- Не смотрите, там никого нет. Это я.
      - Вы? А кто кашлял?
      - Я и кашлял. Это называется - управлять собственным кашлем. Школа маркиза де Карабаса. Кашляешь здесь, а звук раздается там, куда ты его направляешь.
      - Интересно. А голосом вы тоже можете управлять?
      - Нет, голосом не могу. Только кашлем, еще чиханьем, ну и... сами понимаете, чем еще.
      - Ценное умение, даже завидно.
      - Может, и ценное, только денег за него все равно не платят.
      - Послушайте, - Андрей Т. попытался вырулить на интересующую его тему, - я ищу выход. Вы не знаете, где выход из Заповедника?
      - Нету здесь никакого выхода. - Щекотун задумался. - Вход есть, - он опять задумался и добавил: - Говорят. Да кто его видел, вход-то, если никто отсюда не выходил.
      - Странное у вас заведение: вход есть, а выхода нет. Послушайте, а эти, из снов, они же сюда как-то входят?
      - Ну, этим просто. Они через сон и входят. Дойдут до стены, приснятся себе, что они внутри, и - уже внутри.
      - Больно хитро. Трудно уловить суть.
      - Суть простая. Кто там - те там. Это люди. А кто здесь - те здесь. Это мы. Вот и вся суть.
      - А администрация? А директор?
      - То ж администрация, то ж директор. Они ж не мы, для них законы не писаны.
      - Какие законы?
      - Законы природы.
      Путаная была какая-то философия у этого мастера передавать кашель на расстояние. Говорил он вроде бы доходчиво и разумно, но если вдуматься, никакого смысла за этой его разумностью не стояло.
      - Ну, хорошо, а пожарный выход? Какая-нибудь пожарная лестница в вашем Заповеднике есть? Существуют же противопожарные нормы. Никакая комиссия не примет здание, если при строительстве не соблюдены нормы противопожарной безопасности.
      - Это у людей нормы. - Щекотун зевнул и пожал плечами. - А у нас - у нас же ни в огне никто не горит, ни в воде не тонет. Вот и нормы для нас не писаны. Вы ж - Садко, вы сами должны знать, вы ж к Морскому царю на дно ездили. Кстати, никак не могу понять, зачем Морскому царю беломор? Там же под водой сыро, он же там весь размокнет.
      - Какой беломор? - Андрей Т. ничего не понял.
      - Ну как же. В песне еще поется: "Три пачки беломорчика" и так далее.
      - Ах это? Ну это просто фольклор. Не было беломора, и тройного одеколона не было. Все это выдумано для рифмы. - Андрей Т. посмотрел в окно на темнеющие верхушки деревьев. - А окна здесь открываются? Должны же их когда-нибудь мыть.
      - Нет, окна глухие, на полметра уходят в стену. И стекла в них не простые. - Щекотун размахнулся и ударил кулаком по стеклу. - Стибоновое стекло, такое на батискафах ставят. Здесь у нас всё стибоновое. Пол стибоновый. Стены - стибоновые, и потолки, и крыша, даже рамы на окнах.
      - Не понимаю, к чему такие предосторожности, если всё равно отсюда не выйти?
      - Это вопрос к начальству. Еще бывший министр Вунюков отдал такое распоряжение, чтобы во всех филиалах НИИЧАВО вместо обычного стройматериала применяли этот самый стибон. Раньше было не так. Раньше просто накладывали чары и всё. Но начальство решило: раз кто-то их наложил, значит, кто-то может их и убрать. Поэтому и заменили стибоном.
      - Значит, выхода нет. - Андрей Т. хмуро посмотрел на окно, перевел взгляд на нового своего знакомого и выдавил из себя улыбку. - Спасибо, что выручили меня в курилке.
      - Пустяки, это мы завсегда пожалуйста. Спрашивайте, если что. Меня тут любая баба-яга знает.
      Расставшись с Щекотуном-Щекотилой, Андрей Т. поплелся по коридору. В голове его колотили в шаманский бубен злость и желание набить комунибудь морду. Он не верил, что бывают такие бредовые ситуации, когда из здания невозможно выбраться. Не верил и всё. Он толкнул какую-то дверь, зашел в какую-то комнату, схватил со стола графин и с силой запустил им в окно. Хлынул стеклянный дождь, графин пал жертвой человеческого безумия. Окно же, как глядело невинным взором на возмутителя общественного спокойствия, так и продолжало глядеть.
      - Вот гады! Стибон еще какой-то придумали на мою голову! Ненавижу! Он ухватил стул, хотел им садануть по стеклу, но дверь позади скрипнула и Андрей Т. почувствовал, что в помещении он уже не один.
      Как был, со стулом над головой, он медленно повернулся к двери. У порога стояло маленькое юное существо - в сарафанчике, в белых тапочках "Адидас" и с короткой стрижкой под мальчика.
      - Это вы тут посуду бьёте? - Юное существо хихикнуло и лукаво подмигнуло Андрею Т., кивая на вознесённый стул.
      - Я... - Андрей Т. покраснел и опустил стул на место. - Простите.
      - По мне, так хоть всю ее перебейте, только зря это, отсюда убежать трудно.
      - Извини, девочка, но кто тебе сказал, что я собираюсь куда-то бежать?
      Девочка снова хихикнула.
      - Я бы убежала, но мне не надо, - сказала она, словно бы не слыша вопроса.
      - Интересно, а как бы ты убежала?
      - Вот видите? Если бы вы не собирались отсюда бежать, то не спрашивали б.
      Теперь настала пора хихикнуть Андрею Т.
      - Сдаюсь, я проиграл. Я действительно хочу убежать. Но не знаю, как это сделать.
      Девочка подошла ближе и протянула ему ладошку.
      - Я - Катя, девочка-людоед, обо мне еще в газетах писали. Что я бежала из-за рубежа от преследований хунвэйбинов и прославилась воровством кур. Еще писали, что меня хотят вскрыть, чтобы отыскать новые законы природы. Так я опять убежала.
      - Подожди, подожди. - Он механически пожал девочке руку. - Что-то я такое припоминаю, где-то... - Андрей Т. напряг память, но ничего не вышло. Воспоминание ускользало, как рыбка. - Постой, - он удивленно посмотрел на нее, - хунвэйбины - ведь это было давным-давно. Сколько же тебе лет?
      - Вообще-то, девушкам такие вопросы не задают, - сказала она жеманно, но тут же глупо хихикнула и пожала худыми плечиками. - Осьмнадцать! Она гордо вздернула голову и посмотрела на Андрея Т. свысока.
      - Восемнадцать? - недоверчиво покачал головой Андрей Т.
      - Ну... четырнадцать. - Она покраснела и показала ему язык. - Между прочим, в Заповеднике человек не старится. Здесь у нас даже борода не растёт.
      - Ладно, ладно, ты меня убедила. Девушкам такие вопросы не задают.
      - Дружба? - Девочка улыбнулась.
      - Дружба. - Теперь уже Андрей Т. протянул ей свою ладонь, и она ее потрясла, подпрыгивая при этом на месте.
      - Мне отсюда не убежать, то есть убежать-то я отсюда могу, но там я буду никто, просто сказочный персонаж, клякса на пустом месте. А ты... В смысле, вы...
      - Ничего, мы же с тобой друзья. Так что давай на ты.
      - Вы... То есть ты... Не знаю. Сейчас подумаю. Есть здесь в подвале волшебная коряга - что-то вроде волшебной палочки, только ее фиг поднимешь, такая она тяжёлая. А действует она на весу. Если её поднять, начертить ею в воздухе теорему Перельмуттера-Коха, потом... - Она оценивающе посмотрела на фигуру Андрея Т., вздохнула и повертела головой. - Нет, с этой корягой даже ни у кого из наших не вышло - ни у Геракла, ни у Верлиоки, ни у Домкрата.
      Она задумалась. Лицо её напряглось и сморщилось, теперь она была похожа на маленькую старушку. Андрей Т. смотрел на неё и ждал. Ожидание продолжалось с минуту.
      - Ой, а который час? - спросила она внезапно.
      - Почти девять. - Андрей Т. посмотрел на часы. - Без десяти. - И вздрогнул. До полуночи оставалось немного. Три часа с небольшим. Если угроза двугорбой старухи была не розыгрышем, действовать нужно было без промедления.
      - Плохо. - Она забарабанила пальцами по губе. - Надо спешить. Девочка потерла виски. - Придумала! - Она выставила вверх большой палец, потом медленно убрала в кулак. - Может не получиться, но больше ничего не приходит в голову. В подвале протекает канализационная речка, по ней спускают сточные воды из Заповедника, удобряют окружающие поля. Ключ от подвала у Буратино, но вообще-то дверь обычно не запирается.
      - То есть ты предлагаешь мне спуститься по этой речке? А каким способом? Вплавь? Или там у вас лодочная станция?
      - Послушай, в конце концов тебе отсюда надо выбраться или мне? На чём ты плавал в гости к Морскому царю? На шахматной доске. Вот и сейчас для тебя это единственное плавсредство. Шахматами у нас заведует Мальвина. Попросишь у неё, она даст.
      - Ой! - Андрей Т. вспомнил Воспитательный кабинет и перевоспитывающуюся в нем компанию живодёров. Да и с самой голубоволосой красавицей встречаться ему совсем не хотелось.
      - Больше я тебе ничем помочь не могу, прости. Понимаешь, - она смутилась, - в полдесятого у меня... встреча. А на Мальвину не обращай внимания. Она только с виду такая умная. - Девочка перешла на шёпот. Мужик ей нужен нормальный, а не этот дурак Пьеро. Она, как Арлекин её бросил, на всех мужчинах срывала злобу. А сейчас ничего, успокоилась.
      - Я пойду, ладно? - Девочка-людоедка повернулась, чтобы уйти, остановилась и пристально посмотрела на Андрея Т. - А ты ничего себе, симпатичный. Даже жалко, если тебя здесь больше не будет.
      ГЛАВА 11
      Андрей Т. робко постучал в дверь и услышал в ответ: "Войдите". В кабинете была лишь хозяйка; её голубокудрая голова одиноко возвышалась над кафедрой и светилась, как большой одуванчик.
      - Вы? - сказала Мальвина, когда Андрей Т. вошел. - Какое интересное совпадение. Я пишу диссертацию на тему "Маркиз де Сад и воспитательные функции коллектива" и как раз подумала, а ведь у знаменитого маркиза вполне могли быть русские фамильные связи. И ваша. Садко, фамилия хорошо укладывается в русло моей гипотезы. Он - де Сад, вы - Садко. Чувствуете коренное единство?
      Андрей Т. не чувствовал, но на всякий случай кивнул. Потом вежливо попросил:
      - Мне бы шахматы.
      - Нет, вы только представьте, - Мальвина его не слышала, - это же какое поле для аналогий. В области сравнительного садоведения это будет подлинным открытием века. Все садоведы мира локти будут кусать от зависти.
      Андрей Т. прокашлялся и повторил свою просьбу:
      - Я хотел попросить шахматы. Простите, я, наверно, не вовремя, но... турнир, понимаете ли... репетиции там всякие, тренировки...
      - Да, да, конечно, я понимаю. Но как вам сама идея?
      - Мне нравится.
      - Вот видите! Значит, вы мой единомышленник. Шахматы вы получите.
      - Спасибо.
      - Но ответьте мне, пожалуйста, ещё на такой вопрос. Что важнее: искусство как таковое или нравственное его наполнение, добродетельное его влияние? То есть, если стоит выбор между искусством и добродетелью, что обязан выбрать художник?
      Андрей Т. не знал, что ответить. Вернее, знать-то он как раз знал, мнение по этому поводу было у него достаточно твёрдое, только как на него отреагирует голубоволосая учёная дама? Вдруг за плохой ответ она не даст ему шахматы?
      К счастью, отвечать Андрею Т. не пришлось. Не дождавшись его ответа, а может, не собираясь ждать, Мальвина выставила указательный палец и насупила симпатичные бровки.
      - Правильно, добродетель. Возьмем для примера Саванаролу и Ботичелли... - Она длинно и нудно стала рассказывать историю грехопадения классика Возрождения и спасительного его раскаяния после проповедей святого мужа. Затем Мальвина перескочила на Гоголя и "Мёртвые души", заодно вспомнила и Садко, как он лично, по просьбе Николая Угодника, оборвал струны на золотых гусельках, чтобы Царь морской перестал плясать и топить православные корабли.
      Когда Андрей Т. выбрался из-под нравственного артобстрела голубокудрой праведницы, часы показывали без двадцати десять. С шахматами под мышкой он помчался по коридору к лестнице. Сбежал вниз и уткнулся в стену. Тупик. Выскочил в коридор на этаж и наткнулся на Читателя сказок. Тот стоял под портретом какого-то колдуна из Мадавры и читал вслух книгу:
      - Всё мне казалось обращённым в другой вид волшебными заклятиями. Так что и камни, по которым я ступал, казались мне отвердевшими людьми; и птицы, которым внимал, такими же людьми оперёнными; деревья вокруг городских стен - подобными же людьми, покрытыми листьями; и фонтаны текли, казалось, из человеческих тел...
      - Пожалуйста, - оборвал его Андрей Т., - как попасть в подвал?
      - Так вот же. - Читатель сказок показал туда, откуда только что выбежал Андрей Т., - на площадку лестницы.
      Тупик был на месте, и стена тоже, только она была уже не глухая, в ней темнела тяжелая дубовая дверь, перекрещённая чугунными полосами.
      - Здесь открыто, Буратино променял ключ на книжку "Хочу быть дворником". Осторожнее, сразу за дверью лестница...
      Андрей Т. не дослушал, поблагодарил его кивком головы и потянул дверь на себя.
      Сразу же на него пахнуло сыростью и болотным духом. Света, правда, было достаточно - из стены, вправленные в железные обручи, торчали большие факелы и чадили, отравляя воздух подвала.
      Лестница оказалась короткой, стёршиеся каменные ступени оканчивались широкой площадкой; неподалеку что-то булькало и текло; должно быть, это она и была, обещанная канализационная речка.
      Он прошёл до края площадки. Внизу действительно темнела вода; бледными светляками в ней отражались две полудохлые лампочки, одиноко, как марсианские луны, скучающие под ребристыми сводами. Противоположного берега Андрей Т. разглядеть не смог; он терялся в темноте и тумане.
      Андрей Т. вынул из-под мышки коробку с шахматами, открыл её, хотел ссыпать на площадку фигуры, но передумал. Стал рассовывать их по карманам, и все уже рассовал, когда белая королева выскользнула у него из руки и, пританцовывая что-то вроде кадрили, быстренько отбежала в сторону. Андрей Т. потянулся за ней, чтобы та не свалилась в воду, и в это самое время слева от него что-то ухнуло, и чёрная тень ноги промелькнула возле самого уха.
      - А-а-а... - сиреной прозвучал голос. Жирный водяной столб взметнулся над бурлящей поверхностью, а секундой-двумя спустя из воды показалась челюсть и противный голос хмыря завопил слезливо и нервно: - Спасите! Я не умею плавать!
      Как положено, гуманность и сострадание взяли верх над гневом и осмотрительностью; Андрей Т. протянул руку, и хмырь, шлепая трясущимися губами, выбрался из воды на сушу.
      С минуту он приходил в себя, глупо озираясь по сторонам и хлюпая намокшими кедами. Потом взгляд его уперся в Андрея Т., и челюсть неприятно заскрежетала.
      - Кишки вытяну, на барабан намотаю. - Отплевывая гнилую воду, хмырь с ухмылкой уже двигался на него. Непонятно откуда взявшийся, в руках его извивался лом. С бычьей шеи свисали какие-то разбухшие макароны и запутавшийся в них рыбий скелет - улов из канализационной речки. Чёрная неблагодарность торжествовала.
      Андрей Т. медленно отступал задом в тень неосвещенной стены. Кроме шахматной доски, никакого другого оружия у него не было. Да и что это за оружие - шахматы. Против лома они - скорлупка от воробьиного яйца. Он вжался в сырую стену. Справа, метрах в двух от него, послышался резкий звук - будто кто-то что есть силы чихнул. Скоро чих повторился. Андрей Т. скосил взгляд туда, но, кроме тёмных, неясных пятен, разглядеть ничего не смог.
      Вразвалочку, медвежьей походкой, хмырь двинулся на подозрительный звук, ещё не доходя размахнулся и ударил кулаком в темноту.
      И тут же сморщился от внезапной боли. Он подпрыгивал, тряс больным кулаком, дул на него как маленький, стараясь утихомирить боль. Глаза его горели от ярости.
      Чих повторился снова, теперь уже немного правее.
      - Всё, ты меня достал! - Хмырь, набычившись, могучим ударом саданул по невидимому источнику заразных заболеваний. Глухо задрожала стена. Хмырь завыл, ударил ещё, лицо его исказилось судорогой. Кулак стал в два раза толще, видимо настолько распух.
      Чих превратился в кашель, сместившись еще правее.
      Обезумев от досады и боли, хмырь лупил по неповинной стене, и стена отвечала дрожью. Продолжалось это недолго. Что-то в нем устало и лопнуло; хмырь осел на холодный пол и тупо уставился в никуда.
      - Сломался, керогаз. - Слева от Андрея Т. стоял Щекотун и довольно щурился на хмыря. Андрей Т. мгновенно всё понял. Щекотун подошел к хмырю и потрогал его отвисшую челюсть. - Тебя как звать-то, герой?
      - Вася, - дрожащим голосом сказал хмырь.
      - А фамилия?
      - Ломов.
      - Так вот, Вася Ломов, есть такая умная поговорка: "Бог не в силе, а в правде". Слыхал?
      - Нет.
      - Плохо, Вася, что не слыхал. Тебе бы с твоею силой в порту работать. Или в тайге, на лесоповале... А ты - только и умеешь что ломик свой сгибать-разгибать да честным людям фонари под глазами вешать. Ладно, Вася, иди, медпункт работает круглосуточно. И подумай над моими словами.
      Покалеченный хмырь ушёл.
      - Дурак он дурак и есть, - сказал Щекотун, когда они остались одни. Только вы не думайте, не все в их компании такие, как этот Вася. Там есть ой-ёй-ёй какие пройдохи. - Щекотун насмешливо посмотрел на него. - Я ведь знаю, почему они за вами охотятся.
      - Почему? - Андрей Т. не стал отпираться и строить из себя невинную дурочку.
      - Потому, что они вас боятся.
      - Именно меня? Интересный они сделали выбор.
      - Вас, кого же ещё. Они же все из вашего сна. - Щекотун улыбался во всё лицо, прямо сиял от радости. Непонятно только, чему он радовался. Что в этой невесёлой истории он отыскал весёлого.
      Андрей Т. усмехнулся кисло. Отвечать он не стал. И так было ясно, каков будет его ответ.
      - Между прочим, вы можете извлекать из этого огромную выгоду. Щекотун закатил глаза, должно быть, въяве представив себе эту самую выгоду, огромную, как гора Арарат, и богатую, как золотоносная жила. Если, конечно, дело не дойдёт до Печати. - Он опустил глаза и вздохнул. Тогда хана. Тогда они гуд бай - и уже не ваши. Вы здесь будете сами по себе, они сами по себе - только там. Но до двенадцати ещё время есть, так что не всё потеряно. - Щекотун вновь засиял, как начищенный медный чайник.
      - Я что-то не понимаю. - "Ваши - не ваши", "сами по себе", "здесь и там", - от обилия этих тёмных фраз в мозгу у Андрея Т. наступило легкое помутнение.
      - Очень просто, - млея от удовольствия, Щекотун принялся объяснять.
      Из всех его путаных объяснений Андрей Т. усвоил для себя следующее.
      Сделать с ним что-нибудь серьезное горбатая и ее уроды не могут. Они сами существуют лишь потому, что жив-здоров их создатель. Единственный для них способ сделаться от него независимыми - это зафиксировать его в полночь, во время Крайних Воздействий, Большой Круглой Печатью, хранящейся в директорском сейфе. То есть окончательно переменить ему имя и упечь его до скончания века в стены филиала НИИЧАВО. Здесь он будет в целости и сохранности культурно проводить свое время, а там они разгуляются на просторе, избавившись от своей зависимости.
      - И выгоды вам от этого уже никакой, - закончил Щекотун и перешёл на другую тему:
      - Как вам наша водная артерия? Нравится? Бзда - она только с виду скромная, пока течёт в Заповеднике. А на воле она широкая и могучая, особенно весной, в половодье. Сам я этого, конечно, не видел, а знаю из учебника краеведения. Посмотреть бы. - Он вздохнул. - Особенно те места, где она сливается с Тлёй и Ржой. Такая, говорят, красотища...
      Он умолк на секунду, потом продолжил про речку:
      - Это наша Рио де Оро. Чего здесь только не выловишь. От римских блях и греческих монет до пуговицы русского солдата. Один мой знакомый выловил порцию отварной рыбы под соусом "ридинг", кровавый ростбиф с приправой из мухоморов, пирог с ревенем и крыжовником и кусок честерского сыра. Это не считая нескольких чашек превосходного цейлонского чая "Принцесса Нури". Вы представляете?
      Всё это было интересно, и даже очень, но Андрей Т., пока Щекотун рассказывал, то и дело поглядывал на часы. Он нервничал, время таяло.
      Щекотун посмотрел на шахматную доску, зажатую у Андрея Т. под мышкой.
      - Решили, как в молодости, на доске? Теперь это называется сёрфинг. Он потрогал лакированную поверхность. - Хорошее дерево, настоящее. Такое не подведёт. Бревно, или там какая коряга, пусти их в проточную воду, они и поплывут по течению. А шахматы - те с характером. Они плывут всегда против. Как стружка от гроба или скорлупа от змеиного яйца. Или рыба, когда на нерест идёт. Вам помочь?
      - Спасибо. - Андрей Т. осторожно положил раскрытую доску на воду, лакированными клетками вниз, и так же осторожно, как положил, ступил на доску ногами. - И вдвойне спасибо, что выручили. - Он тихонько оттолкнулся от берега.
      - Пожалуйста. - Щекотун стоял у воды и махал Андрею рукой. - Такая моя судьба, всегда кого-нибудь выручать.
      Скоро его фигурка исчезла, съеденная речным туманом.
      ГЛАВА 12
      Он давно потерял счёт времени - то ли время остановилось в беге, то ли оно, как борода на лице, вело себя в Заповеднике не по правилам. Плыть на доске было тесно и неудобно. Ноги сводило, и тогда наш путешественник, преодолев брезгливость и беспокойство, примостился на доске сидя, а ноги опустил в воду.
      И сразу же пожалел об этом. Что-то скользкое и холодное ухватило его за пятку, пощекотало её недолго и отпустило. Андрей Т., едва не потеряв равновесие, выдернул ногу из воды и разглядел у себя на пятке короткую неумелую надпись синим химическим карандашом: "Прямо мель, бери левее, к фарватеру". И подписано: "Лейтенант Скворешня".
      У него отлегло от сердца. Он стал загребать левее, чтобы не загорать на мели. Справа, по ходу плавания, в темноте затрепетал огонёк.
      - Эй, там, на доске! Не желаете присоединиться к ужину? - послышался издалека голос.
      - Спасибо за приглашение, не могу, - крикнул в ответ Андрей Т.
      - А что так?
      - Спешу.
      - Жаль. Опять нам сидеть голодными.
      Андрея Т. передернуло. Выходит, не все обитатели этой речки были такими доброхотами, как Скворешня.
      Доска плыла и покачивалась, покачивалась и плыла, и было это так медленно и сонливо, что Андрей Т. не заметил, как задремал.
      Сколько он проспал, неизвестно. Проснулся он от тихих ударов - дерево стучало о сталь. Шахматная доска постукивала о стальную решётку, перегораживающую русло реки. Толстые прутья решётки тянулись от поверхности вверх; нетрудно было предположить, что точно такие же прутья тянутся до самого дна.
      Андрей Т. потрогал металл. Ни ржавчины, ни налета гнили. Опять этот проклятый стибон. Одним словом, приехали.
      В стороне, наверно на берегу, раздавались тихие скрипы. Он прислушался: похоже, скрипело дерево. Андрей Т. направил доску туда, руками перебирая прутья. Двигался он осторожно - не хотел, чтобы его обнаружили. Скоро из прибрежной неразберихи, мутных пятен и щербатых теней, стало вырисовываться строенье. Странное это было строенье, угловатое какое-то, дёрганое, перекошенное и как будто живое.
      Жёлтый свет из маленького оконца освещал прибрежный песок и какую-то костлявую лапу, очень похожую на куриную. Вела она себя вроде мирно вяло ковырялась в песке да почёсывала лениво брёвна, выскребая из них мох и труху.
      И к бабке было ходить не надо, чтобы понять, что это такое. Избушка на курьих ножках в натуральную величину.
      Андрей Т. причалил, стряхнул воду с доски и направился к низенькому крыльцу, держась от ноги подальше. Кто знает, а вдруг она, как дурная лошадь, - лягнет своим куриным копытом и ходи потом, мучайся, загипсованный.
      Но ноге до него, похоже, не было никакого дела; она спокойно впустила его на крыльцо и дала постучаться в дверь. За дверью мирно играло радио, и голос певицы Зыкиной бодро выводил "Я - Земля...".
      - Заходи, коль пришёл, не заперто, - ответили из-за двери. Андрей Т. пошаркал подошвами о крыльцо и прошёл в избушку.
      За широким столом без скатерти сидела очень даже знакомая личность и улыбалась беззубым ртом. Марфа Крюкова, бабка Мара, - это была она. Рядом с ней сидела в точности такая же бабка, полная её натуральная копия. Разница была только в нарядах. На одной был пестрый платок и какая-то выцветшая шубейка, на другой - зимняя милицейская шапка старого, еще довоенного образца, и старенький женский ватник.
      На столе стоял самовар, баранки в большой тарелке и вафельный торт "Сюрприз". Бабки чинно сидели рядом и пили чай из глубоких блюдец.
      Андрей Т. хотел поздороваться и переводил взгляд с одной на другую, не зная с кого начать.
      - Здравствуйте, - сказал он обеим сразу, увидел в углу золочёные образа и на всякий случай кивнул.
      - Шахматы, милок, у печки поставь, пусть чуток пообсохнут. - Бабка Мара показала блюдцем на печку, потом сказала гостю приветливо: - Наплавался, натрудился, теперь садись, подкрепи желудок. Вот напитки, наедки, - она кивнула на самовар и баранки, - ешь, пей, разговаривай, коли не брезгуешь старушечьим обществом. Вот сестра моя, познакомься. По имени она Бабка, по фамилии - Голубая Шапка.
      Копия Марфы Крюковой отодвинула от себя блюдце, встала по стойке смирно и молча протянула Андрею Т. твердую, мозолистую ладонь.
      Тот пожал, они познакомились.
      Андрей Т. попивал чаёк, закусывал румяным баранком и слушал бабкины разговоры.
      - Здесь она. Шапочка моя, и живет, считай, почти как на даче. - Марфа Индриковна громко прихлёбывала и рассказывала ему про сестру. Та сидела и лишь кивала, подливая гостю из самовара. - Хорошо ей здесь - ни шуму, ни беспокойства. Речка вон бежит по песочку. Изба, огород. Сама себе и рыбки наловит, и зверя какого в капкан застукает. А глядишь, и я ей чего подкину - ватник вон почти новый справила, лыжи в прошлый год подарила. Сестрице моей, как вору, - всё в пору. Нынче вон баранками разжилась, этот торт на празднике выиграла. Нет, Садко, жить здесь можно, особенно, когда ты безъязыкий.
      Андрей Т. сидел, расслабленный, за столом, ел вприхлёбку и пил вприкуску и не хотел ни о чем думать. Бабкин разговор затормаживал, слушать её было приятно, как приятно сидеть в тепле после долгого холодного перехода.
      . - Ты не гляди, что она молчит, - продолжала Мара свою историю про сестрицу, - она всё слышит, всё понимает. Она у меня молчальница, безъязыкая, как моя клюка. Только с рыбками говорит да с птичками, а много ль с ними наговоришь. Пока чистишь да потрошишь к обеду. Или с Ивашкой каким заблудшим.
      Пока в печку его сажаешь... Да уж какие нынче Ивашки... Они сами тебя первую на храпок возьмут да еще и револьвер к брюху...
      Андрей Т. кивал и слушал, как настенные часы-теремок отмеривают по капле время. Стрелочки стояли на месте. Они тоже слушали бабку, забыв обо всем на свете.
      - И сами эти Ивашки столько не стоят, сколько приправ к ним требуется. Кардамон, гвоздика, коренья всякие, лист смородиновый. А то еще с брусникой мочёной, когда на Пасху или на Троицу.
      Стрелочки стояли на месте, показывая одиннадцать; часы тикали.
      - Название одно - Ивашки. "Покатаюся, поваляюся, Ивашкиного мяса поевши". Ты подумай, какое должно быть мясо, чтобы кататься, валяться, его поевши! Они ж все дохлые да отравленные, эти нонешние Ивашки...
      Старуха всё говорила, а часы всё показывали одиннадцать.
      - Что-то наш гостёк загрустил. Ты бы, что ли. Шапка, вареньицем его угостила или свежее яичко из погреба принесла.
      Бабка Голубая Шапка со скрипом встала из-за стола и захромала в сторону печки. Нагнулась, не доходя, и, схватившись за металлическое кольцо, потянула вверх крышку люка. Крышка была тяжёлая, из толстых дубовых досок; бабка тужилась и кряхтела; Андрей Т., не выдержав этих мук, бросился ей на помощь. Марфа Крюкова, как ни в чём не бывало, прихлёбывала чаёк.
      Справившись с неподъёмной крышкой, Бабка Голубая Шапка спрыгнула в квадратный проём. В погребе что-то гудело и булькало; тяжелый запах курятника с силой ударял в нос. Андрей Т. задержал дыхание и из любопытства заглянул вниз.
      В мутном голубоватом свете шевелились какие-то механизмы; некоторые Андрей узнал - пригодился недолгий опыт его прежней инженерной работы. Кладуны, лапники, яйцегревы, лопасти механических загребальников. Но были и совсем незнакомые - руки на железных шарнирах с лампочками вместо ногтей, петушок на гусеничном ходу, то ли деревянный, то ли выкрашенный под дерево, он тряс своим резиновым гребнем, хохлился и говорил: "Ко-ко-ко". Много чего там было любопытного и загадочного.
      Бабка выбралась из погреба на поверхность и достала из рукава ватника баночку крыжовенного варенья и свежее золотое яйцо.
      И снова они сидели у самовара, и снова тикали часики на стене, и снова показывали одиннадцать.
      - Вот пропишешься у нас постоянно, тогда увидишь, какая тут жизнь веселая. - Марфа Индриковна рассказывала, а Голубая Шапка кивала. Есть, конечно, отдельные недостатки, но где ж ты без недостатков видел. Сестрицу мою, к примеру, возьми. Деток у неё не было, старика на войне убили, плакала она, плакала и пошла однажды в дремучий лес. Идёт она, значит, по лесу, видит - ягодка, надо съесть. Съела она её, стало брюхо у сестрицы большое. Идет дальше. Видит - другая ягодка. Съела она эту другую, стало брюхо у неё больше вдвое. Ладно, попадается ей третья ягодка. Съела она и эту...
      Кажется, Андрей Т. задремал. Потому что откуда вдруг ни возьмись, а напротив, вместо Бабки Голубой Шапки, сидела уже какая-то толстая усатая тётка и напевала ему голосом певицы Людмилы Зыкиной:
      Тик-так, прыг-скок,
      Время спряталось в песок.
      Бежит речка по песочку,
      Золотишко моет,
      Не ходи, Ванёк, в солдаты
      На войне угробят...
      - Здесь у нас хорошо, спокойно, - она продолжала петь, но теперь почему-то прозой, - и речка, и золотишко, и избушка эта специальная. Знаешь, какая у нас избушка? Пока ты в ней - время стоит на месте. Как вошел ты сюда в двадцать три ноль-ноль, так в эти же двадцать три нольноль отсюда и выйдешь. Только зачем тебе уходить? Оставайся. - Она уже сидела с ним рядом и пела ему в самое ухо горячим голосом. - Ребёночка я тебе рожу, бараночками тебя буду кормить, будешь ты у меня холёный да гладкий, не то что нынче. Штампик только на бумажке поставим и заживем.
      - Штампик? - переспросил Андрей Т. и вдруг с удивлением понял, что тоже не говорит, а поёт.
      - Штампик. Шлёп, и готово. - Она дернула усом вверх, показывая куда-то под потолок. - Есть здесь одна Печать. - Она понизила голос. - Большая такая, круглая. Самая главная из печатей. Ею-то мы штампик и шлёпнем.