Глава 1

Девочка сидела, прижавшись спиной к осклизлой каменной стене полутемной комнаты, похожей на пещеру. Обхватив руками колени и положив на них голову, она тупо воспринимала приглушенные звуки, несущиеся со всех сторон, и казалось, что она спит. Но она не спала и слышала все шумы, издаваемые другими обитателями.

Жалкие пучки гнилой соломы, заменявшие им постель, никогда не менялись. Они провоняли мочой, потом и кровью и издавали противное шуршание. Храп, неразборчивое бормотание и вскрикивание во сне слышались постоянно. Один мальчик каждую ночь плакал. Ей казалось, что он вообще не спал. Другой мальчик и девочка рядом с ним кричали во сне высокими пронзительными голосами.

Когда за узким окном, расположенным под самым потолком, становилось совсем темно и наступала ночь, она часто слышала тихий смех девочки и низкий голос парнишки, хотя слов разобрать не могла, потому что они находились слишком далеко от нее. Следовавшие затем шуршание и какие-то странные чмоканья и стоны приводили ее в трепет, у нее перехватывало дыхание и ей становилось жарко.

Откуда-то из темноты каждый раз выскальзывала костлявая рука и схватывала ее за щиколотку. Сначала девочка пришла в ужас, визжала и брыкалась до тех пор, пока рука не убиралась. Теперь она просто шлепнула по руке, и пальцы тут же убрались восвояси.

Раздражали и другие звуки. Затрудненное дыхание некоторых обитателей, сухой кашель, мучивший их по нескольку часов подряд, бессвязный горячечный бред. Слышала она и шуршание крыс, которые шныряли по комнате, роясь в соломе и одежде. Порой кто-то взвизгивал, укушенный крысой, а иногда резко пищала крыса, убиваемая кем-то.

Девочка зажимала ладонями уши, чтобы не слышать ужасных звуков. Но они проникали все равно. Существование ее превратилось в кошмар, в ужасный сон. Она надеялась проснуться, пока не превратилась в одно из находящихся здесь безвольных и безмозглых существ, копошившихся на вонючей соломе. В помещение не проникал даже свет, сквозь узкое окно вверху виднелся только кусочек темно-серого неба.

В тот день, как всегда, она молила Бога дать ей избавление – пусть даже избавлением будет смерть.

Вслушиваясь в окружавшие ее шумы, она едва не пропустила новый звук, похожий на чьи-то шаги по коридору, за ними послышались мужские голоса. На мгновение возникла надежда, но она сразу же подавила ее. Она не раз слышала голоса в коридоре, но они лишь означали, что принесли еду.

Но на сей раз незнакомые шаги остановились возле их двери. Разговор двух мужчин вместо привычного немелодичного насвистывания тюремного надзирателя удивил девочку.

Она затаила дыхание.

В замочной скважине заскрежетал ключ, и деревянная дверь толщиной около пяти дюймов, обитая для прочности металлическими пластинами, застонав несмазанными петлями, распахнулась.

Глава 2

Девочка и несколько других детей рядом с ней встали. Она протерла глаза, чтобы разглядеть вошедших мужчин. Один из них держал в руке факел. Другой оказался надсмотрщиком. Девочка сделала несколько неуверенных шагов вперед, чтобы разглядеть незнакомца с факелом. Он был высок, строен и, как ей показалось, одет как знатный господин. Дети, стоявшие или сидевшие рядом с ней, тоже во все глаза смотрели на неожиданного посетителя.

– Дай больше свету, болван! – приказал человек.

И тюремный надзиратель торопливо выскочил из камеры и принес еще один пылающий факел. Крысы, потревоженные ярким светом, с визгом попрятались в щели.

– Я думал, что детей предполагается обучать ремеслу, – удивился человек, разглядывая несчастных узников.

Где-то закашляла девочка.

– Некоторых будут обучать, – почесываясь, заявил надзиратель. – Некоторых не будут. Не мне решать.

– Судя по их виду, их не выводили из камеры, с тех пор как они сюда попали.

Надзиратель лишь пожал плечами, посетитель переключил внимание на детей.

– Встаньте в ряд, – коротко приказал он детям. Дети сразу же подчинились. Стряхнув соломины, приставшие к грязному платью и волосам, девочка встала во второй ряд. Детей было много, а камера – узкая, поэтому они выстроились в два не очень ровных ряда.

Темноволосая девочка с черными, как ночь, глазами принялась разглаживать изодранную синюю юбку на тощих бедрах. Девочка поняла, что это, видимо, ее страстные стоны доносились до нее ночью. Смутившись, она отвела взгляд.

Посетитель с невозмутимым видом оглядел выстроившихся перед ним детей, возраст которых колебался от двух до семнадцати лет. В большинстве своем они были сыновьями и дочерьми бродяг, должников и преступников, но к ним относились и сироты, брошенные сразу после рождения и не имеющие пристанища.

Их собрали здесь, в одной из комнат бывшего королевского дворца Брайдуэлла[1], превращенной в камеру, чтобы осуществить правительственную программу помощи обездоленным детям. Программа состояла в том, чтобы обучить их разным ремеслам и дать право жить по-человечески. Однако, судя по всему, никто и не думал их обучать или вообще как-нибудь заботиться о них. Детей поместили в сырой и вонючей камере, не пригодной даже для животных, практически превратив в узников. Хвастливые заявления официальных лиц остались только декларациями.

Девочка внимательно разглядывала мужчину, перед которым выстроились дети. Взгляд его оставался невозмутимым. Даже если он и пришел в ужас от их нечесаных, кишащих вшами волос, грязных лохмотьев, едва прикрывавших тела, чумазых лиц, потухших глаз и от надрывного кашля, то не подал и виду. Он вел себя так, словно отбирал скот для продажи на рынке.

Она резко втянула в себя воздух. Ей стало страшно. Наверное, у него абсолютно нет сердца, если он сохраняет такое равнодушие. А может, он видел в жизни слишком много горя и научился держать свои эмоции при себе?

Надзиратель ухмылялся, переминаясь с ноги на ногу. Коренастый и толстобрюхий, со сломанным расплющенным носом, ему не терпелось вернуться к кружке пива, о чем говорила его одутловатая физиономия с неопрятной бородой, в которой застряли хлебные крошки. Одежда его была почти в таком же состоянии, как у его подопечных. От него воняло затхлым пивом и потом.

Пока незнакомец рассматривал детей, надзиратель время от времени бросал на него такие взгляды, словно ожидал, что тот может неожиданно исчезнуть в облаке дыма.

– Я расскажу вам все, что знаю о каждом из них, милорд, – вкрадчивым голосом предложил он.

Когда незнакомец не отреагировал, он продолжал:

– Вот эта, например. – Он указал на маленькую девочку в первом ряду, которая сосала большой палец. – Ей еще нет и десяти лет. Отец продал ее за крону, купил кислого вина, напился да так и умер, захлебнувшись собственной рвотой. А худышка рядом с ней, милорд, здесь совсем недавно, да и едва ли долго проживет, потому что харкает кровью. Мальчишка позади нее продал свою сестру в самый низкопробный бордель Лондона, когда сам вдоволь попользовался ею. И в конце концов оказался здесь, милорд, а он, скажу я вам, та еще штучка. Мне пришлось несколько раз избить его как следует. Но за последнее время он стал потише: сидит себе молча и только писает под себя. Думаю, что у него с головой не все в порядке. Но ведь есть и другие, сэр. – Надзиратель похотливо подмигнул и хихикнул. – Все зависит от того, для какой цели нужен ребенок.

Незнакомец холодно взглянул на надзирателя, который сразу же умолк и опустил голову, не выдержав его сверлящего взгляда.

Надзиратель вставил факел в металлическую скобу на стене, схватил за руку девочку из первого ряда и вытащил ее вперед.

– Ну, что скажете? Она будет хорошенькая, если ее откормить. – Надзиратель ущипнул девочку за впалую щечку. Потом его рука скользнула вниз по плоской груди и бедрам и задержалась на попке.

Девочка даже не пошевелилась. Она считалась его любимицей, и он частенько навещал ее. Иногда он даже приносил ей дополнительно кусочек черствого хлеба. Каждый раз после ухода надзирателя девочка тихо плакала.

Незнакомец окинул ее оценивающим взглядом. Ей, вероятно, около двенадцати лет. Мучнисто-бледное лицо, тусклые глаза, словно в них застыла боль. И еще что-то – то ли болезнь, то ли безумие. Он покачал головой, и ребенка снова вернули на место, а надзиратель уже предлагал следующую кандидатуру – девочку не более шести лет от роду. Когда надзиратель схватил ее за тощую руку, она жалобно заскулила.

– Нет! – произнес незнакомец, и тюремщик водворил ее обратно.

Надзиратель посмотрел на выстроившихся детей и стоял, постукивая ногой по полу и обдумывая варианты. Выбор будет значительно богаче в ближайшие месяцы, когда холод прогонит бездомных детей с улиц в тюрьмы и заведения, подобные Брайдуэллу.

– А не хотите ли мальчика? – с надеждой в голосе спросил надзиратель. – У меня здесь есть несколько...

–Нет. Мне не нужен мальчик.

– Вам трудно угодить, милорд. Другие приходят и сразу же выбирают, причем мальчик это или девочка, для них значения не имеет. Иногда они даже не уходят, а используют их прямо здесь. – Он причмокнул губами. – Я и сам это делал несколько раз. – Он хохотнул. – Взгляните вот сюда.

– Нет, – отрезал незнакомец все тем же решительным тоном. – Я хочу взглянуть вон на ту девочку из заднего ряда. Ту, что стоит в левом углу. Вы, конечно, знаете, где находится левая сторона, не так ли?

Надзиратель усмехнулся: посетитель наверняка шутить изволит, однако он вытащил из заднего ряда девочку и поставил ее на освещенное место.

Ослепленная светом, девочка лет шестнадцати заморгала глазами, но заметив, что незнакомец внимательно смотрит на нее, опустила голову. Краска стыда появилась у нее на лице, как бывало, когда она слышала по ночам странные крики девочки и мальчика. «Интересно, что ему нужно?» – подумала она.

Девочка обладала высоким ростом и изящным телом, слишком худеньким сейчас, но обещавшим в недалеком будущем округлиться в нужных местах. Ее вид говорил, что до недавнего времени она вела здоровый образ жизни. Немытые и нечесаные волосы, несомненно, кишевшие вшами, рыжевато-каштанового цвета, патлами свисали на плечи, а зеленовато-голубые глаза опушали черные ресницы. Черты ее несколько заострились от недоедания, но он уверен, что лицо у нее имеет скорее всего форму сердечка.

Во всем ее облике чувствовался страх перед ним, но с этим он пока ничего не мог поделать.

– Она подойдет.

– Отличный выбор, милорд, – одобрил надзиратель. – Она поступила недавно и еще находится в прекрасном состоянии. – Он хотел ущипнуть ее за грудь, но незнакомец ударил его по руке.

– Не прикасайся к ней, – приказал он, и надзиратель сразу же повиновался.

Не успела девочка опомниться и понять, что ее выбрали, – интересно, для какой цели? – как надзиратель вытащил ее в узкий коридор, и дверь камеры с грохотом захлопнулась, ставя точку на всем, что было в прошлом. Оглянувшись, она подумала о тех, кто остался там, и на глазах ее выступили слезы.

Посетитель кинул надзирателю небольшой кожаный мешочек. Звяканье монет вызвало у него довольную улыбку. Он неохотно выпустил руку девочки, и она потерла другой рукой те места, где его лапища, несомненно, оставила синяки.

– Благодарю вас, милорд. Желаю удачи с вашим новым приобретением. Я надеюсь, что вы получите большое удовольствие. – Он хихикнул, и девочку чуть не вырвало. Наконец-то она отделалась от этого выродка.

Высокий незнакомец, не обращая внимания на надзирателя, уверенно повел девочку по мрачным коридорам Брайдуэлла. Наконец они добрались до просторного вестибюля, где стояло несколько грубых скамеек. Она уже бывала в нем. Единственным живым существом здесь был человек, сидевший на одной из скамеек, который, как ей показалось, поразительно напоминал того, кто притащил ее сюда, в такое ужасное место.

Девочка вздрогнула и отвернулась. Ее благодетель снял с себя короткий плащ на меховой подкладке, набросил ей на плечи и вывел наружу, под серое небо холодного ноябрьского дня.

Девочка зажмурилась: слишком ярким показался зимний день после полумрака камеры. Постепенно ее глаза привыкли к свету и, поморгав, она глубоко вдохнула свежий воздух. От Темзы, протекавшей всего в нескольких ярдах, поднимался густой туман. Она задрожала от холода, несмотря на теплый плащ.

Ее благодетель подождал несколько мгновений, давая ей возможность прийти в себя. Не говоря ни слова, он подвел ее к гнедому коню, которого держал под уздцы маленький чумазый парнишка. Бросив ему серебряную монетку, которую тот с радостью поймал, мужчина легко вскочил в седло, наклонился, поднял девочку и посадил ее перед собой.

У нее было достаточно возможностей сбежать от него, но она не могла обмануть благодетеля. Разве он не спас ее от тюрьмы? Она у него в долгу и обязана хотя бы остаться с ним, пока не узнает, зачем он ее выбрал. Он легонько стегнул коня, и они покинули зловещее место.

Глава 3

Руки мужчины держали девочку с таким безразличием, словно мешок с зерном. Однако она ощущала силу его рук и понимала, что он держит ее достаточно крепко, чтобы не позволить соскользнуть с коня, «ели бы ей вздумалось убежать.

Убежать. Она чуть не рассмеялась вслух. Убежать... куда и от кого? Ей некуда бежать и не к кому обратиться. У нее не было никого, кроме вдруг появившегося незнакомого молчаливого мужчины, который сейчас вез ее куда-то.

Девочка пребывала в замешательстве от столь неожиданной перемены в своей жизни. Неужели менее чем полчаса тому назад она находилась в тюрьме без малейшей надежды когда-нибудь выбраться оттуда? Она вздрогнула и огляделась вокруг.

Покинув тюрьму, они ехали к северу вдоль течения реки Флит[2]. Перебравшись по мосту на другой берег, они направились в сторону Ледгейт-Хилла. Девушка не узнавала эту часть Лондона, но ведь за короткое время, которое она пробыла здесь, ей не удалось как следует освоиться в городе.

В Лондон она приехала со своим кузеном всего несколько месяцев назад. Однако ей казалось, что в тюрьме она провела не меньше года. Она приехала в середине августа, а сейчас стоял ноябрь, и проведенные в тюрьме месяцы можно навсегда вычеркнуть из жизни. Ей захотелось плакать, но она строго приказала себе не вести себя как ребенок, тем более что ее детство кончилось четыре года назад.

Весной исполнится четыре года, как ее мать заболела ужасной лихорадкой и умерла. Девочка тоже заболела, но выжила. Продав за бесценок домик, она переселилась к тетушке, которая была на двадцать лет старше покойной матери. Хотя девочка и тетушка не знали раньше друг друга, тетушка с радостью приняла юную родственницу.

Девочка с удовольствием помогала ей управляться с хозяйством, а старая женщина рассказывала благодарной молодой слушательнице обо всем, что сама знала из разных областей наук, тем самым положив начало ее образованию.

Однако у тетушки было слабое здоровье и она частенько болела. Девочке приходилось работать по хозяйству за двоих. Через некоторое время тетушка умерла.

Девочку взяли к себе жить двоюродные тетя и дядя, в основном для того, чтобы иметь бесплатную прислугу. Теперь вечерами девочка занималась починкой белья и любой другой работой, которую ей предоставляли родственники. Они плохо относились к ней. Если дядя считал, что она слишком медленно выполняет его приказание, то награждал ее затрещиной или щипал, чтобы пошевеливалась. Тетка все время на нее покрикивала.

Однажды под покровом ночной темноты дядя пробрался в ее крошечную каморку на чердаке, разбудил и, усевшись на край кровати, заговорил о том, что ему давно хотелось иметь такую хорошенькую девочку, как она, и спросил, не хочет ли она, чтобы он стал ее папой, ведь папам позволено целовать своих маленьких дочек.

Девочке удалось от него отбиться, и задолго до того, как супружеская чета проснулась, девочка ушла, решив попроситься жить к кузенам в соседнюю деревню.

Кузены охотно заполучили еще одного работника на ферме, тем более имея большую семью с кучей детишек.

Было нелегко, особенно во время весенних и летних полевых работ, зато девочка очень любила период осенней уборки урожая и следовавшие за ним празднества. Впервые в жизни у нее появились друзья почти одного возраста с ней. В свободное время они бегали вместе с ней по полям, учили ее плавать в прозрачном ручье за фермой и давали первые уроки верховой езды на стареньком полуслепом пони.

Трое кузенов буквально обожали свою родственницу и во время верховых прогулок на пони она превращалась в их королеву, а они – в ее придворных. Она посылала их на войну, и они возвращались после продолжительных баталий с богатыми трофеями из только что собранных желудей и мелких красных яблок, сладких, как вишни, изящных серых и белых перьев с кончиками василькового цвета, преподнося их своей маленькой королеве-девственнице[3]. Она вознаграждала их поцелуями в щеку.

Прошли годы, она стала более взрослой и еще более миловидной, чем прежде. Кузены ее тоже подросли и шутливо соперничали между собой, стараясь завоевать ее внимание. Иногда они ездили в Лондон продавать на рынке свои продукты, но девочку с собой не брали. И вот однажды она поехала с ними и впервые увидела представший перед ней город, обнесенный каменной стеной.

Рынок привел ее в радостное волнение суетой, шумом, криками уличных торговцев и просто зевак, ржанием лошадей, мычанием коров. Он сильно отличался от рынков сельской местности.

Такого скопления народа, как здесь, ей еще никогда не приходилось видеть. А уж от разнообразия различных товаров у нее просто разбегались глаза.

Привлеченная хорошенькими шарфиками из легкой ткани, она остановилась полюбоваться ими. Лысый торговец объяснил, что ткань называется шелком и привезена из экзотической страны под названием Китай. Торговец выбрал темно-зеленый шарфик, уверяя, что он очень подойдет к цвету ее глаз, но она помотала головой, понимая, что цена ей не по карману.

Когда девочка оглянулась, кузенов уже и след простыл. Их поиск не дал результатов, хотя она обыскала весь рынок и несколько часов простояла на одном месте, надеясь, что они появятся, потому что, несомненно, тоже разыскивают ее. Но они не появились. Она стала бродить по узким улицам Лондона и, испуганная и одинокая, провела ночь на ступеньках какого-то дома, закутавшись в шерстяную шаль.

Наутро она помчалась к городским воротам, но обнаружила, что не знает, через какие ворота они въехали в город. У нее было всего несколько монеток, которые удалось выручить от продажи того, что у нее оставалось, но их едва ли хватило бы доехать до дома. К тому же она не знала дорогу домой.

Продолжая бродить по грязным улицам и переулкам Лондона, она тихо плакала. Несколько дней спустя она заметила, что за ней следует какой-то человек с собакой, и испугалась, потому что не раз слышала рассказы об ужасных случаях, происходящих в Лондоне. Она попыталась убежать.

Человек и собака бросились за ней. Мчась по каким-то переулкам, она надеялась оторваться от человека с собакой, но всякий раз, оглядываясь, видела, что расстояние между ними неуклонно сокращается. Она оступилась и упала. В тот же миг собака нагнала ее и ухватила зубами за платье.

Девочка попыталась вырваться, но человек держал ее цепко и тащил к телеге, в которой под охраной другой, менее свирепой собаки, уже сидело несколько ребятишек ее возраста. Мужчина грубо затолкал ее в телегу, хлестнул лошадь кнутом по тощему крупу, и они тронулись в путь.

Так она попала в тюрьму Брайдуэлл, куда лондонские городские власти помещали сирот и беспризорных, как поведал ей один из ее сокамерников. Немного помедлив, он улыбнулся, показав пробелы на месте выбитых передних зубов, и добавил, что живет здесь с трехлетнего возраста и сомневается, что они когда-нибудь отсюда выйдут. Он говорил об этом с абсолютным безразличием, и у нее по спине пробежал холодок страха. Она ему поверила. У нее действительно не было ни малейшей надежды когда-нибудь освободиться. Никто даже не знал, что она здесь. Никому она не нужна. Значит, она обречена оставаться здесь.

Она знала, что ее кузены будут искать ее, пока смогут, но в конце концов им придется вернуться домой. Она заплакала, подумав, что они решат, будто она сбежала от них, а когда вспомнила, что, возможно, никогда их больше не увидит, разрыдалась еще сильнее.

В период тюремного заключения вся ее жизнь проходила в постоянной борьбе за еду, за клочок соломы, на котором можно было поспать, за свою честь, отбиваясь от мальчишек, которые к ней приставали. Но теперь все изменилось. Ее освободили, и жизнь начнется для нее с новой страницы.

Глава 4

Девочка не могла бы сказать, сколько времени они находились в пути, а лишь догадывалась, что едут они более часа. Ее спутник, «ее благодетель», поправила она себя, не проронил ни слова, с тех пор как они выехали из тюрьмы. Интересно, о чем он думает?

Они доехали до незнакомой части Лондона, где дома теснились вдоль немощеных улиц, словно грибы-поганки – широкие внизу и суживающиеся кверху. В некоторых местах строения так жались друг к другу, что между ними не видно было просвета, и улицу обволакивала зловещая тьма, напоминавшая о Брайдуэлле. Внезапно пошел снег, и девочка с удивлением наблюдала за кружащими в воздухе первыми снежинками.

В последний раз она видела над головой туманно-голубое августовское небо, а теперь шел снег. Снегопад усиливался. Она ощущала холод снежинок на своих губах, чувствовала их ласковое прикосновение к векам. Снежинки продолжали мягко опускаться на ее волосы и лицо.

Дома вокруг становились все более убогими и напоминали лачуги. Иногда она видела у дверей каких-то людей, провожавших их голодными взглядами.

Глупо такому вельможе, как ее спаситель, – а по его одежде и манерам она решила, что он человек знатного происхождения, – забираться в подобные трущобы. Тут может случиться что угодно. Девочка замерла от страха, но пока все было спокойно. Прохожие на улицах попадались редко и лишь время от времени она видела костры, возле которых грелись одетые в лохмотья люди.

Она вздрогнула, подумав, что могла бы в два счета стать одной из бедолаг, выброшенных за борт жизни. Что бы с ней было, если бы ее не нашел привратник и не препроводил в тюрьму? Куда ей идти? Не имея ни денег, ни родных, ни друзей, ей, наверное, пришлось бы опуститься до воровства, как и всем этим бездомным и голодным людям.

Тощие собаки рылись в кучах мусора, сваленных вдоль дороги. К счастью, благодаря наступившим холодам разлагающиеся отходы замерзли и уже не отравляли воздух зловонием. На подоконниках сидели кошки. Они поглядывали вниз на своих заклятых врагов – собак, ожидая, когда те уйдут.

Навстречу попалось несколько телег, проехал всадник, который даже не взглянул в их сторону, как и редкие пешеходы, спешившие по своим делам. У нее создалось такое ощущение, словно она и ее благодетель одни во всем мире.

Накопившаяся за долгие месяцы усталость дала о себе знать – девочка начала клевать носом. Но тут конь ускорил шаг, и она стряхнула с себя сон, выпрямилась и с любопытством огляделась вокруг.

Они выехали из города через ворота под названием Лудгейт и направились к востоку. Домов становилось все меньше, а снегопад усилился. Но даже сквозь снежную завесу она могла любоваться пейзажем.

Вокруг тянулись, уходя вдаль, пологие холмы, на вершинах которых росли деревья. Приодетые в белые снежные шапки, они показались ей забавными, и девочка впервые за несколько месяцев улыбнулась.

Белое пространство поражало своим безлюдьем. За всю дорогу, кроме одинокого всадника, торопливо проскакавшего в направлении Лондона, они никого не встретили.

Она задремала. А проснулась оттого, что поднялся ветер и голые ветви деревьев словно плеткой-семихвосткой стали хлестать по лицам и ногам путников. Ее благодетелю пришлось наклонить голову, чтобы не поцарапать лицо.

Тяжелое свинцовое небо потемнело, девочка почти не видела ничего вокруг. Интересно, как в такой тьме находила дорогу лошадь? Возможно, она, как кошка, могла видеть в темноте? Девочка снова задремала, положив голову на плечо благодетелю.

Ей приснилась тюрьма, куда ее возвратил благодетель, потому что она ему не подошла. Гнусно ухмыляющийся надзиратель, похожий на ее дядюшку, встречал ее и подталкивал идти в камеру, а она плакала навзрыд и умоляла незнакомца дать ей еще один шанс. Незнакомец лишь холодно глядел на нее, а торжествующий надзиратель поволок ее, упирающуюся, в вонючую темноту.

Она всхлипнула и, вздрогнув, проснулась. Она не сразу сообразила, где находится. Вокруг, кроме плотной снежной завесы, ничего не было видно.

– Где мы? – прошептала она.

Мужчина, казалось, не удивился тому, что она заговорила.

– Мы все на той же дороге. Ты проспала совсем недолго. Скоро доберемся до места назначения.

Она кивнула, но больше ничего не сказала. Ей хотелось бы спросить, куда они едут, но неприятное впечатление от приснившегося сна еще сохранилось, и она промолчала. Снегопад мало-помалу прекратился и из-за облаков выглянула луна.

Вскоре они повернули и выехали на неширокую прямую дорогу, окаймленную с обеих сторон высокой живой изгородью, в конце которой стоял большой дом старой постройки; два его нижних этажа были сложены из грубого серого камня, а верхние – из темного дерева. В окнах горели свечи только на нижнем этаже.

Конь ускорил шаг, почуяв знакомые места, где его наверняка ждут еда и теплое стойло. Когда они подъехали ближе, девочка увидела, что фасад дома увит плющом. Дом, вероятно, строился как крепость.

Переехав на другую сторону широкой канавы, которая некогда служила крепостным рвом, конь, вскарабкавшись по обледеневшему склону, направился к правой стороне дома, где была конюшня, откуда до нее донесся запах лошадей и душистого сена. Внутри горел свет. Значит, кто-то их ждал.

Мужчина спешился, оказавшись по щиколотку в снегу, и, взяв ее за талию, осторожно снял с коня. Она вздрогнула от неожиданности его прикосновения.

Взяв ее за руку, мужчина завел коня внутрь и передал поводья светловолосому парнишке, который улыбнулся ему и, украдкой взглянув на девочку, принялся распрягать коня. Мужчина понаблюдал, как мальчик тщательно вытер коня пучком сухой соломы, посмотрел, достаточно ли овса в яслях, и, убедившись, что о его коне позаботились должным образом, вывел девочку из конюшни.

Они направились к дому. В нескольких шагах от деревянной входной двери мужчина остановился и, взглянув на нее, заявил:

– Это твой новый дом.

Глава 5

Мужчина один раз тихо стукнул в дверь, как будто не хотел, чтобы его услышал кто-нибудь, кроме обитателей дома. Такое поведение показалось девочке странным. Что он хотел скрыть? Ее присутствие? Или свое? Подождав несколько минут, он стукнул снова, а потом быстро открыл массивную деревянную дверь.

Они оказались в просторном холле. Его стены, до половины покрытые панелями из темного дуба, а выше – до потолка – оштукатуренные, были украшены лепниной в виде сложного геометрического орнамента.

Прохладный и довольно сырой холл заставил девочку задрожать от холода. В большом каменном камине не горел огонь, и девочка поплотнее закуталась в плащ. На маленьких столиках стояли оловянные подсвечники с зажженными восковыми свечами, и она подумала, что, наверное, именно их свет виден снаружи.

В дальнем конце холла виднелась дверь; другая дверь находилась слева, возле нее узкая лестница с каменными ступеньками вела наверх. Справа однообразие стены нарушали еще три двери.

Бесцветная негостеприимность обстановки не радовала, и девочка надеялась, что обитатели – если таковые здесь имеются – окажутся более дружелюбными.

И тут одна из дверей справа распахнулась и появился приземистый, полноватый человек с морщинистым лицом, сильно загоревшим, несомненно, в результате пребывания на свежем деревенском воздухе, с седыми волосами, бородой с проседью и густыми седыми бровями. Он все время подтягивал сползающие с него короткие штаны из синего сукна, в которые была заправлена безупречно белая сорочка хорошего качества, а сверху надет синий пиджак. Сбоку на поясе у него болтался кинжал в красивых ножнах.

– Сэр, – произнес он с мягким кентским акцентом, – хозяйка ждет вас. Сюда, пожалуйста.

Мужчина и девочка вслед за слугой вошли в комнату, гораздо меньшую и теплую. Стены ее, тоже обшитые панелями из золотистого дуба, сверху заканчивались такой же лепниной, как в холле. Значительную часть комнаты занимал огромный камин, сложенный из того же серого камня, что и цокольный этаж дома снаружи. Из мебели стояли один деревянный стол, несколько скамеечек и стульев, низкий сундучок с замысловатой резьбой на крышке и единственное кресло около камина, имевшее высокую спинку, на кресле лежала вышитая гобеленовым швом подушка. Турецкий ковер, постеленный на полу, придавал комнате домашний уют.

На стене рядом с дверью висел гобелен, но что на нем изображено, трудно сказать. По одну сторону камина стоял экран из какого-то незнакомого материала.

Возле огня с раскрытой книгой в руке сидела женщина.

– Спасибо, Дикон.

Слуга поклонился и вышел из комнаты, не сказав ни слова мужчине и девочке. Мужчина подвел девочку ближе к огню. Женщина, лет двадцати с небольшим, аккуратно отложила раскрытую книгу, вытерла руки о передник и поднялась навстречу гостям. Ее темно-русые волосы с пробором посередине, собранные сзади в пучок, открывали высокий лоб и только несколько выбившихся легких кудряшек падали на него. Широкая верхняя юбка раскрывалась спереди, обнаруживая нижнюю юбку из великолепной парчи. Лиф платья из такой же парчи имел глубокий вырез, но вставочка из тончайшего вышитого полотна придавала платью скромность. Длинные рукава, украшенные от плеча до запястья пуговками из драгоценных камней, отражали свет камина и свечей. Стройную шею украшала золотая цепочка, а на пальцах красовалось несколько колец с камеями. Кожаные туфельки без каблука ловко сидели на ее ногах.