Нежная королева

      Это был открытый вызов. Харвей встал.
      -- Лорд Босуорт, я полагаю, нам пора поговорить. - произнес он, меряя противника взглядом.
      -- Да, пора. - бросил Дерлок. - Только разговаривать я буду не с тобой, а с королевой. Нам есть что обсудить.
      -- Боюсь, что нет. - Деми загородил Хельви спиной. - В последнее время у вас появилась дурная привычка огорчать ее величество. Не думаю, что моей жене разговор с вами будет приятен.
      -- Твоей жене? - взревел Дерлок. - "Негодяй! Выскочка! Полгода назад о тебе никто ничего не знал. И это была моя женщина. Шесть лет!". - но вслух он сказал другое: -- Что ж в таком случае она станет твоей вдовой.
      -- Посмотрим. - сухо процедил Харвей. - Соблаговолите спуститься вниз.
      -- Господа! - королева больше не могла равнодушно смотреть на их склоку. - Я запрещаю вам!
      -- Едва ли вы в силах. - бросил ей Дерлок, кладя руку на эфес шпаги. -- Я буду ждать вас в саду, милорд.
      Босуорт пересек комнату, открыл невысокую дверь, вырезанную в дубовой панели, и оказался на потайной лестнице, ведшей вниз.
      -- Харвей! - женщина вцепилась в руку мужа. - Вы сошли с ума. Он убьет вас!
      Деми холодно отстранил ее.
      -- Не слишком ли вы привыкли защищать меня, Хельви? - сказал он, беря со стула свое оружие. - Нам с лордом Босуортом следовало разобраться еще в тот первый же вечер после свадьбы.
      -- Боже! - только и произнесла королева, опускаясь на пол. - Боже, какие же вы идиоты!
      Харвей больше не обратил на нее внимание. Он последовал за Дерлоком в маленькую дверь и по винтовой лестнице спустился в заснеженный сад.
      -- Начнем?
      Оба противника огляделись вокруг себя, выбирая площадку для боя. Здесь было менее удобно, чем два месяца назад в лесу, где они едва не подрались из-за Сорчи, но Деми счел, что ни кусты жасмина, ни темнота не помешают ему раскроить череп противнику.
      Босуорт был крупнее него. Шире в плечах и мощнее в кости. Не даром Хельви испугалась именно за мужа. Кроме того, горец считался опытным бойцом. Но ведь и Харвей последние десять лет жизни провел не в монастыре, обучая девиц рукоделию. Высокий и сильный он рассчитывал на свою ловкость и не боялся противника.
      Придя в себя, Хельви последовала за ними, но не стала спускаться в сад. На втором пролете лестницы в стене боковой башенки существовало узкое окно, через которое она могла рассмотреть вечерний парк.
      Когда королева прильнула к свинцовой решетке, мужчины уже обменялись ударами. Дерлок явно был сильнее. Он старался выбить шпагу из рук противника и заколоть Деми на месте. Но горец, не смотря на все свое искусство, в отличие от консорта, не прошел школу правильного боя в беотийском морском корпусе, это давало Харвею кое-какие преимущества. Некоторое время Деми приходилось уворачиваться, но, наконец, изловчившись, он полоснул врага по плечу.
      Сдавленный рык Босуорта свидетельствовал о том, что удар достиг цели. После этого горец удвоил напор, но и Деми вполне мог двигаться быстрее, ускользая от смертоносных рубящих взмахов врага. Он еще ни разу не был ранен, а Дерлок уже потерял немало крови, его движения стали замедленными, и тут Харвей нанес ему еще один удар, теперь в предплечье, насквозь проколов руку. От боли Дерлок выронил оружие и тут же был сбит с ног.
      Лорд Деми придавил коленом грудь противника и взвесил в руке кинжал, не очень понимая, что с ним делать. Ведь не убивать же в самом деле Босуорта! Гнев его прошел. Дерлок лежал на спине, униженный и проигравший ему по всем статьям. Харвею вдруг пришло в голову, что завтра над этим парнем, перед которым еще вчера пресмыкались многие придворные, начнут смеяться чуть ли не в глаза. Разве он это заслужил?
      -- Ну? - хрипло потребовал горец. - Очень нравится быть победителем?
      -- Харвей! Не надо! - Хельви уже успела спуститься с лестницы и бежала к ним. - Харвей, ради всего святого...
      Дерлок отвернулся. "Бабьи сопли!" По его лицу Деми понял, как тому стыдно. Даже не за себя, за свою бывшую возлюбленную, которую он не отстоял, и которая теперь должна была, унижаясь перед мужем, просить за его жизнь...
      -- Сам знаю, что не надо. - бросил Харвей, убирая кинжал в ножны. Погорячились и хватит. Вставайте, Босуорт.
      -- Какого черта? - Дерлок оттолкнул протянутую ему руку. - Сколько благородства! - он встал на ноги, -- А не пошли бы вы... - горец выразительно пошевелил губами. - Я уезжаю, Хельви, -- Босуорт обернулся к королеве. -- Живи, как знаешь. Но на меня больше не рассчитывай, ни в горах, ни где. - фаворит неуклюже поклонился и захромал прочь.
      Глядя на его громадную ссутулившуюся фигуру, удалявшуюся от нее в темноту, королева испытала щемящее чувство сожаления. Этот мужчина был рядом с ней шесть лет, и в радости, и в горе. Она едва удержалась, чтоб не броситься за ним вслед. Вместе с Дерлоком уходила часть нее самой. Важная часть, оторвать которую без крови казалось невозможным.
      Харвей взял жену за плечи, внутренне боясь, что она сейчас сбросит его руку, но Хельви этого не сделала. Они побрели к двери в стене угловой башенки замка, выводившей в сад.
      В покоях по прежнему пылал камин, уже согревший стылую комнату. Было тепло и уютно, но королева не могла отрешиться от мысли, что раненый Босуорт сейчас тащится где-нибудь по вымерзшему ноябрьскому парку, может чего доброго упасть и замерзнуть.
      -- Мак-Даган! -- крикнула она в открытую дверь, и Харвей вспомнил, как в день их свадьбы Хельви тоже искала Мак-Дагана и тоже просила его проследить за командиром.
      Отдав приказание найти Дерлока, она опустилась у стола и скрестила перед собой руки. Мысли ее витали далеко и, судя по выражению лица, были невеселыми.
      -- Все, -- как бы про себя произнесла королева, -- Конец всему.
      Харвей понял ее по своему.
      -- Если вы так сожалеете о потере лорда Босуорта, мадам, могли бы не затевать всю эту комедию со мной. -- зло бросил он. -- С меня довольно. Я иду спать и советую вам, наконец, решить, кого из нас двоих вы считаете мужем.
      -- При чем здесь это? -- королеву покоробил и его тон, и его полное непонимание происходящего. -- Два упрямых, лезущих напролом идиота! -- с презрением заявила она. -- Все, на что вы способны -- это лелеять свою тупую гордость. На которую к тому же никто и не посягает! -- Хельви встала и тоже собиралась выйти, но Харвей поймал ее за руку.
      -- Тогда объяснитесь, потому что я не собираюсь выслушивать ваши гадости.
      Она снова села, сердито глядя на мужа.
      -- Сегодня мы нарушили давно сложившуюся и хорошо продуманную систему равновесия сил в стране. -- сказала королева. -- Дерлок как командир горских отрядов был одним из ее важных звеньев. Мы даже не можем предугадать всех последствий, которые повлечет его уход. Потеря контроля над кланами -- наименьшее из них.
      Харвей потер подбородок.
      -- Думаешь, он сумеет разжечь новое восстание? -- честно говоря, консорт слабо верил в подобную возможность.
      Но Хельви держалась другого мнения.
      -- Там ничего не надо разжигать. -- сказала она. -- Просто убрать руку, которая их сдерживает, и этого будет достаточно. А Дерлок, как ты слышал, намерен уехать. Не думаю, чтоб в горы. Теперь, когда он перестал быть фаворитом, там его могут встретить еще большими издевательствами, чем при дворе.
      -- Скоты. -- не удержался Харвей.
      -- Скорее всего он отправится в свое поместье здесь, в Гранаре. -- не обратив на замечание мужа особого внимания, продолжала Хельви. -- И устранится там от дел. А это значит... -- она помедлила, -- это значит, что кланы наверху почувствуют слабину. И хуже всего то, что мы практически ничего не можем поделать. -- королева покусала губы. -- Второго такого, как Дерлок, в горах нет.
      -- Будем надеяться на лучшее. -- Харвей мягко обнял ее сзади за плечи. -- Я же не мог отдать тебя ему. Даже ради всех горцев мира.
      Хельви прижалась щекой к его ладони.
      -- Конечно, нет, милый. -- она устало улыбнулась. -- Произошло то, что должно было произойти. Рано или поздно. Иди спать. Я немного еще посижу и приду.
      Деми не стал возражать, прекрасно понимая, что королеве надо побыть одной.
      Наутро стало известно, что лорд Босуорт, дав перевязать себе раны и отдохнув, отправился в свое поместье Ласточкин Утес у моря. Удивленным друзьям он сообщил, что больше не командует отрядами гранарских горцев, слагает с себя все должности и намерен остаток жизни посвятить пчеловодству.
      Рассказывая об этом королеве, Мак-Даган то и дело бросал мрачные взгляды в сторону консорта, стоявшего рядом с Хельви.
      -- Никто его не лишал команды. -- спокойно сказала женщина. -- Не отнимал титулов и должностей. Попробуйте понять его, Мак-Даган. Ему сейчас трудно при дворе, хотя для меня он остается самым дорогим другом, и я всегда рада его видеть.
      -- Да, люди злы. -- согласился заместитель Босуорта, временно принявший на себя его полномочия по управлению горскими отрядами. -- Для многих отъезд лорда Дерлока -- настоящий праздник. -- он снова посмотрел на Деми.
      -- Ты ошибаешься, Йен. -- покачала головой королева. -- Не для нас во всяком случае. Я очень хочу, чтоб твой командир поскорее вернулся. И, -она не сдержала улыбку, -- зная Дерлока, скажу, что его любовь к пчелам не продлится долго.
      Мак-Даган хмыкнул. Он-то был уверен в том же самом, но со своей стороны не поручился бы, что, когда Босуорт охладеет к тихим сельским радостям, он вернется ко двору, а не поедет в горы.
      Вчера, пока Дерлоку перевязывали раны, он нес такое, от чего волосы вставали дыбом. О кланах, которые только и ждут удобного момента, чтоб снова напасть на долины. О том, что лично он легко мог бы поднять мятеж в горах, но пока не хочет... А под конец напрямую спросил, готовы ли его верные соратники, разжиревшие в теплом Гранаре, вновь уйти в горы?
      Тут Мак-Даган не выдержал и высказал Босуортувсе, что давно думал, глядя на его выходки последнего времени.
      -- Попридержи узду, Дерлок! Сам себя загонишь. -- заявил Йен. -- У королевы есть муж, что странного, что она с ним живет? Если между тобой и ее величеством что-то и было, то это только твое дело. Разве мы служим Гранару, потому что ты спишь с его хозяйкой? Вспомни, что ты говорил нам, когда мы спускались с гор: нас ждет земля, мы едим сражаться за равные права горцев и других сальвских племен, мы такие же гранарцы, как и они, у нас общий враг. Мы тебе верили. До сих пор ты не обманывал нас. Возьми себя в руки.
      -- Если я проглочу эту обиду, -- мрачно сказал Босуорт, -- она решит, что со мной можно делать все, что угодно. Я не могу остаться. Кто со мной?
      Но желающих не нашлось. Горцы любили своего командира, однако сейчас склонны были скорее согласиться с Мак-Даганом, чем с ним.
      -- Мы готовы сопроводить тебя, куда ты пожелаешь, -- сказал Йен, -Но службу не оставим. И ради чего? Снова скитаться по горам, как разбойники? Нападать на ничего не сделавших нам людей, ради куска хлеба? Голодать?
      -- Конвой мне не нужен. -- презрительно бросил Босуорт. -- Когда сальвы здесь в Гранаре скрутят вас в бараний рог, вы еще пожалеете обо мне. Предатели.
      Он уехал, оставив бывших товарищей в тягостном раздумье и породив в их сердцах недоверие к королеве. Будет ли она без Босуорта по прежнему милостива к горцам? Не лишит ли их всех приобретенных прав?
      По первому снегу гранарские войска, как и предупреждала Хельви, отправились к границе с Западной Сальвой, чтоб быть готовыми в любой момент прийти на помощь восставшим сородичам, если Дагмар начнет вырезать сальвов.
      Деми вел армию в горные крепости и собирался поставить там на зимние квартиры. Впервые после свадьбы он посещал свои старые владения и к естественному чувству гордости примешивалась грусть. Слишком много тяжелых воспоминаний было связано с событиями полугодовой давности, когда герцог потерял большую часть своих наследственных земель.
      Королева выехала проводить мужа за городскую стену. Ее присутствие явно ободряло южногранарских рыцарей, кричавших "ура!" Но у Харвея, первый раз увидевшего жену в доспехах, сердце сжалось от боли. Она носила свои простые латы без украшений не так, как большинство женщин носит мужскую одежду -- щеголевато и с легким вызовом. А буднично, словно стоптанные домашние туфли.
      Привычно вскочив в седло, Хельви не воспользовалась даже подставленной рукой д' Орсини. Кажется, сейчас ей было все равно, как она выглядит. "Приравняй десять лет войны к десяти годам в поле", -- вспомнил Харвей ее слова. Нет, он больше никогда не допустит, чтоб она еще хоть год, хоть день...
      Деми все еще стоял на земле, глядя на королеву снизу вверх, и вдруг, понял, какого цвета на самом деле ее глаза -- вороненая сталь с синим отливом, как у доспехов. По-норлунгски русые волосы Хельви сейчас казались особенно светлыми, на фоне черного нагрудника.
      -- Равнение на Западные ворота! -- раздался зычный голос д' Орсини.
      В воздухе заколебались легкие флажки и плюмажи, всадники ровными рядами потекли из города.
      ЧАСТЬ IV
      Глава 1
      Сэр Энтони Кросс, посол Беота при гранарском дворе, собирал свои вещи. За окном мелко моросил дождь, временами превращаясь то в град, то в снег. Начало декабря в Гранаре никогда не было особенно теплым. Холодный воздух сходил с гор, встречаясь на равнине с влажными морскими ветрами, и зима устанавливалась в Сальвской долине не сразу.
      В больших плетеных коробах, заботливо выложенных изнутри мягкой тафтой, поместились книги дипломата, его деревянный глобус, медная сфера звездного неба, подзорные трубы, приборы для вычисления расстояний по карте, забавная коллекция заспиртованных уродцев -- лягушки с двумя головами, зародыши обезьян, летучие мыши. Вазы, картины и другие предметы роскоши сэр Энтони приказал заколотить в специальные деревянные ящики и уже отправил в Беот.
      Пару недель назад посол получил от короля Дагмара повеление немедленно возвращаться в Плаймар. Миссия Кросса вызвала неудовольствие монарха, и он извещал дипломата, что намерен прислать ему замену. Такой внезапный поворот карьеры не мог не опечалить пожилого вельможу. И хотя Гранар был вражеской страной, лишь недавно подписавшей с Беотом мир, сэр Энтони чувствовал себя при дворе королевы Хельви в большей безопасности, чем дома, под тяжелым подозрительным взглядом короля Дагмара.
      На прощальной аудиенции ее величество тепло сказала ему:
      -- Друг мой, мы искренне сожалеем, что вы, столько сделавший для прекращения войны между нашими государствами, вынуждены покинуть Гранар. Знайте, мы сохраним о вас самую добрую память и с нетерпением будем ждать обратно.
      Тронутый ее словами посол поклонился.
      -- К сожалению, Ваше Величество, бывают дипломаты, которые, стремясь изгладить вражду и непонимание, оказываются в конце концов более ко двору в тех странах, где служат, чем у себя дома. -- сэр Энтони вздохнул. -Никогда не думал, что я попаду в их число.
      Хельви встала и, сама подойдя к беотийцу, ласково улыбнулась ему.
      -- В этом не ваша вина, сэр Энтони. Вы любите свою родину и дорожите ее интересами, в чем я не раз имела возможность убедиться. Но, -- она помедлила, -- бывают такие поручения монарха, которые порядочный дипломат просто не может выполнить.
      Посол поклонился. Он прекрасно понимал, о чем идет речь. Именно его неумение или нежелание хорошенько надавить на лорда Деми и напомнить ему, что он всего лишь беотийский ставленник на гранарском престоле, вызвало гнев короля Дагмара. Теперь владыка Беота отзывал не справившегося с "таким простым делом" дипломата и высылал ему на смену человека, действительно знавшего, как "посбивать спесь с этого вчерашнего квартиранта Цитадели".
      Навестившему посла перед самым отъездом принцу-консорту, коронация которого была назначена на весну, сэр Энтони с легкой укоризной сказал:
      -- Сир, если бы вы сохранили в своем сердце хоть каплю любви к Беоту -- стране, которая вас вырастила -- и были чуть податливее на мои предложения, мне бы сейчас не пришлось паковать вещи.
      Харвей грустно улыбнулся.
      -- Сэр Энтони, я искренне сожалею о случившемся. Ваш отъезд для меня утрата, потому что в новом после я едва ли встречу столько понимания и терпения к моему абсолютному равнодушию к нуждам короля Дагмара. Но вы прекрасно знаете, что иначе вести себя я не мог.
      Да, Кросс знал, что покажи лорд Деми хоть малейшее пристрастие к Беоту и он потеряет всех своих гранарских друзей. Уже и приглашение беотийских мастеров было со стороны консорта смелым поступком. Но даже его Харвей предпочел совершить в обход посла Беота, обратившись прямо к королеве Хельви. Поэтому, оправдываясь перед Дагмаром, сэр Энтони вряд ли сможет поставить случай с корабелами себе в заслугу.
      Глядя на этого исполненного достоинства молодого правителя, Кросс вспоминал его в форме беотийского адмирала, в день победы в Березовом Зунде, когда ликующая толпа была готова нести Деми на руках, и он выглядел таким счастливым! Кто бы мог подумать тогда, как быстро герцог Западной Сальвы осознает себя гранарцем, словно сбросит изношенную старую одежду.
      Если б сэр Энтони не повидал столько на своем веку и не был так мягкосердечно мудр, он бы, наверное, с неприязнью отнесся к перерождению Деми. Но сейчас посол чувствовал только большую печаль от того, что Беот потерял такого слугу, а Гранар приобрел такого государя. Однако не испортить бывшему адмиралу настроения дипломат не мог.
      -- Вы правильно сказали, сир, вряд ли новый посол с таким же пониманием и терпением, как я, будет относиться к вашим отказам помогать Беоту. Я должен сообщить вам имя моего преемника. Его зовут сэр Джозеф Кларенс, до последнего времени он исполнял должность Королевского прокурора и личного докладчика короля. Вы его знаете?
      Харвей похолодел. Яснее выразить свою волю Дагмар не мог. Беотийский владыка посылал Свища в Гранар только ради непокорного лорда Деми, который, вместо помощи плаймарской короне, выказал исключительное упрямство.
      Новый посол прибыл в середине декабря, когда на еще не до конца облетевшие леса и сады Гранара лег настоящий снег. Харвей любил это время. Ему нравилось смотреть, как парк королевского замка покрывается пушистыми белыми шапками, и деревья клонят свои отяжелевшие ветки до самой земли. В душе он даже досадовал на садовников, оббивавших снег, от которого ломались их драгоценные кусты и саженцы.
      Однако на этот раз консорту явно было не до красот природы. Приезд Свища словно остановил для Деми течение жизни. На аудиенции, данной новому послу Беота, Харвей стоял по правую руку от трона королевы Хельви, рядом с которым вскоре должны были возвести его собственное кресло. Он был бледен, как мел, и не мог заставить себя произнести ни слова. Один Бог знал, что творилось в его душе, когда Кларенс низко поклонился владычице Гранара и поднял на Деми свои студенистые глаза с затаенной усмешкой.
      Харвей не мог понять, почему он -- сильный, не робкий человек -- в присутствии этого мерзавца впадает в такое оцепенение, что даже говорит с трудом.
      -- Мы счастливы приветствовать вас, сэр Джозеф Кларенс, -торжественно произнесла королева, -- в качестве посла нашего царственного брата короля Дагмара VIII, -- она ласково кивнула новоявленному дипломату, позволяя ему выпрямить преклоненное колено.
      Кларенс встал. Быть может, поспешнее, чем того требовал этикет. И выпрямил спину. Быть может, надменнее, чем приличествовало в присутствии королевы. Однако любезная улыбка словно приросла к лицу Хельви. Она нарочито не замечала откровенной бестактности посла.
      -- Передайте также своему государю, -- продолжала молодая женщина, -что мы польщены и глубоко тронуты его поступком. Узнав о готовящихся изменениях в гранарском королевском доме, он немедленно повысил статус своего представителя при нашем дворе и направил к нам столь могущественного вельможу, каким являетесь вы, сэр Кларенс, чтобы мы могли передать торжественные грамоты о скором и, надеюсь, благополучном появлении у нас наследника и о коронации нашего благочестивого супруга сэра Харвея, лорда Деми, герцога Западной и Северной Сальвы. -- Хельви все с той же ослепительной улыбкой глядела на мужа.
      "Как у нее только лицо не болит? -- мелькнуло в голове у консорта. -Как она меня назвала?"
      Вот это была уже настоящая дипломатическая пощечина. И увесистая! Проговорить весь титул Харвея, включив и Западную Сальву, от части которой он вынужден был отказаться, покидая Беот, значило заявить права Гранара на эти земли. На фоне разворачивавшегося там восстания такой шаг выглядел особенно зловеще. До сих пор, чтоб не вызывать сложностей с плаймарским двором, Деми титуловали только герцогом Северной Сальвы. Сегодняшнее заявление королевы нельзя было расценить как оговорку. Но и формально придраться тоже казалось невозможным, так как Харвей, уезжая в Гранар, сложил с себя только вассальную присягу перед Дагмаром, но никак не титул.
      Ничего не выражавшие глаза Кларенса стали еще более тусклыми. Прокурор отлично понимал, что попробуй он сейчас возмутиться, ему с самым невинным видом ответят, что имели ввиду те несколько крепостей над Гуархайской долиной, которые отошли к Гранару. И больше ничего!
      Но слова королевы, сказанные в официальном обращении к нему как представителю Беота, в присутствии других иностранных послов -- уже дипломатический прецедент, за которым всегда может последовать расширение требований. Это был вызов и не только Дагмару, но и ему, Свищу, лично. Потому что пока послом в Гранаре оставался размазня-Кросс, Хельви не поднимала подобных вопросов.
      Вот так, во время первой же аудиенции, произнося самые лестные фразы, баюкающие самолюбие, дают почувствовать, что ты не ко двору! "Ничего, я заставлю вас поменять тон. -- усмехнулся про себя прокурор. -- Скоро, очень скоро от вашей заносчивости ничего не останется". -- он исподлобья глянул на консорта и по его губам скользнула кривая самодовольная улыбка -- лишь слабая тень той адской гримасы, которую хорошо знал лорд Деми, и от которой он содрогнулся даже на расстоянии.
      Свищ напрасно приписывал консорту заносчивость. Если б Харвей мог, он бы обязательно принял участие в любезной травле Хельви нового посла. Наговорил бы ему, как королева, двусмысленных комплиментов, так чтоб прокурор не знал оскорбили его или польстили. Нашел бы способ продемонстрировать блеск своего теперешнего положения. Но в том-то и дело, что Харвей буквально каменел, глядя на мучителя из Цитадели, и даже кивок в сторону посла вышел какой-то деревянный.
      -- Друг мой, вы плохо выглядите. -- сказала ему Хельви, когда они после аудиенции поднялись к себе в покои. -- Нельзя так откровенно обнаруживать своего презрения к новому послу. Вы думаете во всем зале найдется хоть один человек, которому бы он понравился? -- королева ободряюще улыбнулась мужу. -- Потерпите немного, я найду способ выставить этого типа из страны: карты, девки, сбор сведений -- на чем-нибудь мы его да подловим.
      -- Вы напрасно беспокоитесь обо мне. -- побелевшими губами отозвался Деми. -- Я, кажется, простудился, и поэтому вяло себя чувствую. Простите, что не помог вам на аудиенции.
      -- Тогда садитесь к огню, потому что вы действительно весь дрожите. -- мягко сказала королева.
      Харвей последовал совету жены. Его бил сильный озноб, природа которого была слишком оскорбительна для герцога, чтоб он мог признаться в ней даже самому себе. Тем более Хельви.
      С этого времени потянулась мучительная череда дней. Деми погрузился в крайне мрачное настроение. Не хотел ни есть, ни работать, ни развлекаться, ни вообще жить. Ссылаясь на мнимую простуду, он опять перебрался из уютных комнат королевы, ставших в последнее время их общими покоями, к себе. И был абсолютно равнодушен к женщине, из-за которой недавно едва не убил беднягу Дерлока.
      Умом Харвей понимал, что его поведение должно до нельзя оскорблять Хельви. Однако при всем старании ничего не мог с собой поделать. Каждый день, каждый час, каждую минуту он ждал появления у себя на пороге огромного слизняка с требованиями от короля Дагмара. И понимал, что на этот раз даже королева не сможет его спасти.
      Хельви, напротив, держалась очень спокойно. За все время молчаливой истерики, в которой пребывал ее муж, она не сказала ему ни единого обидного слова, не потребовала законных объяснений, не задала недоуменных вопросов. Со стороны могло показаться, что ей все равно. Но на деле королева очень злилась, негодовала и даже плакала по ночам.
      Однажды она не выдержала. Оделась, взяла свечу и так в слезах явилась к Харвею, ища утешения и надеясь, что в ответ на ее нежность и беззащитность, он все-таки объяснит ей, чем именно Кларенс так держит его за горло.
      Увидев свою любимую девочку зареванной и несчастной, Деми готов был передушить целый свет, баюкал и ласкал ее, но про себя так ничего и не сказал.
      В эту ночь Хельви твердо поняла, что муж никогда не сможет рассказать ей всего. И, наверное, это к лучшему. Для него во всяком случае. Потому что мужчина должен оставаться сильным, хотя по природе слаб, а женщина, наоборот.
      Королева решила действовать иначе. Она с самого первого дня пребывания нового посла в Гранаре приказала д' Орсини установить за ним неусыпное наблюдение. Куда ходит? С кем встречается? О чем спрашивает? Сведения пока были неутешительны. Почувствовав слежку, Кларенс затаился и лег на дно. Сидел дома, попивал горячее вино со специями, благо погода располагала именно к такому времяпрепровождению.
      Лишь на Рождество Свищ предпринял первую попытку подступиться к консорту. Случилось это во дворце на третий день празднования.
      В горном и снежном Гранаре Рождество всегда отличали широко. Украшали церкви и дома еловыми, сосновыми и туевыми ветками, конскими колокольчиками, лентами и разноцветными свечами. Золотили восковые яблоки и подвешивали их к лампам на нитках, раздавали нищим щедрое подаяние и готовили друг другу подарки. Кто не ел гранарских рождественских пирожков с цедрой, огромных, величиной с дом, кексов в сахарной глазури с запеченным внутри синим виноградом, кому не достался слоеный, пропитанный ромом клубничный торт - тот многое потерял.
      Первое за время царствования доброй королевы Хельви Рождество без войны обещало быть щедрым. Столичные кондитеры выставляли в своих лавках целые Вифлеемы, с домами, открытым хлевом, Богородицей, Младенцем, крылатыми ангелами, волхвами в чудных восточных одеждах, пятнистыми коровами из жженого сахара и ослепительно белыми овцами. Такую красоте, конечно, никто не осмеливался есть. После праздника гранарцы выставляли сладкие поделки на крыши своих домов для пташек Божьих, полагая, что небесным бедолагам Господь простит расхищение Вифлеемов по крошкам.
      Еще месяц назад Хельви рассчитывала провести этот чудный праздник с мужем. Тепло и тихо, может, даже не участвуя в больших увеселениях, для чего прекрасным предлогом могла стать ее беременность. Королева действительно чувствовала себя неважно. Но теперь круговорот шумных торжеств был единственным, что отвлекало ее от тягостного созерцания Харвея, который таял буквально на глазах.
      Третий день рождества был отмечен в королевском замке большим маскарадом. Веселые шумные гранарцы, любившие всякое лицедейство, развлекались от души. Там "медведь" в костюме из домашней шкуры, весь год провалявшейся у камина, драл "козу" с деревянными рогами. Там плясали "фаррадцы" в широких штанах из красного шелка, чалмах из полотенец и мочальных бородах. Там благородные гранарские рыцари, забыв о традиционной заносчивости, в обнимку с дочерями трактирщиков катались на разукрашенных санках с обледеневших берегов Сальвы.
      Как и на Ивана Купалу, дворец, город и окрестности превращались в огромный кипящий котел. В этом мелькании масок и цветных тряпок трудно было разобраться, где кто. Соглядатаи, которым д' Орсини поручил наблюдение за послом Беота, сами были не прочь принять участие в яркой круговерти и скоро потеряли сэра Кларенса из виду. Прокурор оказался по-настоящему хитер. Он явился на маскарад в броском алом плаще и маске палача, потом затерялся в толпе, зашел в глубокую нишу у окна, снял и вывернул маску и плащ на другую сторону, которая была совершенно черной. Теперь Кларенс предстал в обличье летучей мыши. Излишне говорить, что дураки-шпионы продолжали искать глазами заметный красный силуэт, бросаясь от одной фигуры в малиновом к другой.
      Теперь сэр Джозеф мог действовать совершенно свободно. Найти консорта для него не составляло большого труда, потому что тот вяло болтался где-то возле королевы, не проявляя никакого интереса к празднику, а ее величество принято узнавать в любом костюме по той толпе придворных лизоблюдов, которые не оставляли свою повелительницу даже на маскараде.
      Наряд Снежной Девы из белоснежного шелка, расшитого жемчугом и украшенного редкой красоты страусовыми перьями, чрезвычайно шел Хельви. Она ела замороженные фрукты, смеялась и танцевала, кажется, с д' Орсини. Во всяком случае, рыцарь в черном, недвусмысленно изображавший смертный грех, и фигурой, и манерами больше всего напоминал именно командира королевской охраны. Толстого папашу Ламфа трудно было не узнать в костюме бога вина Диониса со спускающимися на плечи, свитыми из изумрудного атласа и стеклянных бус виноградными лозами.
      Ни малейшего удовольствия от веселья не выказывал только Король Леса - высокий мужчина в зеленой полумаске и огромном венке из дубовых листьев. Именно он, как магнитом, притягивал к себе взгляд Свища. Прокурор на мгновение даже закрыл глаза, представив эту фигуру на дыбе, чтоб проверить, не ошибся ли он.
      Улучив момент, когда Король Леса отошел к одному из стоявших по бокам зала длинных столов, чтоб налить себе горячего вина, которым щедро угощали на празднике, Свищ оказался возле него и слегка приподнял маску. Как он и ожидал, действие было сильным. Лицо консорта окаменело, выразив крайнюю степень отвращения.
      -- Я ждал тебя, кровосос. - бросил Деми, справившись с первым желанием немедленно ударить посла в челюсть. - Костюм вампира тебе как нельзя более подходит.
      -- Если еще учесть, что под ним костюм палача! - рассмеялся Кларенс.
      -- Ты, кажется, этим гордишься?
      -- Каждый по-своему зарабатывает хлеб. - не мало не смутился сэр Джозеф. - Ты вот, например, всегда был предателем и не стесняешься этого.