Конечно, все это лишь ни на чем не основанные построения. Но люди идут на куда большие усилия ради куда меньших целей. И я с удовлетворением вернула девушку в список главных подозреваемых, где она должна оставаться, пока я самолично не проверю ее алиби.
А может, Стюарт все-таки прав?.. Насчет того, что смена обстановки позволяет увидеть вещи под другим углом. Правда, я не была особенно уверена, что Бруклин-Хайтс и адский холод – это та самая смена обстановки.
Мысли мои снова вернулись к Селене. В памяти всплыли слова, сказанные тогда у Франни Эппингер… Всплыли и тотчас улетучились, не успев отложиться в сознании. Вот ведь дырявая голова! Еще в то утро, когда мы разговаривали с девушкой, я отметила что-то важное, но забыла записать в блокнот. И вот теперь, разумеется, фраза потерялась где-то у меня в голове.
Мне захотелось как следует шандарахнуть свою глупую голову о приборную панель, но к тому времени я так заморозилась, что, наверное, все равно ничего не почувствовала бы. «Не беспокойся, ты вспомнишь, обязательно вспомнишь!» – заверила я себя. Но почему-то эти заверения прозвучали не слишком убедительно…
Марк Ньюман вышел из этого вертепа незадолго до часа ночи. Слава богу, один!
До квартиры я добралась лишь в начале третьего. Скинула одежду и завалилась в постель, слишком измотанная, чтобы даже подумать о чистке зубов. Заснула я почти сразу, но перед этим успела помучиться, пытаясь вспомнить слова Селены Уоррен.
Проснулась я внезапно. За окном только-только нарождался рассвет. Тусклый утренний свет просачивался в комнату.
Я широко распахнула глаза, чувствуя, как уголки губ растягиваются в широченной улыбке. В голове моей отчетливо звучал голос Селены Уоррен…
Глава двадцать седьмая
От новости, что ее муж оказался всего лишь заядлым игроком, Бланш пришла в неописуемый восторг.
– По правде говоря, увидев, что он выходит из казино один, я испытала такое чувство, словно кто-то нежданно-негаданно сделал мне подарок.
– Ты верный друг, Дез!
– Дружба тут ни при чем. Я просто трусиха. Если бы твой благоверный вышел с женщиной, мне пришлось бы сообщать тебе об этом, а от одной этой мысли меня бросало в дрожь.
Повесив трубку, я подумала, что временами – хотя и не так часто, как хотелось бы, – работа сыщика приносит удовлетворение.
Ладно, пора переходить к своим проблемам. Следующий звонок я сделала в одну телефонную компанию – там у меня давным-давно есть осведомительница, что, согласитесь, при моей работе просто необходимо. Девушка пообещала добыть мне нужные сведения, и сразу после обеда раздался звонок. Полученная информация окончательно убедила меня, что самое время снова побеседовать с Селеной Уоррен.
Селену я разыскала в художественной галерее. Мне не составило труда договориться с ней о встрече на вечер.
Девушка открыла дверь сразу же. Одета со вкусом: темно-синие брюки и зеленовато-синий свитер, что чудесно шло к ее синим глазам и темным, до плеч, волосам. Похоже, Селена вполне оправилась после смерти любовника, по крайней мере внешне.
– Пройдемте на кухню, – предложила она.
Я проследовала за ней через гостиную весьма шизоидного вида. Новые стулья ядовито-изумрудного цвета стояли по обе стороны потрепанного оливкового диванчика. До блеска отполированный антикварный комод красовался на потертом грязновато-коричневом ковре. Некогда белые стены потемнели от грязи, кое-где краска свисала клочьями, создавая не самый удачный фон для многочисленных картин Нила Константина.
– Мы как раз взялись за ремонт, когда Нил… когда Нила убили, – объяснила Селена со следами печали в голосе.
Сидя за кухонным столом, я попивала отличный кофе, лакомилась ореховым рулетом и разве что не обвиняла Селену Уоррен в убийстве.
– Может, вы проясните мне кое-что, – начала я.
– Конечно.
– Помните, вы сказали, что каждый день в девять часов вечера звонили Нилу из Чикаго?
– Не помню, что говорила, но это чистая правда.
– Каждый день?
– Да, каждый день.
– Но в телефонной компании нет информации о звонке на этот номер из Чикаго в понедельник двадцать второго.
– Это какая-то ошибка, – медленно проговорила Селена, побледнев. – А, вспомнила… Нил предупредил в воскресенье, что в понедельник вечером его не будет, поэтому я и не звонила. Совсем об этом забыла.
– Он вам не сказал, куда собирается?
– Я не спрашивала.
Что ж, рисковать так рисковать.
– В тот понедельник вас видели в Нью-Йорке. – Импровизировать нужно как можно более правдоподобно. Но мне-то врать не привыкать.
– Это неправда!
– Боюсь, что правда. Послушайте, Селена, полиции я еще ничего не сказала. Прежде хотела дать вам возможность объясниться. Надеюсь, мне не придется сообщать властям об этом обстоятельстве.
Последовала пауза.
– Хорошо, – тихо согласилась, девушка. – У меня были личные дела в Нью-Йорке… Убедившись, что с мамой все в порядке, я договорилась с сиделкой, чтобы она присмотрела за ней до вторника, а сама улетела в Нью-Йорк… Но к чему все это? Нила ведь убили лишь через неделю…
– Все так. Но Агнес Гаррити убили как раз двадцать второго, между полуночью и двумя часами.
– Агнес Гаррити? Я эту женщину даже не знала.
– Возможно. Но тот, кто застрелил Нила, застрелил и миссис Гаррити.
– В этом нет никакого смысла! Я уверена, что Нил тоже не был с ней знаком. Какое отношение может иметь смерть этой женщины к смерти Нила?
– Именно это я и пытаюсь выяснить. Селена, вынуждена спросить вас, какое именно личное дело заставило вас вернуться в Нью-Йорк. – Девушка тотчас ощетинилась, и я быстро добавила: – Это вовсе не праздное любопытство, поверьте! Я должна решить, могу оставить это обстоятельство между нами или нет…
– А вы не пойдете в полицию?
– Нет, если будет ясно, что ваше возвращение в Нью-Йорк не имеет никакого отношения к убийствам.
– Хорошо. Я вернулась, чтобы сделать аборт. Вы, наверное, потрясены? Знаете, иногда это единственный выход…
– Я вовсе не потрясена и не осуждаю вас. Честное слово! Но почему вы не подождали до своего возвращения или не сделали аборт в Чикаго?
– Очень просто. Еще до отъезда в Чикаго я посетила частную клинику здесь, в Нью-Йорке. Врач осмотрел меня тогда и сказал, что срок беременности слишком мал, и назначил операцию на двадцать второе. Мне не хотелось менять дату без крайней необходимости. Кроме того, я доверяла доктору Питерсу…
– Сколько времени вы пробыли в клинике?
– Несколько часов.
– А потом?
– Потом поехала к Франни и провела у нее всю ночь. Это она подыскала мне клинику, и она пошла со мной, когда… когда…
– Поэтому в тот вечер вы позвонили Нилу от Франни, а он решил, что звонок был, как обычно, из Чикаго?
– Да… – Селена произнесла это слово почти шепотом.
– Ребенок был его?
– Конечно, его! – внезапно разъярилась девушка.
– Простите. Я не хотела вас обидеть. Просто стараюсь понять…
– Даже если я скажу вам, почему сделала аборт, вы все равно вряд ли поймете!
– И все же попытайтесь. Это может оказаться очень важно.
– Не понимаю почему. К убийствам мои проблемы не имеют никакого отношения, ни к одному, ни к другому. – Селена испытующе посмотрела на меня, словно выражение моего лица могло помочь ей принять решение. – Да какая разница, – сказала она со вздохом, обращаясь сама к себе. – Сейчас это уже не имеет значения…
Через секунду-другую последовал еще один вздох. И она начала рассказ:
– Видите ли, Нил постоянно твердил, чтобы я развелась и вышла за него. Я любила его сильнее, чем кого-либо в своей жизни, и, думаю, в конце концов мы бы поженились. Но я была не готова к браку… Если бы Нил узнал о ребенке, он взялся бы настаивать на своем с удвоенной силой… А я просто не могла… пока не могла, не знаю, как объяснить… Поэтому я и сделала то, что сделала. – Она судорожно сглотнула. – Вы наверняка считаете, что я взбалмошная и эгоистичная…
– Ничего подобного! Должно быть, решение далось вам нелегко, – сочувственно проговорила я.
– Извините, – ответила девушка, борясь со слезами… и проиграв в этой борьбе. Она уронила руки на стол, уткнулась в них лицом и беззвучно зарыдала.
Минуты две я смотрела, как она плачет, потом спросила:
– С вами все в порядке?
– Да, – всхлипнула Селена, поднимая голову. – Иногда на меня находит. – Она рассеянно взяла платок, который я ей протянула, вытерла слезы и аккуратно высморкалась. – Господи, как же ужасно, что Нила убили… Поверьте, нет ничего страшнее, когда любимый умирает такой нелепой и неестественной смертью… Но я вынуждена жить с таким тяжелым грузом на совести, и ответственность за свой поступок несу только я. После аборта я потеряла покой. А теперь, когда Нила нет, чувствую себя совсем плохо…
– Не корите себя. Вы…
Селена не дала мне договорить:
– Все в порядке. Просто нужно время.
– Я хотела бы побеседовать с вашей подругой Франни, и мне понадобится адрес врача, – мягко сказала я.
– Сейчас запишу.
– Селена, пожалуйста, проясните еще одну вещь, – продолжила я, стараясь быть как можно деликатнее, но при этом понимая, что мои вопросы словно соль на раны. Но не задать их я не могла.
– Что именно?
– В понедельник двадцать девятого, в ночь накануне смерти Нила, вы позвонили ему гораздо раньше обычного, в девятнадцать часов сорок одну минуту. И звонили вы не от своей матери.
– В тот вечер я пошла за продуктами. Для мамы. Я ведь возвращалась домой, и следовало сделать запасы для нее. После похода по магазинам я собиралась встретиться с подругой в кафе. Я подумала, что в девять часов поблизости может не оказаться телефона, а мне не хотелось, чтобы Нил волновался… он всегда за меня очень волновался. Поэтому когда я увидела рядом с супермаркетом телефон, то и позвонила.
– Вы находились в районе аэропорта?
– Я находилась от него по меньшей мере в сорока пяти минутах езды. А почему вы спрашиваете? В Нью-Йорк я прилетела только в среду утром. Вы можете проверить в компании «Американ эрлайнз».
– Я не спорю с тем, что в среду в семь часов утра вы вылетели из аэропорта О'Хейр. Но вполне возможно – заметьте, я говорю лишь о возможности, – вы летали в Нью-Йорк и в понедельник вечером. Вылетели, например, восьмичасовым рейсом, в аэропорт Ла-Гуардиа прибыли в одиннадцать тридцать по нашему времени… В этот поздний час дорога до дома заняла бы на такси минут тридцать, а после… гм… столкновения с Нилом вы вполне поспели бы на ночной рейс в Чикаго.
– И что затем я сделала? Развернулась и полетела обратно в Нью-Йорк?
– В теории это вполне возможно, Селена.
– Безумие какое-то! Чтобы я всю ночь летала взад и вперед… И ради чего? Я любила Нила! Вы не представляете, как сильно я любила Нила. Все это просто смешно!
– Должна признать, прежде чем заводить этот разговор, мне следовало провести предварительную работу. Но вы же сами рассказали, на какие ухищрения пошли ради аборта. И я могу представить, что ради двухсот тысяч долларов можно пойти и не на такое.
– Но я этого не делала! Я не могла убить Нила. Он значил для меня все!
– Я не утверждаю, что вы убили Нила. Я лишь говорю, что с логической точки зрения такая возможность существует. Совесть не позволяет мне исключить вас из числа подозреваемых, пока я все не проверю. Надеюсь, вы понимаете.
– Наверное, вы имеете право делать свою работу, – недовольно ответила Селена. – Но пока вы не выясните правду, никто об этом не узнает?
– Не узнает. Без крайней необходимости. Обещаю. У меня остался только один вопрос…
Она стоически восприняла эти слова:
– Задавайте.
– Альма знала, что ее отец получил наследство?
– Полагаю, Нил с ней поделился, но определенно сказать не могу. В моем присутствии он ничего не говорил. Альма ясно дала понять, что не питает ко мне теплых чувств, поэтому наше общение было минимальным.
– А ваш бывший муж? Вы не намекали ему о наследстве? Я имею в виду, до убийства Нила…
– Нет, конечно. С какой стати?
– Вы уверены?
– Абсолютно!
Зная преданность Селены Джеку Уоррену, другого ответа я и не ждала.
Глава двадцать восьмая
Доктор медицины Мортон Питерс выглядел словно сошедшим с рекламы пончиков: такой же круглый, мягкий и аппетитный.
– Чем могу быть полезен, миссис Шапиро? Боюсь, в моем распоряжении всего несколько секунд, – сообщил он мне, ангельской улыбкой выражая искреннее сожаление.
– Больше и не потребуется, доктор. Насколько я понимаю, вы недавно сделали аборт некоей миссис Селене Уоррен. Мне хотелось бы услышать подтверждение.
– Простите, не в состоянии вам помочь. Мы, знаете ли, храним в тайне сведения о клиентах. Мне действительно очень жаль. – Доктор Питерс опустил живые глазки-бусины, не решаясь встретиться со мной взглядом. – Поверьте, мне очень-очень жаль, – повторил он, глядя на свои пухленькие холеные ручки.
– Вы не понимаете, доктор. Миссис Уоррен сама разрешила мне поговорить с вами. Она посоветовала мне обратиться к вам.
– Прошу не обижаться, миссис Шапиро, но у меня нет способа проверить ваши слова, вы согласны?
Он был, конечно, прав.
– А что, если я ей позвоню, а затем вы с ней поговорите и убедитесь? Доктор заколебался.
– Полагаю, тогда все будет в порядке. – Казалось, он прокручивает в голове варианты. – Да. Тогда все отлично.
К счастью, Селена оказалась на работе. Я объяснила, что доктор Питерс хочет получить ее разрешение, и протянула трубку ему.
– Здравствуйте, миссис Уоррен, как поживаете? – Некоторое время он слушал, машинально кивая. – Рад слышать. – Пауза. – Ну хорошо. Но прежде я должен задать вам несколько вопросов, если не возражаете, чтобы убедиться, что вы это вы. – Он весело хихикнул над нелепостью последней фразы, а затем уже серьезнее сказал: – Нет ничего важнее, чем защитить право пациента хранить в тайне свою частную жизнь. – Он взял карандаш и начал записывать ответы Селены. – Ваше полное имя и дата рождения, пожалуйста… Ага… Адрес?.. Помедленнее, пожалуйста. Все, записал. Номер страховки?.. С чем обращались? И когда была прервана беременность?.. Ага. Хорошо, большое спасибо, миссис Уоррен. Я вас больше не побеспокою. – Доктор Питерс отодвинул стул и встал. – Подождите минутку! – Он вернулся с большой папкой. – Похоже, все сходится. Так что вы хотели у меня узнать, миссис Шапиро?
– Приходила ли к вам миссис Уоррен в понедельник двадцать второго октября?
– Приходила, – важно ответил доктор, не открывая папки.
– Спасибо, доктор.
– Это все?
– Все.
– Надеюсь, вы не в обиде на мою осторожность. Но я искренне считаю, что врач должен проявлять осмотрительность, чтобы ненароком не выдать тайну своего пациента.
– Честно говоря, такая позиция вызывает только уважение. Мне следовало принести письменное разрешение от миссис Уоррен.
Пухлое личико просияло:
– Спасибо за понимание, миссис Шапиро! – И розовые губки сложились в веселую улыбку.
Франни Эппингер ждала моего звонка. Она подтвердила все слова Селены и добавила:
– Клянусь, в понедельник вечером она не выходила из моей квартиры. Да и вообще, после всего, что Селена в тот день пережила, вряд ли она была в состоянии отправиться на убийство.
Пришлось согласиться, что это весьма маловероятно.
Что ж, если Селена не убивала миссис Гаррити, значит, согласно теории, которую я отстаивала в течение двух недель, она не убивала и Нила Константина. Я мысленно вычеркнула ее из того списка, куда совсем недавно занесла, после чего осталась прежняя четверка. Вообще-то с самого начала следовало выяснить, кто и где находился в момент убийства Агнес Гаррити, если уж я так убеждена в связи между этими убийствами. Пустая голова! Ладно, сделаем скидку на то, что по части расследования убийств я новичок.
Тут меня посетила еще одна мысль. Но прежде должна сказать, что в умении применять «маленькие серые клетки» я далека от великого Эркюля Пуаро. Так вот мне подумалось, что изобретательный мсье Пуаро всегда стремился как можно больше разговаривать с подозреваемыми. Глядишь, рано или поздно кто-нибудь сболтнет что-то важное.
Что ж, стоило попробовать еще раз. Кто я такая, чтобы спорить с несравненным Эркюлем?
На следующий день я заглянула к Тиму Филдингу и с порога спросила, как продвигаются у него дела с Луизой и Альмой Константин. Как я и предполагала, дамочки по-прежнему упорствовали в своих кинематографических фантазиях. Затем мне удалось выпросить у Тима наименее отвратительную фотографию Агнес Гаррити, что и было истинной целью моего визита. Этот снимок должен послужить предлогом для новой встречи с подозреваемыми.
Первой я позвонила Луизе Константин и прочирикала, что была бы очень благодарна, если бы миссис Константин взглянула на фото и сказала, не узнает ли эту женщину, поскольку, объяснила я, убийство ее бывшего мужа связано с убийством этой дамы.
– Прошу прощения, миссис Шапиро, но у меня нет желания в третий раз подвергаться допросу.
– Поверьте, это не займет много времени, но зато может навести на след преступника. Вы же хотите, чтобы убийцу мистера Константина арестовали?
– Разумеется, хочу. Но я помню фотографию этой женщины, она была опубликована в газете, и абсолютно уверена, что никогда с ней не встречалась.
– Газетные снимки просто ужасны! На них вы даже собственную сестру не узнаете.
– У меня нет сестры. И я никогда не видела эту женщину. А даже если и видела, чем это может вам помочь?
– А вдруг вы видели ее с каким-то человеком?.. – предположила я. – Или она произнесла какую-то фразу, которая тогда показалась совершенно незначительной, но сейчас, в свете убийства, может приобрести совсем иной смысл. Позвольте мне заскочить к вам и…
– Ни под каким видом!
– Хорошо. Но я уверена, вы не откажетесь сообщить, где вы были между полуночью двадцать второго октября и двумя часами ночи двадцать третьего октября.
– Полагаю, именно в этот промежуток убили женщину?
– Совершенно верно. Это обычная процедура. Мы опрашиваем всех, кто имел отношение к мистеру Константину.
К счастью, Луиза не спросила, кто это «мы».
– Не помню, где я была. И вообще не понимаю, почему должна давать вам отчет о своем местонахождении.
– Я лишь…
– Послушайте, вы зря теряете время. Мне кажется, я и так была с вами очень терпеливой. Возможно, куда более терпеливой, чем следовало. Но теперь мое терпение истощилось. Не пытайтесь мне больше звонить, или я обращусь в полицию и обвиню вас в преследовании.
Угрожая, Луиза не повысила голос даже на децибел.
– Не могли бы вы…
– До свидания, миссис Шапиро. И она положила трубку.
Самое время сделать перерыв и позвонить Эллен.
– Как прошел вечерок?
– О, тетя Дез… – племянница восторженно задохнулась.
– Ты потеряла голову из-за этого парня, так, Эллен?
– Мне кажется, я в него влюблена, – пролепетала она.
– А каковы его чувства? Он что-нибудь сказал?
– Пока нет. Но я знаю, что небезразлична ему.
– Я очень рада за тебя. Однако обещай, что не будешь торопиться. Мне не хочется, чтобы ты страдала от разочарований.
– Обязательно! В смысле, обещаю, что не буду торопиться.
– Вот и молодец.
– Хотя до сих пор торопилась, – со значением добавила Эллен.
В то утро я сделала еще три звонка, все Альме Константин. Никто не ответил. Наконец ближе к концу дня трубку взяла Тесс.
– Альма знала, что вы будете звонить. Она не станет с вами встречаться, – любезно сообщила юная красавица.
– И все-таки мне хотелось бы поговорить с Альмой. Всего одну секундочку. Она дома?
– М-м… Это вам ничего не даст. – Тесс понизила голос почти до заговорщического шепота: – Адвокат миссис Константин посоветовал Альме не разговаривать с вами. Извините.
Во второй раз за день я услышала этот отвратительный щелчок.
По крайней мере хоть обаятельный Джек Уоррен выразил желание меня видеть.
– Если хотите, можете заехать ко мне в офис и показать фотографию, – предложил он. – Я буду здесь примерно до шести.
Ну уж дудки! В офисе у меня не будет возможности втянуть его в разговор. Я с чувством пожаловалась, что днем так занята, так занята…
– Но могу заглянуть вечерком к вам домой… Это удобно?
– Не смею сказать нет, – рассмеялся Джек. – Я уже один раз пытался, помните?
В тот вечер Уоррен был таким же дружелюбным и полным желания помочь, как и в первый мой визит. Во всяком случае, большую часть вечера.
Взглянув на фото, Джек отрицательно покачал головой.
– Нет, – сказал он задумчиво. – Но я заходил в этот дом всего один-единственный раз, и то был не самый приятный визит.
– Знаю. Я и не рассчитывала, что вы поможете, но надежда, как говорится, умирает последней.
– По телефону вы сказали, что между двумя убийствами имеется связь? Признаться, мне трудно ее уловить.
– Мне тоже, – усмехнулась я. – Но уверена, связь должна быть. Я просто не знаю, в чем она состоит.
– Пока не знаете, – галантно поправил Уоррен.
– Спасибо. Вы правы, пока не знаю. Скажите, Джек, вы помните, где были в ночь с двадцать второго на двадцать третье октября?
– Именно тогда эту женщину убили?
– Да.
Он сморщил чертовски привлекательное лицо.
– Простите, не могу сказать. Понимаете, это было несколько недель назад, а мне крупно повезет, если я вспомню, что делал вчера. Впрочем, скорее всего я находился здесь. Я мало куда хожу, лишь изредка ужинаю и выпиваю с друзьями.
– Что ж, если вдруг вспомните…
– Понимаю. Я вам позвоню, – любезно закончил Джек.
Похоже, он ждал, что я тут же встану и уберусь восвояси, но я не собиралась спешить.
– Вы не угостите меня чем-нибудь холодненьким? Обещаю, что после этого я навсегда уйду из вашей жизни.
– Конечно, конечно, – ответил он, сияя ослепительной улыбкой, – чего не сделаешь ради такого счастья!
Он вышел на кухню и вскоре вернулся с двумя стаканами ледяной кока-колы. После нескольких обязательных глотков я попыталась вызвать его на разговор о Селене. Больших усилий не потребовалось. Оказалось достаточно произнести:
– На днях встречалась с вашей женой. Похоже, она неплохо выглядит.
Уоррен тут же заглотнул наживку:
– С ней будет все в порядке, у Селены очень сильный характер. Знаю, что по внешнему облику этого не скажешь, но, поверьте, она чертовски сильная женщина.
– Вы видели Селену после убийства Нила Константина?
– Нет. Она сказала, что хочет остаться одна. Я несколько раз пытался уговорить ее хотя бы пообедать со мной, но каждый раз она отговаривалась, что еще не готова к этому.
– Необходимо время…
– Знаю, но я ведь просто хочу помочь бедняжке.
– А как вы познакомились?
– Мы полюбили друг друга еще в колледже. Селена сидела через два ряда от меня на лекциях по психологии подростков. До этого я встречался с другими девушками, даже со многими; честно говоря, когда мы познакомились, у меня была подружка. Но я влюбился в Селену с первого взгляда. И с Мэри Энн порвал на следующий день.
– А вы знаете, что Селена скоро будет весьма состоятельной женщиной?
– Да, она мне сказала.
Следующий вопрос вряд ли удалось бы задать невзначай, но я все-таки попыталась войти с черного хода:
– Наверное, о чем-то подобном она упоминала еще до убийства. Чтобы дать понять, что с Нилом Константином у нее все серьезно.
– Нет, Селена ни словом не обмолвилась о наследстве. Сообщила об этом лишь несколько дней назад. – Глаза его сузились. – Постойте-ка! Так вот к чему вы клоните!…
– Ни к чему я не клоню. Честное слово! Так, замечание по ходу дела.
– Тогда забудем об этом, – сказал Уоррен примирительным тоном. Но при этом встал. Ну и ладно, я все равно исчерпала список вопросов.
– Большое спасибо, что уделили мне время. Я действительно очень благодарна вам за эту встречу.
В тот же вечер позвонил Билл Мерфи.
– Вам нравится китайская? Только не спрашивайте «что китайская?».
Я призвала на помощь жалкие остатки силы воли.
– Да, Билл, я люблю китайскую кухню, но больше не буду с вами обедать. Пока не закончится расследование.
– Не делайте поспешных выводов. Я и не собирался приглашать вас на обед.
– А я подумала…
Билл расхохотался:
– Я имел в виду ужин!
– Я бы с удовольствием, Билл. Но не могу. И в прошлый раз мне не следовало принимать ваше приглашение.
Язык у меня едва ворочался, словно его набили ватой.
– Не понимаю, каким образом ужин в моей компании может повредить вашему расследованию. Наверное, потому, что не хочу понимать. Знаете что, я позвоню вам в тот вечер, когда вы сцапаете убийцу, и тогда мы поужинаем на славу. Идет?
– Идет, – нетвердо сказала я. – Да, кстати, я собиралась встретиться с вами завтра. – И я изложила свою теорию о связи между двумя убийствами. – Билл, вы упомянули, что, возможно, когда-то видели Агнес Гаррити. Вы не против, если я загляну к вам на работу и покажу ее фотографию? Это гораздо более четкий снимок, чем тот, что публиковали в газетах.
– Вы уверены, что это вас не скомпрометирует?.. Простите, простите, – поспешно добавил Билл, – снова сморозил глупость. Просто я с нетерпением жду нашей встречи. Знаете, завтра у меня чертовски напряженный день, но мы можем встретиться утром, часов в десять, если вы нагрянете сюда. Как вы на это смотрите?
– Я приеду.
«Сюда» оказалось небольшим, но со вкусом обставленным помещением в Нижнем Манхэттене. Молодая секретарша с необъятной грудью и в едва заметной юбке провела меня в просторный угловой кабинет. Билл Мерфи сидел за элегантным столом черного дерева. Пиджак висит на спинке стула, галстук сдвинут набок.
Как только я вошла, Мерфи вскочил и быстро обежал стол.
– Чертовски рад вас видеть! – воскликнул он, обеими руками заключая в клещи мою ладонь.
– Я тоже рада вас видеть, – ответила я, поспешно высвобождая руку.
Сев на стул рядом со столом, я раскрыла сумку и принялась ковыряться в ее недрах, разыскивая фотографию. Поверьте, рыться в моем ридикюле – занятие столь всепоглощающее, что окружающий мир перестает для меня существовать.
Я рассчитывала, что, пока занята поисками фото, Мерфи вернется на свое место, но этот коварный человек примостился на краешке стола в каком-то футе от меня. Вот черт! Я достала снимок и протянула ему, чувствуя, как предательский румянец заливает лицо, сводя на нет все мои отважные усилия выглядеть истинным профессионалом.
– Так это и есть миссис Гаррити? – спросил Билл, разглядывая фотографию.
– Да.
– Не знаю, что и сказать, Дез. Мне кажется, я встречал эту женщину раз или два, но это было так давно… По-моему, мы с ней вместе ехали в лифте, так что я видел ее всего лишь несколько минут… Это вам поможет?
– Наверное, нет. Я надеялась, что снимок вызовет какие-то воспоминания, только и всего. Кстати, вы случайно не помните, где вы были в понедельник двадцать второго октября, скажем между полуночью и двумя часами ночи?
– Мне нужно иметь алиби и на первое убийство, так? Сейчас посмотрю. – Билл вернулся за стол, достал большой талмуд в переплете из синей кожи и торжественно объявил, ткнув в гроссбух: – Вот! – Он развернул журнал ко мне: – С восемнадцатого по двадцать второе октября я находился на западном побережье, в Лос-Анджелесе. Самое неприятное, что именно двадцать второго, в одиннадцать тридцать вечера, я вернулся в Нью-Йорк.
– В одиннадцать тридцать приземлился самолет? – уточнила я.
– Да.
– Куда вы поехали из аэропорта?
– Поймал такси и поехал прямо домой. Помню, что в тот вечер была большая пробка из-за аварии прямо на выезде из туннеля. Так что домой я добрался лишь к часу ночи. И, опережая ваш вопрос, скажу: боюсь, меня не видела ни одна живая душа. Похоже, теперь я становлюсь главным подозреваемым в двух убийствах, да? Причем в одном случае я даже не знаю жертву.
И Билл улыбнулся своей наивно застенчивой улыбкой, сверкнув белыми, но такими редкими зубами. С каким-то извращенным удовлетворением я отметила, что между его зубами можно загнать грузовик. Но это не помогло…
Вернувшись в офис, я угрюмо села за стол, уставилась прямо перед собой и через несколько минут изучения противоположной стены пришла к глобальному выводу, что жизнь – это полное дерьмо.
Почему, спросите вы? А потому, что нет ничего хорошего, когда тебя неодолимо тянет к человеку, которого ты собираешься обвинить в двойном убийстве.