Глава 5. ЯНЕ

Яне была найденышем. Однажды одна нимфа нашла близ Фавновой горы, видимо, оброненную аистом малютку и принесла ее в Долину нимф.

Ее появление вызвало там настоящий переполох: каждая из нимф хотела понянчиться с младенцем. Девочку уложили в колыбельку, устланную листьями и цветами, и нанесли ей целый ворох сучков молочая.

Легкомысленные нимфы рады были повозиться с любой малышкой, однако было очевидно, что это не маленькая нимфочка, а человеческое дитя. Это не укрылось и от одной наблюдательной болотной мымры. Мымры народ хоть и неказистый, но сострадательный. Зная, что в Долине нимф по ночам действует позабудочная магия, они решили избавить девочку от превращения в красивое и беззаботное, но совершено безмозглое существо. Ночью, когда нимфы погрузились в сон, мымры выкрали дитя, переплыли с добычей болото и устроили ее в своем уютном логовище.

Правда, пребывание девочки среди нимф все равно сказалось на ее памяти. Когда она подросла, память улучшилась, но не восстановилась полностью. Однако мымры сумели внушить своей воспитаннице, что проводить ночи в Долине нимф опасно, и она не делала этого, хотя очень любила бывать там днем. И то сказать — разделять с нимфами их беззаботное веселье было очень приятно.

Правда, будучи человеком, она никогда не участвовала в некоторых забавах, которым предавались нимфы с фавнами, а лишь наблюдала за всем этим со стороны.

Со временем ее воспитатели решили, что раз девочка относится к людскому племени, ее нужно растить не болотной мымрой, а человеком; поскольку лучшими наставниками человеческого рода считались кентавры, они пригласили ей учителя, странствующего ученого по имени Перебрал. (Что или чего он перебрал, когда и с какой целью, никто не знал, да так и не узнал. Точно так же, как никому не ведомо, почему обычные бродяги «болтаются», «шатаются» и все такое, а ученые непременно «странствуют».) Взявшись за дело со всей свойственной его народу ответственностью, Перебрал научил ее говорить на человеческом языке, есть человеческую пищу, расчесывать волосы и носить человеческую одежду. Ей больше не разрешалось резвиться с нимфами голышом: нельзя сказать, чтобы ее это радовало, но Перебрал умел настоять на своем.

Становясь старше, она начинала понимать, в чем особенность жизненного уклада нимф и фавнов. И те и другие были, по существу, беззащитны, но их это ни капли не тяготило. Бывало, что топавший мимо огр хватал нимфу. которая начинала визжать, и откусывал ей голову, после чего она умолкала. Огр уносил ее куда-нибудь в укромное местечко и там съедал, хотя бывало, что не утерпев, съедал по дороге. Нимфам не нравилось, когда с одной из них случалось нечто подобное, но уже на следующий день они напрочь забывали об этом огорчительном происшествии. Бывало, что залетный дракон-огневик поджаривал фавна огнем, или паровик варил его на пару. Фавнов, само собой, это тоже не радовало, но проходила ночь, и они резвились как ни в чем не бывало. Девочка пыталась рассказывать им о вчерашних событиях: слушали ее с интересом, как слушают детишки страшную сказку, но не верили ни единому слову. В конце концов она бросила попытки их переубедить, решив, что, может быть, так для них и лучше. Какой толк от горьких воспоминаний: прошлого ведь все равно не исправить. Правда, самой ей лишаться памяти не хотелось, и в этом смысле она предпочитала жить с мымрами.

— Вообще-то твое место среди людей, — сказал Перебрал, когда она поделилась с ним такими соображениями. — Во-первых, ты из их племени, а во-вторых, внешностью многие из них (я, конечно, говорю о женщинах) не уступают нимфам, а умом иные (тут уж речь больше о мужчинах) приближаются к кентаврам. Помни об этом, когда придет время держать экзамен.

Эти наставления ей запомнились. Правда, когда указанное время пришло, ей не только не дали этот столько раз помянутый экзамен подержать, но даже не показали, как он выглядит, а вместо того задали ей кучу вопросов.

Успешно ответив на многие из них, воспитанница была вознаграждена шипучкой из озера Сода-Пробка, поскольку Перебрал считал, что поощрение усердия в учебе педагогически целесообразно. В переводе с ученого языка на обычный это обозначало, что за хорошую учебу ученикам надо давать что-нибудь хорошее. Яне (мымры назвали так свою воспитанницу, поскольку, когда спросили, как ее зовут, она попыталась ответить «Я не знаю», но запнулась, успев произнести только «Я не…») не видела в этом смысла, поскольку и без того считала учение занятием увлекательным, ведь узнавать новое так интересно.

Когда ей исполнился двадцать один год — эту дату кентавр без труда определил по зубам — мымры решили, что ей пришла пора устроить свою судьбу. И сказали, что ей, такой умнице и красавице, место не в болоте, а среди людей, ее сородичей. Яне, находившая болото совсем недурным местом, а мымр — достойнейшими существами, обратилась за советом к Перебралу, который подтвердил сказанное.

— Ты не мымра и не нимфа, так что тебе не пристало ограничивать свое бытие узкими горизонтами их примитивного существования. Ты должна воссоединиться с сородичами и найти счастье среди них.

— Но я даже не знаю, где их искать! — воскликнула девушка. — Мне неизвестно, где находится Людское болото, Мужская гора или Долина женщин.

— К сожалению, мне тоже не доводилось слышать о таких топонимах, — признался кентавр. — Но ты могла бы поискать не эти места, а замок Доброго Волшебника.

Как я понимаю, он вернулся к своим делам, и ты сможешь узнать у него, как устроить свою судьбу.

— А что, он не занимался своей работой? — спросила она с легкой заинтересованностью.

— Да, несколько лет. Но потом в замке появился исполняющий обязанности, так что Ответ получить можно.

Конечно, тут не обойдется без трудностей. Мало найти замок, нужно еще и попасть туда, преодолев препятствия. К тому же за Ответ ты будешь обязана прослужить Доброму Волшебнику целый год. Но многие считают, что дело того стоит.

Яне уже давно заметила, что Перебрал не любит говорить прямо, предпочитая подводить слушателя к нужному решению исподволь, и полагала, что такая манера выражаться свойственна ученым. Или кентаврам. Или ученым кентаврам. В любом случае ни других ученых, ни других кентавров ей до сих пор встречать не случалось.

Однако ей хотелось услышать четкое наставление.

— Так ты советуешь мне отправиться туда?

Он задумался, поскольку был весьма осторожен в высказываниях и суждениях и не любил однозначности.

Про таких как он принято было говорить «ему копыто в рот не клади», и этого действительно не следовало делать. Из-за противной привычки ковырять копытом во рту Перебралу пришлось покинуть кафедру в Академии и пуститься странствовать. Собственно, лишь благодаря этому мымрам удалось заполучить кентавра в наставники своей питомице. Даже сейчас, при всей однозначности вопроса, он попытался ответить уклончиво.

— Ну, я полагаю, что по здравому рассуждению такой выбор не был бы лишен определенных преимуществ.

Так и получилось, что спустя некоторое время Яне отправилась на поиски замка Доброго Волшебника. В дорогу она захватила подаренную ей мымрами волшебную торбу с нарядным платьем, расческой, сменой того, что не заслуживает упоминания, и волшебным бутербродом, чтобы подкрепиться в пути. На ее запястье красовался защитный магический браслет. Все эти вещи были подобраны нимфами и фавнами, а мымры уберегли их от забвения. Совершенно бескорыстно, потому что сами их использовать не могли.

Печально попрощавшись с добросердечными мымрами (девушка опасалась, что больше с ними не встретится и что сородичи могут не отнестись к ней с таким участием), она ступила на тропу, ведущую в Центральный Ксанф.

И в неизвестность.

Поначалу тропа пролегала по знакомым местам, благо за два десятилетия Яне облазила все окрестности. Она обладала необходимыми для путешественниц знаниями: умела распознавать обманные, ведущие к путанам или логовищам драконов тропы или несъедобные, опасные фрукты — лимонки, ананаки и те же бамбуховые вишни. Но со временем девушка забрела в совершенно незнакомую ей местность и, как назло, оказалась перед развилкой. У нее не было решительно никаких оснований для того, чтобы предпочесть одну тропку другой, но ошибиться и выбрать неверный путь очень не хотелось.

— Она уже не находилась в Долине нимф, где слоняться без дела было нормой жизни. Ей, хоть и со скрипом, удалось добиться от Перебрала совета не терять время попусту, и этому совету она следовала так рьяно, что сомневалась, вправе ли остановиться для удовлетворения естественных потребностей. А вдруг это считается пустой тратой времени? Одной из странностей ее наставника-кентавра являлось то, что сам он эти пресловутые надобности удовлетворял где и когда хотел, но при этом уверял, будто бы человек обязан делать вид, будто ничем таким вовсе никогда не занимается. И ей будто бы нужно поступать также, потому что «с людьми жить — за куст ходить».

Потом на тропе показался гоблин, и Яне решила обратиться к нему. Конечно, гоблины не самый приятный народ, но при правильном подходе и они могут оказаться полезными. Ей пришло в голову, что если ее подход сработает насчет надобностей, о которых будто бы неприлично упоминать, то можно будет спросить у него и по какой тропке лучше пойти.

— Эй, рыгайло, где тут самое неподходящее место, чтобы справить нужду, о которой будто бы неприлично упоминать? — спросила она.

Гоблин уставился на нее, потом огляделся и указал на развесистый куст.

— Да хоть бы и вон там.

Яне скрылась за кустом, но тут же взвизгнула. Потому что Перебрал говорил, что в таких случаях девушкам из людского племени положено визжать.

— Ты куда меня послал? — сердито крикнула она гоблину. — Этот куст щекочется.

— Ясное дело. Это же щекотиха.

— Но это не по правилам. Я спросила тебя, где самое неподходящее место, а ты должен был солгать. Тогда я выбрала бы другое.

— Я и солгал. Самое неподходящее место — вон та душица с плющом. Пристроишься — разом сплющит и задушит.

— Ладно, — махнула рукой девушка, решив, что ее подход все-таки сработал. — А какая из этих троп опаснее?

— Трудно сказать, — насупившись пробормотал гоблин.

— Чего тут трудного. Просто соври, укажи ту, которая лучше.

— Рад бы, но не получается. Они обе плохие.

Это означало, что обе тропы совершенно безопасны.

— Ладно, вопрос снят. Топай дальше, сморкайло.

Гоблин, явно очарованный ее учтивой манерой выражаться, продолжил путь.

Итак, ее замысел удался. Ей вообще многое удавалось, правда, в основном, когда она следовала советам Перебрала. Видимо, кентавр не зря называл себя квалифицированным педагогом, что в переводе с ученого языка на нормальный означало толкового учителя.

Яне выбрала ту тропку, которая, как показалась ей, должна привести в какое-нибудь хорошее место. И верно, к тому времени, когда стало темнеть, она приблизилась к маленькой, но аккуратной хижине. Девушке очень захотелось, чтобы ее хозяйкой оказалась милая, добродушная старушка, у которой найдется и уютная комнатка на ночь, и вкусный горячий ужин.

Она постучалась, и дверь действительно открыла улыбчивая старушенция.

— О, как я рада. Мне так хотелось, чтобы какая-нибудь юная путница заглянула ко мне и скрасила мое одиночество. У меня найдется и уютная комнатушка, и вкусный, горячий ужин.

— Как хорошо, что вечер застал меня у дверей твоего дома, — откликнулась Яне. — Мне бы вовсе не хотелось заночевать в лесу.

— А спишь ты, внученька, спокойно?

— Нет, ворочаюсь до утра. Я гиперактивна, — этим великолепным словом кентавр обозначал ее излишние возбудимость и подвижность.

— Это просто замечательно.

Оказалось, что старушка живет с мужем, однако дедок отправился за бобами на дальний рынок и вернуться должен был лишь на следующий день. Без него в доме стояла удручающая, раздражавшая привыкшую к кряхтенью, покашливанию и прочим звукам бабульку тишина. А перспектива провести в такой тишине ночь ей тем более не нравилась.

После ужина хозяйка и гостья уселись у камелька, чтобы обменяться новостями. Правда, обмениваться было особо нечем: Яне никогда не покидала окрестностей Долины нимф, а старушка выходила из дома только на свой же дворик. Таким образом, они не стали засиживаться допоздна и, малость поговорив, разошлись по своим комнатам. Проведенный в пути день утомил девушку, и ей очень хотелось спать.

Но когда Яне переоделась в ночную рубашку и легла в постель, ее вдруг начали одолевать сомнения. Лучшим способом покончить с ними было бы заснуть, но они, видимо, тоже знали это и изо всех сил отгоняли желанный сон. В результате вместо того, чтобы отдыхать, девушка ворочалась с боку на бок, думая о том, все ли правильно она сделала. И не грозит ли ей какая-нибудь неприятность? Например, не скрывает ли эта старушенция мрачную тайну, грозящую обернуться для гостьи страшной опасностью? Мысли эти Яне совсем не нравились: она находила их неадекватными (то есть, ежели не по-ученому, а по-простому, дурацкими), но отделаться от них никак не могла. Ну, а поскольку если человек чего-то боится, то он непременно с этим чем-то столкнется, то едва она задула свечу в спальне, само собой, объявилось привидение.

— Уууу! — завыло оно, размахивая призрачными руками.

— Оооой! — запищала Яне, прячась под одеялом.

Привидение, похоже, смутилось.

— Ты почему пищишь, словно девица? — поинтересовалось оно.

— Я и есть девица.

— Вот как? В таком случае прошу прощения. Я приняла тебя за этого грязного старикашку.

— Грязного?

— Еще какого грязного. Он никогда не моет ноги, так с грязными ножищами и ложится на чистые простыни.

Я этого на дух не переношу, поэтому его и пугаю. А у тебя как… — с подозрением спросило привидение, — ноги чистые?

— У меня чистые, — заверила Яне. — Наставник учил меня, что у девушки должны быть изящные ноги, и я стараюсь соответствовать самым высоким требованиям.

В доказательство она высунула из-под одеяла ножку и показала привидению.

— Да, — сказало то, оставшись весьма довольно увиденным. — Ножки вполне, хм.., соответствуют, А когда вернется старый грязнуля?

— Говорят, завтра.

— Ну что ж, завтра с ним и увидимся… — привидение растаяло в воздухе.

Утром, за завтраком, Яне спросила старушку:

— Ты знаешь, что у тебя в спальне завелось привидение?

— Надо же, завелось? Не иначе как от грязи, от нее чего только не заводится.

— Да Оно сказало, что твой старичок не моет ноги и пачкает простыни. Привидению это не нравится.

— По правде сказать, и мне тоже, — заявила старушка. — Надо будет заставить его вымыть ноги.

После того как бабулька накормила Яне бобами, та продолжила путь, но едва вышла за порог, ее стало одолевать любопытство: а что встретилось бы ей, выбери она другую тропку? Девушку так и подмывало пойти да проверить, но уроки Перебрала не пропали даром, и Яне понимала, что это был бы нерациональный поступок. Ведь чем скорее она доберется до замка Доброго Волшебника, тем скорее узнает свою судьбу. Которая должна быть счастливой, потому что девушкам, ведущим себя как положено, положена награда. Правда, куда она положена, кентавр не говорил, но уж Волшебник-то это наверняка знает.

Размышляя о таких приятных вещах, она шагала и шагала, надеясь, что скоро тропа выведет ее к замку. Но та вывела ее прямиком к драконьему логову. За мечтаниями Яне едва не ступила туда, и лишь в последний момент остановилась и попятилась.

Разумеется, такая образованная особа не могла не знать того, что драконьи логовища представляют собой места, куда порядочным девушкам лучше не попадать.

Туда вообще не стоит попадать никому, кроме самих драконов, живущих, как каждый знает, по своим драконовским, неприемлемым для всех прочих законам. Девушка поняла, что теперь ей не остается ничего другого, как вернуться к развилке и испробовать другую тропу. Предстоящая потеря времени несколько искупалась в ее глазах возможностью удовлетворить-таки любопытство. Однако пока она размышляла об этом, на тропу опустилась тень, а следом за ней и сам дракон. Который, таким образом, отрезал ей путь к отступлению.

— Честь имею представиться — дракон Драгоман, — промолвил он. — Могу ли узнать, кто осчастливил мое скромное жилище своим появлением?

— Я всего лишь навсего хрупкая, невинная девушка, — правдиво ответила Яне.

— Вот как? А ты знаешь, как я обычно поступаю с хрупкими, невинными девушками?

Она помнила, как обходились драконы с попадавшимися им нимфами, и знала, что воспитанным девицам от этой публики ничего хорошего ждать не приходится, однако магический браслет должен был надежно оберегать ее от всякого зла. Поэтому она ни капельки не испугалась.

— Я догадываюсь, что ты делаешь с девушками, но мне эта участь не грозит. Меня тебе придется отпустить.

— Вот как? А не согласишься ли удовлетворить мое любопытство и сообщить, что дает тебе основание для подобного предположения.

— Мои чары.

— Не смею спорить, ты действительно очаровательна.

Однако должен заметить, что именно к очаровательным девушкам я испытываю особый интерес.

— Но я вовсе не называла себя очаровательной, это было бы нескромно, хотя, возможно, и соответствует действительности. Говоря о чарах, я имела в виду обыкновенную магию. У меня есть амулет.

— Хм… — сказал дракон. — Вообще-то женские чары тоже представляют собой некую разновидность магии, но тем не менее твое заявление требует особого рассмотрения. Не согласишься ли ты показать мне твое сокровище?

— Пожалуйста.

Яне сняла браслет и протянула дракону.

— Ты права, — промолвил Драгоман, внимательно рассмотрев оберег. — Здесь действительно запечатлены могучие чары: никто не может причинить вред тому, Кто носит этот предмет.

— Именно это я имела в виду, — кивнула девушка. — А теперь позволь мне получить мою вещь обратно.

— Боюсь, тут могут возникнуть некоторые затруднения, — промолвил дракон, выпустив несколько колечек дыма. — Видишь ли, сейчас ты не носишь браслета, а стало быть, я могу сделать с тобой что угодно. Вернув тебе эту вещицу, я потеряю возможность причинить тебе вред.

Между тем мы, драконы, существа вредоносные, а долго носить в себе вред, никому его не причиняя, вредно для здоровья. А вредить себе строго-настрого запрещено нашими драконовскими законами. Так что, увы, кажется, мне придется оставить амулет себе, а с тобой поступить так, как я привык поступать с очаровательными, но не зачарованными девушками.

Яне поняла, что допустила промашку, однако сдаваться не собиралась. Пусть у нее и выманили оберег, но способность рассуждать логически осталась при ней, а кентавр Перебрал называл логику всепобеждающим оружием.

— Да, — сказала она. — Не могу не признать, что в настоящее время я не обладаю браслетом, а стало быть, уязвима. Но в тот момент, когда ты попросил меня передать оберег тебе, он был у меня, и, следовательно, ты не мог причинить мне вред. Но если отсутствие у меня браслета открывает для тебя возможность подобного деяния, стало быть, ты уже причинил мне вред, выманив это защитное приспособление. Однако такое действие невозможно по определению. Получается, что мы имеем дело с тем, что мой наставник-кентавр назвал бы имманентным парадоксальным противоречием. Скажи, можешь ли ты его разрешить?