ЗАПЕРТЫЙ ЛАРЕЦ

— Что это значит? — резко спросил Вулфер, когда они вышли из зала.

Служанка принесла им на подносе еду и вышла, чтобы королевские «орлы» могли спокойно поужинать. Лиат криво улыбнулась, когда Вулфер впился в нее взглядом. Да уж, спокойно. На небе загорались первые звезды, но на западе еще алела полоска заката.

— Что-то ты молчалива, — заметил Вулфер.

С самого утра у них не было и крошки во рту, утром им посчастливилось перекусить на ферме хлебом и сидром, и сейчас Лиат чувствовала, что готова съесть лошадь. Однако Вулфер не обращал внимания на аппетитный кусок поджаренной свинины, который исходил соком у него на тарелке.

Зато Лиат с удовольствием принялась уплетать угощение. Она съела уже половину своей порции, когда увидела идущего к ним мужчину. Она вытерла губы ладонью и смущенно встала. Вулфер подскочил от удивления при виде Сангланта.

— Что это значит? — повторил старый «орел».

— А тебе какое дело? Какое право ты имеешь вмешиваться? — сердито спросила Лиат, однако сердилась она больше на себя, чем на него, слишком уж сильно забилось у нее сердце. Сейчас, спустя двадцать дней после освобождения из плена, Санглант выглядел намного лучше — причесанный и одетый в чистую льняную рубашку, украшенную золотой и серебряной вышивкой, на его поясе в ножнах покоился великолепный меч, на пальцах сверкали прекрасные кольца. Лишь грубый железный ошейник на шее принца напоминал о недавнем рабстве. Санглант, казалось, не мог вымолвить ни слова, Лиат тоже молчала.

— Не забывай о клятве, которую ты принесла, став «орлицей», — напомнил Вулфер. — Ты помнишь, о чем я тебе рассказал, Лиат?

— Оставь нас, — произнес Санглант, не отрывая взгляд от Лиат.

Даже Вулфер не осмелился ослушаться приказа. Он недовольно что-то пробормотал и ушел, так и не прикоснувшись к ужину.

— Я сохранил твою книгу, как обещал, — хрипло произнес принц. — Я задал тебе вопрос… Теперь ты можешь на него ответить? — Со стороны зала раздался взрыв смеха и громкие голоса, Санглант обернулся и невнятно что-то прорычал.

— Вы сошли с ума. Вы знаете, о чем говорите?

Он рассмеялся, и она вспомнила дни осады Гента.

— О Владычица! Скажи, что ты выйдешь за меня замуж, и давай с этим покончим!

Лиат подняла руку и погладила его по щеке. Они стояли так близко, что она чувствовала его запах: запах кожи, осевшей на сапогах пыли, свежеокрашенной ткани. Ничего больше не напоминало о заключении. Она почувствовала, как тает лед в ее Городе Памяти, в жилах словно потек жидкий огонь, а не кровь. Во дворе зажгли факелы, и Лиат сразу вспомнила пылающий дворец в Аугенсбурге.

Он взял ее за руку. Это прикосновение показалось ей успокаивающим и освежающим, как родниковая вода. Санглант прижал ее руку к своей груди, и Лиат почувствовала биение его сердца. Он волновался ничуть не меньше ее самой.

Владычица! Это настоящее безумие. Но она не могла заставить себя уйти.

Внезапно Санглант грубо оттолкнул ее руку и сделал шаг вперед. Лиат ошеломленно обернулась — за ней стоял Хью и тянул руку, собираясь схватить ее. Она вскрикнула, но Санглант уже стоял между ней и ее врагом. Девушка дрожала, не представляя, что можно сделать, и просто ухватилась за руку Сангланта.

— Хью, — произнес Санглант с отвращением.

— Она моя! — яростно выпалил Хью. Гнев настолько исказил его лицо, что никто бы сейчас не узнал в этом человеке изящного придворного из свиты короля. Через мгновение он овладел собой и более спокойно произнес: — И я верну ее.

— Она никому не принадлежит, — фыркнул Санглант. — Лиат — «орлица» короля.

Но отшить Хью было не так просто. Санглант был настоящим воином и отлично владел мечом, но Хью всегда получал то, что хотел, и его уверенность, что и на этот раз будет так же, сквозила в каждом его слове:

— Мы должны все решить прямо сейчас, ваше высочество. Чтобы в будущем между нами не возникало никаких недоразумений. Лиат — моя рабыня и бывшая любовница. Не верьте тому, что она говорит.

— По крайней мере, среди моих недостатков нет привычки насиловать женщин, — спокойно проговорил Санглант.

Различие между этими двумя мужчинами состояло в том, что все действия Хью подчинялись рассудку, он обдумывал и взвешивал каждое слово и знал, как ранить больнее. А Санглант не умел притворяться или, возможно, просто забыл, что это значит — быть человеком, созданием, которое наполовину ангел, а наполовину зверь.

Хью грустно улыбнулся и посмотрел на Лиат. Она не могла отвести от него взгляд.

— Если кто-то вступает в противоестественную связь с животным, его приговаривают к смерти, — мягко сказал он.

Лиат схватила кружку с элем и выплеснула ему в лицо. Потом, испугавшись своего поступка, выронила кружку, которая покатилась по скамье и упала на пол.

Послышался чей-то смех. Принц коснулся рукава Лиат, словно пытаясь удержать ее.

Хью улыбнулся и облизнул эль с губ. Он не стал вытирать лицо и запачканную рубашку. Казалось, ее поступок только позабавил его.

Я — «орлица», — проговорила Лиат, и вся ненависть, которую она испытывала к Хью, прозвучала в этих словах. — Я поклялась служить королю.

С каждым ее словом Хью охватывала все большая ярость. Лиат чувствовала ее, словно руку, сжимающуюся на горле. Да, он бы с удовольствием ударил ее, он был сильнее и оставался сильнее даже сейчас, когда она вытеснила свой страх ненавистью. Если бы не Санглант, который поддерживал ее, Лиат сбежала бы куда глаза глядят.

Но Хью нравилось преследовать ее.

— Я не твоя рабыня!

— Посмотрим, — проговорил Хью, не обращая внимания на то, что по его лицу стекает эль. — Посмотрим, моя роза, как рассудит это дело король. — Тонко улыбнувшись, он развернулся и ушел. Похоже, он был совершенно уверен в своей победе.

Лиат почувствовала, что ноги ее не держат, и рухнула на скамью.

— Он будет говорить с королем! Он скажет, что не соглашался уступать меня Вулферу и тот забрал меня незаконно. Вы знаете, как король ненавидит Вулфера. Я пропала!

— Лиат! — Санглант развернул ее к себе. — Взгляни на меня.

Она посмотрела. Лиат уже успела забыть, какие зеленые у него глаза. Дикий огонь, который горел в них, когда она нашла его в Генте, утих, и теперь взгляд Сангланта был совершенно ясным. Он упрямо повторил:

— Если ты станешь моей женой, я смогу защитить тебя от него.

— Вы сошли с ума, — пробормотала она.

— Так и есть. Боже Всемогущий! По правде сказать, если бы я не думал о тебе все это время в Генте, я бы превратился в животное. Но ты меня ждала, и я держался. Я помнил, что значит быть человеком, и только поэтому не превратился в пса.

— Я не понимаю. Владычица! Хью сказал правду о том, что я была его рабыней и… — Она не могла заставить себя продолжать.

Он пожал плечами, словно ничто не имело значения, а потом потянул Лиат в сторону:

— Давай уйдем отсюда. Куча народа глазеет на нас, словно в жизни не видели лучшего представления.

Действительно, люди, которые собрались во дворе, чтобы посмотреть на акробатов и жонглеров, с большим удовольствием наблюдали за развернувшейся у них на глазах сценой. Слуги и служанки, грумы, конюшие, виночерпии и прачки стояли и смотрели на них, хихикая и перешептываясь. И хотя вряд ли они слышали разговор, у них хватит воображения, чтобы распустить кучу сплетен. Неужели они видели, как она выплеснула эль в лицо Хью? Что они думают о ней и о Сангланте? Ведь он всегда считался отчаянным волокитой.

Правда, это было до Кровавого Сердца.

— Нет, пусть смотрят, — пробормотал он, — пускай разносят слухи по всем углам, этого все равно не избежать. — Он взял ее ладони в свои и нежно сжал пальцы. — Лиат, выходи за меня замуж. Но даже если ты не захочешь, я все равно буду тебя защищать. Я поклялся в этом. Я знаю, что я… я… — Он мотнул головой, словно отгоняя назойливую муху. — Я уже не такой, как раньше. Боже Всемогущий! Обо мне все говорят, шепчутся, презирают. Если бы только… — Он замолчал, не зная, как объяснить то, что чувствует. Он казался беспомощным и злился от сознания этой беспомощности. Так пойманный волк мечется по клетке, пытаясь обрести свободу, или сидит, уставившись в одну точку. — Если бы только отец дал мне землю, где бы я мог спокойно жить. Я молюсь только о том времени, когда мы с тобой жили бы в скромном доме, и никто не мешал бы нам. Мне нужно прийти в себя. — В голосе его звучаланастоящая боль, но кому, кроме нее, Лиат, он мог пожаловаться?

Разве не из-за него она не осталась с колдуном Аои? Лиат поцеловала Сангланта. И хотя ее губы коснулись его лишь на короткое мгновение, Лиат показалось, что по ее жилам потек жидкий огонь. Он сделал шаг назад.

— Не здесь! — прошептал он.

— Мудрый совет, ваше высочество, — раздался чей-то голос. — Лиат! — Из темноты выступила Хатуи и встала между ними. — Ваше высочество. Король, ваш отец, беспокоится, почему вас так долго нет. И просит вернуться в зал.

— Нет, — ответил Санглант.

— Прошу вас, ваше высочество. — Хатуи внимательно посмотрела на него. — Со мной Лиат будет в полной безопасности. Я присмотрю за ней.

— Лиат, ты не…

— Она права. — Лиат показалось, что она идет против течения в бурном потоке. Но ей нужно справиться с этим самой. — Вам лучше идти.

Все случилось слишком быстро, чтобы она могла полностью осознать, что же, собственно, произошло. Санглант минуту помедлил.

— Твоя книга у меня.

— Он как будто в ледяную воду бросается, — заметила Хатуи, когда принц вышел. Она сделала знак, и следом за принцем, но на некотором расстоянии отправился десяток «львов».

Лиат задела ногой валяющуюся на полу кружку и нагнулась, чтобы поднять ее.

— Слухи разносятся быстро, — добавила Хатуи, глядя, как Лиат рассеянно крутит в руках ничем не примечательную деревянную кружку. — Ты и вправду вылила ему в лицо эль?

— А что еще мне оставалось?

— Смело. Тебе, мой друг, стоит все время держаться рядом со мной или Вулфером. А то, боюсь, ты еще что-нибудь натворишь.

— Но Хью хочет опротестовать то, что Вулфер меня выкупил. Он предстанет перед королем, а ты знаешь, как король ненавидит Вулфера. Что если он вернет меня Хью?

— Ты не знаешь короля Генриха, — спокойно отозвалась Хатуи. — А сейчас пойдем. Для «орлов» отвели небольшое помещение за конюшнями. К тому же нас охраняют «львы», так что можешь спать спокойно. Утро вечера мудренее.

И Лиат последовала за ней.

— У принца Сангланта ничего нет, — неожиданно начала Хатуи. — Ничего, кроме того, что дает ему король: ни оружия, ни лошади, ни свиты, ни земель, ни наследства от матери… Кроме нечеловеческой крови — что не нравится большинству придворных.

— Ничего! — вскричала Лиат, до глубины души оскорбленная, что кто-то осмеливается судить о принце с такой меркантильной точки зрения. Конечно, Хатуи говорила правду, это была жизнь. — Для меня это не важно, — упрямо пробормотала она наконец и услышала вздох Хатуи.

К облегчению Лиат, конюшни действительно охраняли «львы», к тому же там было и довольно много «орлов», в том числе и Вулфер, который сидел на бревне, доедая ужин. Он кивнул Хатуи и, когда она подошла, прошептал ей что-то на ухо. Лиат не услышала ни слова, она ведь не обладала тонким слухом Сангланта.

— Иди спать, Лиат, — довольно сердито произнес Вулфер. — Мы поговорим утром.

Издали раздались взрывы хохота и приветственные крики.

— Провожают жениха и невесту на брачное ложе, — пояснила Хатуи.

— Жениха и невесту? — переспросила Лиат. — А кто сегодня женится?

И она вполне могла бы выйти замуж сегодня ночью по взаимному согласию, но слишком уж быстро все произошло. Лиат шагнула вперед, и глаза ее горели любопытством.

— Мне это не нравится, — беспокойно проворчал Вулфер, а Хатуи рассмеялась.

— Так что там за свадьба? — снова спросила Лиат, на сей раз смущенно.

— Похоже, ты ослепла и не видела ничего вокруг, — мрачно отозвался Вулфер. — Иди, Хатуи. Король будет тебя искать.

«Орлица» кивнула и вышла.

Лиат не очень нравилось то, что она осталась наедине с Вулфером. Он смотрел на нее молча, но в глазах его горел какой-то странный огонек, отчего девушка чувствовала себя неловко.

— Прошу тебя, Лиат, — произнес Вулфер хрипло, пытаясь сдержать какие-то непонятные ей чувства. — Не позволь ему тебя соблазнить.

С улицы в окно вливалась музыка — начались танцы. Наверняка празднование будет продолжаться всю ночь. Вулфер отхлебнул эля, а потом протянул кружку Лиат, словно предлагая перемирие.

— Хью будет просить короля, чтобы меня вернули ему, — резко произнесла она.

Вулфер удивленно посмотрел на нее:

— Наверняка так оно и будет. Он грозился еще в Хартс-Рест, когда я тебя забирал.

— Король тебя ненавидит, Вулфер. Почему?

Ироничная улыбка, показавшаяся в уголке его рта, неожиданно успокоила Лиат.

— Почему? — эхом отозвался он. — М-да… Это старая история, и я думал, что она канет в прошлое. Но, похоже, я ошибался.

— Это связано с Санглантом? — спросила Лиат.

— Все связано с Санглантом, — загадочно сказал Вулфер и больше не добавил ни слова.

День прошел тихо и спокойно. Круг камней почти исчез в тумане. Женщина народа Аои сидела на земле, скрестив ноги, и молилась, глаза ее были закрыты, казалось, что ее душа уже покинула тело — настолько неподвижно она сидела в течение нескольких часов. Захария тоже немного помолился, но его молитва была короткой — не то что раньше. Большую часть дня он проспал, позднее ощипал и выпотрошил двух куропаток, которых женщина подстрелила на рассвете.

Когда-то его семья гордилась им: свободнорожденный, он стал священником — ни у кого больше не было такого чистого голоса, прекрасной памяти, и мало кто мог так вдохновенно читать проповеди. Но куманы не уважали в мужчине ни одно из этих замечательных качеств. Жизнь с ними настолько изменила Захарию, что теперь он даже затруднялся сказать, кем же он стал. Когда-то он был гордым и решительным и хотел отправиться к дикарям, чтобы нести им свет истинной веры Единства. Когда-то его называли сыном, племянником, братом. «Брат Захария» — с гордостью произносила его мать. Младшая сестра его обожала и восхищалась им. Как бы она отнеслась к нему сейчас?

К вечеру туман рассеялся, и Захария осторожно подошел к проходу между камней и выглянул наружу: никаких следов Булкезу или его всадников.

— Нам нужен огонь.

Он вздрогнул от неожиданности, но Аои уже что-то рассматривала в одном из своих мешочков. Захария спустился с холма к ручью. С неба светила луна, и он быстро набрал хвороста для костра. Голоса ночных птиц, шорох листьев у него под ногами заставляли его вздрагивать, потому что каждую минуту Захарии казалось, что из-за куста появятся воины Булкезу и утащат его обратно в рабство.

Ему казалось, что в ушах до сих пор звенит крик Булкезу, но постепенно Захария пришел в себя и понял, что слышит лишь звон ручья да шелест ветра.

Он сплел из травы веревку, как когда-то учила его бабушка, и связал собранные ветки. Впрочем, он давно не делал этого, и, когда добрался до камней, веревка лопнула и ветки рассыпались по земле.

Женщина молча посмотрела на него и показала, куда складывать хворост.

— Я буду тебе полезен, — пробормотал Захария. Если она и слышала, то ничем не показала этого.

Женщина сложила ветки и произнесла какое-то заклинание. Сразу же повалил дым и взметнулись язычки пламени. Захария инстинктивно схватился за Круг Единства, висевший у него на груди, чтобы оградить себя от колдовства, но тут же успокоился. Если старые боги были хороши для его бабушки, чем они плохи для него? Старые боги защищали ее, она дожила до преклонного возраста, пережив двоих из двенадцати своих детей. И ей во всем сопутствовала удача.

Так или иначе, если женщина из Аои захочет околдовать его, он не сможет ей помешать.

— Владычица! — пробормотал он, ошеломленно глядя на изменяющиеся языки пламени, которые образовали нечто вроде арки, прохода, ведущего в другой мир.

В пламени он увидел человека, который входил в реку. Судя по тому, как охотно он забрался в воду, мужчина не был куманом. Скорее уж он напоминал хозяйку Захарии. Но по одежде, в беспорядке брошенной на берегу, Захария понял, что перед ним богатый вельможа. Через минуту в поле зрения показались шесть бородатых солдат со значками, изображающими львов: вендарские солдаты, служащие королю. Так кто же этот человек и почему они следуют за ним, как свита?

— Саун глаунт, — прошептала женщина Аои.

Потом она удовлетворенно пробормотала что-то и махнула Захарии. Тот вскарабкался на лошадь, и они вышли из круга камней. Женщина направилась на север.

Они шли полночи без остановок и привалов. Он хотел было сказать, что лошадь устала, но и женщина, и лошадь оказались крепкими созданиями. Единственным слабым здесь был именно он, Захария. И он решил не жаловаться.

Внезапно женщина остановилась и снова произнесла:

— Нам нужен огонь.

Захария спешился и застонал. Все тело у него болело. Но он ничего не сказал и решил молчать и впредь. Под деревьями валялось столько веток, что не составило ни малейшего труда собрать вязанку для костра. Захария свалил хворост рядом с ямой, которую выкопала женщина, и занялся лошадью.

— Мы надолго остановимся? — спросил он. — Я успею приготовить куропаток?

— Саун глаунт, — раздался в тишине ее голос.

Захария повернулся и увидел того же самого человека.

Теперь он лежал на земле и спал, а на страже стояли шесть «львов», охраняя его сон. Потом арка исчезла, и огонь превратился в обычный костер.

Женщина встала и посмотрела на звезды.

— Ко-йо-тон, — сказала она, показывая на северо-запад.

— Ты найдешь его, — вдруг сказал Захария.

Сзади раздалось хлопанье крыльев, уханье, Захария вскрикнул, выхватил нож и обернулся, готовый встретить крылатых всадников. Но никого не было. Женщина принюхалась, достала хлеб из сумки и стала есть. Ему она ничего не предложила. Захария насадил тушку куропатки на палку и принялся поджаривать ее на костре. Сняв куропатку, он предложил мясо своей хозяйке, но та недоверчиво посмотрела на него и поморщилась. Захария рассмеялся и, оторвав крылышко, с удовольствием его съел, а потом снова предложил мясо женщине. Она оторвала кусочек, осторожно прожевала его, и на ее лице отразилось изумление. Она протянула руку, повелительным жестом приказывая Захарии дать ей еще.

Женщина съела всю куропатку, а потом разгрызла и кости. Захария был настолько голоден, что тоже съел целую птицу, хотя живот у него раздулся от такого количества пищи — куманы не считали нужным кормить своих рабов досыта.

Когда с едой было покончено, женщина встала, в последний раз облизала пальцы, кинула оставшиеся кости в костер и снова показала на северо-запад.

— Ко-йо-тон, — повторила она. — Вы называете запад и северо-запад.

— Но куда мы идем? — спросил он. — Кого мы видели через огонь?

Она не ответила. Небо на востоке начало светлеть.

— Сейчас мы начнем охоту.

Вероятно, грешники, которых за их грехи отправляют в преисподнюю, мучаются там значительно меньше, чем Алан мучился на собственной свадьбе.

И если веселое застолье еще можно было пережить, то от откровенных тостов и грубоватых шуток его бросало то в жар, то в холод, и больше всего Алан хотел оказаться где-нибудь за тридевять земель отсюда. Рядом с ним сидела Таллия, такая тихая и напряженная, что он чувствовал себя настоящим чудовищем из-за того, что осмеливается желать того, чего она так боится.

Конечно, когда все разойдутся и они останутся одни, он сумеет убедить ее, что не нужно его бояться. Если уж он сумел приручить злобных гончих Лавастина и добиться доверия Лиат, то, наверное, и любви Таллии он тоже сумеет добиться.

На ней было голубое платье, украшенное драгоценными камнями и расшитое золотыми спиралями — знак ее варрийского происхождения. На шее сверкало золотое ожерелье — знак королевского рода. Волосы Таллия заплела в косы и уложила на затылке в корону. При взгляде на ее тонкую, беззащитную шею Алан слышал, как его сердце колотится так, словно собралось выпрыгнуть из груди.

Они ели из одной тарелки. Алан старался не попадать непривычно широкими рукавами рубашки в различные соусы, которыми, как назло, поливали все блюда. Таллия почти ничего не ела. Она лишь несколько раз отломила от куска хлеба да выпила пару глотков вина. Рядом с ней Алан чувствовал себя обжорой, но не решался оторваться от тарелки и посмотреть ей в глаза, проще было смотреть на мясо, овощи и прочие деликатесы, появлявшиеся перед ним. Иногда ему даже удавалось на секунду забыть, где он находится, пока какой-нибудь новый тост не возвращал его к действительности. В такие моменты Алан чувствовал себя так, словно его неожиданно лягнула корова. При мысли о том, что сегодня ночью им предстоит разделить брачное ложе, он ощутил, как в животе разрастается ледяной ком, и пожалел о том, что вообще решился есть.

Он нервно осушил кубок вина, а потом с ужасом вспомнил байки, которые слышал в доме тетушки Бел. В них рассказывалось о женихах, которые ухитрялись напиться так, что были не в состоянии выполнить свой супружеский долг.

Лавастин почти ничего не говорил, он лишь лаконично отвечал на поздравления. Да, в общем-то, слова были не нужны. Конечно, этот триумф достался ему дорогой ценой — слишком много его людей погибло на поле брани, но зато теперь у его наследника появилась жена королевского рода, и сам граф мог занять место среди самых знатных особ империи.

К счастью, посреди пира случилось событие, которое отвлекло внимание от Алана и его невесты: приехала Лиат, и принц Санглант повел себя так, что теперь все смотрели только на него. Потом появились жонглеры и акробаты, и Таллия отвлеклась на них и даже слегка улыбнулась их трюкам и шуткам. Алан перестал бояться, что она упадет в обморок прямо за праздничным столом.

На канате балансировала девушка не старше Таллии, жонглеры подбрасывали вверх факелы, а Таллия смотрела на них и, кажется, даже забыла, зачем они все здесь собрались.

Вино текло рекой. Одни тосты сменялись другими, веселье было в самом разгаре, когда — Господи, помоги! — настала минута, которой он так боялся.

Служанки убрали еду с их стола, Алан встал на него и помог Таллии взобраться наверх. Восемь молодых лордов подхватили стол с молодоженами и вынесли из зала. Все гости смеялись и выкрикивали пожелания и напутствия. Алан ничего не имел против подобной традиции лишь потому, чтоТаллия, боясь упасть, вцепилась ему в руку, и он прижал ее к себе. Она была худенькой, как воробушек.

— Не бойся, — прошептал он. — Я тебя не обижу.

Она доверчиво уткнулась ему в плечо.

Толпа одобрительно заревела.

Владычица! Скорее всего, именно он упадет в обморок. Алан чувствовал себя совершенно счастливым.

Стол опустили возле дверей в спальню молодых, и Алан помог Таллии спуститься. Она все еще цеплялась за него, похоже, толпа страшила ее куда больше, чем он.

— Кто свидетельствует? — выкрикнул кто-то.

В ответ раздалась добрая сотня голосов.

Сам король выступил вперед и произнес положенные слова:

— Пусть все эти люди будут свидетелями того, что сей брачный союз законен и благословлен Господом Богом. И пусть завтра на рассвете молодые обменяются подарками, дабы подтвердить, что брачные узы действительно связали этих двух людей. — Он рассмеялся. — Пусть Господь благословит вашу первую ночь, — добавил он и в знак особого благоволения протянул Алану руку для поцелуя.

Алан преклонил колено и поцеловал руку короля, Таллия тоже опустилась на колени и поцеловала руку дяди с тяжелым вздохом. Свет факела превратил их тени на стене в огромные кляксы.

Лавастин шагнул вперед и распахнул дверь перед молодоженами — жест, которого скорее ожидают от слуги, чем от отца и лорда. Алану казалось, что ночью все чувства обостряются: любовь к отцу, прикосновение ветра, гомон толпы, радостный лай собак в отдалении, которым запретили сопровождать новобрачных, чтобы те не напугали Таллию.

Лавастин взял Алана под руку, и он увидел, как по щеке графа скатилась слеза. Граф взял лицо Алана в ладони и поцеловал сына в лоб.

— Сделай его счастливым, девочка, — сказал он, обращаясь к Таллии.

Таллия побледнела, Алан подхватил ее и помог перебраться через порог под приветственные крики толпы.

Внутри их ждали слуги. Главное место в комнате занимала огромная кровать с вышитым покрывалом, на нем переливались косули Варре и гончие Лаваса. Должно быть, это покрывало вышивали несколько месяцев. Возле окна стояли два изящных стула и стол, на котором Алан увидел сосуд с ароматной водой для омовения рук и два бокала с душистым вином. От свежего каравая шел такой дух, что у Алана забурчало в животе.

Слуги помогли им раздеться, потому что освободиться из праздничных нарядов самостоятельно казалось делом абсолютно безнадежным.

— Ступайте, — сказал он слугам и дал каждому по несколько серебряных монет. — Да благословит вас Господь.

Наконец-то он был наедине с Таллией.

Она опустилась на колени рядом с кроватью и, сжав руки, начала молиться. Алан не слышал слов, зато впервые видел эту женщину так близко, да еще почти раздетую. Под тонкой рубашкой угадывались очертания ее тела — изгиб бедер, тонкая талия и маленькая грудь.

О Господи! Он резко повернулся к столу и плеснул себе в лицо водой. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя. Издалека доносились лай собак и веселая музыка — несомненно, праздник будет продолжаться всю ночь.

Наконец он решился повернуться. Она по-прежнему стояла на коленях. Алан налил еще воды, прихватил полотенце, подошел к ней и присел возле.

— Прошу вас, миледи, — сказал он самым мягким тоном. Так, бывало, он подманивал мышей из-за алтаря церкви святого Лаврентиуса. — Позвольте мне омыть ваше лицо и руки.

Сначала она не ответила. Казалось, она еще молится, но вот она обратила на него взгляд своих светлых глаз, и Алану показалось, что на него смотрит пленница, ожидающая казни. Она медленно протянула ему ладони.

Алан вздохнул и взял ее руки в свои. На каждой ладони виднелся едва заживший шрам. Он осторожно прикоснулся к ним.

— Таллия! Откуда у тебя эти раны? Кто это сделал?

На щеках у нее горел лихорадочный румянец, губы дрожали. Алан наклонился, чтобы поцеловать ее, но Таллия отпрянула, и он увидел, что она вот-вот расплачется.

— Господи помилуй! Прости мне грехи мои!

Алан понял, что он в ее глазах — чудовище, вздохнул и осторожно принялся умывать свою жену. Когда он закончил, она еще плакала.

— Я понимаю, что тебе больно. Прости меня.

Алан не мог смотреть, как она страдает.

— Нет, ничего, — пробормотала она, и ему вспомнились великомученицы, прощающие своих убийц. — Боль ничто. И не нужно лечить раны, которые на самом деле — благословение Божье.

— О чем ты?

— Я не могу говорить об этом. Гордыня — грех, ведь люди могут решить, что Господь благоволит ко мне, хотя на самом деле я лишь сосуд.

— Ты считаешь, это — знак Господа? — Он, кажется, начал понимать, о чем идет речь. — И это знаки мученической смерти, принятой блаженным Дайсаном?

— Ты знаешь о блаженном Дайсане и его искупительной жертве? — спросила она, наклоняясь к нему. — Ну конечно! Ведь ты общался с отцом Агиусом, который просветил меня! — Ее дыхание коснулось щеки Алана. — Ты веришь в искупление?

Он посмотрел на ее горящие щеки, ее пульс под его рукой бился как сумасшедший, и Алан понимал, что если он скажет «да», возможно, она отнесется к нему более благосклонно.

Но это было бы ложью.

— Нет, — мягко ответил он. — Отец Агиус был добрым человеком, но он заблуждался. Я не верю в жертву и искупление и не могу лгать тебе, Таллия.

Она отняла руки и произнесла:

— Я прошу вас, лорд Алан. — Голос у нее дрожал и звучал так тихо, что мышь за стеной и та, наверное, пищала бы громче. — Я прошу вас… Я поклялась посвятить свою жизнь служению Господу и оставаться непорочной невестой блаженного Дайсана — искупителя грехов наших, сидящего на небесах ошую матери своей, которая дала жизнь всему сущему. Прошу вас, не оскверните меня ради ваших земных целей.

— Но я люблю тебя, Таллия! — Она была так близко и казалась такой доступной! Она сжала вышитое покрывало. — Господь сделал нас мужем и женой, и мы должны дать жизнь ребенку!

Она содрогнулась всем телом, потом легла на кровать и вытянулась.