— Но Владычица, Матерь всего сущего вложила божественное откровение в уста мужчины, — запротестовала Таллия.

— Мужчине были даны слова, — поправила герцогиня, — но свидетелем их стала все-таки женщина. Ведь именно свидетельство святой Теклы позволило церкви объявить блаженного Дайсана святым.

— Но все-таки, — настаивала Таллия, — мужчины тоже могут вознестись на небо и уподобиться ангелам небесным.

— Которые созданы по образу и подобию женщины.

— Лучше сказать, что женщины созданы по образу и подобию ангелов, — поправила герцогиню диакониса, которая, казалось, управляла беседой и решала, когда стоит приостановить герцогиню, а когда позволить ей говорить что вздумается.

— Но все мы можем уподобиться ангелам, очищаясь через искреннюю молитву, — упрямо повторила Таллия.

— Ваши верования, миледи, широко известны, — мягко возразила диакониса, словно не желая обидеть ребенка. — Но церковь осуждает их как еретические. Нужно молиться Господу.

— Но я так и делаю! — воскликнула Таллия.

— Пусть леди Таллия говорит что хочет. Мне гораздо больше нравятся Господь, Владычица и их единственный сын.

— Миледи!..

— А я буду слушать то, что мне нравится! И не смейте говорить, чтобы она замолчала! — К герцогине подошла служанка и что-то прошептала ей на ухо, та сразу оглянулась на дверь. — А! — протянула она таким тоном, что Алану немедленно захотелось оказаться где-нибудь подальше. — Лорд Алан. — Герцогиня рассеянно погладила свой живот и жестом указала ему на кушетку рядом с ней и леди Таллией. В отличие от полупрозрачной Таллии, герцогиня Иоланда производила впечатление крепкой и здоровой женщины, способной произвести на свет множество детей и дожить до появления множества внуков и правнуков. — Увы, я не успела попросить у графа вашей руки, меня опередила кузина.

— Миледи, — возмутилась диакониса, — подумайте о вашем покойном муже, который совсем недавно оставил этот бренным мир.

— Бедняга Ханфред! Мне и вправду очень жаль, что эйкийское копье с ним покончило. Но согласись, дорогая кузина, что твой муж намного симпатичнее моего старого Ханфреда, да вознесется его душа в Покои Света!

— Правда? — спросила Таллия, пристально глядя на Алана Никогда раньше она не удостаивала его таким взглядом.

— Ты слишком много времени уделяешь молитвам, кузина! Идите сюда, садитесь с нами. — Это относилось уже к Алану, который ни на шаг не отошел от двери.

Острый язык и свободные манеры герцогини отнюдь не способствовали тому, чтобы он чувствовал себя непринужденно в ее обществе.

— Прошу прощения, но я должен идти к отцу. Я зашел только, чтобы выразить свое почтение. Некоторые всадники продолжили охоту, но не сомневаюсь, что к вечеру они вернутся.

— Полагаю, лорд Амальфред в их числе? — рассмеялась Иоланда.

Перед ней стоял нагруженный всякой снедью поднос, содержимым которого можно было бы накормить всех голодающих оборванцев, которые встретились им сегодня. Алан с внезапной яростью подумал: сколько же недоеденной пищи с этого самого подноса отправят свиньям? Конечно, и свиней надо кормить, но не стоит ли прежде всего позаботиться о людях?

— Было бы жаль услышать, что он вернулся так рано, — произнесла герцогиня. — Он надеется жениться на мне, и должна признать, что слухи о том, что он чуть не застрелил принцессу Теофану, приняв ее за оленя, насмешили меня, но вообще-то он — ужасный зануда.

— А почему вы вернулись так рано? — вдруг спросила Таллия, словно обвиняя Алана в том, что он испортил ей день, появившись в женском обществе, где она так приятно проводила время.

— Тоска поранила лапу.

Она тут же потеряла к нему всякий интерес. Она больше не боялась черных гончих, но и привязанности к ним не испытывала. Повинуясь знаку герцогини Иоланды, Таллия отослала его жестом, и это пренебрежение больно кольнулоего — она обращалась с ним как со слугой. Но у нее на шее — золотое ожерелье, знак королевского происхождения, а у графов Лаваса его нет. Разумеется, она его жена, но вряд ли герцогиня приехала в такую даль лишь для того, чтобы повидаться с графом, ее гораздо больше интересовала внучка последней королевы Варре.

Сегодня здесь разыгрывалась партия, в которой он не принимал участия. Он был мужчиной, то есть, по мнению герцогини Иоланды, существом, годным лишь для охоты и войны. Настоящая власть не в том, чтобы махать мечом, а в том, чтобы заключать выгодные союзы, разбираться с делами поместий и обмениваться дарами, которые служат залогом дружбы.

Наверху Лавастин сидел на кровати и гладил голову Тоски, которая лежала на покрывале рядом с ним.

— Но ее отец был герцогом до нее, — сказал Алан, садясь рядом с собакой.

Лавастин внимательно посмотрел на него:

— Вижу, ты сбежал от нашей словоохотливой герцогини. Ее мать из Карроны, а там мужчине не позволяют править, если у него найдется сестра, племянница или дочь. Ее отец Родульф стал герцогом только потому, что у него не было сестер. Он посвятил себя военному делу, позволив жене управлять его поместьями. У нее был тяжелый характер. Нисколько не сомневаюсь, что на поле битвы он чувствовал себя куда счастливее, чем с ней.

— Но неужели правда, что писал о мужчинах древний врач? Что мужчины слабее женщин и что женщины созданы по образу и подобию ангелов?

— Так говорят священники. Если у вас с Таллией родится дочь, меня это вполне устроит.

— О Господи, — пробормотал Алан. Тоска лежала неподвижно, глядя на графа, который поглаживал ей уши. Лапа у собаки распухла и больше напоминала камень, чем живую плоть. — Совсем как Ревность.

— Если эта тварь действительно охотится на нас, надо выставить побольше солдат и часовых. — Лавастин фыркнул. — Но тогда герцогиня Иоланда может решить, что мы ей не доверяем, и оскорбится.

— Зачем она приехала?

— Ее отец поддержал Сабелу, его околдовали точно так же, как и меня. Сабела жива…

— Но она в заключении, в Отуне под присмотром епископа Констанции.

— Но тем не менее она жива. А Таллия — ее дочь, она совершеннолетняя и замужем, а значит, может произвести на свет наследника.

Алан нашел в шерсти Тоски колтун и начал его распутывать, полностью посвятив себя этому занятию.

— Не думаю, что она задумала заговор. Скорее всего, это просто визит вежливости. Генрих не особенно благоволит своим законным детям, так что у Таллии ничуть не меньше прав на трон.

— На трон? — Алану показалось, что мир перевернулся с ног на голову.

— Ты должен быть готов ко всему. — Лавастин снова погладил Тоску, которая с трудом втягивала в себя воздух. — Рана почти такая же, как у Ревности. И три случая подряд… Конечно, после освобождения принц Санглант вел себя несколько странно, но все мы знаем о магии Кровавого Сердца. Да еще твои сны… Сны бывают и ложными, но не твои. Во всяком случае, лучше знать, что нам угрожает проклятие, чем находиться в неведении.

Алану показалось, что он снова в Генте, — верные солдаты умирают один за другим, чтобы защитить тебя. Он не мог смотреть, как мучается собака.

— Священник должен окропить святой водой весь замок и на каждом пороге положить защитный амулет.

— Мне не очень нравится идея обращения к колдовству. Хотя… Чтобы справиться с магом, нужен маг. Надо поговорить об этом со священником и послать за епископом Тьеррой. Вероятно, в ее школе есть клирики, способные изгнать демонов и прочих тварей, вылезших из преисподней.

— А стража?

— Думаю, и это не помешает. Хотя в действительности собаки защищают нас лучше, чем самые надежные охранники.

— Они чуют запах этой твари, — сказал Алан.

— Ты не должен выходить один, Алан. Будь осторожен.

— Но охотятся не за мной…

— Откуда нам знать? Проклятие — это проявление ненависти, а не разума. Я не хочу рисковать тобой, сын. Нужно быть готовым к тому, что все, кто участвовал в битве при Генте, находятся под угрозой. — Лавастин вздохнул и тронул Алана за рукав. — Тебе нужен новый плащ. А теперь открой ставни. Возможно, если мы вычистим рану, го уберем яд…

Но это не помогло. Тоска умерла через шесть дней.

Дождь низвергался с неба потоками. Уже несколько дней они не видели ни чистого неба над головами, ни даже лежащей впереди дороги через перевал. Земля превратилась в жидкую грязь, и Росвита, как и все в маленькой армии принцессы Теофану, слезла с мула и вела его за собой.

— Осторожно! — крикнул кто-то впереди.

Раздался грохот, сверху упал камень, другой, и Росвита застыла на месте, сжав в руках поводья и шепча молитву. С тропинки, барахтаясь в грязи, свалился брат Фортунатус.

— Брат! — воскликнула Росвита, но не тронулась с места — науку стоять неподвижно освоили уже все. Росвита видела, как он упал вниз. Но Господь милостив, и вскоре мужчины вытащили его, спустив веревки. Днем раньше Фортунатус похожим образом потерял мула — того просто завалило грязью и камнями.

— Я слышал, что мы уже почти на вершине! — радостно воскликнул он, как только его голова показалась над краем. — И видно уже гораздо дальше, чем вчера! — Он перепачкался с головы до пят, но больше ничего страшного с ним не случилось.

— Но говорят, что спускаться гораздо труднее, чем подниматься, — простонал бедный Константин, который, судя по всему, страшно боялся высоты. — По-моему, мы никогда отсюда не выберемся!

— Тише, тише, дорогой брат, — принялась успокаивать его Росвита, — надо идти вперед и уповать на милость Божию. Господь нас не оставит. — Росвита подала Фортунатусу руку и помогла ему подняться на ноги — нелегкая задача, учитывая то, что грязь расплывалась как кисель. Впрочем, хорошо еще, что не пошел снег.

— Надо было подождать в Брегезе, — причитал Константин. — И тогда следующим летом мы бы спокойно перебрались через этот перевал!

— Ну да, с невестой на руках и перед самой Аостой! — фыркнул Фортунатус. — Ты еще убедишься, что аостанские лорды мало интересуются, какое на дворе время года.

Росвита положила руку на плечо перепуганного Константина:

— Мы забрались уже так далеко, дорогой брат, что не имеет смысла отступать. К тому же сейчас — всего лишь только первая неделя осени. Нам просто не повезло с этим дождем. Так что ничего не остается, кроме как двигаться дальше.

Шаг за шагом они продвигались вперед. Наконец путешественники перевалили через вершину, и дождь обрушился на них с новой силой. По цепочке передали, что принцесса приказала идти дальше, потому что разбить лагерь в таком месте совершенно невозможно. С одной стороны тропы была отвесная скала, с другой — пропасть, и Росвита впервые услышала ворчание солдат:

— Надо было повернуть назад.

— И почему было не подождать до лета?

— Удача от нас отвернулась.

— Как думаете, мы доберемся до Аосты или наши кости так и останутся лежать под скалами?

— Так не может продолжаться долго, — сказал Росвите Фортунатус, когда они остановились, ожидая, пока тронется с места тяжелогруженая повозка. — Они не доверяют ей, как Доверяли бы королю или принцу Сангланту.

— Что такого особенного в Сангланте? — спросил Константин. Капюшон у него давно промок и съехал с головы, и теперь волосы слипшимися мокрыми прядями свисали на лицо. — Все только о нем и говорят. А ведь он ничем не лучше собаки. По крайней мере ведет себя точно так же.

— Ты не знал его раньше, глупец! — с горечью заметил Фортунатус. — А теперь замолчи и иди вперед!

Снова раздался ужасающий грохот, послышался крик. Всего в двадцати шагах от них с тропы съехала повозка, запряженная двумя быками. Мужчины ругались, кто-то выкрикивал приказы, которых никто не слушал. Повозка медленно сползала все ближе к краю, возница вцепился в облучок, в пропасть посыпались свадебные подарки. Один бык еще старался удержаться на тропе, но другой встал на дыбы и только мотал головой, пятясь и толкая повозку еще ближе к обрыву. Медленно она сползла еще ниже и рухнула.

— Эй, парни! — крикнул капитан, он как раз проезжал мимо Росвиты. — Спустите веревки!

— Слишком опасно подбираться к краю! — крикнул в ответ один из солдат. — Мы никогда отсюда не выберемся. Лучше повернуть назад, пока не поздно!

— Закрой рот! Нас ведет принцесса. Мы не можем оставить ее тут!

— Почему? — возмутился тот. — Мы вовсе не должны следовать за ней.

Капитан уже поднял руку, чтобы наградить смутьяна хорошей затрещиной, но тут раздался новый крик:

— Дорогу! Дорогу!

Росвита почувствовала, как у нее забилось сердце. Теофану легко было узнать по прямой осанке и упрямо вздернутому подбородку, но главное, она ехала верхом на белом жеребце Альбусе — самом сообразительном и умном из всех животных.

И сейчас, несмотря на крики и протесты, Теофану направила Альбуса прямо к обрыву. Любой неверный шаг грозил ей гибелью. Склон был таким крутым, что всего несколько деревьев смогли зацепиться за скалы. Теофану, ни минуты не колеблясь, перепрыгнула на противоположный край промоины, только ее плащ взметнулся, как орлиное крыло.

Все смотрели, как Теофану подъехала к капитану и сказала:

— Капитан Фальк, сбросьте веревки. Повозку, конечно, мы потеряли, но человека надо вытащить. И прикажите солдатам положить здесь доски. Мулы и люди сумеют пройти и так, но вот для повозок нужна более прочная переправа. — Казалось, что, в отличие от всех остальных, она даже не замечает дождя. Ее взгляд упал на Росвиту. — Почему вы едете в самом конце, сестра? Поезжайте вместе со мной.

— Мы нужны здесь, ваше высочество.

Теофану оглядела собравшихся. Все молча стояли и смотрели на нее, кроме тех солдат, которые налаживали переправу. В это мгновение раздался треск, и повозка, застрявшая на камнях несколькими метрами ниже тропы, сорвалась и рухнула вниз.

Теофану нахмурилась. Она заставила Альбуса подойти поближе к краю, но капитан Фальк запротестовал, а потом и вовсе схватил жеребца под уздцы.

— О, — произнесла она, — они успели его вытащить. — У возницы оказалась сломана рука, а на скуле виднелся огромный кровоподтек, но в общем он был цел. — Впрочем, как пожелаете, сестра Росвита, — продолжила принцесса. — Зайдите ко мне сегодня вечером.

И не сказав больше ни слова, она повернулась и уехала, снова перескочив через промоину.

— Да, смелости ей не занимать, — задумчиво произнес капитан.

— Сердца у нее нет, — возразил один из солдат. — Не то что…

— Тихо. Займись делом.

К счастью, ливень начал стихать и мало-помалу превратился в обычный промозглый дождь. Через час они перетащили все повозки и отправились дальше. Ветер пробирал до костей, и единственное, чем можно было согреться, — идти вперед не останавливаясь.Только поздно вечером добрались они до крохотной деревушки, прилепившейся к горе, как ласточкино гнездо. Жители оказались немногословны, и даже присутствие королевской особы их не впечатлило. За постой лошадей на их конюшнях они заломили совершенно несусветную цену, но торговаться не приходилось. Пока слуги ругались, Росвита проскользнула в сарай, который служил апартаментами Теофану. Там пахло голубиным пометом, но было сухо и тепло, а в печке горел огонь.

— Сестра Росвита! — Теофану на редкость стойко переносила тяготы путешествия. Похоже, подобную стойкость она унаследовала от отца, и в свиту к себе она отобрала таких же крепких молодых девушек, которые, проведя весь день под проливным дождем и карабкаясь по скалам, сейчас весело шутили и болтали, словно просто вернулись с обычной охоты. — Садитесь к огню. Леоба уступи, пожалуйста, свое место сестре.

Росвита благодарно опустилась на табурет и протянула руки к огню.

— Вы сегодня слишком рисковали, ваше высочество. Не стоит больше так…

— Нет, сестра. Они меня не любят, так что даже если бы я свалилась в пропасть, эти «львы» пожали бы плечами и как ни в чем не бывало отправилась в Аосту завоевывать трон для моего брата. Вы слышали о капитане Фальке и его людях?

— Нет. Но он весьма решительный человек.

— Да, и верный к тому же.

— Сегодня я в этом убедилась.

Теофану усмехнулась какой-то одной ей понятной мысли.

— Разумеется. Они пришли и предложили служить мне — и верно служить, осмелюсь добавить, — потому что мой брат Санглант приказал им сделать это. Они предложили отправиться вместе с ним в ссылку, но он отказался и велел им присоединиться к моей свите и служить до тех пор, пока он не вернется! Странно, правда? Они сказали, что кроме «орлицы» с ним была и другая женщина. Вы не знаете, кто бы это мог быть?

— Нет! Я слышала то же, что и все: они с Лиат уехали вместе, но никто не знает куда.

— Можете расспросить нашего доброго капитана, если захотите. Я попрошу его прийти сюда.

Знаком она отослала служанку.

Казалось, капитан был рад погреться возле огня, пока Росвита задавала ему вопросы. Он сказал, что женщина, о которой идет речь, была благородного происхождения.

— Я подумал, что она, вероятно, из клириков. Да, точно, теперь я вспомнил. Принц называл ее «сестра Анна».

— Сестра Анна!

За дверью послышался шум, и через мгновение на пороге показался «орел», который опустился перед принцессой на колени. Он промок насквозь, плащ облепил его тело, с волос стекала вода.

— Вулфер! — изумленно воскликнула Росвита.

— Любимый «орел» моего отца, — сказала Теофану, сверкнув глазами. — Какие вести ты нам принес, «орел»? Откуда ты?

— Из Аосты. — Он посмотрел на принцессу, потом перевел взгляд на Росвиту. — Странно видеть вас здесь, ваше высочество. Сестра Росвита.

— Ты ожидал увидеть моего брата? — спросила Теофану. — Он впал в немилость и покинул королевский двор.

Росвита знала Вулфера. Он служил еще королю Арнульфу, и никто не знал наверняка, почему король так благоволил к нему, но слухи ходили самые невероятные. Когда к власти пришел Генрих, стало понятно, что он не собирается держать Вулфера при дворе, и слухи стали еще невероятнее. Какие тайны он хранил? Конечно, он был всего лишь «орлом», но, несмотря на это, никто не решился бы задавать ему вопросы.

Вулфер поморщился:

— Что с Лиат?

— Похоже, все интересуются ею, — тихонько заметила Теофану. Ее девушки придвинулись поближе — все слышали о таинственном Вулфере, человеке, которого ненавиделсам король, но с которым не мог ничего сделать. — Должна тебя огорчить, она уехала вместе с Санглантом.

— Но куда?

— Никто не знает.

— Должно быть, они отправились в монастырь святой Валерии, — неожиданно сказала Росвита. Иначе зачем с ними поехала сестра Анна? — Думаю, «орел», ты понимаешь, что это к лучшему.

Он не ответил. Казалось, Вулфер обескуражен и расстроен.

— Ты ведь тоже ею интересовался, — продолжила она, мрачное выражение лица «орла» подстрекнуло ее любопытство. — Что ты хотел с ней сделать?

— Сделать с ней? — возмутился он. — Я хотел ей помочь. Я вытащил ее из той ситуации…

— Хью, — выдохнула Теофану.

Он изумленно уставился на нее. Нечасто можно было увидеть такое удивление на лице старого «орла».

— Да, и Хью, конечно, тоже. — Вулфер сжал кулаки, а потом, словно только сейчас о них вспомнил, снял перчатки и, засунув их за пояс, протянул руки к огню. — Я спешил, ваше высочество. Всего несколько недель назад я перебрался через эти горы с посланием от короля Генриха королеве Адельхейд, в котором он обещал ей поддержку. — Он показал пергамент, на котором виднелись капли воды.

— Но ты не вручил его, — заметила Теофану.

Вулфер протянул ей послание, и Теофану развернула пергамент. Росвита узнала аккуратный почерк сестры Амабилии. Добралась ли она до монастыря святой Валерии? Привезла ли матушку Ротгард на суд в Отуне? Встретилась ли с принцем Санглантом и его любовницей?

— Я не мог отдать его, — сказал Вулфер. — Я нашел королеву Адельхейд, но не смог до нее добраться. Она в цитадели Венначи, в осаде. Джон Айронхед, лорд Сабины, привел армию под стены замка и собрался взять королеву в плен, сделать своей женой и стать правителем Аосты. Но в этом своем желании он отнюдь не одинок, просто добрался до нее первым.

— Хорошо, что мы встретились, «орел». Теперь мы знаем куда идти. Есть ли еще что-нибудь, что нам следует узнать, прежде чем мы отправимся в путь?

— Ваше высочество, армия лорда Джона намного больше вашей.

— Посмотрим. У королевы Адельхейд в цитадели тоже должна быть армия. Мы возьмем его в клещи.

— Если вы только сможете передать ей послание и договориться. Лорд Джон заблокировал все входы и выходы, иначе, можете не сомневаться, я бы доставил послание по назначению.

— Я в этом абсолютно уверена, «орел». Общеизвестно, что ты мудр, как змея, у тебя в запасе было много лет, чтобы накопить мудрость.

Вулфер усмехнулся:

— Что касается дороги, то вы только что прошли самый трудный участок. Я, правда, шел при более благоприятной погоде, но если дождь прекратится, вы скоро доберетесь до места.

Теофану позвала своих капитанов, и Вулфер подробно описал месторасположение частей армии лорда Джона. Вулфер собрал сведения о самой цитадели и о могущественных семьях Аосты, которые сражались между собой, как собаки за брошенную кость. По крыше сарая стучали капли дождя. Печка отчаянно дымила, и женщины открыли дверь, что, в общем-то, мало помогло, наоборот, порывом ветра дым внесло обратно в сарай, так что дышать стало совершенно невозможно.

Росвита отправилась на поиски своих клириков, и пока она бродила, разыскивая их, дождь почти совсем прекратился. Брат Фортунатус устроился в конюшне, и Росвита с облегчением вздохнула, обнаружив, что, несмотря на все перипетии, перья, пергамент и чернила не пострадали. И даже «Житие святой Радегунды», обернутое в промасленную бумагу, осталось невредимым, как и его незаконченная копия, написанная сестрой Амабилией, и «История» самой Росвиты. Теперь, когда дождь кончился, путешественники высы-пали на улицу, где местные жители развели огромный костер. Все пытались если не высушить промокшие вещи, то хотя бы согреться.

Росвита заметила за деревней еще один небольшой костерок, и неуемное любопытство погнало ее туда. Промокшая земля приглушала ее шаги, и она подошла незамеченной. В деревне возле огня грелись солдаты, они смеялись и пели. Здесь старый «орел» сидел на земле и всматривался в языки пламени так пристально, что не заметил бы ее приближения, даже если бы Росвита не пыталась его скрыть.

— Владычица милосердна, — мягко промолвил он. — Я так устал.

В первое мгновение она подумала, что он знает о ее присутствии и жалуется ей. Плечи его сгорбились, словно их прижимала к земле какая-то невидимая ноша. Она шагнула вперед…

Зашипел огонь, и Росвита замерла на месте.

В огне двигались какие-то тени.

Она чуть не вскрикнула, но множество лет, проведенных в королевской школе, научили ее контролировать эмоции. Монахиня подавила страх и стала пристально всматриваться в огонь. Через несколько минут она поняла, что именно видит.

— Я потерпел неудачу, — произнес Вулфер, обращаясь к теням, его голос звучал расстроенно. С ветвей скатывались капли и падали в огонь, и Росвите показалось, что она слышит шепот:

— Не волнуйся, брат, ты все сделал верно.

Господи! Говорили, что некоторые «орлы» способны видеть сквозь огонь и камень — это искусство было запрещено на совете в Нарвоне. Но для царствующих особ да и для самих «орлов», которые хранили верность королю и горой стояли друг за друга, подобная способность была совсем не лишней. Иначе как еще можно быстро передать сообщение, узнать, где кто находится, и сообщить необходимые сведения?

В скалах завыл ветер. В огне изогнулась тень:

— Ты узнал о том, кого мы полагали мертвым. Он может представлять для нас угрозу. Зная об этом, мы сможем действовать. И несмотря на все, брат, ты нашел девушку.

Вулфер покачал головой. Росвита не видела его лица, но по тону было понятно, что он раздосадован:

— Нашел и снова потерял.

Налетел порыв ветра, и Росвита поежилась. Вулфер сидел, опустив голову на руки, словно сожалея о произошедшем. И до Росвиты снова донесся голос — не молодой и не старый, но, вне всякого сомнения, принадлежащий женщине:

— Не волнуйся. Она у нас в руках.

Волны били в борт корабля. Эйка направлялись к острову Сови. Весла мерно опускались и поднимались в ритме, в котором бьется сердце. Он прикрыл глаза рукой, заслонившись от яркого солнца. Ему почудилось или на самом деле впереди какое-то движение?

— Корабли! — крикнул впередсмотрящий. — К северу, возле входа в фиорд!

Он надеялся, что удастся проскочить в фиорд незамеченными и застать племя Скелнин врасплох, но их вождь не был глупцом и, скорее всего, имел собственные планы. Похоже, он приготовился к встрече, и пройти без боя им не удастся. Конечно, можно верить, что они победят, однако что-то непохоже.

Впередсмотрящий считал корабли: один, четыре, девять, двенадцать, пятнадцать, да еще рыбачьи лодки, которых никто и не считал. У него было всего четырнадцать кораблей, но племя Скелнин не озаботилось тактической подготовкой: их корабли бросились к нему только с одной целью — убивать.

По его знаку его собственные корабли сгруппировались по три, а пять оставшихся встали на флангах, готовые отражать атаки неприятеля. Приготовили кипящее масло и камни, поудобнее перехватили копья.

Он сам стоял на носу центрального корабля, прикрытого со всех сторон, и его капитаны смотрели не на приближающихся врагов из племени Скелнин, а на него, своего вождя. Как только корабли выстроились в заранее обусловленном порядке, он поднял знамя, и это послужило сигналом.

На всех кораблях приготовили шесты с крюками на конце, на каждом из которых висел котел с кипящим маслом и специальными порошками, от которых огонь будет гореть еще жарче. По его приказу в котлы бросили зажженные факелы, и от горящего масла сразу повалил едкий черный дым.

На их корабли обрушился град стрел. Те, кто не успел прикрыться щитом, упали на палубу, а один перевалился через борт и исчез в темно-серых волнах. Его воины дали ответный залп.

Корабли врагов попытались приблизиться, но воины племени Рикин уже прикрылись щитами, а горящее масло не позволяло врагам подойти ближе и взять корабли Рикин на абордаж. Дети Скал племени Скелнин кричали и пытались перепрыгнуть разъединяющую корабли полосу воды, но ничего не вышло.

Он выиграл сражение, когда велел поджечь масло.

Он поднял еще один флаг — это было сигналом к общему наступлению. Его корабли ринулись на врагов, тараня их острыми носами. Котлы с маслом на шестах угрожающе раскачивались, обливая дерево и людей жидким огнем. И как только в рядах противника началась паника, его собственные воины вступили в схватку.

Они размахивали топорами и швыряли врагов в воду, где тех подхватывал морской народ — он ведь пообещал обитателям морских глубин кровавый пир.

Битва продолжалась. Три корабля племени Скелнин сгорели, четыре удалось захватить, еще три корабля попытались спастись бегством, но его лодки, которые он поставил по краям как раз на такой случай, бросились вдогонку. Еще четыре вражеских капитана сражались, надеясь, что сумеют победить.

Но он знал, что удача благоприятствует не столько храбрым, сколько умным.

Последние три корабля племени Скелнин сдались. Рыбачьи лодки можно было не принимать всерьез — большинство пустилось наутек, как только стало ясно, что племя Рикин побеждает, некоторые пытались драться и пошли ко дну. Но оставался последний корабль, на котором был сам вождь Скелнин. Он уже понял, что проиграл, и теперь он и его люди дрались с яростью берсерков. Они почти вплотную подобрались к его кораблю и, издавая вопли ярости, перепрыгнули на его борт. Двое упали в воду и утонули, но вождь сумел приземлиться на дощатый настил палубы.

Он рванулся к Сильной Руке, откинув со своей дороги двух его воинов, словно те были не тяжелее перьев. Изрыгая проклятия, он шел вперед, ни на что не обращая внимания.

Сила может обернуться слабостью. Если полагаться только на силу, можно проиграть более умному.

Со всех сторон в вождя племени Скелнин летели стрелы и копья. Из многочисленных ран хлестала кровь, но он упрямо шел вперед. Только ярость поддерживала его. Сильная Рука с интересом смотрел на него, но в конце концов плоть становится лишь горсткой праха, который развеет над скалами ветер, — так говорят Мудроматери.

И вождь Скелнин упал, не дойдя до своего врага всего пару шагов.

Раздался победный клич воинов племени Рикин, который эхом отозвался в скалах фиорда. Теперь они поверят ему. Теперь все они охотно встанут под знамена Сильной Руки. Тех, кто ему покорится, он оставит в живых. Мертвых кинут в море, но тело вождя Скелнин он отдаст на растерзание собакам — он поклялся в этом перед своим племенем до того, как они отправились в поход.

Алана разбудил лай собак. Он спустил ноги на холодный пол и окончательно проснулся.

— Что там за шум? — недовольно пробормотала Таллия.

Он быстро натянул одежду, схватил меч и побежал к Двери. Слуги брызнули в стороны, освобождая ему дорогу. Он промчался по коридору и распахнул следующую дверь так резко, что сверху на него посыпались какие-то сушеные травы и пергаменты, которые, по словам священника, пристроившего их над дверью, должны были препятствовать проникновению зла. Алан торопливо стряхнул их с волос и побежал дальше по лестнице. Внизу горели факелы, а посреди зала стоял на коленях священник и молился, чтобы изгнать из дома злых демонов.

Алан почувствовал страх.

Прошло уже больше месяца со дня смерти Тоски. Алан даже начал думать, что все эти разговоры о проклятии — не больше чем выдумки больного воображения принца Сангланта.

Дверь в покои Лавастина была заперта изнутри, и рядом уже столпились слуги. Одни держали факелы, другие пытались выбить дверь. Алан поспешил к ним. Он поскользнулся на сосновых иголках, которыми усыпали пол, чтобы отогнать зло, и подбежал к комнате отца. Из-за запертой двери доносились громкий лай гончих и грохот.

— Пропустите меня!

Люди посторонились, Алан с размаху врезался плечом в тяжелую дверь. Изнутри доносился бешеный лай, вот одна из собак завизжала и снова яростно залаяла.