Во всяком случае, она думала, что это он.

Ни один другой человек в этом городке не мог иметь такого самоуверенного вида, говорящего о богатстве и власти.

День был пасмурный, и Кайла вначале не смогла его как следует рассмотреть, только отметила это выражение властности и уверенности в его походке, в том, как он держит голову. Но когда в следующую минуту порыв ветра разогнал облака и выглянуло солнце, девушка чуть не ахнула.

Какой же ужасной должна была быть судьба у этого человека, который при такой изумительной наружности мог так ожесточить свою душу! Это показалось Кайле слишком несправедливым.

Волосы цвета дикого меда падали волнами на широкие плечи, обрамляя совершенное по своей красоте лицо с твердым подбородком. Но при этом горькая усмешка, обращенная явно к самому себе, кривила красиво вылепленные губы. Цвет его светлых, сверкающих на фоне темной загорелой кожи глаз напомнил ей мерцающий зеленовато-голубой цвет моря в солнечный день. Однажды при дворе она видела небольшой камень такого вот точно цвета, вставленный в кольцо мавританского принца. «Бирюза» – назвал тогда принц этот камень.

В этот миг Кайла всей душой возненавидела Стрэтмора. Она ненавидела его за то, что он жив, в то время как Алистер мертв по его вине. Ненавидела за то, что этот человек, который собирался взять ее в жены, теперь намерен арестовать ее. За беспечный вид, говорящий о том, что его все это нисколько не волнует.

Но больше всего она ненавидела его за то, что он тот, кто он есть – человек, который преследовал их с усердием настоящей гончей и наконец загнал до смерти.

Единственное, за что она его не винила, – это за смерть матери.

Спрятавшись за пустой пивной бочкой, Кайла закрыла глаза, не желая больше видеть этого человека. Когда она открыла их, Стрэтмор уже ушел.

Девушка вернулась в густую тень здания и принялась ждать наступления темноты. А тогда она просто заберется в его комнату. Было несложно вычислить, где остановился важный лорд – конечно, в самой большой комнате с единственным балконом. Ей не составило труда забраться на этот балкон по деревянистым ветвям дикого винограда, оплетающего всю стену здания. Это заняло у нее не больше минуты.

Да, это и в самом деле оказалось совсем легко. Вот только поддавшись голосу сердца, а не разума, она оказалась в ловушке, и теперь ей предстоит умереть, так и не осуществив план мести, который она лелеяла со дня резни в Гленкарсоне. Он захватил ее, когда она попыталась броситься на него с кинжалом, и теперь, без сомнения, отдаст людям короля. И впрямь Цербер, верная ищейка короля Генри!

Руку саднило от соприкосновения с его каменной челюстью, но она с удовольствием повторила бы этот удар.

Он выпрямился, явно насмехаясь, после своего нелепого поклона, словно они были на балу, а не один на один в маленькой темной комнате в гостинице, куда она пришла, почти решившись убить его.

– Отдайте мне этот документ, – сказала она тихо, потирая костяшки пальцев.

Роланд отошел от нее на пару шагов, прежде чем ответить.

– Простите меня, – сказал он, скрыв чувства за безразличием. – У меня его нет.

От его пристального взгляда не укрылось выражение отчаяния, мелькнувшее на ее лице, и быстро сменившееся гневом. Ее глаза сузились от злости и тут же вновь раскрылись, сверкнув в темной комнате. «Интересно, какого они цвета? – подумал Роланд. – Зеленые? Или, может, голубые, как яйцо малиновки? Во всяком случае, какие-то очень светлые, полупрозрачные, серебристые…»

– Вы лжете! – прошипела она.

– Боюсь, что нет, миледи. Этого письма здесь нет.

Кайла колебалась одно мгновение. Он видел, что ей нестерпимо хочется заглянуть в шкатулку на столике, из которой выглядывал кончик какого-то документа.

– Это пустой лист, – сказал он мягко, проследив за ее взглядом.

Кайла резко развернулась, рванувшись с места так стремительно, что тяжелая масса волос хлестнула ее по лицу. И Роланду с неожиданной силой захотелось коснуться их, погрузить в них пальцы, почувствовать, каков на ощупь этот огненный каскад. Из-за этого неуместного сейчас желания он едва не пропустил момент, когда она бросилась к окну.

В последний миг Роланду удалось перехватить ее, правда, не без борьбы, и он беспокоился, что они наделали слишком много шума. За неимением лучшей идеи, он силой заставил ее сесть на свое спартанское ложе и опустился рядом, крепко прижимая ее к себе.

И снова он почувствовал ее дрожь – дрожь отвращения или бессильной ярости, – но сейчас он не мог, не имел права расстраиваться по этому поводу, как бы сильно его это ни задело. Он должен спасти ее, хочет она того или нет.

Роланд прижал губы к ее уху:

– Отведите меня к своему брату. Я обещаю, что в целости и сохранности доставлю вас в Лондон. И я попытаюсь склонить короля в вашу пользу.

Она ни слова не ответила, но он почувствовал, как Она задрожала еще сильнее.

– Я могу помочь вам, леди Кайла. Вы знаете это. Я могу помочь вам обоим.

Он чувствовал, как с каждым мгновением нарастает напряженность между ними, как разрастаются неконтролируемые эмоции, готовые выплеснуться наружу.

– Порождение дьявола! – выкрикнула она громко. – Отпусти меня! Или я тебя убью!

В то же мгновение он повалил ее на кровать, придавил своим тяжелым, мощным телом, зажав ей ладонью рот. Он увидел, как расширились в паническом ужасе ее глаза, почувствовал, как изогнулось с неожиданной силой ее тело. К счастью, он смог удержать ее, не дав ей выскользнуть из рук, когда открылась дверь и в щель просунулась голова стражника.

– Милорд? – послышался грубый голос. – У вас все в порядке?

– Да, Гилкрист, – отозвался Роланд, стараясь придать своему голосу лениво-насмешливый тон. – Просто мы с этой девицей занимаемся кое-какими упражнениями. Она, знаешь ли, дерзкая штучка.

Роланд старался по возможности загородить своим голом Кайлу, так чтобы стражнику было не видно ее лица и густой копны рыжих волос.

– Ага! – воскликнул Гилкрист и понимающе хмыкнул. – В таком случае, желаю вам хорошенько потренироваться.

– Можешь не сомневаться, – хохотнул в ответ Роланд.

– Бог в помощь, милорд, – ответствовал Гилкрист, закрывая дверь.

В этот момент Кайла укусила Роланда за руку.

– Вы явно не стремитесь завоевать мое расположение, миледи, – заявил Роланд в том же полушутливом тоне, в котором только что разговаривал с солдатом.

Он прекрасно понимал, что ей нет дела до того, как он к ней относится. Ее глаза раскрылись на мгновение еще шире, хотя ему казалось, что это невозможно, а затем сузились, и в них с прежней силой сверкнула ненависть. Она попыталась высвободиться, изо всех сил пихнув его в бок.

Каким бы соблазнительным ни казалось занимаемое им положение, Роланд все же намеревался сделать все от него зависящее, чтобы успокоить леди. Ему вовсе не хотелось, чтобы она каким-то образом навредила себе, уж не говоря о нем. Он должен постараться уговорить ее.

– Леди Кайла, – сказал он тихо. – Я действительно могу помочь, и это не пустые слова. Позвольте мне сделать это. Я отвезу вас и вашего брата в Лондон под своей защитой. Клянусь, что вам обоим не будет причинено никакого вреда. Я сумею убедить короля.

Он отнял руку от ее лица.

Ее удивительные глаза чуть поблескивали во мраке, негодующие и прекрасные, губы чуть припухли от борьбы, словно от поцелуев. И внезапно он осознал, что она не просто красива – она невероятно, просто ошеломляюще прекрасна.

И хотя ее лицо казалось изможденным, рот – слишком чувственным, брови – излишне прямыми, а шея – слишком длинной – все это не имело никакого значения для облика в целом, который казался совершенным. Это было какое-то колдовство, наваждение. Роланд почувствовал, что невольно поддается ее очарованию, и готов быть поклясться, что она это поняла и ничуть не возражает, напротив, это льстит ее самолюбию.

Роланд чуть потряс головой, чтобы прийти в себя.

Это было вовсе не в его духе – изображать из себя влюбленного мальчишку; и совершенно неважно, насколько очаровательна сама девушка. Он был ее защитником, а не возлюбленным.

И даже не ее женихом с некоторых пор.

Но при тусклом свете едва краснеющих углей очага он увидел, как она облизала губы кончиком языка, и почувствовал, что кровь закипает в его жилах.

Он приподнялся и сел, нахмурившись. Этого не должно было случиться.

– А где же тогда настоящий документ? – вдруг охрипшим голосом спросила Кайла. Она лежала, не двигаясь, необыкновенно соблазнительная, с волосами, разметавшимися по кровати, в черной тунике и рейтузах, которые без утайки открывали его взору все изгибы ее стройного девичьего тела.

Вопрос повис в воздухе как укор, он требовал честного ответа. Роланд не гордился тем, что сделал, хотя и считал это необходимым. Но сейчас ему вдруг захотелось нежно обнять ее, и если уж придется говорить правду, то сделать это как можно мягче. Вместо этого он резко ответил:

– Никакого документа не существует. Я все выдумал.

Ее губы чуть приоткрылись в молчаливом изумлении. Несколько мгновений она смотрела на него, затем медленно покачала головой, словно отказываясь верить.

– Это был всего лишь трюк, чтобы завлечь вас в ловушку. – И сами слова, и тон были совершенно безжалостны, словно таким образом он стремился избавиться от внезапной нежности – чувства, совершенно ему не знакомого, которое тревожило его, ибо он считал его слабостью. И он достиг цели.

Кайла закрыла глаза. Казалось, она была совершенно сражена этими словами.

Слабость продолжала все больше овладевать его сердцем, и он вдруг сам ужаснулся своему бездушию. Она выглядела сейчас такой ранимой, такой беззащитной. Как же он мог так поступить с ней?

– Кайла, теперь все кончено. Отведи меня к своему брату. Поверь, так будет лучше для вас обоих.

Она наконец открыла глаза, но не взглянула на него. Взгляд ее был направлен куда-то за его плечо, в угол комнаты.

– Столько загубленных жизней, – прошептала она отрешенно. – А это была всего лишь ложь. Они все умерли из-за лжи.

В нем все взорвалось в новом остром приступе слабости, которую он всячески старался подавить. Слабость еще никогда ему не помогала. Слабость делала его уязвимым, а Роланд провел последние тяжелые годы жизни, уверяя себя, что никогда больше не позволит себе быть уязвимым. Он резко поднялся.

– Нам надо возвращаться в Лондон. Я знаю, ваш отец мертв. Отведите меня к Алистеру, и мы можем сразу же уехать.

Кайла вновь пришла в себя, взгляд ее уже не был таким отрешенным, когда она прямо взглянула на него.

Он увидел отвращение в ее глазах. И это показалось ему таким разительным контрастом по сравнению с женственностью ее нежного тела, которое он ощущал под ой всего несколько минут назад.

– Вы знали, что я приду к вам, попавшись на вашу ложь, – с горечью произнесла она.

– Ну да, – признался он, – только я предполагал, что скорее придет Алистер. Я считал, что он более импульсивен, чем вы.

Со дня резни в Гленкарсоне Роланд не получал никаких сведений ни о Кайле, ни об Алистере. Целая деревня вместе с ее жителями бесследно исчезла с лица земли. Тот, кто выжил, а их, по-видимому, было немного, разбрелись или уехали. К тому времени, как туда прибыл Роланд, мертвые были мертвы уже слишком долго, чтобы можно было кого-нибудь узнать. Но у него было интуитивное убеждение, что Уорвиков среди них не было. Поиски по близлежащим холмам и долинам были бы пустой тратой времени. Местные жители гораздо лучше его собственных людей знали, как следует выживать в горах. И он вернулся обратно, в этот приграничный городок, чтобы как следует продумать свои дальнейшие действия.

Роланд не собирался никому рассказывать, тем более этой разъяренной молодой женщине, о том, как ему повезло, когда его оруженосец сегодня случайно на площади заметил леди Кайлу, которую однажды видел в Лондоне. Разумеется, он тут же доложил своему командиру, и Роланд сразу понял, что кто-то из Уорвиков наверняка посетит его сегодня ночью. Интуиция его еще никогда не подводила.

– Где Алистер? Он болен? – спросил Роланд. Он уже строил планы, намереваясь найти мальчика еще до того, как тот узнает, что его сестра схвачена.

Кайла словно не слышала его вопроса.

– Вы все выдумали! Вы выдумали этот документ. Вы придумали, что у вас имеются доказательства невиновности моего отца!

Роланд молчал, ожидая, когда она до конца свыкнется с этой мыслью.

– Вы написали мне, что у вас есть документ, доказывающий, что отец не убивал мою мать, – ее голос чуть дрогнул. – Вы обещали отдать его мне…

– Если вы встретитесь со мной в Гленкарсоне, – продолжил за нее Роланд. – Но вы этого не сделали.

Она замолчала и некоторое время пристально разглядывала его.

– Не знаю почему, но я ничуть не удивлена тем, что вы солгали. Ведь вы всего лишь послушный раб короля. Все это знают. У вас нет души. У вас даже не может быть угрызения совести да и самой совести тоже. Конечно, почему же вам не солгать, когда это выгодно!

– Конечно. Отведите меня к Алистеру, Кайла.

Она глухо засмеялась и отвернулась. У Роланда вдруг заныло в душе, что-то вдруг оборвалось.

– Я пыталась совсем недавно, – сказала она тихо, бросив взгляд на кинжал. – Не получилось…

«Черт возьми, – бессильно выругался Роланд про себя. – Черт, черт, черт!»

– Как он умер? – спросил он без всякого выражения.

– А вы как думаете? – выкрикнула она, быстро сев на дальний конец кровати и обхватив себя руками.

– От холода, – предположил он, следя за ней взглядом, желая сам поверить в то, что говорил. – В горах Шотландии очень холодные зимы…

– Его убил не холод, – возразила Кайла. – И ни Шотландские горы, лорд Стрэтмор. Его убили вы! Ведь это вы отдали приказ своим солдатам атаковать Гленкарсон. Алистер погиб с мечом в руках.

Было столько боли в ее внешне спокойном голосе. И это подействовало на него сильнее, чем крик или и нач. Это резануло его прямо по сердцу – настолько невыносимо для него было видеть ее, переполненную болью.

Но, быть может, это мучительное ощущение родилось в глубине его сердца? Он бы очень хотел сейчас сказать, что не несет ответственности за эту резню. Больше всего на свете ему хотелось сейчас отказаться от того, что было сделано от его имени. Он бы очень этого хотел. Но не мог.

Он не был в Гленкарсоне. Но он должен был там быть.

– Мне жаль, – сказал Роланд. – Я действительно очень сожалею. То, что произошло в Гленкарсоне, вообще не должно было случиться. Это была ошибка. Я всем сердцем сожалею об этом.

– Ошибка? Просто ошибка?

Кайла судорожно вздохнула, а затем медленно выдохнула воздух и смотрела при этом на него, не отрываясь. Кажется, она приняла какое-то решение.

– Я ухожу отсюда, – заявила она.

Она наклонилась и потянулась к кинжалу, который так и лежал среди грязных стеблей тростника.

Роланд отреагировал мгновенно. Он бросился к ней и успел выхватить кинжал из ее руки, пока она не сжала крепко пальцы на рукоятке.

– Мы все скоро отсюда уйдем. У вас есть другая, более подходящая одежда?

Он отметил, как напряглись ее плечи под черной туникой.

– Я скорее соглашусь путешествовать с самим дьяволом, чем с вами, – произнесла она медленно. – Оставьте меня.

– Если это все, что у вас есть, придется достать вам подобающую одежду, – продолжал Роланд, словно не слыша ее. – Я посмотрю, что тут можно будет сделать. Быть может, здешняя хозяйка сумеет подобрать вам какое-нибудь платье.

Он сунул кинжал за свой широкий кожаный пояс. Кайла покачала головой, взгляд ее чуть затуманился.

– Вы снова умудрились удивить меня своей наглостью, милорд. Но, может быть, я не так ясно выразилась, чтобы меня мог понять такой тупица, как вы? Я пришла сюда, чтобы убить вас. Во имя милосердия божьего я решила не делать этого. Но теперь я ухожу.

Он загородил ей дорогу, не касаясь ее. Кайла попыталась кинуться в одну сторону, в другую, но Роланд двигался проворнее. В результате этих маневров она оказалась прижатой прямо к стене.

– Простите меня, миледи. Видимо, это я не совсем ясно выразился. Вы поедете со мной в Лондон. – Роланд постарался пригасить угрозу в своем голосе до мягкого тигриного мурлыканья. Он знал, что такая тактика приносит больший эффект. Она была настолько меньше его, что он едва не улыбнулся, когда она бросила на него полный ярости взгляд.

– Я скорее умру!

– Нет, – сказал он все тем же ласковым, очень ласковым тоном.

– Тогда я убью вас!

– Нет, – повторил он с той же интонацией.

Он слышал ее прерывистое дыхание, почти физически ощущая ее напряжение, которое передалось и ему. Затем почувствовал, как оно начало медленно отпускать ее. «Отлично, – подумал Роланд, – сработало».

– Верните мой кинжал, – произнесла она почти без выражения.

– Думаю, что нет, миледи. Пока нет. Может быть, позже…

– Но он мой!

– Я сохраню его для вас в целости.

И вновь он почувствовал, как она напряглась, почти ощутил яростную вспышку эмоций.

– Когда мы доберемся до Лондона, – сказал он, положив руку на рукоятку кинжала, – мы поищем доказательства невиновности вашего отца.

– О да, конечно, – горько усмехнулась девушка. – Вот теперь я верю вам. Ведь у вас нет причин лгать мне. Каждый знает, как Цербер короля держит слово. Например, обещает, что никто не пострадает, и после этого сразу же отдает приказ спалить деревню дотла и перебить всех жителей.

Не показывая виду, сколько боли причинили ему эти слова, Роланд лишь небрежно пожал плечами.

– Если хотите уйти, леди Кайла, то пожалуйста. Я вас не держу. Солдаты снаружи, конечно же, сразу схватят вас. А я посмотрю на это. Конечно, мои люди не причинят вреда женщине. – Он улыбнулся ей с самым зловещим видом и с удовлетворением увидел, как она в замешательстве отступила. – Но, к сожалению, снаружи не только мои люди. Там есть и люди короля Генри. А им была обещана награда за то, что они схватят вас и привезут к королю, живой или мертвой. Впрочем, я думаю, что они предпочтут видеть вас живой хотя бы несколько следующих ночей, а там, кто знает, что им взбредет в голову. Их здесь около сорока человек…

Он отвернулся от нее, предпочитая не замечать ее возмущенный, испуганный взгляд, и направился к столику у двери.

– Мне нет дела до того, какой путь вы предпочтете. Как вы правильно заметили, у верной ищейки короля нет души и уж определенно нет никаких причин сожалеть о глупом выборе девчонки, которая не в состоянии увидеть путь к спасению, который ей предлагают.

Он уже взялся за ручку, но задержался, словно еще раздумывая.

– Я предложил вам свою защиту. Что бы вы обо мне ни думали, я действительно буду вас охранять. Это мой долг и моя задача. Так что вы скажете, миледи? Какой выбор сделаете? От этого сейчас зависит ваша судьба.

Тлеющий уголек в камине вдруг скатился, взметнув облачко светящихся золотистых искр, на короткий миг осветивших девушку. Но и этого короткого мгновения Роланду хватило, чтобы увидеть выражение покорного отчаяния, появившееся на ее лице. И хотя он должен был бы почувствовать удовлетворение, ему вдруг стало немного стыдно за то, что удалось так легко сыграть на ее страхах.

Но она, как оказалось, смогла вызвать в нем не только угрызения совести. Он ощутил пробуждение еще одного весьма раздражающего чувства. Как это все не к месту! Придется серьезно заняться этим вопросом и по возможности найти способ избавиться от него как можно скорее.

– Я не могу доверять вам, – сказала она голосом, полным безнадежного отчаяния. – Мне кажется, вы тоже с большим удовольствием увидели бы меня мертвой.

– О нет, миледи, – произнес он тихо. Так тихо, что ей показалось, она это себе просто вообразила. – Только не я. Я бы предпочел видеть вас, живущей долго и счастливо.

Она издала возглас, означающий, что она ему нисколько не верит. Роланд повернул дверную ручку и открыл дверь. Дверь отчаянно заскрипела.

– И, в конце концов, какое значение имеет доверие, леди Кайла? Ведь ваш выбор очевиден: поедете ли вы со мной добровольно или мне придется везти вас силой?

Она смотрела, как он играет с ручкой двери, затем перевела взгляд на балконную дверь. Ее руки сами собой сжались в кулаки.

– Вы поймали меня в ловушку, милорд. На самом деле вы не оставляете мне выбора. В любом случае, я не могу победить.

– Да. Это именно то, что я сделал, – спокойно произнес Роланд и вышел из комнаты.

Оказывается, у нее серые глаза.

Не зеленые, не голубые, а серебристо-серые с черными искорками. Он никогда еще не видел ничего подобного.

Она задумчиво ехала подле него на своем могучем вороном жеребце, молчаливая и настороженная. И в то же время она внимательно наблюдала за ним, за вооруженными людьми, которые ехали вокруг, стараясь не замечать ее настороженных взглядов.

Платье, которое Роланд приобрел для нее у жены хозяина гостиницы, было ей совсем не впору, оно болталось на ее тонкой фигуре, но Кайла безропотно приняла его от Роланда, не говоря ни слова, и послушно переоделась в комнате, которую Роланд для нее снял. Разумеется, комната эта очень хорошо охранялась.

Таким образом было положено начало ее молчанию. Она ни разу не нарушила его с тех пор, как вышла из этой комнаты, одетая в совершенное уродство коричневого и зеленого цветов. Без единого слова она села в дамское седло, которое он приготовил дня нее. Лишь слегка приподняла брови, словно это ее удивило.

Без сомнения, она прекрасно умела ездить верхом и на неоседланной лошади выглядела грациозно, как сильфида. Должно быть, она ездила так бог знает сколько времени. Но Роланд не мог привезти ее в Лондон в таком виде: одетой в мужской костюм, верхом на неоседланной лошади. Генри бы этого не одобрил.

Даже теперь, в этом нелепом одеянии, она казалась ему юной колдуньей, царицей друидов, внезапно вышедшей из леса, чуждой этому миру насилия, пота и боли. Волосы, словно живой огонь, кожа такая чистая и гладкая, что лицо ее казалось вылепленным из алебастра. И эти глаза – странные, нездешние, колдовские глаза, словно солнечный свет, просочившийся сквозь грозовые тучи. Глядя на нее, он недоумевал, как она смогла выжить здесь, в диких горах. Определенно, тут было какое-то колдовство, хотя она и сама казалась иногда неразрывной частью этой дикой природы. Молчаливой, осторожной феей, вырванной из привычного для нее сказочного мира.

Роланд много раз видел, как она протягивает руку, чтобы погладить по шее коня, на котором ехала. Но это было единственное свидетельство того, что она как-то реагирует на действительность. Можно было подумать, что ее везли на казнь.

Разумеется, она сама именно так и думала. И Роланд не мог винить ее за то, что она ему не доверяла. Он и сам не смог бы назвать ни одной причины, по которой ей стоило бы это делать. Да и трудно было бы ожидать какого бы то ни было доверия после всего, что произошло между ними.

У нее были причины подозревать его во всех смертных грехах. И, должно быть, у нее были чертовски веские причины, раз она смогла выжить одна в горах в эти последние недели после резни да еще и пробралась к нему через всю Шотландию. У нее были причины выжить и множество причин – презирать его.

При мысли об этом ему становилось обидно и досадно, хотя он и сам не вполне понимал, почему. С чего бы ему беспокоиться о том, что именно она о нем думает? Она вовсе не обязана любить его за то, что он старается оберегать ее. У него есть служебные обязанности, есть долг чести, и если она этого не понимает, то так тому и быть. И уж, конечно, это ни в коем случае не может заставить его свернуть с выбранного пути.

Роланд Стрэтмор никогда не допускал, чтобы эмоции мешали осуществлению его планов. Эмоции были для него непозволительной роскошью – слишком утомительной, сбивающей с толку. В тех редких случаях, когда он позволял им завладеть его душой, они не давали действовать разумно и сконцентрироваться на главном. Одни словом, он в эмоциях не нуждался.

Единственное чувство, которому он давал волю, было чувство юмора. Почти всегда и во всем он мог разглядеть смешную сторону. Вот и сейчас на все происходящее он смотрел с явной иронией, отчего на его лице постоянно играла кривая улыбка, которую многие знавшие его люди научились побаиваться. Он допускал, что чувство юмора у него довольно странное, но уж какое есть, ничего с ним не поделаешь. В самом дальнем, укромном уголке своей души он даже радовался, что не может отказаться от этого едва ли не последнего, доступного ему чувства.

Но все-таки гораздо легче было бы не чувствовать вообще ничего.

Отсутствие чувств помогло ему преодолеть свое прошлое и добиться существующего положения вещей, которое его вполне устраивало. Он всегда считал, что прозвище Цербер никак ему не подходит хотя бы уже потому, что этот мифологический адский пес испытывал кое-какие чувства, например демоническую ярость и гнев. Сам Роланд никогда ничего подобного не испытывал. Почти никогда.

О тех мрачных случаях из своего далекого прошлого, когда слепая ярость овладевала всем его существом, он предпочитал не вспоминать. К счастью, в его теперешней жизни осталось не так уж много вещей, которые могли бы ему об этом напомнить.

В то же время такие понятия, как честь, справедливость, возмездие, занимали в его жизни существенное место. Они не несли в себе таких туманных, раздражающих и смущающих душу подводных течений, которыми всегда были пронизаны чувства и эмоции. Он жил по строгим, четким и ясным правилам, и это его вполне устраивало, так как позволяло делать то, что он хотел и должен был делать, служа своему сюзерену и защищая свои права владельца графства Лорей. Сейчас он должен был доставить Кайлу Уорвик королю, после чего Генри позволит ему отправиться в свой фамильный замок. Таково было соглашение. И сначала Роланд так и намеревался завершить это не слишком приятное дело.

И то, что у леди Кайлы оказались такие удивительные глаза, которые пронзали его насквозь, не имело для него ровным счетом никакого значения. И то, что ее волосы сверкали, как пламя, вобрав в себя все богатство осенних красок в солнечный день, – это тоже был всего лишь любопытный факт. Впрочем, она все же имела для него какое-то значение, так как тревожное сомнение, поселившееся в его сердце, было вызвано как раз теми самыми отголосками когда-то живых эмоций, с которыми он так старательно пытался покончить и которые теперь молили его восстановить справедливость.

Что ж, пожалуй, он это сделает. Он замолвит за нее словечко Генри, пошлет своих людей более тщательно покопаться во всех деталях убийства Глошира и леди Роузмид – тайно, разумеется. Но это все, что он может для нее сделать, и это, конечно, гораздо больше того, что от него ожидают. Вполне достаточно.

Что же касается самой Кайлы, что ж, никто не требует, чтобы она платила за грехи своего отца. Хотя она упорно отказывается помочь ему и категорически не желает отвечать на его вопросы, касающиеся как самого убийства, так и последующего за ним побега ее отца, брата и ее самой, ей все же придется ответить Генри. Но это уже будет проблема Генри, а не его, и слава богу! Его ждет Лорей.

С леди Кайлой все устроится самым благоприятным образом, в этом Роланд был уверен. У молодой красивой женщины, да еще такой богатой наследницы, не будет недостатка в покровителях при дворе. Даже если ее семья обесчещена, и даже если ей самой придется пробыть несколько месяцев в Тауэре, ожидая королевской воли…

Но это уже не его проблемы…

Днем они остановились, чтобы перекусить. Леди Кайла сидела в стороне от всех, задумчиво жуя пирог с мясом, который он ей дал. Рядом топтался черный жеребец и дышал ей в затылок. Роланд молча наблюдал, как она протянула жеребцу на ладони яблоко, которое тот с благодарностью взял своими мягкими губами.

Кайла смотрела, как жеребец жует яблоко, и думала о том, что ей надо как-то его назвать. Малкольм жеребца никак не звал, во всяком случае, она никогда не слышала этого. Теперь это ее забота и ее право.

– Мы найдем тебе чудесное имя, дружок, – прошептала она, склонив голову набок. – Какое ты предпочитаешь?

Люди Роланда сейчас почти не обращали на нее внимания, но сначала… Никогда еще она не являлась объектом столь откровенных оценивающих мужских взглядов, тем более таких беспардонных. Она привыкла к уважительным взглядам знакомых ее отца и матери. Да и в выразительных взглядах придворных, которые они бросали на нее из-за своих вееров и роскошных носовых платков, также не было ничего оскорбительного. Это было даже забавно.

Но дерзкие, откровенные взгляды солдат казались ей просто возмутительными. От смущения ей захотелось плотнее закутаться в плащ и спрятать голову под капюшоном.

Вместо этого она откинула плащ так, чтобы он лежал вокруг нее свободными складками, и с вызовом подняла голову, стараясь с ледяным достоинством встречать эти наглые, оскорбительные взгляды. Она покажет им, что ее нисколько не трогают их тупые, животные чувства, что она замечает их не больше, чем назойливых мух, жужжащих вокруг ее коня.

Кайла встала, поправив юбку и все так же игнорируя окружающих ее мужчин. Она повернулась к своему коню и принялась ласково поглаживать его по носу. Жеребец доверчиво уткнулся ей в плечо.

– Может быть, Адонис? Как тебе, нравится? – Конь ткнулся носом в ее ладонь и фыркнул.

– Нет? Ну хорошо, а как насчет Аполлона? Или, может, Приам? Зевс?

– Остер, – раздался сзади нее низкий, чуть насмешливый голос. – Назовите его Остер. Так называют сильный ветер.

Жеребец кивнул.

Кайла даже не потрудилась повернуть голову, чтобы взглянуть, кто подошел. Она и так узнала голос.

– Не слишком учтиво вмешиваться в разговор леди, лорд Стрэтмор.

– Даже если леди разговаривает с лошадью? – невинным тоном поинтересовался он.

Она бросила на него бесстрастный взгляд.

– В любой разговор. Но, разумеется, я не ожидаю от вас понимания таких тонких и, по-видимому, незнакомых вам вещей, как учтивость.

– Ему подходит имя Остер. – Роланд провел своей сильной рукой по лоснящейся черной шее жеребца. – Это хорошее имя для настоящего коня.