— И это чудо совершили вы, мои добрый, мои милый доктор, — сказала она, взяв его нежно за руку.

— Я в этом случае был только орудием Провидения.

— Так вы думаете, доктор, что мой муж нескоро вернется?

— Сударыня, женщина, занимающая такое высокое положение в обществе, как вы, не может исчезнуть без того, чтобы все власти не всполошились; полиция разошлет агентов, сыщиков; нарядят следствие, начнут выслеживать, узнавать. Положим, в настоящем случае, благодаря предосторожностям, принятым вашим мужем, они, может быть, ничего и не откроют, но во всяком случае нужно будет выждать, чтобы об этом деле забыли. До того ваш муж не осмелится заглянуть сюда, он побоится навлечь на себя подозрение.

— Но как его могут заподозрить? Вот уже год, как он отсюда уехал. Это всем известно. Во время же нескольких часов, которые он здесь пробыл, его решительно никто, кроме вас и меня, не видал; вы же, конечно, никому об этом не скажете.

Доктор покачал головой.

— Предположите, что месть вашего мужа вполне удалась. В таком случае уже теперь полиция делала бы дознание в вашем отеле. Она не нашла бы ничего подозрительного, — согласен. Но тогда вспомнили бы о таинственном появлении корабля, о присылке им лодки, неизвестно где причалившей и не привезшей в город тех писем, о которых упоминал капитан. Затем вспомнили бы не менее таинственный отъезд корабля, состоявшийся именно в ночь вашего исчезновения. Вы сами видите, какое подозрение должно родиться вследствие подобного стечения обстоятельств. Ваш муж, сударыня, не только не подумает сюда вернуться, а, напротив, он теперь всеми силами постарается, чтобы в случае нужды могли бы засвидетельствовать, что он вчерашний день был очень далеко отсюда. Пройдет, быть может, несколько лет, прежде чем он посмеет сюда показаться.

— Все это, может быть, и правда, доктор, но когда-нибудь он вернется, и тогда он меня убьет. Вот уже два раза, как он пытался убить меня. Я не могу жить в таком постоянном страхе. Этот человек возбуждает во мне неодолимое отвращение. Я хочу, во что бы то ни стало, оградить себя от его преследования. Это мое твердое решение. Если я вас пригласила к себе сегодня утром, то именно с целью попросить у вас совета — каким образом мне избавиться от человека, который думает только об одном, а именно — как бы меня окончательно обобрать. Он самым постыдным образом растратил все свое личное состояние; вот почему он хочет меня лишить жизни. Он отлично знает, что, пока я жива, я ему не уступлю своего состояния.

— У вас разве раздельное имущество? — спросил доктор.

— Да, доктор; я имею право распоряжаться своим состоянием: покупать, продавать и т. д. в силу условия, заключенного у нотариуса. Условие это мой муж был вынужден подписать за час перед своим отъездом, взамен ста тысяч франков, которые я ему тогда отсчитала и с которыми они уехал на службу в Африку.

— И ваш муж разорен, говорите вы, сударыня?

— У него только эти сто тысяч, которые я ему дала; вернее сказать — ничего, потому что он, вероятно, их уже давно промотал. Вот почему он и приезжал сегодня ночью.

— Все это весьма вероятно. Но ведь он мог уничтожить данное условие, и, вероятно, по приезде в Африку поспешил это сделать?

— Да, я, кажется, что-то подобное слышала, но это все равно. На другой же день после его отъезда я поручила своему нотариусу ликвидировать все мое состояние и купить фонды на вырученные деньги. Это было сделано дней в десять, то есть гораздо раньше, чем мой муж доехал до места назначения. И с тех пор все мое состояние постоянно находится при мне; правда, это мне обошлось недешево. Вследствие этой операции я потеряла около трехсот тысяч.

— Вы, стало быть, очень богаты, сударыня?

— Да, — сказала она печально, — поэтому мой муж и желает меня убить.

Она встала, открыла потайной ящик прелестного столика розового дерева и вынула из него нечто вроде альбома, окованного железом.

— Посмотрите, — сказала она.

Доктор взял альбом и открыл его машинально.

— Банковые билеты! — вскрикнул он с удивлением. — Да тут их, должно быть, на огромную сумму?

— Этот альбом содержит два миллиона шестьсот пятьдесят тысяч франков, смотрите: тут четыреста билетов в пять тысяч франков и шестьсот билетов в тысячу франков. Это огромное состояние занимает, таким образом, мало места, и его легко возить с собой всюду.

— Я вижу, сударыня, что вы предусмотрительны.

— Да, доктор, я еще тогда задумала бежать и скрыться от мужа, когда он однажды попробовал меня отравить, добиваясь от меня денег.

— Отчего вы не просите развода судебным порядком?

— Но если бы мне даже и удалось добиться формального развода, разве это помешает моему мужу меня убить и обокрасть? Понятно, нет. Стало быть, не стоит и хлопотать. Впрочем, каков бы ни был исход процесса, он всегда невыгоден для женщины. Разведенная жена более ни девица, ни вдова, ни жена, — положение ее отвратительно. Нет, мне надо исчезнуть, так, чтобы мой муж и подозревать не мог, куда я девалась. Если б можно было устроить дело так, чтобы он думал, что я умерла, то это было бы лучше всего. Таким только способом могу я обеспечить свою безопасность.

Доктор помолчал несколько минут и затем ответил:

— Сударыня, я не имею чести вас близко знать: я в душе убежден, что вы невинны. Впрочем, даже если и предположить с вашей стороны какую-нибудь вину, то нет на свете такого преступления, которое бы оправдывало страшное насилие, которому вы подверглись. Для меня ваш муж злодей, изверг, — вы тысячу раз правы, желая вырваться из его зависимости. Закон бессилен вас оградить, поэтому вы сами должны позаботиться о себе. Я, со своей стороны, всеми силами буду вам помогать и прошу вас на меня безусловно рассчитывать. Теперь, скажите мне, пожалуйста, что вы придумали?

— Я решилась уехать отсюда, но, к несчастью, мне кажется, что это будет ужасно трудно устроить. Я одинока и окружена людьми, между которыми, как я подозреваю, есть шпионы моего мужа. Но это еще не все; предположим, что мне удалось бы бежать отсюда, никем из них не замеченной. Однако, как же я могу выехать из города без того, чтобы сейчас не стало известно, куда я поехала? Вы видите, доктор, что мне здесь оставаться нельзя, но нельзя и уехать, — словом, я в отчаянии. У меня есть только один человек, на которого я могу полагаться, как на самое себя — это моя молочная сестра и в то же время горничная, которая ко мне искренно привязана. Но что может сделать молодая девушка одних со мною лет, находящаяся в таким зависимом положении?

— Я полагаю, сударыня, что для того дела, которое вы замышляете, ваше одиночество — большое счастье. В подобных случаях самое лучшее не иметь сообщников и действовать одному. Затем, я полагаю, что вы могли бы прекрасно покинуть этот замок незамеченной, пользуясь тем путем, по которому вас уже раз похитили. Ваш муж воображает, что вы навеки остались в. могиле, в которую он вас бросил. Если вы, например, сегодня ночью исчезнете при подобных же условиях, то есть запрете изнутри спальню, оставите лампу зажженной, словом, устроите ту же обстановку, при которой он вас вчера похитил, то завтра утром произойдет то, что произошло бы сегодня, если бы злодейский план вашего мужа удался. Ваш муж первый об этом узнает или через своих шпионов, если они у него есть, или по газетам, потому что переполох будет ужасный. Как я вам уже говорил, персона, подобная вам, не может исчезнуть незамеченной. Ваш муж убедиться, таким образом, что вы умерли, потому что он отлично будет знать причину вашего исчезновения. В этом убеждении и будет заключаться ваше спасение. Не станет же он вас искать, зная, что вас уже нет более в живых. Вы тогда можете легко избрать себе другое место жительства и жить спокойно, не опасаясь преследований.

— Вы забываете одно, доктор. Мой муж тотчас же догадается обо всем, когда прочтет, что я исчезла сутками позже, чем он меня похитил.

— Напротив, эта разница чистые пустяки. Ваш муж вообразит себе, что это ошибка, и будет очень рад, потому что таким образом, пребывание его в этот день в другом месте будет ему легче доказать. Стало быть, сударыня, будьте сегодня веселы, как всегда. Покажитесь прислуге, как ни в чем не бывало, и вечером, часов в восемь, заприте вашу спальню и отправьтесь по тайному ходу в пещеру на берегу речки.

— Хорошо, доктор, я так и сделаю.

— Скажите мне, сударыня, — спросил тут доктор, улыбаясь, — вы не трусливого десятка?

— О нет, доктор! Я воспитана моим отцом совершенно, как мальчик. Я езжу отлично верхом и с детства занималась гимнастикой, училась фехтовать, стреляла в цель. Я постоянно сопровождала отца на охоту с гончими, умею прекрасно плавать. Мой бедный отец любил меня наряжать в мужское платье и находил, что оно мне очень к лицу. Вы видите, доктор, что при подобном воспитании из меня не могла получиться трусиха.

— Если так, сударыня, то я вполне убежден, что наш план удастся. У вас, вероятно, уцелело ваше мужское платье?

— О да, у меня целый сундук принадлежностей мужского туалета.

— Ну и прекрасно. Вы наденете вечером мужское платье, возьмете чемоданчик с мужским же бельем, и выйдете к тому месту, где я прошлой ночью спрятал в кустах кабриолет, там будет вас ожидать оседланная лошадь. Вы найдете место?

— Да, доктор, будьте покойны.

— Вы сядете на лошадь и, объехав город, не въезжая в него, поедете прямо в Байонну. Под седлом лошади будет находиться паспорт. Куда думаете вы сперва ехать?

— В Париж, доктор, там, я полагаю, легче всего скрыть следы.

— Да, вы правы. Только не берите билет прямо в Байонну. Вы говорите по-испански?

— По-испански, по-итальянски, по-английски и по-немецки. Я отлично владею иностранными языками.

— Прекрасно. У вас будет паспорт испанский, на имя молодого человека, едущего из Бургоса в Тур, чтобы повидаться с родными. Из Тура вы поедете в Бурж. Из Буржа в Орлеан. И только из Орлеана поезжайте в Париж; таким образом, никто не найдет вашего следа.

— Я непременной последую вашему маршруту, доктор, но когда же я вас опять увижу?

— Когда вы приедете в Байонну, то остановитесь в гостинице «Париж». Там останавливаются все богатые испанцы. Вы меня там найдете. Если бы, против ожидания, я не мог туда приехать, то мой сын там будет и постарается вам служить вместо меня.

— Благодарю вас, доктор, от всей души. У меня только еще есть одна просьба. Я вам говорила о моей горничной, которую я люблю, как сестру. Нельзя ли что-нибудь придумать, чтобы мне с ней не расставаться?

— Как ее зовут?

— Клер Мартен.

— Надо, чтобы она сегодня под каким-нибудь предлогом уехала. Где она родилась?

— В Шавеле, близ Версаля.

— Через час она получит письмо, в котором ее вызовут на родину по экстренному делу. Пускай она это письмо всем покажет. Вы ее рассчитаете и при всех отпустите. Скажите ей, чтобы она вас ожидала в Байонне, в предместье Святого Духа в гостинице «Большой олень». Только, пожалуйста, сударыня, скажите ей, чтобы она хорошо разыграла эту комедию; ведь в подобном деле малейшая оплошность может иметь гибельные последствия.

Тут доктор Иригойен простился с маркизой и уехал.

Маркиза позвала Клеретту и передала ей все, что было решено с доктором. Девушка запрыгала от радости и обещала маркизе в точности исполнить все, что требовалось для приведения плана в исполнение. Между тем маркиза занялась укладыванием своих драгоценностей. У нее было два обручальных кольца, вот по какому случаю: раз маркиза не нашла своего обручального кольца и, боясь гнева мужа, с которым тогда еще жила, заказала поскорее ювелиру другое. Когда ювелир принес новое кольцо, старое уже было найдено. Молодая женщина его все-таки взяла, но не сказала мужу. Она уже запирала чемоданчик, в который положила некоторые необходимые вещи, когда Клеретта вбежала в комнату, держа в руках распечатанное письмо, и объявила ей, плача и смеясь в одно и тоже время, что у нее умер дядя, который оставил ей в наследство домик со всею обстановкой и пять дойных коров.

Комедия была сыграна при людях отлично. Клеретта горько плакала, прощаясь со своей доброй барыней, которая в свою очередь не скрывала сожаления по поводу того, что теряла такую преданную горничную.

Когда Клеретта уехала, маркиза сказала дворецкому:

— Пожалуйста, Антон, постарайтесь завтра же найти мне другую горничную. Главное, чтобы она была расторопная и знала свое дело.

За обедом маркиза еще раз напомнила дворецкому про горничную, отдала приказание приготовить экипаж на другой день, так как намеревалась сделать несколько визитов по окрестным замкам, и в семь с половиной часов вечера ушла к себе и заперлась.

В восемь часов молодая женщина в мужском костюме и светлом парике садилась на приготовленную доктором Иригойеном лошадь и часа два спустя подъезжала в Байонне к гостинице «Париж».

На пороге двое мужчин дружно разговаривали и весело ей поклонились. В одном из них она узнала доктора, который заговорил с ней по-испански, называя ее дон Луис.

— Я все устроил по вашему желанию, дон Луис, — сказал ей доктор, — я нанял здесь в гостинице две комнаты, одну для вас, а другую для вашего лакея.

«Дон Луис» пристальнее взглянула на спутника доктора и узнала в нем переодетую Клеретту.

Все трое мужчин, из которых двое были переодетые женщины, вошли в гостиницу; хозяин вышел к ним навстречу и приветствовал дона Луиса по-испански. Они все вошли в номер, отведенный дону Луису.

Посреди комнаты стоял накрытый стол. По испанскому обычаю весь обед стоял на столе, подогреваемый на спиртовых горелках.

— Мой человек будет нам прислуживать, — сказал дон Луис лакею, который внес чемоданчик и остановился в ожидании приказаний.

Лакей вышел. Вслед затем маркиза заперла дверь на задвижку.

— Теперь мы у себя! — сказала она весело. — Поставь еще прибор, милочка, и садись с нами ужинать.

— Позвольте вас поздравить, дон Луис, — сказал доктор молодой женщине. — Вы так сумели изменить свою внешность, и мужской костюм к вам так идет, что, когда вы подъезжали, я узнал не вас, а мою лошадь.

— А мне, доктор, позвольте еще раз поблагодарить вас от души. Без вашего содействия я никогда не выбралась бы из моего заточения.

При этих словах молодая женщина протянула доктору руку. Доктор пожал ее с жаром и, удерживая ее своих руках, воскликнул:

— Какая неосторожность, сударыня! Как это вы оставили на пальце ваше обручальное кольцо? Разве молодые люди носят подобные кольца? Снимите его сейчас. Неужели оно было на вас и вчера?

— Да, доктор, я ношу его постоянно.

Доктор покачал головой.

— Как это я прежде не догадался об этом, — сказал он, помолчав немного, — теперь уже ничего не поделаешь.

— Что такое, доктор?

— А вот что, сударыня: при виде этого кольца, мне пришла одна мысль в голову.

— В чем же дело, доктор?

— Вот, видите, что следовало сделать, да, к несчастью, я об этом теперь только подумал. Надо было взять все, что на вас было вчера надето, в том числе и это кольцо, и все это надеть на какой-нибудь труп, который нетрудно для меня достать. Мы бы этот труп зарыли в ту могилу, из которой нам удалось вас спасти, и, таким образом, никакого бы сомнения не могло быть в том, что маркиза Жермандиа действительно сделалась жертвой преступления.

— Так за чем же дело стало, доктор? Это можно и теперь сделать. Вот кольцо, а все, что на мне было вчера, тут в чемодане…

— Зачем же вы это тряпье с собой захватили?

— Как зачем, доктор? А если бы завтра, когда меня будут всюду искать, нашли изорванное и перепачканное платье, какие бы толки и догадки оно возбудило? Нет, доктор, я не могла оставить подобной улики.

— О женщины! — вскричал доктор. — Вы всегда будете догадливее нас!

По знаку маркизы, Клеретта вынула из чемоданчика требуемые вещи, которые доктор завернул в свой плед; затем маркиза, сняв обручальное кольцо, передала его доктору.

— Да хранит вас Бог! — сказал доктор, прощаясь с маркизой. — Дай вам Бог избавиться навсегда от преследований этого изверга.

В тот самый час, когда в Байонне молодой дон Луис Парэдэс де Очоа, прибывший накануне из Мадрида, садился в почтовую карету со своим слугой, направляясь в Тур, — недалеко от Байоны, в городке Сен-Жан-де-Люс, странный, невероятный слух разнесся по всем улицам и привел в ужас жителей.

Рассказывали, что маркиза Жермандиа, одна из самых знатных и богатых городских жительниц, исчезла бесследно из своего замка на набережной реки Невеллы.

Уверяли, что утром дворецкий, которому маркиза накануне поручила отыскать новую горничную взамен той, которая была накануне отпущена, не видя маркизы в обычный час и не слыша ни малейшего шума в ее спальне решился постучаться к ней. Ответа не последовало, дворецкий попробовал отворить дверь, но она оказалась запертой изнутри на задвижку. Управляющий стал громче звать, стучать, но тщетно, ничего не нарушало тишины, царящей за дверью.

Тогда было призвана полиция и, когда взломали дверь — спальня оказалась пустой, маркиза исчезла!

Тотчас же приступили к самому тщательному дознанию: прислугу допрашивали несколько раз, весь огромный дом перешарили с чердака до подвалов, в течение всего дня происходили поиски, полицейские агенты выбились из сил, но не оказалось никакого следа побега или преступления.

— Однако не в трубу же вылетела маркиза! — заметил полицейский комиссар двум агентам, которые только что окончили тщательный осмотр спальни и пришли доложить, что никакого тайного выхода из этой комнаты они найти не могли.

— Я ведь и не говорю, господин комиссар, — ответил старший, — что не существует тайного хода, напротив, вероятнее всего, что он существует, только я вам докладываю, что мы не могли его найти.

— Стало быть, плохо искали.

— Нет, уж это напрасно вы изволите говорить, господин комиссар. В этих древних постройках тайные ходы так искусно бывают скрыты, что их только можно открыть, разобрав стены.

— Этот человек прав, — вмешался следователь. — Нечего нам долее время терять. Пошлите за мировым судьей — он наложит печати, а там видно будет, что делать.

Час спустя печати были наложены. В замке остались только дворецкий и привратник, которым было поручено караулить замок и наблюдать за сохранностью печатей.

Но полиция, несмотря на трудность задачи, не дремала. С виду дело казалось забытым, но тем не менее дознание продолжалось тайно с большой энергией.

Из Парижа прислали одного опытного сыщика. В течение целого месяца он тайно собирал всевозможные сведения по этому делу в городе и в окрестностях. По истечении этого времени, он в первый раз пришел с докладом к следователю.

— Я думаю, — сказал он, — что маркиза убита.

— Кем? — спросил следователь.

— Я бы вам ответил: ее мужем, если бы его присутствие в другом месте в то время не было доказано. Он постарается даже слишком тщательно доказать свое отсутствие.

— Ого! Берегитесь! Маркиз Жермандиа принадлежит к одному из самых знатных родов Беарна; он полковник французской армии и на очереди к производству в генералы за отличие по службе и за храбрость.

— Гм! — промычал сыщик. — Герцог Прален тоже был знатного и древнего рода, да еще пэр, а это ему помешало…

— Убить свою жену — хотите вы сказать? Но тут дело совсем другое.

— Да, в том отношении, что этот маркиз гораздо умнее свое дело обставил. Рассказывают какую-то таинственную историю о корабле и лодке, проезжавшей через весь город, нигде не причалив. Кроме того, я узнал, что этот маркиз — человек безнравственный и крайне жестокий. Они с женою уже с год, как разошлись. Ее огромное состояние, которое она всегда имела при себе — два миллиона шестьсот тысяч, — исчезло вместе с ней. Словом, хотя маркиз Жермандиа замечательно хорошо сумел скрыть следы своего преступления, но он сделал одну оплошность. Он перехитрил, и это его погубило. Зная поговорку: «Ищи кому преступление принесло пользу», я стал в этом направлении искать и, могу сказать, кое-что нашел!

— Да говорите же скорее!

— А вот пойдемте в замок Жермандиа, я вам покажу свои открытия по порядку.

Полчаса спустя, те же лица, которые в первый раз так неудачно производили обыск в спальне маркизы, опять собрались в ней. Полицейский агент, который тогда объявил, что следует разобрать стены замка, чтобы отыскать тайный ход, посмеивался, глядя на вновь прибывшего парижского сыщика.

Но сыщик не смутился; он вынул из кармана какую-то записку, просмотрев ее внимательно, он подошел прямо к стене и нажал рукой одну фигуру деревянной резьбы, которая украшала стены комнаты. Стена как бы расступилась, часть ее повернулась без малейшего шума и открыла ту лестницу, о существовании которой читателям уже известно.

— Вот через этот ход была похищена маркиза месяц тому назад, — сказал сыщик.

— Да каким же это образом вы, прибывши сюда так недавно, узнали о существовании тайного хода, о котором даже старожилы ничего не знают?

— Очень просто, сударь. Я узнал, что эта постройка существует уже без малого четыреста лет, что она имеет свою историю; мне и пришло в голову порыться в архивах города, думая, что найду, может быть, указания на ее тайны. Результат превзошел мои ожидания — я нашел план этого замка, снятый в то время, когда он служил городской цитаделью. Все тайные ходы, лестницы, подземелья, все было там очень ясно отмечено. Остальное пустяки; я удивляюсь, как никому подобная мысль раньше не пришла в голову?

— Честь и слава вам, сударь, — сказал мировой судья, — теперь спустимся по этой лестнице и посмотрим, что там скрывается.

Сыщик нагнулся и поднял фонарь, брошенный маркизой. Показывая его следователю, он сказал: «Обратите внимание на этот фонарь. Он, несомненно, морской и на нем надпись „El Relampago“ („Молния“).

— Вероятно, название таинственного корабля, — сказал следователь. — Это важная улика.

Сыщик провел всех присутствовавших до конца прохода, и там, надавив на известную ему часть скалы, вывел их через пещеру на берег речки. Тут уже ожидали их четыре лодки. Толпа любопытных собралась на берегу, и, когда увидали, что вся следственная комиссия, разместившись в лодках, отчаливает от берега, многие также достали лодки, и вскоре целая флотилия стала подниматься вверх по течению.

Пока они плыли, сыщик передал спутникам свое предположение о том, что маркиза была убита и зарыта в саду «заколдованного дома», где он открыл свежую могилу.

— Да у нас нет врача для медицинского осмотра, на случай, если мы отроем тело убитой, — спохватился мировой судья.

— А вот он, легок на помине, — возразил следователь.

В самом деле, доктор Иригойен, увидав следственную комиссию, направлявшуюся к «заколдованному дому», сел с сыном в лодку и присоединились к ней.

По указаниям парижского сыщика, они осмотрели пустой дом. На столе все еще стояли бутылка и пустой стакан. Оба доктора Иригойена, отец и сын, попробовав жидкость, находившуюся в бутылке, подтвердили, что это сильное наркотическое средство.

Полицейский комиссар, воспользовавшись пером и чернильницей, находившимися на столе, стал писать протокол.

В это время сыщик собрал валявшиеся на полу бумажные клочки и наклеивал их на лист белой бумаги.

— Что это вы делаете? — спросил его следователь.

— Прочтите, — ответил ему тот.

Это была та бумага, которую, как читатель помнит, маркиза Жермандиа разорвала в порыве негодования, отказавшись ее подписать.

Сомнения после этого уже не могло быть. Преступником был маркиз Жермандиа. Вскоре могила на лужайке была разрыта, и перед взорами изумленных зрителей предстал труп молодой женщины в белом платье, тело было в совершенном разложении, но волосы уцелели: они были совершенно схожи с волосами маркизы Жермандиа; наконец, на правой руке было найдено золотое обручальное кольцо с следующей надписью внутри: «Танкред, Леона, 25 мая 1848 года». На теле задушенного матроса была найдена рабочая книжка на имя Марциала Северина. Тело молодой женщины было крепко опутано веревками, связывавшими ее по рукам и по ногам, что служило явным доказательством, что она была заживо погребена!

Протокол подписали все члены полиции, доктор Иригойен и его сын. Так было констатировано, что маркизы Жермандиа более нет в живых.

— Теперь, — сказал сыщик, — половина моей задачи исполнена. Остается мне отправиться в Африку и постараться арестовать преступника прежде, чем до него дойдет слух о сделанных нами открытиях.

Действительно, вследствие испрошенных им в тот же день из Парижа полномочий, он выехал в Байонну и, четыре дня спустя, уже плыл в Алжир на трехмачтовом корабле, который перевозил в африканскую колонию переселенцев из земли басков.

Едва прибыл он в Алжир, как, не теряя ни минуты, отправился к генерал-губернатору.

Губернатор уже получил предписание от министра юстиции содействовать во всем сыщику. Он дал ему отряд солдат и все устроил для того, чтобы тот на другой день мог выступить внутрь страны, к тому месту, где находился маркиз.

Но когда на другой день сыщик уже садился на лошадь, чтобы отправиться в путь, его потребовали к губернатору, и он там узнал, к крайнему своему прискорбию, что три дня перед тем маркиз Жермандиа застрелился в своей палатке. Подробности об этом событии были только что получены губернатором.

Полковник получил перед этим письмо из Франции, которое его очень огорчило; впрочем, с некоторого времени он казался весьма озабоченным. На другой день по получении письма, которое он тут же уничтожил, ночью, когда все в лагере спали, полковник лишил себя жизни, пустив себе два заряда из револьвера прямо в лицо. Он был так обезображен этими двумя выстрелами, что его узнали только благодаря мундиру и кольцу, которое он всегда носил на мизинце левой руки.

Сыщик удалился в отчаянии, он готов был рвать волосы на себе от злости, что ему не удалось арестовать полковника. Смерть преступника прекращала все преследования.

Неделю спустя, бедный сыщик отбыл назад во Францию, пристыженный, как лисица, которую надула курица.

За два дня перед тем, ночью, двое незнакомцев тайно пробрались в Арзев, к берегу моря, и сели на судно испанских контрабандистов.

Один из этих незнакомцев был маркиз, другой — его преданный слуга Себастьян.

Стало быть, оба, муж и жена, находились в обоюдном заблуждении насчет смерти другого и бежали оба по разным направлениям.

Извещая об этом событии маркизу, которая уже дней десять как устроилась в Париже, на улице Монтель, доктор Иригойен прибавлял в виде постскриптума: «Не радуйтесь слишком этой смерти, сударыня; кто знает, не сделал ли ваш муж то же самое, что и вы; можно всего ожидать от человека подобного закала».

Доктор Иригойен постиг хитрость маркиза.