Не смотря на усилия докторов, жар к вечеру только усилился. Ближе к ночи королева скорым размашистым шагом вошла в спальню мужа.
      -- Как он? - ее голос звучал требовательно и непреклонно. Получив ответ, что консорт бредит, она фыркнула. - Нашел время! Мало того, что посылать его куда-нибудь, все равно что посылать за смертью, так он еще и болеет дорогой!
      Ее слова взбесили Харвея еще больше, чем утренний прием. Если б консорт мог подняться, или хотя бы раскрыть рот, он бы устроил ей скандал. Но Деми не в силах был даже оторвать голову от подушки.
      Холодная, как снег, рука королевы снова опустилась на его лоб. От этого неласкового жесткого прикосновения Деми сделалось еще хуже.
      -- Устройте ему ледяную баню. - потребовала Хельви. - И чтоб завтра он уже мог встать.
      На лице обеих медиков отразился испуг.
      -- Но... Ваше Величество, ледяная баня может оказаться опасной для его здоровья. - попытался возразить сэр Коэд.
      -- Зато полезна для дела. - отрезала королева.
      -- Лишь лорд Босуорт при его бычьем телосложении мог вынести такой варварский способ лечения! - возмутился фаррадец.
      Хельви резко развернулась к нему.
      -- Я во время перехода войск через Гранарский хребет четыре раза вынесла ледяную баню. А мое здоровье трудно назвать бычьим. Приступайте. Он мне нужен завтра живым и полным сил. Или вообще не нужен!
      Дверь хлопнула.
      Честь требовала от Деми выдержать то, что оказалось по плечу Дерлоку.
      В бред консорта вплеталась цветистая фаррадская речь и сухой альбицийский, на котором изъяснялись все доктора мира. Харвей кое-что понимал и на том, и на другом наречье. Ругая королеву последними словами, медики приказали слугам поднять из столовой в покои огромную серебряную бадью, в которой обычно подавали на пиры перебродивший мед с пряностями, заполнить ее колотыми кусками льда, благо на улице еще не все сосульки растаяли, и перенести к ней разгоряченное тело своего господина.
      Сняв с Деми рубашку, доктора погрузили его в ледяное крошево, и неверующий циник Коэд снизошел до молитвы. В первый момент Харвей испытал мгновенное чувство, похожее на ожег. Потом его члены сама собой начали расслабляться, а телесный жар растапливал лед, находившийся в бадье. Сознание ненадолго прояснилось, через минуту медики помогли консорту выбраться из ванной, и он сам, опираясь на их руки прошел к постели, где слуги проворно меняли простыни.
      В течение ночи так повторялось три раза. Как ни сразу с рассветом жар оставил измученное тело принца. Деми заметно полегчало, и он заснул без сил.
      Утром Харвей чувствовал только необоримую слабость. Но и боль в горле, и насморк, и резь в глазах как рукой сняло. Консорт проснулся от того, что кто-то брызгал ему в лицо водой. Разлепив припухшие веки, он увидел Хельви, поместившуюся в изголовье его кровати с чашкой в руках.
      -- Жив? - как ни в чем не бывало спросила она, улыбаясь мужу так, словно вчерашнего дня не существовало. - Вставай. Совет начнется через полчаса.
      -- Хельви, - Харвей поднял руку и перехватил ее за запястье, -- я тебя чем-то обидел?
      -- С чего ты взял? - удивилась женщина.
      -- А ты не находишь, что твое поведение по меньшей мере странно? Деми не сдержал раздражения, сквозившего в его голосе. - После моего путешествия на Мальдор, когда меня каждую минуту могло смыть за борт волной, я заслуживал хотя бы доброго слова?
      Лицо женщины стало непроницаемым.
      -- Ты ездил слишком долго. Пять дней - срок, за который все могло произойти и ситуация десять раз измениться...
      -- Произошло только то, -- внятно сказал Харвей, -- что уезжал я от любимой жены, а вернулся к женщине, которая меня даже не поцеловала при встрече.
      Он почувствовал, как Хельви напряглась.
      -- Разве мои поцелуи были бы приятны тебе сейчас?
      Поскольку Деми не понял смысла ее слов, королева пояснила:
      -- Посмотри на меня. Какие могут быть поцелуи с женщиной, похожей на дохлую полевую мышь после наводнения. - в ее голосе звучала нескрываемая обида на весь мир. - Тушка отекла, шерсть свалялась, глаза выпучены.
      Как бы ни было грубо и самоуничижительно для королевы это сравнение, Деми должен был признать, что оно не лишено правдоподобия. Накануне родов Хельви выглядела не лучшим образом. Лицо казалось бледным, нос опух, глаза покраснели. За неделю, что его не было в столице, королева еще больше растолстела. Казалось, малыш просто распирает ее изнутри. Как ни странно, Харвей находил ее сейчас скорее трогательной, чем уродливой. Неповоротливый ворчливый медвежонок, старающийся за грубостью скрыть собственный испуг. Просто беда, что в такое тяжелое для нее время на Гранар обрушились "могильщики", и королева вынуждена, зажав свое женское естество в кулак, решать дела, далекие от благополучия. Бедная Хельви не знала, чего ей больше бояться: своих ли родов, которые по всем признакам обещали быть нелегкими, или неотвратимой кары альбицийского престола, за несовершенные, но тяжкие грехи.
      Уверенности королеве не предавало и ощущение собственного уродства. Она считала себя по-женски отталкивающей. Это злило и раздражало ее.
      -- Послушай, -- с мягким осуждением сказал Деми. - все женщины радуются, что у них будет ребенок.
      Кажется, это был не лучший ход.
      -- Радуются? - фыркнула Хельви. - Что ты вообще знаешь о женщинах? Мы слабы и зависимы. Чтобы нравиться мужьям, мы постоянно врем, что счастливы иметь детей, заниматься домом, ублажать тупых идиотов. На самом же деле, -она почти с отвращением посмотрела Харвею в глаза, -- женщины не любят ни детей, ни хозяйства, ни... -- королева осеклась.
      -- Ну, договаривай, -- холодно потребовал консорт, -- ни своих мужей.
      -- Ни своих мужей. - с отчаянием в голосе подтвердила Хельви.
      -- Что же тогда они любят? - Деми устал от своего полного непонимания. Он не зал, чем разозлил жену, и считал себя совершенно чистым перед ней. Ему хотелось заплакать от досады: когда их с Хельви не связывало никакое чувство, она относилась к нему в сотни раз мягче и нежнее, чем теперь.
      -- Перечитай историю "Зеленого рыцаря" в легендах о короле Артуре. Там все ясно сказано: женщины хотят только власти. - вздохнула королева. А дети, хозяйство, мужья - лишь способ утверждения власти над детьми, хозяйством, мужьями. У меня, -- она помедлила, -- была власть и без всего этого.
      Смысл ее последних слов дошел до Харвея не сразу, но когда дошел...
      -- Я не посягаю на твою власть. - потрясенно проговорил он. - Я взял лишь то, что ты отдала мне сама.
      -- Отдала? - ее губы изогнулись в насмешливой улыбке. - Довольно об этом. Нам пора идти на Совет.
      -- Я еще не закончил. - Харвей резко схватил жену за руку. Повторяю: я не посягал на твою власть.
      Королева решительно отвела ладонь мужа.
      -- Если тебя это так волнует, продолжим после Совета. А сейчас нас ждут, у нас много новостей и все плохие.
      Глава 6
      В зале Совета полуденное солнце било сквозь окна в темных дубовых рамах и рисовало на теплом деревянном полу игривые узоры. Символ мудрости собравшихся - большая белая сова в серебряной клетке под потолком - сидела нахохлившись и явно не одобряла по-весеннему ярких лучей.
      Королева знаком приказала опустить зеленые гардины, и в зале воцарился приятный полумрак.
      -- Начнем, господа. Вы все знаете, что у нас снова занялась земля под ногами. - Хельви опустилась в свое любимое кресло и крепко взялась руками за его подлокотники. - Мало нам был Фаррада, мало и Беота. Теперь на нас ополчился святой престол и, надеюсь, мало уже не покажется. - она достала из кожаной тесненной золотом папки сложенный вдвое лист бумаги с золотым обрезом.
      Когда королева развернула его, всем на свету стал виден водяной знак: встающий из моря лев - и оттиск алой ветви на печати.
      -- Это письмо от нашего царственного брата короля Арвена. - сказала Хельви. - Я не буду зачитывать вам его целиком. В начале король извиняется за свое оскорбительное для гранарского двора невнимание, которое он проявил к нам после моего брака с лордом Деми, и объясняет это вполне понятным чувством обиды. Далее Арвен пишет: "Последние события на Фомарионе заставляют меня, дорогая сестра, перешагнуть через свою гордость и сообщить вам сведения, важные для нас обоих. Люди, с незапамятных времен известные в сальвских королевствах, как "могильщики", вновь дали о себе знать. Осенью прошлого года к моему двору бежал небезызвестный вам граф Лоше Вебран, ваш бывший лорд-адмирал и, сознаюсь, мой бывший платный агент. Недавно я узнал, что перед приездом на Фомарион он тайно побывал в Альбици. А несколько дней назад Вебрана нашли задушенным в своем доме в Махо, который я ему подарил. На левой руке покойного, чуть выше запястья был обнаружен известный вам знак. Дорогая сестра, если за последние дни вы узнали что-то новое о возвращении "могильщиков", прошу вас не оставить меня слепым посреди обнаженных мечей. Ведь этот вельможа долгие годы был в курсе всех морских секретов как вашей, так и моей стороны..."
      Королева свернула листок и спрятала обратно в папку. Над столом поднялся легкий гул. Большинство членов Совета просто не знало, как реагировать на тревожное письмо короля Фомариона. Все привыкли видеть в давнем союзнике Гранарской короны сильного монарха, грозного воина и мудрого советчика. Многих обрадовало бы, если б полгода назад Хельви избрала себе в мужья именно Арвена, вместо того, чтоб тащить из Плаймара бывшего беотийского адмирала, чужака, бри-сальва, которого они теперь вынуждены считать своим государем!
      -- Смятение, изображенное в последних строках письма короля Фомариона, -- наконец, медленно проговорил епископ Сальвский, -- не делает ему чести. Едва ли мы можем чем-то помочь монарху, потерявшему самообладание.
      -- Разве мы сами храним ледяное спокойствие? - подняла брови королева.
      -- Арвен десятки раз доказывал нам свою союзническую верность. возразил Ламфа. - Скажу вам, господа честно, что гранарская казна не выдержала бы стольких войн, если б не фомарионские деньги. Хоть об этом и не принято поминать. Если у нас отпала необходимость в сильном друге на севере, ее величество может сделать вид, что не получала этого письма, или ответить ничего не значащими любезностями. Но меня беспокоит...
      -- Меня тоже это беспокоит. - прервала казначея королева, согласно кивая ему. - Скоро могут сложиться обстоятельства, когда нам снова может понадобиться помощь Арвена. И мы должны благословлять Бога, простите мне мой цинизм, господа, за то, что Арвен оказался в одной с нами западне. Это увеличивает наши шансы выбраться.
      -- Что же вы собираетесь предпринять, дочь моя, в связи с его письмом? - настороженно спросил отец Робер.
      Хельви помолчала. Ее нежные округлые пальцы мяли на столе краешек бумаги из папки.
      -- Мое решение состоит в том, -- произнесла королева, -- чтобы предоставить Арвену все сведения, о которых он просит, и предложить ему возобновить союз на случай начала новой войны.
      -- Даже после тех важных новостей, которые я вам сообщил? воскликнул епископ.
      -- Особенно после них. - голос молодой женщины был тверд.
      Впервые Харвей видел отца Рбера в таком смятении.
      -- Но ведь вы знаете, с кем будет эта "новая война"! - священник взмахнул алыми крыльями своей сутаны. - Умоляю вас, Ваше Величество, не делайте этого! Мы должны смириться перед святым престолом.
      Хельви едва заметно выпятила вперед нижнюю губу. Это всегда предавало ее лицу слегка высокомерное выражение. Теперь же, когда губы королевы припухли, напоминая лепестки чайной розы, вид стал прямо-таки вызывающим.
      -- Вот вы и расскажите нам, отче, о новостях из Альбицы. Пусть все послушают.
      Епископ склонил голову, так что Деми увидел его аккуратно выбритую тонзуру, красную от напряжения.
      -- С глубочайшим прискорбием, Ваше Величество, я должен констатировать, что вы предаетесь своим прежним заблуждениям, которые уже однажды поставили Гранар на порог гибели. Нельзя противопоставлять силу святости...
      -- Довольно. - королева слегка стукнула по столу костяной рукояткой ножичка для заточки перьев. - По вашему от Альбици так и веет святостью? На мой взгляд , вот уже 10 лет оттуда до нас доносятся только угрозы. Дрожайший отец, поведайте нам об очередной из них, а наши споры оставим на потом.
      Харвей внимательно вгляделся в побледневшее лицо жены. Она явно нервничала, ее маленький упрямый подбородок напрягся и чуть подрагивал. Деми был зол на нее, но, помимо воли, сейчас пожалел королеву. Ей бы сидеть у нежарко растопленного камина, за теплым слюдяным экраном, с ногами, закутанными овечьим пледом и вышивать шелком церковные покровы. Говорят, это успокаивает. Или на худой конец читать, раз иголка противна ее рукам. Вместо этого...
      -- Вести из Альбицы действительно не утешают нас. - с грустью провозгласил епископ. - Предатель Вебран, и правда, побывал там, да еще прихватил по дороге из небольшой горной деревушки бывшую горничную ее величества Нолли, которая жила там у родных. По всей видимости, она не хотела больше пасти коз, потому что за деньги согласилась вместе с Вебраном подписать донос, будто королева занимается чернокнижием. Девушка утверждает, что своими глазами видела на столе ее величества запрещенную книгу Вульгаты, темную "Кебра Негаст" и даже ...
      -- Нолли не умеет читать. - скептическим тоном вставила Хельви. Конечно, эти книги есть в дворцовой библиотеке, но мне они без надобности.
      -- Какая разница! - взвился отец Робер. - Зато их с Вебраном донос послужил поводом для письма папы. Гильдебран VII прислал гранарской короне повеление немедленно отказаться от покровительства Мальдору, самим арестовать еретиков, бывших братьев Золотой Розы, и передать их легатам святого престола, которые вскоре пребудут к нам из Альбици.
      Отец Робер подождал, пока удивленный гул за столом стихнет, и продолжал:
      -- Его святейшество удостоил меня личного письма, в котором сказано: "Искренне веря в то, что заблуждения благочестивых гранарских владык в отношении богомерзкого скопища колдунов - мальдорских рыцарей - вскоре рассеются, мы возлагаем на вас долг лично проследить за исполнением наших повелений и передать возлюбленным чадам нашим: если мы не найдем в них раскаяния и повиновения, то с сокрушенным сердцем вынуждены будем предать гранарскую корону анафеме и отлучить ее владык от святейшей благодати Божьей".
      Вздох ужаса прервал слова епископа, но отец Робер считал своим долгом дочитать письмо папы до конца.
      -- "Зная, что поручение наше может огорчить вас, мы хотим утешить нашего верного слугу словами Писания: "Примите иго мое, ибо иго мое легко, а бремя мое сладко".
      -- Он считает себя Богом! - послышался от двери громкий возмущенный голос.
      Харвей только сейчас заметил, что опоздавший на заседание лорд Босуорт стоит в углу со сжатыми кулаками и гневным выражением на лице.
      -- Как он смеет нам указывать? - Дерлок прошел к столу и с грохотом отодвинул стул. - Мы в своей стране.
      -- Вам, лорд Босуорт, вообще никто не указ. - раздраженно бросил епископ. - Даже уважение к королеве не может заставить вас во время являться в Совет!
      -- Я являюсь, как только проснусь. - буркнул небритый и не выспавшийся Дерлок. - По его лицу было видно, что он действительно только что вскочил с постели.
      -- Надо меньше таскаться по кабакам. - язвительно вставил Ламфа.
      -- Господа! Господа! - королева снова постучала по столу. - Я всегда была высокого мнения о вашем умении превратить любое обсуждение в базар, но, кажется, сейчас частные споры неуместны.
      -- Вы правы. - Босуорт склонил голову в знак раскаяния. - Так скажите же мне, неужели мы подчинимся этому святейшему хамству?
      -- Осторожнее, молодой человек, вы говорите о папе! - воскликнул отец Робер. - Умоляю вас, сын мой, воздержитесь от резких суждений.
      -- Пусть он не оскорбляет нас, и не получит в ответ ничего обидного!
      -- Потише, Дерлок. - вмешался в разговор д' Орсини. - Прошу тебя. Поверь, мы все разделяем твои чувства. Но дело слишком серьезно, чтоб рубить с плеча.
      Деми впервые видел, чтоб Симон так по-дружески обращался к Босуорту. Кажется, перед лицом общей опасности оба воина, чувствовавшие, что именно на их плечи ляжет главная тяжесть будущей грозы, невольно позабыли о вчерашних мелочных раздорах.
      -- Спасибо, д'Орсини. - кивнул горец. - Но я все же хотел бы знать, что мы решили? Нельзя же действительно разоружить нашу главную крепость на юге и добровольно лишить себя 3 тысяч подданных по одному окрику из Альбици.
      Собравшиеся молчали. Выбор был слишком трудным. Папа мог заявить об отучении гранарских владык и объявить, что их подданные больше не обязаны подчиняться. Что после этого начнется, понимали все. Благородные сеньоры забудут о своих вассальных обязанностях и поведут себя как маленькие самовластные короли в своих крошечных владениях. Растерянные крестьяне, видя заколоченные храмы, где нельзя ни крестить детей, ни венчаться, ни отпевать покойных, могут от ужаса поднять бунт против богомерзких владык, доведших королевство до лишения благодати Божьей. Начнется хаос, за которым неизбежно последует нападение соседних "благочестивых" монархов.
      -- Каковы ваши предложения? - спросила королева. - Что мы ответим в Альбици?
      Харвей с удивлением почувствовал, что все смотрят на него. Оказывается советники уже настолько привыкли видеть в нем государя, что ожидали разрешения своих сомнений именно от Деми.
      -- Что скажет консорт? - с едва скрываемой издевкой в голосе осведомился Босуорт.
      Харвей молчал. Под столом он сжимал и разжимал кулаки, понимая, что его слово сейчас, если не станет решающим, то по крайней мере бросит увесистый камень на чашу весов.
      -- Так что нам делать с папой? - уже не сдерживая насмешки, вновь спросил Дерлок.
      -- Послать. - Харвей встал. Он сам не ожидал от себя такой резкости. - Послать. Ибо если мы не выполним свои обязательства перед Мальдором, десять лет, не жалея крови, прикрывавшим наш юг, мы потеряем лицо. Я предлагаю вежливо объяснить папе, что не он король Гранара.
      Его слова были прерваны внятными и дружными хлопками Дерлока и д' Орсини.
      -- Даже я не сказал бы лучше! - рассмеялся Босуорт. - Надо объяснить святому престолу, кто в доме хозяин. Мы же не лезем в его дела в Альбици.
      -- Вы не понимаете всей опасности! - с ужасом воскликнул отец Робер. - Вы, молодые петухи, остановитесь! Не навоевались? - он обернулся к Босуорту и д' Орсини. - Десять лет мечами махали.
      Харвей вспомнил, как полгода назад Симон исповедовался ему, что устал от войны.
      -- А вы, сир? От вас я никак не мог ожидать такого легкомыслия. Ее величество, должно быть, поторопилась с решением о коронации. В вас не больше осторожности истинного государя, чем святости в рыбаке! Подумайте, в какой ужас вы можете ввергнуть страну, не подчинившись папе.
      -- Что скажет господин казначей? - методично продолжала опрос королева.
      Ламфа почесал лысину.
      -- Если мы откажемся от папы, а папа от нас, значит можно будет не платить в Альбици десятину? - скорее констатировал, чем спросил он. - Не плохой приток средств для истощенной страны. Ведь святейший престол не оказал нам никакой помощи во время нашей схватки с агарянским Фаррадом и с беотийскими отступниками. А после войны вовсе не пожелал уменьшить налог на разоренные земли.
      -- Ваша позиция ясна. - прервала его королева. - Голосуем. Его высочество консорт?
      -- Я уже сказал. - тряхнул головой Харвей. - Могу повторить.
      -- Не надо. Лорд Босуорт?
      -- Послать. - с явным удовольствием проговорил Дерлок.
      -- Мессир д'Орсини?
      -- Согласен с предыдущими ораторами. - улыбнулся рыцарь. - Послать. И подальше.
      -- Друг мой, -- мягко улыбнулась ему королева, -- подумайте еще раз, прежде чем
      отвечать. Вы говорите не только за себя, но и за все дворянство южного Гранара. Дерлок выступает от имени горцев, он недавно это доказал, наведя среди кланов порядок. Консорт тоже, кажется, уверен в преданности Северной Сальвы. Вспомните, как тамошние жители выступили за него горой против ложных обвинений Вебрана. У вас же в Южном Гранаре живут не купцы и не рыболовы. Здесь цвет рыцарства - самые упрямые и своевольные наши подданные. Что вы скажите от их имени?
      Д' Орсини пожевал губами.
      -- То же самое, что и от своего. Разве гранарское рыцарство хоть раз дало Вашему Величеству причины сомневаться в нас? - с обидой спросил он. Мы были ударной силой во всех войнах. Если надо, мы умрем за Гранар.
      -- Не надо. - сухо остановила его королева. - Давай попробуем жить за Гранар. Поддержат ли тебя люди, когда узнают о моем отлучении?
      При набожности гранарцев этот вопрос беспокоил всех.
      Д' Орсини решительно сжал кулаки.
      -- Я уверен в преданности подвластного мне губернаторства. Не оскорбляйте нас недоверием, Ваше Величество.
      -- Хорошо. - Хельви кивнула и отвернулась от него. - Ламфа?
      -- А? Что? Я? - встрепенулся задремавший было казначей. - Ах, да! Да, конечно. Десятина... Словом, казна будет в восторге от разрыва с папой. Кажется, это брак не по любви.
      Голоса остальных четырех членов совета разделились ровно пополам, но перевес был явно на стороне решительно настроенных вельмож.
      -- Я воздержусь. - вдруг сказала королева.
      Этих слов от нее не ожидал никто. Деми, д' Орсини, Дерлок и епископ Сальвский разом обернулись к ней, на их лицах читалось удивление. Первым троим казалось, что Хельви безусловно с ними, последнему - будто ее величество столь же безусловно против него.
      -- Я хорошо понимаю и сердцем разделяю ваши стремления вырваться из-под опеки святого престола, господа. - спокойно сказала она. - Не мы сделали так, что объятья папы оставляют на ребрах Гранара синяки, но, -женщина помедлила, -- в таком деле нельзя до времени открывать своих карт. Вы трое, -- она ободряюще улыбнулась своим "боевым петухам", -- начнете немедленную подготовку к вооруженному столкновению с войсками Альбици. И надо иметь ввиду, что все по-настоящему благочестивые княжества Милагрии, все ее герцоги, принцы и владетельные сеньоры без куска собственной земли тоже ополчатся на нас в священный поход. -- королева кивнула, как бы подтверждая свои слова. - Булла Гильдебранта даст им право, не нарушая установлений Божьих на земле, наброситься на нас, как на преступников, и рассматривать наше имущество, как законную добычу.
      -- О, да. - с ненавистью протянул Дерлок. - Этим нищим милагрийским кондотьерам только свистни!
      -- Думаю, что с другого конца к ним присоединится Беот. - продолжала Хельви. - Конечно, Дармар не восстановит отношений с Гильдебрантом и будет действовать сам по себе, но нам от этого не легче. Как только тут заварится каша, фаррадцы тоже не останутся в стороне.
      -- Боже мой! - простонал д' Орсини. - И все на нас?
      -- А чего ты хотел? - усмехнулась королева. - Послать папу, -передразнила она, -- это все равно что послать полмира, а перед второй половиной оказаться голым и безоружным. Поэтому я и говорила вам: подумайте.
      -- Черт возьми! - взвыл Босуорт. - Но ведь Беот сумел показать папе на дверь. И ничего. Все живы. - он обернулся к Харвею. - Скажите, ваше высочество?
      -- Нда-а, -- протянул Деми. - Живы, но беотийцы -- не гранарцы. Их ничего не интересует, кроме пива и денег. Но даже там, -- он поднял палец, -- Дагмару пришлось в крови утопить несколько восстаний сторонников папы.
      -- От нашей мудрости и силы зависит очень многое. - сказала королева. - Мы должны быть готовы к войне. Но это не значит, что мы начнем войну. - по-детски хитрая улыбка зажглась у нее на губах. - Вы делайте свое дело, а я напишу папе. Будем тянуть время. Надо сохранить за собой Фомарион в качестве союзника.
      Ее сподвижники молчали, прекрасно понимая, какой опасности подвергается сейчас Гранар и они сами.
      -- Хорошо, -- королева встала, -- мы договорились о том, кто чем займется, и я больше не задерживаю вас. Подумайте все еще раз. - она обернулась к отцу Роберу и склонила перед ним голову. - Ваше высокопреподобие, готовы ли выслушать мою исповедь?
      Епископ вздрогнул, около десяти лет Хельаи не удостаивала его этой чести. Грустная улыбка тронула губы старика.
      -- Ваше Величество полагает, что после Совета, на котором вы отвергли мои увещевания, я для вас лучший исповедник?
      -- Я слышала, ни один священник не в праве отказать даже самому последнему убийце в таинстве исповеди. - заявила она. - Мне надо поговорить с вами. Идемте в мою молельню.
      Епископ Сальвский встал.
      -- Жаль, что вы редко посещаете ее, мадам.
      -- Вы ошибаетесь. - холодно бросила королева и полная сознания собственного достоинства выплыла из зала.
      Отец Робер последовал за ней.
      Д' Орсини подошел к консорту.
      -- Опять неприятности. - со вздохом сказа он. - И опять воевать. Как вовремя! У меня вот-вот жена рожает.
      -- У меня тоже. - напомнил ему Харвей.
      Глава 7
      Консорт покинул первый этаж дворца с его пышными залами и поднялся в жилые покои, где надеялся дождаться Хельви после исповеди. Их прерванный накануне Совета разговор беспокоил его. Значит она считает, что Деми отобрал у нее власть? Но ведь она сама... Тут в голову принцу пришла мысль, казалось, способная объяснить все. "Как хорошо она держалась на Совете. Как спокойно и разумно говорила. Не то что со мной!" Он не раз слышал, что женщины во время беременности иногда бывают не в себе. То им хочется чего-то непонятного, то едят несъедобные предметы, то бросаются на мужей, то подозревают окружающих в молчаливом домашнем заговоре против них, то боятся смерти.
      Хельви, конечно, не пила клея и не глотала гвоздей, но последние три симптома были на лицо. Тот факт, что она выплеснула перед мужем обуревавшие ее нелепые тревоги, а потом, при посторонних людях, вела себя как вполне нормальный человек и сильный государь, неожиданно представился Деми не как намеренное оскорбление с ее стороны, а как величайшее доверие, проявившееся, правда, в весьма странной форме. Она не боялась при нем обнаружить слабость, глупость, испуг, закатить истерику. Она не хотела быть лучше, чем есть на самом деле.
      Харвей толкнул рукой дверь и уже собирался войти в комнату, когда услышал приглушенные расстоянием голоса. "Ах, да. Ведь Хельви сказала, что они будут в молельне". На мгновение консорт заколебался. Честь требовала от него немедленно уйти, но, с другой стороны, принца так и подмывало услышать, что именно королева будет говорить отцу Роберу. Харвей почему-то был уверен, что речь пойдет о нем и о терзавших его жену сомнениях. Он дорого бы дал, чтоб понять, какие мысли ее мучают и почему? Деми на цыпочках приблизился к двери и замер.
      Однако Хельви и ее исповедник говорили о столь высоких материях, что им было не до такого приземленного предмета, как семейная жизнь королевы.
      -- Вы понимаете, что таким образом навсегда лишитесь благодати? серьезно и без малейшего пафоса спросил отец Робер. Порвав с папой, вы порвете тысячелетнюю цепь, передающую нам благословение Божие от первых апостолов. Некому станет рукополагать епископов, затем священников и даже диаконов. Стены рухнут. Никто не сможет даже снять сглаз с молока, в которое плюнула ведьма, помочь скоту, вокруг которого обежал деревенский колдун. Я уже не говорю о том, чтоб окрестить ребенка и подарить ему ангела-хранителя. Вы этого хотите?
      В ответ послышался странный хлюпающий звук. Харвей не поверил своим ушам. Хельви плакала.
      -- Ну не надо, не надо, девочка моя. - утешал ее отец Робер, так словно между ними не стояло десяти лет отчуждения. - Что делать? Все мы заложники. Подумай сама, разве мне, воину, соратнику твоего отца легко подчиняться этому святейшему бесу? Но он держит в кулаке благодать Божию. И она ни от кого не может прийти к нам, кроме как от него.
      -- Но почему? Почему? - сокрушенно всхлипывала королева. - Почему именно он? Я слышала, что в Альбици стекается золото со всех краев земли, что святой престол утопает в роскоши в то время, как вся Милагрия полна нищих калек. Что папа погряз в разврате... - она помедлила, а потом решилась, -- что, помимо других любовниц, он живет с собственной побочной дочерью Лукрецией и даже с мальчиками-певчими. Что он сделал двух своих незаконных сыновей - подлецов и насильников - кардиналами. Разве справедливо, что в руках такого человека находится святая сила и он может запугивать нас ею?
      Как видно, епископу тяжело было и слушать ее слова о Гильдебранте, и отвечать на них.
      -- Личность носителя не имеет значения, дочь моя. - мягко сказал он. - Налей вино в чеканный золотой кубок или в деревянную кружку, разве вкус от этого изменится? Не все ли равно из чего пить, если твердо знать, что именно ты пьешь?
      Хельви молчала.
      -- Ты причащаешься у простых деревенских священников с толстым слоем земли под ногтями от работы в огороде. - продолжал старик. - По сравнению с тобой они невежды, часто не знают даже альбицийского, а все Писание заучивают наизусть. Но ты, королева, утонченная дама, все детство проведшая в библиотеке, встаешь пред ними на колени. Потому что ни их скудные познания, ни их грязные руки не имеют для тебя значения, по сравнению с вином и хлебом, которые они могут тебе дать. И которые ты больше не найдешь нигде.
      -- Отец мой, -- возразила Хельви, -- но и святой источник можно замутить, каждый день вливая в него яду. Если "могильщики" свили себе гнездо под покровом альбицийского престола, то папа причастен к такому колдовству, по сравнению с которым магия Золотой Розы меркнет.
      -- Значит ты все же признаешь, что бывшие рыцари братства - колдуны и еретики? - спросил отец Робер.
      -- Не ловите меня на слове, отче. - вздохнула королева. - Мне ли, столько времени проведшей в беседах с Монфором, не знать о таинствах ордена?
      -- Тогда, почему, дитя мое, ты все еще продолжаешь защищать их? Ведь Роже давно нет с ними. Они виновны.
      -- Они люди. - мягко отозвалась Хельви. По шелесту ее шагов, а потом по стуку металлического оклада о стол Харвей понял, что женщина взяла Библию.