Клару не тронут: заговоры против мафиозных боссов высшего уровня никогда не касались женщин. Умрет Альдо, и новый муж Клары Бруно Сальвиатти, и несколько старших «лейтенантов» Фабрицци, которые не предадут его. Все это произойдет на глазах у Клары. Она будет жить, и этот ужас останется с ней навсегда. Мысль о Кларе не давала ему покоя, отравляла дни, проведенные в Париже. Стивену казалось, что, посещая Лувр, Тюильри, могилу Наполеона в доме Инвалидов, они буквально ходят по ее следам.
Чарли невольно залюбовался могилой Наполеона. Он долго стоял у огромного мавзолея из черного мрамора, тонущего в глубине монументального здания, и не мог оторвать глаз. Эта торжественная роскошь подействовала на его воображение.
– Должен сказать, папа, – заметил он наконец, – что у нас в Вестминстерском аббатстве нет ничего подобного.
– Пошли, – сказала Анжела. – Меня она угнетает. Слишком мрачная.
– Смерть всегда мрачна, – сказал Стивен. – Такая огромная могила для такого маленького человечка.
– Он был великий человек, – возразил Чарли. – Хотя в конце концов мы его победили. Ладно, мам, ты что-то побледнела. Пошли. Но пока эта штука – лучшее, что я видел.
Переходя через дорогу, Стивен взглянул вверх и чуть не остановился посреди проезжей части. Это была улица Константин, и на противоположной стороне высился классический фасад здания, где находилась прекрасная квартира, которую хотела купить Клара. На окнах были ставни. «Мы бы могли возвращаться сюда в память о том, как мы были счастливы». Он так и слышал эти слова, чувствовал, как она тянет его за руку.
– Стивен, – спросила вечером Анжела, – ты не заболел? Ты какой-то бледный.
– Я не хочу больше здесь оставаться, – сказал он. – Я же говорил тебе, я хочу в Марокко. Мы с Кларой провели медовый месяц в Париже. Мы посещали те же самые места, делали все то же самое. Я все время думаю о ней.
– Ой, извини меня, – сказала Анжела. – Что же ты молчал? Мне так хотелось, чтобы Чарли все это увидел. И ему по-настоящему понравилась эта ужасная могила!
Она подошла и обняла его.
– Почему ты сейчас думаешь о прошлом? Ты же сказал мне, что твоя семья в безопасности. Она скоро выйдет замуж. Почему же, милый?
Он притянул ее поближе к себе.
– А знаешь, ты смягчила меня. Я теперь чувствую совсем не так, как прежде.
Альдо собирался убить его отца и брата Пьеро; он не заслуживал жалости. Анжеле не приходило в голову, что убийцы сами будут убиты.
Он поцеловал ее.
– А может быть, хватит с нас, поедем завтра? Я позвоню в «Мамулиан» и поменяю наши брони. У Чарли уже полное брюхо культуры, а у меня – полное брюхо Парижа.
– У меня, кстати, тоже полное брюхо, – напомнила она. – Сегодня ребенок пошевелился. У тебя было такое странное настроение, что я тебе не сказала. Позвони прямо сейчас.
Он повернул ее к себе лицом и тесно прижался щекой к ее животу.
– Если это девочка, – спросил он, – как мы ее назовем?
– Если ты будешь так делать, – пробормотала Анжела, – это будет сексуальный маньяк, независимо от пола. Так ты будешь звонить в гостиницу?
– В скором времени, – сказал он. – Позвонить можно и из спальни.
На следующий день по дороге в аэропорт он остановился у книжного киоска и купил Чарли английский перевод книги «Жизнь Наполеона».
* * *
– Похоже, у тебя температура, – сказал Альдо. Он пощупал ладонью лоб Клары. На щеках у нее горел лихорадочный румянец, но кожа была холодной.
– Я прекрасно себя чувствую, – сказала она. – Нам не пора?
– Еще есть время, – успокоил ее Альдо. – И помни, когда это случится, ты должна быть потрясена. Как думаешь, тебе удастся упасть в обморок?
– Нет, – ответила Клара. – Но я постараюсь не аплодировать и не кричать «ура». Надеюсь, твои люди не подведут.
– Лучших не найдешь ни за какие деньги, – сказал Альдо. – Два первоклассных стрелка с Западного побережья. Они их застигнут при выходе из церкви. А мы все будем на месте, и все наши люди тоже. Все увидят, какие у нас чистые руки, – Он рассмеялся. Картина, которую он представлял себе, воодушевила его. Ненависть давно уже тлела в нем, а месть займет не больше часа.
Они обманули его дочь; они опозорили и оттолкнули его плоть и кровь и пытались одурачить его самого. Фалькони заплатят за это в полной мере. Он нанял убийц, которые пристрелят их, как только кончится свадебная церемония. Два отличных стрелка, бывшие армейские снайперы, которые занялись наемными убийствами. Они стоили целое состояние, но за результаты приходится платить. А результат должен удовлетворить всех. Он с удовольствием готовился к этому, лично вручил убийцам фотографии Луки и Пьеро, а также снимок Тино Сполетто, тайно сделанный на улице. Они изучили их и кивнули. Эти люди не тратили лишних слов. Один из них сказал, что хочет посмотреть на всех поближе, чтобы не ошибиться. Альдо дал им адреса и не задавал больше вопросов. Он посмотрел на часы. Одиннадцать десять. Свадебный автомобиль, украшенный белыми лентами, ждет у дверей.
Бруно Сальвиатти уже на месте, в церкви, ждет невесту. Вчера вечером Альдо вместе с Луизой ходил проверять, все ли сделано правильно. Церковь напоминала цветочный магазин: большие букеты оранжерейных цветов, гирлянды, протянутые вдоль нефа, и сам алтарь утопал в лилиях и мимозах – цветах Италии. Их специально доставили оттуда на самолете.
Луиза ничего не знала об их планах. Женщинам о таких вещах не рассказывают. Она была в восторге от церкви, беспокоилась, потому что Клара нарушила обычай, примеряла свадебный наряд накануне... Альдо слушал ее болтовню и улыбался про себя. У Клары есть выдержка: он гордился ее спокойствием, ее стальной решимостью. У нее сердце мужчины, ликовал он. И, может быть, от Сальвиатти у нее будут дети. Тогда чаша счастья Альдо переполнится.
– Пойдем, – сказал он. – Возьми свои цветы, Клара. Ты счастлива? Рада тому, что устроил для тебя твой старый папочка?
Она повернулась к нему.
– Я буду счастлива, когда увижу, что эти подонки лежат мертвыми у наших ног, – сказала она. – Когда все будет кончено, папа, я расскажу тебе кое-что еще.
Они направились к машине, которую, как всегда, прикрывали телохранители.
– Расскажи сейчас, – предложил он.
– Не сейчас, – ответила Клара. – Потом. После свадьбы.
– Я знаю, о чем ты думаешь, – сказал отец. Дверцы захлопнулись, и машина двинулась к церкви Святой Марии и Ангелов. – Ты думаешь о Стивене. Не беспокойся: он заявится, надо только подождать.
Клара на миг выглянула в окно. Сияло зимнее солнце.
– Я не собираюсь ждать, – сказала она.
* * *
Бруно нервничал. Свадебный костюм был тесен, или ему так казалось; в церкви было жарко, и он вспотел. Цветы одуряюще пахли. У его двоюродного брата лежало в кармане кольцо. Клара из каких-то подлых соображений отказалась обменяться с ним кольцами. Мол, он свое получит позже. У всех женатых мужчин были золотые обручальные кольца. Она отказалась из чистой стервозности.
Когда они поженятся, обещал он себе, он покажет ей, как вести себя. Если она попробует отшить его так, как до свадьбы, он возьмет ремень и спустит с нее шкуру. Его тешила эта мысль. Благодаря ей он не так остро чувствовал унижение. Заиграл орган, все ждали; люди на скамьях вертели головами, глядя, как заполняется церковь. Он увидел, что старый дон Лука Фалькони, его сын Пьеро и десятая вода на киселе Сполетто заняли места на передней скамье. Почетные места, предназначенные для родственников невесты. Лука поклонился матери Клары, которая улыбнулась ему и помахала рукой. Бруно было известно все о Кларином первом муже. Он предал семью и Клару, и его укокошили... Бруно почти не думал об этом.
Это будет сногсшибательная свадьба. Все так говорят. Его друзья и родственники прямо обалдели. Он станет большой шишкой. Восходящая звезда, сказал кто-то. Ему это понравилось. Потом музыка сменилась торжественным звоном и все встали. Клара с отцом шли к нему по проходу.
* * *
– Какое чудесное место, – сказала Анжела. – И погода чудесная. – Она взяла его за руку. Они сидели в саду гостиницы «Мамулиан» и грелись на теплом солнце. Она была спокойна и очень довольна. Беременность протекала легко; только вначале ее чуть-чуть тошнило, а потом она ничего не чувствовала, кроме ожидания нового ребенка. Стивен утверждал, что она прекрасно выглядит, и поддразнивал перспективой родить в будущем целый выводок детей.
Чарли играл в теннис с девочкой, с которой только что познакомился. Она была американка. На два года моложе Чарли, кокетливая и хорошенькая. Чарли уже признался Стивену, что обычно позволяет ей выигрывать.
Гостиница была роскошной, пища – экзотической, а обслуживание лучше, чем в знаменитых отелях Европы. К тому же сияло солнце, хотя к вечеру становилось прохладно. Делать было совершенно нечего – разве что гулять по живописным окрестностям или предаваться лени на террасе.
– Как хорошо, что мы бросили Париж и приехали пораньше, – сказала она. – Ты был совершенно прав.
– Ненавижу Париж, – сказал он. – Больше никогда в жизни туда не поеду. Я рад, что тебе здесь нравится, дорогая. Рад, что ты счастлива. – Он крепко сжал ее руку. Его часы показывали дату: двенадцатое января. – Это значит, что все идет как надо.
– Почему ты так говоришь? – спросила Анжела. – У нас ведь все так прекрасно. Ты, и я, и Чарли, и скоро родится еще ребенок. И как раз когда счастье было готово изменить нам, оказалось, что твоя семья в безопасности. Я каждую ночь молилась, чтобы ты к нам вернулся. И ты вернулся.
Он не ответил. Он продолжал держать ее за руку и смотрел, как она улыбается ему. Пусть верит в свои молитвы. Пусть будет счастлива и видит мир сквозь призму своей невинности и честности.
Сейчас, когда они греются на солнце Марокко, Альдо Фабрицци еще жив. Клара еще не проснулась, чтобы идти на свою свадьбу. Он не хотел высчитывать разницу во времени. Не хотел смотреть на часы, чтобы сказать себе: сейчас. Это должно произойти сейчас. Он сделал так, чтобы океан отделял его от того, что должно случиться. К тому времени, когда они вернутся во Францию и Чарли пойдет в школу, все забудут об этом. Анжела никогда ничего не узнает.
– Может быть, посмотрим игру в теннис? – предложила Анжела. – Чарли прямо без ума от девчушки; это так забавно.
– Он растет, – сказал Стивен. – У меня в его возрасте было много девушек. Скоро он станет мужчиной. Ну пойдем, посмотрим, как у них дела.
Он помог ей подняться с кресла. Ей не требовалась помощь, это был повод коснуться ее, на миг прижать к себе.
– Пойдем, милый. – Она за руку повела его туда, где слышался стук прыгающего мячика, пронзительные возбужденные возгласы и смех Чарли.
Американская чета с дочерью совершала путешествие по Европе. Они жили в округе Вестчестер и оказались весьма общительны. Фамилия их была Торп; их дочь была в семье единственным ребенком, над нею, что называется, тряслись. Муж был высокопоставленным служащим нефтяной компании; он находил Анжелу очаровательной, но ничего не мог сказать о ее муже. Стивен, признался он своей жене, какой-то скользкий. И, по мнению Торпа, владеть казино – не очень респектабельный бизнес. Но сын – хороший мальчик. Хорошо воспитанный, и он нравится Ширли. Главное, чтобы Ширли было здесь хорошо. Ее долго пришлось уламывать, чтобы она согласилась сюда приехать. Но вообще-то она легкий подросток. Никаких проблем. Они поощряли Чарли, но от Стивена и Анжелы отступились, один раз пообедав с ними.
Торп сказал жене:
– Пусть дети дружат, а нам необязательно с ними общаться. – Он не мог понять, почему соотечественник, американец, заставляет его чувствовать себя не в своей тарелке.
Направляясь перед обедом в коктейль-бар, Стивен встретил сына, тот бежал переодеться. Анжела не торопилась: она спустится позже.
– Пап? – Они остановились на лестнице. – Ты в бар?
– Да, хочу выпить. Поторопись и присоединяйся ко мне. Мама придет попозже. Хорошо провел время?
– Здорово, – сказал Чарли. – У мистера Торпа – прямо фантастический радиоприемник. Он каждый день слушает новости из Штатов – я тоже слушал. И представляешь, пап, там было какое-то массовое убийство во время свадьбы. Он сказал, что это гангстеры. Кошмар!
Стивен остолбенел. У сына был возбужденный вид.
– Мистер Торп сказал, что это вроде дня Святого Валентина. Я не понял, что это значит.
– Ничего особенного, – сказал Стивен. – Это очень давняя история. Я не хочу, чтобы ты говорил об этом при маме. Она ненавидит такие вещи. Расстраивается и плохо себя чувствует. Так что забудь об этом.
– Конечно, я ничего не скажу. – Чарли был слегка озадачен. – Пойду переоденусь и спущусь. Посмотреть, готова ли мама?
– Посмотри, – сказал Стивен. Он по-прежнему стоял не двигаясь. – И помни, что я тебе сказал. Беременной женщине вредно слушать про убийства.
Он увидел, как сын добежал до лестничной площадки, и спустился в бар. Там сидели Торпы. Он подошел к ним, без тени улыбки, и сказал:
– Чарли сообщил мне, что слушал новости по вашему радиоприемнику. Сейчас сюда придет моя жена. Вы меня очень обяжете, если не будете рассказывать ей всякие ужасы.
Он отошел и сел за столик; Торпы переглянулись. Через несколько минут Торп что-то шепнул жене, они встали и вышли.
К приходу Анжелы Стивен уже пропустил два больших бокала бурбона со льдом, а для нее и Чарли охлаждалась бутылка шампанского.
* * *
Клара произнесла брачные обеты. Она услышала, как их произносит Бруно, почувствовала, как он надевает кольцо ей на палец. Она делала все то же, что в первый раз, когда выходила за Стивена, но двигалась как будто во сне. Она хладнокровно и безжалостно ждала кровавой мести, которую осуществит ее отец. Но теперь, стоя у алтаря рядом с Бруно, она вдруг начала дрожать при мысли о приближении насильственной смерти. Она никогда не видела смерть вблизи. Размышлять о ней было легко – ведь это только мысли. Она смотрела на алтарь, и в ней, как сигнальный огонь, вспыхнуло суеверие. Луиза с детства учила ее произносить молитвы, она воспитывалась у монахинь, соблюдала все католические таинства и обряды. Когда она выросла, для нее, как и для Альдо, это стало простым соблюдением формы. Но теперь, в присутствии самого Бога, она перепугалась. Нельзя делать это здесь. Другое дело под покровом тьмы, в глубине какой-нибудь аллеи... Но не под сводами церкви. Охваченная ужасом, она стала озираться в поисках отца. Он занял свое место на скамье: его участие в обряде кончилось.
– В чем дело... – услышала она шепот Бруно. Потом она встретилась глазами с Альдо. Он смотрел на нее яростным взглядом, в котором не было жалости. Она вновь повернулась к жениху. Слишком поздно.
Слишком поздно для угрызений совести. Она подавила страх, подавила мгновенное желание повернуться и выбежать по проходу на улицу, так, чтобы не видеть, как это произойдет. Ее бросили, предали. Человек, которого она любила, бросил ее ради своей первой любви. Ради женщины, что родила ему ребенка... И Фалькони знали это, потворствовали его побегу, надели его кольцо на чужой мертвый палец и отрезали этот палец, чтобы доказать свою верность законам мафии. Когда орган заиграл гимн, Клара взяла под руку новоиспеченного мужа и, кивнув отцу, твердым шагом прошла мимо скамей и вышла в открытую дверь.
На улице ждали фотографы. Бруно задержал ее там, позируя им, сопротивляясь ее попыткам побыстрее утащить его в машину. Он улыбался, ему доставляла удовольствие эта комедия. Он поцеловал ее перед камерами. Она увидела, как за ними на ступени выходит Альдо Фабрицци.
– Бруно, – твердила она. – Бруно, хватит. Пойдем!
– А куда спешить? – спросил он. Он улыбался, глядя прямо перед собой.
Она не слышала выстрелов, только щелканье камер, и вдруг ее жакет оказался залит кровью, а Бруно падал на спину и увлекал ее за собой. Она услышала крики, потом снова крики. Она лежала на земле, рядом с ним. Из его затылка струилась кровь. Кто-то пытался помочь ей встать. Потом она стала кричать, и плакать, и отталкивать поднимающие ее руки, потому что увидела, что ее отец лежит распростертый на ступенях, и во лбу у него маленькая круглая дырочка, и из нее течет длинная алая струйка. В сумятице двое из фотографов исчезли. Съемки их больше не интересовали.
Глава 8
Ральф Мэкстон любил читать газеты лежа в постели. Мадлен пристроилась рядом и гладила его бедро, чтобы привлечь к себе внимание. В газетах ее интересовали только светские сплетни.
– Перестань, милая, – рассеянно сказал он. – Все равно не заставишь журавля снова нырнуть в колодец...
– А вот и заставлю, – захихикала она.
Он уже был готов подтвердить ее способности. Или свои способности, подумал он и улыбнулся своей остроте.
Потом он увидел заголовок и фотографии. «УБИЙСТВА НА СВАДЬБЕ У МАФИИ». Фамилия Фалькони, напечатанная жирным шрифтом, бросалась в глаза. Он стряхнул с себя Мадлен и схватился за газету. Он даже не слышал ее возмущенных протестов.
– Замолчи, ради Бога, замолчи...
Она с обиженным видом села в постели.
– Что случилось? Ну и пожалуйста. Пойду приму ванну. Подавись своей дурацкой газетой!
Он ничего не замечал. Он снова и снова перечитывал сообщение об убийстве главаря банды Альдо Фабрицци и человека, который только что обвенчался с его дочерью, Кларой, вдовой знаменитого мафиози Стивена Фалькони. Полицейские, расследовавшие дело, говорят о мести одной банды другой и предсказывают войну за наследство Фабрицци между соперничающими кланами.
Мэкстон встал. Он позвонил вниз и заказал другие американские газеты. Через час они с Мадлен собирались на лыжную прогулку. Они устроили себе очень удачный короткий отдых в Валь-д'Изер, с лыжами и без лыж, и до этого мига он был уверен, что счастлив и что жизнь прекрасна. Уютные встречи Рождества в Англии, по выражению Мадлен, предназначены строго для пижонов. Он не говорил ей, почему его так смешит это выражение, чтобы она не перестала его употреблять.
Он посмотрел на фотографию. Та, щадя зрителя, была не очень отчетливой. Кто-то набросил пальто на труп на переднем плане; видны были только торчащие из-под покрова ноги. Другой труп лежал поодаль, на ступенях церкви, частично заслоненный столпившимися людьми.
Мэкстон сел, положив газету на колени. Звук льющейся воды в ванной умолк, и появилась Мадлен, завернутая в полотенце.
– Милый, что случилось? – спросила она. – У тебя ужасный вид.
Мэкстон поднял голову и посмотрел на нее.
– Негодяй, – медленно проговорил он.
– Кто? Что такое? – Она подошла и села рядом. Взяла в руки газету. – Это убийство в Америке? Тебе-то что до этого? И кто негодяй?
Он забрал у нее газету и продолжал, словно разговаривая сам с собой:
– Он даже не разведен с той – это двоеженство. Он обманул ту несчастную идиотку и ее тоже...
– Я одеваюсь, – объявила Мадлен. – Мы опоздаем.
Он больше ничего не сказал. Принял душ, переоделся в лыжный костюм, и они не опоздали. Но она знала, что каникулы придется прервать. Женщины, которые живут за счет мужчин, инстинктивно чувствуют в них перемену настроения. А Мэкстон даже не пытался притворяться. Он, правда, вел себя очень мило: смягчил удар тем, что повел ее по магазинам. Она слегка наказала его за нарушение планов, потратив больше, чем он рассчитывал, но ему, казалось, было все равно. Они уезжали каждый своей дорогой, и в аэропорту она поцеловала его.
– Я тебя люблю, – сказала она. – И нам было весело, правда?
– Очень весело, – подтвердил Мэкстон. Она была очень хорошенькой в лисьей шубке с большим капюшоном, завязанным под подбородком. У нее не будет недостатка в мужчинах, которые бы заботились о ней, пока в ней жива способность ублажать их и выкачивать из них деньги. И говорить всем, что любит их, так же как любит его.
На месте сердца у нее пустота, величиной с кулак, не меньше. Он поцеловал ее и посадил в самолет, отправлявшийся в Париж. Сам он вечером улетал в Ниццу.
Американские газеты сообщили об этой истории со всеми подробностями, а если бы ему требовалось доказательство, то в «Нью-Йорк таймс» была фотография Клары Фалькони. Он сразу узнал ее. Та самая темноволосая итальянская красотка, которую он видел в казино во время медового месяца, только старше, строже. Так значит, Фалькони инсценировал свою смерть, чтобы сбежать. Он женился на Анжеле при живой жене. Новый ребенок тоже будет незаконным, как Чарли.
Неудивительно, что он взял фамилию Лоуренс. Неудивительно, что не хотел фотографироваться в казино. Он лгал Анжеле, Мэкстон в этом не сомневался. Эта внезапная поездка в Марокко оказалась очень кстати, в прессе как раз должна была разорваться кровавая бомба. Он, наверное, знал... Его отец был упомянут в списке гостей, которые ничего не видели и не узнали убийц.
Omerta. Круговая порука, ее принимают те, кто отрицает законное правосудие. В одном из сообщений кратко говорилось, что невеста упала в обморок и ее отвезли в больницу.
Мэкстон поехал в казино. Начиналась работа. Он все проверил, проследил за реконструкцией и расширением гардеробных. Ничто не выдавало его внутреннего смятения.
Теперь он может сказать правду себе самому. Он освободился от самообмана. Он ненавидит Стивена Фалькони, и не потому, что тот – гангстер, а потому, что он обладает единственной женщиной, которую Мэкстон когда-либо в своей жизни любил. Стивен завладел ею с помощью обмана и лжи. Она морально не принадлежит ему, Мэкстон всегда это чувствовал. И по закону она ему не жена. Мэкстон не мог ничего сделать и решить до рождения ребенка. Но у него была надежда, а надежда породила отчаянную решимость. Он выполняет свой долг перед хозяином. Он заслуженно получает большой оклад и оправдывает доверие Стивена. Но он будет ждать. Он прекрасно знает, что такое выдержка и терпение. Недаром он один из лучших игроков в покер своего времени.
– Ты выглядишь лучше, – сказал Джо Нимми. – Мы рады это видеть.
– Прошло много времени, – сказал Виктор Джамбино. – Нам было жаль услышать о смерти вашей матери. Но может быть, для нее это было лучше, чем такая жизнь.
Они все собрались в гостиной у Альдо. Они пришли выказать свое уважение его дочери. Она понесла двойную утрату: умерла ее мать. И сама она только месяц как выписалась из больницы.
Выглядит она плохо, но что еще я мог сказать? – спрашивал себя Джо Нимми. Она была бледна и худа до прозрачности. Но ей лучше. Вышла из больницы и вернулась в родительский дом. Она сидела в отцовском кресле. Вся в черном, выделяется только бледное лицо и жуткий мазок ярко-красной помады на губах. Как будто кровь пила. Джо считал, что неуместно красить губы по такому случаю. Он возглавил делегацию, пришедшую повидать ее и предложить ей помощь, если нужно. И дать совет. Разумный, трезвый совет женщине, у которой нет мужчин, чтобы направлять ее. Совет, которому ей придется последовать, потому что они не хотят неприятностей. Эти чертовы газеты уже осипли орать о войне кланов, что должна разразиться на улицах. Не было никакой войны. Все уладили мирным путем. Территории Фабрицци разделили, пока Клара лежала в больнице. Все прошло гладко. У ее матери был удар; всем было жаль ее. Ее парализовало, отнялся язык. Ее навещали в больнице, приносили ей цветы.
Альдо похоронили по всем правилам, и родственники Сальвиатти похоронили своего сына рядом с ним. Уличное движение останавливалось, чтобы пропустить похоронные процессии, на старой родине разыскали несколько родственников Фабрицци, их усадили в машину главных плакальщиков, потому что жена и дочь были больны и не могли присутствовать на церемонии. Цветы были роскошные. Все собрались в церкви и на кладбище: главы «семей», многочисленные представители от Флориды, Чикаго, Детройта, все боссы Нью-Йорка. Вытирали слезы, когда гробы опускали в землю и кропили святой водой. Все было сделано честь честью, с уважением и торжественностью, которые пристали человеку такого ранга, как Альдо. Жаль, что пришлось его убрать, но он сам виноват. Никаких личных чувств, никакого удовлетворения, никакого сведения счетов не было. Только деловая необходимость, все они понимали, что дело – это самое главное.
Клара сидела сложив руки. Она оглядывала посетителей, одного за другим. Джо Нимми, старый друг отца еще с уличных дней. Его племяннице дали приют в этом самом доме. Джамбино, боссы Бруно, главы более мелких «семей». Лука Фалькони не пришел. Он болен, сказали ей. Брат Стивена Пьеро тоже отсутствовал, он уехал из города по делам. Был только двоюродный брат, Сполетто.
– Спасибо, что вы пришли, – сказала она. – Моей матери лучше, чем мне. Она ушла быстро и без страданий. Что до меня, то я смирилась. Я потеряла отца и мужа. Двух мужей. Я испытала достаточно горя.
Раздался сочувственный говор.
– Да, Клара, – сказал Джо Нимми. – Господь знает, как тебе тяжело. Мы все тебе сочувствуем. И поэтому, – сказал он, слегка повысив голос, – мы здесь. Все мы твои друзья. И хотим помочь.
Она промолчала. Все они замешаны в этом. Они знают, что, говоря о смерти Стивена Фалькони, она лгала; знают, что пули предназначались для Луки, Пьеро и Сполетто. Они знают, и она тоже знает, что это комедия, но ломают ее с определенной целью. Все дело в этой цели. Теперь ей скажут, что это за цель.
– Я рада принять вашу помощь, Джо. Буду благодарна за нее, – произнесла она.
– Так мы и думали, – сказал он, ласково улыбаясь. – Мы желаем тебе счастья, Клара. Тебе теперь не надо заботиться о маме, и у тебя есть шанс. Бизнес твоего папы в надежных руках. Никаких неприятностей не было; мы выделили часть и тебе. Ты увидишь, мы были достаточно щедры.
– Спасибо, – сказала Клара. Они налетели на имущество Альдо, как вороны на падаль. – Спасибо, я знаю, вы сделали все, как лучше для меня, и знаю, что вам не будет покоя, пока вы не найдете убийц моего отца и моего мужа.
Они ждали, что она заговорит об этом. Джамбино сказал:
– Мы до них доберемся и посчитаемся с ними; и за Бруно тоже. Он был хороший парень. Мы его знали с детства. – Снова послышался одобрительный говор.
– Но пока, – снова вступил Джо Нимми, он слегка наклонился к ней, держа сжатые руки перед собой, говорил ласково, как дядюшка: – Пока лучше предоставь все нам. Это наше дело, Клара. Больше не думай об этом. Если бы мой старый друг был сейчас с нами, я знаю, чего бы он хотел от тебя. Я знал его, как родного брата.
– Скажите мне, – попросила Клара, – скажите, чего бы хотел от меня отец?
Джо беспокоил этот алый рот; он не сводил с него глаз. На старой родине, когда мужчину убивали, женщины целовали его раны, прежде чем призвать к вендетте.
– Он хотел бы, чтобы ты уехала, – сказал он. – Сменила обстановку. Оставила этот дом, развеяла горе. Тебе нужен длительный отдых. Полгода, может быть, год. – Он ободряюще улыбался ей, чуть склонив голову набок. – Верь мне, Клара, для тебя это самое лучшее.
Она улыбнулась ему в ответ. Алые губы приоткрылись и снова сомкнулись. Она очень тихо произнесла:
– Вы хороший советчик, Джо. Папа всегда это говорил. Вы правы; он тоже почитал вас как родного брата.
Кто-то предложил ей погостить у него на Багамах.
– Сногсшибательная вилла, Клара. Полно прислуги, все, что хотите, и на любой срок. Приезжайте, будьте как дома.
Она поблагодарила за предложение.
– Вы добры ко мне, – сказала она. – Я ценю ваше приглашение. Я ценю все, что папины старые друзья сделали для него и для меня.
Виктор ткнул брата локтем в бок.
– Она на что-то намекает или как? – прошептал он.
Рой тоже ткнул его, призывая молчать. Он сказал:
– Для вас мы сделаем все, Клара. У нас нет владений за пределами города, но кроме этого... – Он не закончил фразы.
Она оглядела их и медленно поднялась с кресла Альдо. Черное траурное платье висело на ней мешком.
– У меня есть место, где я могу пожить. Достаточно далеко отсюда.
Старые друзья отца подходили и обнимали ее; другие, не столь близкие, жали руку. Все обещали помочь.
Подошел Тино Сполетто. Он слегка поклонился.
– Дон Лука говорит, что сделает для вас все, только скажите.
Он был худой, бледный, в очках, с высоким лбом, готовым скоро перейти в раннюю лысину. На миг он посмотрел Кларе в глаза; его глаза были искажены толстыми стеклами очков. Никогда в жизни он не боялся женщин и редко боялся мужчин, несмотря на небольшой рост и вес. От Клары у него мороз пробежал по коже.
– Я благодарна дону Луке, – сказала она. – Передайте ему, чтобы скорее поправлялся. – Она отвернулась.
Она не пошла к двери, только попрощалась; они по очереди выходили из дома и садились в машины с уже заведенными двигателями. Она стояла за шторами, пока не отъехал последний. Улица была пуста. Она осталась одна в доме. Она угощала их вином и традиционными оливками. Некоторые курили, и в комнате еще плавал дым, заметный при искусственном освещении. Был сырой облачный мартовский день, и тяжелые шторы не отдернули до конца. Дом траура, дом мрака. Клара нашла сигарету, закурила, потом открыла буфет, налила чистый виски со льдом. «Клара, Клара, – возмущалась ее бедная покойная мать, – ты пьешь как мужчина...»
Они договорились об убийстве. Они нарушили свою клятву Альдо и решили не трогать Фалькони. Связались с людьми, которых нанял отец, и указали им другую цель. Так просто. А теперь пришли с сочувствием, с предложениями помощи, а на деле – дать ей понять, чтобы она убиралась прочь и не думала поднимать шум. Она села, но не в отцовское кресло – это был жест специально для них, – а на диван, где они обычно сидели вдвоем. Она выпила виски, докурила сигарету. Больше она не принимает лекарств. Никаких транквилизаторов. Теперь ее лечение – отдых и покой. Она сыграла роль, какая от нее требовалась, потому что знала не хуже их, что она беспомощна. Она не может нанести ответный удар. Они – мужчины, обладающие властью. Она всего лишь женщина, и ради нее никто не пойдет против них. Ни за какие деньги. Ей остается лишь изгнание и безвестность. Вилла на Багамах – она засмеялась вслух. Место, где за ней можно следить, где мафия пользуется влиянием и имеет друзей.