-- Я с Бреселидой связываться не стану. - зло отрезала Македа. Увидит, в каком состоянии труп, поднимет крик. Себе дороже.
      -- Может, он ей самой нравится? - подняли гогот остальные конвойные.
      -- Может, и так. - угрюмо пропыхтела сотница. - Только она к царице в покои дверь ногой открывает. Тиргитао ей верит. Одно слово, и от нас мокрого места не останется.
      -- Что-то они много спорят. - недоверчиво подал голос кто-то из всадниц.
      Македа пожала здоровенными плечами.
      -- Милые бранятся, только тешатся. У Тиргитао характер вспыльчивый, охрана это знает. - сотница высокомерно усмехнулась. Видимо, близость к царице наполняла ее простое сердце гордостью. - А Бреселида кремень-девка. Никому ни в чем не уступит. Как ее мать царица Ламакеда.
      Сотнице, наконец, удалось раздуть огонь.
      -- Чего ж она тогда не повезла его в своем караване?
      Всадницы начали подходить к костру.
      -- Сын архонта - царская добыча. - пояснила Македа. - Не чета другим пленным. Он имущество Тиргитао. Поэтому его и конвоирует личная охрана. -Сотница воткнула в землю палку для котелка и начала обкладывать ее камнями.
      Второй караван приближался. Лежа на земле, Делайс уже всем телом ощущал, как камни слабо вздрагивают от мерного топота лошадей.
      -- Привет! - крикнул Бреселида с седла. - Ну вы и скачите! Что, всю дорогу галопом гнали?
      Она спешилась и подошла к костру. Ее караван разбивал лагерь рядом с телегами Македы.
      -- Дальше вместе пойдем? - угрюмо спросила та.
      Всадница кивнула, вытянув замерзшие руки к огню. Женщины поднялись, давая ей место.
      -- Где пленный-то?
      -- Там. - Македа неопределенно махнула рукой в сторону степи. Отполз куда-то.
      -- Не убежит?
      -- Такие не бегают.
      Среди охраны поднялся дружный смех.
      Бреселида, севшая было у огня на корточки, поднялась и в нескольких шагах от костра нашла Делайса, забившегося в неглубокую ложбинку между камнями.
      -- Всю дорогу его что ли пешком гнали? - удивилась она. - Так и душу можно вытрясти.
      -- Кажись, все. - кивнула Македа. На ее простодушном рябом лице появилось хитроватое выражение. - Отгулял парень. - она хлопнула Бреселиду по плечу.
      -- А верхом посадить ума не хватило? - меотянка зло сбросила ее руку.
      -- Сама знаешь, -- Македа понизила голос и ощущение ее простоты пропало, -- Тиргитао не хочет переговоров.
      -- Это не значит, что их не будет. - отрезала Бреселида. Она присела на корточки возле Делайса и осторожно повернула его голову. - Дышит.
      -- Все равно сдохнет. - обозлилась Македа. - Его надо закопать здесь и не морочить нам голову!
      Бреселида выпрямилась.
      -- В твоем отряде 20 человек. В моем сотня. - ее рука легла на акинак. - Не спорь со мной, Македа.
      Сотница набычилась и отошла в сторону.
      Чертыхаясь себе под нос, сестра царицы расстегнула шерстяной плащ и накинула его на неподвижное тело Делайса.
      -- Что же делать? -- она явно обращалась не к нему. -- Положить на телегу под шкуры? Все равно замерзнет.
      -- Я смогу ехать верхом. -- едва слышно отозвался пленный. -Отлежусь и поеду. -- сильный грудной кашель помешал ему говорить дальше.
      -- Эй! -- всадница подняла руку, подзывая своих "амазонок". -- Костер уже развели? Помогите мне отвести его к огню.
      Две женщины поспешили к ней. Вместе они подняли пленного под руки. Между телегами не так задувало. Ему освободили место у костра, бросили на землю волчьи шкуры и сверху укутали сына архонта тяжелыми, как железо, войлочными плащами.
      -- Сиди, мальчик, -- сказала пожилая меотянка, орудовавшая у огня. -Я сейчас дам тебе чебреца с лимонником. У кого масло?
      Она наполнила горячим отваром глиняный скифос, и Делайс долго грел окоченевшие пальцы на его расписных стенках.
      -- Может, ему меду развести? -- предложила молодая круглолицая синдийка, которая вместе со старухой притащила пленного к огню.
      -- А есть? -- с сомнением спросила Бреселида. -- Радка, посмотри, мы брали соты?
      Мед, растаявший в горячем чебреце с маслом, пить было приятно. Жаркое варево сначала обожгло горло, потом согрело желудок и заструилось по жилам. Через минуту смертельно усталого Делайса разморило и он лег. На него сверху набросали еще волчьих шкур, и сын архонта почувствовал, что холод, наконец, отступает.
      Сквозь пелену дремоты он видел сидящих у костра женщин. Евших, пивших, разговаривавших о своем. И удивился тому, что они ни чем не злее него самого. Просто враги. На время похода -- не больше. А изменись положение, снова станут союзниками. Почему они должны его жалеть? Только потому, что ему самому себя жалко?
      -- Эта Македа, стерва, каких мало. -- сказала седая. -- Доверили довезти пленного, специальную охрану дали: видать, важная птица. Не-ет, уездила в хвост и в гриву.
      -- Она считает, что угадала волю царицы. -- усмехнулась Бреселида. -Собачья преданность: смотреть хозяйке в рот и додумывать, что тебе прямо не сказали.
      -- Так можно и промахнуться, -- пожала плечами седая. -- Ваша бабка этого не любила. Потому мы с ней и ладили. А Ламакеда, как сейчас Тиргитао, слова поперек пережить не могла. Живо лишила меня сотни. Вот и хожу на старости лет в простых всадницах. -- она присвистнула. -- За один возглас против!
      -- Зато тебе не в чем себя упрекнуть. -- Бреселида хлопнула ее по плечу.
      Это было последнее, что слышал Делайс, прежде чем сон накатил на него теплой волной.
      * * *
      Утром Бреселида прогнала Македу с ее всадницами обратно. Она не скрывала раздражения и обещала обо всем рассказать царице. Крик сотниц был слышен даже из телег с пленными, хотя обе женщины предусмотрительно отошли в степь.
      -- Пантикапейская потаскуха! -- вопила Македа.
      -- Овца в клещах! Лишайная гадюка!
      Делайс попытался это представить. Вышло забавно.
      Бреселида быстрым шагом возвращалась в лагерь. Она была не в том настроении, когда с ней можно спорить. Всадница не позволила сыну архонта ехать верхом, поскольку его сильно знобило. Делайса положили на телегу, укрыли шкурами и тронулись в путь.
      Некоторое время пленный пытался смотреть по сторонам. Караван двигался не быстро. В какой-то момент с телегой поравнялся высокий человек в накинутом на голову гиматии. Он повернулся к Делайсу и откинул плащ с лица.
      -- Я же говорил, что все будет хорошо. -- улыбнулся солнечный лучник.
      -- Хорошо? -- не поверил своим ушам пленный.
      Но его собеседник уже растаял в воздухе.
      "У меня бред", -- сын архонта откинулся на жесткие шкуры и закрыл глаза.
      В этот день Делайс выспался на неделю вперед. Старая меотянка, по имени Гикая каждые три часа будила его и заставляла пить горячий отвар, который быстро остывал, а в холодном виде приносил мало пользы.
      Уже через сутки Делайс почувствовал себя лучше и попытался слезть с телеги. В этом была насущная необходимость. С пленного не спускали глаз, и отойти за камни без конвоя он не мог.
      -- Ну не убегу же я! -- взвыл несчастный, с ненавистью глядя на Бреселиду. -- Кругом степь, холод. Куда я денусь?
      -- Обернешься волком и ускачешь к своим. -- рассмеялась женщина. -Иди.
      -- Даже волки не гадят под себя. -- ворчал пленный, пристраиваясь за грядой валунов.
      -- Голову не опускай. -- раздался вдруг у него над ухом голос сотницы. -- Попытаешься сбежать, выстрелю.
      Делайс потрясенно поднял глаза. Ему-то казалось, что он довольно далеко отошел от лагеря. Однако Бреселида в сопровождении Радки и Гикаи неведомым образом оказалась совсем рядом и, вскинув, небольшой лук, держала его висок на прицеле.
      От гнева и унижения в глазах Делайса помутилось, и тут он снова почувствовал, как его зрение начинает двоиться. В напряженном плавящемся воздухе вокруг трех лучниц воин вдруг увидел явственные черные контуры, точно они отбрасывали тень в каком-то другом мире. А вдалеке между телегами преспокойно ходила Бреселида, перекликаясь с подругами и не обращая на пленного никакого внимания.
      В этот же миг по команде черной сотницы ее служанки спустили стрелы, и Делайс понял, что сейчас его постигнет участь Асандра Большого. Чтобы спастись, он резко оттолкнулся ногами и рыбой полетел вперед. Сразу за грядой валунов начиналась довольно глубокая расщелина, поросшая колючим щибляком.
      Бреселида из лагеря видела, как пленник зашел за камни, вокруг которых колыхалось легкое марево, странное для таких холодных дней. Потом раздался его гневный крик, и все заметили, как он оторвался от земли, прыгая в пропасть.
      Пролетев несколько локтей, пленник ударился о выступ. Кустарник задержал катившееся тело. Избитый и исцарапанный Делайс был извлечен из расщелины. При этом Радка награждала его пинками не хуже Македы.
      -- Хорошо прогулялся? -- осведомилась Бреселида. -- Облегчил душу? -она едва сдерживалась. -- А теперь запомни. -- Сотница отступила на шаг, намотала на руку хлыст, сделав подобие кожаной рукавицы, и со всего размаху стукнула его кулаком в челюсть.
      Делайс был выше нее и удар рассек ему подбородок с низу. Пошла кровь.
      -- Я могу поступить с тобой так же, как Македа. -- зло процедила всадница. -- Пойдешь пешком, без плаща, а если надо, босиком. Раз не понимаешь хорошего обращения.
      Делайс сплюнул кровь под ноги. От удара он еще и прокусил губу. Оскорбительно было получать по зубам, особенно за то, в чем ты не виноват.
      -- Приведите ему коня, -- бросила Бреселида. -- Он уже выздоровел!
      * * *
      Через сутки караван вышел на морское побережье. Делайс слышал, как Гикая объясняла Радке, что это только начало Меотийской косы и отсюда им до бродов еще дня полтора пути по хорошей погоде.
      Море штормило, свинцовые тучи двигались по небу, накрывая степь. В прорывах между ними изредка появлялось яркое холодное солнце.
      Ночевали в странном месте под названием Урочище Девы. У самого моря высилась громадная скала в виде склоненной к воде женской головы. Как только караван въехал сюда, Бреселида повела себя очень странно. Дергалась, поминутно на всех срывалась, отъезжала от отряда в степь и, наконец, не приняла участия в обильном жертвоприношении на скале.
      Деве подарили много золотых кубков, побросав их в море. Потом зарезали ягненка и спалили его тушку.
      Старая Гикая ворчала, что без человека Дева их не пропустит к бродам. В караване полно пленных и нечего мелочиться. Но Бреселида как будто оглохла.
      -- Что ты к ней вяжешься? -- возмутилась, наконец, Радка. -- Она никогда не приносит здесь жертвы. Сама знаешь!
      -- Я знаю побольше твоего! -- огрызнулась старуха. -- Но это не дело. Она должна примириться с Трехликой.
      Ночью Делайс потихоньку отполз от лагеря. Он страшно мучился желудком. От плохой воды его кишки совершенно не знали, что выбрать: мертвый запор или постоянный понос.
      Прогулявшись в степь, сын архонта возвращался довольный собой, когда увидел на скале Девы слабый огонек. Интерес к жизни постепенно возвращался к нему, и сейчас Делайс был как раз в состоянии предпринять вылазку.
      Стараясь не шуршать камешками, он поднялся по узкой, слабо белевшей в темноте дорожке и затаился, не поднимая головы над гребнем скалы. У алтаря была Бреселида, она сбрызгивала маленькое пламя вином. По ее щекам текли слезы.
      -- Уходи. -- бормотала меотянка. -- Я отдам тебе палец. Только оставь меня в покое.
      "Надо ее скрутить, прежде чем она себя покалечит", -- подумал Делайс и начал было подниматься из-за камня, и тут на вершине громадного валуна , образовывавшего голову Девы, пленник увидел плотный сгусток темноты, более черный, чем все вокруг. Делайс протер глаза.
      Сгусток не исчез. Более того -- он шевельнулся, и сын архонта ясно рассмотрел громадные черные крылья, сотканные из ночного мрака. С головы чудовища свисали змеи. Рот был оскален, а узкий длинный язык высунут, с него тонкой серебристой струйкой лунного света капала слюна.
      Хотя раньше Делайс никогда не видел подобного урода, он готов был поклясться, что и страшная Птица на Совином холме, и три черных лучницы у расщелины, и Медуза с головы Девы -- одно и то же существо.
      Чудовище взмахнуло крыльями, намереваясь наброситься на женщину у огонька. Воин в одно мгновение рванулся с места, сбил Бреселиду с ног, оттолкнул в сторону и, падая вместе с ней, успел выдернуть из ножен на ее поясе короткий акинак.
      Тварь накрыла их обоих, Делайс только и мог что ткнуть мечом в вязкую темноту. Режущий слух клекот пронесся над скалой. Люди почувствовали нестерпимый жар, точно их, как не прогоревшие бревна, сунули поглубже в костер... И тут далеко на востоке темный край неба озарился крошечным ободком солнца. "Уже утро? -- мелькнуло в голове у Делайса. -- Не рано?" Наваждение исчезло.
      Меотянка, тяжело дыша села. Если б не боль, адским пламенем жегшая кожу, сын архонта уже сейчас усомнился бы, что побывал под крыльями самой смерти. Он помог оглушенной ударом Бреселиде встать. У обоих лица были красными, точно они сунули их в огонь.
      -- Не принимает даже жертву. -- сокрушенно сказала женщина.
      Делайс вернул ей меч. Молча они спустились со скалы. Начинался рассвет.
      -- Иди в лагерь. - сотница подтолкнула его к телегам. -- Я посижу на берегу.
      Делайс покачал головой.
      -- Оно может вернуться.
      -- Оно рано или поздно вернется. -- устало вздохнула Бреселида.
      Спутники стояли у песчаной косы, за которой гудело темное море. Отчаявшись прогнать пленного, меотянка расстелила плащ на холодном песке, села и знаком пригласила его опуститься рядом.
      -- Ты тоже думаешь, что Тиргитао возьмет город? -- враждебно спросил Делайс.
      -- Нет. -- всадница покачала головой. -- У Пантикапея хорошие укрепления. Твой отец постарался. С наскока их не преодолеть, а для осады степная армия не годится.
      -- Тогда зачем? -- Пленный тоже присел на плащ. -- Сколько это еще будет продолжаться?
      Бреселида пожала плечами.
      -- Пока Гекатей жив, город не сдадут. Но, -- она повернула к собеседнику усталое лицо, -- если с ним что-нибудь случится, ворота перед Тиргитао будут немедленно открыты.
      -- Неужели ты думаешь, что мой отец единственный, кто готов защищать Пантикапей? -- усмехнулся Делайс.
      -- Купцы уже и сейчас пострадали, не успев отправить в Афины весь хлеб. -- пояснила меотянка. -- А за зиму их запасы уменьшатся, съеденные осажденными. Поэтому стоит архонту разжать кулак, как они заключат мир с царицей на выгодных условиях. Думаю, твое освобождение будет одним из них.
      Делайс с сомнением хмыкнул.
      -- Кажется, Гекатей ясно показал, что моя жизнь не имеет для него значения. Твой застреленный жеребец тому свидетель.
      -- Он просто хотел внушить и нам, и своим подданным, что давить на него бесполезно. Но я-то потом осмотрела свою бедную лошадь. -- Бреселида тихо рассмеялась. -- Все стрелы били очень высоко. Потому и пришлись в шею, а не в бок. Ну? Выше твоей головы.
      Делайс опешил. "Вот значит как?" Отец не хотел его убить? Он в это не верил. Слишком сжился со своей отверженностью.
      -- А если переговоры не увенчаются успехом?
      -- А если... А если... -- рассердилась всадница.
      Делайс в упор смотрел на нее.
      -- Если переговоры не увенчаются успехом, -- передразнила его Бреселида, -- Я помогу тебе бежать... В качестве извинения за то, что била тебя при всех.
      Не глядя больше на него, она встала и зашагала к телегам.
      Пленник остался на берегу. Сотница не боялась, что он куда-нибудь пропадет из этого безлюдного места. На горизонте широкой малиновой полосой зажигался новый день. Ближайшее время не сулило Делайсу ничего хорошего. А обещанию меотийской кошки можно ли верить?
      VIII
      Тропинка вилась по холму, потом ныряла в овраг и вновь выводила на гребень. Справа сколько хватала глаз покоилось море. Его виноцветные волны с белыми барашками бежали к берегу и ударялись о серые изъеденные солью скалы. Выше царила весенняя степь, покрытая клочковатым зеленым ковром, еще не потерявшим от жары свою свежесть.
      То здесь, то там сквозь тонкий слой земли пробивалось скальное основание. Сверху оно напоминало одинокие надгробья в желто-фиолетовых разводах лишайников. Маленькой всаднице, погонявшей лохматую степную лошадку, эти плиты казались могилами древних воинов, разбросанными среди звенящей травы.
      Кто лежал под ними? В какой битве пал? Или эта черствая земля никогда не знала мира?
      Лучница Арета возвращалась в лагерь непобедимой Тиргитао, великой царицы, которую предал и оскорбил вероломный супруг. После жарких осенних боев и тяжелой зимней осады весна заставила армию меотянок отойти от Пантикапея на тучные прибрежные пастбища. Здесь они надеялись нагулять лошадям бока и дождаться из-за пролива пополнения, чтобы вновь штурмовать город.
      Архонт, должно быть, сейчас праздновал победу, отогнав оголодавших за холодные месяцы всадниц от крепости более чем на два дня пути. Он не чувствовал, что, уйдя в степь, они оказались у себя домом. Бескрайняя, нежная она нянчила своих дочерей и укрывала от врагов. Что могут трусы-греки, засевшие в городе? Они даже нос боятся показать за стены! А здесь, в жарких ладонях меотийских равнин хозяйками всегда останутся всадницы. И они отомстят. О, как они отомстят! Каждому. За все.
      Арета пятками колотила рыжую понурую лошадку, которая перебирала сбитыми копытами по глинистой дороге. За балкой, поросшей держи-деревом, будет бухта со скалой, похожей на льва. А там полдня до Урочища Девы, где разбит лагерь Тиргитао.
      Вдруг вдалеке послышался тихий свист. Словно ветер трепал туго натянутую ткань. Арета насторожилась, звук шел с берега. Вероятно, внизу в скалах кто-то притаился. Рука всадницы инстинктивно потянула из-за спины лук. Вложив стрелу, девушка соскочила на землю, и осторожным шагом начала подкрадываться к краю обрыва. У большого серого камня в черно-зеленых пятнах мха Арета остановилась и выглянула за край. Отсюда хорошо был виден берег.
      Узкая полоска песка в уютной бухте, огороженной каменной грядой, кусочек моря без волн -- как нарочно были созданы для уединения. Пологая дорога в две колеи, едва намеченная на примятой траве, вела вниз. Картинка, представившаяся глазам грязной усталой всадницы, второй день рыскавшей в окрестностях Пантикапея, казалась совершенно нереальной.
      Тело Ареты ныло от долгой верховой езды, пустые кишки сворачивались в жгут, одежда воняла конским потом, а там, внизу у кромки прибоя стояла изящная колесница с ярким алым зонтом, запряженная двумя рослыми белыми жеребцами. Под легким навесом из шелка был разбит завтрак -- амфора с вином, хлеб, сушеные дольки абрикосов.
      На песке лицом вверх лежал мужчина. Он разнежился на солнце и явно заснул. В паре стадий от берега в предательски прозрачной воде плавала женщина. Мелкое Меотийское море у побережья уже было настолько теплым, что смельчаки отваживались купаться.
      Арета потерла глаза, чтоб развеять наваждение. Может, она перегрелась? Или ее водят злобные духи здешних мест? Кто сейчас ездит купаться? Пусть и вблизи от города!
      Девушку охватила злость. Люди внизу были явно богаты. И беспечны. Ни охраны, ни оружия. Одни зонтики! А ведь такие жеребцы стоят целое состояние. Людей тоже можно продать. Если они богаты, их выкупят родные. Отказываться от добычи всадница не могла.
      Однако приходилось выбирать: женщина или мужчина? С двумя противниками она не справится. Да и с одним будет тяжеловато. Хорошо, что мужчина спит. К нему можно подкрасться, оглушить и связать. Но женщина поднимет крик. "В сущности выбора-то и нет", -- усмехнулась Арета.
      Она положила стрелу на лук и бесконечно долго прицеливалась в плескавшуюся на глубине фигуру. Снять женщину надо было с одного выстрела, ни то испуганные крики разбудят ее спутника.
      Мысленно воззвав к Деве, Арета спустила тетиву. Стреляла она хорошо. Удаляющаяся пернатая смерть сначала превратилась в иголку, а потом воткнулась женщине в горло. Та даже не успела выдохнуть. Всадница видела, как на воде булькнул красный фонтанчик, и жертва пошла ко дну.
      Мужчина не пошевелился.
      Арета начала осторожно спускаться со склона. Больше всего она боялась наступить на гадючье гнездо, чтоб прянувшие из-под ног змеи своим шипеньем не разбудили спящего. "Амазонка" видела его затылок. Черные прямые волосы шевелил ветер. На лицо бы накинут край снятого плаща, чтобы солнце не мешало спать.
      Затаив дыхание, Арета подобралась совсем близко, держа наготове акинак. Она перевернула меч лезвием вверх и со всей силы ударила ручкой от виска к уху -- по касательной, чтоб оглушить жертву, а не проломить ей череп. Впрочем, на последнее при своих скромных силах Арета не рассчитывала.
      Мужчина слабо вскрикнул. Вернее резко втянул воздух. Его ноги дернулись и он застыл. "Хорошая работа", -- похвалила себя всадница. Она не спеша отвязала от пояса длинную ременную веревку, соединила руки пленника впереди и крепко связала ему запястья. Ноги должны были оставаться свободными -- пусть топает сам. Конец веревки девушка прикрутила к колеснице. Коней она собиралась вести под уздцы, двигаясь рядом с ними верхом.
      Пройдя под навес, всадница подняла хлеб и стала с жадностью запихивать его себе в рот. Потом так же жадно, давясь, сделала несколько больших глотков вина. Остаток она вылила из амфоры в воду у берега, благодаря Деву за подаренный успех.
      Набрав немного соленой морской воды, Арета вернулась к пленнику, чтоб плеснуть ему на голову. Только теперь она подняла плащ с лица мужчины.
      Ужас, который лучница пережила при виде своего неожиданного трофея, чуть не вызвал столбняк. Перед ней на песке лежал архонт Гекатей, самый грозный из пантикапейских воинов -- негодяй и предатель!
      Как он мог так сплоховать? Отправиться на прогулку под стены крепости один? Без охраны? Неужели он был настолько уверен в полном контроле эллинских войск над окрестностями?
      Арета не верила своим глазам. Ей несказанно повезло. Главное теперь дотащить его в лагерь. А там уж Тиргитао разберется, что делать.
      Гекатей застонал и начал открывать глаза. Арета вдруг испугалось. Ей почему-то очень не хотелось встречаться с ним лицом к лицу. Она вообще не хотела с ним разговаривать. Привезти царице и дело с концом. Пойдут посулы, просьбы, оправдания, попытки напомнить, что он, Гекатей, сделал меотянкам хорошего... Хорошее было. И много. Но потом все перечеркнула война. Он, Гекатей все перечеркнул!
      Всадница отмотала уши своего мягкого колпака, спасавшего голову на солнце, и запахнула лицо одним из длинных концов. Потом пошла к лошади, села верхом, подхватила под уздцы одного из белых жеребцов и поехала вперед.
      -- Вставай! -- крикнула она через плечо.
      Гекатей с трудом поднялся. Голова у него гудела. Сначала он шел молча. Потом началось.
      -- Эй! Послушай! Ты делаешь ошибку.
      Арета не повернула головы.
      -- Я богат. Ты получишь выкуп в десять раз больше, чем сможешь выручить за меня на рынке!
      Молчание.
      -- Ты глухая? Девочка! Черт возьми!
      Она слегка покачала головой.
      -- Да остановись же ты, дура! -- Гекатей едва поспевал за дергавшей его вперед веревкой. -- Я дам тебе золото. -- он последними словами ругал себя за беспечность. -- Я знаю, ты служишь Тиргитао, но подумай: мы вас все равно скоро вышвырнем обратно за пролив!
      Арета хмыкнула.
      -- А с золотом ты сможешь жить в Пантикапее, среди людей... Тебя никто не тронет! Слово архонта.
      Всадница потянула лошадей под уздцы вперед, и ее пленник вынужден был бежать.
      -- Ты не веришь мне, я понимаю, -- задыхаясь, продолжал он, как только колесница миновала крутой подъем и пошла ровнее. -- У нас в крепости живут меотянки...
      "Ваши рабыни!" -- зло фыркнула девушка.
      -- Мы не причиняем им вреда!
      Арета вздрогнула, как от толчка в спину, повернулась к нему и с силой полоснула Гекатея хлыстом.
      -- Заткнись! И иди.
      Архонта поразила ее злость.
      -- Не пойду! -- вдруг тоже закричал он. -- Никуда отсюда не пойду! Думаешь продать меня? -- пленник с размаху сел на землю. -- Ломаного гроша за меня не получишь, драная кошка! -- веревка натянулась и потащила его по дороге.
      Арета, не обращая на это внимания, все тянула лошадей под уздцы.
      -- Меня отберут у тебя, как только ты приедешь в лагерь! -- выл ей в спину Гекатей. -- Тиргитао потреплет тебя в благодарность по щеке и все!
      Арета усмехнулась: как хорошо он знал царицу.
      -- Ты ничего не выиграешь! Ничего! Да послушай же...
      Девушка повернула голову и придержала лошадей, так что лежавший на земле пленник смог подняться. Ободренный ее поступком он продолжал:
      -- Прошу тебя, не веди меня к Тиргитао! Ты же знаешь, что она со мной сделает!
      Арета молча смотрела на него.
      -- Какая тебе корысть в моей смерти, девочка? Я готов заплатить большой выкуп. Что тебе тут в степи? Уйдем в Пантикапей. Честью клянусь, там живет много женщин из твоего народа. Никто их пальцем не трогает!
      На миг Арете остро захотелось ему поверить. Даже если он лгал. Пойти куда глаза глядят из этих проклятых мест... где про нее все все знают... Начать совсем другую, новую жизнь среди незнакомых людей...
      Она смотрела на его взмокшие черные волосы, на черты лица, ставшие за годы союза почти такими же родными, как у Тиргитао, и не могла понять, как он такой сильный и надежный, мог допустить предательство?
      -- Ну же? -- он почти улыбался ей.
      Арета медленно покачала головой.
      -- Почему?! -- взвыл несчастный, со всего размаху въехав ногой по заднику колесницы. -- Почему, ради богов?!
      Всадница отпустила повод белых жеребцов, тронула ногами свою кобылку, подъехала к нему и отмотала ткань, закрывавшую лицо.
      -- Я из номада Ферусы. -- только и сказа она.
      Глаза Гекатея расширились. Кажется, в первую секунду он не поверил. Потом как-то странно выдохнул двумя порциями, словно воздух не шел у него из легких.
      С минуту они смотрели друг на друга, потом Арета вернулась к лошадям, снова взяла их под уздцы, и колесница покатилась вперед.
      Теперь он молчал. Это было еще тяжелее, чем крики и жалобы. Арета спиной чувствовала его взгляд, но ехала, не оборачиваясь. Им не о чем было говорить. Все, что могло случиться плохого, уже случилось. Слова ничего не меняли.
      Гекатей шел, переставляя сбитые о камни ноги, и до боли закусив нижнюю губу. Кого угодно он рассчитывал встретить здесь, но только не всадницу из отряда Ферусы. Все они погибли. В том, что именно лучница из преданного им скифам номада тащила его к смерти, был страшный закон судьбы.
      Какого же дурака он свалял, демонстративно отправившись купаться в скалы за крепостью -- с любовницей и без охраны! Хотел показать защитникам, что в окрестностях Пантикапея больше нечего бояться. Меотянок нет поблизости, и люди могут жить спокойно.
      Первое время Гекатей еще надеялся, что на них наткнется патруль из крепости. Но с каждым часом его надежда таяла. Ни каравана купцов, ни вооруженного отряда, ни разъезда. Степь была пустой. Стада давно угнали в крепость, хлеб сожгли, из обгоревших поселков не выли даже собаки.
      Теперь архонт не пытался сопротивляться. Глядя на мерно покачивавшуюся спину Ареты, он знал, что не всех из отряда Ферусы скифы убили. Эта вот, например, выжила. Но, как видно, так и не пережила случившегося. Бессмысленно было просить пощады у девочки, поруганной бородатыми ублюдками Скила.
      Она жаждала мести, и только месть подняла ее в седло. Гекатей хорошо знал меотянок, попытка сломать их приводила только к тому, что они превращались в кремневые истуканы. Если б между ними не лежала страшная ночь скифского нападения, то она, исходя из своих степных понятий о чести, наверняка отпустила бы его. Гекатей не был простым пленником, его ждала только смерть. Однако во всем случившемся всадница винила именно архонта.
      * * *
      Лишь к вечеру крошечный караван Ареты достиг подножия Девичьей скалы. Лагерь Тиргитао лежал в просторной котловине. Со стороны степи его закрывал двугорбый холм, от воды отделяла широкая полоска песка и серая скальная гряда.
      -- Конец. -- сухо сказал Гекатей. Это были последние слова, которые услышала от него Арета.
      Огибая холм, они наткнулись на несколько патрулей. Архонт с досадой подумал, что, если б его разъезды вокруг Пантикапея несли службу также бдительно, как меотянки, он был бы спасен.
      Гекатей закрыл воспаленные от пыли веки и представил, что ничего этого нет. Остро захотелось вернуться всего на несколько часов назад, когда утром милая Левкоя, собираясь на прогулку, аккуратно шнуровала ему сандалии, а он смотрел на белую точку ее макушки среди тугих каштановых завитков...
      Веревка резко дернула руки пленника вперед, и архонт нехотя открыл глаза. Перед ним, как соляное изваяние, сидела верхом Арета, ожидая, пока очередной патруль осмотрит ее добычу. Эта жестокая девочка, помнившая только свою боль, убила Левкою. Да и его жизнь не продлится до завтра. Страшно было сознавать себя стоящим на дороге со связанными руками и выдерживать злорадно-любопытные взгляды всадниц Тиргитао.
      Арета разумно не сказала им, кого ведет. Иначе они разорвали бы Гекатея на месте.
      Описав дугу вокруг холма, "амазонка" и ее пленник увидели, наконец, ряды войлочных палаток с круглыми разноцветными щитами у входов. На мгновение Гекатею показалось, что Тиргитао нет в лагере, потому что вызолоченный конский хвост -- знак царского рода -- завернулся от ветра за шест и не был виден. Пленник испытал что-то вроде облегчения, хотя знал, что отсрочка только увеличивает муки заключенного. В следующую секунду морской бриз вновь начал трепать царский штандарт перед самым большим из шатров, и сердце Гекатея сжалось.
      Он понуро опустил голову, исподлобья глядя, как Арета спрыгнула с коня и на подгибающихся от усталости ногах побрела к кухне. Там стояла громадная врытая в землю амфора с водой. Всадница хотела пить. Гекатей сглотнул, ощущая, как пересохло горло. Однако о нем едва ли кто-то здесь позаботится.
      Две молодые меотянки по знаку Ареты начали выпрягать лошадей из колесницы. В это время со стороны холма раздался звук трубы, дробный топот копыт, и на площадку перед лагерем ворвалась кавалькада всадниц на взмыленных лошадях. Впереди мчалась царица в золотом поясе -- она лично объезжала окрестности, но, как видно, увлеклась охотой. Через шею ее лошади была перекинута косуля.