Как дружба с недружбою воевали (Время учеников-3)

      Андрея Т. он поначалу не замечал, и тот стоял тихонечко у порога, наблюдая за хозяином кабинета.
      Хозяин кончил набивать текст, и заработал принтер. Из щели с медленным и протяжным скрипом полезли белые полоски берёсты; они скручивались, падали на пол и раскатывались по всему кабинету. Один такой докатился до ног Андрея, тот нагнулся, чтобы его поднять, и в это время хозяин заговорил.
      - Ну и что же, спрашивается, мне с вами делать? - Голова его была повёрнута влево, чтобы косящий и подражающий косящему глаз в упор смотрели на посетителя. Гоняющая таракана нога на секунду задержалась на месте, и измученное домашнее насекомое получило секундную передышку. - Не вовремя вы, ой как вы к нам не вовремя, и число сегодня нечётное, и магнитная буря в воздухе, и голова раскалывается с утра, и отчётный этот концерт сегодняшний... - Он сорвал с головы подушку и вытер ею озабоченный лоб; потом снова воздвиг подушку на место. - Ладно, раз уж вы здесь, так и не быть вам ни в каком другом месте, кроме как в Заповеднике.
      Андрей Т. решил, наконец, высказаться, чтобы прояснить ситуацию и определить свое положение в этой нереальной реальности.
      - Я вообще-то у вас по делу, мне вообще-то... - "Нужно увидеть Генку" хотел сказать он этому беспокойному человеку, но сказать не успел.
      Человек замахал руками, разбрызгивая из лейки воду и гоняя по полу таракана:
      - Все вообще-то у нас по делу, а отдыхать - пожалуйста, на Елагин остров, в бывший Парк культуры и отдыха имени товарища Кирова. Можно подумать, я здесь с девушками гуляю, конфеты кушаю. Я несу здесь тяжкую трудовую повинность, я здесь спину гну ради таких, как вы, я здесь... - Он откинулся на стуле, вновь сорвал с головы подушку и с размаху приложил её к сердцу. Потом скомкал и отбросил к стене. Подушка, перелетев помещение, мирно нацепилась на гвоздь и устроилась рядом с вениками. - Так на чем мы, я извиняюсь, остановились? Ах да, на проблеме трудоустройства. Палец хозяина кабинета станцевал на клавиатуре польку. Морщин на его лбу стало больше. - Как же мне вас оформить? Каким веком, годом, месяцем и числом? И кем, вот в чём вопрос?
      - А зачем? - робко выдавил из себя ничего не понимающий Андрей Т.
      - То есть как зачем? - удивленно посмотрел на него хозяин кабинета. Вот вы, когда устраивались в Эрмитаж электриком, разве не проходили через отдел кадров?
      "Откуда он знает про Эрмитаж?", - удивился Андрей Т., но виду не показал.
      - Такой порядок, - продолжал между тем работник канцелярского фронта. - Каждого свежеприбывшего "эмпе", материализованного персонажа то есть, в течение часа с момента прибытия в Заповедник следует оформить и поставить на учёт и довольствие, как требуют того правила и законы местной и федеральной служб. Только как же мне вас оформить, если все места в Заповеднике расписаны на четыре года вперёд? - Он задумался, потом хлопнул каблуком по полу. Таракан нервно повел усами и испуганно задрожал на бегу. - Придумал! А оформлю-ка я вас как мумию жреца Петесу из "Сказки об оживающей мумии". Она ж, в смысле жрец, насколько я помню, тоже из Эрмитажа. - Он обрадованно потер ладони. Потом помрачнел и сник. - Со жрецом ничего не выйдет. Его ж, в смысле мумию, в Москву затребовали, в филиал, на предмет возможного приобретения АОЗТ "Мавзолей".
      - Садко, - подсказал кот. Все это время он держался чуть сбоку, по правую от Андрея сторону, выступая то ли в роли конвойного, то ли ожидая от хозяина кабинета каких-то особых распоряжений.
      - Разговорчики! - осадило кота начальство. - Много вас развелось, умников-то. Как мусор с пола собрать, так нету их никого. А как советы давать руководству, так сразу воронья туча. Значит, Садко, говоришь? Палец его опять радостно пробежался по клавишам. - Вы подводным спортом не занимались? - Вопрос был к Андрею Т. - Или хотя бы в детстве с вышки ныряли? Вот и ладненько, что ныряли. Значит, будете у нас числиться как Садко. На гуслях играть умеете? Научитесь, это дело простое, не сложнее, чем играть на пиле. Походите на курсы к Бояну. Самоучитель возьмёте, в конце концов...
      - Я что-то не понимаю. - У Андрея Т. уже голова шла крутом от всех этих загадочных разговоров. - Причем тут Садко? И гусли? И вообще, я не...
      - А тут и понимать нечего. - Глаза хозяина кабинета вдруг резко перестали косить и сделались пронзительными и строгими. Он поднялся, раздавил ногой таракана, поставил на подоконник лейку и руки уложил на груди. - Базильо, - сказал он, обращаясь к коту, - покажи господину Богатому гостю выход. Господин не знает дорогу. Господин только что прибывши. Милости просим, - он в фальшивом театральном привете распростёр руки, - в наши гостеприимные Палестины. Извините, но время вышло. У меня квартальный отчёт. У меня комиссия из Минфина. У меня Горынычиха рожает. Базильо! - Он щёлкнул пальцами. - Товарищ не понимает. Проводите товарища. До свидания.
      ГЛАВА 5
      Андрей Т. вернулся в толчею коридора. В голове его роились вопросы, и первый из них был - "зачем мне всё это нужно?". Да, Генка, конечно. Друг в опасности, друга надо спасать. Но кто ему дал знать об опасности? Конь Кобылыч. А какова его слову цена? Копейка в базарный день. Вот именно что копейка. Может быть, действительно Генка-Абрикос здесь, числится какимнибудь Иваном Коровьим сыном, и прячут его от людских глаз в стенах этого казённого заведения. Тогда опять вопрос - для чего? И сам Андрей Т. здесь - для чего? Тьма египетская вопросов, а ответов пока не видно. Единственное, что почему-то приходило на ум, - какие-то древние рекрутские наборы, старая унылая Англия, вербовка в матросы Королевского флота, когда людей поили до полусмерти в кабаке, а наутро закованный в кандалы новобранец просыпался от пинков капитана за несколько миль от берега.
      Всем вокруг почему-то уже было известно, что Андрей - былинный герой Садко, а значит, гость богатый и важный, и, видимо, по этой причине возле него вертелись всякие неблагополучные личности - в чешуе, в дурно пахнущих рыбачьих сетях вместо одежды, с трезубцами, увитыми водорослями, а один, в чалме, при серьгах и с бусами на тщедушном теле, назойливо, как бомж в переходе, что-то мямлил Андрею на ухо - то ли просил на водку, то ли предлагал какую-то аферу с алмазами, которых, как он клялся, не счесть в каких-то там каменных пещерах.
      Андрею Т. насилу удалось от него отделаться - помог недавний знакомый, волк; он рыкнул на прилипчивого субъекта, и тот, мелко кланяясь и юля, растворился в прогуливающейся толпе.
      - Здрасьте, - кивнул зачем-то Андрей потрепанному серому хищнику, хотя виделись они с ним недавно.
      Волк стоял, закинув лапы на подоконник, и с какой-то неизбывной тоской вглядывался в заоконный пейзаж.
      - Солнце садится... Август. - Волк вздохнул и прикрыл глаза. Потом открыл их и печально продолжил: - В лесу сейчас хорошо, покойно. Душицей пахнет, паутина в ветвях блестит, белки по стволам бегают. А то и лось на полянку выйдет, протрубит - и обратно, в чащу. Лось... - Волк опять вздохнул. - Мне бы сейчас хоть кильки в томате. Хоть селёдочных голов полкило.
      - Да уж, кильки - оно конечно, - приличия ради согласился с ним Андрей Т. Потом, помедлив, спросил: - Что, так и сидите здесь взаперти?
      - Так и сидим, - вяло ответил волк.
      - Не выпускают?
      - Выпускают, да толку! Мы же ведь только здесь реальные, в этих стенах. А там, на воле, мы - сказки.
      Андрей кивнул, хотя, говоря по правде, ни слова не понял из туманного объяснения хищника. Он пристроился рядом на подоконнике и стал смотреть на вид за окном. Никакого леса он не увидел. И закатного солнца тоже. Какие-то чахлые деревца были, и что-то мутное, как лампочка в подворотне, пряталось в рыжеватом облаке, но ничего бунинского, тургеневского Андрею Т. эти картины не навевали. Разбитая асфальтовая площадка, окантованная пыльными клумбами с гигантскими пожухлыми сорняками; бетонные колонны ограды с редкими чугунными пиками, в ней прорехи шириной в шкаф; за оградой, за распахнутыми воротами, с десять соток сильно пересеченной местности - крапива вперемежку с чертополохом, невысокие пирамиды щебня, залежи бытового мусора, черепа домашних животных, лужи в мазутной плёнке, воробьи на свисающих проводах. От ворот, чуть заметная среди этой неразберихи, вела грунтовая, вся в выбоинах, дорога, доходила до зарослей ивняка и терялась за каменистой насыпью. Горизонт тоже был неказистый.
      Андрей Т. подавил зевок и хотел уже отойти от окна, как вдруг увидел клубящееся облако пыли и плывущий в этом облаке "мерседес". Машина миновала ворота, въехала на разбитый асфальт, снесла по дороге урну и остановилась под самыми окнами. Все четыре дверцы одновременно раскрылись, и из них полезла на белый свет удивительная компания.
      Была здесь омерзительного вида старуха в сером штопаном балахоне, который вздымался у нее на спине двумя острыми горбами разной величины. Физиономия у неё тоже была серая, нос загибался ястребиным клювом, правый глаз горел кровавым огнём наподобие катафота, а на месте левого тускло отсвечивал большой шарикоподшипник.
      Был здесь страхолюдный толстяк в бесформенном костюме в краснобелую шашечку и с лицом, похожим на первый блин.
      Был здесь и мужчина, похожий на покосившуюся вешалку для одежды. Выбравшись из машины, он стоял пугалом на асфальте, подпертый костылём спереди и еще двумя по бокам. Пальто горохового цвета висело на нем нараспашку; из-под него виднелись свисающий до полу засаленный шёлковый шарф, свободно болтающиеся полосатые брюки и шерстяной полосатый свитер, не содержащий внутри себя ничего, кроме некоторого количества спертого воздуха.
      И был здесь ещё недобитый фашист в мундире без пуговиц и на скрипучей деревянной ноге. И хмырь с челюстью и без шеи, в пятнистой майке, в татуировке и с руками-вилами, которыми он рассеянно разгибал и сгибал железный дворницкий лом. И эстрадная халтурщица. И кого только еще в "мерседесе" не было; Андрей Т. насчитал не менее двух десятков экзотических экспонатов, которым самое место в Кунсткамере или в какомнибудь серпентарии со стенками из пуленепробиваемого стекла. Непонятно даже, как вся эта чудовищная орава поместилась в машине и вдобавок не сожрала друг друга в пути.
      Андрея Т. в момент прошиб пот. Он вспомнил роковую площадку, окружённую железными стенками, и стоящего посерёдке Генку, и себя со шпагой в руке, спешащего на защиту друга. И ухмыляющуюся толпу уродов, напирающую плотной стеной...
      Наваждение. Не может такого быть. Ведь тогда ему всё прибредилось, он же в лёжку лежал, болел, фолликулярная ангина и все такое.
      Но компания за окном явно подавала все признаки самой что ни на есть объективной реальности. Ругалась, плевалась, собачилась друг с другом на выходе, щёлкала железными челюстями, размахивала в воздухе костылём.
      Чтобы как-нибудь себя успокоить, Андрей Т. обратился к волку, показывая ему за окно:
      - Простите, но вы только что говорили, что на воле, вне Заповедника, все, кто в этих стенах живут, не более чем сказочные герои. То есть там вас, вроде, не существует. А если так, то кто же тогда вон эти, которые внизу, под окном?
      - Явились, не запылились. - В глазах волка полыхнул огонёк. Видимо, он только сейчас заметил прибывшую компанию. - Чтоб им всем ни дна ни покрышки. - Он щелкнул зубастой пастью и снял передние лапы с подоконника. - Эти к нам не относятся. Эти здесь подселённые. Они вообще не из сказок, они из снов. Знать бы только, какой такой вше в коросте эта нежить могла присниться, я бы того поганца во сне загрыз. Чтобы не просыпался. - Волк вонзил когти в линолеум и оставил в нем глубокие борозды.
      Андрей Т. стоял и молчал, поглаживая ладонями щеки. Он чувствовал багрянец стыда и острые иголочки совести, пронзающие изнутри сердце. Уж он-то отлично знал, кому приснилась вся эта нежить, все эти ходячие пугала и разлагающиеся на глазах трупы. Но почему они воплотились в явь? И почему они оказались здесь? И не связано ли его прибытие в Заповедник с этой похоронной командой, которую он сам когда-то и породил? А ГенкаАбрикос лишь наживка, на которую его сюда приманили.
      ГЛАВА 6
      Пока он обо всем этом думал, в броуновском движении по коридору наметились целенаправленные потоки. Загуляли по толпе шепотки; те, кто побойчей да понахальней, уже расталкивали локтями соседей и спешили куда-то вдаль.
      Давешний общипанный петушок, что работал при Дадоне в охране, щёлкая прозрачными крылышками, перелетал с головы на голову и кричал простуженным криком: "Дорогу! Дорогу ветерану охранных войск! У меня бронь! Я имею право, право, право... кирикуку!.." Его бодали, его хватали, но он не давался в руки, отмахивался, отклёвывался и нахально пёр через головы.
      Слон, как большой таран, прокладывал себе лбом дорогу; маленькая стервозная собачонка, видимо, та самая Моська, кусала исподтишка окружающих, тявкала на них мелко и злобно и пряталась под слоновьей тушей.
      Мимо Андрея Т. проскочил какой-то бойкий чертёнок; лоб его пересекала бандана; хвост был завязан бантиком; к синей негритянской губе прилепилась замусоленная цигарка; но не это удивило Андрея, не это его вывело из себя. "Спидола"! Памятник его отроческой отваги. Маленький допотопный приёмничек, принявший на себя когда-то смертельный удар Кобылыча и выживший, дотянувший до сегодняшних дней. У чертенка в когтистой лапе был его спасительный талисман.
      Спиха! Спидлец! Спидолушка! Андрей Т. чувствовал себя подлецом. Как он мог позабыть о Спихе! Да, оправдания были - вихрь неожиданных впечатлений, безумная обстановка вокруг, безумные эти встречи и разговоры... Нет, не было ему оправданий!
      Он ввернулся коловоротом в толпу и устремился за бесовским отродьем.
      Чертёнка он разглядел не сразу. Тот был наглый, черный и голый, а таких в спешащей толпе было, почитай, большинство. Наконец он его заметил, вернее заметил сначала хвост, завязанный модным бантиком; Андрей Т., не сильно смущаясь, ухватил чертяку за хвост и намотал его на запястье.
      - Стой! - сказал он чертёнку. - Нехорошо зариться на чужое.
      - В чем дело, дядя? - Чертёнок слегка опешил. К разговорам на моральные темы он явно был не приучен. - О чём базар? Я что, корову твою украл?
      - Приёмник, - Андрей Т. показал на "Спидолу", - он разве твой? Ну-ка, отвечай честно: как он к тебе попал?
      - А, это... - Чертёнок недоумённо посмотрел на приёмник. - Надо же, изза такой рухляди здоровья человека лишать! Хвосты ему отрывать с корнем! А еще говорят - черти! Злые, неумытые, вредные. Да вы, люди, по сравнению с нами, чертями, - как акулы по сравнению с морскими свинками.
      - Ты чего это к малолетке пристал? - Рядом уже толклись любопытные. Толстый одноглазый верзила с заросшей щетиной физиономией почёсывал волосатые кулаки и искоса поглядывал на Андрея: - Думаешь, раз большой да богатый, так, значит, можно над сирыми и убогими измываться?
      - Граждане, это не я. Это он у меня "Спидолу" украл. А я ничего, всё честно. Да чертёнок вам и сам подтвердит. Ведь, правда, это моя "Спидола"?
      - Не брал я никакую "Спидолу". Это тятька мне на Вальпургиеву ночь подарил. Вон и дырка в ней - моя дырка. Специальная, чтобы подглядывать, когда в прятки водишь.
      Андрей Т. буквально остолбенел от такого поворота событий. Нахрапистое хамство чертёнка, перемешанное с откровенным враньём, лишило Андрея сил. Он даже хвост выпустил из руки, а зря. Чертёнок только того и ждал. Он пыхнул табачным дымом, сделал Андрею нос и растворился в толчее коридора. Вместе с несчастным Спихой.
      Звонко пропел звонок. Все заголосили, затопали, толпа подхватила Андрея, протащила его по коридору волоком, пропустила через мясорубку дверей и выбросила помятого, но живого, в освещенный актовый зал.
      Зал был наполнен зрителями. Они гроздьями свисали с балконов, запрудили тесный партер, некоторые устраивались в проходе на малиновой ковровой дорожке и маленьких раскладных стульях.
      Звонок пропел во второй раз, затем в третий, последний, но шум в зале не утихал. Наконец, на ярко освещённую сцену вышел знакомый Андрею кот. Тот самый, которого он спутал с Мурзилой. На нем был бархатный зелёный кафтан, на голове шляпа с павлиньим пером, из рукавов торчали длинные кружевные манжеты, задние лапы утопали в ботфортах с широкими блестящими пряжками, за поясом из морёной кожи был заткнут жуткий разбойничий пистолет с раструбом на конце ствола. Кот грозно оглядел зал. Публика вела себя вызывающе. Тогда он вытащил из-за пояса пистолет и выстрелил. Зал наполнили грохот, дым и огонь. Публика зааплодировала. Когда аплодисменты утихли, кот заткнул пистолет за пояс и объявил программу.
      Андрей Т. сидел в середине зала, ряду, примерно, в десятом, стиснутый с обеих сторон угрюмыми подозрительными субъектами. Кота он слушал вполуха, все больше косясь на соседей и на всякий случай подстраховывая карманы, хотя, кроме горстки мелочи да пары полинялых десяток, в карманах ничего не было.
      Эти двое, между которыми он оказался, оба были бледные и худые и похожи друг на друга как две капли воды. Лица их были рыбьи, губы сильно вытянуты вперед и постоянно будто что-то жевали. И запах от них шел рыбий, и это последнее обстоятельство раздражало Андрея Т. больше всего. Пересесть он уже не мог, зал был набит битком, да и эти, что его подпирали, при малейшей попытке Андрея хотя бы пошевелиться, вдавливались в него плотнее и держали в жёстких тисках.
      Программа, которую огласил кот, была какая-то дробная и размытая. Никакого определенного стержня в предлагаемых на вечере номерах Андрей, как ни старался, не уловил. Возможно, его отвлекали соседи. Все, что происходило в зале, называлось очень длинно и вычурно: "Плановое ежегодное отчётно-показательное концертно-массовое мероприятие..." и так далее. Что "так далее", Андрей Т. не запомнил.
      Из объявленных котом номеров ему запомнились следующие:
      "Падение Икара", театрально-мифологическая сцена; "Полёт шмеля", музыкально-драматическая композиция; "Папанинцы на льдине", вольная сценическая интерпретация народной былины; "Ёлка в Сокольниках", балетная композиция; "Рассвет над Елдыриной слободой", оратория для хора и балалайки с оркестром, часть первая и вторая; "Амур и Психея", альковная сцена из Лафонтена. А также - в части "Массовые игрища и забавы" - соревнование по перетягиванию каната, бег в мешках, выливание воды на скорость, коллективное отгадывание загадок и прочие культурноспортивные мероприятия. Развлечения из части массовой должны были равномерно перемежаться с выступлениями самодеятельных коллективов.
      Вечер обещал быть насыщенным. Единственное, о чем сожалел ведущий, - так это об отсутствующем директоре. Но возможно - кот особо выделил это слово - возможно, господин директор и будут. Если сложатся соответствующие метеоусловия. А пока его заменит уважаемый господин Пахитосов. Кот коротко и вяло проаплодировал.
      Откуда-то из-за левой кулисы на сцену выкатился тот самый хмырь, что принимал Андрея Т. в канцелярии. Он весь был расфранчённый и расфуфыренный, в строгом костюме с блёстками и с зачёсанными на пробор волосами. Он раскланивался и расшаркивался и посылал в зал воздушные поцелуи, как какой-нибудь третьесортный конферансье из окраинного Дома культуры. Поюродствовав пару минут на сцене и бросив в публику невнятные поздравления, он сбежал по лесенке в зал и устроился где-то в первом ряду партера.
      Вслед за ним покинул сцену и кот.
      Представление началось.
      На сцену вышли два странных малых. Один был лысый, с пристяжной бородой, другой - стриженный под горшок подросток; оба были в мятых рубахах, перехваченных в поясе ремешками. Тот, что был лысый и с бородой, нес в руках какую-то ветошь. У второго руки были пустые. "О сын мой, - сказал лысый и бородатый, - ты знаешь, что я великий изобретатель. Это я изобрел топор, штопор и паруса. А этой ночью, пока ты спал, я изобрел крылья, чтобы летать, как птица. Вот они". Лысый протянул свою ношу стриженному под горшок пареньку. "О отец мой, - отвечал ему паренёк, - я поистине восхищен божественной смелостью твоего ума, но в одном я смею с тобою не согласиться". Тогда взял слово лысый и бородатый. Он трагически наморщил лицо и сурово обратился к подростку: "О сын мой, в чем же причина твоего со мной несогласия?" Молодой человек потупился. Он покрылся краской стыда. Он готов был провалиться сквозь сцену и активно это показывал, большим пальцем правой ноги ковыряя под собой пол. "Ну же?" - торопил его с ответом изобретатель. Наконец, выдержав паузу, молодой человек решился. "О отец мой, - сказал он с пафосом, - ты сказал, что этой ночью я спал. Ты не прав. - Он посмотрел на отца. - Всю ночь я овладевал знаниями". Он вытащил из-за пазухи книжку с таблицами логарифмов и торжественно помахал ею в воздухе.
      Далее они лили слезы и вымаливали друг у друга прощение, отец, восхищенный сыном, разрешал ему часок полетать, сын привязывал себе к плечам крылья, сверху опускался канат, сына поднимали над сценой и на время он исчезал из виду; затем под барабанную дробь откуда-то из-под театральных небес раздавался истошный крик, сверху летели перья, и что-то грузное и человекообразное с хлюпаньем падало на подмостки и, с секунду поизвивавшись в агонии, замирало, испустив дух.
      Сразу после Икара шла музыкально-драматическая композиция "Полёт шмеля". Ничего особенного Андрей Т. в ней не нашёл - что-то пожужжало и стихло, и сразу же был объявлен очередной номер. Но в перерыве между номерами случилось нечто.
      Андрей сидел и ждал, пока сцену обкладывали белыми картонными тумбами и застилали широкими простынями: первые должны были изображать айсберги и торосы, вторые - заснеженную поверхность льдины, на которой зимовали папанинцы. И тут над рядами зрителей замелькал бумажный листок; он плыл из первых рядов и быстро приближался к Андрею. Андрей Т. его машинально взял и хотел уже передать дальше, как оба его соседа повернули к нему свои головы, и два пальца - слева и справа ткнули сперва в записку, потом в него. Этот их молчаливый жест явно значил, что адресат - он.
      Пожав плечами, Андрей Т. развернул листок. В записке было всего три слова: "Жду в курилке". И ниже подпись: "Г.А.". Ровные печатные буквы. Отпечатано на матричном принтере. "Генка? - Андрей Т. заерзал на месте. Абрикос?" Он попытался вытянуться, разглядеть возможного отправителя, но жилистые тела соседей не дали ему этого сделать.
      Пока он сосредоточенно размышлял, публика, устав от папанинцев, скандировала громогласно и дружно: "Психею давай с Амуром! Постельную сцену давай!" - и топала себе в такт ногами. Подливала масло в огонь группа обитателей Заповедника, оккупировавшая два первых ряда. Она вела себя особенно вызывающе - курила, не выходя из зала, стреляла по соседям окурками, что-то у них там звякало, чем-то они там булькали, и народный герой Папанин как стоял на сцене с протянутой в зал рукой, собираясь произнести речь, так и стоял, бедняга, минут уже, почитай, пятнадцать; роль он позабыл начисто. Злостных нарушителей дисциплины из-за спин было не разглядеть; впрочем, когда сидящий напротив атлет нагнулся, чтобы почесать пятку, Андрей заметил вдали у сцены два мелькнувших острых горба, показавшиеся ему очень знакомыми.
      Положение спас кот Базильо. Он метеором влетел на сцену, громыхнул из своего пиратского пистолета и одним мановением лапы убрал со сцены всю папанинскую бригаду вместе с тумбами, простынями и героикой арктических будней. Затем навел пистолет на зал и голосом зловещим и строгим объявил конкурс загадок.
      Условия конкурса были простые. Хором не кричать. Ногами не топать. Желающие предложить ответ молча поднимают вверх руку. Неправильные ответы обжалованию не подлежат, и каждый такой ответ оценивается в минусовое очко. По сумме минусовых очков не угадавшему назначается штраф в виде урезки ежедневного рациона. Тому, кто ответит правильно, вручается ценный подарок.
      На сцене установили ширму. Кот внимательно оглядел зал, почесал пистолетом за ухом и покинул сцену. За ширмой кто-то прокашлялся и хрипловатым голосом произнес:
      Вжик, вжик, вжик, вжик,
      Я не баба, не мужик,
      Не кобыла, не свинья.
      Угадайте, кто же я?
      Голос стих, из-за ширмы раздался смешок.
      - Пила, - выкрикнул из задних рядов какой-то мохнатый дедушка.
      - Сам ты пила, - ответили ему из-за ширмы. - Ответ неправильный, не засчитывается. Проигравшему одно очко в минус.
      Рядом с Андреем Т. Поднялся малохольный верзила.
      - П-помидор, - с надеждой сказал верзила и судорожно сглотнул слюну.
      - Почему помидор-то? - спросили малохольного из-за ширмы.
      - Не знаю, больно есть хочется.
      - Ответ неправильный, одно очко в минус.
      - Можно, я? - Андрей Т. узнал Читателя сказок. Тот стоял, держа под мышкой тонкую книжицу в глянцевой бумажной обложке. Имени автора было не разглядеть, мешала рука, но название читалось четко: "Бегство в Египет".
      - Можно, - снисходительно ответили из-за ширмы.
      - Сфинкс.
      За ширмой наступило молчание и длилось довольно долго, пока в зале не раздались свистки. Тогда створки ширмы раздвинулись, и все увидели нелепое существо - небольшое, размером с пони, шкура львиная с кисточкой на хвосте, на спине короткие крылья, лицо ушлой базарной тётки и пудовые обвислые груди, упрятанные под спортивную маечку. Впрочем, нелепым оно, возможно, представлялось только Андрею Т. Остальная публика реагировала на существо вполне равнодушно - ни хохота, ни просто смешков в зале его явление не вызвало.
      - Ответ правильный, - сказала зверь-баба и вихляющей, манерной походкой направилась за кулисы.
      - Простите, - робко пробормотал отгадавший, - а подарок?
      Зверь-баба остановилась; она медленно повернула голову и медленным невидящим взглядом обвела зал. С полминуты она отыскивала источник голоса, хотя смущённый Читатель сказок высился каланчой средь зала, сутулый и с багровым лицом. Наконец она заметила отгадавшего.
      - Но не так же сразу, молодой человек, - она обворожительно улыбнулась, продемонстрировав собравшейся публике многочисленные свои клыки, - сразу только кошки рожают. Надо выписать накладную, заверить, получить со склада товар. Вы что же, первый год замужем? За подарком зайдёте завтра, а куда - читайте на доске объявлений.
      Читатель сказок кивнул и бухнулся на свое место, видно и сам не рад, что ввязался в это склочное дело. Сфинкс, а это была она, помахав залу кисточкой на хвосте, победно удалилась со сцены. Створки ширмы были уже вновь сдвинуты, за ними слышались суетливые шепотки - там вполголоса репетировали очередную загадку. Через минуту хор невидимых голосов пропел:
      Трясь, трясь, трясь, трясь,
      Мы не щука, не карась,
      Не ерши сопливые,
      Не угри сварливые,
      Не севрюги, не сомы.
      Угадайте, кто же мы?
      Этих определили сразу. Кильки в томате. Ширма раскрылась, и веселая килечья братия вывалила пред глаза публики. Все они были в узких коротких юбочках, хихикали, пританцовывали, а те, что покрепче да поактивней, палочками колотили по невскрытой консервной банке - вели ритм. Отгадавший тут же эту банку и получил под завистливые пересуды соседей.
      А потом прозвенел звонок. "Антракт! Антракт!" - закричали в зале. Народ валом повалил к выходу. Андрей встал и, комкая в кулаке записку, стал протискиваться по ряду влево. Два субъекта с рыбьими головами не стали ему в этом перечить, но, когда он оказался в проходе, зажали его в кольцо и медленно, но уверенно повлекли к запасному выходу.
      - Господа, я не понимаю... - попытался объясниться Андрей, но те, как механические игрушки, не обращали на Андрея внимания. Лишь один, сложив пальцы ножницами, сделал вид, что затягивается сигаретой. Потом кивнул на запасной выход. Это значило, что курилка там.
      "Если записку передал Абрикос, тогда при чем тут эти двое с рыбьими головами? Не Генкины же они друзья. С такими только утопленнику дружить. - Таков был ход его мыслей. - И записка. Писана она не рукой. Это значит, подготовили записку заранее. Что из этого следует? Что угодно из этого следует".
      Андрей Т. вздохнул и покорно двинулся навстречу судьбе.
      ГЛАВА 8
      Курилка располагалась неподалёку - налево от запасного выхода, рядом с раздевалкой и туалетами. Уже загодя в коридоре поднималась дымовая завеса и слышались сипловатые голоса. Андрей Т., ведомый поводырями, дошел до заветной двери, открыл ее и вошел. Сопровождающие остались стоять снаружи.
      Сам Андрей не курил, но на курящих смотрел сквозь пальцы. Дым ему нисколько не досаждал, хотя и радости он от него не испытывал.
      Сизая табачная дымка мешала оценить обстановку. Судя по количеству дыма и голосам, курильщиков было много. Но сколько Андрей ни вглядывался, кроме мутных, неясных контуров, разглядеть никого не мог.
      - На Дону и в Замостье тлеют белые кости, - гнусавил кто-то в дыму вполголоса. Голос явно принадлежал не Генке, но на всякий случай Андрей Т. решил убедиться - мало ли что делает с человеком время. Он пошел на источник голоса, ладонями разгребая дым. Лучше бы он сюда не ходил. У белой кафельной стенки стоял мёртвый одноногий солдат в полной красноармейской экипировке - в гимнастерке, будёновке, в галифе, с фанерной кобурой на ремне. Вместо отсутствующей ноги из штанины торчала желтая корявая деревяшка с зарубками и непристойными надписями на русском, украинском и польском. То, что солдат был мертвый, было ясно по распухшему языку и мозаике трупных пятен, украшавших его лицо и шею. Глаз у солдата не было; видимо, их выклевал ворон, судя по чёрным перьям, облепившим его одежду. Мёртвый-то он был мёртвый, но вёл себя вовсе не как мертвец. Дымил как паровоз папиросой, хрипел про псов-атаманов, а когда опешивший Андрей Т. тихонечко хотел уйти в дым, выхватил из кобуры маузер и стал судорожно жать на курок. Маузер, слава Богу, не выстрелил, должно быть механизм заедало, и Андрей Т. благополучно ретировался.
      Он медленно отходил задом, стараясь не издавать шума - чтобы боец не сориентировался на звук. Сделав шага четыре, Андрей Т. почувствовал вдруг спиной, что кто-то его поджидает сзади. Он обернулся резко, но из-за дыма ничего не увидел, лишь услышал слабенький хохоток. "Генка, подумал он. - Вот зараза, нашел время делать приятные неожиданности! Ещё бы по плечу меня хлопнул, тут бы я точно отдал концы!"