Нвенгария (№1) - Пенелопа и прекрасный принц

Пенелопа заметила, что сам Деймиен шел в паре с пожилой герцогиней. Он проводил ее к месту в дальнем конце длинного стола и продолжал с ней беседовать, щедро расточая свое обаяние. Теперь Пенелопа в любой момент могла сказать, когда он начинает играть в прекрасного принца. Улыбка его становилась доверительной, движения – непривычными, он словно пытался максимально подражать местным обычаям, и в полную силу использовать их для своих целей. Его акцент усиливался, он виновато улыбался своей неловкости, а женщина, которую он обольщал, таяла под лучами его серьезных синих глаз.

После ужина танцы возобновились. Вечер казался бесконечным. Пенелопа потеряла счет людям, с которыми познакомилась, в голове ее путались лица и имена, хотя все они, разумеется, ожидали, что уж их-то она запомнит. Слава Богу, ее несколько раз выручал Эган, который, как ревнивый кавалер, объявлял, что она должна ему танец, и решительно тащил ее в круг танцующих. Когда она попыталась его поблагодарить, он просто поклонился и сказал:

– Всегда к вашим услугам, принцесса.

Именно в паре с Эганом она наконец покинула бал. Толпа гостей зашевелилась. Эган сказал, что если она не уйдет первой, придется ждать, пока удалится последняя важная персона.

Пенелопе пришлось обойти весь зал и со всеми попрощаться. Деймиена она не видела вообще и понятия не имела, где он находится. Однако казалось, его никто не хватился.

У Пенелопы ныли ноги, кожа лица одеревенела от непрестанных улыбок. Она позволила Эгану вывести себя из зала, проводить вверх по лестнице, потом еще в одну дверь – во внутренние покои дворца.

Они добрались до безлюдного мраморного пролета, который вел в обширные личные апартаменты. Облегченно вздохнув, Пенелопа опустилась на ступеньку.

– Неужели все кончилось?

Эган расхохотался, плюхнулся рядом с ней, откинулся на локти и вытянул ноги. Его килт задрался, показались смуглые икры.

– Похоже, сегодня я выпил целый чан шампанского. Голова кружится. Что здесь делает эта женщина?

Пенелопа задрала голову и стала рассматривать пухлых богинь, которые маршировали на плафоне высокого потолка. Большинство из них страдали избыточным весом, были абсолютно голыми и выглядели довольно глупо.

Она повернулась, чтобы отпустить насмешливое замечание, и вдруг с удивлением заметила слезы на лице Эгана.

– Что с вами?

– Ох, – не шевелясь, отвечал он, – просто вспомнил, как вот так же рассматривал картины с одной девушкой, и что она о них говорила. Она была очень остроумной, правда-правда. Думаю, в тот день я в нее влюбился.

Глаза Эгана смотрели с глубокой грустью. Пенелопа положила руку ему на плечо.

– И вы ее потеряли? – спросила она.

Эган бросил на нее непонимающий взгляд, потом очнулся; он, видимо, не собирался произносить это вслух, а потому махнул рукой и сказал:

– Не слушайте меня, принцесса. Я чертовски п-п-пьян.

– Эган, бросьте ваши шотландские штучки. Расскажите мне про эту женщину.

Эган скривился.

– Ах, мисс, это все выдумки. Она вышла замуж за другого. Я мужчина, как-нибудь переживу.

Пенелопа с сомнением на него посмотрела. Эган жилистой рукой почесал щеку.

– Ладно. Была одна хорошенькая девчонка. Звали ее Зарабет. Она спасла мне жизнь. Я влюбился в нее. И если бы я не был так чертовски глуп, я бы ухватился за нее, а не мотался впустую по свету, пытаясь утопиться в море виски. Она заставила меня пообещать, что я брошу пить, а я не бросил. Мы поссорились. Я уехал. Это было много лет назад. А теперь она – жена какого-то герцога. Конец истории.

Он говорил сухим, твердым голосом, как будто рассказывал о давно забытых вещах.

Но Пенелопа отлично понимала, что это не так.

– Очень жаль, – сказала она, когда он замолчал. Эган ткнул в нее толстым пальцем.

– И не смейте рассказывать ни единой живой душе! Я не желаю читать в газетах рассказы о Диком Горце и его разбитом сердце.

– Эган, я ни за что не обману вашего доверия.

Палец дрогнул.

– Простите, принцесса, я не думал в вас сомневаться. – Он положил руку себе на лоб.

– Ох, научиться бы пить шампанское, пустую пену без души, нвенгарское виски – вот напиток.

Пенелопа засмеялась. Эган взглянул на нее, словно не помнил, с кем говорит.

– Не обращайте внимания на мои манеры. Я просто Дикий Горец.

Пенелопа открыла было рот сказать ему, что он нравится ей таким, какой он есть, но тут увидела, как через пустынный холл быстро идет Деймиен под руку с Анастасией. Длинный шлейф ее платья шелковой волной струился по мраморному полу.

Пенелопа поднялась, готовая спуститься им навстречу. В этот момент Деймиен развернулся и всем телом прижал Анастасию к стене.

У Пенелопы так зашумело в ушах, что она перестала воспринимать остальные звуки. Она ничего не видела, кроме своего мужа, нависшего над Анастасией. Он упирался ладонями в стену над ее головой, ее белые руки вдавились в мраморную панель.

Два лакея в ливреях регента пронеслись мимо пары внизу, но, к счастью, не подняли голов и не увидели онемевшей от ужаса Пенелопы. Лакеи обогнули Деймиена и Анастасию, притворяясь, что ничего не заметили, и поспешно выскочили в другую дверь по своим делам.

Деймиен отступил на шаг от Анастасии, но она не двигалась, лишь смотрела на него огромными карими глазами.

Пенелопа наконец заметила, что пальцы Эгана впиваются в ее локоть, а его голос без всякого шотландского акцента и пьяных ноток звучит у нее в ушах:

– Это не то, что вы думаете, девушка.

Похолодевшими пальцами Пенелопа вцепилась себе в юбку.

Ей хотелось скрыться, убежать из дворца, покинуть Лондон и бежать до самого Оксфордшира, до родного дома, такого надежного и безопасного. У нее перехватило горло, колени подогнулись.

– Тогда что это? – хрипло спросила она.

– Деймиен сам вам расскажет. Здесь не место для таких разговоров.

И он заставил ее подняться с ним по лестнице. Пенелопа обернулась и увидела, что Деймиен снова придвинулся к Анастасии.

Кошачья натура, которая дремлет в каждой женщине, подталкивала ее назад. Сбежать вниз, оттолкнуть Деймиена и сказать этой распрекрасной Анастасий, чтобы держалась подальше от ее мужа! «Как уличная торговка, – сморщившись, думала Пенелопа. – Стукнуть ее, может быть, расцарапать лицо».

Она умрет от унижения. Настоящая леди никогда не заговорит с мужем о его любовницах. Она отвернется и сделает вид, что их не существует. Это единственный способ жить в согласии.

У джентльменов бывают любовницы. Таков порядок вещей. У ее отца, правда, их никогда не было, потому что он вообще не интересовался другими женщинами, но и своей женой – тоже. Однако Пенелопа прекрасно знала, что многие светские джентльмены имели один дом, где хозяйничала жена, и снимали другой для своих подружек.

Она закусила губу и отвернулась, все же надеясь, что Эган прав, и тут что-то другое, а в следующий момент уже упрекала себя за дурацкую наивность.

Деймиен сорвал с себя сюртук, как ненужную больше кожу. Петри поймал его на лету.

– Слава Богу, эта пантомима закончилась.

Деймиен привык быть предметом повышенного внимания при европейских дворах, но сегодня его преследовали, к нему приставали, его поддразнивали, как никогда прежде. Вечный холостяк, обаятельный повеса Деймиен выбрал-таки себе красавицу невесту.

– Видел бы ты ее, Петри, – говорил Деймиен, расстегивая жилет. – Настоящая принцесса. Знает, как разговаривать с людьми, как сказать им то, что они желают слышать. Чувствует, как быть очаровательной и милой, но все же милой не настолько, чтобы они стали завидовать. Она всем понравилась.

Петри усмехнулся. Он сворачивал парадную ленту принца-императора.

– Уверен, сир, она была неподражаема.

– Ведь у нее даже не было времени подготовиться, а она справилась. Я думал, мы сразу отправимся в Нвенгарию, там у нее было бы время изучить придворные обычаи и правила. А тогда уж мы отправились бы развлекать венценосные головы. Она – удивительная женщина.

Деймиен начал с облегчением разматывать галстук. В этот момент кто-то постучал в дверь. Петри пошел открывать. Лакей на пороге объявил:

– Принцесса Нвенгарская. – И в комнату вошла явно взволнованная Пенелопа.

На ней все еще было бальное платье, открывающее точеные плечи, высокую шею и прекрасную грудь. Юбки шуршали на бедрах, напоминая Деймиену о том, как эти самые бедра выглядят обнаженными.

Лицо его жены покраснело, глаза горели золотыми и зелеными искрами, напоминая янтарь и нефрит. В волосах сверкали бриллианты, тонкая сеточка из которых покрывала косу, короной уложенную на голове. Деймиен заметил, что дамы на балу с интересом рассматривали ее прическу, и предчувствовал, что куафюра а-ля Пенелопа скоро войдет в моду.

Она выглядела так, что у принца дух захватило. Он стянул с шеи галстук и сунул его камердинеру.

– Петри…

Петри тотчас понял, что имел в виду его господин. Он подхватил галстук раньше, чем тот спланировал на пол, схватил сюртук и ленту и мгновенно скрылся в соседней комнате.

Не отрывая взгляда от жены, Деймиен распустил завязки рубашки.

– Пенелопа, любовь моя! – Деймиен с удовольствием произнес ее имя. – Что случилось?

Она взмахнула руками, снова их сложила, сделала шаг вперед и замерла, словно бы не доверяя себе и не желая подходить к нему слишком близко.

– Деймиен, я хочу, чтобы ты меня научил, – задыхаясь, произнесла она, – научил всему, что должна знать и уметь нвенгарская женщина.

Деймиен замер, тело его напряглось.

– Ты уверена?

– Да.

– Уверена, – задумчиво повторил он. – Я не хочу ни причинять тебе боль, ни шокировать тебя, ни пугать.

Она задрала подбородок.

– Если леди Анастасия из Австрии смогла выдержать нвенгарский брак, смогу и я. Я слеплена из добротного английского теста. Я хочу, чтобы ты заставил меня сделать все, что сделала бы леди Анастасия.

Деймиен криво усмехнулся.

– Шпионить за австрийцами?

Пенелопа замерла, приоткрыв рот.

– Шпионить?

Он подошел к огромной, богато задрапированной кровати, которую предоставил ему регент, и прислонился к столбику, надеясь, что Пенелопа поймет намек и подойдет ближе.

– Анастасия лучше любого офицера разведки. Она сообщает мне обо всех планах князя Меттерниха. Он постоянно точит зубы на Нвенгарию, а мне это не нравится. Анастасия его восхищает, он ей все рассказывает и, кстати, считает, что она шпионит за мной для него.

– А она? Шпионит за тобой?

К радости Деймиена, Пенелопа двинулась в сторону кровати.

– Анастасия винит австрийскую армию в гибели мужа, – стал рассказывать Деймиен. – Когда Меттерних присоединился к военным действиям против Наполеона, нвенгары пошли добровольцами. Нам совсем не хотелось, чтобы он двинул войска в нашу сторону. Его удерживали только высокие горы, но это не могло длиться вечно. Австрийцы без всяких сантиментов использовали нвенгаров для заманивания французских соединений. Жизни людей их ничуть не интересовали. Анастасия так и не простила австрийских генералов и даже всю империю Габсбургов. Она сделает все, чтобы причинить вред Австрии.

– О! – протянула Пенелопа, ее пыл отчасти угас. – Эган сказал мне, что она работает на тебя. Я так понимаю, ты обнимал ее в вестибюле, разыгрывая спектакль перед слугами?

Так, значит, она видела. Он-то полагал, что она давно удалилась к себе, и его действия останутся незамеченными. Чертов Эган Макдональд! Не мог увести ее подальше!

– Ты все поняла правильно. – Когда он склонился над Анастасией, прижимая ее к стене, она ни на секунду не прекращала своей торопливой речи, полушепотом рассказывая о регенте, его слугах, доме. Австрийский посол пытался убедить регента откусить кусочек Нвенгарии, хотя сам регент считал, что получит больше, если в этой ситуации окажет Деймиену поддержку. Анастасия обещала доставить принцу более точные данные еще до его отъезда.

– Вы были любовниками? – со страхом спросила Пенелопа и прижала руки к груди.

Деймиену хотелось улыбнуться. Эта собственническая вспышка умилила его. Она доказывала, что он нужен Пенелопе, что она вышла замуж не только для того, чтобы спасти его жизнь.

– Деймиен, прости меня, – прошептала она. – Я сама не знаю, зачем это спросила. Это не мое дело.

Он протянул к ней руки:

– Иди сюда, Пенелопа.

Она со смущенным видом сделала несколько шагов и оказалась рядом с мужем. Он обнял ее одной рукой за талию.

– Это твое дело. И я хочу, чтобы ты знала, – начал он. – Я был ее любовником, но давно и очень короткое время. Когда погиб муж Анастасии, она приехала ко мне. Я тогда был во Франции. Нвенгария официально не находилась в состоянии войны с Францией, а я был в ссылке. Мне нравилось жить при дворе Наполеона и наблюдать за этим амбициозным маленьким человечком и его взбалмошной семьей. Кроме того, англичане очень ценили мои тайные доклады.

Он улыбнулся, вспомнив, сколько удовольствия получил от игры в шпионов. Легкомысленного принца Деймиена никто так и не заподозрил в том, что он посылает сообщения генералам короля Георга.

– Анастасия очень горевала. Я никогда не видел, чтобы женщину так поразило горе. Она готова была уничтожить всю Францию, чтобы отомстить за смерть своего мужа, и всю Австрию – тоже. Она любила Димитри больше жизни. – Голос Деймиена стал мягче. – Я пытался ее отвлечь, но ей нужен был Димитри, а не я. В ней было столько гнева и страсти, что я посоветовал ей найти выход для этого гнева в работе на благо Нвенгарии и, конечно, на меня, чтобы огромные империи нас не проглотили. Она приняла предложение и сразу взялась за дело. – Деймиен помолчал. – Она не только дает мне сведения, она еще и беседует с Александром, понимая, что он – реальная власть в Нвенгарии. Думаю, ей безразлично, кто будет править, я или Александр, она хочет отомстить Австрии и не позволить ей вцепиться в Нвенгарию.

Пенелопа подняла взгляд на мужа.

– Ты ей небезразличен. Очень даже небезразличен.

– Она мне благодарна, – поправил ее Деймиен и поцеловал волосы Пенелопы, слегка оцарапав губы о бриллианты. – Она лишилась бы ума, я спас ее, и она это понимает.

– Ты очень добрый.

– Отчасти добрый, отчасти беспощадный. Я отлично видел, каким полезным инструментом она станет.

Пенелопа поцеловала его возле уха.

– Что бы ты ни говорил, но ты вовсе не чудовище.

Деймиен обнял ее второй рукой, купаясь в ее тепле и аромате духов.

– А теперь, когда я рассказал тебе все, – начал Деймиен, – ты по-прежнему хочешь, чтобы я показал тебе, как нвенгары иногда ведут себя в постели?

Пенелопа бросила на него взгляд из-под ресниц. Ее щеки вспыхнули.

– Да.

Деймиен ощутил, как в паху разливается жгучая тяжесть.

– Я рад, что ты так ответила.

– Но я действительно хочу знать. – Пенелопа вздернула подбородок, хотя в ее глазах плескалась тревога. – Не хочу, чтобы ты сбежал к нвенгарскои женщине лишь потому, что я не могу на что-то решиться.

Деймиен повернул ее лицо к себе и провел пальцем по щеке.

– Эх, Пенелопа, то, чему я должен тебя научить, займет не один год. Но если понадобится, у меня хватит терпения на ежедневные уроки.

Румянец Пенелопы стал багровым.

– В моей стране мужчина не заставляет жену делать слишком откровенные вещи, он выплескивает свою чувственность на любовниц.

Деймиен ощутил мгновенную неприязнь к английским мужьям.

– Приятно, что я родом из другой страны.

Он коснулся губами щеки Пенелопы. Она жадно припала к его губам, но Деймиен отстранился. Пенелопа бросила на него разочарованный взгляд.

– Мы будем двигаться медленно, – проговорил он. – Но можешь не волноваться, я всему тебя научу.

– Я сама не знаю, чего хочу. – Она коснулась выреза его рубашки. – Я хочу тебя.

– Пенелопа, ты играешь с огнем.

Она так на него посмотрела, что Деймиен понял: ей все равно.

– Черт возьми! – Он встал, взял ее за руки и тоже заставил подняться. – Только сначала все реши. Я не хочу тебя пугать.

Пенелопа смело посмотрела ему в глаза, хотя пальчики у нее чуть заметно дрожали.

– Я решила.

Деймиен взял в ладони ее лицо и со страстью поцеловал, потом опустил руки и сказал:

– Подожди.

В прихожей Петри занимался тем, что откалывал от мундира и надраивал каждую из многочисленных медалей Деймиена. Не все медали Деймиен заслужил сам. Десять из них он унаследовал от отца, шесть были ему вручены просто потому, что он вернулся в Нвенгарию и стал принцем-императором. А теперь, когда он вернется домой с Пенелопой, его мундир отяжелеет настолько, что едва ли его можно будет носить.

Деймиен распорядился по-нвенгарски:

– Никого не впускай. Ты понял? Никого!

– Отлично понял, сир. – Глаза Петри блеснули. – А если дворец загорится?

Деймиен поразмыслил.

– Только если будет опасность для этих покоев.

– Да, сир.

– Спокойной ночи, Петри.

– Доброй ночи, сир, – ухмыльнулся Петри и вернулся к своей работе, повернув прежде ключ во входной двери.

Взволнованная и настороженная Пенелопа стояла на том же месте в спальне, где ее оставил Деймиен. Он подошел, развернул ее от себя и сказал:

– Я побуду горничной и раздену тебя.

– Хиллиард разворчится, – дрожащим голосом заметила Пенелопа.

– Я компенсирую ей неудобства. – Он ловко развязал шелковые ленты лифа, потом поочередно расстегнул маленькие пряжки, которые его удерживали. Рукава платья, невесомые клочки шелка, сползли с ее плеч и упали.

Деймиен воспользовался случаем и провел пальцем по линии ее лопаток. Кожа у Пенелопы была горячей, слегка влажной и подрагивала там, где он до нее дотрагивался.

«Я ее не заслужил, – думал Деймиен, касаясь спины языком, – но, видит Бог, я так ее хочу!»

Он расстегнул крючки на поясе. Теперь платье почти не держалось. Деймиен спустил его сначала до талии, потом до бедер и ног. Пенелопа тут же схватилась за свой наряд.

– Нельзя бросать его на пол, оно слишком дорогое.

– Ты – нвенгарская принцесса, ты можешь заказать их хоть дюжину.

– Я не сумею завоевать твой народ, если буду швыряться деньгами.

Деймиен шутливо склонил голову, отдавая должное ее мудрости.

– Возможно, ты и права, дорогая. Переступи.

Пенелопа сделала шаг затянутыми в шелк ступнями. Деймиен с притворной аккуратностью поднял платье, отнес его на длинную кушетку в противоположном конце комнаты и, обернувшись, спросил:

– Так лучше?

Пенелопа, одетая в чулки, бальные туфельки, рубашку и корсет, молча смотрела на мужа. Сейчас она меньше всего походила на имперскую принцессу, а скорее напоминала девчонку-молочницу, которую соблазнил хозяин. Вот только бриллианты в прическе…

Деймиен впился в нее голодным взглядом, наслаждаясь очаровательным зрелищем и возбуждаясь оттого, что сам не позволял себе сейчас к ней прикоснуться.

Пенелопа молча стояла перед ним и явно недоумевала, чего он ждет. Наконец, не выдержав, она спросила:

– Ты что, больше не хочешь быть горничной?

Он поднес палец ко лбу, словно обдумывая положение, а потом сказал:

– Пенелопа, у меня есть идея получше. Разденься сама, для меня. Позволь мне посмотреть.

Он подтянул к себе резной стул с леопардового цвета обивкой, сел футах в пяти от Пенелопы, заложил ногу за ногу и величественно махнул рукой:

– Начинай.

Пенелопа захихикала.

– Ты сейчас похож на шейха, который ждет, когда одалиски начнут танцевать.

Деймиен состроил грозную мину.

– В крови нвенгаров есть и турецкая кровь, и кровь бешеных мадьяров, так что это естественно. – Он снова махнул рукой. – Раздевайся, моя одалиска.

Пенелопа начала поспешно дергать крючки корсета. Деймиен поднял руку.

– Медленнее. Дай мне насладиться предвкушением.

Она секунду на него смотрела, словно не понимая, почему он этого хочет, потом ее движения замедлились. Она не спеша расстегнула верхний крючок корсета, подождала, расстегнула следующий. Деймиен с нарастающим возбуждением наблюдал, как ее груди медленно высвобождаются.

Наконец Пенелопа справилась с последним крючком и стянула с себя корсет, несколько мгновений смотрела на него, потом пошла к кушетке и положила рядом с платьем.

Деймиен сдержал смех, когда увидел, что Пенелопа возвращается в точности на то место, где стояла прежде, и начинает развязывать тесемки на рубашке. Это нежное одеяние с короткими рукавами открывало взгляду локти, плотно облегало груди и бедра. Деймиен с благодарностью подумал о портнихе, которая его придумала, оно должно было служить скромности, но на самом деле только разжигало желание.

Пенелопа медленно потянула за ленту, распустила узелок, потом перешла к следующей. Деймиен изо всех сил пытался сидеть тихо, не позволяя себе улыбнуться. Его жена понятия не имела, как должна двигаться куртизанка, ее попытки выглядели забавно, мило и очень его возбуждали.

Ленты кончились. Больше развязывать было нечего. Пенелопа стояла, опустив руки, и застенчиво смотрела на мужа. Потом очень медленно она спустила рубашку с плеч, и та соскользнула на пол к ее ногам.

У Деймиена заколотилось сердце. О Господи, как прекрасна эта женщина! Он стиснул кулаки, снедаемый противоположными желаниями: броситься на нее немедленно, повалить на пол… или сидеть и любоваться ее нежным, роскошным телом.

Пенелопа вопросительно смотрела на мужа, шевеля пальцами от смущения, потом потянулась к подвязке на правой ноге.

– Нет, – поспешно остановил ее Деймиен. Она удивленно подняла глаза. – Пусть подвязки, чулки и туфельки останутся.

Она взглянула на него с недоумением, но послушно выпрямилась.

Деймиен мощно втянул воздух.

– В буфете на нижней полке есть стеклянная бутылка. Принеси ее.

Пенелопа закусила губу, как будто собиралась возмутиться, что он приказывает ей, как служанке, но потом, видимо, решила, что это – часть игры, и пошла к буфету. Деймиен восхитился ее изящными ягодицами.

Огромное позолоченное зеркало возле шкафа позволило ему видеть ее сразу сзади и спереди, когда она нагнулась и достала бутылку ароматного масла, которое он купил в одном довольно экзотичном магазинчике на Стрэнде.

Пенелопа выпрямилась и показала ему бутылку.

– Эта?

– Да. – Он встал и придвинул к креслу маленький круглый столик. – Подай ее, но только осторожно.

Его вовсе не заботило, что масло может испачкать яркий, красный с золотым ковер в комнате, но вот зря пролить его было бы жалко. Деймиен купил его после долгих раздумий, нюхал образцы, которые предлагал хозяин. И выбрал наконец то, которое напоминало ему Пенелопу, – нежный аромат сандала с тончайшей примесью розы. Он заплатил за него непомерную цену. Пройдоха хозяин прикинул, что Деймиен может себе это позволить. И вот сейчас, глядя, как она несет эту бутылку, Деймиен понял, что затраты окупятся.

– Поставь сюда, – сказал он и похлопал по столу. Пенелопа осторожно опустила бутылку, ее небольшие груди чуть колыхнулись.

– А теперь, – хриплым голосом продолжал Деймиен, не в силах скрывать вожделение, – подойди сюда.

И вот она стоит перед ним. Деймиен погладил ей живот, вдыхая запах ее тела.

– Что мне дальше делать? – спросила она.

– Иди сюда, любовь моя. – Он положил руки ей на бедра. Приподнял ее и верхом посадил себе на колени.

«Восхитительно!» – подумал Деймиен и стал ее целовать.

Глава 20

Пенелопа дрожала от новых ощущений. Влажный жар его языка у нее во рту, сильные пальцы с прохладными кольцами на ее бедрах. Ее ноги широко раздвинуты. Ткань батистовой рубашки и кашемировых брюк касается обнаженной кожи.

Его глаза потемнели, руки бесцельно бродили по спине, то поднимаясь к шее, то снова спускаясь к ягодицам.

– Пенелопа, любовь моя, ты заставляешь меня… – Он перешел на нвенгарский, голос его охрип.

Она провела ладонью у него по груди, ощущая под тонкой рубашкой твердые мускулы.

– Для чего нужна бутылка?

– Для моего удовольствия, – все еще хрипло отвечал он. – И для твоего тоже.

Одной рукой Деймиен вытащил стеклянную пробку. Пенелопа ощутила крепкий запах сандала, смешанный с густым розовым ароматом. Теперь бутылочка была между ними. Деймиен вылил немного масла себе на пальцы. Глаза Пенелопы расширились.

– Ты испачкаешь рубашку.

Деймиен посмотрел на нее жарким взглядом.

– Жертва того стоит, – ответил он, поставил бутылочку на стол и потер руки. Пальцы заблестели от ароматного масла.

Деймиен положил ладони на талию Пенелопы и стал легкими движениями массировать ей бока, ребра, полоску тела под грудью. Она закрыла глаза, наслаждаясь его прикосновениями.

Деймиен добавил масла и перешел к грудям, взял их в ладони, обвел скользкими пальцами темные кружки сосков. Наклонился вперед, поцеловал ей шею.

Пенелопа прильнула к его груди, не обращая внимания на масляные полосы на рубашке.

Он водил ладонями вверх-вниз, ощупывая лопатки, втирая масло в талию, плечи, шею. Добавил масла и взялся за ягодицы. Круговыми движениями очертил каждое полушарие, погладил кожу под ним, добрался до внутренней стороны бедер.

У нее на глазах покапал масла себе на кончики пальцев, наблюдая за выражением ее лица.

– Когда тебе перестанет нравиться, скажи мне, и я остановлюсь.

Пенелопа кивнула, зная наперед, что не захочет, чтобы он остановился. Его нежные руки согревали ей кожу, Пенелопа наслаждалась каждым мгновением, пусть даже в этом есть нечто скверное, слишком откровенное. Но ведь они женаты. И разумеется, муж может втирать масло в тело своей жены, и никто его не осудит.

Руки Деймиена с расставленными пальцами опять скользнули к ее ягодицам. Мощными движениями он помассировал каждую половинку, чуть-чуть шире раздвинув ей бедра. Потом наклонился и просунул самый кончик умащенного маслом пальца в маленькое отверстие между ее ягодиц.

Пенелопа громко вскрикнула. Жаркая волна прокатилась по всему ее телу, кожа вспыхнула, как от огня. Она широко распахнула глаза, не понимая, что испытывает – боль или крайнюю степень наслаждения.

– Пенелопа.

Пенелопа перевела глаза на Деймиена. Он наблюдал за ней напряженным взглядом.

– Сама скажи, – прошептал он, – мне остановиться или продолжать.

Она с усилием сглотнула и кивнула головой.

– Продолжай.

– Ты уверена?

– Да: – Она едва слышала его голос.

– Если я причиню тебе боль, скажи.

– Да.

Одну руку он положил ей на щеку, а палец другой – нежно и осторожно – просунул на долю дюйма глубже.

Пенелопа снова вскрикнула. Ее голова мотнулась назад.

– Деймиен, пожалуйста!

– Пожалуйста, остановись? – резко спросил он. – Или, пожалуйста, продолжай.

– Продолжай, – всхлипнув, отвечала она. – Еще!

Очень осторожно он просунул палец еще на дюйм. Она закричала, стиснула бедра в страстном желании вытолкнуть его из себя и одновременно затянуть глубже. В уголках глаз у нее блеснули слезы.

Вторая рука Деймиена, скользкая от масла, сползла по животу вниз и проникла между бедер. Его пальцы добрались до складок потаенного входа, подразнивающе погладили, раздвинули их.

– Деймиен! – снова вскрикнула Пенелопа и рванулась к нему, как будто стараясь насадить себя на его стержень, при этом она потянула за собой его палец и ощутила легкую боль. Пенелопа застыла.

– Ш-ш… – успокоил ее Деймиен, играя маленьким чувствительным бугорком у ее входа, чуть сдвигая кожу, обводя его подушечкой большого пальца.

Жар в ее теле становился нестерпимым. Пенелопа застонала. Деймиен усилил натиск, просунув пальцы обеих рук ей внутрь. Его палец на ее клиторе болел и наливался жаром.

Когда он поцеловал ее, она стиснула губы вокруг его языка и впилась в него с непонятной ей самой страстью.

Деймиен надавил на чувствительный бугорок большим пальцем, слегка, видимо, ненамеренно, царапнув его ногтем. Этим уколом Деймиен словно бы спустил курок. Пенелопа запрокинула голову, из глаз ее хлынули слезы, она издала крик, похожий на стон. Звук улетел к высокому, изукрашенному росписью потолку.

Деймиен продолжал беспощадную игру. Руки его превратились в источник острого, непрерывного наслаждения. Так вот что имел он в виду, когда говорил, что его народ дик и нецивилизован. Он сбрасывает с себя одежды скромности и приличий, чтобы достичь этих вершин плотского блаженства.

– Деймиен! – рыдала Пенелопа.

– Да, любовь моя. Отдавайся этому, забудь обо всем.

Она снова вскрикнула, извиваясь в его руках, у его груди, чувствуя его зубы на коже шеи. Дергалась, изгибалась, стараясь впитать каждую каплю наслаждения. Она и представить себе не могла, что существуют такие ощущения, не понимала, как прожила всю жизнь, не догадываясь о них.

Тело Пенелопы взлетало вверх по спирали блаженства. Она что-то кричала и сама не помнила что. Целовала его, укусила и не заметила, пока не увидела следы зубов на его шее. Когда миновал пик и она пришла в себя, то ощутила, что ее щеки мокры от слез.

Лишь тогда Деймиен извлек пальцы наружу, также медленно и осторожно, как проникал внутрь, а после этого взял ее сам, все на том же резном стуле.

– Надо извлечь хоть какую-то пользу из этой безвкусной штуки, – пробормотал он.

Деймиен быстро избавился от одежды и повернул Пенелопу кругом, обхватил руками ее бедра, все еще скользкие от масла, и вошел в нее. Пенелопа выгнула спину и закрыла глаза, отдаваясь ощущению его присутствия внутри себя.