Религии Австралии

726]. В самом деле, небесные существа не создавали и не придавали форму небу; они не создали ни растений, ни животных, ни людей, ни тотемических предков; они не вдохновляли и не контролировали никакой деятельности предков. В общем эти небесные существа даже не интересовались тем, что происходит на земле. Люди, совершающие злые дела, должны были бояться не Великого Отца с небес, а гнева тотемических предков и наказания старейшин племени. Все созидательные акты были произведены рожденными на земле тотемическими предками. По этой причине мифы и религиозные верования, связанные с этими предками, надолго задержат наше внимание в последующем изложении.
      С точки зрения истории религий, трансформация небесного существа в deus otiosus достигла самых крайних пределов у западных аранда. Следующим шагом может быть только полное и определенное забвение. Это, возможно, произошло за пределами территории западных аранда, где Штрелову не удалось обнаружить никаких похожих верований в небесных существ. Но можно указать на весьма характерные черты, имеющиеся даже у этого безразличного, бездействующего и «трансцендентного» Великого Отца и Вечного Юноши, которые объединяют всех высших существ: 1) его бессмертие, его вечная молодость и его «блаженствующее» существование; 2) его «онтологическое» и «хронологическое» предшествование тотемическим героям — он был на небе уже задолго до появления из-под земли тотемических предков. Более того, религиозная значимость неба постоянно подтверждается в мифах о небесном бессмертии тех героев, которым удалось подняться в небо, в мистических традициях о «лестницах» или деревьях, связывающих небо и землю, и особенно в широко распространенном веровании аранда, будто смерть появилась только потому, что связь между небом и землей была насильственно прервана.
      Как известно, похожие верования отмечаются во многих других архаических религиях. Миф о первобытной связи с небом (через гору, дерево, лестницу, лиану и т. д.) и ее последующем прерывании обычно повествует и об утрате предками бессмертия или конце первоначального райского бытия. После прерывания связи между небом и землей Бог удаляется от дел, становится более или менее безучастным богом (deus otiosus), и лишь немногие привилегированные люди — шаманы, знахари, герои — могут подниматься на небо и встречаться с ним. Мы не знаем, какие из этих мифологических идей были известны аранда. Но это факт, что религиозный престиж неба продолжал сохраняться, в особенности представление о том, что бессмертие принадлежит божественным телам и небесным существам.
      Отмечая, что в мифологии каитиш «небесные существа жили и до Времени Сновидений», Элькин делает следующее предположение: «Здесь перед нами, возможно, историческая последовательность распространения разных типов верований в данной области и, в сущности, во всех центральных, северных и северо-западных регионах. Инициация сначала была приобщена к верованиям и обрядам, связанным с небесным героем, но позднее стала также сопрягаться с культовым тотемизмом, с его мифами о героях Времени Сновидений, которые во многих племенах, насколько нам известно, затмили прежние верования и ассоциации». Это, соответственно, предполагает, что когда-то верования в Небесное Существо были в Австралии более широко распространены. Их исчезновение и трансформация следуют общей модели удаления от дел небесного deus otiosus и в конце концов его забвения. Но здесь важно, что религиозная функция героев Времени Сновидений (или тотемических предков) становится эквивалентом функции небесных существ. Как замечает Элькин: «Точно так же, как в центральной или северо-западной Австралии сказать, что данный обычай — это есть Алтьира, Дъюгур, Унгуд и т. д., иными словами, Сновидения, значит придать ему абсолютный и бесспорный авторитет, так и в восточной Австралии сказать об обычае „Байаме так повелел“ — значит указать на его безусловную санкционированность. Наконец, мифы, в которых фигурируют небесные герои, выполняют ту же этиологическую, историческую и социологическую функции, что и мифы о героях Времени Сновидений, и посредством их воспроизведения в символической и обрядовой форме достигается доступ к священному, дающему жизнь миру, только в данном случае этот мир помещается на небе».

Дьямар, Ногамаин

      Мы вернемся к этому функциональному тождеству между моделями, обнаруженными в «Периоде Сновидений», и предписаниями типа «Байаме так повелел». Сейчас давайте рассмотрим двух других небесных высших существ и их реальные роли в религиозной жизни соответствующих племен.
      Племя бад, западная часть Кимберли, почитает высшее существо, называемое Дьямар. У него нет отца, но мы знаем имя его матери. Дьямар никогда не был женат. Говорится, что он «ходит с собакой». Один из информаторов Уормса сказал ему: «Дьямар создал все вещи… Он живет в соленой воде под скалой. Там, где море пузырится, там живет Дьямар». Но это значит только, что первая гуделка Дьямара (в племени бад ее называют галагуру) все еще там, под пеной у прибрежной полосы. Молодых посвященных ведут к каменистому ложу ручья и показывают отверстия, куда Дьямар клал свою гуделку. Старики убежденно рассказывают юношам об ужасной силе первой чуринга (tjurunga), указывая на безжизненность холмов вокруг и поврежденную кору деревьев, которые задел Дьямар своей гуделкой. Она сокрушила прибрежные скалы» [Djamar, Тhe Creator, p. 643]. После всех этих событий Дьямар вознесся на небо вместе со своей чуринга. Оттуда он «смотрит на людей и дает им естественное право, которое мы называем Дьямара-мара. Он видит, когда человек убивает другого копьем или бумерангом» (там же, с. 650). Тем не менее, несмотря на свое вознесение, Дьямар одновременно «остается в ручье Нгамагун и во всех местах, где сохраняются резные галагуру. Местные люди тщательно их прячут в дуплах деревьев возле тихих водоемов на территории их племени» (там же, с. 643). Миф о Дьямаре рассказывается во время церемонии инициации. В таких случаях старейшины идут в лес, искать то дерево, под которым отдыхал Дьямар во Времена Сновидений. (И опять же мы отмечаем, как через ритуал мифологическое время актуализируется и дерево из первоначальных времен оказывается существующим в настоящем.) Из этого дерева будут изготовлены гуделки для новых посвященных.
      Сущность представлений о Дьямаре как о высшем существе отражается и в соотношении этого представления с представлением о культурных героях. Один из культурных героев, Налгаби, отнес галагуру Дьямара в соседнее племя. Дьямар пошел с другим героем, Марелом, в определенное место, где Марел остался и живет до сих пор. «Марел создает тайные песни, но только для мужчин. Он смотрит на молодых посвященных мужчин и учит их закону Дьямара» (там же, с. 650). Другой культурный герой, Минан, придумывал танцы и делал полированные черные каменные топоры. Теперь он живет где-то в заливе Бигль. «Дьямар приказывает Марелу и Минану. Он для них главный» (там же, с. 650), Наконец, еще одному герою, Ниндье, Дьямар показал, как делать ловушки для рыбы из палок и камней. «Он получил эту работу от Дьямара».
      Таким образом, может показаться, что Дьямара можно сравнить с юго-восточными высшими существами: он создатель, он открыл моральные законы, некоторым культурным героям он дал задание «цивилизовать» племя бад и наблюдать за его религиозными церемониями; наконец, он вознесся на небо и оттуда все еще следит за поведением людей. Единственный аспект этого комплекса, который четко не фиксируется среди юго-восточных высших божеств, — связь Дьямара с чуринга. Формально чуринга — это «пиктограмма или символическая запись на дереве». Некоторые из вырезанных знаков представляют самого Дьямара, другие символизируют объекты, используемые им или менее значительными сверхъестественными существами. Только посвященный может верно «прочитать» рисунки. Но галагуру — не только символ Дьямара; это также воспроизведение первоначальной гуделки, которую Дьямар спрятал под скалой Нгамагун. Итак, первоначальная гуделка существует также и на небе. Это должно бы подразумевать, что Дьямар и есть настоящая галагуру (там же, с. 650). Представление, что божественное существо воплощено в его чуринга, напоминает отождествление мифических героев (предков) с конкретными чуринга, что характерно для племен центральной Австралии — мы позднее обсудим эти верования. В данный момент для нас важно подчеркнуть мистическую множественность тел Дьямара. Как указывает Уормс, «где бы ни вырезали, куда бы ни носили и где бы ни хранили сегодня санкционированную свыше копию этой галагуру, там магически „вызывается“ Дьямар и „воспроизводится“ место его первоначального пребывания Нгамагун. Там как бы обретается его личное присутствие, многократно „реинкарнированное“». «Мы не можем перенести сюда тот большой камень. Поэтому мы берем эту дьиди (т. е. чуринга) — и Дьямар здесь», — сказал один из информаторов Уормса.
      Мы можем предположить, что Дьямар мог сохранять свою религиозную актуальность в силу магической мощи галагуру, которую можно считать его «мистическим телом». Посвящение состояло в передаче мифов о Дьямаре и раскрытии его тождества как с небесной галагуру, так и с первоначальной, покоящейся под скалой Нгамагун.
      Наш второй пример взят у муринбата, племени, живущего на западе полуострова Арнемленд, которое тщательно и в подробностях изучил У.Е.X.Станнер. Религиозная модель муринбата строится на каркасе из серии событий, которые происходили во Времена Сновидений. Но имеются также представления о некотором количестве «чистых духов», чей религиозный авторитет не исходит от этого удивительного мифологического периода. Самый знаменитый среди них — Ногамаин, «небожитель, который жил (как говорят некоторые аборигены) „по собственному усмотрению (своей волей)“ или „на свой манер“ — один, не считая собаки, „без отца, без матери, без брата, без ребенка“; однако, согласно другим свидетельствам, у него были жена и сын, и символом сына было охотничье копье. Аборигены считают, что если охотник убивает кенгуру или валлаби одним броском копья, то это происходит благодаря помощи Ногамаина, посылаемой через его сына (копье)». Согласно Станнеру, некоторые аборигены отождествляли Ногамаина с «человеком, живущем на луне». Другие не были в этом уверены; когда их спрашивали о его жилище, они воздевали руки к небу и говорили только: «В вышине». Гром и молния приписывались действиям «людей Ногамаина». Он также посылает духов-детей; Станнер много раз слышал: «Ногамаин посылает вниз хороших детей». Но он получал аналогичную информацию и о других «чистых духах». Самым важным культовым актом была молитва о еде в случае бедствия; один из самых старых информаторов Станнера помнил, что, когда он был ребенком, он слышал, как старейшины «звали ночью Ногамаина, когда они лежали на стоянке и им не хватало еды» [On Aboriginal Religion, p. 264].
      В Ногамаине мы видим ясный пример небесного бога, которого постепенно дополняют другие фигуры (Кунманггур и Кукпи также посылали духов-детей) и который стоит на пороге утраты своей религиозной актуальности (только один из самых старых информаторов помнил из своего детства молитвы старых людей). Несоответствия и противоречия в различных описаниях Ногамаина, как отмечает Станнер, указывают на постепенную потерю религиозной значимости. По сравнению с Великим Отцом западных аранда, Ногамаин все еще сохраняет некоторую религиозную актуальность: например, он заботится о людях. Но, в отличие от Дьямара — или, мы можем предположить, Атнату племени каитиш, — он не играет сколько-нибудь важной роли в церемонии инициации.

Два вида «первоначальности»

      Очевидно, «безучастность», неопределенность образа или полное отсутствие небесных высших существ не изменяют сути панавстралийской религиозной модели. Как пишет Элькин, сказать, что этот обычай — Алтьира, «Сновидения», то же самое, что сказать об обычае — «Байаме так повелел». Элькин справедливо настаивает на хронологической первичности небесных существ в соотношении с культурными героями (или тотемическими предками). Как мы знаем, того же мнения придерживались Лэнг, Гребнер и Шмидт. Но при этом важно, что религиозная функция первоначального и первоначальности остается той же. Каким бы ни был контекст — сверхъестественные небесные божества, культурные герои, Вондьина или Унгуд (о них пойдет речь в следующей главе) — первоначальное мифологическое время обладало огромной важностью. Только то, что было осуществлено in illo tempore, действительно значимо, исключительно и обладает неистощимым творческим потенциалом. У западных аранда мы отметили переход от того, что можно было бы назвать «умозрительным» первоначалом — эпохой небесного, вечного Великого Отца, — к первоначальному времени, богатому экзистенциальными ценностями, мифической Эпохе Сновидений, когда тотемические предки (или культурные герои) сформировали мир, создали животных, завершили формирование и «цивилизацию» человека. «Первоначальность» Великого Отца не обладала непосредственной значимостью для существования аранда; когда связь с небом была прервана и на землю пришла смерть, не было особой пользы знать о бессмертии семьи Алтьира или тех, кто вознесся на небо. Единственным «бессмертием», доступным аранда и другим австралийским племенам, была реинкарнация, вечное возвращение к жизни первоначальных предков — эти представления мы рассмотрим в одной из следующих глав.
      Таким образом, складывается впечатление, что модель австралийских религий предполагает замену одним «первоначальным», которое непосредственно связано с современным состоянием человека, другого «первоначального», которое предшествовало этому состоянию. Такая последовательность известна и в других религиях; мы можем сослаться, например, на «первоначальность» Тиамат и переход к эпохе созидания, представленный победой Мардука, космогонией, антропогонией и основанием новой божественной иерархии. Или мы можем сравнить первоначальность Урана с эпохой господства Зевса — или указать на переход от почти забытого Дьяуса к Варуне и, позднее, к последующему преобладанию Индры, Шивы и Вишну.
      В этой смене «созерцательной» первоначальности на «экзистенциальную» важно то, что данный процесс представляет более радикальное воплощение божественной жизни в человеческом существовании. У нас будет возможность проиллюстрировать этот процесс, когда мы приступим к анализу представлений о возникновении тотемических предков аранда и мифов об австралийских культурных героях. Богатство «эмбриологических» образов обладает глубоким религиозным смыслом. Словно бы вся грандиозная космогоническая драма была составлена из таких явлений и событий, как зачатие, беременность, эмбриональное состояние и родовспоможение. Но ни одно из этих мифических событий не является «человеческим» или «мирским» по своей природе. Они первоначальны, созидательны, исключительны, и следовательно, это религиозные акты. В конечном итоге они представляют тайны, понять которые будут способны только полностью посвященные люди.

Глава 2. КУЛЬТУРНЫЕ ГЕРОИ И МИФОЛОГИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ

      Для австралийцев, так же как и для других «примитивных» обществ, мир всегда «их собственный мир», т. е. мир, в котором они живут и мифологическую историю которого знают. За пределами этого знакомого космоса лежат бесформенные, незнакомые, опасные земли, населенные таинственными и враждебными призраками и колдунами. Аборигены страшатся заходить, даже не в одиночку, на незнакомые территории. Эти чужие земли не принадлежат к их «миру» и, следовательно, все еще пребывают в состоянии, предшествующем эпохе «творения».
      В то же время даже самый бесплодный и однообразный ландшафт может стать «домом» для племени, когда есть вера в то, что он был «создан» или, точнее, трансформирован сверхъестественными существами. Придавая земле форму, сверхъестественные существа одновременно делают ее «священной». Нынешний ландшафт — результат их работы, а сами они принадлежат к царству бытия, отличного от бытия человека. Более того, эти первобытные существа не только сформировали ландшафт; они также оставили в некоторых (особо отмеченных) местах духов-детей и духов различных животных, которых они извлекли из собственных тел.
      Эпоха, когда сверхъестественные существа появились и начали трансформировать мир, странствуя по бескрайним просторам и создавая растения и животных, делая человека таким, каков он сегодня, давая ему его нынешние институты церемонии, — эта эпоха была Временем Сновидений (Dream Time), или, как называют его некоторые авторы, «Вечным Временем Сновидений», или просто «Сновидением». Это мифологическое время «сакрально», потому что оно было освящено присутствием и деятельностью сверхъестественных существ. Но, как и все остальные «проявления» сакральности, оно хотя и удалено в некоторую неопределенность, все же не недоступно. Его можно реактуализировать через ритуал. Более того, оно составляет «своего рода порядок вещей, который еще воспроизводится, своего рода Логос, или трансцендентный принцип, определяющий все сколько-нибудь значимое в мире аборигенов. Или, как сказали Рональд и Кэтрин Берндт, «мифологическая эра» рассматривается как время создания всех канонов человеческого поведения раз и навсегда. Это был период, когда устанавливались модели жизни и устанавливались законы, которым должен был следовать человек».
      Все, что действительно существует — гора, водоем, социальный институт, обычай, — признается реальным, ценным и значимым, потому что оно появилось в начале и «пришло» оттуда. В первой главе мы обсуждали работу «созидания», проведенную небесными божествами юго-восточных австралийских племен; мы также указали на следы подобного небесного божественного существа в верованиях аборигенов других частей континента. В юго-восточной Австралии начало характеризуется созидательной деятельностью небесных божеств (Отцов Всех). Теперь мы более подробно рассмотрим другие австралийские представления о начале, чтобы выяснить, какого типа сверхъестественные существа действуют в эти мифические созидательные времена.

Миф аранда о Начале

      Согласно верованиям аранда, земля в начале была безлюдной равниной, без холмов или рек, и лежала она в кромешной тьме. Солнце, луна и звезды покоились под землей. Не существовало ни растений, ни животных, только зародышевая масса полуразвитых младенцев, которые беспомощно лежали там, где позже появились соленые озера или источники. Эти бесформенные младенцы не могли развиться в отдельных мужчин или женщин — не могли они и состариться или умереть. В самом деле, ни жизнь, ни смерть не были еще известны на земле. «Только под поверхностью земли существовала жизнь в своей полноте, в виде тысяч несозданных сверхъестественных существ, которые всегда существовали; но даже они все еще покоились в вечном сне».
      Наконец сверхъестественные существа пробудились ото сна и выбрались из-под земли. Их «места рождения» были проникнуты их жизнью и силой. И Солнце встало из земли, и землю залил свет. Сверхъестественные существа, которые «были рождены из своей собственной вечности» (Алтьирана Намбакала), имели разные формы и вид. Некоторые возникли в форме животных, таких как кенгуру или эму; другие появились как совершенно сформированные мужчины и женщины. «Большинство этих сверхъестественных существ заключало в себе элементы невидимой связи с элементами животных или растений, с одной стороны, и человека — с другой. Те существа, которые выглядели как животные, например, обычно думали и действовали как люди; и наоборот, те, кто имел человеческую форму, могли по своей воле превращаться в то животное, с которым они были связаны невидимой связью».
      Эти сверхъестественные существа, которых обычно называют «тотемические предки», начали бродить по земле, придавая ландшафту его реальные физические черты. Некоторые из них взяли на себя функции «культурных героев». «Они разрезали зародышевую человеческую массу на отдельных детей, затем разделили с помощью паутины (сети) им пальцы на руках и ногах и „открыли“ им уши, глаза и рты» [Strehlow, Personal Monototemism, p. 728]. Другие культурные герои научили человека, как делать орудия, добывать огонь и готовить пищу. Когда все эти рожденные из земли сверхъестественные существа выполнили свои труды и завершили свои странствия, «на них навалилась непреодолимая усталость. Задачи, которые они выполнили, требовали максимального напряжения сил».
      Таким образом, они вновь впали в свое первоначальное состояние сна, и «их тела или исчезли в земле (часто в том же месте, где и появились), или превратились в скалы, камни или в чуринги. Места, которые были последними местами их отдыха, считались, как и места рождения, важными священными центрами, и их называли тем же именем — пмара кутата. К пмара кутата обоих видов могут приближаться только посвященные и только по случаю специальных церемоний. В любое другое время это были места, которых следовало избегать под страхом смерти» (там же с. 729).
      «Уход» сверхъестественных существ положил конец мифической эпохе, которая — по крайней мере, в случае аранда — имела райский характер. В самом деле, предки «были свободны от множества запретов и крушения надежд, которые неизбежно мешают всем людям, живущим в организованных сообществах. К тому же они не отвечали за свои действия перед какой-либо высшей силой. Поскольку они жили в мире, где человеческие понятия добра и зла имели весьма туманное значение: они бродили, так сказать, „за пределами добра и зла“». Это не значит, тем не менее, что они были совершенно за пределами всех моральных законов. Т.Г.X.Штрелов приводит некоторые мифы, показывающие, что преступные деяния не оставались безнаказанными.
      Эти первобытные персонажи обладали особым способом существования, которое хотя и отличалось от нынешнего существования людей, тем не менее составляло его источник и образец. Такова причина острого, «экзистенциального» интереса аранда к мифам о предках — и их безразличия к небесным существам. В самом деле, в отличие от небесных существ, первобытные предки старели и увядали. Но в отличие от современных людей они были бессмертны; даже те, кто были «убиты» другими тотемическими предками, продолжали жить в форме чуринг. Тем не менее, перед тем как они наконец ушли в землю, некоторые их действия принесли на землю смерть. Таким образом, первый человек начал свое существование в мире труда, боли и смерти. Но «жизнь», которую оставили за собой предки по всей земле, обеспечивает преемственность, продолжение мифического прошлого. И то, что мы называем «религией» и религиозной деятельностью, это лишь свод традиционных техник и ритуалов, посредством которых современные аранда поддерживают связь с мифическим прошлым своего племени.
      Между прочим, эта «связь с мифическим прошлым» начинается с зачатия каждого сегодняшнего человека, т. е. с момента, когда зародыш получает крошечную часть «жизни» его тотемического предка, что обеспечивает ему «бессмертную» душу. Как недавно отметил Штрелов, аранда верят, что каждый человек имеет две души: первая, смертная душа появляется вместе с зародышем, в результате полового акта между родителями; вторую душу, частичку «жизни» предка, получает беременная женщина. Именно вторая, бессмертная душа придает индивиду физические характеристики и создает всю его личность (там же, с. 730). Таким образом, можно сказать, что каждое новое зачатие как бы повторяет первобытную деятельность предков: вначале они нашли аморфную предчеловеческую массу, которую преобразовали в настоящих людей; после «ухода» предков частички их «жизни» (то есть бессмертные души) проникают в зародыш (который оживляет смертная душа) и создают полноценного человека.
      Что поразительно в этом описании Штрелова — это неповторимый, можно сказать, почти экстравагантный способ бытия мифических предков аранда. Их онтологическая структура ставит их на особое место среди многих типов сверхъестественных существ, известных историкам религии. Они отличаются от небесных богов, хотя, как и те, они извечно существуют и бессмертны. Более того, некоторые из рожденных на земле сверхъестественных существ — Солнце, Луна и другие, — как говорят, взошли на небо, чтобы стать планетами и звездами. Это значит, что рожденные на земле «бессмертные» могли сделаться небесными бессмертными; им нужно было только «вскарабкаться» на небо. В первой главе мы упоминали некоторые мифологические традиции, повествующие о таком «восхождении на небо»: вначале связь с небом была возможной и даже легкой (надо было взобраться на дерево, лиану или лестницу); другой миф явно связывает истоки смерти с прекращением сношений между небом и землей: два мифических предка, взобравшись на небо по воткнутому в землю копью, потом подняли его за собой и произнесли заклятие, обрекающее человека на смерть (там же, с. 725–726). Таким образом, можно сказать на основании сведений о верованиях аранда, что первоначально было три класса существ, все они существовали извечно и были бессмертны: 1) небесные боги в небесах; 2) первобытные существа под землей; 3) первобытный земной «проточеловек». Они отличаются тем, что последние два класса существ прошли через неопределенный период сна; более того, последняя категория, первобытный проточеловек, хотя и существовал извечно, знал только «эмбриональное» бессмертие: по-настоящему став человеком после анатомических операций, проделанных определенными культурными героями, он утратил свое первоначальное свойство «вечного существования».
      Онтологическое своеобразие тотемических предков усиливается тем, что, хотя они и бессмертны, их истощила созидательная работа и они снова ушли в землю — откуда, как это ни странно, они тем не менее могут видеть и судить человеческие поступки. Более того, как мы сможем убедиться, они могут быть «убиты» человеком (конечно, мифическим, первоначальным человеком), и в результате этого убийства по крайней мере их частицы (их «духи») могут вознестись на небо и превратиться в небесные тела и явления. Другая черта их способа существования — это множественность и одновременное отсутствие и присутствие на земле. Предок одновременно существует: а) в своем собственном «естестве» под землей, б) воплощенным в различных космических и ритуальных объектах, скалах, водопадах, чурингах и т. д., в) воплощенным в духов-детей и, наконец, г) воплощенным в человека (или людей). Итак, для религиозной мысли в целом и архаического мышления в частности характерны представления, согласно которым сверхъестественные существа являются как бы средоточием единства-множественности. Но специфичным для австралийцев кажется то, что существует вера в мистическую связь между их землей (то есть мифологическая география), мифологической историей (то есть деяниями предков) и ответственностью человека за то, чтобы его земля оставалась «живой» и плодородной. Все это станет яснее по мере того, как мы будем продвигаться в нашем исследовании. Но мы можем уже представить, что онтологическая структура Первоначальных Существ (мифических предков) очень сложна — сложнее, например, чем у небесных существ (а это не кто иной, как сверхъестественные существа, которые становятся deus otiosus), так как они участвуют в таинствах жизни, ее воспроизводстве, а также смерти, или же — воплощены в предметы и существа, обеспечивающие возрождение и умирание всего живого.

Нумбакулла и «священный шест»

      Чтобы лучше понять парадигматическую созидательность этих первобытных существ, мы рассмотрим несколько примеров. В целом мифы представляют предков могущественными и созидательными. Они могут летать над землей и ходить под землей. Они путешествуют повсюду, проводя священные церемонии и оставляя детей-духов в земле или в различных природных объектах. Однако мифы о них редко бывают красочными или драматичными. Например, Спенсер и Гиллен рассказывают следующую историю о Нумбакулле, чье имя означает «Существующий вечно» или «Появившийся из ничего». Это одно из сверхъестественных существ, которых описывает и Штрелов (см. выше), его называют Алтьирана Намбакала, «Рожденный из своей собственной вечности». Согласно мифологическим традициям ачилпа, одной из групп аранда, Нумбакулла восстал «из ничего» и направился на север, создавая горы, реки, животных и растения. Он также сотворил духов-детей (куруна), огромное число которых было скрыто внутри его тела. В конце концов он создал пещеру или хранилище, чтобы прятать чуринги, которые он делал. В то время человек еще не существовал, Он поместил куруна в чурингу, и так он «поднял» первого ачилпа, мифического предка. Нумбакулла поместил шест, называемый каува-аува, посреди священной земли. (Изображение этого шеста, сделанное из ствола молодого эвкалипта, ставится на церемониальной площадке во время длительных обрядов инициации, известных как энгвура.) Смазав его кровью, он стал карабкаться на него. Он приказал первому предку ачилпа следовать за ним; но от крови шест стал слишком скользким, и человек соскользнул вниз. «Нумбакулла продолжал один, забрал с собой шест, и больше его никогда не видели».
      Шест наделен важной символической силой и играет центральную роль в ритуале. Тот факт, что Нумбакулла исчез на небе после того, как вскарабкался по шесту, предполагает, что каува-аува — это стержень мира (axis mundi) (представляемый в виде столба, дерева, горы и т. д.), который в действительности является «центром мироздания». Это означает, помимо всего прочего, что это центральное место, от которого отходят все направления. Другими словами, «центр мира» придает структуру окружающему его аморфному пространству. Как мифы ачилпа, так и реальное церемониальное использование шеста, очень хорошо иллюстрируют двойную функцию этого священного предмета как средства связи с небесами и средства ориентации. Миф рассказывает в подробностях, кажущихся бесконечными, о странствиях первых предков ачилпа после «ухода» Нумбакуллы. Они постоянно странствовали небольшими группами, проводили церемонии обрезания молодых мужчин, иногда оставляя одного из них позади. Когда эти мифические группы проводили ритуалы энгвура, каува-аува «всегда ставили так, чтобы он указывал направление, в котором они собирались идти». Другими словами, священный шест помогал им как бы определять параметры неизвестного пространства, куда они намеревались отправиться.
      Однажды с одной из групп произошло несчастье: когда они вытаскивали каува-аува, который был очень глубоко воткнут, старый предводитель сломал его прямо возле земли, у основания.