— Все это ерунда, — сказал он. — Я не нуждался в лечении. Просто требовалось признать, что Я НЕ БЫЛ ВСЕМИ ЭТИМИ ДРУГИМИ ЛЮДЬМИ — никем из них. Я Бейкер Но Вили и никто другой, хотя власти настаивают на идентификации меня как Джефферсона Кэрда.
— Мне первой следовало убедиться в этом, — сказала Брашино.
— Надеюсь, Советники согласятся с вашим выводом.
— Если они нарушают права, им известно, как исправляются ошибки.
Через три дня Кэрд получил по телевидению и в форме официальной распечатки сообщение, что он будет вскоре освобожден. Объяснялся ли его легкий озноб при этом известии радостью или страхом, он не знал. Он сказал себе: Я буду счастлив выбраться из этого цыплячьего места. Однако и долгожданной радости не было. Наверно, так чувствует себя сирота, когда ему неожиданно говорят, что он может отправляться на все четыре стороны и как-то выживать в неведомом взрослом мире.
Он спросил доктора, не является ли главной причиной его освобождения использование ею влияния бабушки — Мирового Советника.
— Никакого влияния на свете не хватило бы, если бы все психиатры, привлеченные к вашему лечению, не рекомендовали освободить вас, — ответила Брашино. — Конечно, моя рекомендация была наиболее весомой.
— Но вы просили вашу бабушку о помощи?
— Полагаю, со времен каменного века люди используют имеющиеся связи для пользы своей и своих друзей.
— И вы использовали ваши?
Она улыбнулась, но не ответила.
Ночью Вторника — последней перед расставанием — он был почетным гостем на большом вечере, устроенном пациентами, персоналом и некоторыми гэнками. Он прилично выпил, выслушал признания в любви трех женщин, включая Бриони, и утешил Донну Клойд. Сжимая его в объятиях и целуя, она шептала: «Не знаю, что будет со мною. Но я в самом деле не чувствую себя преступницей. Но поскольку я не ощущаю истинного раскаяния и сожаления и уверяю всех в этом, мне крышка».
— Твой анти-ТИ поможет лгать. Так лги.
— Ты лгал, чтобы освободиться?
— Нет. Но мне это было ни к чему.
Он не знал, воспользуется ли она его советом, но это было лучшее, что он мог предложить.
Подкралась полночь. Он попрощался со всеми — с каждым в отдельности. Брашино поцеловала его.
— Желаю счастья, Сен-Джеф.
— Спасибо за все, — сказал он и вошел в цилиндр. — Возможно, когда-то я встречу кого-то из вас.
Он сомневался в этом и чувствовал печаль от того, что это не произойдет. Но что остается ему, кроме грусти? Может, я кому-то сделал здесь добро, утешался он.
Дверь закрылась. Последний взгляд лег на доктора Брашино, Донну Клойд и Бриони Лодж. Все плакали. Какой бы ни была причина — слезы облегчают душу. Помогают исцелить боль.
В следующий Вторник он очнулся на станции приема иммигрантов в Манхэттене — огромном здании в три блока на углу 12-й Авеню и Западной 34-й улицы. Рядом с западной стороны — Вествэй Парквэй и Иммиграционная пристань реки Гудзон. Через несколько блоков к северу — новый мост Линкольна.
Он вышел из цилиндра в столпотворение, в то, что приводило в замешательство, но оказывалось на поверку выверенным порядком. Его тотчас подхватили двое служащих. Гэнк сдерживал за веревочным барьером бригаду теленовостей, пока Кэрд проходил процедуру идентификации. Его голограммировали, сделали сравнительные записи голоса, провели анализ ДНК (по пряди отрезанных волос), взяли отпечаток большого пальца. Все результаты заложили в компьютер, который подтвердил, что иммигрант в действительности Джефферсон Сервантес Кэрд, чей новый идентификационный номер К*-238319-СТ, Гражданин штата Манхэттен, Северо-Американский Управляющий Центр, Органическое Содружество Земли. Следующая ступень обычной процедуры — с иммигрантом проводят инструктаж и вручают ему адрес, по которому он временно поселится. Но вместо этого пять минут он отвечает на вопросы обозревателя новостей Вилмы Перез Зухен, статной, рыжеволосой женщины, говорившей громко и четко.
Она спросила, что он чувствует, возвратившись в Манхэттен — штат, в котором он родило я и жил еще всего лишь несколько сублет назад.
Он ответил, что ничего не помнит об этом и она, черт побери, отлично это знает.
Зухен: "Вы были освобождены Содружеством и признаны вполне реабилитированным. А что вы скажете о других ваших "я"?"
Кэрд: "Что сказать о них? Они ушли, единственное, что я знаю про них — это виденное мною на лентах и то, что мне сообщили. Они не более "я", чем, например, вы".
Зухен, держа у самого рта прибор приема-передачи: «Следовательно, вы упорствуете в утверждении, что были множественной личностью и потому невиновны по причине умопомешательства?»
Кэрд, отклоняя голову, дабы прибор не втиснулся ему в рот: «Согласно научному определению этого термина я не был множественной личностью и никогда не являлся душевнобольные».
Зухен: «Не поясните ли вы нашим зрителям ваши слова?»
Кэрд: «Пожалуйста».
Зухен с неподвижной улыбкой, очевидно отзывая свою просьбу: «Каковы ваши планы на будущее?»
Кэрд: «Планы никогда не обращены в прошлое. Напротив — всегда в будущее. Я обратился по поводу работы в качестве больничного санитара и надеюсь ее получить. В будущем я могу поступить в медицинскую школу и пытаться получить степень доктора медицины. Больше мне нечего сказать. Многое зависит…»
Зухен: «Зависит от чего?»
Кэрд: «Зависит от того, насколько люди обеспокоены деяниями моих прошлых персон».
Зухен: «Почему вы хотите стать больничным санитаром?»
Кэрд: «В этом мире столько страданий, боли и безнадежности! Я желал бы помочь хоть немного облегчить их».
Зухен: «Хотите творить добро?»
Кэрд: «А разве не все это желают?»
Зухен, улыбка которой сменилась злым выражением лица: «Конечно. Не острите. Гражданин Кэрд, и не будьте столь самоуверенны. Вы хотите возместить обществу ущерб за совершенные преступления?»
Кэрд: «Подавитесь дерьмом. Гражданка Зухен. Вы упорно продолжаете вести себя как ослиная задница. Пытаетесь взбесить меня? Добиваетесь, чтобы я подал на вас жалобу за намеренную провокацию? Я предпочел бы обратиться с заявлением по поводу вашей глупости, но это не законное основание».
Зухен: «Гражданин Кэрд, я выполняю свою работу».
Кэрд: «Притом очень плохо, как мне представляется».
Зухен: «Вы поступаете как смутьян и вииди. Гражданин Кэрд. У нас есть сообщения, что вы сделались очень заботливым и сострадательным человеком, но ваше поведение никоим образом не соответствует этому».
Кэрд: "Мне надо работать. Нет желания тратить время на болтовню с людьми, которые даже не делают попытки понять меня и задают тупые вопросы. Я не желаю, чтобы бездельники надоедали мне, расспрашивая, что делало мое тело — мое тело, не я — исключительно ради того, чтобы удовлетворить терзающее их любопытство. Вам несомненно известна моя история. Правительство снабдило. Но если вы не делаете свою работу дома — это не моя вина. Интервью закончено.
30
Уже через пятнадцать минут он покинул здание и вышел на 12-ю Авеню. Автобусом доехал до Западной 14-й улицы и пересел в другой автобус и пересек весь город — до 1-й Авеню и 14-й Восточной. Улицы заполняли велосипедисты, электромотоциклисты, автобусы. Встречались патрульные машины органиков. Вид хорошо знакомых улиц пробудил воспоминания. С ранцем и небольшим чемоданом он прошагал в северном направлении к центру огромного Стейвесант Таун Билдинг [Петер Стейвесант (1592-1672), губернатор в голландской колонии в Северной Америке; увековечен в сатирической хронике В.Ирвинга «История Нью-Йорка» (1809)].
Дом этот имел всего четыре этажа. Башни-небоскребы, которыми выделялся древний Манхэттен, были снесены тысячелетия назад.
Вспотев на раннем утреннем солнце, Кэрд вошел в комплексное строение, разыскал центральные офисы руководителей блоков и был направлен в квартиру на втором этаже. Вставил идентификационную карту в прорезь двери — дверь покорно скрылась в нише. Выпив стакан воды, он осмотрел помещение. Оно оказалось чистым, насколько можно ожидать от квартиры в районе вииди. Кэрд принял душ, надел чистую блузу и килт и отправился в офис местного руководителя блока для формальной регистрации. Секретарь явно смотрел его последнее интервью. Он не произнес ни слова, но хихикнул, когда Кэрд назвался. Проделав привычную операцию с идентификационной картой Кэрда, он прочитал данные на настольном экране.
Возвращая карту Кэрду он сказал:
— Гетеросексуал. Стыдно.
— Жизнь полна разочарований, — заметил Кэрд улыбаясь.
— И избитых фраз тоже.
— И остроумной болтовни, мешающей содержательным передачам.
— Боже мой, я этого не переношу! — вскипел секретарь. — Содержательных передач — я подразумеваю. От них всегда одни беспокойства!
— Человек рожден для волнений, как искры рождены взлетать вверх.
— Как справедливо. Это не из шоу «Доброе утро, Вторник!»?
— Не знаю, откуда это, — сказал Кэрд. — Превосходный денек.
— Я здесь до 4:30. День практически кончается.
Кэрд спустился по лестнице, миновал длинные коридоры и через вестибюль и улицу — к четырехблочной больнице — к «Госпиталю Высокой Памяти». Он представился в офисе найма; ему предложили явиться утром следующего Вторника в первый учебный класс для санитаров. Потом Кэрд разыскал в здешнем блоке таверну «Семь мудрецов» и вошел. Внутри было просторно и темновато, однако посетителей больше, чем можно найти в заведении фешенебельного района в это время дня. Большинство здешних жителей получали минимальное прожиточное пособие — МПП, но имели работу с неполным днем. Если они зарабатывали кредитов больше определенной шкалы, то теряли право на пособие. И все старались не дотягивать до лимита. Кэрд же стремился получить работу на полный день и потому не мог считаться истинным вииди. Или как их еще называли — миппом.
Пьяницы выразительно осматривали его. Не гэнк ли, переодетый в гражданское? Кэрд втолкнул карту в прорезь бара и заказал пиво. Бармен, увидев на экране идентификационную карту и количество кредитов, вскричал: «Эй! Гражданин Кэрд! Я видел интервью. Добро пожаловать».
Посидев немного, невольно наслушавшись разговоров завсегдатаев, Кэрд вернулся к себе в квартиру. Ему не очень-то по душе было одиночество этого вечера. Непреодолимое желание общаться с другими людьми не покидало его и, наверно, никогда не оставит. С другой стороны, ему попросту не хватало дела. Кэрд вызвал на экран программу местных мероприятий и отметил про себя встречу с руководителями блоков в семь часов. Приглашались жители. Он совсем не знает здешней обстановки — вот и случай ознакомиться. Вообще посещение подобных встреч являлось обязанностью граждан. Однако было замечено, что вииди, покуда на них не поступали жалобы, обычно игнорировали встречи. Да и тогда старались первыми представить кляузу местному руководителю. Пусть себе разбирается.
В личном шкафу не оказалось ничего съестного. Ознакомившись на дисплее с ассортиментом продуктов в местном магазине, Кэрд отправился туда и купил кое-что, да и складную тележку заодно. С тележкой, нагруженной стоунированными продуктами и свежими фруктами и овощами, он поднялся на лифте на площадку своей квартиры. Едва он успел дестоунировать продукты и приготовить в микроволновой печи свой обед, как раздался громкий звонок и оранжевые буквы настенного дисплея сообщили, что его вызывают. Полагая, что это, наверно, гэнк проверяет его, Кэрд кодом включил видео-аудио систему. Молодая, хорошо одетая женщина, привлекательная, несмотря на остроносость, смотрела с дисплея.
Чуть запинаясь, она сказала:
— Папа?
— Джефферсон Сервантес Кэрд, — ответил он. — Должно быть, вы…
Что-то было в ней знакомое. Потом он вспомнил. Он видел ее на лентах в реабилитационном центре. Это Ариэль Шадиа Кэрд — его единственная дочь.
— Я знаю твое имя. Я хотел бы сказать — помню тебя, Ариэль, но — увы. Прости меня.
— Мне все известно, — сказала Ариэль. — Как бы то ни было я хотела видеть тебя. Сейчас. Могу ли я войти?
— Не смею отказать тебе. Но боюсь, ты будешь сильно разочарована. Не надеюсь, что ты сможешь расшевелить во мне воспоминания о тебе. Напрасная трата сил.
— Я ненадолго. Пробуду минут двадцать.
Из ее идентификационной карты, которую он запросил на экран, Кэрд узнал, что она изучала историю в университете Восточного Гарлема. Она приехала на подземке из Ист-сайда, выйдя из блока в районе Стейвесант. Это поведала ему карта транспортных средств, которую он вызвал на экран.
Кэрд нервничал. Слезы поползли по его щекам, едва ее образ исчез с экрана. Он ничего не мог изменить, хотя мог сказать ей, что любит ее. Но любовь эта была лишь проявлением гуманности. Он просто не ведал любви отца к дочери. Вряд ли он сможет заново научиться этому чувству — если когда-то и обладал им. Для этого необходимо постоянное и тесное общение с ней, которое и созидало бы его любовь. Но жили они в отдалении, а профессии их столь различны, и видеться они сумеют крайне редко.
Ей понадобилась незаурядная смелость для этого визита. Большинство людей избегали Кэрда, узнав кто он. Кэрд пребывал под постоянным неослабным наблюдением — в этом нет сомнения. Наверняка органики имплантировали в его тело передатчик, хотя это и было противозаконно. Пусть мощность передатчика невелика — их детекторы-усилители точно укажут его местонахождение в любое время. До сей поры Кэрд еще не заметил живой слежки за собой, но не сомневался, что агенты тенью ходят за ним. Кэрд избрал для проживания район вииди, потому что большинству его обитателей дела нет до того, что власти считают его опасным. На деле они даже будут рады этому, станут восторгаться Кэрдом. Они редко дружили с кем-то не из своей среды да и гэнки за такое не хвалят.
Кэрд предполагал, что Ариэль тщательно изучали, подвергали проверке под ТИ — все потому, что она была его дочерью. Ариэль оказалась совсем не причастной к его делам и ничего конкретно не знала о его криминальной активности. Но она понимала, что властям не понравится, если она возобновит отношения с ним.
Что он мог для нее сделать? Почти ничего. Кэрд хотел бы как-то облегчить ее печаль от потери отца — по существу он был для нее мертв, — но мог быть ей лишь другом и сочувствующим.
Кэрд дестоунировал полкварты лимонада и несколько кубиков льда. Потягивая напиток в гостиной, он следил за новостями на экране. Показывали его интервью с Зухен, и он склонялся к мысли, что и в самом деле вел себя как дерьмо.
В низу экрана появился текст: «МНЕНИЯ РЕПОРТЕРА НЕ ОБЯЗАТЕЛЬНО ОТРАЖАЮТ ПОЗИЦИЮ ОФИЦИАЛЬНЫХ ВЛАСТЕЙ ИЛИ АДМИНИСТРАЦИИ, ПОКА ОНА НЕ ПОДТВЕРЖДЕНА.»
Затем последовало что-то о близком завершении строительства искусственной речной системы в Южной Аравии. Внимание его обратилось к экрану, когда прервалась передача новостей. Диктор объявил, что Мировой Совет получил результаты референдума среди населения содружества об отношении к отмене системы Новой Эры. Вопреки ожиданиям, на которые влиял неофициальный подсчет голосов, за отмену существующей системы высказалось большинство. Данные о числе жителей Земли проверены и уточнены. Официально подтверждается, что численность населения составляет два миллиарда человек. Из одного миллиарда допущенных к голосованию пятьдесят миллионов не воспользовались своим правом. Таким образом, за крушение системы высказалось более шестисот тридцати трех миллионов человек — большинство в две трети.
— Народ сказал свое слово! — заявил диктор с возбуждением большим, чем следовало бы профессионалу. — Конечно, референдум — всего лишь необязывающее привлечение внимания Мирового Совета к высказанному желанию масс. На вопрос высших руководителей службы новостей шеф пресс-секретарей семи Советников заявил, что преждевременно ждать комментариев от такого высокого органа.
Говорилось что-то еще, но он слушал вполуха. Революция сделала шаг вперед. Несмотря на правительственную кампанию с целью убедить граждан, что изменение невозможно, большинство отказалось принять такое заключение.
Экран светился оранжевым светом, зазвенел звонок, и на части настенного экрана — именно туда направляет увиденное дверной монитор — появилось лицо Ариэль. Кэрд открыл ей дверь. Ариэль крепко обняла его, на груди Кэрда растаяли ее слезинки. Он тоже плакал от жалости к ней. Чуть успокоившись, Ариэль вытерла глаза и лицо, выпила стакан лимонада и присела.
— К сожалению, у нас одностороннее тяготение. Я отдаю себе отчет, что старые взаимоотношения невозможно поддерживать. Но ты мой отец, пусть и незнакомец. Если мы сумеем лучше у знать друг друга, по крайней мере незнакомцами мы не останемся.
— Я очень хочу этого. Но односторонняя связь — вовсе не узы. Что сближало нас когда-то исходно — ушло навечно.
— Я знаю.
Слезы опять поползли по ее лицу.
Они говорили, рассказывая друг другу подробности прошлой жизни. Ариэль замужем за чиновником Департамента физического воспитания. У них с мужем крепкая любовь. Они подали заявление в Департамент потомства и попечения детей за разрешением иметь ребенка и надеются получить согласие.
— Ты можешь стать дедушкой.
— Я в восторге, — сказал Кэрд. — Дитя и я — мы можем с равными возможностями начать жизнь — оба совершенно новенькие.
Слова Кэрда снова вызвали ее рыдания — ни она, ни он не могли избавиться от поставленного клейма. Еще все возможно, утешал он дочь. То, что она знала о нем, поможет ей. Она любила прежнего Кэрда, и он надеялся, что это чувство постепенно перейдет в любовь к нему — сегодняшнему.
Натянутость постепенно таяла. Они говорили о разном, особенно об итогах последнего референдума.
— Не ожидал такого поворота, — сказал Кэрд.
— В этом твоя большая заслуга, — улыбнулась Ариэль. — Подумать только! Мой отец — великий революционер!
— Новый "я", пожалуй, не обладает ни энтузиазмом радикала, стремящегося к переменам, ни рвением консерватора сохранить все как оно есть.
— Нет, ты должен еще показать себя. Ты был катализатором революционных событий. Я как историк изучаю текущие направления развития событий и пытаюсь экстраполировать их на будущее. Вполне вероятно, что Мировой Совет не столь сопротивляется переменам, как можно было бы судить неофициальным высказываниям. Совет считает, что в определенных аспектах переход к новой системе может быть желательным. Особенно в части, касающейся потребления электроэнергии.
Он удивленно поднял брови.
— Изменение системы востребует в шесть раз больше энергии, чем сейчас.
— Подумай-ка! Энергия, необходимая для получения тепла, света, топлива, — ничто в сравнении с потреблением для стоунирования и дестоунирования. Ведь именно они съедают девяносто процентов всех мощностей. Энергия солнечных панелей, приливов и отливов, глубинных течений, магнитогидродинамических источников обеспечивают лишь десятую долю всех потребностей. Стоунирование съедает тепло Земного ядра.
Но если мир вернется к системе, существовавшей до Новой Эры, если со стоунированием-дестоунированием всех жителей планеты будет покончено, нам попросту некуда станет девать избыток энергии. Она сделается чрезвычайно дешевой. Фактически экономии энергии окажется более чем достаточно, чтобы сделать планету полностью чистой, построить новые города, фермы, дорога и прочее.
— Это очень существенный довод «за», — сказал Кэрд. — Людям понравится. Но вот другие аспекты… перехода к новой системе все еще связываются с лишениями, изменением места проживания и образа жизни, жертвами, несправедливостями, беспорядками, хаосом.
— Когда люди в полной мере осознают, что от них потребуется, они восстанут, — сказала Ариэль. Если правительство отвергнет их возражения, народ сметет его. Может пролиться много крови.
Возьми, к примеру, Хобокен. Жителей Среды Манхэттена заставят отправиться туда. Им придется жить в палатках и бараках, пока не построят города. В течение неопределенного срока они станут вынужденными переселенцами и будут страдать от физических и психологических травм, которых в такой ситуации не избежать. Думаешь, они придут в восторг от необходимости расстаться с прекрасной упорядоченной жизнью, пусть и один день в неделю, и отправиться в дикую местность, расположенную ниже уровня моря, где лишь дамбы отгородят их от морской стихии, и сделаться там строительными рабочими? Много воды утечет, пока они смогут поселиться в добротных домах и вернуться к привычной жизни и профессиям. Осознав полностью, во что они влипли, люди взорвутся. Кончится это чем-то вроде Французской революции да и Русской впридачу.
— Не знаю, — проговорил Кэрд. — Большинство граждан настроены решительно против насилия и за послушание.
— Дикарь каменного века все еще глубоко сидит в большинстве людей. Он ждет своего часа, шанса вырваться наружу.
Глаза Кэрда широко раскрылись словно каким-то механизмом, скрытым в них.
Ариэль сказала:
— Я почти вижу над твоей головой светящуюся электролампу.
— А что если появится кто-то с жизнеспособным планом перехода к новой системе — перехода более гладкого и не влекущего за собой долгих тягот для жителей, которым придется переселяться? Что если?.. — голос его пропал.
Она рассмеялась.
— Не могу вообразить, что это за кролик такой выпрыгнет из шляпы. У тебя есть какая-то идея?
— Нет, — ответил Кэрд. — Никакой. Но что-то такое почти щелкает в голове. Не знаю — что. Может, вернется…
Они еще поговорили о разном. Потом наступило долгое молчание. Наконец, Ариэль объявила, что ей надо идти. Расставаясь, она немного всплакнула.
Легкая печаль охватила Кэрда, когда закрылась дверь за Ариэль — он и сам не знал — почему. В конце концов они будут видеться. И ежели невозможно возобновить их старые отношения, раз он ничего о них не помнит, — они построят новые. Если оба желают, чтобы… Вопрос — желают ли?
Перед тем как отправиться спать, он вызвал на экран ленту с инструкциями, которую ему следовало посмотреть до обращения по поводу работы в больнице. Усвоив ее, он был готов к исполнению обязанностей — весьма простых для начала. На первых порах — субнеделю — всему, что ему следует знать, его будет учить санитар-ветеран.
31
В девять часов он прибрал квартиру и опустил кровать. Приказал экрану разбудить его без четверти двенадцать — надо успеть войти в стоунер — и почти тотчас погрузился в дремоту. Он видел несколько снов, но очнувшись помнил лишь один. Минут пять после сигнала экрана он оставался в постели, его собственный голос разносился со стены. Кэрд велел ему замолчать.
Сон озадачивал, хотя происхождение его казалось очевидным. Еще в реабилитационном центре Кэрд видел драму ужасов «И зомби мучают кошмары» — о психологических проблемах живых покойников в древнем Гаити. Это была сатира на чиновников, но большинство зрителей ее не поняли. Склеп, из которого вырвалась орда зомби, стремясь сожрать своего господина, связанного с бюрократами, — еще один символ, понятый немногими. От финальной картины сна Кэрд пришел в ужас, но тут образы зомби смешались с эпизодами другого шоу — «Малышки в Стране Игрушек». Эта современная инсценировка — одна из многих по классике прошлой эры. Огромные игрушечные роботы-солдаты, изображенные в двух комических сценах, смешались с зомби, стали ими — и вот выступают в поход, чтобы уничтожить призраков, предводительствуемых зловещим Барнаби. Кэрд и в самом деле слышал музыку «Марша деревянных солдат», когда роботы одержали победу над страшными чудовищами, вторгшимися в Страну Игрушек.
По мере того как к нему возвращалось осознание реальности, он почувствовал, что стонет от ужаса. Один рогатый, покрытый мехом призрак избежал штыков солдат и почти схватил его своими лапами с острыми когтями.
Кэрд поднялся с кровати, выпил стакан воды и отправился в комнату стоунирования. «Доброе утро», — пробормотал он, проходя мимо цилиндра Среды. Алмазной твердости лицо в круглом смотровом окне, естественно, не реагировало.
Уже закрывая дверцу цилиндра, он ухватил наконец что-то выкинутое молниеносной вспышкой океана его разума. Я знал, что это придет, думал он.
Кэрд вспомнил. Он понятия не имел, что происходит в эти шесть дней забвения между моментом подачи стоунирующей энергии и тем мигом, когда дестоунирующая мощность полностью возвращает движение молекулам его тела. Кэрд вообще не осознавал никакого перерыва. Но зная, что это не так, отождествлял стоунирование со сном. Отсюда и тревога — ему не вспомнить идею, которая вспыхнула в его мозгу как новая звезда.
«Я действительно ухватил что-то! — проговорил Кэрд и толкнул дверцу от себя и вышел. — Никто другой не подумал об этом, насколько мне известно!»
Он тотчас записал мысль и опять отправился в кровать. Проснувшись в шесть, с полчаса делал зарядку, затем приготовил и съел завтрак. Пока он ел, экраны на стенах во всех комнатах светились оранжевым светом и издавали легкое гудение. После ванны, из которой он вышел чистым изнутри и снаружи, Кэрд отключил сигнал предупреждения. Он и так не забудет его напоминания. Следующим делом — вызвать справочник и записать имя и телефон чиновника, с которым следует переговорить. Проделав эту операцию, Кэрд поместил послание ему в банк данных. Где-то в течение дня Роберт Хамадхани Муньягумба должен прочесть в своем офисе распечатку с идеей Кэрда. Станет ли он действовать быстро — зависит от характера этого Муньягумбы и от объема его неотложных дел. Если Кэрд ничего не услышит от него в этот Вторник — будет ведь и следующий.
Кэрд склонялся к тому, что сегодня Муньягумба не позвонит ему ни в больницу, ни домой. Так и было. Кэрд погрузился в изучение кое-каких обязанностей, которые должен исполнять санитар. Здесь и смена постельного белья, и цветы для пациентов, и обеспечение продуктами. А еще надо помочь пациентам войти вечером в стоунер и покинуть его, когда придет час. Одна из самых приятных обязанностей — десятиминутная беседа со всеми желающими поговорить больными. Большинство таки желало. Он также должен помогать доставлять вновь прибывших и дестоунировать их. Людей превращали в камень в ближайших запасных цилиндрах, когда они заболевали или получали травму.
Время подготовки уже истекало, когда инспектор, который наставлял и проверял его, объявил:
— Можете приступать к делу, Кэрд. Сдается, у вас особые способности к этой профессии. Вы первый, кому удалось рассмешить Гражданина Грэндьяна. А как вы утешили Гражданку Блэтенд. Она так боится смерти, но отказывается стоунироваться и ждет, пока откроют средство лечения ее разновидности рака. Увы, она вряд ли дождется. Да и дестоунировать ее к тому времени, когда ученые сделают свое открытие, будет бессмысленно: она слишком стара. Тем не менее вы были так добры к ней. Надеюсь, на самом деле вы не верите во все эти религиозные враки, которыми кормили ее?
Кэрд пожал плечами.
— Почему бы не помочь ей чувствовать себя лучше? Это как раз тот способ. Если для счастья ей и нужно-то всего лишь кроличьей жвачки — дайте ей ее! Род человеческий! Ей сто восемьдесят сублет, она на Земле семьсот пятьдесят шесть сублет. Вы, должно быть, полагаете, что она пресытилась этой жизнью. Ничуть, она стремится держаться за нее до самого последнего прокисшего вздоха, когда она отправится на небеса.
Кэрд был довольно уверен, что пройдет испытательный срок. И не долго осталось ждать, когда ему вручат эмблему, форменную одежду и пожалуют должность постоянного санитара. Ему назначат хорошее жалованье и снимут с МПП. Труд санитаров, как и всего обслуживающего персонала, хорошо оплачивался и пользовался уважением.
Следующий Вторник до трех часов пополудни Кэрд ждал вестей от Муньягумбы. Он попытался дозвониться до него, но дисплей ответил, что Первый помощник Первого секретаря БПГСС — Бюро предложений граждан по социальному совершенствованию — в настоящее время занят. Кэрду позвонят при первой возможности.
Первойвозможности в этот день не представилось. В следующий Вторник — тоже. Уже около четырех часов Кэрд опять позвонил и получил прежний ответ. Он едва успел отвернуться от настенного экрана, как в комнату санитаров вошел его наставник Квинтус Му Вильямс.
— Эй, Кэрд, отгадайте-ка что? Я торчал в караулке, когда передали интересное сообщение. Некий парень по имени Муньягумба, большая шишка в БПГСС, представил обоснование, как сделать возможным переход к новой системе! Новость передали по всем каналам. Мировой Совет рассмотрит его предложения! По этому поводу поднялся такой шум! У диктора, по-моему, случился оргазм!
Кэрд крякнул словно получил удар в солнечное сплетение.
— Этот Муньягумба, — медленно проговорил он, — предложил, чтобы людей, которые окаменелые лежат сейчас на складах, дестоунировали и послали строить новые города?
— Да! — сказал Вильямс, искренне удивляясь.
— Вы видели?
— Нет.
— Кто-то уже рассказал вам?
— Нет. А еще Муньягумба предложил, чтобы дестоунированные люди со складов жили каждый день, пока работают? И что их простят за вклад в работу?
— Да. Но скажите — если вы не видели новости и никто не рассказал вам?..
— Этот сукин сын! Он украл мое предложение и присвоил себе все заслуги! Только… может быть, я забегаю вперед. Мое имя упоминалось? Что-нибудь говорилось о признательности мне?
— Совсем нет, — сказал Вильямс. — Так вы утверждаете, что это ваша идея?
— Несомненно.
Вильямс недоверчиво смотрел на Кэрда. Как и все, кому Кэрд пытался доказать, что ему принадлежит идея «Концепции Муньягумбы».
Первый помощник Первого секретаря, наконец, ответил Кэрду. Он отрицал получение каких-либо сообщений от него. Когда же Кэрд обратился в суд, чтобы получить записи своих посланий к Муньягумбе, оказалось, что они стерты. Он уже и не удивлялся!
Кэрд созвал пресс-конференцию и обвинил Муньягумбу в плагиате. Вскользь ее показали в новостях. Зухен — главный обозреватель новостей — была столь саркастически настроена к Кэрду, как это возможно, если не переходить границ обвинения в клевете. Кэрд не тешил себя надеждами. Он нажил себе в лице Зухен врага. А что переменилось бы, будь она дружески к нему расположена? Ведь очевидно, что имелся приказ дискредитировать его.