50 знаменитых - 50 знаменитых самоубийц

Елена Кочемировская

50 знаменитых самоубийц

Предисловие

Самоубийство, или суицид, – это намеренное прекращение собственной жизни. Решение покончить с собой может быть вызвано самыми разными причинами. Существует целый ряд закономерностей, связанных с самоубийством. Так, в мирное время суициды случаются чаще, чем в военное. Мужчины кончают с собой почти в три раза чаще, чем женщины, хотя частота суицидальных попыток (иногда демонстративных, то есть тех, которые преследуют цель обратить на себя внимание, а не расстаться с жизнью) у женщин значительно выше. В какой-то степени эти различия могут быть объяснены тем, что мужчины обычно совершают самоубийство такими решительными способами, как пистолетный выстрел, повешение или отравление угарным газом, в то время как женщины чаще прибегают к приему больших доз лекарств, что с меньшей вероятностью приводит к смерти. Число самоубийств в больших городах значительно превышает этот показатель в сельской местности. Если раньше самоубийства чаще всего совершались пожилыми людьми, то к концу XX века резко выросло количество суицидов среди молодежи 15–24 лет. Риск самоубийства повышают безработица и отсутствие собственной семьи.

Суициды совершались на протяжении всей истории человечества. Одно время полагали, что это болезнь современной цивилизации, неизвестная примитивным культурам, однако это обобщение неверно. Например, среди отдельных племен индейцев Южной Америки самоубийства являются основной причиной смерти (но в то же время есть племена, где не существует самого этого понятия).

Столь же неверно приписывать склонность к суицидам современности. Самоубийства были широко распространены уже в Древней Греции и Древнем Риме, причем такая смерть если и не была одной из самых почетных, то уж во всяком случае не осуждалась.

Иудейская религия, а вслед за ней христианство, подчеркивающие святость человеческой жизни, осуждают самоубийство. Тем не менее, в еврейской исторической литературе существует несколько примеров суицида; наиболее известно массовое самоубийство 960 человек в Масаде, предпринятое во избежание резни и порабощения римлянами в 73 г. н. э. Законы Талмуда запрещали произносить надгробное слово над телом человека, покончившего с собой, но поощряли сочувственное отношение к родственникам погибшего.

Самоубийство было, по-видимому, довольно распространенным явлением в раннехристианские времена, в период Римской империи. В христианстве официальное осуждение суицида впервые сформулировал св. Августин (354–430) в книге «О Граде Божием» (De civitate Dei). В XIII веке Фома Аквинский осуждал самоубийство на основании трех причин: как извращение природного чувства самосохранения, как прегрешение против общества и как прегрешение против Бога.

Некоторые азиатские культуры придерживались более терпимого отношения к суициду. Например, в ряде областей Индии и Китая до сих пор принято самоубийство вдов после смерти мужей (например, в Индии по этой причине число самоубийств среди женщин значительно превышает количество суицидов у мужчин). Другие типичные мотивы – попытка избежать пленения во время войны, стремление следовать за учителем и после его смерти, страх стариков стать обузой для семьи. В Японии многие воины и представители благородных классов прибегали к суициду как к альтернативе наказания за содеянное преступление и единственно достойному способу избавить от позора себя и свою семью.

В истории мусульман суицид – редкое явление. Коран строжайше запрещает его, и частота самоубийств среди мусульман и сегодня остается низкой.

Юридические установки по отношению к самоубийству тоже изменялись. Английский закон запрещал суицид и подвергал наказанию лиц, предпринимавших попытки нанести себе повреждения. В большинстве современных культур совершению самоубийства также препятствуют законодательные запреты или религиозные табу. Например, в большинстве штатов США действует закон, запрещающий помогать другому человеку покончить с собой. С другой стороны, в ряде стран, например в Нидерландах, разрешена эвтаназия («самоубийство с врачебной помощью»), т. е. прием быстродействующих и вызывающих летальный исход препаратов, назначенных врачом с целью положить конец мучениям больного изнурительной смертельной болезнью. Эвтаназия стала предметом горячих споров, поскольку современная медицина позволяет продлить жизнь даже безнадежно больных. В редких случаях, например в военное время, акты самоуничтожения могут рассматриваться как альтруистические, особенно если речь идет о смерти ради спасения других людей.

Социологи пытались объяснить самоубийство действием социальных и культурных факторов. Э. Дюркгейм, например, рассматривал его как следствие деградации социальных связей и нарастающей изоляции человека в обществе. Другие ученые усматривали причину суицидов в росте городской цивилизации, чрезмерной урбанизации, крахе семейных ценностей и снижении влияния церкви.

Некоторые писатели воспевают самоубийство как проявление артистического самовыражения – такая романтизация игнорирует муки человека, замышляющего самоубийство, и страдания его близких, однако оказывается чрезвычайно привлекательной для эмоционально нестабильных людей (прежде всего, подростков и молодежи). Так, именно эта причина обусловила эпидемию самоубийств, которая прокатилась по Европе в конце XIX – начале XX веков, когда молодые люди расставались с жизнью, следуя «моде».

Сегодня считается, что основная причина суицида – ощущение человеком бессмысленности своего существования. Количество самоубийств зависит от положения, в котором находится общество, в частности от экономической нестабильности, идеологической неразберихи, переоценки общественных ценностей и норм морали. Что касается крупных городов, то здесь существует такое явление, как анонимность в толпе – ситуация, когда человек ощущает страшное одиночество, имея массу знакомых, коллег, приятелей.

В то же время причины самоубийства не сводятся к проблеме одиночества, хотя, безусловно, она очень важна. Зачастую накопившиеся проблемы, душевная боль, крушение жизненных планов, непонимание, несчастная любовь становятся той стеной, которой человек отгораживается от окружающих, а потом, оказавшись в эмоциональном вакууме, не может с ним справиться. Так ушли из жизни Марина Цветаева, Сергей Есенин, Акутагава Рюноскэ, Геннадий Шпаликов…

Однако, кроме одиночества, есть еще целый список не менее значимых предпосылок, которые в разное время приводили людей различных профессий, склонностей, достатка, семейного положения и религиозных взглядов к самоубийству:

– старение и болезни. Здесь, как это ни парадоксально, основным мотивом становится… страх смерти – не мгновенной, а долгого умирания. По этой причине расстались с жизнью Демокрит, чета Лафаргов, Ромен Гари, Жиль Делёз, Эрнест Хемингуэй, Джек Лондон, Зигмунд Фрейд. Впрочем, зачастую в основу решения о самоубийстве ложится психическая болезнь (как, например, в случае Вирджинии Вульф, Ван Гога, Всеволода Гаршина), а иногда алкоголизм или наркомания (Алексей Толстой, Глеб Успенский);

– политические и патриотические мотивы. Тут можно назвать героические самоубийства (японские камикадзе, Гастелло, Александр Матросов), протест против существующего положения дел (самоубийства народовольцев Софьи Гинзбург, Егора Сазонова, смерть Серго Орджоникидзе и др.), страх разоблачения и/или репрессий со стороны режима (Александр Радищев, самоубийства организаторов ГКЧП), давление со стороны существующей власти (Сенека, Лукиан, Сократ, Александр Фадеев);

– творческий кризис, страх перед «снижением планки», снисходительным отношением критиков и бывших поклонников, боязнь услышать полупрезрительное: «Что ж, живет старыми заслугами, ничего нового создать уже не может». Этот мотив особенно значим для тех, кого принято называть «работниками творческих профессий» – писателей, актеров, художников, композиторов. Именно им зачастую объясняются «роковые годы творцов» – двадцать семь и тридцать семь лет. Дело в том, что на эти возрастные периоды приходятся так называемые «жизненные кризисы» – время осознания своих достижений и перспектив, переоценки своей жизни, выработки новых ценностей. Через эти кризисы, которые повторяются каждые 7–9 лет, проходит каждый человек, но большинство преодолевает их: кто-то меняет работу, кто-то семью, кто-то погружается в быт, кто-то переезжает на новое место, кто-то продолжает жить как раньше… Творческие люди переживают кризисы значительно острее, да и сменить род деятельности им не под силу. И в результате единственным выходом оказывается самоубийство. Список погибших из-за творческого кризиса, часто усугубленного алкоголем или наркотиками, очень велик. Большую роль в принятии решения об уходе из жизни играет желание сохранить и отстоять свои мировоззренческие позиции или хотя бы умереть в том же стиле, в котором прошла вся жизнь. Так ушли из жизни, например, Сократ, Юкио Мисима, Луи Буссенар, Отто Вейнингер, Джироламо Кардано…

Перечислять причины, приводящие к самоубийствам, можно до бесконечности, равно как и имена известных людей, которые расстались с жизнью по доброй воле. Конечно, рассказать о всех них под одной обложкой невозможно – разве что просто привести список.

В предлагаемой книге представлены жизненные истории знаменитых людей, покончивших с собой по таким причинам:

– самоубийства, связанные с политическими событиями Древнего Рима, Древней Греции и России (начиная со времен Российской империи и заканчивая распадом СССР). Особняком стоит описание жизненного пути Адольфа Гитлера, который был включен в книгу после долгих колебаний – в назидание потомкам;

– самоубийства, связанные со страхом старости, одряхления, нежеланием быть обузой для окружающих. Эта фобия была свойственна людям во все времена – начиная с Древней Греции и до наших дней;

– самоубийство из-за болезни;

– самоубийство как следствие невыносимых жизненных условий, в которых оказывается человек. Речь, разумеется, идет о субъективной невыносимости – глубоком личностном кризисе, невозможности (или неспособности) увидеть выход из сложившейся жизненной ситуации, неумении справиться с ней;

– самоубийство под влиянием, условно говоря, «шоу-бизнеса». Здесь речь идет о суицидах, спровоцированных разрывом между собственными творческими устремлениями артиста и требованиями публики;

– самоубийство как продолжение жизни, как реализация жизненного стиля и мировоззренческих позиций.

АКУТАГАВА РЮНОСКЭ

(род. в 1892 г. – ум. в 1927 г.)

«Подрагивает весенняя ветка.

Мгновение назад

С нее упала мартышка».

Акутагава Рюноскэ

«Наверное, я постепенно лишился того, что называется инстинктом жизни, животной силой. Я живу в мире воспаленных нервов, прозрачном, как лед… Лишь природа стала для меня во много раз прекраснее. Тебя, наверное, это насмешит: человек, очарованный красотой природы, думает о самоубийстве. Но природа потому так и прекрасна, что отражается в моем последнем взоре».

Акутагава Рюноскэ, «Письмо к другу»

«…Еще никто не описал достоверно психологию самоубийцы. Видимо, это объясняется недостаточным самолюбием самоубийцы или недостаточным психологическим интересом к нему самому. В этом своем последнем письме к тебе я хочу сообщить, что представляет собой психология самоубийцы. Разумеется, лучше не сообщать побудительные мотивы моего самоубийства…» Этими словами Акутагава Рюноскэ, один из известнейших японских писателей, начинает свое предсмертное «Письмо к другу». Его короткая жизнь оставила неизгладимый след в литературной жизни не только Японии, но и всего мира.

Никто так и не узнал, что именно побудило писателя свести счеты с жизнью. И мало кого его поступок удивил: задолго до этого Рюноскэ так много говорил и писал о самоубийстве, что его друзья и знакомые попросту привыкли к этому… Да и кроме того, незадолго до смерти Акутагава написал три рассказа о смерти, так что не было ничего удивительного в его разговорах на эту тему – просто еще один источник вдохновения. А ведь в этих рассказах Рюноскэ описал себя, свое мучительное душевное состояние, свой страх перед безумием и творческим опустошением. Но, конечно, это стало очевидно уже после его смерти…

Акутагава ушел из жизни, приняв смертельную дозу снотворного. Ему было всего тридцать пять – роковой возраст для гениев…

* * *

Япония и мы. Что мы Японии, что она нам? Мы – ей немного, она нам, пожалуй, поболе:

– две войны и патриотический репертуар («…Врагу не сдается наш гордый "Варяг"…»; «…На границе тучи ходят хмуро…»)…

– много-много красивых слов: «банзай», «самурай», «харакири», «камикадзе», «гейша», «покемоны», «кимоно», «ниндзя», «Йоко Оно», «Фудзияма», «сакура», «сакэ», «якудза», «суси», «Sony», «Panasonik», «Акунин»…

– несколько… э-э-э, фразеологизмов (японский городовой, например)…

– мультики с широкоглазыми персонажами…

А еще Страна восходящего солнца подарила нам хокку и танка, удивительное кино, прозу, картины… И – Дракона.

1 марта 1892 г. – в час Дракона день Дракона месяц Дракона – в семействе Ниихара родился мальчик Рюноскэ. Это имя было дано младенцу потому, что «Рю» – иероглиф Дракона, совершенного существа, священного для Японии. Через девять месяцев мать Рюноскэ сошла с ума… Болезнь матери стала для мальчика серьезной травмой; уже став взрослым, он много размышлял об утрате рассудка, не без оснований опасаясь той же участи.

Рюноскэ родился, когда отцу, торговцу молоком, было сорок два года, а матери – тридцать три. Следуя старинному обычаю, родители сделали вид, будто ребенка им подкинули, и отдали его на воспитание в дом сестры матери, которая хотя и была замужем, но детей не имела. Это было сделано из суеверных соображений, поскольку в Японии считается не очень хорошей приметой, когда родителям новорожденного за тридцать. Мальчик воспитывался в семье своего дяди – Акутагавы Митиаки, и в итоге дядина фамилия прославилась, а родная – Ниихара – канула в Лету.

В 1910 г. Рюноскэ с отличием окончил Токийскую муниципальную среднюю школу и поступил в колледж на литературное отделение, окончив который в 1913 г., стал студентом английского отделения Токийского императорского университета. Занятия в университете разочаровали начинающего литератора – лекции оказались пресными и скучными, и он перестал их посещать, увлекшись изданием журнала «Синейте».

Англия, Франция, Германия, Россия – четыре страны, к которым было приковано внимание молодых японских гуманитариев того времени. Но только Акутагава решился раздвинуть рамки японской литературы того времени. Первая же новелла «Ворота Расёмон», написанная в 1915 г., принесла ему мировую известность. Оставаясь в пределах национальной тематики и географии, демонстративно обратившись к древней традиции, Рюноскэ писал так, как японцы никогда не писали.

В том же году Акутагава создал «Нос» – не менее знаменитое произведение, которое стало вехой творческого пути писателя. Отправной точкой для создания этой новеллы послужил гоголевский «Нос» – повесть о том, как нос майора Ковалева покинул свое законное место на его лице и отправился гулять по Санкт-Петербургу. Только сюжет японского «Носа» несколько отличался от повести Гоголя: нос монаха Дзэнти, главного персонажа, был слишком длинен, и он всю жизнь мечтал укоротить его. В конце концов ему это удалось, но вот жить с обычным носом монах не смог. Жизнь лишилась смысла…

В 1916 г. Акутагава окончил университет и получил должность преподавателя английского языка в Военно-морской школе. Он писал тогда своей будущей жене, что люто ненавидит преподавание: «Стоит мне увидеть лица учеников, как сразу же охватывает тоска – и тут уж ничего не поделаешь. Но зато я моментально оживаю, когда передо мной бумага, книги, перо и хороший табак».

И тем не менее, это было самое светлое время в его жизни. За девять месяцев Акутагава создал около двадцати новелл, эссе и статей; он становится непревзойденным мастером короткого рассказа. Слава пришла к писателю довольно рано, и жизнь его была вполне благополучна: крепкая семья, литературный успех, признание публики. Однако сам Рюноскэ считал, что живет в аду.

Он жил в постоянном страхе, боясь безумия и творческого истощения. В последние годы этот страх стал неотвязно преследовать Акутагаву, хотя его рассудок оставался незамутненным, а писал он все больше. Однако после тридцати писателю стало все труднее браться за перо, и это вселяло в него «…смутную тревогу, какую-то смутную тревогу за свое будущее». Он все сильнее беспокоился о том, что сойдет с ума, как мать; все чаще ему казалось, что талант иссяк и он не может больше писать, что надвигается творческий кризис и пустота. Больше всего на свете Акутагава стремился к семейному уюту, «нормальной» жизни, и больше всего на свете боялся этой самой «нормальности», убивающей творчество.

Душевное напряжение достигло пика, и в довершение всего на писателя обрушилась бессонница, побороть которую удавалось только постоянным увеличением доз снотворного. И вскоре Рюноскэ уже не мог обходиться без него, а лекарственный дурман не оставлял его и днем.

В марте 1927 г. он написал рассказ «Мираж», в котором отчетливо прозвучал мотив предполагаемой смерти, но ярче всего состояние писателя раскрыто в автобиографической новелле «Зубчатые колеса» и повести-исповеди «Жизнь идиота»: «…У него дрожала даже рука, державшая перо. Мало того, у него стала течь слюна. Голова у него бывала ясной только после пробуждения от сна, который приходил к нему после большой дозы веронала. И то ясной она бывала каких-нибудь полчаса. Он проводил жизнь в вечных сумерках, словно опираясь на тонкий меч со сломанным лезвием…»

Именно тогда Акутагава окончательно утверждается в решении уйти из жизни. Вообще-то, его давно привлекала идея самоубийства, он даже когда-то провел эксперимент: сдавил себе горло веревкой и стал следить по секундомеру, сколько времени ему потребуется, чтобы умереть. Через две минуты двадцать секунд сознание начало меркнуть, и Акутагава на этом остановился – способ самоубийства путем удушения ему не понравился.

Многие новеллы Акутагавы посвящены христианству, встрече японской культуры и католичества, Востока и Запада… Изучение Библии, осмысление жизни Христа и христианских догматов только укрепляют решимость писателя покончить с собой: «…Я не считаю самоубийство грехом, в чем убеждены рыжеволосые, – пишет он в своем «Письме к другу». – Шакья-Муни (Будда. – Прим. авт.) в одной из своих проповедей одобрил самоубийство своего ученика… Люди, решительно совершавшие… самоубийство, должны были в первую очередь обладать мужеством».

И Акутагава проявил мужество, как он его себе представлял. Он долго готовил свое самоубийство – иероглиф Дракона, совершенного существа, под которым Рю родился и прожил яркую жизнь, требовал, чтобы последний росчерк кисточки был совершенен:

«…Первое, о чем я подумал, – как сделать так, чтобы умереть без мучений. Разумеется, самый лучший способ – повеситься. Но стоило мне представить себя повесившимся, как я почувствовал переполняющее меня эстетическое неприятие. Не удастся мне достичь желаемого результата, утопившись, так как я умею плавать. Но даже если паче чаяния мне бы это удалось, я испытаю гораздо больше мучений, чем повесившись. Смерть под колесами поезда внушает мне то же эстетическое неприятие, что и повешение. Застрелиться или зарезать себя мне тоже не удастся, поскольку у меня дрожат руки. Безобразным будет зрелище, если я брошусь с крыши многоэтажного здания. Исходя из всего этого, я решил воспользоваться снотворным. Умереть таким способом мучительнее, чем повеситься, но зато не вызывает того отвращения, как повешение, и, кроме того, не несет опасности, что меня вернут к жизни…

Следующее, что я продумал, – это место, где покончу с собой… Я тревожился, как бы из-за самоубийства мой дом не стал пользоваться дурной славой… Я хочу покончить с собой так, чтобы, по возможности, никто, кроме семьи, не видел моего трупа.

И последнее. Я постарался сделать все, чтобы никто из семьи не догадался, что я замышляю покончить с собой. После многомесячной подготовки я, наконец, обрел уверенность. (Я вдаюсь в такие мелочи потому, что пишу не только для тех, кто питает ко мне дружеское расположение. Я бы не хотел быть виновником того, чтобы кого-то привлекли к ответственности по закону о пособничестве в совершении самоубийства…)

Я хладнокровно завершил подготовку и теперь остался наедине со смертью…»

24 июля 1927 г. в возрасте тридцати пяти лет Рюноскэ Акутагава покончил с собой. Его путь – от начала литературной славы до смертельной дозы веронала оказался очень короток – всего 12 лет. В 1935 г. писатель и издатель Кикути Кан учреждает ежегодную премию имени Акутагава Рюноскэ, которой и по сей день удостаиваются талантливые молодые литераторы Японии.

АНТИСФЕН

(род. ок. 450 г. до н. э. – ум. ок. 360 г. до н. э.)

«Принято думать, что толпы оборванных молодых людей, которые слоняются по дорогам и улицам больших городов, появились только в нашу эпоху, пресыщенную цивилизацией. Между тем античный мир тоже знал своих хиппи; они во многом были похожи на нынешних, хотя, в отличие от них, исповедовали ясную и законченную философию опрощения».

о. Александр Мень, История религии. Т. 6

«В жизни своей, Антисфен,

ты псом был недоброго нрава,

Речью ты сердце кусать лучше, чем

пастью, умел…»

Диоген Лаэрций (Лаэртский); III в. н. э.

Сократ оставил достойных продолжателей своих идей. Одним из них стал его ближайший друг и ученик Антисфен. Антисфен и смерть выбрал достойную памяти учителя – по легенде, достигнув глубокой старости, он закололся кинжалом.

Открытым остается вопрос относительно возраста, в котором Антисфен ушел из жизни: по одним сведениям, он умер около 370 г. до н. э., а по другим – не менее достоверным, – около 336 г. до н. э. Разброс, как видим, значительный. То же и с датой рождения – не то 455 г. до н. э., не то 445 г. до н. э, а то и вообще 435 г. до н. э. В общем, непонятно, когда родился, и тем более, когда умер.

Надо сказать, что вся эта неразбериха с датами, скорее всего, только порадовала бы Антисфена – очень уж он не любил людей и, подобно настоящему псу, кидался на всякого, кто ему не нравился, как по вздорности характера, так и из философских соображений. Вообще, по отзывам современников, Антисфен был настолько же необычным, насколько и неприятным человеком (хотя его ученик Диоген Синопский, о котором пойдет речь в другой статье, намного превзошел своего наставника).

Антисфен, сын афинского гражданина Антисфена, не был чистокровным и свободнорожденным афинянином – его родила фракийская рабыня, и потому он не имел гражданства. Очевидно, он страдал от своего «нечистого» происхождения, поскольку всю жизнь желчно высмеивал афинян, которые гордились чистотою крови, заявляя, что они ничуть не родовитее улиток или кузнечиков. Себя Антисфен кокетливо называл «непородистым псом», но когда его попрекнули тем, что он происходит не от свободнорожденных родителей, ответил: «Но ведь и атлетами мои родители не были, а я тем не менее атлет».

О детстве Антисфена нет никаких сведений. В юности он учился у знаменитого ритора и софиста Горгия, а потом примкнул к Сократу. Антисфен был настолько увлечен беседами с Сократом, что ежедневно ходил к нему из Пирея, расположенного в нескольких километрах от Афин, и даже убеждал своих учеников вместе с ним учиться у афинского мудреца.

Цицерон, древнеримский оратор, как-то сказал, что после разговоров с Сократом у разных людей складывались самые неожиданные и далекие друг от друга воззрения. Антисфен – лучший тому пример: Сократ оказал на него огромное влияние, но его философские взгляды очень далеки от идеалов учителя. Сократ свято чтил законы и традиции города (и даже лишил себя жизни, соблюдая их), а Антисфен их желчно высмеивал. Умозрительные поиски философа тоже не слишком интересовали ученика.

Главным Антисфен считал «искусство жить», и именно этому он хотел научиться у Сократа. В знаменитом философе его восхищали выдержка, мужество, непритязательность и умение оставаться счастливым в нужде. Все это, в глазах Антисфена, было вершиной человеческого достоинства и добродетели.

Антисфен старался во всем подражать учителю, а иногда был даже не прочь перещеголять его в «простоте». Так, например, он стал носить лишь один дырявый плащ, сквозь который просвечивало голое тело; Сократ, видя это, заметил: «Сквозь плащ просвечивает твое тщеславие». Тем не менее он любил этого одаренного, хотя и вздорного человека и в последний день жизни пожелал видеть Антисфена среди самых близких людей. После казни Сократа Антисфен нашел способ отплатить его врагам и, как утверждают, стал причиной изгнания и смерти главных обвинителей мудреца.

Довольно скоро Антисфен вознамерился основать собственную школу, но поначалу у него ничего не получалось. Взлохмаченный, в ветхой одежде, с посохом и сумой, вызывавший улюлюканье мальчишек, он казался карикатурой на философа. Однако его образ жизни и философские воззрения стали привлекать все больше людей, которые собирались в гимнасии Киносарг в пригороде Афин, где преподавал Антисфен. Правда, иметь с ним дело было непросто, с учениками он обращался довольно строго, порой пуская в ход палку, приговаривая, что врачи тоже суровы с больными.

«Киносарг» означает «Зоркий пес», и его учеников стали звать киниками (или, в латинской транскрипции, циниками) по названию гимнасия. Впрочем, многие современники Антисфена издевательски производили имя его философской школы непосредственно от слова «кинос» («пес»), намекая на собачий образ жизни этих врагов цивилизации, ставивших ей в вину чуть ли не все человеческие бедствия и требовавших возврата к жизни «согласно природе». Но, несмотря на то, что слова «собака», «пес» были ругательствами, киники гордились своим прозвищем.

Киносарг стал, выражаясь современным языком, культовым местом. Многим нравилось, что Антисфен не требует знания математики, как Платон, что кинические правила доступны всем сословиям. Добровольное нищенство стало входить в моду среди людей, желавших прослыть мудрецами. Приверженцы кинизма, среди которых было немало отпрысков знатных и состоятельных семей, гордо расхаживали по улицам Афин, напялив на себя худшее тряпье и выглядя как последние оборванцы. Сложенный вдвое короткий плащ на голое тело, котомка и посох стали своеобразной униформой киников, которые также переняли обычай Антисфена не стричься, не бриться и ходить босиком. Киников постоянно окружала атмосфера уличного скандала и сенсации. Так сбылась мечта Антисфена, и он стал Истинным Псом – основоположником школы кинизма.

Кинизм стал не столько философской теорией, сколько способом существования (надо заметить, что ни одно философское течение не оставило после себя столько анекдотов). Доктрина истинного циника – крайний индивидуализм человека, живущего сам по себе. Киники отрицали все земные приобретения, жили в самых грубых жилищах и питались только самой простой пищей. Окружение человека рассматривалось как причина страдания, заставляющая его все больше сосредоточиваться на своей внутренней природе.

Киники с вызовом именовали себя «космополитами» – «гражданами мира» и утверждали, что будут жить в любом обществе по своим собственным законам в качестве нищих и юродивых, считая такое не только бедственное, но и унизительное положение наилучшим. Киники хотели быть «нагими и одинокими»; социальные связи и культурные навыки казались им мнимостью, «дымом» (в качестве провокации они отрицали все требования стыда, настаивали на допустимости кровосмесительства и людоедства и т. п.). Все виды физической и духовной бедности для киников предпочтительнее богатства: лучше быть варваром, чем эллином, лучше быть животным, чем человеком.

Исходя из положений своей философской системы, Антисфен принялся за исправление нравов, считая это своим главным призванием. Он нападал на роскошь, высмеивал женские наряды. «Пусть дети наших врагов живут в роскоши!» – говорил он, а также: «Лучше безумие, чем наслаждение».

Антисфен буквально воспринял слова Сократа, призывавшего познать самого себя: человеку нужно лишь ясно определить, что ему дано природой, а что – наносное. Беда людей в том, что они засорили и затемнили представление о самих себе. Если же снять с понятия «человек» всяческие наслоения, то прояснится его истинное призвание, и философия нужна именно для того, чтобы помочь человеку найти свою истинную сущность – добродетель.

«Благородство и добродетель, – говорил он, – одно и то же. Достаточно быть добродетельным, чтобы быть счастливым; для этого ничего не нужно, кроме Сократовой силы духа. Добродетель проявляется в поступках и не нуждается ни в обилии слов, ни в обилии знаний». Добродетель есть подлинно человеческое поведение, настоящая свобода, достичь которой можно, следуя только своим естественным потребностям и отвергнув все лишнее. Полная независимость личности дороже всех благ, за которыми гоняются лишь глупцы. Но не только жизненные удобства, а и любые общепринятые правила Антисфен считал ненужной обузой, которую человек взвалил на себя по недомыслию. Презрев богатство, фальшивые понятия о гражданском долге и чести, отказавшись от минутных удовольствий плоти, легче всего найти себя и, следовательно, свое счастье.

Будучи последовательным атеистом, Антисфен, тем не менее, верил в посмертную жизнь, но отнюдь не торопился познать все блага Аида, считая жизнь священным даром. На вопрос, что блаженнее всего для человека, он сказал: «Умереть счастливым».

Достигнув преклонного возраста, Антисфен все же решил собственноручно прервать свое земное существование, поскольку заболел чахоткой, причинявшей ему немало страданий, а смерть сулила избавление от них. Не дожидаясь, когда его покинут последние силы и оставит разум, он вскрыл себе вены кинжалом, принесенным для этой цели Диогеном Синопским – его ближайшим учеником и наиболее ярым последователем идей кинизма.