадцати четырех часов отсутствия было достаточно, чтобы здорово повредить карьере. Не то, что тебя выбрасывают прямо на улицу, а просто ты вдруг оказываешься ступенью, а то и больше, ниже.

Толчки продолжались не более тридцати секунд. Потом наступила тишина. Никто из потрясенных людей и не пытался заговорить. Может, все боялись, что шатко-стоящие каменные плиты обвалятся от звука их голосов?

Калл поднялся и осмотрелся. Особых повреждений не было. Гранитные плиты на некоторых зданиях сдвинулись и теперь угрожающе нависали над улицей. Какая-то женщина вывалилась из окна и ее тело распласталось на голой земле бесформенной массой. В одном месте улицу разворотило, и несколько плит торчали, как полуоткрытые двери в могилу. Кругом валялись телефонные провода.

Свен тихо заметил:

— Ты не обратил внимания, что последнее время землетрясения происходят слишком часто? Может демон сказал правду?

— Какой демон? — спросил Калл.

— Ты же знаешь, какие они лгуны. Но иногда они и не врут, правда при этом стараются, чтобы люди принимали это за ложь. Во всяком случае, он сказал, что на Земле — в разгаре атомная война. И что миграция оттуда настолько мощная, что почти все население Земли, похоже, вымерло. Жалко, что здесь нельзя определить время событий на Земле. Земная и Адская хронология не совпадают; они измеряются в разных единицах.

— Да, — согласился Калл, — если то, что мне говорили, правда, то действительно существует некоторое несоответствие. Я однажды беседовал со стариком, который утверждал, что точно знает, что умершие в последней половине шестнадцатого века эмигрировали сюда раньше, чем умершие в первой половине. Как это можно объяснить?

— Кто что в Аду знает? — ответил Свен, и его лицо покраснело еще больше. — Многое здесь так же загадочно, непонятно и необъяснимо, как и на Земле. Я думаю, это входит в меру нашего наказания. Держать нас в догадках, держать нас в неведении. Если бы мы знали! Но мы — ничего не знаем! И, скорее всего, никогда не узнаем!

— Разве лучше, если бы ты никогда не родился и никогда не существовал? — спросил Калл. — Раньше я и сам так думал. Но при всех несчастьях, унижениях, боли, которую мы испытывали здесь и на Земле, мы ведь бывали и счастливы. И кое-что мы все же знаем.