– Слушай, – сказал папулька, – ты меня совсем заболтала. Я же к тебе пришел с целью что-то сказать.
      – Я внимательно слушаю, – говорю я. – Вероятно, ты решил сказать, что настолько вдохновлен моими успехами в институте, что на лето отправляешь дочурку отдыхать на Канары.
      – Дались тебе эти Канары, – рассеянно говорит папулька, пытаясь что-то вспомнить. – В Сочи отдохнешь не хуже.
      – Ну значит, – говорю я, – ты пришел побеседовать со мной о литературе.
      Тут папулька бросает взгляд на мой книжный шкаф, читает название одного из корешков и говорит с таким возмущением, как будто уличил меня в диком преступлении: – Ага-а-а-а-а! "Поколение Пе". Так ты Пелевина читаешь?
      – Ну да, – лениво говорю я. – Почитываю. А что?
      – Я вчера слушал передачу, – торжественно говорит папулька, – так один умный человек говорил, что Пелевина за писателя не считает, потому что он, мол, о России пишет без боли.
      Я некоторое время внимательно смотрю на папульку и ничего не говорю.
      – Что? – начинает он нервничать. – Что ты так смотришь?
      – Знаешь, папульчик, – говорю я. – А если бы у Толстого не было обязательного для всех великих писателей геморроя, он бы тоже писателем не считался по классификации твоего "умного" человека?
      – При чем тут Толстой? – защищается папулька. – Толстой был огромной глыбой, матерым человечищем. Ведь если подумать, то до этого графомана настоящего мужика в литературе-то и не было…
      – Это Горький был огромной глыбой, – поправляю его я. – А Толстой был лучом света в темном царстве.
      – Ну да, – говорит папулька. – И для Светы он был луч, и для Тани, – тут он посмотрел на меня, – и даже для Иры должен был стать лучом света, но Ира у нас читает Маринину и всякого Пилявина.
      – Ты, папуль, чего-то путаешь, – говорю я. – Пилявин – это из "Песняров". "Молодость ма-а-а-ая-я-я-я-я, Белоруссияя-я-я", – завыла я на всю квартиру.
      – Да не ори ты так! – закричал папулька, который действительно не выносит моего пения. Я так думаю, что это у него какое-то генетическое отклонение.
      – Во-первых, -говорит папулька, – в "Песнярах" был не Пилявин, а Мулявин. А во-вторых, умный мужик совершенно прав. Пелевин – это не литература.
      – А что это? – интересуюсь я. – Написано на бумаге. Люди читают. Значит литература.
      – Пелевин это… – задумывается папулька, явно вспоминая слова этого умника из радио, – это результат бездуховности, вот! – торжествующе выдает он.
      – Папуль, – ласково говорю я, – ты вчера же преферанс играл, да?
      – Ну да, – подтверждает папульчик. – Преферанс по пятницам с деловыми партнерами. Святое дело.
      – И, небось, пили там во время преферанса? – все так же ласково спрашиваю я.
      – Понятное дело, что пили, – подтверждает папульчик. – Мы же русские люди. Почему бы не выпить в тяпницу, тем более, что этот день недели так и называется.
      – По-моему, Борис Натанович, – говорю я, – вы все-таки не очень русский человек. Прямо-таки скажем – совсем не русский. Поэтому за вас наша общая мамулька замуж и вышла.
      – Ну, не русский, зато руссифицированный, – спорит папульчик.
      – Ладно, – говорю, – проехали вопрос вашей национальности.
      – И вашей, между прочим, тоже, – добавляет папульчик.
      – Моя национальность определяется по мамульчику, – парирую я.
      – Это у евреев она определяется по мамульчику, – продолжает спорить папульчик.
      – Вы что-то имеете против евреев? – осведомляюсь у него я.
      Папульчик потрясенный замолкает.
      – Вот так, – удовлетворенно говорю я. – Продолжаем допрос. Так вы, дорогой папульчик, во время преферанса выпили.
      – Ну, не без этого, – признает папульчик. – Как полагает. Но никто не напивался. Свои 500-600 грамм, и все.
      – Понятно, – говорю я. – После этого вы вернулись домой в состоянии летающих аквалангистов…
      – Я не люблю, когда ты используешь выражения нашего с тобой общего мамульчика, – поморщившись, говорит папульчик.
      – Сели на кухне, – продолжаю я, не давая себя сбить, – после чего домотались до радио, прям как пьяный папульчик до радио. Так?
      – Что за выражения? – возмущается папульчик. – Я просто слушал радио.
      – Вот и я об этом. А в пьяном состоянии, дорогой родитель, вам радио слушать вредно, – объясняю я. – Любой бред на тебя производит неизгладимое впечатление.
      – Это почему это? – защищается папульчик.
      – Да потому что, – говоря я. – Заявился ко мне в комнату непонятно зачем, сначала набросился на Маринину, затем и вовсе на Пелевина, а чего тебе надо – я так до сих пор и не поняла.
      Папульчик задумался.
      – Слушай, – наконец сказал он. – Я вспомнил!
      Я подкинула в воздух книжку Марининой.
      – Это что такое? – подозрительно спросил папульчик.
      – Кричали женщины ура, – объяснила я, – и в воздух чепчики бросали.
      – Понял, – сказал папульчик. – Короче говоря, я вчера на преферансе познакомился с классным молодым парнем.
      – Ну? – подозрительно сказала я.
      – Что ну? Классный, говорю, парень.
      – И что? Ну не тяни ты, а то меня аж в дрожь бросает от твоих классных парней.
      – Такой классный парень, – в третий раз повторил папульчик, и я сделала вид, что сейчас книжка Марининой полетит в него, – что я его на завтра пригласил к нам на ужин.
      Я даже замолчала на минуту, слегка обалдев от такой новости.
      – Зачем? – спросила я осторожно.
      – Как это зачем? – удивился папульчик. – Чтобы ты с ним познакомилась. Должна же у тебя быть какая-то альтернатива этому Сергею компьютерщику.
      – А что в твоем преферансном даровании такого альтернативного? – поинтересовалась я.
      – Молодой парень… – начал папульчик.
      – Сергей тоже молодой, – прервала его я.
      – Отлично одевается, зарабатывает деньги и вообще – выглядит, как принц, – торжествующе заявил папульчик.
      Я промолчала. Что мне на это было сказать?
      – К тому же, – продолжил папульчик, – работает химиком.
      – Ой, – сказала я. – Вечно в грязном халате и пальцы обожжены кислотами. Ничего себе ты вариантик любимой дочурке откопал.
      – У него перспективное химическое производство, – заявил папульчик. – Вместо халата – костюм от Картье, а пальцы – как у пианиста. И в твоей любимой компьютерной технике разбирается, насколько я понял. Так что ты бы не отказывалась, а? – просительно сказал он. – Я же его уже пригласил, хоть и спьяну. Но он запомнил и сегодня уже звонил сказать, что завтра придет.
      – Ладно, – сказала я. – Посмотрим на твоего протеже. Заодно будет чем Сергея подразнить, чтобы этот медведь не расслаблялся. Только учти, – и я папульчику строго погрозила пальцем, – я не даю никаких гарантий. Если парень окажется полным дебилом, получит по полной программе.
      – Да не надо мне никаких гарантий, – заторопился папульчик. – Я же для тебя стараюсь. Чтобы, так сказать, не было безальтернативных выборов. Но я тебя прошу – ты с ним все-таки помягче…
      – Ладно, – говорю я. – Как получится. Но в знак уважения к папульчику накрашусь и надену красивое платье.
      – Спасибо, доча, – сказал папульчик, клюнул меня в щеку и заявил: – Ну, мне пора работать.
      – Передай привет своему Lines-у, – сказала я, на что папульчик рассеянно кивнул, в уме находясь уже на пути к своей любимой игрушке, и выскочила из комнаты.
      Ну и ладно, подумала я. Посмотрим завтра на этого химика. Может и правда на Сергее свет клином не сошелся?
      На следующий день я не стала особенно краситься и прихорашиваться, хотя папульчик раз пять вбегал ко мне в комнату, хмурил брови и орал на весь дом:
      – А поворотись-ка, дочку! Экий ты у меня попастый стал!
      После чего получал диванной подушкой по голове и убегал обратно по делам подготовки торжественного ужина. Кстати, они с мамулькой готовились к визиту этого химика так, как будто ко мне должен был приехать свататься принц Уэльский или, на худой конец, наследный принц какого-нибудь скромного, но нефтеносного государства. Мамульчик готовила некую фантастическую рыбу (она у нас большой специалист по рыбным блюдам), а папульчик колдовал над своим коронным пловом.
      Когда я зашла на кухню, работа была в самом разгаре. Папульчик с мамульчиком вихрем носились по кухне и негромко переругивались, когда их интересы сталкивались (я имею в виду, когда они сталкивались попами, повернувшись каждый к своему блюду).
      – А что это у нас такая суета на кухне? – невинным голосом спросила я. – Такое ощущение, что приходит официальный жених просить руки. Вы меня там, случаем, уже замуж не отдали?
      – Уйди, доча, не мешай, – строгим голосом сказал папулька. – Никто тебя замуж еще не отдал, но молодого человека следует встретить по полной программе. Он парень непростой, но и мы тоже в грязь лицом не ударим.
      – Кстати, – всполошилась мамулька. – На тему в грязь лицом: Боря, ты торт купил, как я просила?
      – Ой, – сказал папулька.
      – Что ой? – закричала мамулька. – Что мы теперь на сладкое будем подавать, а? Бутерброды с хреном, что ли?
      Папулька задумался. Потом изрек:
      – А давай сделаем изящный ход конем. Вместо сладкого устроим небольшой домашний концерт. Ирка что-нибудь почитает, споет. Может быть, на своих фортеплясах сыграет какого-нибудь Мендельштама…
      – Папульчик, что с вами? – я даже рот открыла от удивления.
      – Я на инструменте последний раз в шестом классе играла.
      Нет, конечно если парень окажется страшнее атомной войны, то я готова прямо сразу исполнить не только Мендельсона, но и еврейский народный спиричуэлс, чтобы парень исчез, как дуновение ветерка… Но если он все-таки окажется более-менее, то я не рискну открывать крышку этого раздолбанного рояля.
      – Чего это он раздолбанный? – возмутился папульчик. – Я за него дикие деньги отдал.
      Мамульчик отчетливо хмыкнула, а потом затряслась в беззвучном смехе.
      – Мам, ты чего? – спросила я.
      Папулька бросил на мамульку гневный взгляд, намереваясь что-то сказать, но только открыл рот, как мамулька заявила:
      – Да ладно тебе. Дочка уже выросла и ей можно сказать, что этот рояль ты купил за 50 рублей у сторожа ее же школы. Он чуть не надорвался, бедный, когда один пер инструмент к нам на седьмой этаж.
      – Ой, – сказала я. – Так вот почему у нас уроки пения все время под баян проходили. А я-то думала, что это такая новая прогрессивная методика.
      Папульчик стоял посреди кухни и вид у него был явно сконфуженный. Но в этот момент ожил дверной звонок.
      – Это он! – вскрикнул папульчик, обрадовавшись, что можно сменить тему разговора. – Прическу поправь, – строго сказал он мне и побежал открывать.
      Я на всякий случай взглянула в зеркало, пытаясь понять, что именно мне надо поправить в прическе, ведь я всего пару дней назад постриглась "под мальчика", но затем поняла, что папулька высказался в аллегорическом смысле, поэтому отправилась в коридор посмотреть на этого подающего надежды химика.
      Боже мой! Что это? Что за чудо природы папулька затащил в наш дом?!?! Парень выглядел так, как будто стилю одеваться он учился из американских боевиков. Невероятный серебристый пиджак с искрой, шелковая рубашка с шейным платком (такие, по-моему, не носят уже лет десять), черные брюки и мокасины, которые обычно в фильмах носят сутенеры. Еще он ухитрился свои черные волосы тщательно зализать гелем назад, от чего стал похож на прогоревшего с отменой сухого закона бутлегера.
      Да и лицо его на меня не произвело яркого впечатления. Хитрая, вытянутая вперед мордочка с темными бусинками глаз. Я-то думала, что это будет человек науки, в глазах которого отражается безбрежный полет мысли, а у этого хорька в глазах отражалось только мое глубокое декольте.
      – Здрасссст… – сказала я.
      Химический хорек расплылся в улыбке и сразу стал еще на порядок противнее.
      – Здравствуйте, милая дама! – прогундосил он и полез слюнявить мне ручку.
      Ненавижу эти рукастые поцелуи. Уже почти сто лет отменена эта дурацкая манера "целовать дамам ручки", так находятся еще придурки, которые думают, что могут таким образом произвести впечатление.
      – Знакомься, дочь, – сказал папулька торжественно.
      – Это Игорь Борисович. Работает в химической промышленности. Весьма подающий надежды молодой человек.
      – Да я, собственно, – сказал хорек и надулся от гордости, – все надежды уже подал. Теперь отбираю обратно, – и он застыл, вероятно в ожидании бешеного взрыва смеха.
      – Хи-хи, – деликатно сказал папулька, но под моим суровым взором быстро потух.
      – Изольда, – представилась я.
      Папулька от неожиданности икнул, но поправлять меня не стал.
      – Очень приятно, – несколько растерянно сказал хорек. – А как, простите, будет уменьшительно-ласкательно от "Изольда".
      "Ни фига себе шустрый хорек оказался", – подумала я и спокойно ответила:
      – Изя. Уменьшительно-ласкательно от Изольды будет Изя.
      Воцарилось неловкое молчание.
      – Ну, друзья, – делано веселым тоном сказал папулька, – раз мы перезнакомились, прошу к столу.
      Папулька повел хорька к столу, а я направилась на кухню к мамульке, чтобы ей нажаловаться. Мамулька меня внимательно выслушала, но посоветовала не торопиться с выводами.
      – Ты бы видела своего дорогого папочку в его юные годы, – сказала она спокойно. – Я-то за него замуж вышла только потому, что всю школу за ним наблюдала и знала его скрытый потенциал. А в свои 20-25 лет он выглядел – как полный поц. Но деньги уже тогда зарабатывал вполне неплохие.
      – Так ты за него вышла из-за денег? – разочаровано спросила я.
      – Ну вот еще, – фыркнула мамулька. – Вокруг меня перспективных поклонников роилось – вагон и маленький бронепоезд. Просто папулька, в отличие от них, был наполнен совершенно неуемной жаждой деятельности и энергичностью.
      Кроме того, ты же не будешь спорить с тем, что он – очень веселый и с ним не соскучишься.
      – Да, уж, – подтвердила я. – С нашим папулькой чтобы соскучиться – надо очень постараться.
      – Ну вот, – кивнула мамулька. – Так что ты подожди пока делать скоропалительные выводы. Я с Борей согласна, что у тебя должна быть возможность выбора. А то вцепилась в своего компьютерного Сережу и уже ни на кого внимания не обращаешь. Ты не подумай, – заторопилась мамулька, – я против него ничего не имею. Парень вдумчивый, увлеченный, да и профессия у него вполне современная и востребованная. Но нам с папой хочется, чтобы ты не принимала поспешных решений. К тому же, – добавила она, – сделай приятное папульке. Он же сам привел этого парня. Хотя бы из уважения к отцу продержись один ужин. Не понравится – значит не судьба. Но сплеча не руби. Присмотрись сначала. Может быть, он не так уж плох. Подумаешь, волосы назад зачесаны и пиджак с искрой. Может, он просто от смущения.
      – Ладно, – ответила я. – Там видно будет. Но если он еще ляпнет какую-нибудь глупость, я за себя не отвечаю. И пускай папулька меня своими глазами хоть продырявит насквозь.
      – Договорились, – сказала мамулька, подхватила какое-то очередное блюдо, и мы с ней отправились в гостиную.
      Ужин начался, как говорится, в официальной и чопорной обстановке. Папулька с мамулькой почему-то немного смущались, поэтому и друг к другу, и даже ко мне обращались на "Вы" и как-то очень высокопарно. Например, папулька изрекал:
      – Ирина, дочь моя, не будете ли вы столько любезны передать мне вон то блюдо с острой приправой?
      На что я лениво реагировала:
      – Хрен, что ли, подкинуть? Ну, так бы и сказал.
      Химик тоже чувствовал себя не в своей тарелке среди этих викторианских отношений, но папулька усердно подливал коньячку и ему, и себе, так что через какое-то время лед растаял, Игорь расслабился и даже стал принимать участие в беседе. Папулька затеял было свой любимый разговор о том, что молодежь сейчас, как ни странно, не такая уж и плохая, как можно было ожидать после многолетнего и массового отравление "Кока-колой", но химик тему не принял, а стал рассказывать анекдоты, мерзко подхихикавая. Причем рассказывал он такие древности, которые я еще в первом классе докладывала папульке за ужином.
      Было интересно посмотреть на реакцию родителей. Врожденная интеллигентность и чувство гостеприимства не позволяли им выражать гостю свое неодобрение и возмущение, поэтому надо было делать вид, что все эти окаменелости, которые он выкладывал с крайне довольным видом, очень смешные. Мамулька, впрочем, сразу стала хлопотать вокруг стола, показывая своим видом, что, мол, анекдоты весьма забавные, но она смеяться не успевает, потому что надо срочно менять тарелки. Папульке же ничего не оставалось, как делано улыбаться и кивать головой.
      Этот Игорь, все-таки, довольно тупой. Достаточно один раз увидеть искусственную улыбку на лице папульки, чтобы потерять всякое желание увидеть ее еще раз. Я сама-то такую улыбку увидела один раз, когда к нам домой неожиданно заявился участковый милиционер. Папулька тогда услышал звонок, весело побежал открывать, распахнул дверь и застыл с улыбкой на лице, увидев за дверью человека в милицейской форме. Папулька же работает директором в довольно крупной частной фирме. А в частном бизнесе, как он говаривал, всегда приходится опасаться властей, милиции и налоговых инспекторов… Так вот, завидев милиционера папулька сбивчиво стал спрашивать, мол, чем обязаны и все такое, продолжая держать на лице все ту же приклеенную улыбку. Милиционер насторожился, но объяснил, что пришел по вопросу трупа под нашим окном, который обнаружили еще летом, когда мы всей семьей уезжали на отдых.
      – А-а-а-а-а-а! – заорал папулька, начав улыбаться уже нормальной улыбкой. – Так вы, товарищ капитан, по вопросу трупа под нашим окном? Ну и отлично! Вот и замечательно! Проходите, пожалуйста, в комнату, не хотите ли чайку, кофейку…
      Кстати, тот капитан был довольно симпатичный. Мы с ним тогда часа два протрепались о его тяжелой и опасной работе, о всяких кинофильмах, а потом он спросил… Впрочем, чего-то я отвлеклась.
      Короче говоря, этот Игорь все рассказывает и рассказывает свои дебильные анекдоты, папулька делает вид, что ему очень смешно, а мамулька уже подняла здоровенную супницу и по ее виду я понимаю, что эту супницу она сейчас опрокинет Игорю на голову.
      – Игорь, – внезапно говорю я громко. – Позвольте поинтересоваться. А что у вас за химическое производство? На чем специализируетесь? Фармакология, взрывчатые вещества, красители, парфюмерия?
      Тот резко остановился, как будто на всем скаку врезался в стену, оторопело посмотрел на меня, затем задумался, после чего изрек:
      – На чем, Изольдочка, спрашиваете, я специализируюсь? Я, дорогая, специализируюсь только на одном: на счастье человеческом.
      – Это в каком смысле.
      – Продукт, – начал объяснять хорек, – который я произвожу, очень нужен людям. Без него, можно сказать, ни одного дня человечество обойтись не может.
      – Ни одного дня человечество не может обойтись без секса, – провоцирую его я. – Вы что, презервативы производите?
      – Правильнее говорить – "кондомы", – встревает папулька, радуясь, что беседа приняла другое направление.
      – При чем тут секс? – возмущается Игорь. – Есть вещи поважнее, чем секс.
      – Но этих вещей так мало, – притворно вздыхаю я.
      – Доча! – строго говорит папульчик. – Чего это тебя вдруг на секс потянуло? Игорь Борисович говорит совсем о других вещах.
      – Ну, в принципе, конечно да, – протянул Игорь, – разговор сейчас не о сексе. Хотя, – он развеселился, – эта область человеческой деятельности меня тоже интересует. Но, – он еще больше развеселился, – не в профессиональном плане.
      – Так чего производите-то? – спросила я грубо, потому что этот хорек меня раздражал все больше и больше.
      – Чудесную минеральную воду, – ответил Игорь Борисович.
      На некоторое время воцарилось молчание.
      – В каком смысле – минеральную воду? – осторожно спросил папульчик, для которого это сообщение, как было видно, явилось такой же неожиданностью, как и для меня.
      – В прямом, – ответил хорек.
      – То есть, – вступила в разговор я, – вы ее где-то добываете из скважины?
      – Да нет, – спокойно ответил хорек. – Мы ее добываем из обыкновенного водопровода.
      Снова воцарилось молчание.
      – И что? – спросила я.
      – Ничего. Берем водопроводную воду, очищаем ее через фильтр, добавляем туда пищевую соль, соду и определенный набор всяких разных минеральных солей, разливаем в пластмассовые бутылки и поставляем на склады.
      Папульчик подозрительно посмотрел на бутыль с "Боржоми", которая стояла на столе.
      – И как называется эта "целебная и натуральная минеральная вода"? – спросила я, придав своему голосу максимум язвительности.
      – Да по-всякому, – улыбнулся хорек. – "Боржоми", "Ессентуки", "Горячий ключ", "Нарзан" и так далее.
      – Ничего себе! – я уже просто кипела от возмущения. – Так вы просто подделываете минералку, заколачиваете на этом деньги, да еще и гордитесь этим жульничеством?
      – Вы, Изольдочка, просто не въезжаете, – снисходительно начал объяснять хорек. – Думаете, что в бутылки всегда разливали всякие натуральные "Боржоми" и так далее, да?
      – Ну конечно, – несколько растеряно сказала я. – А что же еще туда наливали?
      – Да чего только туда не наливали, – сказал Игорь. – Откуда вы знаете, что туда попадало на самом деле? Половину воды вообще набирали из горных речек.
      – Ну и что? – парировала я. – В горных речках вода – просто шикарная. Не то что в нашем водопроводе, где вся таблица Менделеева содержится.
      – Можно подумать, что эти горные речки такие уж стерильные, – фыркнул хорек. – Может быть, туда горный козел пописал…
      Папулька в этот момент поперхнулся здоровенным куском рыбы, который неосмотрительно засунул себе в рот.
      – Может быть, в речку охотники накидали сигаретных бычков, пролили туда машинное масло или еще чего похлеще, – продолжал Игорь и глаза у него разгорелись, как у Ленина во время выступления на броневике. – И вы всю эту гадость будете пить? Ну уж нет! Лично я этого позволить не могу, потому что человеколюбив, – и хорек, весьма довольный собой, откинулся на спинку стула.
      – По-вашему получается, что водопроводная вода намного чище горной? – поинтересовалась я.
      – Нет, конечно, – согласился хорек, – но у нас же делается очень мощная очистка.
      – Каким образом? – полюбопытствовала я.
      – Знаете, на развалах фильтр такой продается, который прямо на кран насаживается? – спросил Игорь.
      – Ну знаю.
      – Так вот он у нас воду и очищает, – торжественно заявил этот негодяй.
      Я на него посмотрела во все глаза, но парень явно не издевался, а говорил от чистого сердца.
      – А… – начала я, – а сколько вы литров воды в день делаете?
      – Да где-то под тонну, – ответил этот гад.
      – И как часто меняете фильтр?
      – Не реже раза в месяц, – твердо ответил хорек. – Потом, вы не думайте. Я же не зря МХТИ оканчивал. Все делается строго по науке. Вода получается даже полезнее, чем просто очищенная водопроводная. Ну, соль и сода туда добавляются просто для вкуса, чтобы обычную минеральную напоминало, но мы в бутылки еще добавляем набор всяких разных солей, которые очень полезны для организма. Причем все делается строго дозировано. У меня там мужик один работает – ну просто самородок. Он все эти соли в ведре намешивает, и представляете – прям из ведра отсыпает строго отведенную дозу.
      – Ир, – сказал папульчик. – Ты мне водички не передашь? Что-то в горле пересохло.
      – Тебе "Боржоми", – иронично спросила я, – или "Нарзан"?
      – Ой, – сказал папулька, набухал себе в рюмку коньяку и залпом выпил.
      – Слышь, Игорь, – нервно сказал папулька. – Так я же заходил к тебе в офис, когда долг отдавал. У тебя же там все чистенько, аккуратненько. Компьютеры-мампьютеры и никаких мужиков с ведрами.
      – Так понятное дело, что никаких ведер, – ответил хорек. – Это же офис. В офисе делаются бумажки и подсчитываются доходы. А для разлива воды у меня несколько подвальных помещений по всей Москве арендовано.
      – Компьютеры, говорите? – снова вступила в разговор я, радуясь, что можно сменить тему. – И под какой операционной системой работаете?
      – Да черт ее знает, – отмахнулся хорек. – Какая разница? Я вообще этих железок не касаюсь.
      – Это еще почему? – оскорбилась я. – Не доверяете техническому прогрессу?
      – Балда это все, а не технический прогресс, – заявил Игорь Борисович. – Моя вода минеральная – вот это технический прогресс! Вот это бабки! А компьютер – это же большая дура, которая умеет только складывать и вычитать. Но, правда, делает это быстро.
      Тут я внимательно посмотрела на супницу, которую незадолго до этого мамулька вертела в руках. Хорошая супница. Красивая. Обидно, конечно, будет ее расколотить о башку этого хорька, но для хорошего человека ничего не жалко.
      – У меня там парень на компьютерах работает, – продолжал разглагольствовать хорек. – "Сисадмин" называется. Я его уволю скоро. Вот вы, Изольдочка, говорите – технический прогресс, – обратился он ко мне. – А парень, заметьте, целыми днями сидит и ничего не делает. Это, по-вашему, технический прогресс? Я ему сколько раз говорил: "Серега! Еще раз увижу, что ты вола пинаешь, уволю к чертовой матери!". Так он – нет чтобы сделать соответствующие выводы, еще начинает спорить и доказывать, что самый лучший сисадмин – ничего не делающий сисадмин.
      – Так оно и есть, – подтверждаю я. – А вы что хотели? Чтобы он целыми днями носился по офису, поднимая рухнувшую сетку? У хорошего сисадмина все должно работать так, чтобы его вмешательство не требовалось. Если у админа есть работа, значит не работает сетка. Если сетка работает, значит у сисадмина работы нет, и он – хороший сисадмин. Ему за то деньги и платят, чтобы сетка работала. А если сетка работает, то ему делать нечего.
      – Слушай, – поразился хорек. – Ты прям слово в слово говоришь так же, как и он. Но и это, – добавил он, – не помешает мне его в скором времени уволить.
      Тут хорек замолчал и потрясенно посмотрел на меня.
      – Или я что-то путаю, – наконец сказал он, – или у моего Сереги на компьютере твоя фотография висит.
      Вот тут воцарилось настоящее тяжелое молчание.
      – Ир, – разрядил тишину папульчик очень ласковым голосом, – ты бы отнесла на кухню супницу. Чего она здесь пустая стоит?
      Я медленно поднялась с места, взяла супницу (папулька сделал зверское выражение на лице, мол, не смей!) и… отправилась с ней на кухню. Там мамулька яростно мыла посуду, грохая тарелки в раковину так, что было не очень понятно, как они не разбивались.
      – Тебе он тоже не понравился? – спросила я осторожно.
      – Не понравился? – возмутилась мамулька. – Да я эту заразу больше сюда и на порог не пущу!
      – Ага, – согласилась я. – Это надо же – делает поддельную минеральную и еще этим гордится.
      – При чем тут минеральная?!? – заорала мамулька. – Этот негодяй сожрал мою рыбу так, как будто это какой-то хек или минтай! И ни одного слова не сказал о том, что это за наслаждение! Со мной такое в первый раз! Все люди в этом доме с ума сходили от моей готовки, а этому Игорю Борисовичу что кусок черствого хлеба, что осетрина с грибами – один хрен, – и мамулька снова бросила в раковину очередную стопку тарелок. – Вот сейчас папа Боря его проводит, так папе Боре сразу кто-то что-то отвыкнет в моем лице. И сегодня папа Боря, – повысила голос мамулька, – будет спать в гостиной на диване!
      – Это еще что, – сказала я нервно. – Оказывается, мой Серега работает у этого троглодита.
      – Да? – поразилась мамулька.
      – Именно!
      – Вот это номер!
      – Не то слово!
      Наконец, мы с ней сошлись на том, что во всем виноват папулька, который затащил этого хорька в наш дом, после чего папульке минут двадцать перемалывались косточки со всех сторон. Вдруг дверь кухни раскрылась и на пороге возник сияющий хорек, позади которого семенил мрачный папулька.
      – Что ж, друзья, – сказал хорек. – К сожалению, мне пора идти. Дела, знаете ли.
      – Надо проверить, не пересыпал ли мужик в водичку цианистого калия? – с невинным видом поинтересовалась я.
      – Юмор? – догадался хорек. – Юмор я ценю и люблю. Вы не поверите, у меня тоже иногда появляется желание в одну бутылку сыпануть крысиной потравки и посмотреть – кому эта вода достанется. И я чувствую, – с таинственным видом сказал он, – что отравится обязательно плохой человек.
      Высшие силы, – он поднял палец вверх, – не дадут отравиться хорошему человеку! Так что я в данном случае буду выступать в качестве перста судьбы.
      Пока я искала глазами по кухне – чем бы быстренько трахнуть по голове этот кривой палец судьбы, мамулька быстро спросила:
      – А вы сами-то, Игорь Борисович, какую воду пьете?
      – Я? – поразился он. – Я пью французскую "Перье".
      – А свой продукт, – изображая полный наивняк, спросила мамулька, – почему не употребляете, раз там столько полезных вещей?
      – Да у меня здоровье и так хорошее, – объяснил хорек. – Зачем переизбыток здоровья делать? Много хорошо – тоже нехорошо.
      – Ну, – громко сказал папулька, за спиной хорька изображая процесс его удушения. – Давайте прощаться!
      Игорь Борисович церемонно направился к мамульке и в своей обычной церемонной манере стал обслюнявливать ей руку, приговаривая, что уже давно не ел такого вкусного минтая, от чего мамулька то бледнела, то зеленела от злости и кидала такие взгляды на папульку, что тот уже и не мечтал дожить до ночи в целости и сохранности.
      Зато у меня родилась очень удачная мысль.
      Пока этот придурок слюнявил руку мамульке, я взяла очищенную половинку луковицы, которая лежала на кухонном столе, и сильно-сильно натерла ею руку. Так что когда этот хорек притопал со мной прощаться и с разбегу присосался к моей руке, я испытала просто истинное удовольствие. Лук весьма помог максимально сократить процесс прощания, потому что у хорька из глаз покатились крупные слезы, и он только и смог пробормотать, что такая реакция вызвана горечью расставания с этой прекрасной семьей, после чего быстро ретировался.
      Мы не пошли его провожать к двери, а просто стояли на кухне и ждали появления папульки. Он некоторое время колбасился по коридору и даже зачем-то зашел в ванную.