Четвертый Сын издал победный клич, но тут же с головой ушел под воду — зверь схватил его за ноги и утянул на глубину. Вода бурлит, взбиваясь в пену под ударами рук Четвертого Сына. Но вскоре все стихло, и поверхность фиорда вновь стала невозмутимой, сокрыв все тайны. Только пятна ржаво-красной крови и черной жидкости, вытекшей из тела помощника Пятого Сына, еще напоминали о том, что здесь произошло.

Вновь из воды показалась темная спина — обитатель глубин плыл к берегу. Пятый Сын ждал. Вот воды расступились, и показалось лицо страшного создания — огромные рыбьи глаза горели красноватым огнем, вместо носа — две щели, челюсти украшены острыми как бритва зубами. Волосы, свитые в жгуты, больше всего напоминали угрей, присосавшихся к голове и шее создания, на мускулистых руках виднелись похожие на кинжалы когти. Со своего места Пятый Сын видел длинный мощный хвост, черно-серебристый, покрытый чешуей. Плеск воды эхом отозвался в скалах.

Существо подплыло к берегу и выложило на камень две косы: одну — аккуратно отрезанную, а другую со следами крови. Обитатели глубин — не просто животные, они разумны ничуть не меньше людей. Не стоит их недооценивать — Пятый Сын всегда придерживался такой точки зрения. Они знают о состязании и о его правилах. Хороший генерал никогда не упустит случая использовать помощь союзника, кем бы он ни был.

Существо выгнулось и скользнуло в глубину, взмахнув напоследок хвостом.

И снова все стихло. Пятый Сын осторожно спустился по грубым ступеням, вырубленным в скале возле водопада. Там, в укрытой от посторонних глаз пещере, жрец спрятал в потайном ящичке свое сердце. Пятый Сын сумел выяснить это, потому что терпеливо выслеживал жреца. Он смотрел и слушал, и однажды его терпение было вознаграждено — жрец проговорился о спрятанном сердце. Кто-то не принял бы бормотание сумасшедшего старика всерьез, но Пятый Сын твердо знал, что слова жрецов не стоит оставлять без внимания. И когда ночью, укрываясь в тени, жрец отправился к водопаду, за ним по пятам неотступно следовал Пятый Сын.

Теперь сердце жреца оказалось у него в руках, а вместе с ним и повиновение старика.

На мгновение Пятый Сын вспомнил о проклятии Кровавого Сердца. По словам жреца, он сумел отвратить его от себя, но на кого оно в таком случае пало? Кого отравит яд ненависти Кровавого Сердца?

Ненависть — худшее из зол, ибо она ослепляет.

Пятый Сын смотрит вниз — поверхность фиорда спокойна как зеркало, ничто не тревожит ее, нет ничего, что напоминало бы о недавней схватке. Вода быстро смывает все следы, заставляя забыть о случившемся, нет ничего изменчивей и непостоянней, чем волны.

Но капля камень точит, и со временем вода превратит твердые скалы в песок. Так говорят Мудроматери.

Над водопадом сияла радуга.

Ему показалось, что что-то шевельнулось внизу. Или это лишь игра света?

Пятый Сын встает на колени и подбирает обе косы. Потом завязывает их, как браслеты, на запястьях. Три брата мертвы. Он дотрагивается до собственной косы, ставшей для него чем-то вроде талисмана.Осталось убить еще двоих… Среди сыновей Кровавого Сердца они — самые сильные и умные, за исключением Пятого Сына, разумеется. Для них он приготовил самую опасную ловушку — даже он не смог бы выбраться из нее.

Ярость зарычала на бабочку, и прекрасное создание упорхнуло, сверкнув в ярком солнечном свете.

Алан одиноко стоял у засыпанной могилы. К его ногам жались Ярость и Горе, а на почтительном расстоянии молодого лорда ожидал единственный слуга. Все остальные ушли. Алан опустился на колени у свежей могилы и дотронулся до земли рукой: к своему изумлению, он обнаружил, что ничего не чувствует — дух Ревности, как и ее тело, исчез. Самая храбрая из стаи малиновок вернулась и теперь, склонив головку, внимательно наблюдала за Аланом, ожидая, когда же он наконец уйдет.

— Мой господин? — озабоченно произнес тихо подошедший слуга.

Алан вздохнул и встал. Теперь Ревность останется одна.

— А где остальные?

— Господин граф пошел готовиться к отъезду. Священники сказали, что завтра — благоприятный день для начала долгого путешествия.

— Я должен узнать, в чем заключается это проклятие, — прошептал Алан, вспомнив видение.

— Прошу прощения, милорд?

— Я должен поговорить с принцем Санглантом.

Алан свистнул собакам и отправился искать принца.

Во дворе перед замком царила суматоха: седлали лошадей, грузили повозки; принцесса Сапиентия нетерпеливо посматривала по сторонам, перебирая в руках поводья лошади, которая переступала с ноги на ногу, словно ей передавалось нетерпение хозяйки. Принцесса и ее отряд ждали отца Хью, не решаясь отправиться без него, а он слушал королевского «орла» — девушка только что прискакала в замок с последними новостями. Люди, собравшиеся вокруг них, быстро расступились, давая дорогу Алану с собаками. Но не успел он добраться до «орлицы», как дверь распахнулась, и на пороге появился сам король Генрих, одетый в костюм для верховой езды, легкий плащ, скрепленный на плече узорной брошью, и высокие кожаные сапоги. Он махнул рукой, отсылая поданную лошадь обратно, и повернулся к бледному слуге, который следовал за ним ни жив ни мертв от страха.

— Что значит «без сопровождения»?

— Он был в скверном настроении, ваше величество. Принц пошел на конюшни, взял собак… и двух лошадей. Отвечать на вопросы он просто не стал.

— И никто не додумался поехать за ним?

— Простите, — обратился Алан к «орлице» как раз в ту минуту, когда все остальные замолчали, — вы не могли бы сказать, где мне найти принца Сангланта?

«Орлица» странно на него посмотрела, но все же ответила:

— Он уехал один, в такой спешке, словно за ним гнались демоны. Казалось, его охватило безумие… — Она хотела еще что-то добавить, но передумала и замолчала.

— Двое «львов» отправились за ним, они найдут его, — ответил королю слуга. Теперь его лицо покраснело, словно королевский гнев опалил кожу.

Генрих мрачно хмыкнул.

— Он наверняка отправился по южной дороге, — недовольно проворчал он. — Уверен, там-то вы его и найдете. — Король обвел взглядом двор и всех собравшихся, увидел «орлицу», кивнул ей и произнес:

— Пошлите за принцем десяток всадников. Только пусть держатся на расстоянии, так будет лучше.

«Орлица» поклонилась, повернулась и пошла к конюшням. Отец Хью приветливо улыбнулся и присоединился к принцессе Сапиентии. Разговаривая вполголоса, они выехали за ворота в сопровождении отряда всадников. Только сейчас Алан заметил, что они не принадлежали к свите короля: на их плащах красовались вышитые ястребы.

Король задумчиво стоял на крыльце и рассеянно вертел в руках отделанный блестящими медными бляхами ошейник. К нему подошел Гельмут Виллам. Генрих встрепенулся и обратился к Алану:

— Итак, юный Алан, ты тоже ищешь моего сына?

— Да, ваше величество. Сегодня утром я его видел, и он упомянул о каком-то проклятии Кровавого Сердца, которое должно обрушиться на голову того, кто убил этого чародея.

— Кровавое Сердце! — Внезапно король задумался и с надеждой спросил: — Так ты думаешь, что Санглант отправился в Гент?

Любой на месте Алана солгал бы, чтобы привести короля в хорошее расположение духа, но Алан не хотел прибегать к спасительной лжи.

— Нет, ваше величество. Думаю, вы правы, он бросился догонять ту «орлицу».

Лицо Генриха помрачнело.

— Надо было разрешить ему взять эту женщину в любовницы, — сказал Виллам голосом человека, который тщетно пытается уберечь от дождя того, кто упорно не желает идти в спасительное укрытие.

— Я так и сделал! Я не доверяю Вулферу, а она — его ученица. Уверен, что это не что иное, как заговор.

Виллам фыркнул:

— Вполне возможно. Но, по-моему, Вулфер и сам не прочь устранить ее от двора. Думаю, в этом вопросе ваши желания совпадают.

— Похоже, что так и есть, — недовольно проворчал король. — И что мне теперь делать? Если я сделаю Сапиентию маркграфиней Истфолла, она не сможет претендовать на трон, но если не удастся заставить Сангланта вернуться и жениться на королеве Аосты, как мне с ним поступить?

— Не отчаивайтесь. Я говорил раньше и повторю еще раз: жените его. Никто не последует за ним, если он не… — Гельмут осекся.

— Что? Говори, Виллам! Кто, кроме тебя, решится сказать? Вздох Виллама был красноречивее слов.

— Он наполовину собака. То, что об этом шепчутся по углам, не решаясь сказать вслух, не делает правду менее неприятной. Он снова должен стать человеком. Как сказал философ, молодые люди влюбляются в красавицу, и она кажется им лучшей в мире, и только потом они понимают, что красивых женщин много.

Генрих рассмеялся:

— И сколько времени потребовалось тебе, мой друг, чтобы прийти к подобному заключению?

Виллам усмехнулся:

— Я еще не закончил изучать данный предмет. И пусть молодой человек тоже пока остановит свое внимание на той, которую мы знаем. Потом он станет сговорчивей. Сейчас он точь-в-точь как кобель, почуявший суку, — сходит с ума и не может рассуждать здраво.

Алан покраснел до корней волос, а король неожиданно улыбнулся, посмотрев на него.

— Ступай, сынок, — добродушно произнес он, — я видел, что Таллия пошла в часовню. Там ты ее и найдешь.

Алан вежливо попрощался и ушел. Дверь часовни была приветливо раскрыта — там он встретит Таллию. При мысли о ней он покраснел еще сильнее.

Не успел он дойти до двери, как на пороге показалась Таллия, за которой с улыбкой следовал граф Лавастин. Увидев наследника, граф просиял. Таллия вздрогнула и отпрянула в сторону — она до сих пор боялась собак, и Алан оттеснил Ярость и Горе в сторону.

— Не хочешь прокатиться верхом? — спросил он, желая сделать ей приятное.

— Нет, — тихо ответила она. Вид у нее был усталый и измученный.

— Тогда давай просто тихонько посидим где-нибудь.

— Алан, — позвал Лавастин, бросив взгляд в сторону короля. — Мы уезжаем завтра. До Лаваса путь неблизкий.

Таллия выглядела как загнанный в угол зверек.

— Сегодня вечером мы можем отдохнуть, — сказал Алан, обращаясь к жене. — Если ты плохо себя чувствуешь, вовсе не обязательно появляться на пиру.

— Да, — пробормотала она так тихо, что он едва расслышал ее ответ.

Алан кинул быстрый взгляд на Лавастина, который одобрительно кивнул и отправился отдавать слугам распоряжения. Алан с Таллией вернулись в комнату, и там она так долго молилась, что Алану, который хотя и стоял рядом с ней, но мыслями был очень далек от молитвы, пришлось встать, потому что ноги у него совсем затекли. Когда она закончила, он приказал принести поесть, но Таллия днем постилась, а поскольку сумерки еще не наступили, она съела лишь два крохотных сухарика. Рядом с ней Алан чувствовал себя обжорой, но терпеть голод было выше его сил, тем более что особой необходимости в истязании себя постом он не видел.

— А графство Лавас — какое оно? — спросила она испуганно. — Там я буду зависеть только от твоей милости?

— Разумеется нет! — горячо возразил он. Как она может так о нем думать? — Ты — дочь герцога Беренгара и герцогини Сабелы. Почему же ты думаешь, что кто-нибудь станет обращаться с тобой неподобающим образом, ведь ты — принцесса королевской крови!

— Я — всего лишь пешка в королевской игре, — сказала она с горечью. — Такая же, как и ты, хотя ты этого и не замечаешь.

— Мы не пешки! Господь дал нам свободу воли!

— Я совсем не это имела в виду, — со вздохом произнесла она. — Мы живем в мире, от которого я хотела бы освободиться. Я хотела бы посвятить свою жизнь всеблагой Владычице, стать невестой блаженного Дайсана и вести жизнь, полную смирения и благочестия, подобно святой Радегунде.

— Радегунда вышла замуж и родила ребенка, — возразил он с горячностью, задетый ее словами.

— Она была беременна, когда умер император Тейлефер. Никто не знает, что случилось с младенцем. Я спрашивала сестру Росвиту, и она сказала, что в «Житии» о нем больше не говорится ни слова. Если бы Владычица хотела, чтобы у святой Радегунды были земная слава, богатство и дети, Она бы, несомненно, даровала ей эти блага, потому что нет ничего невозможного для Нее. Но Она хотела, чтобы святая Радегунда явила нам пример праведной жизни, свободной от тщеты всего сущего, не отягощенной такими пустяками, как земные блага и привязанности.

— Ребенок не может так просто взять и исчезнуть! — воскликнул Алан. Он с трудом мог представить, чтобы тетушка Бел сказала, что богатство — тщета в глазах Господа и Владычицы. По ее мнению, благочестивому человеку, который неустанно трудится во славу Их, земные блага даются в награду.

Таллия рассмеялась, и лицо ее на мгновение стало таким жестким, что Алан подумал: а знает ли он ее вообще?

— Как ты думаешь, что может случиться с ребенком императора, который уже отошел в мир иной? С ребенком женщины, у которой нет родственников, чтобы защитить ее и ее младенца от наследников, слетевшихся к трупу, как вороны на пир? Думаю, наша Владычица милостива и младенец родился мертвым.

— И это милость?!

Но Таллия отвернулась, преклонила колени и снова начала молиться. Она стояла у кровати, положив руки на богато вышитое покрывала и опустив на них голову, — в такой позе застывают обычно молящиеся в соборах. Алан сделал слуге знак оставить их одних.

— Таллия, — начал он, как только слуга ушел. Она с упреком посмотрела на него.

— Таллия…

Когда Алан смотрел на нее, он терял дар речи, совершенно забывая, о чем хотел сказать. Огромные глаза, тонкая шея, трепещущая жилка на виске постоянно напоминали о том, что он — обычный мужчина, а не святой отшельник, лишенный каких бы то ни было земных желаний. Он отошел к окну, свежий воздух помог ему взять себя в руки. Он должен быть терпеливым.

Наконец он повернулся к ней лицом, но Таллия уже спала. Она казалась такой слабой и хрупкой, что он не решился побеспокоить ее. Алан хотел лечь рядом, обнять ее, чтобы защитить от всего, но побоялся, что она воспримет это как посягательство на нее. Он пожал плечами и уселся в кресло.

Алан долго смотрел на спящую жену. Потом послал слугу узнать, не вернулся ли принц Санглант. Выяснилось, что принц во дворце не появлялся, и люди, посланные за ним, не возвратились.

Позже Алан услышал, как в комнате графа заскулили собаки, приветствуя хозяина, который вернулся с пира. На мгновение ему почудился знакомый голос Ревности, и сердце у него сжалось. Она навсегда ушла из их жизни.

То и дело меняя лошадей — пока одна шла налегке, другая везла всадника, — он двигался вперед очень быстро. А собаки, казалось, вообще не знали, что такое усталость. К счастью, в Ферс вела всего одна дорога, поэтому он не боялся сбиться с пути и свернуть куда-нибудь не туда. Возле реки он спросил паромщика, куда последовали два «орла», проезжавшие здесь вчера. Оказалось, что те по-прежнему двигались на юг, и поехали они прямо через лес, не огибая его по западной дороге. Несколько встреченных по пути крестьян, которые возвращались домой с полей, тоже подтвердили, что видели двух всадников.

Узкие полоски возделанной земли сменились густым кустарником, а потом и настоящим лесом. По обе стороны дороги росли высокие широколиственные деревья, между их ветвей едва пробивались солнечные лучи. Дул встречный ветер, принося с собой голоса, так что он сначала услышал «орлов» и только потом увидел всадников.

Вулфер первым почувствовал его приближение и, повернувшись, разразился цветистыми ругательствами. Санглант усмехнулся с мрачным удовлетворением. Услышав выразительную речь старого «орла», обернулась и Лиат. Она тотчас натянула поводья, и Ресуэлто послушно остановился. Вулферу пришлось последовать ее примеру.

— Нам нужно проехать еще довольно большой отрезок пути, если, конечно, мы собираемся ночевать под крышей. До деревни еще далеко, — недовольно предупредил Вулфер.

Лиат не ответила, да в этом и не было необходимости — Санглант отлично понимал язык тела и видел: если она и хотела скрыть свою радость, то у нее это плохо получалось. Она попыталась придать лицу равнодушное выражение, но он заметил, как засияли ее глаза, как губы дрогнули в улыбке. Он понимал, что сможет достичь успеха только в том случае, если будет вести себя как человек, а не как собака.

Вулфер подыскивал подходящие слова, чтобы обуздать молодых людей. Наконец он произнес:

— Это какое-то безумие, Лиат. Нам надо ехать.

— Нет, я хочу услышать, что скажет Санглант.

— Ты знаешь, что я скажу. — Санглант спешился, свистнул собакам и, подойдя к ней, взял ее коня под уздцы, как самый простой мальчишка-грум на конюшне. Лиат позволила ему взять поводья, но слезать с лошади не спешила.

— Ты хорошо обдумала свое решение, Лиат? — гневно бросил Вулфер. — Ты потеряешь защиту, которую дает тебе принадлежность к «Королевским орлам». Только это спасло тебя от Хью и от гнева короля. И все это ты собираешься поставить на карту ради человека, у которого нет ничего — ни земли, ни оружия, ни свиты. Он не может распоряжаться даже собственной судьбой, потому что его мать появилась неизвестно откуда и неизвестно куда ушла…

— Спасать свой народ, — мягко уточнил Санглант, с радостью заметив, как Вулфер сердито взглянул на него, а потом отвел взгляд в сторону.

— … и ты будешь полностью зависеть от него. Без защиты «орлов», без родственников — он станет твоим единственным защитником от таких, как Хью, от тех, кто только и ждет случая, чтобы поработить твою волю. А защищать он тебя будет лишь до тех пор, пока ты не надоешь ему.

— Замужество — это священное таинство, — спокойно отозвался Санглант. — И священные клятвы нельзя нарушить ради каприза.

— Замужество! — воскликнул Вулфер.

Санглант с удовольствием увидел, как тот запаниковал, впрочем, это продолжалось недолго. Вулфер был слишком стар и искушен в интригах, чтобы так просто сдаться, он мгновенно собрался, как солдат на поле битвы, и бросился в атаку:

— Кроме того, Лиат, гнев короля Генриха не пустяк, им нельзя пренебречь. Король откажется признать ваш брак и вынесет решение: либо ты будешь, как и прежде, «орлом», либо отправишься к Хью. Неужели ты думаешь, что он поступит иначе, если ты вдруг заявишь права на его любимого сына? А если он просто-напросто решит избавиться от тебя? Куда ты убежишь, где спрячешься, если ни у одного из вас нет могущественных родственников? Тебя ждет твоя мать, Лиат.

Санглант мгновенно распознал опасность:

— Мать?

— Я потеряла гораздо больше, чем ты думаешь, Вулфер, — сказала Лиат. — И если я отправлюсь к матери, это значит, что я уйду с королевской службы. Почему в этом случае Генрих не станет возражать? Только потому, что никогда об этом не узнает и не сможет вернуть меня Хью? Почему моя встреча с матерью должна строиться на обмане? Почему я должна тебе доверять?

— А почему ты доверяешь Сангланту? — вопросил Вулфер. Она рассмеялась в ответ, но слова, последовавшие за этим смехом, были полны горечи:

— Потому что он не способен лгать, так же как и его собаки. Даже отец мне лгал. Ты, Вулфер, лгал мне, и не удивлюсь, если моя мать точно так же лгала, как и все вы. Если бы она попыталась нас найти, не был бы отец сейчас жив?

Лиат гневно смотрела на Вулфера, выражение лица у нее при этом было точь-в-точь как у короля, когда приближался один из его приступов гнева. Санглант взял ее за руку и крепко сжал пальцы.

Вулфер произнес только одно:

— Анна должна обучить тебя, Лиат. Думаю, теперь ты и сама понимаешь, как тебе это необходимо.

Здесь и таилась опасность. Санглант видел, как по лицу Лиат пробежало облачко. Ей нужно что-то, чего он не в силах ей дать, и Вулфер воспользуется этим, чтобы разлучить их. Но Санглант больше не собирался терять ее.

— Куда бы ты ни отправилась, — сказал он, — я последую за тобой.

— А если твой отец не позволит? — спросила Лиат. — Что если он не даст тебе ни лошадей, ни оружия, ни эскорта?

Принц только рассмеялся:

— Не важно. Не важно то, что когда-нибудь может случиться, важно лишь то, что произойдет сегодня.

— Да, сразу видно — настоящий воин, — пробормотал Вулфер. — Главное — сегодняшняя битва, а там — будь что будет.

На щеках Лиат выступил румянец, она не смотрела ни на одного из них, но Санглант знал, о чем она думает. Он резко отпустил ее руку. Внезапно ему показалось, что он принуждает ее сделать то, что хочет он, вместо того чтобы она сама сделала свой выбор. Тогда чем он лучше Кровавого Сердца, надевшего на него железный ошейник?

— Действительно, я ничего не могу тебе предложить — ни поместий, ни денег, которые обеспечили бы твое будущее и стали частью брачного договора. Действительно, мой отец будет против нашего брака. Но возможно, если мы принесем нерасторжимые клятвы, ему придется смириться. В конце концов я не единственный подходящий для принцессы Адельхейд жених. К тому же до его суда всякое может случиться — может, на нас нападут бандиты и убьют прежде, чем мы успеем добраться до Верлиды! К тому же есть и другие возможности…

— Например? — с сарказмом осведомился Вулфер.

— Вулфер, где моя мать? — вмешалась Лиат.

Но тот упрямо молчал.

— Ты не хочешь говорить?

— Я сейчас не могу говорить откровенно.

— Из-за Сангланта? — удивилась она.

— Мы не всегда одни, даже если нам так кажется, — загадочно ответил Вулфер. И словно в ответ на его слова, с ветки ближайшего дерева сорвалась сова и улетела прочь. Лиат проводила ее задумчивым взглядом. Неужели та самая, которая привела ее к горящему камню? Ну, или по крайней мере такая же громадная. Собаки скулили до тех пор, пока птица не растворилась в подступающих сумерках.

Когда Вулфер снова заговорил, голос у него дрожал от ярости:

— Пойми, Лиат, нас ожидают великие события, ты даже не можешь себе представить какие. И пока ты не научишься понимать предначертанное, мне надо быть осмотрительным.

— Почему король Генрих тебя ненавидит? — спросила она напрямик. Он выдал себя, посмотрев на Сангланта, она тоже перевела на него взгляд. — Ты знаешь? — пораженно спросила она.

— Конечно. — В его памяти снова возникли обрывки давней истории. — Он пытался утопить меня, когда я был совсем маленьким.

— Это правда? — потребовала она ответа.

Вулфер молча кивнул. Больше он не мог сдерживаться — его планы были полностью разрушены. В глазах Лиат он теперь не больше чем убийца.

— Увы, ему это не удалось, — добавил принц, теперь угрюмое молчание «орла» забавляло его. — Тогда мне бы не пришлось выслушивать его неоднократные объяснения в том, что он всего лишь пытался спасти короля от заговора, задуманного моей матерью и ее родными, частью которого был и я. «Кто знает, что случится, когда Корона Звезд увенчает небо?» Если бы я знал это, возможно, мать и не оставила бы своего нежеланного ребенка. По крайней мере отец позаботился о моей судьбе.

— Но будет ли он заботиться дальше, мой принц, — резко спросил Вулфер, — когда вы вернетесь не с той невестой, которую он выбрал?

Принц мрачно усмехнулся и уверенно сказал:

— Но ведь есть и другие варианты. У меня репутация хорошего полководца. Думаю, многие герцогства обрадуются, если я выступлю на их стороне, даже если это вызовет неудовольствие короля Генриха. Я больше не «дракон», и меня уже нельзя использовать как пешку в ваших играх, Вулфер. Впрочем, подобной возможности лишается и мой отец. Я поступлю так, как считаю нужным, не важно, с благословения отца или без него. Это я обещаю.

Вулфер не ответил. Промолчала и Лиат. Вместо ответа она сняла плащ, аккуратно сложила его, прикрепив поверх значок «орла».

— Прости, — сказала она, протянув вещи Вулферу, — но я сделала свой выбор уже давно, и при гораздо более странных обстоятельствах. Теперь моя мать знает, где меня найти.

— Но это же невозможно! Неужели ты и в самом деле останешься с ним?

— Почему нет? Потому что ты против? Я больше не собираюсь следовать судьбе, которую предначертали для меня другие!

— Лиат! — Он все еще отказывался брать плащ и знак. — Если ты уйдешь с ним, то лишишься всякой поддержки…

— А как, ты думаешь, я жила раньше? Какую жизнь вела? Но мы с отцом справлялись.

— Какое-то время. А что случилось потом? — Действительно ли он пытался ей угрожать или это был лишь страх потерять над ней контроль? Казалось, Вулфер искренне озабочен дальнейшей судьбой Лиат. — Ты понимаешь, что я заберу не только плащ и знак, но и лошадь. Все это было приготовлено для «Королевского орла», а не для любовницы Сангланта.

На лице у нее появилась победная улыбка:

— Ресуэлто принадлежит мне.

— А как насчет лука и меча? — поинтересовался он.

Выражение ее лица не изменилось. Сангланта потрясла быстрота, с которой она приняла решение, и безжалостность, с которой она теперь его выполняла. Она принялась расстегивать пояс с прикрепленными ножнами и мечом в них.

— Нет, — пошел на попятную Вулфер, — я не могу оставить тебя совершенно безоружной. Если я не убедил тебя отправиться со мной, то это только моя вина. Может, ты еще передумаешь. — Он посмотрел Лиат прямо в лицо, словно желая внушить ей свою волю. — Ты можешь переменить решение, если не забеременеешь от него. Господи, ну почему ты не можешь мне довериться? Есть нечто, чего ты не знаешь…

— Так расскажи мне!

Но он лишь посмотрел на дерево, откуда несколько минут назад улетела сова.

Вулфер остался на дороге один. Лиат обернулась и кинула прощальный взгляд на его поникшую фигуру, Санглант не удостоил его и этой малости.

Сначала они ехали молча, вглядываясь в тропу, которая в сумерках то и дело пропадала из виду. В лесу стояла тишина, слышались лишь стук копыт, повизгивание и недовольное ворчание собак, когда они оттесняли друг друга от хозяина, шорох ветра в ветвях да посвистывание каких-то пичуг, устраивающихся на ночлег.

— Откуда у тебя такой конь? Настоящий красавец! — наконец спросил он. — Мне кажется, я его где-то видел.

— Мне подарил его граф Лавастин за службу в Генте. И седло с уздечкой тоже.

На мгновение Сангланта охватила ревность. Но он быстро успокоился — ведь Лиат едет с ним, а не с графом.

— А король действительно сильно разозлится? — с тревогой спросила Лиат.

— Да. Он хотел, чтобы я уехал в Аосту, женился на принцессе Адельхейд и разделил с ней трон. Тогда бы Генрих отправился на юг, где его провозгласили бы императором, после чего он мог бы признать меня своим законным наследником, потому что к этому времени я сам был бы царствующим монархом.

Лиат что-то пробурчала себе под нос. В этот момент они выехали на поляну, и в лунном свете Санглант смог разглядеть выражение ее лица. Она нахмурилась и задумчиво произнесла:

— Но теперь, если ты женишься на мне…

Санглант натянул поводья и резко осадил лошадь.

— Давай выясним все раз и навсегда, чтобы больше не возвращаться к этому разговору, — сказал он сердито. Но злился он не на Лиат, а на то, что перед королем ему придется снова объяснять и доказывать единственно правильное для него решение. — Когда я был пленником Кровавого Сердца, я видел, что значит быть королем. Вот мои подданные. — Он указал на собак, которые послушно сидели рядом и не лезли под копыта коней. — Они перегрызли бы мне горло, как только я показал бы свою слабость. Так и люди: чуть только король покажет, что он беззащитен, на него тут же набросятся принцы, герцоги и прочая… Представь, как они взбесятся, когда он объявит наследником меня — незаконнорожденного и лишь наполовину человека! Я целый год жил в Генте в собачьей стае, каждую минуту начеку, каждую секунду готовясь к драке не на жизнь, а на смерть, — с меня довольно! Больше я так жить не хочу! Я не собираюсь становиться королем или императором. Но если ты, Лиат, мне не веришь, тогда тебе лучше вернуться к Вулферу или оставить королевскую службу и перейти к графу Лавастину — он охотно тебя примет. Я не собираюсь больше возвращаться к этому разговору, так что реши для себя, веришь ты мне или нет.

Лиат молчала. Потом она тронула поводья коня и двинулась в путь. Она осталась с ним! Санглант поехал вслед за ней. Сердце у него билось так сильно, что казалось, выскочит из груди. Кровь стучала в висках, и потребовалось несколько минут, прежде чем он понял, что на самом деле слышит стук копыт впереди.

— Стой, — приказал он, и Лиат тут же замерла на месте.

— Что случилось?

Но тут и она услышала шум, а через мгновение на дороге показались всадники — два человека на взмыленных лошадях. Сами они тоже казались измученными долгой скачкой, но на лицах явно читалось облегчение.

— Мой принц! — воскликнул один.

— Мы возвращаемся в деревню, — объявил Санглант. — Там мы переночуем, а потом присоединимся к королю.

Они кивнули, не решаясь задавать лишних вопросов.

Дальше они поехали вчетвером. Санглант молчал — не то чтобы он стеснялся присутствия слуг, просто не знал, что можно еще сказать Лиат. И какой смысл что-то говорить? Решение уже принято, теперь, хвала Господу, не осталось ничего недосказанного.

Лиат ехала чуть впереди. Спина у нее была гордо выпрямлена, плечи расправлены. О чем она думает? Трудно сказать. Во всяком случае она, кажется, уверена в себе и в своем решении.

Деревню окружал палисад, и над воротами, ведущими внутрь, горел единственный фонарь. Издали он походил на звезду, упавшую на землю с небес, только этот свет и позволял не сбиться с дороги. По небу неслись тучи, задул резкий ветер — приближалась гроза.

Один из их спутников постучал в ворота, закрытые на ночь. Впрочем, если есть палисад с воротами, значит, есть и караульный, который откроет ворота запоздавшим путникам. Санглант старался не думать о том, что их ожидает. Скорее всего, на постоялом дворе все уже спят, и припозднившимся гостям достанется лишь холодный ужин да жесткая кровать. Что касается кровати… За последний месяц на его постель посягало несколько женщин, некоторых, как ему казалось, прислал Гельмут Виллам. Похоже, он считал, что любую болезнь мужчины можно вылечить жаркими объятиями на ложе страсти. Впрочем, Санглант, так и не дотронулся ни до одной из них — боялся выставить себя дураком.