Свадьба Вики была великолепна! Хотя не обошлось без осложнений. Родители жениха настаивали, чтобы венчание проходило в Пруссии! Сердитое письмо Виктории напомнило родителям Фредерика, что не каждый день член их семейства женится на старшей дочери королевы Англии и венчание состоится в Англии или не состоится вообще.

Но все равно свадьба была прекрасной. Вики выглядела такой хорошенькой и вела себя с таким достоинством, что Виктория позабыла о своем раздражении против дочери и желании, чтобы она поскорее убралась из Англии. Мать безудержно рыдала при расставании.

Дочь и отец не так очевидно проявляли свое горе. Они разговаривали и пытались улыбаться за несколько минут до того, как отплыло судно из Крейвсенда. Шел снег, и, несмотря на меха, молодая прусская принцесса дрожала, когда прощалась с отцом. В тот момент они удивительно походили друг на друга. Бледное осунувшееся лицо преждевременно постаревшего мужчины с остывшими глазами и совсем молоденькая девушка, кусавшая губы, чтобы не разрыдаться… Она уплывала в новую жизнь и в чужую для нее страну… И в эти последние молчаливые моменты прощания она вдруг почувствовала, что впереди ее ждут долгие годы грусти.

– Дорогой мой папочка!

Наверное, минуту Альберт не отпускал ее из своих объятий, таких же нежных и крепких, как в те времена, когда она была крохотной малюткой. Альберту, человеку сдержанному и застенчивому, было трудно открыто проявлять эмоции, и годы, прожитые с Викторией, только загнали еще глубже его чувства. Он обожал свою дорогую Вики! Его чувство к ней было глубоким, теплым и нежным. Только сейчас, когда терял ее навсегда, он смог немного расслабиться и крепко обнять свою девочку.

– Дорогое мое дитя, благослови и сохрани тебя Боже!

В следующий момент Вики взбежала по трапу и исчезла из виду. Щека Альберта была еще влажной от ее слез. Хотя он ждал на пронизывающем ветру, пока корабль не скрылся из виду, Вики так и не вышла на палубу, чтобы помахать ему на прощание. Она сидела в своей роскошной каюте рядом со смущенным мужем и рыдала так, будто у нее разрывалось сердце.

– Барон Стокмар, ваше величество.

Виктория сидела одна в своем кабинете в Виндзоре. Увидев согнутую хрупкую фигуру барона в дверях, она встала и пошла к нему навстречу. Ее камердинер закрыл двойные двери. Они остались одни, и Виктория протянула барону обе руки, а он наклонился, чтобы поцеловать их.

– Дорогой барон, проходите и садитесь.

Подобное приветствие, прозвучавшее из уст королевы, было выражением почитания, и Стокмар понимал это. Когда она была молода, то относилась к нему проще, потому что он был близок к Альберту. Но в последние годы ее привычки изменились, стали более жесткими, как черты ее лица. Это была маска гордости. Когда королева посылала за своими приближенными, даже близкие ей люди иногда простаивали на ногах по часу или больше, дожидаясь аудиенции. Стокмар подумал, как она раздобрела. Он поблагодарил королеву и сел в кресло рядом с ней. У нее стали очень пухлыми руки, и браслет с миниатюрным портретом Альберта врезался в кожу. Щеки выглядели чересчур толстыми в сочетании с жесткими, внимательными глазами и крючковатым носом. Очень некрасивая и внушающая страх женщина! В ней не осталось и следа от веселой импульсивной прежде девушки, доставлявшей столько волнений своим советникам.

– Барон, не могу вам передать, как я огорчена. Надеюсь, что мы сможем вас убедить остаться с нами еще хотя бы на год.

Стокмар был стар, его здоровье день ото дня становилось хуже, и наконец он решил вернуться в Германию. Барон понимал, что жить ему осталось недолго, а желание провести последние годы на родине пересилило мольбы Виктории и Альберта. Он уже не в состоянии был приносить им большую пользу – память слабела, он быстро уставал и часто болел. Он посвятил свою жизнь тому, чтобы сделать из Альберта человека совершенного, беззаветно преданного долгу. Свою миссию он выполнил.

– Прошу прощения, мадам, – сказал Стокмар. – Я непременно бы выполнил вашу просьбу, но это невозможно.

– Я прошу не для себя, – ответила Виктория. – Я прошу ради Альберта. Вы знаете, как сильно он вас любит, и ему необходимы ваша поддержка и советы. Меня беспокоит, что он не перенесет разлуку с вами.

Стокмар не отводил взгляда от ковра. Ее не интересовало ни его здоровье, ни желание умереть, будучи со своей, на протяжении долгих лет забытой семьей. Она не испытывала никаких чувств к нему как личности и готова была любого человека принести в жертву Альберту или себе. Стокмар, немного поразмыслив, был вынужден признаться, что она ему никогда не нравилась. Эта женщина не могла нравиться и уж тем более не внушала к себе любовь. Бедный Альберт! Как ему, видимо, было худо все эти долгие годы. Наконец Стокмар посмотрел на королеву и улыбнулся. Он сможет бороться с ее волей. Это трудно, но сейчас он слишком стар, очень устал, и у него осталось только одно желание.

– У Альберта есть вы, мадам. Он быстро научится обходиться без меня. Как бы мне ни хотелось сделать вам приятное и остаться, но я уже стар и силы мои на исходе. Настало время вернуться домой. Я уже больше ничем не смогу помочь принцу.

– Я вижу, что вас не переубедишь, – сказала Виктория. – Ах, дорогой барон, я так волнуюсь! Мой бедный дружочек останется таким одиноким! Бог свидетель, он безмерно скучает по нашей Вики.

Да, на Альберта ужасно подействовало расставание с дочерью. Он никогда не был веселым и сильным человеком, но впал в такое жуткое состояние в день бракосочетания Вики, что до сих пор не оправился от этого. Он каждый вечер проводил по нескольку часов за письмами к ней. Иногда Виктория раздраженно думала, что все обстоит так, будто дочь никуда не уезжала… Теперь Стокмар навсегда отправляется домой, и она начала по-настоящему беспокоиться. Она никогда не ревновала мужа к Стокмару – он был для них обоих хорошим другом еще с давних лет молодости. Дельные советы этого упорного человека часто помогали им во времена кризисов.

Но более всего Ачьберту будет не хватать дружбы барона. У него не осталось близких друзей после смерти Пила и Энсона, а сейчас его покидает Стокмар. Ах, какой же он эгоистичный! Когда в нем существует нужда, он желает, видите ли, бездельничать дома в Кобурге, чтобы там умереть в кругу своей семьи! Действительно на свете не существует благодарности или даже чувства ответственности. Даже у тех людей, которых ты уважаешь больше всех остальных.

– Позвольте мне предложить кое-что, – продолжал Стокмар. – Мне кажется, что поездка в Кобург принесла бы пользу Альберту. Ему необходим отдых, мадам, а он не сможет отдыхать, пока завален бумагами и должен беседовать с министрами, он не сможет расслабиться. Попытайтесь убедить его уехать, если даже вы сами не сможете отправиться туда вместе с ним.

– Я так и сделаю, – ответила Виктория. – Альберт выглядит таким усталым и в последнее время очень плохо спит. Барон, он постоянно волнуется и работает больше, чем весь Кабинет министров. Сейчас, когда Вики находится в Пруссии, он взвалил на свои плечи дела еще и этой страны. Как бы мне хотелось, – внезапно взорвалась королева, – чтобы Господь Бог послал ему хорошего старшего сына!!

Принцу Уэльскому было уже почти семнадцать лет. Стокмар понимал, что его характер выстоял против всех попыток слепить его по образу и подобию отца. Он был достойным потомком ганноверской династии, так запятнавшей себя, – легкомысленным и обожающим удовольствия. Молодой человек ни единой чертой характера, ни внешностью не походил на Альберта. Он был ленивым и ничего не мог довести до конца. А тот факт, что объединенные усилия его родителей, гувернера и барона не смогли сломить его дух, указывал на скрытую силу его характера. И это очень волновало Стокмара. Вдруг Виктория умрет – хотя, глядя на ее яркое лицо и светящиеся здоровьем глаза, в это было трудно поверить, но тем не менее, предположим, что она умрет раньше своего обожаемого Альберта и этот отвратительный мальчишка взойдет на трон, каково будет положение его отца? Стокмар постоянно с ужасом думал об этом. Тут он наклонился вперед и промолвил с прежней энергией:

– Мадам, мне бы хотелось еще кое-что сказать вам. Не знаю, приходила ли вам в голову такая мысль, и спаси нас Боже, чтоб этого не понадобилось, но если принц Альберт будет жив, когда Берти взойдет на престол и станет королем, каков будет статус принца в этой стране?

Виктория недоуменно уставилась на него:

– Статус? Но его статус всего лишь чуть ниже моего! Он – принц-консорт.

– Пока вы живы, – заметил Стокмар. – Но если Альберт останется один… Вдруг плохой советчик станет настраивать Берти против отца. У Альберта нет никакого официального положения в этой стране. Мадам, он не является английским принцем. Любой из его детей обладает правом первоочередности в притязании на трон. Я, конечно, не намекаю, будто Берти настолько испорчен, что сможет воспользоваться возникшей ситуацией, но он обладает слабым характером, если на него будут влиять нечистоплотные люди, только Бог знает, что он способен натворить. Простите меня за то, что я поднимаю этот вопрос, но я знаю, что Альберт сам никогда не заговорит об этом.

– Это просто невероятно. – Виктория побледнела. – Барон, как ужасно… Но вы абсолютно правы. У Альберта нет формального титула. Все затихло еще до нашей свадьбы, когда мои дядюшки подняли ужасный шум по поводу первоочередности наследования трона. Бог мой, если настанет такой день, когда этот ужасный парень сможет унизить отца, я восстану из могилы!! Слава Богу, что вы сказали мне об этом. Нужно что-то предпринять, чтобы ничего подобного не случилось. Парламент должен дать ему титул.

Стокмар отвел глаза от взгляда Виктории.

– Парламент зачастую несправедливо относился к принцу, – тихо заметил он. – Боюсь, что они усмотрят злой умысел, попытку ограничить будущую власть Берти и откажут вам в вашей просьбе.

– Несправедливо… – горько повторила Виктория. – Да, парламент и Англия были так несправедливы к Альберту! Я могу себе представить, как они отказывают мне в этом. Удивительно, но как много людей выражают симпатии моему сыну только потому, что он кажется неудачником. Конечно, парламент может отказаться пожаловать титул Альберту. Но я стану на этом настаивать. Моему дорогому Альберту это было бы так приятно! И может, он смог бы позабыть оскорбления, которые они нанесли ему прежде.

– А если они все-таки откажут? – спросил ее барон.

Виктория глянула на него, и он заметил ненависть в ее глазах.

– Мой сын вскоре станет мужчиной. Я ничего не смогу сделать, чтобы лишить его возможности занять трон после моей смерти. Хотя, Бог тому свидетель, если бы это было в моих силах, то лишила бы его такой возможности хоть завтра. Через несколько недель ему исполнится семнадцать лет, и вскоре у него будут свои придворные и собственный дом. Только подумайте об этом, барон, я должна дать самостоятельность мальчишке, которому нельзя доверять! Где гарантия, что он не станет бездельничать или не ввяжется в плохую компанию, если ему дать хотя бы малейшее послабление?

– Мадам, боюсь, что виной всему плохая кровь, – сказал Стокмар. – Вы ничего не можете с этим поделать. Даже Гиббс как-то намекал мне на это. Он сказал, что можно его наказывать и отчитывать или спокойно с ним беседовать и все объяснять, но принц стоит, уставившись на пол, и в следующий раз делает то же самое. Бог простит меня, но мне страшно подумать, что станет с Англией, когда она окажется под его властью!

– Меня это тоже волнует, – заметила Виктория. – Барон, у нас имеются относительно него кое-какие планы. Я не смогу его остановить, когда умру, но смогу наблюдать за ним, пока жива. И взрослый он или нет, я так и сделаю. Может, он сейчас уж слишком взрослый, чтобы им занимался Гиббс, но мы выберем для него троих конюших и наставника, который станет отчитываться непосредственно передо мной. Я уже присмотрела подходящего и очень хорошего человека. Его зовут Брюс. Он – отставной офицер и сторонник строгой дисциплины. Если моему сыну нельзя доверять в том, что он станет вести себя, как положено, тогда необходимо наконец поставить все точки над «I»! его следует готовить к будущей ответственности. И это наша родительская обязанность.

Альберт хочет, чтобы он отправился учиться в Оксфорд. Мне это кажется пустой тратой времени, но муж настаивает. Он недавно заявил, что мало кто не сможет исправиться в таком чудесном окружении науки и знаний. Альберт всех судит по себе, и в этом его трагедия. Он такой внимательный, благородный и умный и считает, что Берти тоже сможет стать таким.

– Возможно, действительно случится чудо, – с сомнением пробормотал Стокмар.

– Я не верю в чудеса, – заметила Виктория. – Моего сына ничто не изменит. Если он не следует примеру отца, значит, в нем не заложена истинная добродетель. Он знает, что именно я о нем думаю. Прости мне, Боже, но я от него не скрываю своего мнения и не стану это делать в будущем.

Барону иногда казалось, что она слишком явно проявляет антипатию к Берти. Многие замечали, как он начинал заикаться под ее стальным взглядом, и потом шепотом говорили, что если даже принц несколько медлителен, то королева слишком уж строга с ним. Леди Литтлтон и его бывший гувернер Берч всегда повторяли, что принц Уэльский – умный и нежный мальчик, и чтобы проявились его лучшие качества, нужно немного любви! Эти слухи расползались повсеместно и, как только что заметила Виктория, завоевывали парню симпатию во всей стране.

– Вы должны продолжать строго следить за ним, – сказал Стокмар. – И молиться, чтобы у него изменился характер. Не исключено, что ему пойдет на пользу ранняя женитьба. Вы знаете, мадам, даже в Кобурге, я всегда стану думать о вас и принце Альберте. Если смогу как-то услужить вам советом или еще чем-то – только обратитесь ко мне.

– Я это знаю, дорогой друг, – ответила ему королева. – Мне будет очень не хватать вас. Но вам не стоит волноваться из-за Альберта. Я о нем позабочусь. Обещайте мне, что станете часто писать нам. Я знаю, как много для него значат ваши письма.

Барон склонился над ее рукой.

– Обещаю, мадам. Благослови, Боже, вас и принца. Я всегда стану вспоминать вас.

– Его королевское высочество принц-консорт Соединенного Королевства Великобритании и Ирландии! Я почти в открытую говорил ей, что парламент не присвоит ему этот титул, поэтому она даровала его Альберту сама!

Пальмерстон ухмыльнулся лорду Джону Расселу и кинул ему газету.

– Взгляните на статью в «Таймс». Королеве не понравятся их комментарии.

– Это проявление своеволия с ее стороны, – заметил Рассел. Он не стал просматривать газету.

– Могу себе представить реакцию прессы. И еще нимало не сомневаюсь, что из-за этого пострадаю я. Каждый раз, когда происходит что-то неприятное, королева посылает мне резкие замечания, хотя и по другому поводу… Генри, я не желаю видеть эту статью. Я все равно услышу об этом.

– Действительно, с ней трудно работать, – громко расхохотался Пальмерстон. – Но теперь тебе понятно, что мне приходится выносить от нее. Не забыл, как ты послал меня в отставку несколько лет назад?! Ладно, ладно, нам следует поддержать ее. Что сделано, то сделано, и мне кажется, что Альберт заслужил некоторое проявление признания.

– Я уже слышал разговоры, будто это удар по принцу Уэльскому, – заметил Рассел.

– Меня это не удивляет. Она терпеть не может мальчика, это всем известно. Но в конце концов ничего не изменится: он станет королем, кем бы она ни сделала Альберта.

– Мне не нравится, как королева относится к юноше, – заметил Рассел.

– Дорогой мой, это не нравится никому. Но что мы можем сделать? Объяснить королеве, что она губит сына, зажав его в таких жестких рамках? Хотелось бы мне повидать человека, который осмелится это сделать. У меня не хватит мужества, черт побери! Нет, ему придется ждать, пока она умрет, вот и все!

9 ноября его королевское высочество принц Уэльский вышел к завтраку в своем новом доме в Ройял-Лодж в Виндзоре. Он уже не жил с родителями. Альберт посчитал, что он достаточно взрослый, чтобы иметь свой дом и свою свиту. Когда Берти впервые услышал об этом, все казалось ему таким прекрасным. Он неловко стоял перед отцом и матерью и пытался поблагодарить их, когда Виктория перебила его, чтобы объяснить, что он не сможет пренебрегать своим обучением или обязанностями и не будет сам заниматься своими делами.

Он молча слушал, пока его отец рассказывал ему об их плане тоном, который он так хорошо знал – это был тон усталого смирения. Принц Уэльский станет жить в Ройял-Лодж, и условия его окружения и свиты будут ему объявлены в день его семнадцатилетия.

Ему исполнилось семнадцать лет в это ноябрьское утро, и когда он спустился к завтраку, некоторые из слуг осмелились пожелать ему всего доброго. Верти также шепотом поблагодарил их, чтобы Гиббс ничего не смог услышать и не доставил им неприятности. После молитвы он занял свое место. У него была коренастая фигура его матери, несколько предрасположенная к полноте, скошенный подбородок портил впечатление от блестящих голубых глаз и хорошей чистой кожи. Принц не был красивым. Он решил, что станет отращивать бороду, чтобы скрыть подбородок, однако он не сможет этого сделать, пока ему не разрешат. У него была чудесная улыбка, компенсировавшая недостатки его внешности. К сожалению, ее можно было видеть слишком редко.

Перед ним стоял плотный завтрак – каша и сливки. Бог мой, как это напоминало ему Балморал и бесконечные трапезы, когда волынщики играли даже по утрам. Там подавали на стол жареные яйца, котлеты и рыбу. Он, как всегда, был голоден, хотя его гувернер заметил, что он слишком большое внимание уделяет пище. Берти всегда недоумевал, почему для его матери было нормальным обладать отличным аппетитом, а для него это являлось страшным грехом?!

Подле его тарелки лежал толстый пакет, запечатанный королевской печатью. Наверное, это подарок от родителей ко дню его рождения. В пакете находилось письмо на многих страницах, написанное аккуратным отцовским почерком, больше походившее на официальный документ, еда на тарелке застыла, пока принц читал это послание.

Ему исполнилось семнадцать лет и в прессе было объявлено о присвоении ему почетного звания полковника. Королева сделала его рыцарем ордена Подвязки. Гиббс, который достойно служил ему многие годы, теперь его покинет. Принц глянул на своего гувернера, сидящего против него в ожидании, когда принц начнет завтракать. Берти никогда не нравился Гиббс, но за это время он к нему привык. Теперь Гиббс уходит, и его гувернером станет полковник Брюс.

Брюс. Берти его знал. Это был жуткий солдафон. При упоминании его имени со щек юноши сбежали все краски. Его конюшие – трое вредных и нудных мужчин – станут получать приказания от Брюса, а тот, в свою очередь, будет получать четкие инструкции от принца-консорта и королевы.

«Вы не имеете права оставлять дом, не сказав, куда отправляетесь, и полковник Брюс решит, кто станет вас сопровождать. Он станет решать, чем вы будете заниматься днем… жизнь состоит из обязанностей, и вам придется выучить, что нужно делать, а что нет».

В присутствии Гиббса, придворных джентльменов и изумленных слуг принц Уэльский швырнул на стол письмо, прикрыл лицо руками и разразился рыданиями.

В Берлине родился первенец Вики.

Альберт и Виктория навестили дочь в начале года. Хотя Вики скучала по дому и боялась предстоящих родов, она пришла в ужас от происшедшей с отцом перемены. Мать совершенно не изменилась, хотя недавно родила девятого ребенка – девочку, даже, пожалуй, выглядела еще крепче и здоровее, чем всегда. Альберт же совершенно сгорбился и выглядел страшно бледным и усталым. Он был очень добр и нежен с дочерью, успокаивал Вики, объяснял, как следует себя вести с родственниками мужа и распространять английское влияние, стараться не обидеть никого… Когда уехали родители, у Вики наступила депрессия.

Роды для нее оказались кошмаром, она подарила мужу сына. Однако спустя некоторое время выяснилось, что плечо маленького Вильгельма было повреждено во время родов. У мальчика на всю жизнь осталась изуродованная левая рука.

К ней приезжал и ее брат, Берти. Юноша казался очень грустным, и было ясно, что он терпеть не может своего наставника, полковника Брюса. Вики подчинялась письменным инструкциям своего отца и, когда они с Берти оставались одни, читала ему вслух нравоучительные истории. Когда он уехал, она не могла избавиться от чувства, что брату не доставил удовольствия этот визит.

Берти отправился а Эдинбург изучать прикладные науки. Вики читала в письмах брата, что ему скучно и он не может найти себе места. Потом он уехал в Оксфорд, а позже собирался заниматься в Кембридже, но не в колледже, как он сам желал. Отец выбрал для него Фривин-Холл, чтобы Берти мог там жить, но конечно же под присмотром полковника Брюса. На совет доброжелателей, что принцу было бы лучше, если бы он больше времени проводил со студентами, его отец резко ответил, что в Оксфорде следует учиться, а не развлекаться!

Будучи «в ссылке» в Пруссии, Вики постоянно представляла себе в розовых тонах свою родину, вспоминала счастливые часы, проведенные в Осборне и в Балморале. Как разительно отличался их уютный дом от ужасных и мрачных прусских замков. Она вспоминала прогулки и верховую езду по холмам Шотландии, когда им открывались такие пейзажи, что можно было подумать, будто находишься рядом с Богом. Она смотрела на унылые прусские равнины с тем же чувством, с каким ее отец раньше смотрел на пейзаж Англии, и подобно ему желала вернуться в свои родные места.

Добрые советы папочки подбадривали ее, но у Вики было слишком мало друзей в Пруссии, к тому же ее английские вкусы сильно раздражали родственников ее мужа. Германия всегда ассоциировалась у Вики с ее дорогим папочкой, и ей казалось, что его ученый ум и любовь к культуре были общей чертой всех немцев. Ничего подобного! Она оказалась там исключением – слишком образованной для прусской принцессы. К ней относились с подозрением, потому что она желала расширять свой кругозор и познавать проблемы, которые в этой стране считались прерогативой мужчин.

Фредерик ее любил, и Вики не могла отрицать, что он был ей хорошим мужем, а по стандартам Пруссии, так просто обожающим мужем. Но общая атмосфера казалась ей враждебной, она чувствовала здесь себя чужой, так же, как ее отец, когда он приехал в Англию.

Психологическая подготовка Вики, которой занимался Альберт до ее отъезда, скорее мешала ей, чем помогала. Она мыслила так, как ей советовал отец, внимательно читала его письма с наставлениями и подробно все описывала ему о себе. И несмотря на все старания, она выглядела в глазах родственников мужа большей англичанкой, чем была на самом деле. В довершение ко всему Вики имела недостаточно гибкий характер, и дело дошло чуть ли не до конфликта с новой родней, причем ни она, ни ее отец не могли понять, почему это произошло.

Тогда она стала большей пруссачкой, чем сами немцы. Ей не поверил ни двор, ни королевское семейство, к тому же Вики совершила ошибку, продемонстрировав эти чувства в письмах к матери. Виктория не заставила себя долго ждать с осуждением и возмущением. Она считала пруссаков напыщенными и высокомерно заявила, что ей неприятно, что ее дочь становится похожей на них, даже если она и вынуждена быть лояльной к своей новой родне. Читая оскорбительные письма матери, Вики дрожала так, как, бывало, дрожала дома, хотя сейчас она была замужем и стала независимой от матери да к тому же находилась от нее далеко, за сотни миль.

Вики чуть ли не всем сердцем возненавидела Пруссию и скучала по Англии настолько сильно, что при звуках родной мелодии у нее на глазах выступали слезы. Но в то же время ей было неприятно, что она до сих пор не смогла освободиться от диктата матери и что прусское королевство не в состоянии ее защитить от власти королевы Англии.

А ее, как она считала, глупый и безответственный братец Берти тем временем отправился в Рим, так как Альберт пришел к выводу, что путешествия смогут прибавить ему ума. Он даже видел Папу Римского, которого большинство людей считали человеком весьма опасным, но присутствие полковника Брюса не позволило юноше «подхватить заразу». Когда Вики ждала второго ребенка, для нее стало некоторым утешением, что Берти постоянно разочаровывал и волновал отца. Зато письма к ней от Альберта были полны похвал и выражения любви.