Борис ФАЛЬКОВ
      ГОРАЦИО
      Письма О. Д. Исаева
      В. Н. Устинову
      От составителя:
      Исаев, Олег Дмитриевич (1943 - 1986) - видный историк, специалист по культуре ислама, замечательный переводчик, автор нескольких широко известных монографий, сотен статей, лекций, исследований, переводов древних манускриптов. Значительный интерес представляют его путевые заметки, письма, опубликованные в предыдущих томах. Настоящий том, дополнительный, содержит ранее не публиковавшиеся автографы, находившиеся до последнего времени в частных руках.
      Составитель признателен Исаевой Т.Р., Дружинину А.П., Северцевой Е.А., сотрудникам ЦГАЛИ, за помощь в работе над этим томом. Вошедшие в него письма 1986 г. расположены в их естественном порядке и разделены редактором на части, соответствующие двум значительным событиям в биографии Олега Дмитриевича: поездкам в Испанию и на Украину.
      Составление, редакция, предисловие и комментарии Б. В. Фалькова.
      1986 ИСПАНИЯ
      МАРТ - ИЮНЬ
      1. ДЖ. Т. РЕВЕРСУ В МАДРИД.
      Дорогой мой Джон!
      Моя летняя командировка в Испанию решена и состоится в мае. Сколько именно мне удастся пробыть подле Вас - зависит от того, как много времени я потрачу на путешествие. Дело в том, что я надеюсь использовать свой шанс на полную катушку. Это значит самолётом до Парижа, затем поездом до Тулузы, а там наши общие друзья прихватят меня в машину и мы прокатимся по северным провинциям Испании в таком порядке: Баскония, Астурия, Галисия и в обратную сторону, но уже с южной стороны Пиреней: Леон и Кастилия. Узнаёте? Да, это тот самый Путь Пилигримов в Сантъяго де Компостела, ко гробу апостола Иакова, который заменил Европе паломничество в Иерусалим из-за владычества там сарацинов, и к Св. Престолу, поскольку престолов стало два, и какой из них истинный - неясно. Нет-нет, я не обратился в католичество! Я лишь хочу перед тем, как снова погрузиться в роскошное мавританское море, бросить взгляд на территории, устоявшие перед его приливом. Территории, отвергнувшие семитский прагматический способ хозяйствования. Кому, если не Вам, Джон, понять меня. Чего я жду? Трогательной и духовной бедности, вот чего. Как на моей родине.
      Вот почему я не знаю точно, сколько пробуду подле Вас. Но в любом случае недолго: Вам, разумеется, понятны стеснённые обстоятельства места и времени, в которых я буду находиться, да и всегда нахожусь. Тем более, что база мне определена в Сеговии, из-за предполагаемой там дешевизны по сравнению со столицей, и мне ещё предстоит война за возможность переезда туда. Туда - то есть, к Вам. Потому как нет для меня более достопримечательного предмета в Мадриде, чем один туда заезжий иностранец, плохо говорящий по-испански.
      Учитывая всё это, а также всемирно известную отзывчивость плохоговорящего иностранца, я прошу Вас поискать заранее во всех известных Вам хранилищах Мадрида и приметить для меня тексты, документы, и даже квалифицированные монографии, касающиеся периода от 10 по 12 вв. А именно - следующих тем (ведь в случае достаточной величины подготовленного Вами списка я смогу предъявить его кому следует, и на его основании, без сомнения, выбью себе не только переезд в столицу, но и продление командировки, а тогда мы с Вами сможем распить уже не одну-другую бутылочку красно-бело-зелёного какого-хотите-сантуринского, а гораздо больше, при этом - где нам угодно и о чём нам угодно весело поболтать как Вам мой английский?..):
      1 - материалы по основателю Фатимидской династии 'Убайдаллаху ал-Махди, конкретно 910 г.
      2 - испанские Омейяды, а именно раскол берберов на Омейядов и Фатимидов
      3 - статистика резни 25 июня 1016 г. в Махдии и Триполи, последствия для шиитов
      4 - Магриб, политическая и религиозная организация составляющих его государств: Зириды, Хаммадиды, Тлемсен, Сиджиямеса, Фес, отдельно - племя МАСМУДА в долине Сус и Антиатласе
      5 - приход арабов-халалитов, роль визира Фатимидов, есть ли доказательства сговора?!
      6 - осада Зирида в Кайраване, уход берберов на запад, а именно - БАНУ МАРИН, 1051 г.
      Далее по Альморавидам:
      1 - исход берберов из Сахары, переход Атласских гор, 1060 г.
      2 - основание Марракеша "закутанными в покрывала"
      3 - создание империи, Йусуф бен Ташфин
      4 - переправа в Испанию, победа над Альфонсом Четвёртым при Заллеке (Йусуф владел почти всей Испанией, были ли у него посягательства на Сарагосу?)
      5 - по культуре вост. и зап. Магриба, ибо я намерен выявить берберский вклад в культуру испанской Мавритании, и поэтому
      6 - виды Марракеша, Феса
      Теперь по Альмохадам:
      1 - ИБН ТУМАРТ (то есть: Мухаммед бен'Абдаллах ибн Тумар), его сочинения
      2 - пребывание Тумарта на Востоке 1107 - 1118
      3 - провал его первой попытки приблизиться к власти и уход в горы к МАСМУДА, долина Нафис, Типмала (действительно ли эта долина могла быть недоступной для альморавидской кавалерии? виды, описание)
      4 - устройство общины Тумарта (его система Божественного Триединства альмуваххиддун, о ней знаю только, что разделённое в человеке Божество соединяется в нём по смерти, значит - смерть есть цель? значит, самоубийство, да и убийство - благо? что же, полнота бытия, сумма опыта достигается именно в смерти - тогда как передать такой опыт, о нём ведь уже не расскажешь и не напишешь? значит, такой опыт не существует вовсе, как, например, опыт рождения, а если он существует по Тумарту - то что же, он хранится в общине, в народе в целом? тогда - как же иерархичность организации племени, кстати, иерархии его общины - не касты ли? то есть, признанное непреодолимым деление на высших и низших, на разных, признание родовой чуждости внешне одинаковых и принадлежащих к одному племени существ, так что и деторождение при их совокуплении невозможно... кстати, превосходные основы государственности!)
      5 - поражение горцев под Марракешем в 1130 г. (всё-таки, кавалерия?)
      6 - смерть Тумарта (как долго её скрывали от горцев?)
      7 - ЗАВЕЩАНИЕ махди Тумарта
      Последняя часть:
      1 - бербер из Тафны 'Абд ал'Му'мин бен'Али, преемник Тумарта
      2 - 1141 г., завоевание всего массива: Атлас, Ср. Атлас, Риф
      3 - 1145 г., завоевание равнины, Тлемсен
      4 - 1147 г., Марракеш
      5 - 1149 г., всё Марокко
      6 - 1152 г., Алжир, сражение арабов и масмуда, победа, установление династии
      7 - братья Махди, переворот (что за взаимоотношения: сыновья-соправители и шейхи-комиссары при них?), основание ГОРОДОВ, архитектура, стало быть, снова виды, описания
      8 - антихристианское восстание на побережьи Триполитании в 1154 г., смерть Роджера Сицилийского и Вильгельм Первый (что же там строили берберы?)
      9 - 1158 г., осада Туниса (был ли сговор с мусульманской общиной?)
      10 - 1159 г., осада Махдии, завоевание Туниса и Триполитании
      11 - наконец: капитуляция норманнов 2 января 1160 г., Ал'Му'мин - полный властитель севера Африки (а Юж. Атлас, а как БАНУ МАРИН, а что и как строят?..)
      Вам, конечно, уже понятно, Джон, что я оригинальничаю и затеваю заложить бомбу в свой же сук, на котором до сих пор сидел. Ныне желаю я доказать всему свету - под то и командировка - что там, где до меня находили изломанный арабский дух, сиречь - семитский, на самом деле всё взращено альмохадской суровостью, рождённой не в Дамаске, а в сердце Сахары. Не вялой эротикой Багдада, свидетельством ранней импотенции, а мощным зовом пола Атласских гор, величественным и зычным. Ведь экспансивность тела действительно может сочетаться с вялостью духа, о чём и свидетельствует история семитов, представляющая собой цепь крушений. Это не та импотенция, когда от слишком напряжённого желания мощное семя извергается преждевременно, и это приводит к суровому аскетизму, а та, где оно не в силах пробить себе выход, будучи уж слишком истончённым, и в конце концов за ненадобностью вообще перестаёт вырабатываться. И тогда место эротики заступает кокетство, появляется кокетливая культура. В её рамках эротика не идёт дальше торговли девочками, и мальчиками, по всему миру, да и девочками холодными с детства, равнодушными ко всему, цинично и снисходительно зарабатывающими на чужих страстях. Разве не видны сегодня результаты этих крушений особенно ясно? Это вопрос к Вам, Джон, ибо у меня не хватит ни времени, ни денег, чтобы проводить изыскания в европейских борделях. А у Вас уже есть опыт, и его остаётся лишь передать мне - и дело в шляпе. Такой опыт, в отличие от смерти и рождения, легко передаётся и, заметьте, совершенно бесплатно.
      Но вернёмся к моим берберам... Идея проста: разве могли кокетливые арабы подвигнуть на такие шедевры испанских мастеров, столь в основе своей серьёзных? Конечно - нет. Только прививка столь же серьёзного инокровного духа могла быть успешной. Так оно и было, гляньте хотя б на мою - мою! - Сеговию, сравните её с мечетями в Типмала и Марракеше! Близорукость "специалистов" достойна не удивления, а презрения, ей Богу. Удивляться лучше вещам пристойным. Например: идее ИМПЕРИИ, родившейся у КОЧЕВНИКОВ! А, каково? Парадокс кричащий, а не слышит никто... Заранее скажу, что вижу причину СЛАБОСТИ этой идеи - в ОБЩИНЕ. Этот парадокс уже и вопиющий, а кто его слышит? Или... Ну, ладно, пора кончать мой монолог...
      Вот Вам напоследок перечень книг, на которые я б с удовольствием глянул, да не знаю - существуют ли они в природе:
      1 - Ибн Идхари "Байана"
      2 - ал Бакри
      3 - Абн ал-Асир
      4 - ИБН ХАЛДУН "О фазах государств"
      5 - Тумарт (разумеется!)
      6 - Рауд ал-Киртас
      Обидно, если эти книги существуют лишь в виде теней, и то - в моём помрачённом современностью сознании. Но уповаю. На Вас, дорогой мой Джон. Не стану, поэтому, утомлять Вас другими моими надеждами и поручениями. Сделаю лишь одно горькое признание: что-то состояние моё душевное не гармонирует с необходимостью трудиться, и это не сейчас только - а вообще. С чего б такое? Вот какой вопрос нам предстоит решать за бутылочкой пегого...
      О. Д. Исаев, 24 марта 86 г., Москва
      Впрочем, не надо замечать моих воронежских страданий, они - всего лишь наш общий русский хвост. Правду сказать, ваш норманнский ещё длиннее станет, очередной тщетно вопиющий парадокс... Помнится, один из ваших философов выразился так: "где", сказал он, "нет речи, там нет ни истины, ни лжи". Эту мысль у вас записали в святцы. А между тем не заметить крайней двусмысленности этого речения может лишь тот, кто не видит разницы между хвостом, растущим между ногами назад, и хвостом, растущим оттуда же, но вперёд. Что и свойственно прародителю речи всех норманнов - языку германцев. Не верите? Справьтесь сами: Гоббс, "Левиафан".
      2. А. П. ДРУЖИНИНУ В МОСКВУ.
      Милый, дорогой, всё наоборот: Париж я в три дня возненавидел! Теперь уж точно знаю, что ничего тут не терял. Лувр - загаженный сарай, громадный, ноги отвалились и до сих пор не приросли. Картины ни одной не увидел, их не видно, так темно. Цены невиданные тоже. Сена воняет. Нотр-Дам облез. Встретить француза - неслыханная удача. А если и встретишь - пожалеешь о такой удаче: у всех лица страшные, холодные, в глаза никто не смотрит. С Башни ихней видно, что весь город залит гноем, жара 35. Всё только серо-чёрное, как их Жюль Верн. Всё дёрганно, по-птичьему бессмысленно. Сам дёргаешься, и прямо с утра. Вечером в кафе, в варьете? Мельчайший развратишко, порнуха для школьников пятого класса.
      Мне разрешили порыться в архиве Нац. библиотеки. Ничего не надеюсь там отыскать, так, для отчёта. Положил себе писать по утрам не менее двух писем, пока держу слово. Это держит в рабочем состоянии, я расписываюсь, как скрипач на гаммах.
      Очень, очень рад, что уже завтра - отсюда вон, подальше.
      Целую. ОИ. 3 мая Париж.
      3. А. П. ДРУЖИНИНУ В МОСКВУ.
      Ух, как Парижск напоследок оживился! Взорвали ихнее полицейское управление. Кто - неизвестно. Ходил, однако, глянуть. Нет, не впечатляет. Но в глаза они глядеть стали. Только - представляешь, с каким выражением?
      Тулуза - тихая, печальная. Жара, хоть и не меньше парижской, а не так донимает. Но уже хочется в деревню средней полосы, с холодной речкой.
      Все тутошние постройки - прах перед Самаркандом. Мне б поработать, да всё это вокруг не даёт никаких на то надежд. Признаться, и мелкий бес неразумных поступков подкалывает... Но об этом отсюда не напишешь. О нём - после, по приезду.
      Знаешь, что я выяснил? Французы боятся лягушек!
      ОИ. 5 мая Тулуза.
      4. ОТЦУ В ПОЛТАВУ.
      Слава Богу, французские Кара-Кумы позади! Напоследок по их парижскому отделению смерч прошёлся: взорвали участок и выкрали из Лувра Рембрандта. Не знаю, показывали ли это у вас по телевизору, но оба дела были проделаны одинаково. В оба места явились некии, в одном - пакетик взяли, в другом наоборот - пакетик оставили. И в обоих местах одинаково: тю-тю! Теперь парижане бродят с автоматами, как йеменцы. Но даже и это наружности их ухудшить всё равно не может.
      В Тулузе мне уже лучше, ближе к цели. Городишко, конечно, затхлый, но способен вызвать ностальгию: чувствуется юг. Зашёл в магазинчик русской книги. Продавщица лепечет по-нашему, из бывших. Есть и русская колония, даже две: одна вымирающая, другая из тех, кто поехал поддерживать германскую экономику в начале сороковых. Эти в основном бабы, вышедшие замуж за французов. У них есть и красный уголок со всеми причиндалами, в том числе новый портрет Генсека, хор и Союзпечать. В магазинчике я спросил себя и кое-что из зарубежного "дефицита". Меня, конечно, побоку, даже и не поняла - о чём я толкую. А услыхав про "дефицит", чуть кондрашкой не изошла, будто мы на Кузнецком Мосту, а не в ихней префектуре.
      Завтра покидаю лягушатник, и в долгий путь к финишу - по всем Пиренеям. Пока не знаю, где меня на финише определят. Когда узнаю - вышлю адрес, а ты сообщишь, какие медикаменты нужны. Будь только посдержанней, цены кусаются, а я - не замужем за французом.
      Теперь, после ужасов Европы, мои берберы представляются мужчинами и женщинами без малейшего упрёка. И притом - привлекательнейшими. Я о том, что в Европе уже не знают половых различий. Забыли. Знаю, что говорю: испытал на себе.
      Олег. 5 мая Тулуза.
      5. Е. А. СЕВЕРЦЕВОЙ В МОСКВУ.
      Однако, Катишь, ты меня сделала маниакальным. На расстоянии. Колдуешь? Признавайся! И сообщи: как именно колдуешь, чем и на чём. Действие твоего колдовства дробящее, сама память о тебе разделилась подобно тому, как распалась моя память в целом. Память в целом - на память о тебе и о работе, а в свою очередь память о тебе - на дружбу и любовь. Хи-хи, я такой пошлый прямо с Парижу...
      Ну, не совсем, конечно, прямо. Позади путешествие по Пиренеям. Пропускаю неважные эпизоды. Например, рвущиеся за моей спиной бомбы баскских террористов. И заголовки газет: несмотря на принятые меры безопасности, положение спокойное. Пропускаю и Астурию... Скажу только, что испанцы не зря прогнали вон всех семитов. Аскетизма, этой благородной бедности, стало куда больше. И остаётся достаточно много до сих пор. Особенно на севере, куда семитов вообще не допускали. Надо бы и нашей родине востребовать себе реконкисту. Чтобы не зажраться. Короче: я за Сион.
      А Галисия не зря называется по-украински, не зря! Это Украина облысевшая и выветренная. И аисты такие же, как у нас в полтавской губернии: грустные и милые. И крестьяне... И все надписи на дорожных указателях осквернены: испанские перечёркнуты и переиначены на галисийское наречие, которое даже мне малопонятно, хотя и похоже на кастильское, ну вот как украинский на русский. В Сантъяго я настоял на том, чтобы продвинуться на пару сотен километров к Западу и стал крепкой ногой на последний камень Европы - на Кап Финистерра, или - мыс Конец Земли. Тут, как и на Украине, немножко приврали: это не самый западный камень материка, скажем, Лиссабон ещё западней. И всё же... глядя на океан со скалы, от подножия пузатого маяка, понимаешь: что-то кончилось. Не начинаясь. Нет китов, слонов и черепах. Мир покоится в пустоте. В пустоте нет ничего... Кроме Америки, разумеется. Но разве Америка это что-то?.. То-то.
      В городишке Падрон, где кроме платановой аллеи и монастыря также нет ничего, я спустился в церковное подземелье. По преданию, к этому месту некогда прибило лодку с телом апостола Иакова после трёх - заметь, трёх! - дней скитания в море. В три дня эта лодка, кусок которой и находится под алтарём церкви, добралась от Палестины до Португалии. Малый, поднявший крышку - чуть не сказал: гроба моего - то есть, открывший люк в полу алтаря, спросил - кто я, француз? Я не стал врать и гордо ответил: русский. За плечами моими я ощущал не ангела, нет, больше: легион ангелов-телохранителей, огромную державу, равной которой в свете нет. И я был её полномочный представитель тут, на конце земли. В лице малого, и без того не как у Иосифа Прекрасного, проявилась подлинная работа. Подлинная, потому как безуспешная. Было ясней ясного, что если б я смолчал - то и в таком случае больше бы сказал, чем это было сказано. Малый не знал, что такое русский! Этот малый никогда не выбирался за пределы своего городишка, что там - может быть и церкви, и подземелья, не читал газет, поскольку неграмотен, и ни с кем не разговаривал, имея ужасный дефект речи. Ну, разве что, как и в моём случае, клянчил денежку. Примечание: денежку я дал, испытав описываемое потрясение. Ибо потрясение было. Нет, что за слово, было - повержение! Я был повержен в прах. Мир, представший моим глазам при содействии малого, лишённый крупнейшей державы, был совсем, совсем иным. Не вдаваясь в грустные подробности: совсем-совсем иным. И я был вовсе ничей не представитель, а так, сам по себе бродяга из ниоткуда. Ты, Катишь, вообразить такого не сможешь, как и никто из наших сограждан... А между тем - разве не может такого случиться в реальности? А вот ты подумай - разве не может? Разве мозг малого - меньшая реальность, чем учебник географии? И если это случилось в его мозге, почему такое же не может случиться в учебнике? Может, может, говорю тебе я. И даже газетам придётся это признать, и малый правильно делает, что не читает их: его дело правое, он победит.
      Я испытал повержение, это верно, но и зависть. Ведь я впервые видел перед собой почти совершенно свободное существо. Существо, творящее мир из себя и для себя, творящее саму жизнь. А поскольку сама жизнь вечна, то и существо вечное, бессмертное. То есть... но не будем поминать этого имени всуе. Итак, чтобы быть свободным и творить, надо иметь дефект речи, не уметь читать, не сходить с места рождения и видеть перед собой только стену. Увы. Мне этого уже не дано. И потому я помчался дальше, сиречь - обратно, на восток.
      Но продолжу о любви, Катишь. Теперь, после крушения державы, лишь она моё достояние. Любовь же моя есть ощущение тебя на расстоянии, ощущение кожное. В Понтеведра, среди толп наркоманов и сводников, на ступеньках храма я видел школьницу, бледно-смуглую, в очках... И взгляд её, как вспышка, открывающая жаркое нутро, как лопнувший арбуз открывает розовое своё. О, Испания, ты вся такая школьница, с кожей смугло-бледной, пепельной, с прижатой к грудкам папкой, наполненной учебниками и противозачаточными средствами, с розовым нутром, о, Испания! И в этой школьнице я узнал тебя, Катишь, моя Испания. Узнал по коже и очкам. Хотя, конечно, подо всем этим прячется и существо бескожное: душа. Но где именно она прячется, в каких уголках тела? Вот вопрос, боюсь - неразрешимый.
      И потому пока оставим его. Примем, что душа прячется в том, что мы уже назвали нутро. Да-да, то самое, розовое. Как странно, в воображении водка пахнет уксусом, а твоё розовое нутро - ртом. Боже, насколько же жизнь превосходит человеческое воображение! Заметь, что запах сути жизни, её нутра, её основ, так особ, что не только определениям, но и метафоре не поддаётся. И вот, отказываясь воспроизводить запахи, моё воображение рисует лишь малосущественное, не суть: твои различные позы. Сначала на улице у входа в дом нашего друга, а самого друга нет, конечно, дома. Рука твоя с ключом, вводимым в скважину. Потом на лестнице, твоя круглая попка покачивается перед моим носом. Потом на стуле, на диванчике... Твоё лицо, когда ты ходишь, стоишь, ложишься всё с тем же выражением непричастности к происходящему, к чему бы оно ни вело. И вдруг я, в воображении же, оказываюсь у второй пары твоих губ, такой же припухлой, как и первая, и это было ясно с первого взгляда на тебя, при первой нашей встрече. И твоя непричастность вдруг освещается улыбкой обеих пар, снисходительной, но доброй. И выпавшее в трещину тела зрелое розовое нутро, твоя суть. И даже мой небравый солдатик в каске стоит перед такой сутью смирно. При одном только воспоминании, при первом только усилии моего воображения. И при втором тоже. А потом без всяких уже усилий.
      Перепиши, перепиши это всё в дневник! Во мне рождается поэт, знать, и меня признают музы, и факт этот должен остаться в памяти людей, в истории. Вот и соответствующая цитата для будущего учебника литературы, предназначенного зрелым школьницам старших классов в скромных очках: и вместо башен замка Алькасар, вонзающихся в облачное небо, я вижу свой уныло-напряжённый дар, влагаемый в твои бесчисленные губы. Что лучше для диссонанса, этой изысканной рифмы, губы или зубы? Пусть это важно для муз, я принимаю обе. О, если в памяти ты так выразительно материализована при помощи рифм, то какова же ты на деле, с рифмам неподдающимися запахами, то есть - с неутраченной сутью? Отвечаю: единственна, неповторима, несводима к метафоре. Если у всех подмышки, то у тебя, родная, сами мышки. А когда у всех слёзы, то у тебя сразу суть: сама слёзная косточка. Но и слёзы, слёзы, отовсюду. И на внутренней стороне бедра тоже... И солдатик в каске, уже по стойке вольно... Вот он, вот он снова, всё тот же вопрос: слеза стекает оттого, что её выдавила слёзная косточка, а на косточку давит что - таки душа? Значит, она обитает поблизости? Но где именно, где?
      Представь себе, это я снова о берберском влиянии на архитектуру Мавритании. Поскольку речь о влиянии, давлении души. Я полагаю, что и застройка Сеговии производилась под этим давлением, а не арабским. Моя идея может произвести переворот в науке, и, значит, опять же войти в учебники, но теперь - истории. Кое-кто из наших коллег, как ты знаешь, заявляет, что берберы были невежественными кочевниками. Тебе, неопытной аспирантке, следует быть настороже: как минимум половина этого заявления - чушь. У меня теперь есть кое-какие документики. Хорошо б, конечно, заглянуть и за горы Атласские, в Сахару. Я видел снимки оттуда: все в мою копилку. Но это уже не в моей власти...
      Но я отвлёкся от главного, вечная моя болезнь! Когда станешь перечитывать это письмо, находись, пожалуйста, в любимой мною позе. Ты помнишь, в кресле с подлокотниками. Сделай это 20 мая ровно в 20 часов 7 минут по московскому времени. Я переведу это число на среднеевропейское. В эту минуту мы свершим наше интимное дельце невзирая на расстояние.
      То есть, в это время я попытаюсь дозвониться тебе. А ты что подумала?
      О. Можешь называть меня папочкой. Или папашкой.
      10 мая Сеговия.
      6. В. А. БУРЛЮКУ В ЗДОЙМЫ (ПОЛТАВСКАЯ ОБЛАСТЬ).
      Здравствуй, драгоценный мой Володинька!
      Ты писал мне ещё в Москву, а я запомнил, что ты постарел. Что наутро после вакхических и дионисийских ночей ты стал нехорошо себя чувствовать физически и душевно. Истинно говорю тебе: а как же иначе! Только старость-то тут не при чём. Хотя Аристотель именно в старости стал утверждать, что все животные, даже Евтушенко, после соития печальны. Причём тут Евтушенко - чуть позже. А пока давай не будем ограничиваться цитированием старика-философа, а пощупаем поосновательней его яйца, откуда многое, если не всё, как минимум - все подобные утверждения рождаются...
      То есть, возьмём-ка в руки логический аппарат старика и попытаемся с его помощью достичь истины. Итак, строим силлогизмы. Посылка большая: каждое животное, даже... но об этом после... после соития печально. Посылка малая: я - печален. Стало быть: я есть животное. И советую тебе на том успокоиться и перестать сетовать на старость. Где ты её поместишь в наш силлогизм? Она тут понятие несомненно избыточное, то есть - запрещённое.
      Потом ты уверяешь, что барышня твоя - напротив, после соития весела подобно пташке. И даже машет ручонками, пытаясь взлететь. Правда, ей удаётся лишь привстать на цыпки, но и это уже дело: на полпути к полёту, не так ли? Опять возьмём струмент старика в руки, хотя это и не так приятно, как барышнин. Повторяем: все животные... и так далее. Барышня же - весела. Стало быть: барышня не животное, отнюдь. И снова - успокойся. Старость и здесь не при чём.
      И не огорчайся, а продолжай дальше изыскания. Бери теперь оба вывода как посылки. Первая: она - не животное. Вторая: ты - да. Что из этого следует? Только одно: вы - разные. Послушай, Володинька, вы просто разные, между вами пропасть! И всё тут. На этом ещё раз успокоиться, плюнуть-растереть, но никогда не забывать. Разве можно строить на этом философию, и притом пессимистическую? Тут нет места философии, она опять же избыточна. Тут есть место лишь эксперименту. Если у вас не будет детей, а их, как я понимаю, не будет, то вы разные неисправимо. Вот и всё.
      Тебя может смущать термин "животное" в применении к себе. Понимаю. Хотя сочувствовать не могу. На твоём месте я б не обижался - не замыслил ли ты сам превратиться в таковое при помощи опрощения и сельского труда? Но погоди, к этому я ещё вернусь...
      Итак, ты не хочешь называть себя животным. Ладно. Начнём рассуждения от противного. Если барышня не животное, то что она такое? Большая посылка: все животные к соитию склонны. Малая: барышня тем более. Стало быть: и барышня животное? Итак, она И животное, и НЕ животное. Так сказать: и нет, но да. От противного, от негативного возражения всё ясно. Но как обстоит дело с положительными утверждениями?
      Заметь, что всё это я наяриваю лишь для твоего спокойствия, и образования, после которого снова следует искать спокойствия, поскольку образование неизбежно вызывает беспокойство. Но также и повинуясь моей любви к тебе, хотя ты и стал на неё покушаться. Об этом, как обещано, после.
      Продолжим, посылка большая: живое делится на животных и не животных. Малая: барышня, как мы строго отрицательно установили, НИ то, НИ другое. А в положительном смысле она не может быть И то, И другое, так как она не может быть делима, будучи проста. Ты ведь сам рассказывал, что она из совсем простых? Значит, положительно можно утверждать лишь одно: простая неделимая барышня это труп. Пригладим выражение для стильного общества, заменим его приличным эвфемизмом, получим: барышня есть барышня.
      Итак, мы описали полный круг, вернулись к началу - но уже без отягчающих ум эмоций, мы сбросили их с телеги по пути. То есть, теперь тебе стыдиться нечего и нечем. Если ты - живое животное, то барышня твоя - падаль. И сказано: живой пёс лучше мёртвой псицы. И тогда твоё поведение странно, ибо ревность не возражай, я лучше тебя понимаю! - которую ты испытываешь, ты испытываешь к мёртвому телу.
      Теперь для наглядности с точки зрения конкретных наук... Существуют: растение, минерал, птица, возможно - человек, существует и барышня. Что делать, так учит европейская наука со времён старика-её-основателя. Наука, замешанная на виноградном соке. Кстати, и я тут потребляю сантуринское вместо родного кваса. Того самого, который ты по слухам гонишь в моём, собственно, доме. Но обещанное - после.
      Сантуринское же накладывает, как видишь, новые обязанности, и не только на меня. Читал тут лекцию Женя Вознесенко... то есть, я хотел сказать... ну, да понятно - кто читал. И таки прочитал. Впрочем, я забыл, что хотел по этому поводу сказать.
      Зато не забыл главное, обещанное. Вот что, дорогуша! Мне очень хочется в деревню, к нам. Сиречь - К СЕБЕ. Это может показаться странным, в разгаре путешествия-то... Но попробуй напрячься, и ты, может, тоже поймёшь: вот передо мной и замок из розового камня, и среди зелёного он луга, а позади него другой замок, из белого камня, с острыми зубчиками и башенками на стенах, а фундаментом ему послойно резаная скала. Всё так.
      Но ведь... и ножки от модельных туфелек болят, не босичком ведь по травке. Лечь-поваляться на зелёном лужку достоинство командированного, ведь слезам-то командированных особенно впоследствии не верят, и частное чужое владение не позволяет. Да и нет тут лужков-то! Пустыня, то жёлтая, как в Казахстане, то красная, каких даже и там не бывает. Даже птицы тут редко встречаются. А если встречаются - то совсем не такие, как наши мирные, а зверские какие-то. Аисты, и те имеют такое выражение, в таких позах стоят, что, кажется, и они - мясоеды с зубами. Жарко здесь, как в Кара-Кумах, а пиджак снять нельзя, ибо нахожусь в составе делегации, представляющей великую державу, делегации пусть и воображаемой - но не мнимой.
      А туземцы - людишки всё хоть и экспансивные, но к этикету неравнодушные. Другие туристы, в основном аглицкие, в шортах, разумеется, а я не могу, совесть не позволяет. Эта страна глубоко религиозная, всё же. Я же таким вещам ещё на нашем Востоке, помню - в Абхазии, да и в украинской глубинке научен. Плевать хозяевам в лицо? Это ещё возможно, скажем, по пьяни. Но в душу? Э-э, нет, никогда. Туристы же эти аглицкие, а может и германские, кто их разберёт, столь по-хамски относящиеся к национальным идеалам других, и видом своим настроения не прибавляют: все в бараньей шерсти и рогах, и морды соответствующие. Я думал: раз так - сяду, поработаю. Так и это нет! Жара придаёт такой ленивищи, что о работе лучше забыть. Хорошо, если хоть материалы удастся собрать, да намётки сделать, а работать уж придётся дома.
      Вот, и это главное из обещанного. Дома! Слышишь? Это я имею в виду не Москву, туда я заскочу ненадолго. Я имею в виду наш, собственно - МОЙ дом в нашем хуторе, в Здоймах. Здоймы звучит не хуже, чем Алькасар. А может и лучше. Но что ты сделал, по слухам, с моими Здоймами? Я звонил жене, и она мне сообщила, что у тебя там случился небольшой пожарчик - так? А пожарчик из-за того случился, что ты стал печку перестраивать для постоянного обитания в доме, для зимних нужд - так? И что ты вскопал лужок, то есть, превратил его в огород. А сарай - в свинарник. И козу завёл. А поскольку за работу что-то платить надо было и крестьянам, ты завёл и самогонный аппарат. И опрощаясь, подобно Льву Толстому, ты сам стал пить свой самогон с крестьянами, чтобы раствориться в народе полностью. То есть, устроил в моём доме общественную обжорку, притон. И когда? Когда в разгаре антиалкогольная реформа! Ты что сдурел?