Алая нить

Интересно, кладет ли она деньги в банк, подумал Мэкстон. Внешность и фигура не вечны, особенно если он прав насчет ее марокканской крови.

– Я бы на твоем месте сейчас остановился, – сказал он.

Она подняла голову; на щеках у нее были красные пятна.

– Почему? – Она понизила голос до шепота. – Это жульническая рулетка, да?

– Ничего подобного, – ответил он. – Мы играем по закону средних чисел. Никакого мошенничества. А согласно этому закону, ты сейчас начнешь проигрывать. Но это твое дело, милая.

– Я всегда тебя слушаюсь, – объявила она. – Я всегда считаю, что мужчине виднее. – Она кокетливо подмигнула ему, собрала выигрыш и вышла из-за столика. – Пойду к Бернару, – решила она. – Не скажу ему, что я выиграла. Тогда, если ему повезет, он сделает мне подарок. Когда мы увидимся, Ральфи?

– А когда он уезжает домой?

Она обменяла фишки на деньги, сложила купюры в толстенькую пачку и засунула в вечернюю сумочку. Довольно большая сумочка, не какая-нибудь крошечная модная фитюлька. Держу пари, что она кладет в банк все до последнего пенни, подумал он. Что ж, тем лучше для нее.

– Я тебе сообщу, – пообещала она. Поднявшись на цыпочки, легко поцеловала его в щеку. – С тобой так весело, милый, – сказала она. – Я так люблю, когда мы вместе. Я позвоню тебе. – И скользнула прочь, крепко держа под мышкой сумочку с деньгами.

* * *

– Дорогая, – сказал Стивен, – если ты устала, почему бы тебе не поехать домой? Такой длинный вечер. Я вызову машину, и Чарли может отправиться с тобой. Он доволен?

– Да, ему понравилось все. Но он еще молод для таких вещей. Я не разрешила ему играть. Он был очень разочарован.

– Я поговорю с ним, – сказал Стивен. – Ты подожди здесь, я пришлю его к тебе. Ты права. Я ему так и скажу.

Он не сразу нашел Чарли. Мальчика не оказалось в буфете, где подавали завтрак. Он исчез, наверное обиженный, и оставил мать одну. Никаких оправданий, подумал Стивен. Должен научиться заботиться о ней и уважать меня. Я достаточно люблю его, чтобы рассердиться, даже сегодня.

Чарльз оказался наверху, в маленьком салоне, смотрел, как играют в рулетку. Он вздрогнул, когда Стивен встал, за его спиной.

– Ой, привет, папа. Папа, я хотел обменять немного денег и попытать счастья в рулетку, но мне не дали фишек. Ты не можешь ничего сделать? Это же какая-то глупость.

– Кассиры делают то, что я им сказал, – тихо ответил Стивен. – Тебе нельзя играть. Пойдем со мной, Чарли. – Они направились к кабинету Стивена; он отпер дверь, включил свет и сказал: – Закрой дверь. Я тебе кое-что покажу.

Чарли покорно следовал за ним. Он был озадачен, даже слегка напуган. Стивен никогда прежде на него не сердился. Сгорбясь, сын прикидывал, хватит ли у него смелости возражать отцу. Да, не следовало оставлять мать одну. Он жалел, что так поступил. Но из-за нее он чувствовал себя ребенком, а ему хотелось побыть взрослым.

Стивен нажал настенный переключатель. Панели раздвинулись.

– Подойди сюда, Чарли, – сказал он. – Посмотри.

Это был телевизионный экран. На нем было видно, что происходит в salon prive. Стивен нажал другую кнопку, и камера показала один из столов крупным планом. Звук отсутствовал, одно изображение. Он переводил камеру из салона в салон, показывал рулетку, карточные столики, лица, увеличенные так, что они занимали весь экран.

– Ух ты, я никогда о таком даже не слышал. Фантастика. Ты можешь наблюдать за всем происходящим.

– Да, Я могу наблюдать за игрой, за игроками и за сотрудниками. Сидеть здесь и смотреть, как люди проигрывают состояния, делают глупости, напиваются. Я могу сидеть здесь и видеть жадность, хитрость и то, как люди выбрасывают деньги только ради того, чтобы на них смотрели.

– Ты так ужасно говоришь, – сказал Чарли. – Я-то думал, что это просто хорошая забава.

– Это, – тихо сказал Стивен, указав на экран с изображением общего вида большого игорного зала под ними, – это не забава. Это работа. Моя работа, а когда-нибудь, может быть, станет и твоей. Я не играю, и ты никогда не будешь играть, слышишь? Оставь это простофилям. Работа – это не забава, Чарли. Этому я должен тебя научить. Бизнес не похож ни на что другое. У него иные правила. Если ты хочешь преуспеть, хочешь, чтобы тебя уважали, изволь соблюдать их. Ты содержишь казино, и ты не должен шутить с прибылью. Это первое правило. Если бы кто-нибудь дал тебе сегодня фишки или позволил играть за столом, он бы вылетел с работы. А второе – если я велю тебе позаботиться о матери, то я говорю это всерьез. Понял?

– Да. Я больше не буду.

– Надеюсь, что не будешь, – сказал Стивен. – Она ждет внизу. Сейчас подъедет машина, и ты отвезешь ее домой. И извинишься перед ней.

– Хорошо, – сказал Чарли. Стивен говорил таким тоном, что он покраснел. – Я только отошел на минутку, – сказал он. – Хотел поучаствовать, как все остальные.

– Ты здесь – не все остальные, – был ответ. – Это тебе тоже нужно запомнить. Ну, иди к матери.

Он выключил экран. Панели скользнули на место. Он сел за стол и стал искать сигареты. Он сурово обошелся с мальчиком. Но это необходимо. Чарли может иметь все, что захочет, но должен соблюдать правила. Он же еще мальчишка, сказал себе Стивен. Его жизнь перевернулась с появлением отчима, затем ставшего отцом, – деньги, путешествия, роскошь, что душе угодно. Это не вскружило ему голову, но может вскружить. Конечно, гордость Чарли была задета. Его чувства тоже – из-за того, каким тоном его осудили и призвали к порядку.

Стивен погасил окурок. Он, оказывается, просидел здесь дольше, чем ему казалось. Жаль, не увидит сына до утра. Он спустился вниз. Буфет был почти пуст, у стоек еще были люди, но почти все сборище рассосалось вскоре после полуночи. Четыре часа утра.

Он поднялся по лестнице и начал обходить комнаты. Мэкстон наблюдал за игрой в баккара. Здесь остались самые заядлые игроки. Они будут сидеть до закрытия. Стивен подошел к Ральфу.

– Как дела?

– Прекрасно. Тут пижоны играют по-крупному.

Стивен удивился, услышав от него словцо шулеров.

– Какие ставки?

– Полмиллиона франков. Не хотите посмотреть? Когда они играют, то ненавидят друг друга всем нутром, а в остальное время – лучшие друзья.

– Кто они такие? – Стивен видел двух человек, с холодной яростью состязавшихся у банка.

– Французы. Богаты до омерзения. Один занимается электроникой, другой – сталью и судоходством. А это они считают отдыхом. Хороший знак, что они остались. И Нетти Орбах тоже. Она уехала только после двух. Это значит, мы на уровне!

У Мэкстона был усталый вид, глаза и рот ввалились и казались ямами на худом лице. Чуть-чуть пьян, решил Стивен. Немного перебрал.

Ральф улыбнулся и сказал:

– Поздравляю. Думаю, вы показали сегодня класс, Стивен.

– Если так, то это наша общая заслуга. И в первую очередь ваша. Спасибо.

Мэкстон отвесил ему легкий иронический поклон. Снова перебрал, но уже не едва заметно.

– Это вам спасибо! В прошлом году в это время я затыкал газетами дыры в ботинках.

– Через двадцать минут закрывайте, – сказал Стивен. – Я еду домой.

* * *

Анжела не будила его. Когда он проснулся, она уже несколько часов была на ногах и одета. Он вышел в халате на балкон и потянулся на теплом солнце. До него доносились пряные ароматы сада, и он видел, как среди кустов двигается Анжела. Она обожала садовничать. Если ее поселить в пустыне, она и там что-нибудь вырастит. Стивен улыбался, наблюдая за ней. Он любил ее до невозможности. Он любил прямоту, честность, которую она принесла в его жизнь, и это странное несгибаемое упрямство. Он любил ее за мягкосердечие и доброту. Он просто любил ее, вовсе не раскладывая вот так, по полочкам, за что и почему любит.

Подставляя лицо солнечным лучам, он подумал о Сицилии и внезапно ощутил острую тоску по рыжей земле, по причудливым холмам старой родины, по раскаленному небу и выгоревшим от солнца зданиям. Там был его дом, его родина. Ему хотелось вернуться туда, где они с Анжелой лили вино в пыль и впервые занимались любовью. А еще ему хотелось взять туда сына.

– Анжелина! – позвал он.

Она подняла голову и помахала рукой.

– Доброе утро, милый. Будешь завтракать?

– Сейчас спущусь. Скажи, чтобы приготовили кофе.

– Я решила дать тебе поспать, – сказала она, когда они сидели вдвоем на террасе. – Вчера был такой длинный день. Сама-то я встала рано. Я была все еще возбуждена. Все прошло хорошо, правда, милый?

– Ральф говорит, что с большим успехом. А он-то знает в этом толк. Мне тоже так показалось. Это чувствуется по атмосфере. Толпа придет куда угодно, если там можно бесплатно поесть, выпить и поглазеть на людей. Но в воздухе было какое-то особое напряжение. Пришли крупные игроки и остались до конца. – Он улыбался, держа ее за руку. – Я хочу съездить туда, кое-что подсчитать. Хочу посмотреть, какая у нас будет прибыль.

– Когда, по-твоему, мы покроем расходы? – спросила Анжела.

– Не раньше чем через год, – ответил он. – Зимой народа мало, так что мы на это время закроемся. Но я могу довольно точно подсчитать, каким окажется доход. Когда мы возместим расходы на открытие, мы начнем покрывать начальные вложения. Оглянуться не успеешь, как мы разбогатеем!

– Чарли пошел погулять, – сказала она. – Он ужасно жалел, что рассердил тебя. Ты уж сегодня на него не сердись, ладно, милый?

– Не говори глупостей. Что было вчера, то было вчера. Пойдем-ка погуляем по саду.

– А почему нельзя поговорить здесь? А то я буду показывать тебе растения, и ты умрешь от скуки. Ты же не отличаешь сорняк от вистерии.

– Да, и мне это не надо, – согласился он. – Сад твой. Я предоставляю его тебе. Я хочу погулять с тобой потому, что не могу поцеловать собственную жену, чтобы эта сова Жанин не подглядывала. Пойдем.

– Ты разве не знаешь, что она сокровище, – поддразнила Анжела.

– Она подглядывает, – ответил он, поднимая ее на ноги. – Ей нужно завести собственного мужа.

Горничная Жанин была чудо-служанкой. Она чистила, и скребла, и содержала все в безукоризненном порядке. Но отличалась безудержным любопытством. Иногда это действовало Стивену на нервы.

Когда они углубились в сад и их отделяли от дома деревья и ряд цветущих розовых олеандров, он обнял ее.

– Мне не хватало тебя, когда я проснулся утром.

– А мне тебя, – ответила Анжела и пригнула его голову, чтобы поцеловать в губы. Поцелуй был долгим.

– Я думал о том, как я люблю тебя, – сказал он. – Я увидел тебя в саду и подумал: я люблю ее все больше с каждым днем.

– Я тоже так люблю тебя, – ответила она. – Вначале я все время беспокоилась. Все думала о том, от чего я тебя оторвала.

– О чем же, например? – Он погладил ее волосы.

– О твоей семье. О прежней жизни. Я не имею в виду дурное, а твой дом и друзей. Я так боялась, что ты будешь жалеть об этом. Я не представляла, как я смогу заменить тебе это, даже вместе с Чарли.

– А ты мне поверишь, если я тебе кое-что скажу? И не будешь больше так говорить? Обещаешь? – Он говорил серьезно. Теплое желание, которое он испытывал к ней, исчезло.

– Да, скажи мне, – ответила Анжела.

– Никогда в жизни я не был так счастлив. Да, я скучаю по семье. Я люблю их. Отца, и мать, и брата, и племянников. Я сицилиец. У нас очень тесные семейные связи, ты же знаешь. Я бы отдал все на свете, чтобы вы с Чарли и они все были вместе. Но что касается остального, послушай меня. Слушай как следует, как мы выражаемся. Я не скучаю по Штатам. Я жил там, вырос, но это не моя родина. Друзей помимо работы у меня не было. И я не тоскую по той жизни. По телохранителям, без которых не выходил из дома, по бронированным автомобилям, в которых я ездил, ожидая, что в меня вот-вот всадят пулю. Я не сожалею о доходах от преступного бизнеса, Анжела. Мне представляется, что я умру стариком в своей постели, и мне это нравится. У меня есть дом, жена, сын, я люблю свою жизнь. И бизнес; не запятнанный кровью. Так что посмотри на меня и обещай выбросить из головы всю эту чушь.

– О? милый, – сказала она. – Ну конечно, с этой же минуты. А теперь пойдем гулять.

– Я вот о чем думал, – сказал он. – Почему бы нам не съездить отдохнуть. Я хочу свозить Чарли на Сицилию. Мы можем полететь самолетом, если хочешь, остановимся в Таормине. Там очень красиво. И несколько дней поездим по окрестностям. – Он обнял ее. – Может быть, съездим к тому холму, где провели наш первый день?

– Чарли нужно в школу, – сказала она. – Мы же обещали, что он вернется к концу недели. Может быть, поедем на рождественские каникулы?

– Ты же знаешь, как там холодно зимой. Нет, дорогая. Я хотел сейчас, пока погода хорошая. Это лучшее время года. Несколько дней никому не повредят. Я покажу тебе Этну ночью. На это стоит посмотреть. Ну скажи «да», милая.

– Ну если тебе так хочется, поедем, – сказала она.

– Неудивительно, что я так обожаю тебя, – пробормотал он. – А в школу я позвоню и все улажу. Им, кажется, нужны пожертвования на плавательный бассейн? Значит, я беру билеты на конец недели.

Возвращаясь на виллу, Анжела спросила:

– А что мы скажем Чарли? Почему Сицилия?

– Потому что я там родился. Однажды он узнает, что я его отец, и ему будет что вспомнить. Пойдем посмотрим, не вернулся ли он с прогулки.

* * *

Это началось с шепотка, что шелестел по барам и тратториям, по кухням и гостиным Малой Италии. Шепоток среди маленьких людей, простых солдат в могущественном полку мафии. Дон Фабрицци разговаривает о делах с дочерью. Началось все с кузины Джины, она рассказала своему отцу, что Дон запирается вдвоем с Кларой и беседует с ней на запретные для женщин темы, в то время как мать Клары и Джина заняты на кухне. Кузина ненавидела Клару за то, что та держалась с ней так холодно и высокомерно. Луиза Фабрицци ей нравилась.

Отец, выслушав, только присвистнул и не поверил ей. Но сказал кому-то словечко-другое, и, словно легкая зыбь на спокойной воде, слухи покатились волной. Рой Джамбино и его брат Виктор тоже прослышали об этом, и, хотя не очень-то поверили, но их любопытство было задето. Они пригласили будущего жениха и за основательным обедом с большим количеством вина поздравили его с удачей и спросили о невесте. Они слышали, что она умная девка. Папина любимица. Он нашел себе подходящую штучку.

Польщенный Бруно разговорился. Он хвастался людям, которые были его боссами с того времени, как он служил на побегушках.

Он трахал ее хорошо и часто, и она ходит у него на поводу. Да, конечно, Дон ей обо всем рассказывает. И это хорошо, вызывающе сказал он. Хорошо для него, когда он женится. Тогда-то он сам станет просматривать бухгалтерские книги.

– Как, она контролирует книги, счета, цифры? – спросил Виктор.

От вина Бруно сделался агрессивным. Да, он злился, когда от него запирались или отсылали его, потому что Кларе требовалось поговорить с отцом. Но когда он женится, убеждал он их, он ей покажет ее место. Приятели смеялись и отпускали грубые шуточки, и он, пошатываясь, отправился домой, довольный собой.

Джамбино действовали независимо; они возглавляли небольшую, но активную «семью» в Вест-Сайде. Они содержали публичные дома и брали дань со всех маленьких предприятий в своем районе. У них была прочная связь с «семьей» Лючано из Чикаго.

После ухода Бруно Рой сказал Виктору:

– Похоже, это правда. Мать твою так! Она ревизует бухгалтерские книги!

Виктор не торопился с ответом. Это был крупный, медлительный человек, но соображал он быстро.

– Все сходится, – сказал он наконец. – Зачем бы после такого мужика, как Фалькони, выбирать в зятья заведомую жопу? Думаешь, Фабрицци хочет, чтобы Бруно занял место Фалькони после его смерти? Как бы не так! У него другое на уме, Рой. Бруно – это для отвода глаз.

– Не может быть, – заявил Рой. – Это же безумие. Фабрицци свихнулся, если думает, что может поставить бабу на место мужчины.

– Это может расколоть все «семьи», – сказал Виктор. – У нас тут все поделено. Черт возьми, а банды из Детройта, из Чикаго – им только скажи! Они услышат об этом и все заявятся сюда. За территорию Фабрицци начнется война – ирлашки, жиды, фрицы, вся чертова шайка-лейка постарается отхватить себе куски. Это надо остановить.

Его брат кивнул и уплатил по счету.

– Нам понадобится помощь. Самим нам с Фабрицци не справиться. Но держу пари, его люди не знают, что он затеял. Во всяком случае, главари.

– Значит, кто-то должен им сказать, – предложил Виктор.

Встречи проводились с большой осторожностью. Каждый дал клятву о молчании. Только пятеро из восьми главарей «семьи» Фабрицци захотели разговаривать с Роем и Виктором, но это были очень важные люди, по своему могуществу и влиянию лишь немного уступавшие дону Альдо. Они выслушали Джамбино и ни словом не обмолвились о своем плане убрать Луку Фалькони и его людей. Клятва молчать об этом была такой же священной, как та, которую они дали при встрече с Роем и Виктором. Все сошлись на том, что нужно что-то делать, если все это действительно так. Легче всего было убедить тех, кто знал Бруно Сальвиатти. Он может быть жеребцом для дочки, но не наследником для Альдо.

Кто-то предложил, и все согласились, что в дом дона Альдо нужно запустить лазутчика. Человека, который мог бы проверить, правдивы ли рассказы о еженедельных совещаниях Клары с отцом. Один из самых доверенных и давних приятелей и приспешников Альдо предложил устроить это. Ему хотелось, объяснил он, поскорее доказать, что эти слухи – только дурацкие сплетни. Он попросит дона Альдо приютить на несколько недель молоденькую родственницу. Как глава семьи, Дон не откажет в помощи.

* * *

– И долго она еще будет здесь торчать? – вопросила Клара.

Мать ответила примирительным тоном:

– Всего неделю или около того. Она хорошая девочка, помогает мне. А тебе вовсе не мешает.

Луиза с опаской присматривалась к дочери. Сейчас с ней стало особенно трудно. У нее такой красивый мужчина, скоро свадьба, новая жизнь; но Кларе, казалось, нет до этого никакого дела.

Она вела с отцом разговоры наедине, и даже за семейным столом они сидели отдельно от женщин. Луиза смотрела на дочь и дивилась происшедшей в ней перемене. Похоже, она совсем не уважает Бруно и не считается с ним. Как бы тот ни хорохорился, Луизу не обманешь. Она, может быть, не такая умная, как Клара, но уж мужчин-то она знает и видит, что парню не по себе. И обидно. Если Клара не изменит отношения к нему, брак не будет счастливым.

Но Луиза не смела ничего сказать. Она была рада, что у них гостит Николь. Конечно, Альдо согласился приютить ее, пока не утрясутся домашние проблемы. Он добрый человек и знает обязанности по отношению к своим людям. Отец девушки сидит в тюрьме. Она убежала от ухажера своей матери, чтобы сохранить добродетель. Если она будет жить под крылом у дона Альдо, мать с ухажером не посмеют требовать, чтобы она вернулась. А потом родственники ее отца уладят дело, и она уйдет.

Николь была тихой и застенчивой. И Луиза привязалась к ней всем своим добрым от природы сердцем. Клара сделалась чужой. Луиза радовалась возможности позаботиться о ком-то, попавшем в беду. Она была счастлива, что в ней нуждались. Клара-то теперь думает только о себе.

Клара закурила. Ее злило, что под родительским кровом живет чужая девчонка. Она без особого сочувствия отнеслась к истории бедствий Николь. Если отец считает нужным приютить ее, она, конечно, не станет спорить. Но она не разделяла мнения матери об этой девушке. Клара считала, что она хитра и вовсе не такая оскорбленная невинность, какой прикидывается. Клара невзлюбила Николь и не скрывала этого. Почему бы каким-нибудь другим родственникам не взять ее к себе, вопросила она, когда две недели растянулись на месяц, а девица и не думала уезжать.

– Только твой отец достаточно могуществен, чтобы обеспечить ей безопасность, – объяснила Луиза. – Мать живет с плохим человеком, очень плохим. С настоящим хулиганом. Он хотел соблазнить бедную девочку. Он бьет ее мать.

Кларе было наплевать, что он там вытворял с ними обеими. Ей было не по себе оттого, что за дверью постоянно находится Николь, но она не могла объяснить отцу этого чувства.

Она оставляла Бруно в доме, когда ей этого хотелось. От их отношений в постели она получала жестокое удовольствие. Для него это была единственная возможность утвердиться, но она легко противостояла в этом. Содрогания плоти ни разу не вызвали в ней ни тени нежного чувства. Похоть, а не страсть. Она удовлетворяла свою похоть; страсть она испытывала только к Стивену. Для Клары страсть означала любовь, со всей ее уязвимостью и болью. Она никогда не думала о Бруно Сальвиатти в другом плане, кроме постели. Груб, необразован, тщеславен и глуп. Она не замечала его хороших качеств, потому что они ее не интересовали. Он был верным, по-своему великодушным, любил детей. Он был отважен. Роя и Виктора Джамбино не очень интересовали его мозги, но за его храбрость они могли поручиться. Клара совсем не проявляла к нему внимания и если покупала для него дорогую одежду, то лишь потому, что ее бесило его безвкусие.

Альдо был доволен. Бруно полон уважения к нему. И, кажется, хорошо относится к Кларе. Луиза одобряла его. Со Стивеном Фалькони она всегда чувствовала себя неловко. А отец с дочерью с головой ушли в план некоего предприятия, придуманного Кларой.

Она воспользовалась своим опытом найма частных сыщиков для слежки за Стивеном. Почему бы не основать собственное агентство, а потом целую сеть по всем Штатам? Это могло дать им материал и поле деятельности для неограниченного шантажа. Политики, общественные деятели, кинозвезды – она составила список потенциальных прибыльных клиентов. Это долгосрочный проект, лет на пять, и главное, агентство нужно контролировать самим. Чем богаче и уязвимее клиенты, тем выше должна быть плата, настаивала она, помня, как обирали ее самое. Альдо был доволен и заинтересован. Умная девочка, и идеи у нее умные. Он еще лучше, чем она, видел, какую власть может дать такая организация человеку, стоящему во главе ее. Он попросил Клару найти подходящую контору: они начнут с того, что зарегистрируют агентство.

Клара с головой погрузилась в работу. Отец начал полагаться на нее как на свою ближайшую помощницу. Он советовался с ней по всем вопросам, начиная с мелких расхождений в квартальной смете и кончая характером и способностями людей, которых собирался повысить в должности.

Она стала его советницей и поверенной. И, естественно, случилось так, что они потеряли осторожность. Не всегда плотно закрывали дверь, не следили за телефонными разговорами, а однажды Николь вошла в комнату, когда они вместе перепроверяли какие-то счета.

За девушкой приехал ее родственник. Альдо радушно встретил старого друга, старый друг расцеловал его в обе щеки и подарил ящик лучшего коньяка и коробку гаванских сигар. Луизе Фабрицци они поднесли изящнейшую викторианскую стеклянную вазу. Николь может ехать домой. Ее мать раскаялась, этот мужчина больше не будет портить жизнь ни той, ни другой. Они навеки в долгу у дона Альдо.

Дон Альдо был удовлетворен. Он любил оказывать услуги, любил, когда им восхищались как патриархом.

– Могли бы и мне что-нибудь привезти, – ядовито заметила Клара. – Она достаточно долго действовала мне на нервы. – Потом она и думать забыла о Николь.

Она нашла маленькое сыскное агентство в Ньюпорте, штат Нью-Джерси, которое показалось ей подходящим. Два партнера, оба ушли из нью-йоркской полиции – один по инвалидности, из-за огнестрельного ранения, другой – ввиду прибавления семейства. У обоих хорошие репутации, чистые лицензии. И не слишком много денег. Агентство существовало всего два года, и Клара выяснила, что у семейного партнера заложен дом, что его очень беспокоило.

Она поехала на автомобиле в Ньюпорт. Это был утомительный, но интересный день. Притворившись возможной клиенткой, она увидела обоих компаньонов фирмы и составила о них мнение. Сыскное агентство «Ас». Есть ли пределы у дурного вкуса? – думала она, обмениваясь рукопожатием с бывшим фараоном, которому при задержании всадили три пули в живот. Он был тощ и глядел настороженно; Кларе это не понравилось. Еще слишком полицейский, слишком скучает по жизни в участке. Тот, у которого жена, дети и заложенный дом, был постарше. Он больше соответствовал намерениям Клары. Подтянутый, быстроглазый. Не успела она достать сигарету, как у него уже оказались наготове зажигалка и пепельница. Он задержал взгляд на портсигаре: золотой и дорого стоит. Он почуял богатую клиентку, а его партнер – интересное дело.

Она стала говорить о своем муже, плетя привычную историю о предполагаемой измене, и при этом заметила, кому из них стало скучно, а кто делал вид, что ему интересно. Ей не пришлось испытать разочарования. Она ушла, не договорившись наверняка, но обещала позвонить, когда что-нибудь надумает.

Фамилия женатого была О'Халлорен. У другого итальянская – Пачеллино, и это насторожило ее с самого начала. Когда итальянцы становятся фараонами, они относятся к своим соплеменникам беспощаднее, чем евреи или ирландцы. Он отпадает. Если все пойдет по ее плану, они от него откупятся. И тогда О'Халлорен найдет себе нового напарника – женщину, единственным требованием которой будет иметь доступ к его документации, а ее вкладом в фирму – неограниченные денежные средства и новехонькая контора на окраине Нью-Йорка.

Она поехала к себе. Скоро должен прийти Бруно. Клара никогда не стряпала, и обедать с ним дома ей было скучно. Она заказала обед в новом китайском ресторане на Сорок третьей улице. Приняла душ, переоделась, прокручивая в голове события дня. На улице резко похолодало. Она выбрала костюм из темно-красного бархата, потом налила себе виски и стала ждать Бруно.

Он никогда не опаздывал. Пришел ровно в восемь, лощеный и подтянутый, как боксер, в новом костюме в тонкую полоску, который она купила ему; на плечи он набросил тяжелое пальто из верблюжьей шерсти. Красивый как картинка, равнодушно подумала она, разрешая ему обнять себя и поцеловать в губы. Когда он начал задирать ей юбку, она оттолкнула его руку.

– Ты что, крошка? – запротестовал он.

– Я голодна. А этот костюм стоит триста долларов, – огрызнулась она. – Хватит меня лапать. Пойдем.

Он направился к подносу с бутылками. Клара не видела выражения его лица, да это ее и не интересовало.

– Хочу выпить виски, – сказал он.

– Выпьешь у Чжоу. Мы пропустим обед.

Она зашла в свою комнату и тут же вышла, накинув длинное норковое манто с капюшоном. Бруно пил из полного бокала. Клара зло посмотрела на него.

– Я сказала, что мы опаздываем. – Она повысила голос.

Бруно не двинулся с места.

– Когда мы поженимся, обедать будем дома. Я предпочитаю, чтобы мой обед и виски были на столе тогда, когда я захочу.

Она не приняла этот вызов всерьез. Он часто пытался доказать свою независимость, и она прекрасно знала, как с этим бороться. Она отбросила полу манто, уперла руку в обтянутое бархатом бедро и сказала:

– Когда мы поженимся, босс, я стану твоей карманной женушкой. А сейчас я иду обедать. Хочешь остаться – пожалуйста!

Он догнал ее уже за дверью.

* * *

Ночью, когда Клара уснула рядом с ним, Бруно Сальвиатти лежал без сна. Ему не нравилась китайская еда. После нее он чувствовал себя голодным. Весь вечер он был скучный и сонный, потому что внутри у него все кипело, но он не мог показать, как он зол. Он занимался с ней любовью, поскольку ей этого захотелось, а она умела возбудить так, что он забывал обо всем на свете. Но после этого у него остался во рту кислый осадок. Он чувствовал себя дрессированным животным, от которого требуют все новых и новых трюков. Она его околдовала, захомутала, заманила перспективой брака, но сейчас, лежа бок о бок с Кларой, он думал, как же он ее ненавидит. Она глубоко уязвила его гордость. Это было труднее всего стерпеть. Она унижала его как мужчину. Другие женщины тоже покупали ему одежду и делали подарки, но он принимал это как должное. Он любил, когда женщины заботились о нем, в ответ был великодушен и добр к ним: А эта пользовалась им и презирала его.

Еще до встречи с ней он был готов жениться, растить детей. Он преуспевал, имел хорошую репутацию. Рой Джамбино поручил ему участок. Потом он увидел ее на праздновании годовщины и приударил за ней. Он хотел выпендриться перед теми сопляками.

Казалось бы, это замечательная возможность пробиться наверх – жениться на дочери Дона, не имеющего ни сыновей, ни внуков, которые бы наследовали ему. Теперь он так не думал.

Когда наутро он проснулся, Клара еще спала. Он не стал ее будить. На кухне хозяйничала горничная. Она сварила ему кофе и яйца. Он смотрел, как она шаркает вокруг него, и думал: вот она, моя жизнь. Моя домашняя жизнь. Он выскочил из дома, не доев завтрак и не попрощавшись с Кларой.

* * *

Бывшему сыщику сержанту Майку О'Халлорену было около сорока. Свои сбережения он вложил в агентство, которое основал вместе со своим приятелем Пачеллино, и в первый год его жена была счастлива. Счастлива, что ему не грозит опасность, что он приходит домой в одно и то же время и может побыть с детьми. Она помолодела на десять лет, и их супружество процветало. Так процветало, что они оглянуться не успели, как она забеременела.

Четверо детей плюс заложенный новый дом. После этого все покатилось под откос. Маленькие долги выросли в большие; агентство в первый год несколько месяцев не приносило прибыли, и счета от доктора для жены и ребенка доставляли немало неприятностей. Он жалел, что поддался ее уговорам и ушел из полиции. Она пилила его, и он стал терять самообладание.

Их агентство провернуло несколько удачных дел, но работа была нерегулярной. Мелочевка, за которую платили гроши. Обычная слежка в связи с делами о разводах, потом посещения суда, которые занимали много времени.

Пачеллино был холостяком, ему жилось легче. Он обитал в маленькой наемной квартире и имел подружку, которая работала в торговле недвижимостью. О'Халлорен нес главную нагрузку. Когда прошло два дня, а богатая стерва из Нью-Йорка все не подавала признаков жизни, он скис. Ему показалось, что там есть чем поживиться. Но потом она позвонила лично и пригласила его на ленч. О'Халлорен не поверил удаче. Он даже согласился на ее просьбу сохранить их встречу в тайне. Чтобы знали только он и она. У нее к нему есть предложение.