Введение

Я не выслеживаю убийц.

Обычно мои сыщицкие интересы ограничены разводами, страховками, иногда попадаются дела, связанные с опекой над детьми или поиском пропавших людей. Один раз мне даже довелось разыскивать сбежавшую кошку. Очень смешная история. Но об этом я поведаю как-нибудь в другой раз.

А сейчас я хочу рассказать о том деле. О деле, которое перевернуло мою жизнь.

Меня зовут Дезире Шапиро. Да-да, именно так, можете начинать смеяться. Все остальные так и делают, заслышав мое имя. Правда, когда-то меня звали Дезире Сулле, но с тех пор я успела выскочить замуж и обзавестись нынешней нелепой фамилией.

Как бы то ни было, зовут меня Дезире Шапиро и частным сыском я занимаюсь уже около двадцати лет. Ясное дело, увлеклась я этим еще в те незапамятные времена, когда профессия детектива представлялась потрясающе романтичной, особенно в приложении к женщине. Я тогда обожала таскаться на вечеринки и отвечать на вопрос незнакомых людей о своей профессии. Ответ неизменно производил настоящий фурор. Я скромно улыбалась и сообщала, что являюсь частным детективом. Чтобы понять, отчего мои слова вызывали всеобщее изумление, представьте себе следующую картину. Во мне метр пятьдесят семь роста, у меня рыжие волосы (скажу по секрету, что без помощи хны не обошлось) и голубые глаза. А еще у меня в изобилии имеются ямочки. Вот только, к сожалению, не на щеках, а на локтях, руках, коленках и во множестве других мест, которые я никому не показываю.

Вы, наверное, уже пришли к выводу, что я счастливая обладательница небольшого избыточного веса? Вот и ошиблись. Я счастливая обладательница большого избыточного веса. Не стану распространяться, сколько вешу, но однажды я потеряла свыше десяти кило, а этого никто и не заметил. Но меня такое невнимание окружающих не остановило. Я мужественно рассталась еще с пятью килограммами. На этот раз заметили все! Мои друзья решили, что я выгляжу «сногсшибательно», «потрясающе», «умопомрачительно» и так далее. Но, увы-увы, страдания не помогли мне заарканить Роберта Редфорда. Или хотя бы более-менее приемлемую копию. Пришлось остановиться. Зачем страдать попусту, правда? Поэтому, недолго думая, я вернула свои пятнадцать кило назад. И даже чуть-чуть прихватила сверху.

В конце концов я познакомилась с Эдом Шапиро и вышла за него замуж. Эд тоже подвизался на ниве частного сыска. Но наш брак продолжался всего пять лет, так как Эд поперхнулся куриной костью и умер. Я понимаю, что такой поворот звучит не очень правдоподобно, но, поверьте, это не шутка. Мы были очень, очень счастливы. Если бы не куриная кость…

Ладно, ведь я начала рассказывать вам совсем о другом. О нынешнем деле, которое перевернуло мою жизнь.

Речь идет о двойном убийстве, что поставило в тупик полицию, да и всех остальных тоже. А я взяла и распутала кровавую историю. И впервые почувствовала себя настоящим детективом! А заодно поняла, что могу смело браться за более серьезные дела, чем та ерунда, которой до сих пор занималась. Честно говоря, после того расследования двойного убийства на меня как из ведра посыпались весьма занятные предложения.

Но расследование повлияло не только на мою карьеру. Оно перевернуло весь мой мир вверх тормашками. Именно по этой причине я и решила написать о том, что произошло. Потому что если не выскажусь, то наверняка лопну от распирающих меня чувств…

Глава первая

Мне бы не пришлось заняться этим расследованием, если бы на тот понедельник в конце октября я не запланировала ремонт. Решила вдруг перекрасить квартиру – от пола до потолка. С этого опрометчивого решения и начались неприятности. Да еще в тот роковой понедельник у меня состоялось рандеву с одним старинным приятелем – точнее, ужин, поистине чудовищный ужин. И в тот же день я преодолела просто немыслимое число лестничных пролетов.

Все пошло наперекосяк с самого утра. Маляры должны были начать в восемь, а заявились почти в десять. Затем мне пришлось потратить двадцать пять минут на то, чтобы дать им последние указания (большинство которых, как потом выяснилось, умельцы нахально проигнорировали). Так что до своей конторы я добралась лишь к одиннадцати часам.

Я арендую помещение у адвокатов, которых зовут – ни за что не догадаетесь! – Гилберт и Салливан [1] . Мне с этими милыми крючкотворами неслыханно повезло. Я не только занимаю чудесную комнатку, которую при других условиях не видать бы как своих ушей, но Эллиот Гилберт и Пат Салливан настолько симпатичные и милые ребята, что при каждой возможности подбрасывают мне выгодных клиентов. Более того, я пользуюсь услугами их секретарши. А вот секретаршу я точно не смогла бы себе позволить. Да если б и смогла, такую, как Джеки, днем с огнем не сыщешь. Джеки – настоящее сокровище: умна, расторопна, любезна, внимательна, услужлива, а главное, она знает, как половчее наврать посетителю, что меня нет. И ей всегда верят!

Остаток утра я провела за тем, что упрямо пыталась разобраться с бумагами, но из этого ничего путного не получилось. С бумагами всегда так, разобраться в них невозможно, уж вы мне поверьте. На вечер в моих планах значился ужин со Стюартом Мейсоном, поэтому вместо обеда я помчалась в универмаг «Толстушка» – за платьем, которое накануне купила и отдала подшить.

Раньше я считала пестрым всякое одеяние, цвет которого отличен от угольно-черного, а потому покупала наряды темно-синего, серого или уныло-коричневого цвета и пыталась убедить себя, что одета по самой последней, чертовски жизнерадостной моде. А еще я пыталась себя убедить, что в таких платьях выгляжу худощавой и стройной. Полная чушь! Разумеется, деспотичная мода давным-давно постановила, что даже мы, в меру упитанные дамы в самом расцвете лет, обязаны носить яркие цвета. Но долгие годы мне не хватало духу выбраться из своей раковины. До этого самого платья…

О, это роскошество было из кремового шелка с бледно-розовыми цветами. Понимаю, что розовые цветочки – жуткая пошлость, но платье-то было восхитительным! От меня требовалась недюжинная отвага, чтобы примерить нечто подобное. Но как только я увидела свое отражение, продавщице пришлось сдирать с меня наряд чуть ли не силой.

В тот день в магазине было на редкость много покупателей, и я целую вечность томилась в очереди в примерочную. Потом оказалось, что платье подшили неровно, и ждать, пока все исправят, нужно было еще одну вечность.

Когда я наконец вернулась в контору, было уже начало третьего и взбешенный клиент, которому я назначила на половину второго, метался по приемной загнанным в клетку львом. Полчаса я потратила, чтобы утихомирить его. Естественно, следующего клиента тоже приняла позже, а в результате опоздала к дантисту. От дантиста я вылетела в пять – самый неподходящий час, если вам нужно поймать такси на нью-йоркской улице. После двадцати минут бесплодных попыток я на время спрятала совесть куда подальше и решительно отпихнула вежливого человечка в деловом костюме, когда тот намеревался открыть дверцу наверняка последнего свободного такси в Манхэттене.

Такси высадило меня перед конторой без четверти шесть. А Стюарт должен был заехать за мной ровно в шесть! Ох, в жизни я не собиралась с такой скоростью! И едва поверила своим глазам, ровно без пяти шесть посмотрев в зеркало. Невероятно, но передо мной стояла полностью одетая, тщательно накрашенная дама с уложенными волосами… И это все за каких-то десять минут!

После третьего слоя лака, который гарантировал, что ураган не сдвинет с места ни одного волоска, я удовлетворенно вздохнула. Признаюсь, есть у меня пунктик на почве аккуратности. Много лет назад я решила, что ладно уж, пусть люди называют меня толстухой, но я никогда не дам повода назвать меня неряшливой толстухой. Так что я всегда тщательно проверяю, не спустилась ли петля на колготках, не покрасила ли я вместе с губами зубы и уши, нет ли на платье пятен от спагетти, которыми я лакомилась на обед. И самое главное, я никогда не выхожу из дома, не убедившись, что моим волосам не страшен ветер самой разрушительной силы.

Результаты своих усилий я проверила с помощью зеркала высотой в полный человеческий рост. Помню как сейчас: стою в дамском туалете, самодовольно улыбаюсь своему отражению и думаю, что наконец-то сравнялась со всей остальной женской половиной человечества. В смысле пестрых нарядов. Взглянув на часы, еще раз приветливо улыбнулась сама себе и поспешила в контору – дожидаться Стюарта. Не могу передать, до чего ж я мечтала о вкусном ужине!

Ха!

Наверное, следует сразу же пояснить, каковы мои отношения со Стюартом Меисоном…

Мы знакомы друг с другом пятнадцать лет. Сначала Стюарт стряпал для меня бухгалтерские отчеты. Затем стал моим другом. А когда мы с Эдом поженились, Стюарт и его жена Линн стали нашими друзьями. Не реже раза в месяц мы ужинали вчетвером… до тех пор, пока Стюарт и Линн не разошлись. Я и сейчас понятия не имею, что там между ними стряслось. У меня сложилось впечатление, – надо сказать, ни на чем не основанное, – что инициатором развода была Линн. Но, повторяю, это всего лишь мое ощущение…

После их развода мы с Эдом продолжали регулярно видеться со Стюартом. Иногда он приходил со спутницей, но чаще всего мы встречались втроем.

Потом мой бедный Эд подавился куриной костью и умер. А Стюарт проявил себя с самой лучшей стороны. Он позволил мне вдоволь поплакать на его плече. Да что там – на плече! Я еще и в ухо ему рыдала, и высморкалась по меньшей мере в дюжину его роскошных носовых платков с личной монограммой.

Придется рассказать и остальное, хотя я считаю, что самая мерзкая вещь в мире – это когда люди распинаются о своей сексуальной жизни. Но весь мой рассказ потеряет смысл, если вы не будете знать, что после смерти Эда я рассчитывала переночевать у Стюарта. Просто переночевать – не хотелось возвращаться в квартиру, где несколько часов назад скончался мой муж. Не сомневаюсь, вы не найдете в этом ничего такого. Но, должно быть, я либо сексуально отсталая особа, либо сексуально подавленная, потому что признаваться мне в этом нелегко, уж поверьте.

Поворотный пункт в моих отношениях со Стюартом наступил через год после смерти Эда.

Как-то раз мы вместе поужинали, а потом Стюарт поехал ко мне выпить кофе. В тот год довольно часто глаза у меня были на мокром месте, вот и тогда Стюарт обнял меня, чтобы я в который раз порыдала в его плечо. С этого все и началось. И все-таки странно… До того вечера Стюарт меня нисколечко не привлекал. Во всяком случае, не в таком смысле. И нельзя сказать, что он уродлив или что-то в этом роде; напротив, Стюарт вполне симпатичный: высокий, со светлыми волосами, приятные и правильные черты лица и весьма мужественное телосложение. Просто я привыкла считать, что Стюарт не в моем вкусе. Я всегда почему-то питала слабость к маленьким и худосочным типам. Роберт Редфорд – исключение.

Наверное, Стюарт удивился не меньше моего, когда наши встречи слегка видоизменились. Меня ведь никак не назовешь светской львицей, с которыми он привык якшаться (видели бы вы его бывшую женушку Линн!). Наверное, Стюарту просто было одиноко. Как и мне…

Поначалу я вообразила, будто погрузилась в пучину великой страсти, и тут же принялась терзаться чувством вины из-за Эда и своей распущенности. Но вскоре первое возбуждение прошло и все вернулось в прежнюю колею… за одним маленьким, но приятным исключением. Стюарт по-прежнему составлял для меня бухгалтерские отчеты. И мы по-прежнему были добрыми друзьями. И часто ужинали вместе. Только теперь после ужина я оставалась на ночь у него. В тот понедельник я сочла последнее обстоятельство большой удачей, поскольку запах свежей краски не способствует сладкому сну.

Но вернемся к нашему чудовищному ужину…

Когда я открыла дверь своего офиса, Стюарт уже был там, сидел в кресле для посетителей.

– Вот это да! – воскликнул он, и челюсть у него отвисла.

Я рассчитывала совсем не на такое «вот это да».

– Как это понимать? – осведомилась я сухо.

Стюарт, будучи довольно сообразительным человеком, тут же смекнул, что ступил на минное поле, и продолжил осторожно:

– Просто ты выглядишь… э-э… необычно, Дез, вот и все… но мило, действительно очень-очень мило. Просто ты редко одеваешься столь… ярко. Но все-таки ты выглядишь мило. Очень-очень-очень мило…

Я без усилий перевела этот детский лепет: ты слишком толста, подруга, чтобы рядиться в платья с розовыми цветочками.

Реакция Стюарта меня ошеломила, но подавленность быстро сменилась враждебностью. По дороге в ресторан с самой лучшей французской кухней во вселенной я хранила угрюмое молчание. Дальше пошло еще хуже. Дело в том, что я заговорила. Поверьте, ничего хорошего я не сказала. Стюарт же был терпелив как ангел. Отчего моя стервозность только усиливалась.

Я заказала свои самые любимые блюда: чудесный паштет из гусиной печенки, зеленый салат и жареного утенка с рисом и грибами. А вдобавок брокколи с голландским соусом. Пребывай я в хорошем настроении, наверняка с урчанием набросилась бы на этот деликатес, но в тот вечер лишь вяло потыкала брокколи вилкой, представляя, будто это сердце Стюарта. Когда официант наконец унес мою жертву, я отлучилась под предлогом попудрить нос. Прямо за дверью находился телефон, и я набрала номер Эллен. Это моя племянница. Она взяла трубку после первого же звонка.

– Ты можешь потерпеть меня одну ночь? – рявкнула я, опустив приветствие.

– Тетя Дез?

– Ага!

– С тобой все в порядке? У тебя какой-то странный голос.

– Все отлично. Но мне надо где-то переночевать.

– Ты уверена, что с тобой все в порядке?

– Конечно, уверена! – Я почти улыбнулась. По части серьезности Эллен нет равных. – У меня квартиру покрасили, а я не выношу вони краски.

– А, теперь понимаю. Конечно, ты можешь переночевать у меня. Я же перевезла сюда старенький диванчик. Он очень удобный. Ты же помнишь.

Я помнила. Жутко бугристая рухлядь. Но когда жизнь летит под откос – какая разница?

– Отлично! Большое спасибо.

– Не говори глупостей. Ты адрес знаешь?

– Ты дала мне его на прошлой неделе. – Эллен переехала на новую квартиру меньше недели назад и, как только ей установили телефон, сразу же позвонила и вывалила на меня целый ворох сведений. – Я тут в ресторане со Стюар­том. – Я скрипнула зубами. – Поэтому, возможно, опоздаю. Ты не возражаешь?

– Не говори глупостей, тетя Дез, – повторила Эллен. – Приходи, когда тебе удобно.

– Не жди меня. Только оставь где-нибудь ключ.

– Хорошо. Положу под коврик. Квартира номер четырнадцать-А. Рядом с лифтом.

Когда я вернулась к столу, тарелка с брокколи уже исчезла, вместо нее красовалось блюдо с салатом. И бутылка красного вина. Мы со Стюартом очень редко заказываем вино. Даже самое легкое. Впрочем, Стюарт добился цели. Выпив жалких полбокала, я размякла. Потом расправилась с уткой, осушила вторую половину бокала и снова стала нормальным человеком. А еще мне стало немного стыдно.

– Прости, что я вела себя сегодня, как настоящая стерва, – начала я. – Просто меня обидело твое замечание про платье…

– Знаю. Я сам виноват. Я имел в виду… я не хотел, чтобы это прозвучало так… Честно говоря, ты выглядишь очень мило. Правда, мило. Я просто удивился… – Стюарт замолчал, смекнув, что это путь в тупик. – Удивился… э-э… цветочкам… Я весь вечер хотел сказать тебе об этом, но боялся, что опять сморожу глупость.

Ладно уж, все понятно. Я еще раз извинилась. А потом еще разок. А потом мы прикончили бутылку. И уничтожили шоколадный мусс (о, божественный!). Потом настал черед кофе. Потом снова вино… Словом, к концу ужина мы опять были лучшими друзьями. Оставалась лишь одна сложность: я ведь сдуру ляпнула Эллен, что приду к ней ночевать. Стюарт предложил перезвонить, но, посмотрев на часы, я обнаружила, что уже половина двенадцатого, и покачала головой:

– Эллен наверняка спит. – У Стюарта сделался такой несчастный вид, что я добавила, как мне казалось, многообещающим тоном: – В следующий раз…

Ох и нелегко быть секс-символом!…

Когда мы вышли из ресторана, на улице моросил дождь. К счастью, у дверей стояло свободное такси. Минут через десять мы уже были у дома Эллен. Она живет в Челси, в одном из тех кварталов, где новые роскошные высотные здания соседствуют со старыми обшарпанными особняками, а те, в свою очередь, соседствуют с еще более обшарпанными многоквартирными домами. Одним словом, довольно типичный нью-йоркский район. И все же меня удивляло, что Эллен переехала в такой ветхий дом. Разумеется, арендная плата в Манхэттене такая, что выбирать не приходится. А кроме того, Эллен успела все уши мне прожужжать о том, что у нее в квартире есть настоящий камин.

Стюарт хотел проводить меня до квартиры, но, поскольку дождь усилился, я объявила, что в этом нет необходимости.

По пути к подъезду я умудрилась вымокнуть до нитки. Еще большая неприятность поджидала меня, когда я попыталась открыть дверь в вестибюль. Эта чертова штуковина оказалась заперта! Господи, и почему мы с Эллен об этом не подумали? Я уже решила было, что тупость – наша фамильная черта, но тут вспомнила, что Эллен, вообще-то, племянница моего покойного мужа Эда. Того самого, что подавился куриной костью.

Ничего не оставалось, как призвать отточенные долгими тренировками способности частного детектива. Я порылась в окаменевшей от лака шевелюре, выудила шпильку и в два счета расправилась с замком.

Войдя в вестибюль, я пошарила вокруг глазами и наткнулась на лифт. А заодно и на табличку «Не работает».

Боже всемогущий, неужто пешком шкондыбать на четырнадцатый этаж?! Впрочем, можно, конечно, вернуться домой и свести счеты с жизнью, задохнувшись в парах масляной краски. Да, только сначала придется снова нырнуть под этот водопад, что зовется дождем… Но добила меня мысль, что я в одиночку поплетусь по безлюдным нью-йоркским улицам. Я даже впала в оцепенение. Ну уж нет! Без своего защитника восьмимиллиметрового калибра (скажу по секрету, не очень-то я знаю, как им пользоваться) я вовсе не бесстрашный частный детектив, а самая обычная трусиха. Трусиха, которая не умеет быстро бегать.

Поэтому я сделала глубокий вдох и обреченно пошлепала к лестнице.

Глава вторая

Подъем на четырнадцатый этаж стал самым изматывающим и самым идиотским испытанием, какому я когда-либо себя подвергала. Оглядываясь назад, я понимаю, что было бы куда менее рискованно заночевать на улице в компании головорезов, чем тащить все мои фунты по этим бесконечным ступеням. Но мой интеллектуальный коэффициент никогда не соответствовал моему весу.

Поэтому я полезла вверх.

Уже на втором этаже я была вынуждена сесть на ступеньку, чтобы отдышаться. На третьем этаже я сидела немного дольше, а дышала намного тяжелее. По пути на четвертый споткнулась и растянулась посреди лестничного пролета. Не стану утомлять вас подробным описанием своего рискованного восхождения. Достаточно сказать, что время, необходимое на преодоление каждого следующего пролета, возрастало в такой пропорции, что я серьезно сомневалась, увижу ли четырнадцатый этаж до рассвета. Если вообще его увижу…

В довершение ко всему номера этажей на лестничных площадках выцвели, поэтому приходилось вести подсчеты самой.

– Двенадцать… – едва пропыхтела я.

– Тринадцать… – выдавила я, глотая воздух. И наконец, как мне показалось, на последнем издыхании простонала:

– Четырнадцать…

Я открыла дверь в коридор и в дальнем конце разглядела лифт. Нечеловеческим усилием я дотащила себя до ближайшей к нему квартиры. Рядом с дверью не было никакого коврика! Я попьггалась прочесть фамилию над дверным звонком, но в тусклом свете одинокой лампочки не смогла ничего разобрать. Ну почему у меня нет спичек!… Впрочем, я не могла ошибиться: рядом с лифтом находилась одна-единственная дверь. Видимо, просто что-то недопоняла. Возможно, Эллен положила ключ на притолоку над дверью. Я встала на цыпочки, но до верха двери не дотянулась. Я была такой уставшей, мокрой и выдохшейся, что находилась в состоянии близком к сильному и продолжительному приступу истерии. И тут раздался шум. Он донесся из другого конца коридора. Я оглянулась и увидела высокого, худого и очень мокрого мужчину лет тридцати. Он тащил здоровенного косматого пса. Со злобным удовлетворением я отметила, что незнакомец дышит почти так же тяжело, как и я.

– Могу я вам чем-нибудь помочь? – прохрипел он, опуская свою лохматую ношу.

– Я ищу Эллен Кравиц, – сумела прохрипеть я в ответ, привалившись к стене, дабы ненароком не рухнуть лицом вниз.

Пальцы мои разжались, и на пол с глухим стуком упали новенькие и безвозвратно погибшие итальянские кожаные туфли, которые я сняла где-то в районе третьего этажа. Пес тут же с урчанием накинулся на них и принялся остервенело жевать.

– Эллен – как, говорите, ее фамилия? – здесь не живет, – сообщил мне человек, показывая на квартиру, в которую я с таким отчаянием пыталась проникнуть. – Это квартира Блайндера.

– Она сказала, у лифта на четырнадцатом этаже. – Я чувствовала, что вот-вот из глаз хлынут слезы.

– Но это пятнадцатый…

– О боже!

– Спускаться намного легче, чем подниматься, – подбодрил он меня.

Человек так тяжело дышал, что я едва разбирала слова. Тем не менее он сделал мужественную попытку оттащить мохнатого изверга от моей многострадальной обуви.

– Филип после девятого этажа отказался сдвинуться с места, – просопел человек, протягивая мне то, что осталось от итальянских лодо­чек. – Пришлось тащить его на себе…

Я пробормотала что-то сочувственное, он только махнул рукой:

– Ко всему привыкаешь. Этот чертов лифт все время ломается, а Филип донельзя ленив. – Человек взглянул на собаку со смешанным чувством любви и отчаяния. – Если так пойдет дальше, я скоро накачаю мускулатуру. – Он усмехнулся. – Если, конечно, не умру от разрыва сердца.

Я выдавила из себя два едва слышных не очень веселых смешка. Затем не смогла удержаться от вопроса:

– А когда сломался лифт?

Клянусь, если бы он сказал – четверть часа назад, я бы бросилась с пятнадцатого этажа в лестничный пролет.

– Ну, нам, как видите, приспичило выйти погулять, когда лифт уже не работал. – Он с притворным упреком зыркнул на Филипа, который явно не испытывал ни малейшего раскаяния. – Сосед несколько часов назад уже поднимался пешком.

Ну ладно, не буду бросаться с пятнадцатого этажа. Я покинула Филипа и его хозяина и почти на четвереньках сползла на четырнадцатый этаж.

Перед дверью Эллен, как она и обещала, имелся коврик. Сверхчеловеческим усилием я нагнулась и достала ключ.

Через пять минут я спала. Не сняв нового, но истерзанного платья.

Глава третья

Проснулась я, едва перевалило за полдень. Но наверняка провалялась бы до вечера на этом жутком диване с выпирающими пружинами, если бы в мое подсознание не проник аромат свежего кофе. Кофе – одна из бесчисленных моих слабостей.

Все тело отчаянно ныло. Вы, наверное, не поверите, но даже в бровях что-то пульсировало от боли. Перевести себя в сидячее положение было почти подвигом. Однако каким-то образом мне удалось стянуть свое протестующее тело с дивана и дотащить его до кухни.

Когда я появилась в дверях, Эллен подняла взгляд:

– Доброе утро, тетя Дез… Боже мой! Что случилось?!

– У тебя лифт сломался. Пришлось тащиться на четырнадцатый этаж пешком, – осуждающе простонала я.

– Боже мой!

– Перестань твердить одно и то же как заведенная.

Я поместила себя в кресло, и Эллен налила мне кофе.

– У тебя ужасный вид.

– Спасибо. Именно это я и хотела услышать.

– Ты поняла, что я имею в виду. С тобой все в порядке?

– Наверное. Во всяком случае, будет в порядке, когда мышцы перестанут ныть, – буркнула я чуть любезнее.

– Сейчас приготовлю завтрак, а потом наполню для тебя горячую ванну.

Неудивительно, что Эллен моя любимая племянница. (Я бы сказала то же самое, если б имелись и другие)

– Чудесная программа. – Я сделала пару хороших глотков кофе. – Но, пожалуй, я сначала позвоню в офис.

Джеки была очень рада меня слышать, но, несмотря на это, в голосе ее чувствовалась несомненная натянутость.

– Я чуть с ума не сошла от волнения. Все утро звонила к тебе домой, но никто не отвечал. Ты же всегда предупреждаешь, когда задерживаешься.

– Прошу прощения, Джеки. Честное слово, я не могла позвонить раньше.

Мое раскаяние немного смягчило ее. Она продолжила чуть менее раздраженным тоном:

– Хорошо, что Стюарт мне позвонил, а то я уже собиралась мчаться к тебе домой. Он сказал, что ты переночевала у своей племянницы, только он не знает ее телефона. Я сообщила, что тебя еще нет, и он тоже встревожился. – Джеки на мгновение замолчала. – Что-нибудь случилось, Дез?

– Ничего особенного. Просто я провела ужасную ночь. Увидимся завтра утром, и я все объясню. Мне действительно жаль, что заставила тебя волноваться. И вот что еще, Джеки, сделай милость, позвони Стюарту. Скажи ему, что со мной все в порядке. Я позвоню ему позже…

После неторопливого завтрака и несметного количества кофе, Эллен, будь она благословенна, приготовила ванну и помогла мне в нее забраться. Я отмокала в воде, пока кожа не стала похожа на губку.

Когда я вытиралась, в дверь позвонили. Послышался неразборчивый мужской голос. Я влезла в свое некогда роскошное платье, которое Эллен, как могла, отутюжила. К сожалению, у платья все равно был такой вид, словно я в нем спала. Что, разумеется, было истинной правдой.

Не знаю, кто испытал большее потрясение, когда я ковыляющей походкой ввалилась в гостиную, – гости Эллен или ваша покорная слуга. Там сидели два сотрудника из отдела убийств, сержант Тим Филдинг и детектив Уолтер Коркоран. Мы с Тимом Филдингом давние знакомые…

Я познакомилась с Тимом, когда однажды занялась делом, которое он расследовал. Это было еще до того, как он перешел в отдел убийств. А потом я как-то упомянула его имя в разговоре со своим мужем Эдом, который тогда еще не был моим мужем. Перед тем как стать частным детективом, Эд служил в полиции, и оказалось, что Филдинг работал в том же участке. В те дни они были очень дружны. Но после того как Эд оставил работу в полиции, они постепенно отдалились друг от друга, как это водится у людей.

Так или иначе, надо было видеть улыбку на лице Эда, когда я произнесла имя Филдинга. В тот вечер Эд несколько часов вспоминал старые добрые времена и службу в полиции. А на следующее утро снял трубку и позвонил своему старому приятелю. После этого они довольно часто встречались и выпивали, а иногда к ним присоединялась и я. Потом, когда Филдинга перевели в отдел убийств, на эти встречи напросился его новый напарник. Я сразу же решила, что Уолтер Коркоран – невыносимый нахал. И теперь этот невыносимый нахал посмел открыть свой нахальный рот.

– Ей-богу, Дез, похоже, у тебя выдалась не лучшая ночка! – весело хмыкнул Уолтер Корко­ран, оглядывая меня.

Коркоран – крупный детина с тоненьким голоском, трудно поверить, что этот писк издает такой громила. От его голоса меня вечно разбирает смех. Но, будучи человеком воспитанным, я всегда сдерживаюсь.

– Это не имеет отношения к делу, Уолт, – пожурил его Филдинг, глядя, как я падаю на первый подвернувшийся стул. – Мы должны задать тебе несколько вопросов, Дез. Я слышал, ты вчера вечером пришла сюда где-то в полночь.

– Около того. А что такое?.. Случилось что?

Филдинг (на мой взгляд, один из любезнейших полицейских в мире) пропустил вопрос мимо ушей. Это было на него не похоже. Должно быть, он очень озабочен. Во всяком случае, ясно, что Тим заявился сюда не для того, чтобы собирать деньги в пользу Полицейской спортивной лиги.

– Ты видела кого-нибудь, кроме мистера Ламбета?

– Мистера Ламбета?

– Высокий и худой человек с пятнадцатого этажа. У него большая белая собака.

– А, друг Филипа.

– Кого-кого? – пропищал Коркоран.

– Филип – это собака, – объяснила я, подавившись смешком. – Так вы не собираетесь рассказать, что происходит?

– Наверху совершено убийство. Мы беседуем со всеми, кто находится в этом здании.

– Боже мой! – Это, понятное дело, Эллен.

– И кого убили? – деловито вопросила я.

– Старушку из квартиры пятнадцать-D. Говорят, она была с причудами. Затворница. Насколько я понял, ты ничего не видела.

– Не будь болваном, Тим. Разве я бы не сказала, если б видела? Когда это случилось?

– Около часа ночи. Но до вскрытия это всего лишь более-менее обоснованная догадка. А вы, мисс Кравиц?

Тим повернулся к Эллен, которая была больше похожа на испуганное привидение, чем на человека.

– Н-но я н-ничего не видела, – пролепетала она едва слышно.

– Вы вчера вечером выходили из квартиры?

– Н-нет.

– Вы уверены?

– Она же сказала вам, что не выходила! – перебила я решительно.

– Дез, между прочим, твоя племянница умеет говорить сама.

Теперь за допрос взялся Уолтер Коркоран:

– Вы знали старушку из квартиры пятнадцать-D? Миссис Агнес Гаррити?

– Н-нет. – Бедная девочка выглядела столь напуганной, что у меня сердце разрывалось от жалости.

– Эллен живет здесь всего неделю. Кроме того, вы же, ребята, сами сказали, что эта дама была затворницей, – заметила я.

Коркоран что-то пропищал себе под нос, наверняка ругательство, и хмуро уставился на меня.

– Как ее убили? – Я не собиралась позволять этому толстому пискуну запугать меня.

– Застрелили. Похоже, взломали дверь, – недовольно ответил он.

– Ограбление?

– Пока неясно, – вмешался Филдинг, – но беспорядка в квартире нет. Если это действительно ограбление, то преступник знал, где искать.

– Полагаю, вы побеседовали с соседями?

– Только этим весь день и занимаемся.

– Никаких зацепок?

– Ни единой. Нам лишь удалось установить, что женщина была одна-одинешенька. Ни друзей, ни родственников.

– А враги?

– Сомневаюсь. Она была затворницей, как ты любезно напомнила нам несколько минут назад.

– Думаешь, дорогуша, затворничество исключает преступление из-за страсти? – язвительно вопросил Коркоран.