ГЛАВА XXI

Мексиканцы любят, чтобы свадебные торжества длились по крайней мере две недели. Гости не покидали асиенду. Каждый день был новым праздником; пир шел за пиром и все должно было завершиться большой охотой, устроенной Железной Рукой и прочими охотниками, не исключая и команчей, в честь друзей их и товарищей Темного Сердца и Железной Руки. Охота должна была продолжаться восемь дней. Со своей стороны, дон Кристобаль, желая достойным образом отблагодарить за приглашение, делал также большие приготовления. В назначенный день, на рассвете, блестящий поезд двинулся со двора асиенды. Впереди ехали пятьдесят вооруженных вакеро под предводительством Но-Игнасио; за ними, верхом на чудных лошадях, следовали великолепно одетые гости, числом более трехсот. Длинный обоз, нагруженный палатками, провиантом, кухонной посудой, замыкал шествие. Сбоку гарцевали разведчики. Высокие травы так легко могут скрыть засаду! На этот раз, впрочем, бояться было нечего. Кавалькада была слишком многочисленна и хорошо вооружена, чтобы кто-либо осмелился напасть на нее. Сборный пункт, на котором охотники ожидали своих гостей, отстоял часов на шесть езды от асиенды. На половине пути Юлиан подъехал к Эдуарду Пети. Почтенный капитан казался восхищенным. Он бодро сидел на красивом мустанге, улыбаясь по сторонам.

— Ну что, капитан, — весело спросил его Юлиан, — как вам понравилось флоридское гостеприимство?

— Слов не нахожу, — с восторгом отвечал капитан. — Просто не знаю, во сне ли я вижу, или наяву… Жаль, что скоро придется расстаться со всеми этими чудесами.

— Будто вы уже собираетесь в Гуаймас?

— Пора… Покуда я здесь кучу, там черт знает, что делается.

— Ничего. Пусть матросики повеселятся!

— Веселиться — пусть веселятся, но дезертировать не следует. А мне дали знать, что один негодяй, взятый мною из жалости, выкинул подобную штуку…

— А экипаж ваш велик?

— Достаточно… шестьдесят человек, все на подбор… исключая, впрочем, этого мерзавца Жоана! Но если он только попадется ко мне в руки…

— Послушайте, капитан, я хотел с вами поговорить… Наймите еще человек двадцать. Мы поедем с дамами и всякие предосторожности будут не лишни…

— Извольте… Да вы не беспокойтесь, — прибавил он, смеясь, — у нас есть чем защищаться. «Belle Adele» вооружена не хуже любого военного судна. У меня контрабандой припрятаны две пушки и шесть камнеметных мортир. Покуда мы в гавани, все шито-крыто, но как только мы выйдем в открытое море, сейчас артиллерию вверх на палубу!.. Все, знаете, лучше, на всякий случай…

— Прекрасно, капитан; вы, видно, любите предосторожность. Тем лучше! Значит, я могу на вас рассчитывать и надеяться, что вы не забудете навербовать еще несколько матросов?

— Хорошо, хорошо! Будьте покойны!

Было около десяти часов, когда караван достиг сборного пункта.

В несколько минут образовался настоящий лагерь. Шатры были раскинуты, повара весело застучали ножами. Утомленное общество, тотчас после роскошного завтрака, отправилось спать. В четыре часа все опять сели на лошадей и охота началась. Охотники и краснокожие не поленились заготовить облаву для своих гостей. Целых восемь дней перед ними пробегали стада бизонов, лосей, антилоп и прочее. Для разнообразия иногда натыкались на ягуаров и медведей. Юлиан был царем охоты.

Все шкуры убитых зверей были раскуплены доном Кристобалем и его гостями, к великой радости охотников и краснокожих, не избалованных щедротами обыкновенных купцов. На девятый день кавалькада тем же порядком вернулась в асиенду, и гости стали разъезжаться по домам. Капитан Пети уехал одним из первых. Все заметили, что перед отъездом у него был длинный разговор с доном Кристобалем, но никто не придал этому особого значения.

Прошло более месяца. Юлиан и Бернардо торопились кончать свои дела. Тот и другой далеко не были богаты. Все состояние их заключалось, по их расчетам, в сотне тысяч франков, лежавших в банке Скруба и К°, в Эрмосильо. Они знали, что им придется много работать, но оба были молоды, сильны духом и телом, и будущее не страшило их. По правде сказать, им жаль было покинуть беспредельные и таинственные степи, к которым они так привыкли. Тут они были действительно свободны! Цивилизованная жизнь невольно их смущала. Они чуждались сердцем ее условностей, требований и однообразия. Но Дениза никогда не смогла бы свыкнуться с треволнениями степной жизни. Несмотря на любовь ее к мужу, жизнь ее была бы рядом определенных лишений. А нужно, чтобы она была счастлива! Юлиан и Бернардо этого хотели и решились расстаться с цветущими саваннами и девственными лесами. Настал день отъезда. Но накануне графиня де Валенфлер получила письмо, изменившее весь план ее путешествия. Важные дела требовали ее возвращения в Канаду. Однако она все-таки захотела проводить друзей своих до Урэса, куда отправлялся доктор в сопровождении новобрачных, желавших подольше быть с ним и воспользоваться случаем, чтобы проститься с генералом X.

Хозяева асиенды плакали, расставаясь с ними.

— Прощайте, мой добрый друг! — сказал Юлиан, обнимая в последний раз дона Кристобаля и садясь на коня.

— Не прощайте, а до свидания, — отвечал тот. — Я надеюсь видеть вас скорее, чем вы думаете… Мне нужно, наконец, побывать в вашей прекрасной Франции…

Радостное восклицание встретило это заявление.

— Да, — продолжал дон Кристобаль, — Бог даст увидимся в Париже, и заранее прошу вас не отказать мне в гостеприимстве.

Юлиан засмеялся.

— А я заранее обещаю вам, — сказал он, — гостеприимство самое радушное, Но, к сожалению, не роскошное.

— Кто знает, — тонко улыбаясь, отвечал дон Кристобаль.

Многочисленный конвой сопровождал путешественников. Они ехали не спеша, останавливаясь на ночь, и, таким образом, через двенадцать дней после отъезда из асиенды, прибыли в Урэс. Неожиданная радость ожидала их там. Генерал X. дал в их честь большой обед. Общество было избранное и разговор, разумеется, вращался исключительно около последних событий в асиенде. Когда подали шампанское, генерал встал и, обращаясь к Юлиану и Бернардо, сказал:

— Господа, я с нетерпением ожидал вашего приезда в Урэс и счастлив, что могу наконец выразить вам мое глубокое уважение и сказать, что я ничего не забыл… -он произнес эти слова с особенным ударением.

— Генерал… — пробормотал смущенный Юлиан.

— Да, господа, — продолжал генерал, — к вам были несправедливы. Я считаю лишним распространяться на этот счет: вы меня и так понимаете. Одним словом, вы имели право требовать удовлетворения от правительства, и оно вам в нем не отказало: награждаю вас орденами Почетного легиона! Все сознают важность услуги, которую вы нам оказали истреблением самой опасной шайки бандитов.

Радость друзей еще более увеличилось, когда они узнали, что дон Кристобаль получил то же отличие.

Когда настала минута расставания, доктор и графиня де Валенфлер решили проводить отъезжавших до Гуаймаса. Путешествие продолжалось при тех же условиях, как в начале. Ехали только днем, и то исключительно в те часы, когда солнце не пекло. Не доезжая трех лье до Эрмосильо, дорога разветвлялась: одна ветвь вела в самый город, другая в Сонору. На самом перекрестке караван встретился с крытыми носилками, пристроенными на двух мулах, и окруженными несколькими всадниками.

Один из них, лицо которого скрывалось под широкими полями соломенной шляпы, был одет матросом. В ту минуту, когда оба поезда поравнялись, матрос быстро нагнулся к носилкам и что-то прошептал. Спущенные шторы быстро раздвинулись. Бледное, изнуренное лицо, искаженное страшным волнением, показались в окне.

То был Майор. Предчувствие Навахи и Юлиана оправдались. Преданная любовь донны Люс еще раз спасла его! За два дня до атаки асиенды Майор спешно вызвал свою жену в лагерь. По окончании экспедиции он, если читатель помнит, надеялся бежать, но не иначе как увозя с собою ту, которую продолжал любить, как в первые дни их супружества. Когда он двинулся против «Флориды», донна Люс не хотела оставить его, но, боясь за нее, Майор спрятал ее в соседнем лесу под охраной нескольких наиболее верных ему бандитов. Донна Люс долго ждала его возвращения. Придя наконец в отчаяние, она послала разведчиком одного из своих телохранителей, и тот вскоре вернулся с ужасной вестью. Она поклялась спасти своего мужа. Убедившись, что победители разошлись, донна Люс в сопровождении бандитов отправилась на место побоища. Любовь одна способна внушать подобную преданность! Молодая женщина долго разбирала изуродованные ранами и предсмертными судорогами трупы. Наконец она нашла того, кого искала. Майор лежал бездыханный, холодный, весь истекавший кровью… С помощью бандитов она, не страшась опасности и затруднений, перенесла его в грот Каскада. Там Майор более месяца боролся со смертью. Когда ему стало немного лучше, донна Люс перевезла его в Эрмосильо, в дом своих родных, где его окружили всяческой заботой. Любовь донны Люс вернула жизнь этому мерзавцу!

Случай свел Майора с Жоаном, бежавшим с «Belle Adele».

Жоан был негодяй, имевший полное право бояться закона. Нанимаясь к капитану Пети, единственной мыслью его было бежать в первом попавшемся американском порту. После встречи с Себастьяном, который, к слову сказать, далеко не был с ним так скрытен, как хвастал потом Майору, Жоан отправился к тестю бандита. Почтенный банкир был в то же время и шпионом, и даже подчас вербовщиком своего зятя. Жоан показался ему человеком подходящим, и, по прибытии Майора в Эрмосилъо, он приставил его к нему. Между тем здоровье Майора медленно поправлялось. Слабость все не проходила. Доктора решили, что воздух Эрмосильо ему вреден, и посоветовали донне Люс везти его в Сонору. Она тотчас же поехала приготовить все нужное, а на другой день в закрытых носилках туда же отправился и Майор.

Вот объяснение встречи, о которой сказано выше.

— Смотрите, майор! — сказал матрос, который был никто иной как Жоан.

Караван проходил мимо них.

Майор взглянул… Лицо его вспыхнуло, жилы на лбу напряглись. Яростный вопль вырвался из его уст. Он опрокинулся почти без чувств на подушки. Услышав крик, путешественники повернули головы. Но, не видя ничего особенного, продолжали свой путь. Матрос нагнулся над Майором.

— Ну что, — сурово спросил он, — правду ли я сказал Себастьяну?

— Она!.. Она! — глухо простонал Майор. — О! Каким образом осталась она жива!.. И это она украла мою девочку, мою бедную маленькую Ванду!.. Проклятие! Куда она едет? Я должен ее найти. Один из нас лишний на этом свете…

— Успокойтесь!.. — уговаривал его матрос. — Вы себе только вредите. Обещаю вам все разведать. Я узнал одну из сопровождавших ее дам — госпожу Денизу, нашу бывшую пассажирку. Они, наверное, все едут в Гуаймас, а оттуда во Францию. Я проберусь в Гуаймас, расспрошу товарищей с «Belle Adele» и, если не узнаю всю подноготную, то назовите меня дураком.

— Слушай, ты любишь деньги? — тяжело дыша, спросил Майор.

— Еще бы!

— Если узнаешь, зачем она тут была и куда едет, ты получишь сто унций золотом.

— Ура!.. — воскликнул матрос. — Все будете знать!

Но человек предполагает, а Бог располагает.

Когда Жоан вернулся в Эрмосильо, путешественников уже там не было, а когда он вслед на ними поспешил в Гуаймас, то узнал, что «Belle Adele» накануне еще ушла в открытое море.

Он был поражен. Прощайте, денежки!

Но Жоан был малый неглупый, а главное, находчивый.

Вернувшись в Сонору, он, к удивлению своему, застал Майора значительно поправившимся.

— Что, узнал? — спросил его тот.

— Еще бы! — самоуверенно отвечал матрос. — Обе дамы отправились в Гавр. Чтобы убедиться в отъезде известной вам особы, я оставался в Гуаймасе до отплытия «Belle Adele».

— Вот твои сто унций.

Мы увидим, какие последствия эта ложь имела для самого Жоана!

ГЛАВА XXII

Мы сказали уже, что доктор и графиня де Валенфлер провожали наших друзей до Гуаймаса. Тотчас по прибытии, доктор должен был окончательно распроститься со своими детьми, но грусть разлуки умалялась надеждой на скорое свидание.

Было получено известие, что безумно начатая мексиканская экспедиция близилась к развязке. Графиня де Валенфлер сопровождала путешественников до Нового Орлеана, где дела должны были задержать ее поездку в Квебек. Конвой был богато награжден и распущен. Тут случилось одно обстоятельство.

Один из трех вождей команчей — Тахера — так подружился с Бернардо, что решил ехать с ним вместе в Европу.

Капитан Пети исполнил желание Юлиана. Экипаж был укомплектован двадцатью рослыми матросами. Дисциплина, быстрота действий всего экипажа смело могли конкурировать с любым военным судном.

Общество собиралось каждый день в большой зале. Дамы занимались воспитанием маленькой Ванды, живой ум и милый характер девочки нежно привязали к ней ее покровительницу.

В Новом Орлеане графиня де Валенфлер и Арман расстались со своими друзьями. Юлиан и Дениза с грустью простилась с ними. Графиня особенно была им дорога. Они знали, что обязаны ей всем своим счастьем.

В Новом Орлеане Тахера в первый раз примерил европейское платье. Скоро он совсем освоился с новым нарядом, и, когда пестрая татуировка окончательно смылась с лица его, он предстал красивым парнем лет двадцати пяти, не более. Цвет лица его, разумеется, был немного красноватым, но это не очень его портило.

На другой день, по уходу из Нового Орлеана, «Belle Adele» сразу утратила свою мирную внешность. Пушки и мортиры, до того времени спрятанные в трюме, были поставлены на лафеты, боевые припасы лежали у ют-мачты. Юлиан заметил эти приготовления.

— Вы опасаетесь чего-нибудь? — спросил он капитана.

— Ничего особенного, — отвечал тот, — это просто меры предосторожности. Пока мы не вышли из проливов и не отошли от Гаваны, они не лишни.

Дня через два после этого разговора, капитан вручил Юлиану письмо.

— От кого это? — спросил тот с удивлением.

— Не знаю, мне приказано передать вам это письмо не ранее, чем корабль оставит американские воды и окончательно отойдет от материка. Срок настал. Следующая остановка будет только во Франции.

Сильно заинтригованный, Юлиан распечатал конверт.

Письмо было написано по-испански; внизу стояла подпись дона Кристобаля де Карденаса.

Пробежав его, Юлиан отпустил руки от изумления.

— Слушай, Дениза! — сказал он жене.

И он, читая, переводил письмо на французский язык:

«Милый Юлиан, не хочу сердить вас напоминанием о том, сколько раз вы спасали меня и мое семейство, но вы должны сами знать, как бесконечно мы вам обязаны. Теперь вы женаты на прелестной девушке, которую мы все горячо любим и с которой вы будете счастливы, как того заслуживаете. Но, Юлиан, вы небогаты, а Дениза бедна. В Париже, говорят, нужно быть очень богатым, для того чтобы быть очень счастливым. Вам, друг мой, я ничего не предлагаю — знаю, что вы откажетесь, — но Дениза примет приданое от меня. Отказав мне, вы поступите дурно, а я вас считаю не способным дурно поступать. Клянусь честью, что приданое, каким бы оно ни показалось значительным при вашей щепетильности, составляет ничтожнейшую часть наследства предков моих, мексиканских инков. Да и чему должно служить богатство, если не тому, чтобы иногда способствовать счастью лучших друзей? Приданое состоит из слитков, бережно уложенных в ящики. Капитан Пети передаст вам их. Кроме того, у него есть для Денизы шкатулка. Это подарок донны Луизы. Примите, дорогой друг — именем дружбы прошу вас, — примите наш подарок, если не для вас, то для жены вашей. Отказ ваш докажет нам только, что вы нас не любите, и в таком— случае, к крайнему моему сожалению, я с вами расстанусь навеки. Преданный вам дон де Карденас».

— Что делать? — спросил Юлиан, окончив чтение.

— Принять, друг мой! — твердо сказала Дениза. -Принять не из жажды золота — мы и так довольно богаты, по-моему, но для того, чтобы не оскорбить честного человека, богатство которого неисчислимо и который всеми силами желает доказать тебе свою признательность…

— Ты этого хочешь, Дениза? — колеблясь еще, спросил Юлиан.

— Я хочу только того, чего ты хочешь!.. Но мне кажется, что не следует огорчать такого человека…

— Ты права…

Юлиан позвал капитана, который из деликатности удалился.

— У вас есть багаж на наше имя, капитан? — спросил он его.

— Да, двадцать два ящика для госпожи д'Иригойен и шесть господину Бернардо Зумето.

— Ого! — вскричал Бернардо. — Да это сказка из «Тысячи и одной ночи!»

— Видишь, Юлиан, теперь мы не смеем отказаться! — сказала Дениза.

Капитан открыл шкаф и, вынув оттуда богатую шкатулку, передал ее Денизе.

В ней лежало на 3 500 000 франков бриллиантов чистейшей воды.

— Да это уже — целое состояние! — воскликнула Юлиан, любуясь блеском камней и не подозревая еще их настоящей стоимости. Ящики лежали в трюме; решено было не трогать их до приезда во Францию. Вскоре корабль вошел в Антильское море. Вдали обрисовывался остров Куба. Капитан казался озабоченным.

Несколько раз в день он всходил на рангоут, долго всматриваясь в далекий горизонт. Вечером он не велел, по обыкновению, убирать паруса, напротив, они были развернуты, как для полного хода. Когда все его приказания были исполнены, Юлиан подошел к нему.

— Капитан, — сказал он, — вы беспокоитесь?

— Да! — откровенно признался Эдуард Пети.

— Отчего?

— Не хочу ничего скрывать от вас, тем более что обязан даже сговориться с вами насчет наших действий. Сегодня с утра неизвестный корвет следует за нами.

— Вы убеждены, что он действительно за нами следит?

— Совершенно… Я нарочно несколько раз менял направление корабля, и всякий раз корвет следовал нашему примеру. Сомнения не может быть: нас преследуют. Да в этих проклятых проливах вечно наткнешься на какую-нибудь историю!..

— Капитан, — сказал Юлиан, — я также буду откровенен с вами; сознаюсь, что я сам заметил странное поведение этого корвета. Скажу более, я предчувствовал его появление, а потому и просил вас увеличить силы вашего экипажа.

Эдуард Пети смотрел на него с удивлением.

— Не расспрашивайте меня, — серьезным голосом продолжал бывший охотник. — Быть может, подозрения мои ошибочны! Подумаем лучше, как помочь беде.

— Нам остается стараться выиграть время. Мы как раз на большой дороге, и легко можем встретить военный корабль. Не то — придется драться. Как ни быстр ход «Belle Adele», этот дьявол еще быстрее… Если мы не найдем союзника, способного заставить его от нас отстать, он в полночь нас настигнет.