-- Дикари! - не унимался миньон. В досаде он выхватил у стоявшего рядом офицера подзорную трубу и уставился на берег. - Дикари. - повторил Сейнмур через минуту уже совершенно другим голосом. - Но, черт возьми, королева у них просто ангел!
      Харвей смотрел на берег. Чтоб разглядеть Хельви, ему не нужна была подзорная труба. Воображение в мгновение ока дорисовало ее лицо. Золотистые кудри алтарного херувима, насмешливая улыбка, и настороженный, недоверчивый взгляд. Если б не глаза, она напоминала бы ему ожившего мраморного амура...
      Голос маркиза вывел Деми из размышлений.
      -- Кто эти люди, окружающие королеву? - Сейнмур быстро вошел в роль главы посольства и теперь, одернув белый дублет, указывал сэру Энтони то на одного, то на другого вельможу в свите Хельви.
      -- Это граф Симон д' Орсини. Наместник Южного Гранара и командир личной охраны ее величества. Очень влиятельный человек. - отозвался посол. - В свите королевы с первого дня ее вступления на престол, очень предан и совершенно неподкупен. Именно он девять лет назад доставил в столицу приговоренного к смерти предателя Монфора, бывшего командора крепости Мон-Кер, еретика из братства Золотой Розы... - Кросс потер переносицу, как бы вспоминая что-то. - После этого д'Орсини больше года находился вдали от двора. Потом его вернули. Дело выглядело так, словно королева простила мессира Симона.
      --А этот смешной толстяк на муле? Разряженный, как трактирщик в ярмарочный день? - с презрительной улыбкой осведомился Сейнмур. - И тот седой элегантный мужчина на гнедой кобыле?
      Посол перешел к характеристике казначея и Лоше Вебрана.
      -- Лорд адмирал, конечно, сегодня выглядит особенно бледно. - фыркнул миньон. - Нигде вокруг не видно его работы. - Все погребено водой. Говорят, он получает крупные взятки от Фомариона: не удивительно, что Гранар до сих пор почти не имеет своих военных кораблей и так нуждается в морском союзнике!
      Не произнеся ни слова, Деми перехватил из рук маркиза подзорную трубу и приложил ее к глазу.
      -- Фи, какая бесцеремонность!
      Харвей и не думал отвечать. Его интересовал человек, о котором говорили посол и Сейнмур.
      Сухой и подтянутый Лоше Вебран держался чуть в стороне от плотной толпы придворных и нервно поигрывал уздечкой. На его тонком, породистом лице, казавшемся из-за острой бородки еще длиннее, застыло выражение скуки и нарочитого равнодушия. Аккуратно завитые седеющие волосы шевелил ветер с залива. Во всей худощавой, долговязой фигуре лорда адмирала чувствовалась надменность. Он не понравился Деми. Хотя едва ли кто-нибудь из собравшихся на берегу людей имел шанс понравиться герцогу Западной Сальвы.
      Харвей думал сейчас, что его жизнь непостижимым образом крутанулась, как волшебный фонарь, и вскоре... Вскоре ему опять придется из кожи вон лезть, чтоб доказать, на что он способен. Как в Беоте. Двадцать лет подряд. Чтоб потом ничего не добиться!
      Взгляд лорда скользнул по рядам гранарских вельмож - веселые, большей частью молодые лица. Такие же люди, как везде. Смеются, разговаривают. Его глаза уперлись в рыжеволосого бородатого гиганта, который явно держался особняком от остальных. Он отъехал на обочину дороги и, лениво жуя травинку, демонстрировал свою полную непричастность к происходящему.
      -- Каков! - восхитился за спиной у Деми маркиз. - Да отдайте же трубу, Харвей! Мне не терпится разглядеть хозяина всей этой пестрой кампании! Дерлок - вот тот верзила на черном мерине величиной со слона? Я угадал? Он смотрится на полторы головы выше остальных!
      Деми передал инструмент. Так вот это кто. Он много слышал о Босуорте и теперь видел его своими глазами. Зрелище, надо сказать, неутешительное для человека, которому предстояло стать мужем королевы Гранара. Ее фаворит явно знал себе цену. Он держался с таким видом, словно приехав сюда, сделал большое одолжение лично монархине, посольству короля Беота и всему белому свету. Это был крупный, как все горцы, исключительно яркий мужчина, судя, по статной фигуре, хороший воин, больше привыкший носить тяжелый панцирь, чем придворные одежды, и управлявшийся со своим мастодонтом одним касанием пяток без шпор. Его присутствие подавляло и внушало трепет.
      "Да, Хельви, без сомнения, любит все большое. И дикое. - с раздражением подумал герцог. - Больших лошадей, большие замки, даже страна у нее невероятно большая. Гранар простирается на восток и север так далеко, что едва ли хоть на одной карте обозначены его границы. В этом ряду Дерлок - не исключение, а правило. Всего так много, и все такое красивое!" Харвей и не предполагал, что вид Босуорта его заденет.
      Он заметил, что там, на берегу королева тоже смотрит в подзорную трубу на корабль, и вновь отобрал у Сейнмура инструмент. На мгновение ему показалось, что они с Хельви глядят прямо друг на друга. Деми не сдержал улыбку и тут же увидел, как королева тоже смущенно заулыбалась. Значит ей пришла в голову та же самая мысль. Она передала трубу молодому рыцарю, сидевшему рядом с ней и опустила голову.
      -- Что скажите, д'Орсини? Как вам беотийцы без доспехов?
      -- По мне бы лучше с оружием. - пробурчал командир охраны. - Вон как вырядились. А что, не дать ли нам лишний крюк через болото?
      -- Симон, а я? - королева смотрела на него укоризненно. - Если ты не жалеешь свою праздничную одежду, пожалей хоть мое платье.
      -- Прошу прощения, Ваше Величество. - рыцарь улыбнулся. - Ради вашего платья, я готов потерпеть чистых беотийцев, хотя их бы стоило хорошенько окунуть в грязь.
      Хельви расправила сбившийся с крупа лошади алый шлейф. Леди в красном - таков был ее сегодняшний выбор: царственно и хорошо видно издалека.
      -- Что ты скажешь о Деми?
      "Очень слащавая физиономия. Просто блевать тянет". - подумал Симон.
      -- Да ты не на того смотришь! - возмутилась королева. - Тот, кто тебе так не нравится, маркиз Сейнмур, глава посольства.
      Д'Орсини всегда поражала способность Хельви читать его мысли. Королева, смеясь, говорила, что он, Симон, живет чувствами, и все они написаны у него на лице. Рыцарь в этом сомневался. Просто она немного ведьма, королева Хельви, настоящая христианская ведьма, отказавшаяся от своего колдовства, ради любви к Богу и Гранару. Он-то знает. Он ее видел и в бою, и над сожженным телом Монфора (вот, когда Симон себя проклял!) и у серых камней в горах.
      -- Так что ты скажешь?
      "А что сказать? Если этот в белом не Деми, а какой-то маркиз, то чего он так вырядился? И кто ж тогда жених?"
      -- В синем плаще. Видишь? -- вновь подсказала Хельви. - Сейчас убрал подзорную трубу от лица.
      -- Н-да. Ничего себе. - неопределенно провозгласил д'Орсини. Чего она от него добивается? "Вот женщины! Разве можно так сразу что-то сказать? Ну приятное лицо у парня. Ну и что с того? Мало ли беотийцев с приятными лицами мы положили на двух войнах?"
      Три большие лодки спустились на воду, и беотийское посольство поспешило погрузиться в них.
      "Ну в лодку он хорошо прыгает. - констатировал Симон. - То же мне достоинство!"
      Легкие суденышки на веслах подошли к берегу. Сопровождавшие свиту королевы слуги помогли втащить носы лодок на песок, чтоб вылезающие из них господа не замочили праздничной одежды. После краткого представления всем беотийцам подвели лошадей.
      Хельви очень боялась, что у Харвея все еще болят ноги. Ей не хотелось, чтоб лорд Деми демонстрировал свою слабость на глазах у рослых южно-гранарских рыцарей, буквально родившихся в седле. Все, что она могла для него сделать, это найти на конюшне самого спокойного жеребца. Им оказался Кайлот, гуархайский скакун мышино-серой масти, который не смотря на свою покладистость, бегал довольно быстро, о чем говорило даже его имя обгоняющий ветер. Лорд Дерлок дорогой с удивлением поглядывал на лошадь для жениха и не сказал гадость только потому, что думал медленно.
      Сам Харвей тоже мучительно боялся показаться смешным. Он больше не хромал, во всяком случае так заметно, но вот с верховой ездой... дело обстояло куда хуже. В конце концов герцог так испугался опозориться перед всеми, что решил положиться только на руки, и взлетел в седло, не касаясь стремян.
      Этот привычный жест будущего владыки Гранара согрел сердца кавалеристов и очень разозлил Босуорта, который как раз к этому времени придумал, какую колкость сообщить Хельви по поводу женихов, разъезжающих на клячах для беременных женщин на седьмом месяце.
      -- Прошу извинения за причиненные неудобства, господа! - громко сказала королева, обращаясь к беотийцам. - Но с природой не поспоришь: она немного поплакала, немного посмеялась, и вот мы уже вынуждены преодолевать болота и разлившиеся рукава реки.
      Маркиз Сейнмур едва слышно застонал.
      -- До Даллина мы поедим верхом. - продолжала Хельви. - Там нас ждет торжественная встреча, ибо именно туда должно было прибыть посольство. Поторопимся, господа. - она посмотрела на солнце, уже явственно вышедшее из-за леса и начавшее припекать. - В полдень открытие процессии к собору, потом венчание и праздник. У нас не много времени.
      Глава 2
      "Итак, до Даллина три часа. - подумал Харвей. - Во сколько же она встала. чтоб приехать сюда? В шесть? А туалет, а волосы? Четыре - пять часов утра. Она уже полсуток на ногах, а все только начинается.
      Сам Деми не ложился. Вернее ложился, но не заснул. Лорду не понравилось бы, если б кто-то назвал его сентиментальным. Но последняя ночь на маленьком островке Беота вызвала у адмирала наплыв тоскливых чувств. Куда он едет? Зачем? Им распорядились, как картой в большой игре. Чужая земля. Чужие люди, к тому же заранее предубежденные против него. Даже будущая встреча с сыном не особенно утешала герцога. Мальчик всегда рос вдали от него, у Деми просто не хватало времени видеться с ребенком. Они не были друзьями, не играли вместе, не удили рыбу - Харвей сейчас с точностью не сказал бы, какого цвета у Персиваля глаза. Просто герцог не мог предать его, как не мог предать всех остальных. К тому же, как-то само собой разумеется, что, если у тебя есть сын, то значит ты его любишь.
      Прошлой ночью, ворочаясь в неуютной корабельной постели, адмирал вдруг понял, что не испытывает к ребенку ровным счетом никаких чувств. Если б дело обстояло иначе, если б в Гранаре его ждал хоть один близкий человек, ему сейчас бело бы в сотню раз легче ехать туда.
      -- Когда я увижусь с сыном? - спросил Харвей у королевы.
      Их лошади ехали быстрым шагом чуть впереди остальной процессии.
      -- Мальчик в Гранаре, нашей столице на юге, куда мы отправимся из Даллина после окончания торжеств.
      Деми поднял бровь. Ему хотелось знать, почему ребенка не взяли на свадьбу, но он ни за что бы не задал этот вопрос, опасаясь получить прямой ответ о том, что сын жениха от первого, едва ли теперь законного, брака будет лишним на празднике.
      Хельви его поняла.
      -- Персиваль еще маленький для таких больших путешествий. - сказала она. - Дорога из Беота в Гранар совершенно измотала его.
      -- Он здоров?
      -- Здоров, но еще слаб. За ним хорошо присматривают, не бойтесь, лорд Деми.
      Слова Хельви его вполне успокоили.
      -- Как прошло время после моего отъезда? - королева должна была поддерживать любезный разговор с женихом. Ей было немного не по себе рядом с Харвеем, тем более что она спиной чувствовала тяжелый взгляд Дерлока. Беседа отвлекала внимание и предавала Хельви уверенности.
      Лорд поведал о подробностях церемонии сложения вассальной присяги, и о том, как рвал и метал Дагмар, узнав об исчезновении Персиваля. Оба рассмеялись.
      -- Делать-то все равно было нечего. - развел руками Харвей. - Сажать меня снова в крепость - договор подписан. - он чуть помрачнел. - Мне пришлось передать права на оставшийся кусок Западной Сальвы прямо королю. Харвей передернул плечами.
      Так что теперь он нищ, и нищим его сделала эта красивая молодая женщина в красном платье! Ему захотелось сказать ей какую-нибудь колкость.
      -- Это то самое платье, которое вы заказали в Беоте? И о котором было столько слухов при дворе? -- он не предполагал, что его скрытая в тоне насмешка настолько попадет в цель.
      -- Нет. - Хельви вспыхнула. - То платье... - она запнулась. Пропало, сгорело, утонуло. Словом больше не существует. Это - лишь бледное подобие шедевра.
      Подобие было не такое уж и бледное, как заметил Харвей. Пожалуй, гранарская золотая вышивка по шелку способна украсить любую женщину. Хельви выглядела очаровательно. Но... он не видел того платья!
      А судьба изделия беотийских мастериц действительно была плачевна. С ним разделался лорд Босуорт при совершенно необычных обстоятельствах.
      Малютка Нолли вернулась в Гранар в слезах и вынуждена была остаться в королевском замке до возвращения Хельви. Первое время она горевала и никому не показывалась на глаза. Но юность брала свое. Не может же 15-летняя девушка сидеть взаперти, когда наступает самый таинственный из всех летних праздников - день Ивана Купалы - и дворец, город, окрестные села сливаются в огромном цветном котле карнавала.
      Праздник нельзя отменить и нельзя пропустить, даже если монархини нет в стране. Короли приходят и уходят, а день Летнего Солнцестояния остается. И Нолли не только вышла из своего убежища, но и решилась надеть роковое платье, подаренное ей госпожой. Плевать на все, у нее была одна святая цель: попасться на глаза Босуорту и обратить на себя его внимание.
      Дерлок, как и все горцы, много пил, горланил песни и обожал хороводы между камней. Иногда ему веселее было не при дворе, а на деревенской ярмарке. В ночь на Купалу весь замок сиял огнями, а по залам проносились вереницы разряженных людей в масках. Босуорт изображал медведя. Это был его любимый зверь. Большой и страшный. Вставший на дыбы медведь украшал также фамильный герб Босуортов.
      Нолли налетела на лорда в переходе. Он уже был слегка пьян, но соображал достаточно хорошо, чтоб понять, что такое платье никак не может принадлежать какой-то прислуге. Вместо восхищения, которое ожидала бедняжка-горничная, на лице у Босуорта отразились сначала недоумение, потом гнев. Пошатываясь, Дерлок шагнул к ней и пребольно схватил Нолли за ухо.
      -- Это ведь платье твоей госпожи, дрянь! - проревел он, обдавая девушку винными парами. - Как ты посмела его надеть?
      Онемевшая от страха горничная не успела ничего сказать, когда Босуорт с поистине медвежьей грацией перевалил Нолли себе через колено и задрал ей юбки. Девушка закричала, пытаясь освободиться, но того, что она ожидала, не произошло.
      -- Дурную прислугу учат. - пыхтел Дерлок, расстегивая ремень. - Вот тебе на первый раз! Вот тебе! Достаточно?
      Растрепанная, в измятом, обезображенном платье Нолли вырвалась из цепких лапищ лорда и бросилась прочь. Он не стал ее догонять. Грузно осел у стены и замурлыкал какую-то горскую песенку.
      Девушка бежала по коридору, не чувствуя под собой ног. Ее лицо горело, слезы лились ручьями. Лучше б он ее изнасиловал! Чем так... Она не осознавала боли. Ей было невыносимо стыдно.
      На следующий день горничная уехала из замка к дальней родне в деревню. Изорванное алое платье осталось брошенным в покоях королевы.
      -- Н-да. - протянул Босуорт, разглядывая красный шелк, который не представлялось возможным привести в порядок. Он созвал королевских портних. - Это платье принадлежало ее величеству. Она будет в ярости, когда вернется и увидит, что с ним стало. Можете вы сделать точную копию? А это мы сожжем.
      Швеи переминались с ноги на ногу.
      -- Крой уж больно необычный. - наконец, сказала старшая. - Да и шелк не нашей выделки - фаррадский. Где здесь подобрать такой оттенок? Все не то будет... - она осеклась, заметив, как грозно засверкал на нее глазами всесильный Босуорт. - Но, конечно, мы попробуем, Ваша светлость, и смею заверить: приложим все усилия.
      Они приложили... Чуть другой шелк, чуть иная форма стоячего воротника - острые концы ведь гораздо красивее! Да и вышивка в Гранаре получше. Словом, Хельви узнала свой шедевр с содроганием. И пришлось ей все рассказать.
      Когда они мирились с Дерлоком, королева поведала ему начало истории, а лорд сокрушенно покачал головой.
      -- А я-то ее так отлупил!
      -- Еще не поздно ее вернуть, если ты сожалеешь.
      -- Упаси Господи! Ты ужасная женщина, Хел, если хочешь подарить меня какой-то горничной!
      Она сидела верхом на его обнаженной груди и закручивала тонкими белыми пальцами рыжеватый мех.
      -- Значит ты был медведем? - ее голос стал грудным и чуть хрипловатым. - И тебе даже не пришло в голову воспользоваться беззащитностью Нолли?
      -- Какого черта? - Дерлок прекрасно ее понял и одним движением перекатился со спины на живот, осторожно удерживая под собой королеву. Разве я не слишком хорош для прислуги?
      Теперь он мрачно разглядывал Хельви, болтавшую с Харвеем. Сегодняшний день должен был стать для лорда Босуорта, возможно, самым большим унижением в жизни. Его женщина, его королева взойдет на ложе с другим мужчиной. С этим трусом и слюнтяем Деми, предавшим дело своего отца. И самое страшное она не видит в этом ничего противоестественного. "Она принадлежит мне! Дерлок чуть не заревел. - Разве я не могу быть королем? Разве я мало страдал ради нее?"
      Страдал Дерлок много. В основном физически. Тяжелые схватки и походы здесь не при чем - они привычны для всякого воина. Но было и другое. В горах правят старейшие. Дерлок мог водить воинов своего клана в бой, его имя могли славить на пирах и у костров, но однако в повседневной жизни он обязан был полностью подчиняться главе рода. Старый лорд Босуорт, мягко говоря, не одобрил связи сына с гранаской королевой. То, что в долине считалось едва ли не извращенной формой чести, здесь, в горах, сохранило свой первоначальный смысл и значение.
      -- Ты опозорил род! - гремел под закопченными сводами общего зала голос отца. - Ты опозорил королеву. Тебе нет места среди нас!
      Самые страшные слова для любого члена клана, будь он хоть трижды героем, были произнесены. Дерлок тяжело встал, желая возразить. Но эта гранарская привычка из низины спорить со старшими еще больше разозлила лорда Босуорта. К несчастью, из молодых воинов, ушедших воевать в долину, Дерлок был во владениях рода один. Он лишь ненадолго заглянул домой, направляясь вместе с войсками королевы на запад преследовать отступающих беотийцев.
      Клан поступает по старым обычаям, а Дерлок оказался дважды виновен: виновен в бесчестье рода и в попытке оспаривать приговор. На него накинулись все, кто находился в зале. Его били чем попало и даже выхваченными из очага не догоревшими поленьями.
      Через два дня авангард гранарской армии наткнулся на его тело у серого валуна на вершине холма, указывавшего направление на север. Таких отметок в горах было немало, и по ним путники определяли дорогу. Дерлок был привязан лицом к тропе, чтоб все могли видеть, какая участь постигает нарушившего законы клана. Именно здесь должны были следовать войска гранарцев, незвано пришедшие в горы. Для них и для их развратной королевы предназначался этот немой символ.
      Хельви плакала. Как она рыдала при виде того, что они сделали с ним! Именно в тот момент Дерлок полюбил ее. Не тогда, когда неделю назад в пустой придорожной харчевне, где остановились на отдых войска, брал ее на сеновале. Они оба выпили забродившего меда. Кажется, она попробовала этот коварный напиток впервые и совершенно захмелела. Ей было весело и интересно знать, что дальше? Ему - еще более интересно, чем королевы отличаются от простых крестьянок. Оказалось - ничем. Такие же руки, ноги, грудь. Только глаза... Она их все время закрывала. Дерлока раздражал ее взгляд: "Черт возьми! нельзя же все время думать! Расслабься, девочка. Я и так все сделаю за тебя".
      Теперь выходило -- отличается. Хельви во всем произошедшим с ним винила себя.
      -- Дикари. - процедил граф д' Орсини, обрезая веревки и помогая другим воинам снять Дерлока с камня.
      -- Они не дикари, Симон. - тихо, но твердо произнесла королева. - Они все понимают правильно. Только не умеют выразить этого менее жестоко.
      Босуорт был благодарен ей за эти слова. Он никогда не предавал свой клан, и продолжал любить сородичей, даже если они отвернулись от него.
      -- Со мной поедут только воины-горцы. - сказала королева, вставая с колен. - Мы должны отвезти тело Босуорта в его поместье и навести там порядок. Потом вернемся. Остальные продолжают двигаться к Каерсиди. Походным маршем, чтоб мы сумели вас догнать. - добавила она. - Командуйте, д'Орсини.
      От войск отделилась значительная часть - не менее семи отрядов горцев, представлявших разные кланы, но подчинявшихся Дерлоку. Это были молодые воины, ушедшие на равнину вслед за Босуортом. Им сильно не понравилось то, что родичи сделали с их предводителем. Каждый, глядя на серый камень, видел там себя. Не из-за королевы, конечно, а из-за того, что нарушив вековой обычай, они вступили в армию Гранара и воевали с Беотом на стороне долинных жителей.
      В обществе этих угрюмых людей, становившихся разговорчивыми только после третьей кружки джина, Хельви и отправилась в сторону перевала Мак Дуй к поместью Босуортов. Перейдя с шага на легкую рысь, горцы затянули хриплыми голосами песню, старо-сальвский диалект которой с трудом понимала даже королева:
      Семеро вышли навстречу смерти.
      О Каерсиди, Каерсиди!
      Семеро сильных и благородных,
      Был среди них и божественный Бран.
      Хельви не взяла с собой обычной охраны, подчеркивая тем самым, что полностью доверяет воинам Дерлока. Она считала себя королевой всех гранарцев, независимо от места их жизни: высоко в горах или в долине, у Северного моря или на южном побережье. Государыней всех сохранившихся осколков великого Мансальвата, разметанных судьбой и с течением времени ставших такими непохожими друг на друга. Посмотреть на д' Орсини или папашу Ламфа, или Лоше Вебрана - вон какие черные! В южном Гранаре фаррадцы веками портили кровь. А сама Хельви? Ее отец, дед, дядя? Да в них за версту видно северных варваров, этих морских грабителей с островов! В кого у нее, спрашивается, такая белая кожа и волосы? Западная Сальва - тот же Беот. Только здесь, в горах, сохранились чистые потомки древних монсальватцев. И тем горше для Дерлока было сознавать, что жители долин считают его народ почти дикарями - грубыми и жестокими.
      Он прощал Хельви ее северную кровь, ее мать-фаррадку, ее любовь ко всему остальному Гранару. Просто хотел, чтоб она увидела и полюбила то, что так дорого ему. В сложившихся обстоятельствах это было трудно. Телегу с почти бездыханным телом Дерлока выкатили на середину двора замка Босуорт. Приехавшие с королевой воины-горцы заполонили все поместье. Едва ли кто-нибудь из членов клана, остававшихся дома - слишком старых или слишком молодых для войны - мог оказать им серьезное сопротивление. Это ведь не навалиться всем вместе на одного, к тому же безоружного в родном доме человека!
      Хельви приказала собрать во дворе всех. Даже жителей фермы и двух деревень под стенами замка. Они ведь тоже были членами клана, и то, что происходило в Босуорте, касалось их не в последнюю очередь. Королева стояла, опершись рукой о телегу с сеном, на котором лежал Дерлок, и ее голос был хриплым от негодования. Никогда в жизни Хельви не произносила такой резкой и такой длинной речи. Она бросала в лицо собравшихся обвинения и говорила о подвигах Дерлока в войне с Беотом. Королева даже преувеличила роль Босуорта и его горцев в разгроме врага, но лишь для того, чтоб поступок клана стал для сородичей Дерлока еще более очевидным и трагическим преступлением против единого Гранара. Она не боялась перехлестывать через край, потому что видела, что сопровождавшие ее воины согласно кивали.
      -- Я передаю титул лорда Босуорта командиру гранарских горцев Дерлоку. - закончила Хельви. - И молите Бога, чтоб он поправился, ибо если этого не случится, с каждым из вас поступят так, как вы поступили с ним.
      Собравшиеся понуро молчали.
      -- Вам же, -- королева обернулась к старому главе клана, -- давно пора на покой. Отныне власть над родом и охрана перевала Мак Дуй переходит к вашему сыну.
      Она не опасалась ослушания, даже если многие члены клана были не согласны с приказом. Уверенность дается силой, сила сейчас на ее стороне. Происшествие с Дерлоком ярко показало воинам-горцам, что может случится с каждым из них, если они не переломят власти своих родов, а значит еще крепче привязало их к Гранару.
      До этого дня королева раскаивалась в том, что сделала на сеновале, и не знала, будет ли продолжать игру с рыжим опасным зверем, валявшим ее, как простую девку, на душистой сухой траве. Сейчас Хельви твердо знала, что давая предводителю горских отрядов такое могущество над родными местами, рассчитывая на его помощь в усмирении еще не покоренных кланов, она должна будет платить и платить дорого. Абсолютной близостью этого красивого хищного человека к власти. Противопоставив его своим врагам, она фактически соединит с ним судьбу. И так будет правильно. Расчет совпал с ударами сердца, и Хельви посмотрела на лорда Босуорта совсем иными глазами. Отныне он и его воинство, до сих пор выглядевшее по-разбойничьи, стали опорой короны.
      Но не умрет, тот кто дышит ветром.
      О Каерсиди, Каерсиди!
      Тот, кто опустит пальцы в чашу,
      И среди них божественный Бран.
      Хельви вздрогнула. Так вот почему ее мысли крутятся вокруг тех давних событий! Горцы позади опять поют свою песню. Королева улыбнулась и машинально повторила припев:
      О Каерсиди, Каерсиди!
      Как это получилось? Как вообще вышло, что головорезы с гор примкнули к гранарской армии? Отец Робер и сейчас не одобрял случившегося.
      Покачиваясь в седле рядом с герцогом Западной Сальвы, своим законным женихом, Хельви то и дело бросала тревожный взгляд назад и натыкалась на внимательные осуждающие глаза Дерлока. За их зелень она отдала бы сейчас все на свете, но так поступают короли, а Хельви на собственном опыте научилась подчинять свои желания жесткому давлению воли. С Босуортом ничего не случится, он всегда будет при ней. Судьба распорядилась их жизнями в первый же день встречи, соткав целую цепь случайностей, чтоб королева Гранара попала в арьергард своей армии, где в этот момент собирались повестить пятерых горцев, попавших в плен.
      Если б она поехала другой дорогой... Если б Дерлок с друзьями не отправился к своей милашке в равнинную деревню... Если б горцы не перепились, как свиньи, и смогли оказать сопротивление или хотя бы бежать... Если б жители не донесли отряду, которым командовал Лоше Вебран, тогда еще не адмирал... Если б тот из южно-гранарской неприязни к горцам не решил вздернуть пленных без лишних слов на ближайшей осине, а отправил в штаб для допроса... Они бы никогда не встретились, и история второй беотийской войны покатилась бы совсем по другому руслу...
      -- Сука! Сука! Гранарская сука! - вопил рыжий парень, которого тащили к дереву. - Мы все равно вас всех перережем! Мы будем забавляться с вашими бабами, а вам вспарывать животы!
      -- Ты надеешься вернуться с небес? - равнодушно спросила Хельви. Раньше такие крики ее задевали, но шел пятый год царствования и третья война, выпавшая на долю королевы.
      -- Сучка! Чтоб ты сдохла! Чтоб тебя отымел собственный конь!
      Хельви расхохоталась.
      -- Миссир Симон, вам не кажется, что он дерзит?
      -- Позвольте, я сам прикончу его, мадам. - Д'Орсини все еще нервничал, когда королева попадала в подобные ситуации.
      -- Не стоит унижать себя и свое оружие. - резко одернула рыцаря молодая женщина. - Поедимте.
      -- Вы только и умеете резать безоружных! Плюю вам в морду!
      Королева обернулась к Лоше Вебрану, сопровождавшему ее через расположение своих войск.
      -- Забавный парень. Чье имя мне поминать в молитвах, чтоб он не встал из гроба?
      -- Это Дерлок, Ваше Величество. Знаменитый Дерлок с Мак Дуя, командир одной из этих горских шаек, нападающих на наши отряды.
      Направившая было лошадь вперед Хельви резко натянула поводья.
      -- И вы молчали?
      -- В чем дело? - удивился Вебран. - Разве...
      -- Вы болван! - не выдержала королева. - Стойте! Стойте, не тяните за веревку! - закричала она солдатам, уже подтащившим Босуорта и его товарищей к дереву. - Развяжите их.
      Теперь уже на Хельви озадаченно смотрел д' Орсини.
      -- Они никуда не убегут. Кругом посты. - бросила она. - Ты, рыжий, с языком, как помело, иди сюда.
      Дерлок, которого успели уже изрядно придушить толстой веревкой, пошатываясь двинулся к ней на ватных ногах.
      -- Захотелось, чтоб я плюнул? - осведомился он, потирая шею.
      -- Пойдем поговорим. - серьезно обратилась к нему королева, спрыгивая с седла.
      -- Куда? - не понял он.
      -- Где народу поменьше. Вон тот камень подойдет.
      -- Не боитесь? - он прищурил зеленые глаза.
      -- Нет. Чего бояться? Кругом мои люди. Ты без оружия.
      Он смерил ее презрительным взглядом.
      -- Да я голыми руками вас придушу. А что потом - плевать. Лишь бы не видеть ваших гранарских рож!
      -- Разве ты не гранарец? - столь же спокойно осведомилась Хельви.
      -- Я сальв! - вспылил он. - Сальв с гор. У нас чистая кровь!
      -- Кровь у всех красная. - возразила королева. - Что на вершине, что внизу. Мы воюем, вы ударили в спину. За что вы нас так ненавидите?
      -- За все. - буркнул Дерлок. - Вы едите траву, как овцы. Носите штаны вместо килта, пьете какое-то дерьмо вместо джина. От этого у вас слабые дети, уродливые женщины и тупые мужики, которые не могут больше двух раз за ночь.
      -- Кто тебе сказал? - рассмеялась Хельви.
      -- Их же бабы!
      -- Значит они не такие уж уродливые? - поймала его за язык королева. - И уж явно не такие грязные, как ваши. Кстати, мы едим не траву, а салат -- он вкусный. Носим штаны, потому что в них удобнее ездить верхом - ветер под юбку не задувает. А на счет джина ты прав, он греет больше, чем наши вина. И от простуды куда лучше.
      Дерлок молчал.
      -- Что, кроме салата и штанов, тебя бесит?
      -- Это не разговор. - отрезал он. - Вы отлично знаете, что нам надо. Людей в горах слишком много, они голодают каждую весну. А вы не позволяете кланам спускаться в долину!
      -- Вы спускаетесь, чтобы грабить.