50 знаменитых - 50 знаменитых самоубийц

В библиотеку сбежалась прислуга и все семейство Вульф; рассвирепевший отец девочки вышвырнул беспутных племянников из дому. Вирджиния впала в глубокий шок, и к ней вызвали домашнего врача. Тот, осмотрев девочку, нашел, что физически она не пострадала – спас поднятый шум, но испытала глубочайшее душевное потрясение и требует лечения. Лечение было предоставлено, но оно было странного свойства и заключалось в душеспасительных беседах, которые вела с дочерью просвещенная и прогрессивная леди Джулия. Прежде всего, девочке было внушено, что она сама навлекла на себя беду, появившись в мужском обществе в столь соблазнительном и неприличном виде (о том, что Вирджиния вовсе не стремилась встретить своих кузенов, было забыто). А раз она сама виновата в происшедшем, то в интересах самой же Вирджинии хранить тайну об этом досадном происшествии, ведь оно компрометирует юную особу. Поэтому леди Джулия запретила дочери не только рассказывать кому-либо из близких, но даже вспоминать об этом досадном происшествии! Она потребовала от очевидцев строго хранить «семейную тайну», свалив всю вину на тринадцатилетнего ребенка.

В результате у Вирджинии, девочки впечатлительной, сформировался устойчивый комплекс вины, и она впала в тяжелейшую депрессию, приступы которой преследовали ее потом на протяжении всей жизни.

А когда той же осенью, простудившись в театре, от воспаления легких умерла ее мать, девочка в первый раз попыталась покончить с собой. Но ее спасли, снова строго-настрого наказав хранить в тайне компрометирующий семью поступок. Вирджиния окончательно замкнулась в себе, отказалась поступать в университет, не появлялась в обществе. Она ушла в мир книг – рядом с ними ей не надо было опасаться за свою репутацию, стала вести дневник, куда записывала свои переживания. Тяжелейшая депрессия, приступы которой периодически накатывали на девушку, давала о себе знать – Вирджиния совершила еще несколько попыток самоубийства.

Когда в 1904 г. умер отец Вирджинии, она вместе с любимыми братьями и сестрой перебралась в новый дом на Гордон-сквер. Ванесса, Тобиас и Эндриен часто приглашали молодых литераторов и журналистов, захаживали и старые друзья семьи. Вирджиния начала понемногу выбираться из своей скорлупы, общаться с мужчинами, участвовать в литературных спорах и пробовать перо.

Ее первая литературная рецензия была опубликована в газете «Гардиан» в декабре 1904 г., а в 1905 г. она стала постоянным и довольно популярным обозревателем литературного приложения в газете «Тайме». Вирджиния продолжала сотрудничество с «Тайме» более тридцати лет, опубликовав свыше сотни рецензий, статей и эссе. В своих статьях Вирджиния Вульф была больше читателем, чем критиком, в чем проявлялась ее особая манера – встав на позицию обычного читателя, она смотрела на произведения литературы его глазами.

В 1906 г. умер от сердечного приступа брат Тобиас, что повлекло новый виток глубочайшей депрессии и очередную попытку самоубийства (все нюансы своего душевного состояния того времени она позднее опишет в романе «Волны»). Вирджинию спасла Ванесса, с которой они были очень близки, и когда в 1907 г. та вышла замуж, Вирджиния признавалась ей в письме, что «будто осиротела». Ванесса обладала незаурядным талантом карикатуриста, писала акварелью и позже не раз мастерски иллюстрировала романы и рассказы сестры, успехами которой очень гордилась.

Оставшись вдвоем с Эндриеном, Вирджиния снова сменила адрес и основала «блумсберийскую группу»[7], в которую вошли образованные молодые люди, провозгласившие своей целью борьбу с отжившим и ветхим, ниспровержение авторитетов и поиск новых форм в искусстве. В общем, это было достаточно распространено в начале XX века – во всех сферах искусства возникали новые течения, стремившиеся утвердиться, сломать старые традиции. Одним из молодых людей, завсегдатаев встреч «группы», был Леонард Вульф, который в 1912 г. стал мужем Вирджинии.

Они прожили вместе 29 лет. Их союз был «образцом душевного взаимопонимания и эмоциональной поддержки». Бытовало убеждение, что только благодаря чуткости и заботе Леонарда Вирджиния смогла раскрыть свой писательский дар. Она обладала удивительной способностью перевоплощения, полностью погружаясь в душевный мир своих героев. Леонард был первым читателем и критиком любого произведения Вирджинии: от короткой рецензии до романа. Она свято верила в его критику и всегда следовала замечаниям мужа.

В 1923 г. уже успевшая прославиться Вирджиния Вульф начинает работу над своим знаменитым произведением – «Миссис Дэллоуэй». Она испытывает жесточайшую депрессию, связанную с нервным заболеванием и растущей неудовлетворенностью жизнью. В ее измученном мозгу постепенно складывается история миссис Дэллоуэй, респектабельной замужней дамы, которая готовится к праздничной вечеринке, хотя чувствует себя глубоко несчастной. Миссис Дэллоуэй несчастна: она не состоялась как личность и как мать, но осознает это лишь в один летний день, когда, спускаясь по лестнице в Риджент-парке, встречает случайно Питера Уэлша, старого знакомого, неосознанную, запрятанную, задавленную первую любовь… А тот, потерявший в жизни многое: любимую женщину, друзей, идеалы, – растерянно делает шаг навстречу женщине. Роман заканчивается фразой: «И он увидел ее». Все обрывается на полуслове, сон души окончен, жизнь героев только начинается, и все еще может быть. Миссис Дэллоуэй, решившая покончить с собой, в конце концов остается в этом мире, чтобы попытаться обрести в нем свое место.

Ее считали и считают трудной для восприятия, слишком «интеллектуальной писательницей». Многие романы Вирджинии Вульф («На маяк», «Волны») написаны в манере потока сознания, недосказанности, самообнажения, что неизменно вызывало противоречивые высказывания критики и читателей: от абсолютно восторженных до недоуменных. Сама писательница говорила: «Писать из самых глубин чувства, – так учит Достоевский», и судя по всему, Вирджиния творила именно так.

Огромной популярностью пользовались ее рассказы, напоминающие по форме лирические стихотворения в прозе. Вульф называли создательницей новой манеры письма. Тогда она вызывала яростную полемику, а сейчас стала общепризнанной. В общем, признание и слава доставляли Вирджинии больше горечи, чем удовлетворения. Если бы не поддержка мужа и сестры, то она бы ушла из жизни намного раньше.

Вирджиния Вульф была очень красива, она привлекала внимание многих, но настоящей любовью отвечала лишь своему мужу Леонарду. Она высоко ценила чувство дружбы и часто бывала искренне увлечена своими подругами. С одной из них, Викторией, она дружила двадцать лет, написав множество прекрасных писем, почти что любовных признаний. Писательница посвятила ей свой роман-фантазию «Орландо» – книгу о любви и перевоплощении душ.

Это посвящение и полные нежности письма к Виктории дали повод многим современным исследователям делать вывод о том, что у писательницы была «нетрадиционная ориентация». Однако мы часто забываем о том, что в то время было принято по-другому выражать свои чувства: более открыто, более ярко, а обращение «Милый друг» или подпись «С любовью» часто оказывались не более чем фигурой речи.

Конечно, насилие, пережитое Вирджинией в детстве, оставило глубокий след в ее душе; она долгое время испытывала страх перед обществом мужчин, но постепенно он сгладился. Подруги замечали, что Вирджиния весьма сдержанно говорила об интимных отношениях между мужчиной и женщиной, – но разве в этом есть что-то необычное или странное?

Своих детей у четы Вульф никогда не было, и Вирджиния очень переживала свое несостоявшееся материнство. Она чрезвычайно любила своих многочисленных племянников, детей Ванессы, особенно Джулиана – молодого, подающего большие надежды поэта. Но как и многие люди, которых коснулась привязанность Вирджинии, Джулиан погиб во время гражданской войны в Испании в 1938 г. Писательница с трудом оправилась от горя – ей казалось, что ее прикосновение убивает.

Она ушла от реальности в работу над новым романом «Между актами», несмотря ни на расшатанное здоровье, ни на начавшуюся войну и бомбежки, ни на гибель друзей. Ее все чаще посещали мрачные галлюцинации, ночные видения, кошмары, и врачи стали настаивать на ее помещении в психиатрическую лечебницу. Вирджиния пыталась справиться с недугом самостоятельно, не желая обременять родственников необходимостью ухода за ней.

Наверное, она бы выкарабкалась и на этот раз, но ночная бомбардировка Лондона перечеркнула ее жизнь. В ту ночь был разрушен дом писательницы, сгорела библиотека, едва не погиб любимый муж, которого она умоляла уехать в Лондон.

28 марта 1941 г. знаменитая писательница Вирджиния Вульф вышла из своего дома в графстве Сассекс, Англия, и не вернулась. Ее муж Леонард обнаружил предсмертное письмо Вирджинии, в котором она писала, что не может больше жить, что сходит с ума и хочет покончить и со своей ужасной болезнью, и со своим жалким бессмысленным существованием. Далее говорилось, что он, Леонард, подарил ей наивысшее счастье, какое только можно себе представить, и что она уходит, чтобы не мешать ему жить и заниматься творчеством.

Не желая, чтобы остаток своей жизни он провел в заботах о сумасшедшей жене, и словно сознавая, что ее собственная душа не выдержит дальнейших ударов судьбы, она покончила с собой, утопившись в реке Оутс. Чтобы не всплыть на поверхность реки, Вирджиния привязала к платью два больших камня. Она не хотела, чтоб ее спасали, – она была уверена, что это только добавит горя в мире.

ГАРИ РОМЕН

(Настоящее имя – Роман Касев, второй псевдоним – Эмиль Ажар)

(род. в 1914 г. – ум. в 1980 г.)

Быть чем-то одним неизбежно означает не быть всем другим, и смутное ощущение этой истины навело людей на мысль о том, что не быть – это больше, чем быть чем-то, что в известном смысле это означает быть всем.

Хорхе Луис Борхес

…Я снова затосковал по молодости, по первой книге, по новому началу. Начать все заново, еще раз все пережить, стать другим – это всегда было величайшим искушением моей жизни…

Ромен Гари, «Жизнь и смерть Эмиля Ажара»

Ромен Гари. Некролог Эмиля Ажара – всемирно известного писателя, лауреата Гонкуровской премии 1975 г., умершего 2 декабря 1980 г. (написан 21 марта 1979 г., опубликован в 1981 г.): «Я пишу эти строки в такое время, когда наш мир, отсчитывающий в своем вращении последнюю четверть века, все настойчивее ставит перед писателем вопрос, убийственный для всех видов художественного творчества: кому это нужно? От всего того, к чему литература стремилась и в чем видела свое назначение – содействовать расцвету человека, его прогрессу, – не осталось сегодня даже красивой иллюзии. И я вполне отдаю себе отчет в том, что эти страницы могут показаться нелепыми к моменту их публикации, ибо, коль скоро я собрался объясняться перед потомками, значит, я вольно или невольно предполагаю, что для них будут представлять какой-то интерес мои книги…»

Роман Касев. Некролог Ромена Гари – всемирно известного писателя, лауреата Гонкуровской премии 1975 г., ушедшего из жизни 2 декабря 1980 г. (написан 2 декабря 1980 г.): «Можно объяснить все нервной депрессией. Но в таком случае следует иметь в виду, что она длится с тех пор, как я стал взрослым человеком, и что именно она помогла мне достойно заниматься литературным ремеслом». А может, это некролог Романа Касева, ушедшего из жизни 2 декабря 1980 г., написанный Роменом Гари? Или все того же Эмиля Ажара, по странному совпадению погибшего в тот же день?

Кто теперь может в этом разобраться? Понятно одно – трагедией закончилась жизнь выдающихся писателей современности Ромена Гари и Эмиля Ажара, а также авторов помельче – Люсьена Брюляра, Фоско Синибальди и Шатан Бога, а кроме того, юриста, летчика, кавалера ордена Почетного легиона, кинематографиста, дипломата Романа Касева. Кажется, что в тот декабрьский день в одной из парижских квартир раздался взрыв, унесший жизни десятка людей.

Однако это был не взрыв, а «всего-навсего» пистолетный выстрел – тот самый случай, когда «одним махом семерых убивахом», событие настолько маловероятное, что вряд ли оно когда-нибудь повторится. Правда, этот выстрел не попал в Книгу рекордов Гиннесса, хотя по всем статьям он этого достоин. Зато вошел в историю французского и мирового искусства, ибо завершил, пожалуй, самую грандиозную литературную мистификацию XX столетия и оборвал жизнь одного из известнейших французских прозаиков.

Итак, и Ромен Гари, и Эмиль Ажар, и все остальные персонажи – это грани личности Романа Касева, дипломата, генерального консула Франции в США. «Если я долго остаюсь собой, становится тесно – меня душит мое Я», – говорил Роман Касев, превращаясь в Ромена Гари, знаменитого французского писателя. «Это было для меня новым рождением. Я начинал сначала. Все было подарено мне еще раз. У меня была полная иллюзия, что я сам творю себя заново. Моя мечта о «тотальном романе», охватывающем и персонаж, и автора… стала наконец достижима», – это уже говорит Ромен Гари о своем перевоплощении в не менее знаменитого французского писателя Эмиля Ажара.

Впрочем, их вместе и каждого в отдельности можно считать достоянием русской, литовской, польской и еврейской культуры, ибо «родоначальник» всей этой писательской династии – Роман Касев – родился в 1914 г. в польском Вильно (ныне Вильнюс), входящем в состав Российской империи.

Само появление Романа на свет сопровождалось романтической легендой, созданной его матерью, актрисой провинциального театра, которая твердила, что отец мальчика – знаменитейший русский киноактер Иван Мозжухин. Она с удовольствием рассказывала пикантные подробности встречи с Мозжухиным и своего последующего падения. В общем, окружающие не сомневались, что Нина просто-напросто сочинила «всю эту любовь».

Единственным человеком, всю жизнь верившим в правдивость слов матери, был ее сын Роман. Он с удовольствием пересказывал историю ее роковой влюбленности, но ему – верили. В том числе потому, что взрослый Роман Касев, точнее, Ромен Гари, был невероятно похож на Ивана Мозжухина, ставшего к тому моменту достоянием истории кинематографа.

В возрасте трех с половиной лет он вместе с матерью покинул Россию и эмигрировал, как и многие другие, во Францию, в Ниццу. Мать решила уехать ради будущего Романа и полностью посвятила себя ему (точнее, воплощению в нем своих честолюбивых замыслов): «Мой сын станет французским посланником, кавалером ордена Почетного легиона, великим актером драмы, Ибсеном, Габриелем Д’Аннунцио. Он будет одеваться по-лондонски!»

Ради успеха она поставила крест на своей артистической карьере, взялась за поденную работу, голодала, отдавая сыну лучшие куски, – лишь бы дать мальчику хорошее образование и ввести в круг достойных людей, которые помогут ему в дальнейшем.

К чести Романа нужно сказать, что он сторицей воздал матери за все ее труды и жертвы. Он получил диплом юриста в Сорбонне и филолога-слависта в Варшавском университете. В конце тридцатых, когда началась война, Ромен Гари стал летчиком-истребителем, воевал в Северной Африке и в Европе, а после капитуляции Германии присоединился к генералу де Голлю, с которым сблизился. Он участвовал во французском Сопротивлении и был награжден орденом Почетного легиона. После войны Роман Касев стал дипломатом, сотрудником французских посольств в Софии, в Берне (1949), в Лондоне (1955), а позже генеральным консулом Франции в Лос-Анджелесе (1956–1960). Тогда же, после войны, началась его литературная деятельность.

В 1945 г. под псевдонимом Ромен Гари вышла первая книга Касева, «Европейское воспитание» – об антифашистском подполье в Польше. Интересно происхождение этой «типично французской» фамилии; сам Касев объяснял выбор псевдонима так: «По-русски «гори» – это повелительное наклонение глагола «гореть»; от этого приказа я никогда не уклонялся ни в творчестве, ни в жизни». Его первый роман сразу завоевал признание, и затем он почти каждый год публиковал по роману.

Гари утверждал: «Все мои книги насыщены нашим веком до бешенства», – и писал романы о современности: в них и польское сопротивление фашизму («Европейское воспитание»), и гибель природной среды («Корни неба»), и концентрационные лагеря («Брат Океан»), и американский расизм («Белая собака»), и многое другое.

В 1956 г. за роман «Корни неба» Ромен Гари получил Гонкуровскую премию – главную литературную награду Франции. По условию, эта премия не может присуждаться одному и тому же автору дважды… Писатель нарушил это правило в 1975 г., когда ему надоело быть Роменом Гари. Но до этого еще далеко, а пока с успехом шли его фильмы, в которых играла вторая жена писателя – американская киноактриса Джин Сиберг (первой женой Гари была писательница Лесли Бланш, ставшая прототипом главной героини романа «Леди Л.»).

Джин была младше Ромена на 24 года. Будущая кинозвезда родилась 13 ноября 1938 г. в маленьком городке «…в Айове, в сердце Среднего Запада, которая несомненно остается самым «старозаветно-американским» местом Америки», как описывал его Ромен Гари.

Она впервые появилась на экране в 1957 г., в фильме «Святая Жанна»; режиссер выбрал Джин из восемнадцати тысяч претенденток на эту роль. Фильм большого успеха, мягко говоря, не снискал: один гарвардский журнал назвал «Жанну» худшим фильмом 1957 г., а об игре Сиберг говорил, что она в состоянии усыпить зрителя, когда пытается изобразить святость, и выглядит безжизненной, когда играет грешницу…

Тем не менее красота Джин произвела впечатление на зрителей, и студия «Коламбиа пикчерз» подписала с актрисой многолетний контракт. Впрочем, последующие фильмы тоже не приносили ей славы, пока Джин не приметил француз Жан-Люк Годар, который только собирался снимать свой первый фильм. С этого фильма – «На последнем дыхании» (1959) – началась, кстати, триумфальная карьера Жана-Поля Бельмондо. Фильм мог стать стартом и для Джин, но – не сложилось, она снялась еще в нескольких фильмах, однако повторить свой успех ей так и не удалось.

Ромен Гари встретил Джин в Лос-Анджелесе, находясь там в качестве генерального консула. В то время он писал роман «Белая собака» о расовой нетерпимости. Джин Сиберг ему представили не как актрису, а как белую женщину, увлеченную борьбой против расовой нетерпимости и угнетения женщин, – по тем временам это было очень смело и прогрессивно. Поначалу это забавляло писателя – сам он давным-давно прошел через все эти ребяческие романтические порывы. Джин казалась ему ребенком, воспитание которого всецело находилось в его руках. Он, наверное, чувствовал себя Пигмалионом: «Посмотрите, какие книги я ей даю – Пушкин, Достоевский, Бальзак, Стендаль, Флобер, – говорил он в интервью. – Она великолепный читатель. Она всегда дочитывает книги до конца!» Сиберг злилась: «На самом деле Ромен считает меня тупой фермерской дочкой».

Однако постепенно революционные эскапады жены стали раздражать и утомлять Ромена Гари. «Джин Сиберг с четырнадцати лет состоит во всех организациях, борющихся за равноправие, что создает серьезные проблемы в наших отношениях. Поскольку я старше жены на двадцать четыре года и раньше ее прошел свою дистанцию, проделав все эти акробатические трюки, на которые толкают нас братские порывы, в возрасте от семнадцати до тридцати лет, я решительно отказываюсь еще раз пережить эту затяжную агонию. Я слишком часто расшибался и не имею никакого желания присутствовать при ее падениях…»

Кроме того, Джин постоянно финансировала каких-то темных личностей, которые объявляли себя борцами против дискриминации и войны и довольно агрессивно требовали у нее денег, «…делая ставку на ее двойное чувство вины: во-первых, кинозвезды (одного из самых презираемых существ, ибо никому на свете так не завидуют); во-вторых, лютеранки с ее обостренным ощущением первородного греха… Неплохо было бы выставить за дверь несколько черных проходимцев, взимающих с моей белой супруги налог за "виновность"».

Этими «проходимцами» были не кто иные, как представители террористической организации «Черные пантеры», которые боролись за расовое равноправие путем физического устранения белых. Джин была дружна с лидером «Пантер» Робертом Сейлом и помогала им словом и делом: пламенными речами в их защиту и деньгами, которые с безграничной щедростью жертвовала «на борьбу».

В 1970 г. это привело к несчастью, перечеркнувшему благополучие супругов. Джин ждала второго ребенка (к тому времени у них с Роменом был восьмилетний сын Диего-Александр) и, стремясь полностью посвятить себя материнству, порвала с «Черными пантерами». Однако беременность была омрачена кампанией травли, устроенной против нее в американской прессе (по некоторым сведениям, к этому приложило руку ФБР). Журналисты не только припомнили Джин все ее речи в защиту черных, но и стали утверждать, будто она ждет ребенка от Сейла, а муж просто покрывает ее грехи.

Травля продолжалась несколько недель, и в итоге Джин, которая в то время наблюдалась у психиатра, приняла слишком большую дозу снотворного, что привело к преждевременным родам и смерти младенца. Новорожденная девочка, названная Ниной в честь матери Ромена Гари, прожила всего несколько часов, а Джин больше никогда не могла стать матерью. Смерть дочери настолько повлияла на актрису, что она заказала для нее стеклянный гробик и выставила ее напоказ – пусть все видят, что у ее девочки белая кожа.

Супруги вернулись во Францию, но уже не смогли вернуться к прежней жизни. Джин тяжело переживала случившееся и несколько раз пыталась покончить с собой. Врач прописал ей снотворное и антидепрессанты, и очень скоро она впала в зависимость от таблеток, а потом перешла на тяжелые наркотики. Гари пытался бороться за нее, помещал ее в лучшие клиники, но Джин каждый раз возвращалась к пагубной привычке. В конце концов, она включилась в борьбу за права угнетенных алжирцев.

В общем, несовпадение образа жизни Джин и Ромена привело к их разрыву. «Я обнимаю Джин. Чувствую себя совсем как безутешная супруга, чей муж отправляется в крестовый поход, – писал Гари. – Но для Джин лучше, чтобы я уехал. Разница в возрасте – ужасная вещь, если вы женились на молодой женщине, которая младше вас на несколько столетий».

Сиберг продолжала работать во Франции и даже сняла фильм, но страдала сильнейшей депрессией. Каждый год, в день смерти ребенка, она предпринимала очередную попытку самоубийства. Джин снова вышла замуж в 1972 г., потом еще раз, в 1979 г. Ромен Гари продолжал поддерживать Сиберг и ее мужей материально, хотя не одобрял ни ее образа жизни, ни сомнительных знакомств. «…Так бывает трудно любить женщину, которой ты не в состоянии помочь и которую не можешь ни изменить, ни покинуть».

Жизнь Джин Сиберг закончилась в 1979 г. 7 сентября 1979 г. на экраны Франции должен был выйти фильм Коста Гавраса и Ромена Гари «Свет женщины» (в нем сыграла свою последнюю роль Роми Шнайдер, незадолго до этого потерявшая сына). В тот же день в машине, припаркованной неподалеку от квартала, где жил Гари, нашли тело Джин, завернутое в одеяло. Она была мертва уже несколько дней. Смерть наступила от смертельной дозы барбитуратов. Кто завернул ее тело в одеяло и положил на заднее сиденье машины, так и осталось неизвестным.

События последних лет стали причиной глубокого личного кризиса Ромена Гари и одновременно обусловили творческий всплеск. Писатель решил зачеркнуть прошлую жизнь, и на литературную арену вышел начинающий молодой прозаик Эмиль Ажар. «Мне надоело быть только самим собой[8], – пишет он. – Мне надоел образ Ромена Гари, который мне навязали раз и навсегда тридцать лет назад… Тридцать лет!.. Главное, я снова затосковал по молодости, по первой книге, по новому началу». Писатель-фантом Эмиль Ажар «родился», когда критика единодушно списала самого Гари в разряд устаревших литературных авторитетов.

В 1974 г. Эмиль Ажар прислал из Бразилии рукопись своего первого философского романа «Голубчик». В парижском издательстве «Галлимар» к рукописям безвестных авторов относились настороженно, но роман показался удачным, и его издали. Рецензии критиков были более чем восторженными, и уже следующий роман Ажара – «Жизнь впереди» (современная версия «Отверженных»; в книге повествуется об арабчонке Момо, которого воспитала недавняя проститутка) – в 1975 г. был удостоен Гонкуровской премии. Правда, писатель отказался от нее и на церемонию вручения не явился. «Те, кому сейчас, когда все уже давно закончилось, это еще интересно, могут заглянуть в прессу тех лет, чтобы представить себе восторги и любопытство, шум и ярость, которые поднялись вокруг имени Эмиля Ажара после выхода "Жизни впереди"», – пишет в 1980 г. Ромен Гари.

Он вообще был затворником, этот Ажар: не давал интервью, не встречался с читателями, получал гонорары почтовыми переводами. Но вскоре выяснилось, что под псевдонимом «Эмиль Ажар» скрывается русский эмигрант Поль Павлович, племянник Ромена Гари, который «…попросил Павловича, у которого было «лицо» такое, какое надо, ненадолго взять на себя роль Ажара, с тем чтобы потом исчезнуть, дав прессе вымышленную биографию и сохраняя строжайшее инкогнито. Его дело объяснить, если он когда-нибудь пожелает, зачем… он обнародовал свою подлинную биографию и почему, хотя я был против, позволил напечатать свою фотографию. С этой минуты мифический персонаж, которого я так старательно создавал, прекратил свое существование и его место занял Поль Павлович. Выяснить, кто он такой, ничего не стоило – и наше родство выплыло на свет. Я защищался, как дьявол, публиковал опровержение за опровержением, используя в полной мере свое право на анонимность, и в конце концов сумел убедить пишущую братию, причем даже без особого труда, поскольку я давно уже всем надоел и им хотелось чего-нибудь "новенького"».

Мать Павловича, как когда-то и мать Гари, бежала из России в Ниццу, где стала ювелиршей, потом разорилась, сошла с ума… И сам Павлович тоже был не в себе – несколько месяцев в год он якобы проводит в психиатрических клиниках. Но это нисколько не влияет на писательский талант: из-под его пера выходят все новые бестселлеры. В одном из них – «Псевдо» (1976) – Павлович-Ажар даже нарисовал весьма нелицеприятный портрет своего знаменитого дядюшки, Ромена Гари… «Желая понадежнее обезопасить себя, я написал «Псевдо» как «автобиографический» роман Поля Павловича, и таким образом мне удалось наконец осуществить замысел романа о юношеской тревоге, о котором я грезил со времени своих двадцати лет…. Но я уже знал, что Эмиль Ажар обречен…»

Все в восторге от юного гения. Кстати, Гари продолжает писать, но его опусы, конечно, не идут ни в какое сравнение с чудесной прозой Ажара. «…И никто из читателей, упивавшихся книгами новомодного гения, никто из критиков, превозносивших его, не догадывался о том, что романы Ажара пишет все тот же Ромен Гари, что Поль Павлович подставное лицо и правдиво в его истории только то, что он – племянник Гари и психически больной человек. Когда я работал над своим первым «ажаровским» романом «Голубчик», я еще не знал, что опубликую его под псевдонимом. Поэтому я не таился, рукописи у меня, как обычно, валялись где попало. Одна моя приятельница, мадам Линда Ноэль, навестившая меня на Майорке, видела на столе черную тетрадь с четко выведенным на обложке названием. Потом, когда вокруг имени Эмиля Ажара, этого загадочного невидимки, поднялся шум, о котором можно получить представление, полистав газеты тех лет, мадам Ноэль безуспешно всюду ходила и говорила, что автор книги – Ромен Гари, что она это видела, видела собственными глазами. Никто и слушать ничего не желал, хотя эта благородная женщина приложила немало усилий, чтобы восстановить меня в моих правах. Но куда там: Ромен Гари никогда бы не смог такое написать! Именно это, слово в слово, заявил Роберу Галлимару один блестящий эссеист. Другой в разговоре все с тем же моим другом, который был мне очень дорог, сказал: «Гари – писатель на излете. Этого не может быть». Я как автор был сдан в архив, занесен в каталог, со мной все было ясно, и это освобождало литературоведов от необходимости разбираться в моих произведениях, вникать в них. Еще бы, ведь для этого пришлось бы перечитывать! Делать им, что ли, нечего?

Я настолько хорошо это знал, что на протяжении всей истории с Ажаром (четыре книги) ни минуты не опасался, что самый обыкновенный и несложный анализ текстов может меня разоблачить. И я не ошибся: никто из критиков не услышал моего голоса в «Голубчике». Ни один – в "Жизни впереди"».

И еще: «…По-настоящему я насладился плодами своей дерзости после выхода в свет «Псевдо». Притом что я изобразил там самого себя – таким, каким воображают меня критики, и все они узнали меня в персонаже дядюшки по прозвищу Тон-Тон Макут, – никому из них не пришло в голову, что это не Поль Павлович сочинил Ромена Гари, а Ромен Гари сочинил Поля Павловича».

Действительно, трудно было предположить, что один автор за пять лет мог написать семь книг – за себя, еще четыре – за вымышленного автора, а еще сценарии, статьи… Между тем Поля Павловича пригласили работать главным редактором в издательство «Меркюр де Франс», и эта работа принесла ему больше денег, чем получал Гари в качестве гонораров. Поль Павлович купался в лучах славы. А Гари – почти позабытый «живой классик» – чувствовал себя бедным родственником рядом с блестящим молодым «Эмилем Ажаром». И в начале 1980 г. он решил покончить с Ажаром. «…Почему – вероятно, удивится кто-то – я готов был дать погибнуть источнику, который еще не иссяк во мне и продолжал приносить идеи и темы? Черт побери, да потому, что он мне больше не принадлежал. Теперь вместо меня мою фантастическую эпопею переживал другой. Материализовавшись, Ажар вытеснил меня из мифа… По правде говоря, я не думаю, чтобы полное «раздвоение» было вообще возможно. Слишком глубоко уходят корни литературных произведений, и как бы далеко ни вели их ответвления, какими бы несхожими они ни казались, им не укрыться от настоящего исследования».

Решение «покончить» с Ажаром, по-видимому, стало следствием разочарования в результатах мистификации – слава Ромена Гари пошла на убыль, а Ажар, существующий отдельно от писателя, процветал.

2 декабря 1980 г. Ромен Гари застрелился, сделав это весьма театрально. Накануне самоубийства он позвонил первой жене и сказал: «Я неправильно разыграл свои карты». Оставил записку: «Никакого отношения к Джин Сиберг. Ревнителям культа разбитых сердец обращаться по другому адресу». Кроме того, добавил: «Можно объяснить все нервной депрессией. Но в таком случае следует иметь в виду, что она длится с тех пор, как я стал взрослым человеком, и что именно она помогла мне достойно заниматься литературным ремеслом».