Заживо погребенная

Несчастная девочка выбилась из сил, стараясь ее разбудить. Наконец она поняла, что мама умерла, и лишилась чувств.

Когда она пришла в себя, она долго плакала и молилась возле окоченевшего тела своей бедной матери. Потом, не будучи в силах вырыть яму, она собрала листьев, веток, травы и покрыла тщательно тело умершей. Она весь день и всю ночь пробыла возле покойницы, молясь и плача; на другой день, повинуясь последней воле, выраженной матерью, она села на Жагуариту, и вот уже пятый день ехала одна по индейской территории, доверяясь инстинкту своей лошадки. Наконец, Богу угодно было привести к ней Армана и спасти ее от страшного одиночества.

ГЛАВА VI

По сведениям, переданным Вандой, трудно было отыскать ее отца. Кто был этот Пабло Алакеста? Графиня поняла, что всякие поиски отца Ванды были бы тщетны, и она решила оставить у себя ребенка как присланную Богом дочь. Девочка была чрезвычайно милой, умной и ласковой, и графиня привязалась к ней искренно.

Постепенно путешествие близилось к концу, по некоторым признакам уже чувствовалось, что до людей недалеко.

Было пять часов вечера, солнце бросало косые лучи на путешественников. Воздух стоял удушливый. Маленький караван продвигался медленно и с трудом по выгоревшей траве.

По временам слышались вдали какие-то зловещие раскаты и необъяснимый гул, которые возбуждали в путешественниках тревогу.

Оба воина команчи, всегда невозмутимые, на этот раз выказывали непривычное беспокойство. Несколько раз они припадали ухом к земле, тщательно прислушиваясь к этому непонятному гулу, и поднимались с озабоченным видом.

Наконец один из них дотронулся до плеча Шарбона и сообщил ему, что за ними гонятся враги и что следует ехать как можно скорее, чтобы укрыться от грозящей опасности. Шарбон пожелал узнать, какого рода опасность им грозит, но краснокожие со свойственной их племени сдержанностью ограничились тем, что указали на отдаленную возвышенность и сказали:

— Там безопасно, а здесь опасно. Ехать надо туда скоро, скоро.

Шарбон передал эти слова графине, и весь отряд пустился вскачь в указанном направлении. Лошади, мулы, будто тоже чуя опасность, старались изо всех сил, так что они вмиг достигли возвышенности. Едва они остановились, как по приказанию, данному краснокожими, все люди спешились, ухватились за топоры и стали срубать деревья вокруг себя на большом расстоянии.

Они работали с таким усердием, что менее чем за час навалили такую массу деревьев вокруг избранного ими места, что к ним доехать было бы невозможно, и в случае нападения они могли долго защищаться за этим импровизированным валом.

Со стороны реки возвышенность спускалась совершенно отвесно. Тут нападение было немыслимо. Оба краснокожих перекинулись двумя-тремя словами на своем наречии и, пролезая с необыкновенной ловкостью сквозь кучу наваленных деревьев, выползли наружу, и стали с двух противоположных сторон срывать всю траву на пространстве пятидесяти или шестидесяти шагов вокруг ограждавшего их вала.

Сложив всю траву в кучки, они ее зажгли; вскоре огненные полоски забегали от этих маленьких костров по сухой траве и, спустя четверть часа, все видимое пространство прерии было покрыто морем огня. Возвышенность, на которой наши путешественники укрепились, приняла вид островка среди огненного моря.

Солнце село, и густой мрак заменил дневной свет.

Пожар, поглотивший все по соседству, освещал еще дальний небосклон.

— Объясните ли вы мне, господин Шарбон, что все это должно означать? — спросила его графиня. — Признаться, я ровно ничего не понимаю.

— Видите ли, графиня, нам грозит какая-то серьезная опасность — какого рода, признаться, я и сам не знаю. Вот индейцы и сожгли всю растительность, которая могла бы служить защитой неприятелю или врагу. Обратите внимание на эту оголенную равнину: ведь застать нас теперь врасплох невозможно, подкрасться к нам незаметно — тоже. А мы тут так отлично укрепились, что сбросим с этой высоты всякого врага и можем отразить с успехом всякое нападение.

— Да, я теперь понимаю, что мы находимся в безопасности… Но, послушайте, что это за шум, точно отдаленные раскаты грома?

— Действительно, сударыня, — сказал Шарбон прислушиваясь, — это топот нескольких тысяч животных. Это, вероятно, переселение каких-нибудь крупных животных, может быть, бизонов. Вот и объяснение той опасности, которую предвидели команчи. Эти животные скачут по прямому направлению, все давя и топча по пути…

— Стало быть, если бы мы остались на равнине, то они нас раздавили бы?

— Да, единственная возможность от них спастись, это броситься в сторону, потому что они никогда не уклоняются от прямого направления. Но, что бизоны! От них еще можно спастись; гораздо опаснее те спутники, которые их сопровождают. Ягуары, пантеры, красные волки скачут вокруг них, стараясь поживиться отставшими или сбившимися в сторону бизонами. А за ними — хищные звери, страшнее всех перечисленных мною — индейцы.

В это время вдруг полил сильный дождь, хотя небо оставалось ясным и ни одного облачка на нем не виднелось, дождь все усиливался и превратился в ужасный ливень.

Этот необъяснимый и невероятный дождь повторяется довольно часто в жаркой полосе Америки, и до сих пор еще нельзя было найти ему удовлетворительного объяснения.

Все поспешили укрыться от ливня, который, спустя несколько минут, быстро прекратился. Земля, вся потрескавшаяся жары, так скоро впитала в себя влагу, что, не будь на деревьях блестевших капель дождя, можно было бы принять это явление за сон.

Гул и топот все приближались: при свете луны можно было заметить бежавших бизонов, как бы спасавшихся от какой-то опасности. Действительно, гонясь за ними или скача сбоку, виднелись длинные грациозные тени ягуаров и пантер, старавшихся прыгнуть на спину какого-нибудь отбившегося в сторону бизона.

— Все по местам! — крикнул Шарбон.

Охотники и пеоны схватили свои ружья и расположились цепью за валом срубленных деревьев.

Число скакавших бизонов все увеличивалось: они покрыли всю равнину. Эти глупые и упрямые животные бежали, плотно прижавшись друг к другу, опустив головы вниз, выставляя вперед рога, фыркая и потрясая воздух диким ревом, который, сливаясь с топотом десятков тысяч ног, производил гул, похожий на громкие раскаты грома.

Когда один бизон падал, то остальные продолжали свой путь, затаптывая его до смерти. Рев диких зверей, которые скакали по бокам колонны, стараясь схватить добычу, и вой шакалов и красных волков — все вместе, составляло поистине адский концерт.

Прошло более часа, а бизоны все продолжали бежать мимо, и количество их, по-видимому, не уменьшалось.

Вдруг Дардар бросился к обрыву, обращенному к реке, и неистово залаял.

— Два человека со мной! — крикнул Шарбон. — Тут что-то случилось; и он побежал к обрыву.

Дардар перестал лаять, напротив, он радостно махал хвостом и весело бегал вдоль обрыва, заглядывая по временам вниз.

Пристроив двух стрелков за кустом, Шарбон лег на землю и осторожно стал смотреть вниз.

Он увидел очертание человека, прицепившегося к какому-то корню, выходившему из отвесной стены обрыва.

Стараясь как можно менее выставлять вперед голову, Шарбон спросил по-индейски:

— Кто тут?

— Это я, Тахера.

— Наш третий воин команчи?

— Да.

Шарбон подозвал своих двух товарищей; сбросив индейцу лассо, они втащили его на возвышенность.

— Ну что? — спросил Шарбон.

— Кальер 9 для синьоры! — ответил кратко краснокожий.

Шарбон отвел его к графине; письмо оказалось от Жерома. Вот его содержание:

«Графиня!

Я потерпел неудачу в одном деле, но зато мне вполне удалось другое.

Я вскоре буду у вас и привезу вам радостную весть. Прикажите Шарбону удвоить предосторожности и глядеть в оба. В местности, где вы находитесь, появился ужасный бандит, который предводительствует шайкой грабителей. Он, может быть, попытается на вас напасть ночью; защищайтесь, я постараюсь вовремя подоспеть. Укрепитесь хорошенько в какой-нибудь неприступной местности. Я вам посылаю Тахеру, он берется вас скоро отыскать и передать вам эту записку до ночи.

Ваш преданный слуга

Жером Дерие.

Асиенда дель Параизо 10.

7 мая, 1865, 11 часов утра».

Тахера, видя, что графиня кончила читать письмо, сказал ей по-испански:

— Могучий Дуб (он так называл Жерома) вышел из асиенды дель Параизо с народом при закате солнца. Он идет сюда, в саванну. Он воин. Тахера знает, где его найти. Он его приведет прямо сюда. Синьора даст Тахере кольер к Могучему Дубу. Она все объяснит. Тахера видит ночью, как ягуар. Тахера ждет.

— Сейчас, Тахера, — ответила графиня, — я вам дам письмо.

Несколько минут спустя, индеец с помощью того же лассо спускался вниз по обрыву и вскоре скрылся во мраке.

Шарбон расставил часовых вокруг всего лагеря и приготовил несколько веревок с узлами, которые он привязал к деревьям, уцелевшим вдоль обрыва.

Потом он влез на самое высокое дерево и стал смотреть на равнину, стараясь разглядеть бежавших бизонов.

Стадо скакавших животных значительно поредело, и между ними происходило явное замешательство. Вглядевшись пристальнее, Шарбоно разглядел человек тридцать краснокожих, вооруженных пиками и преследовавших обезумевших от страха животных. Они старались отрезать их от остальных и угнать в сторону.

Вдруг раздался пронзительный крик водяного ястреба.

В ту же минуту, индейские всадники, не думая больше о своей добыче, пришпорили коней и вмиг исчезли вдали.

Бизоны, воспользовавшись этой минутой, примкнули к остальным бежавшим животным и тоже вскоре исчезли из виду.

Шарбон старался понять причину, заставившую храбрых детей степи бежать таким постыдным образом когда внимание его было вдруг привлечено движением, которое стало заметным в глубокой и узкой лощине недалеко от занимаемой ими возвышенности.

Многочисленная толпа всадников в разнообразной одежде ехала рысью по лощине и вскоре выехала на поляну. Свет луны отражался на концах их пик и ружейных стволах. Все были завернуты в длинные темные плащи и носили широкополые мексиканские шляпы.

Сомнения не могло быть — это была шайка «страшных хищников». Число их было значительно; их было по крайней мере около восьмидесяти человек. Выехав на средину поляны, всадники остановились. Один из них, по-видимому, главный, подозвал к себе двух всадников и отдал им какие-то приказания. Вслед за тем оба всадника поскакали в направлении, куда исчезли индейцы. Остальные спешились и расположились лагерем как раз против укрепленной возвышенности, на которой находился Шарбон со своим отрядом.

В несколько минут они огородили свой лагерь невысокой изгородью, привязали лошадей, не снимая с них ни седла, ни узды, и зажгли вокруг лагеря десять костров.

ГЛАВА VII

Несмотря на внешнее спокойствие хищников, которые расположились вокруг костров, куря и мирно разговаривая между собой, Шарбон остался на своем дереве и продолжал наблюдать за ними.

Благодаря прекрасной зрительной трубе, с которой он никогда не расставался, он легко видел все, что делалось в лагере бандитов.

Уже прошло более часа и большая часть их спала крепким сном. Полнейшая тишина воцарилась в пустыне. Шарбон взглянул на небо и по звездам определил, что уже за полночь. Часов через пять уже солнце должно было взойти. Но сколько еще в течение этих пяти часов ночи могло случиться непредвиденного!

Шарбон услыхал под собою шорох, кто-то взбирался на то дерево, на котором он расположился, — это был Арман де Валенфлер.

Охотник указал ему на лагерь, расположенный посреди равнины, и передал зрительную трубу.

— Посмотрите, — сказал он, — кажется, как будто они покоятся мирным сном, а между тем, я убежден, что они что-то против нас замышляют. Но что это там, направо, по дороге движется? Дайте мне зрительную трубу!

Шарбон не ошибался: по дороге быстро приближались пять всадников, трое из них были краснокожие индейцы.

Вдали показался целый отряд индейцев, но он ехал медленнее и остановился вне выстрела от лагеря бандитов.

По всему можно было догадаться, что два всадника, отправленные по прибытии хищников в прерию, догнали охотившихся индейцев и предложили им войти с ними в союз, вероятно, против наших путешественников, которые, за исключением Шарбона и Армана, безмятежно спали, не чувствуя близкой опасности.

Между тем пять всадников подъехали к лагерю бандитов и вошли в него. Все спавшие мигом вскочили, и краснокожие были немедленно представлены предводителю. Краснокожие эти принадлежали к самому кровожадному индейскому племени апачей.

Главарь хищников с притворным радушием принял трех индейских вождей, приказав подать чубук совета. Когда каждый из присутствующих затянулся два раза из чубука, по обычаю краснокожих, главарь предложил им присоединиться к нему, чтобы напасть на укрепленный лагерь путешественников, который виднелся на возвышенности. Переговоры велись недолго, индейские вожди согласились на предложение бандита, и он велел принести кувшин водки, чтобы закрепить заключенный союз.

Краснокожие потребовали еще бочонок водки в задаток, обещали через час соединенными силами напасть на лагерь мирных путешественников. Но, взяв бочонок с водкой и приблизившись к отряду, оставшемуся вдали от лагеря, они о чем-то переговорили между собой и, пришпорив лошадей, скрылись. Очевидно, им хотелось только добыть водку, помочь же хищникам в разграблении чужого лагеря они никакого желания не имели.

Однако время шло, и оставалось только не более трех часов до рассвета, когда Шарбон заметил какое-то беспокойное движение в лагере хищников.

Некоторые из них садились на лошадей и выезжали на дорогу по тому направлению, по которому скрылись индейцы. По всему видно было, что они с нетерпением ожидали их возвращения.

Главарь бандитов ходил взад и вперед, топая ногами от досады, но индейцы все еще не показывались.

Наконец, убедившись, что новые союзники самым бессовестным образом надули его, он приказал своим людям готовиться к нападению.

Но несколько часов, потерянных хищниками в тщетном ожидании индейцев, были употреблены с пользою нашими путешественниками. Они постарались укрепить свой лагерь на всех пунктах и, кроме того, вырыли глубокий ров за валом, вкопали в его дно заостренные кверху колья и покрыли его хворостом и травой.

Так устраиваются западни для хищных зверей в пустыне.

Шарбон уговорил графиню поместиться с Дардаром на краю обрыва, как в наиболее безопасном месте, а сам вернулся к защитникам вала.

Бандиты, сев на лошадей, молча подъехали к подошве горы, на которой помещались путешественники. Они сначала попробовали въехать на нее верхом, но это оказалось невозможным: глинистая почва скользила под копытами лошадей, и они должны были сойти с них и карабкаться наверх пешком.

Вдруг раздались выстрелы, и восемь человек упали, как пораженные громом.

Лошади, стоявшие у подножия горы, поскакали обратно к лагерю, фыркая от страха.

— Вперед! — крикнул Майор (это был он). — Вперед! Задавим их, как мух!

Осажденные притаились: ни один звук не долетел до осаждавших, лагерь казался брошенным. Ободренные бандиты лезли все вперед, опережая друг друга; вал был уже близок, и, казалось, никто его не защищал.

Вдруг раздался треск сучьев и ужасные крики — крики агонии и смерти. Почва исчезла под ногами бандитов, они упали в приготовленную им ловушку. Они свалились на острые колья рва, давя друг друга, а в эту минуту осажденные открыли беглый огонь по этой, хотя и сплоченной, но беззащитной массе.

Майор собрал вокруг себя уцелевших товарищей и старался ворваться с ними в центр укрепленного лагеря, но он был встречен такими меткими и беспрерывными выстрелами, что ему пришлось отступить. Панический страх овладел бандитами, не слушая криков и увещаний своего предводителя, они бросились бегом вниз, и ему поневоле пришлось последовать за ними.

Только спустившись на поляну, Майору удалось остановить беглецов.

Тут они стали считать уцелевших. До боя их было восемьдесят семь человек. Двадцать два были убиты и двенадцать так тяжело ранены, что должны были выбыть из строя; стало быть, их отряд теперь состоял только из пятидесяти трех человек.

Бандиты стали совещаться.

Решено было прибегнуть к хитрости; их неудача произошла оттого, что они отнеслись к путешественникам пренебрежительно, не предполагая в них подобного умения защищаться.

Майор удалился со своими людьми на некоторое расстояние, и вместо того чтобы идти опять прямо на приступ, он попробовал взобраться на возвышение по правому склону в одном месте, где еще уцелели трава и кустарники. Затем, вместо того чтобы идти открыто, они спрятались в траве и тихо поползли вверх.

Уже звезды начинали бледнеть и на горизонте показалась светлая полоса, восход солнца был близок, нужно было спешить.

Бандиты добрались до вала из срубленных деревьев, а осажденные, по-видимому, все еще не замечали их приближения. Они остановились. Майор прополз между деревьями и ветвями и стал оглядываться кругом.

В эту минуту над рекой пронесся крик водяного ястреба. Разбойники с беспокойством прилегли плотнее к земле, Майор тоже притаился между сваленными деревьями: этот крик показался им сигналом. Но прошло двадцать минут тягостного ожидания, и ни малейшего шума не было слышно. Майор, успокоившись, продолжал ползти вперед. Он совсем пролез через набросанные деревья. Огороженная поляна казалась совершенно пустой. Один за другим проникли туда же и все остальные бандиты, но, собравшись вместе, они с изумлением убедились, что путешественники исчезли каким-то непонятным образом.

— Вперед! — крикнул Майор, обнажая саблю.

Но в ту же минуту раздался страшный залп, и на разбойников посыпался град пуль со стороны невидимого неприятеля. Пули летели отовсюду и, когда луч восходящего солнца осветил площадку, бандиты увидели себя окруженными шестьюдесятью вооруженными людьми.

Однако разбойники не сдались, они знали, какая участь могла их ждать в плену, и поэтому предпочли бороться до последней капли крови и умереть на поле битвы. Майор рванулся вперед, пролагая себе путь саблей, но, не зная, куда направиться, он вбежал в палатку, распорол ударом сабли противоположное полотно, чтобы выбежать из нее, когда нежный, ласковый детский голос раздался возле него:

— Ах! Папа! Папа! Ты ли это? Разве ты меня не узнаешь?

Майор невольно обернулся в ту сторону, откуда услышал этот голос, крик удивления вырвался из его груди, его лицо исказилось и страшное отчаяние выразилось на его лице.

Ребенок, плача и рыдая, протягивал к нему ручонки и повторял с выражением отчаяния и мольбы:

— Папа! Папа! Я — Ванда, узнай же меня! Возьми меня, я боюсь!

Он сделал движение, чтобы броситься к ребенку, но показались несколько человек, которые уже прицелились в него.

— Дитя! Твой отец умер! — крикнул он хриплым голосом.

И, бросившись на вновь пришедших, он заставил их отступить; выпрыгнув из палатки, он добежал до обрыва, бросился вниз и, по-видимому, исчез в волнах реки.

— Папа! — крикнула в последний раз девочка, и в страшном нервном припадке упала на руки графини, которая была немой свидетельницей этой мгновенной и трогательной сцены.

— Неужели этот человек ее отец? О! Бедный ребенок! — воскликнула она, покрывая девочку поцелуями.

Всех бандитов перебили, ни один не остался в живых. Жером и его друзья как раз подоспели вовремя, чтобы спасти графиню от нападения хищников. Они взобрались на площадку с помощью приготовленных веревок с узлами, которые графиня спустила им, услыхав крик водяного ястреба.

ГЛАВА VIII

В американских степях борьба бывает всегда беспощадна. На этот раз, как и всегда, бой только тогда прекратился, когда ни одного противника не осталось в живых.

Один Майор спасся. Необходимо было непременно его схватить. Все бросились к реке, думая найти его разбившимся после отчаянного прыжка с обрыва. Но путешественники ошиблись.

Майор, воспользовавшись темнотой, не бросился вниз с обрыва, а только лег плашмя на край и, нащупав одну из веревок, по которым влезли товарищи Жерома, преблагополучно спустился вниз, не получив ни единой царапины.

Найдя там спутанных лошадей, оставленных также спутниками Жерома, он сел на одну из них и, заставив ее войти в реку, поплыл к другому берегу, так что бросившаяся за ним погоня заметила его лишь тогда, когда он уже переплыл значительную часть реки. Они с досады выстрелили в него несколько раз, но пули его не задели, и он, доплыв до противоположного берега, исчез в темноте.

Спасители графини де Валенфлер были по большей части мексиканские вольные солдаты, называющие себя сивикосами. Эта стража набирается из охотников и авантюристов всех стран; ее назначение защита асиенды и ранчо от нападения краснокожих. Содержатся сивикосы на счет богатых асиендерос и ранчерос Соноры и прибрежных штатов, находящихся недалеко от индейской территории. Сивикосы отличаются неустрашимостью, жестокостью и весьма сомнительной честностью. Они никогда не берут пленных.

Каждого взятого ими индейца подвергают страшным пыткам и затем убивают.

Собственно, эти сивикосы часто нападают переодетые на те фермы, которые должны были бы защищать, и производят такие же опустошения, как те индейцы, против которых они призваны бороться.

По окончании борьбы, сивикосы немедленно отправились в лагерь Майора, где перебили раненых и увели лошадей, навьючив на них все, что награбили.

Потом, осмотрев тщательно карманы убитых и присвоив себе все, что в них нашли, они перевешали все семьдесят с лишком трупов на уцелевших деревьях.

Графиня пришла в ужас при виде этой кровавой расправы. Ею овладело непреодолимое желание поскорее убраться от этого места, где запах крови вызывал в ней тошноту.

По ее приказанию, Жером распорядился о немедленном снятии лагеря. В это время к графине подошли два охотника из числа подоспевших ей на выручку, которых она еще не знала, это были Темное Сердце и Железная Рука.

Двойной крик удивления вырвался у графини де Валенфлер и у Темного Сердца. Они друг друга узнали.

Настало молчание. Они своим глазам не верили — такой сказочной казалась им эта встреча посреди американской пустыни.

— Вы, сударыня… Вы здесь! — вскрикнул наконец охотник дрожащим от волнения голосом.

— Я самая, — ответила она, улыбаясь и протягивая ему руку, которую он почтительно поцеловал.

— Давно я не имел чести вас видеть, — сказал он. — Я проехал весь материк, чтобы вас найти, но совершенно напрасно. Вы уже тогда оставили Нью-Йорк, и никто не мог мне сказать, куда вы уехали. Писем от вас я тоже не получал.

— Да, по некоторым причинам, которые вы узнаете, я должна была переехать в Канаду, где и поселилась близ Квебека.

— Последнее письмо, которое я от вас получил еще в 1857 году, возбудило было во мне несбыточные надежды…

— Не говорите — несбыточные; разве вы не понимаете, почему вы меня теперь тут встретили.

— Как! Что вы этим хотите сказать?..

— Надо же было вас отыскать, тем более что я надеюсь возвратить вам потерянное счастье.

— Ах, сударыня, не говорите мне этого — я способен вам поверить; а вы сами знаете, что для меня не существует более счастья на земле.

— Вы с ума сошли, мой друг! Кто вам мешает мне верить? Разве я вас когда-нибудь обманывала?

— Нет, сударыня, простите меня великодушно! Но то, на что вы намекаете, слишком уж хорошо!..

— Бог даст, это осуществится!

Охотник глядел на нее растерянным взглядом, он боялся с ума сойти.

— Надейтесь! — сказала она ему, ласково улыбаясь, и, подозвав Жерома, велела ему ехать по направлению к асиенде «Флорида».

— А я, было, ехал в асиенду Дель-Парайзо, — ответил Жером.

— Мне в той асиенде делать нечего, — ответила графиня, — а на «Флориде» меня ждут. Бывали вы в этой асиенде? — спросила она рядом ехавшего с нею Темное Сердце, в котором, конечно, читатель уже узнал Юлиана Иригойена, а в его друге — Бернардо.

— Нет, я на ней никогда не был, — ответил Юлиан. — Но я знаком с ее хозяином; это дон Кристобаль де Карденас, потомок древних инков; он в настоящее время алькад-майор в Тубокском президентстве. Месяца два тому назад мне удалось спасти его с семейством из рук того разбойника, который сегодня на вас напал. Признаться, я сегодня своим глазам не верил, видя его в живых, после того как, по моему приказанию, он был брошен в степи без оружия, без пищи и со связанными руками и ногами. Этому человеку сам ад покровительствует! Зачем я его тогда не убил и не лишил раз навсегда возможности вредить другим! Впрочем, он говорил со своим сообщником на языке басков, и это меня растрогало.

— Как! Этот человек говорил на языке басков! — воскликнула графиня, бледнея и всплеснув руками.

— Да, сударыня. Он на этом языке так же свободно объяснялся, как и я, и знаете, кто был его сообщник? — Фелиц Оианди!

— Фелиц Оианди! Этот изверг еще жив?

— Да. Я его помиловал.

— Но этот Майор, кто он?

— Не знаю, сударыня.

Графиня задумалась. Некоторое время они ехали молча. Потом Юлиан, обратив внимание на миловидность Ванды, полюбопытствовал, — кто она? Графиня передала ему все, что мы уже знаем, и кончила тем странным событием, свидетельницей которого она была, когда девочка узнала в Майоре своего отца. Юлиан ей тоже рассказал, что в маленьком городке Санта-Фе 11, действительно жила некто донна Люс Алакеста, муж которой вел весьма странный образ жизни, исчезая по целым месяцам; звали его дон Хосе Моралес (по испанскому обычаю, жена сохраняет свою фамилию, выходя замуж).

В это время Жером подъехал к графине и доложил ей, что через час они будут во «Флориде», но что на дороге виднеются всадники, по-видимому, выехавшие к ним навстречу, и поэтому он ждет ее приказаний.

— Поезжайте и узнайте, кто они, если эти всадники те, которых мы ждем, приветствуйте их и представьте мне.

Жером поскакал во всю прыть вперед.

ГЛАВА IX

«Флорида» возвышалась и, вероятно, до сих пор возвышается на вершине скалы, принадлежащей к последним отрогам Сиерра-Сан-Хосе, вершины которых покрыты вечными снегами.

Эта великолепная асиенда была построена одним из предков теперешнего владельца.

Она была окружена массивным частоколом, в котором было четверо ворот, снабженных решетками. Вечером решетки спускались, и ворота крепко-накрепко запирались.

Кругом дома возвышались строения, предназначенные для жилища многочисленных вакерос, пеонов и других служителей асиенды. В пространстве, окруженном стенами, находились корали для лошадей и коров, и огромная «уэрта», через которую протекала речка, образуя в нижней своей части водопад. Сад этот примыкал к парку или, лучше сказать, к роще, в которой дичь водилась в изобилии.

Жером подъехал к неизвестным всадникам и вступил с ними в разговор. Их было четверо и на них были роскошные костюмы богатых ранчерос.

— Да это синьор дон Кристобаль с сыном, доном Панчо! — воскликнул Жером. — Двое других, которые с ним едут, должно быть, его приближенные — я их не знаю.

Всадники приближались; графиня де Валенфлер поехала к ним навстречу.

— Я несказанно рад, — сказал ей дон Кристобаль, — что имею счастье встретить вас в своих владениях. С этой минуты я вас прошу считать себя полной хозяйкой и смотреть на меня, как на самого преданного вашего слугу.

— Вы слишком любезны, дон Кристобаль, — ответила графиня с очаровательной улыбкой, — я у вас прошу только простого гостеприимства, оказываемого вообще путешественникам.

Дон Кристобаль представил графине своего сына, она в свою очередь познакомила их с Арманом, и все тронулись в путь.

Вдруг графиня, вспомнив что-то, остановилась и подозвала к себе Жерома.

— Отпустите, пожалуйста, всех этих добрых слуг, которые нас так храбро защищали. Передайте каждому из них две унции золота, не как плату, но в знак моей искренней благодарности.

Жером поспешил исполнить желание графини и вскоре крики: «Да здравствует графиня!» засвидетельствовали ей благодарность всех этих людей.

Во время этих переговоров Темное Сердце и Железная Рука оставались в стороне. Они перекинулись несколькими словами, повернули лошадей, влились в ликовавшую толпу пеонов и сивокосов и вскоре исчезли никем не замеченные.

Дон Кристобаль де Карденас отправил вперед одного из сопровождавших его людей, который занимал у него должность дворецкого, чтобы известить о скором их прибытии в асиенду.

Уже вдали виднелись зубчатые стены асиенды, когда графиня в разговоре с доном Кристобалем вспомнила о Темном Сердце и хотела его подозвать к себе, но его нигде не оказалось. Тут Шарбон объявил, что он видел, как охотник со своим другом уехали назад, по направлению к пустыне.

Графиню это известие чрезвычайно опечалило, и на выраженное ею желание во что бы то ни стало разыскать двух охотников, один из трех, сопровождавших ее вождей краснокожих, именно Тахера, предложил ей написать письмо к Темному Сердцу, говоря, что он, с помощью товарищей, берется его найти.

Графиня поспешно написала несколько слов карандашом, и краснокожие, простившись с нею, вскоре скрылись из виду.

— Поедемте скорее, синьора, — сказал графине дон Кристобаль. — Если бы вы знали, с каким нетерпением нас ожидают в асиенде!

— Могу вас уверить, дон Кристобаль, что нетерпение обоюдное. Скажите, пожалуйста, я заметила на веранде молодую женщину изумительной красоты, не она ли это?

— Она, графиня! Но разве вы ее не знаете?

— Я ее давно знаю, но в лицо увижу сегодня в первый раз.

Дон Кристобаль был весьма озадачен этим странным ответом.

ГЛАВА X

Темное Сердце и его друг, оставив отряд графини, не простившись ни с кем, поскакали галопом по степи.