Зато обозначились два глубоких слуховых отверстия. Иван Васильевич попятился. Остановился, упершись в стену. Мелькнула мысль: «А не сошел ли я с ума?!» В самом деле, подобное обстоятельство запросто объяснило бы безумную буффонаду, в которую в одночасье обратилась его простая сытая жизнь.

Алексей перевел взгляд вниз, а глаз на его груди напротив – уставился вверх. Некоторое время человек и живущий на нем орган зрения глядели друг на друга, потом бедняга вскрикнул и упал на матрас.

«Потерял сознание», – понял Митрохин. Он и сам был близок к тому, чтобы лишиться чувств.

Подошел и, стараясь не смотреть в сердитое око, запахнул воротник рубашки. Сразу стало легче дышать. Появилась даже возможность соображать.

Что это такое? Зачем все это?! И о чем спорили балансировщики утром, когда выводили его на огород?

Пораскинув мозгами, Иван Васильевич пришел к выводу, что глаз – это происки Балансовой службы. И что Двести тридцать седьмой и Тринадцатый изначально собирались сделать это с ним, но, на его счастье, появился Алексей. И его оставили в покое. Но почему? Неужели он для них чем-то ценен? Или высший приказ руководства – его отбалансировать, но не увечить. При воспоминании о гневном глазе и губах Ивана Васильевича передернуло. Хотя предатель и вызывал у него одно только презрение, по-человечески ему стало жаль беднягу.

«Выберемся отсюда, так и быть – оплачу ему операцию по удалению эдакого уродства, – решил Митрохин, – в конце концов пластическая хирургия сейчас творит чудеса».

Ночь прошла беспокойно. Алексей через некоторое время пришел в себя и начал причитать. Затем кинулся расспрашивать Митрохина о тех, что держат их взаперти. Он окончательно утвердился в мысли, что это не люди, но версию колдуньи о том, что балансировщики – джинны, решительно отверг.

– Они с другой планеты прилетели, точно тебе говорю, – сказал Алексей, чуть не плача, – так и знал всегда, что меня когда-нибудь инопланетяне похитят. Мне это на роду было написано.

Митрохин благоразумно промолчал.

Утром его отправили вскапывать огород, а Алексея увели куда-то. Целый день Иван Васильевич ковырялся в земле. И в этот день его вернули в подвал раньше заката. Второй пленник уже был здесь. Сидел, отвернувшись к стене, и дрожал всем телом.

– Эй, – позвал Иван Васильевич, занимая место за швейной машинкой. – Что вы с ним сделали?! – крикнул он Двести тридцать седьмому. Тот не удостоил его ответом. Хмыкнул и захлопнул дверь.

– Леша, – позвал Митрохин. Поскольку тот молчал, подбежал и положил руку ему на плечо.

Бедняга в ответ вздрогнул всем телом и разрыдался.

Успокоился Алексей через два часа. Повернул к банкиру лицо в красных пятнах. Под глазом у него красовался громадный бланш.

– Хорошо они тебя отделали, – сказал Иван Васильевич. Хотел было добавить, что, по его мнению, предатель заслужил такое обращение, но не стал. К чему проявлять мстительность, когда ему и так досталось.

– Они… через меня… разговаривали с главным инопланетянином, – проговорил Алексей. – Понимаешь, я для них вроде и не человек, а передатчик. – Он всхлипнул:

– Машину из меня сделали.

Не успели прилететь, уже бесчеловечные эксперименты ставят, гады.

– Как это? – удивился Митрохин.

– Он и сейчас нас, наверное, слышит, – несчастный задрожал всем телом, хотел коснуться груди, но резко отдернул руку, – он здесь, во мне… И слышит, и говорит, и даже видит. Я, когда он заговорил в первый раз, испугался очень сильно. Хотел ему рот прикрыть, чтобы так громко не кричал. А они мне по роже кулаком. Я и отключился. А когда в себя пришел, слышу – разговаривают все еще.

– А на каком языке?

– Не знаю на каком, только слова их все у меня в голове отпечатываются, так что я все-все понимаю. Вот это я сразу просек. А разговор, видать, когда я очухался, уже к концу шел. Потому что пробасило у меня в груди что-то вроде того, что все у них под контролем, все будет хорошо, чтобы они не волновались, а делали свое дело, это я так думаю по захвату нашей планеты родной, ну и отключился… Тут я совсем занервничал. Стал кричать, метаться, в общем, плохо помню, что дальше было. Они мне дали водки. Я разом два стакана махнул – и вырубился. Очнулся. Опять подвал. Тут меня и заколотило конкретно.

– А что сейчас? – шепотом спросил Митрохин.

– В смысле?

– Сейчас он ничего не говорит?

– Ты что, не слышишь? Молчит.

– А мне с ним никак нельзя поговорить?

– Да ты что, сдурел?! – испугался Алексей. – Речь о моей жизни идет. Понимаешь?! Я что думаю, если они все ЦУ из центра получили, так я им вроде как и не нужен уже? Так, может, они меня в расход. Или нет? Как ты думаешь?

– Мы должны с ним поговорить! – решил Митрохин. – Ты сам подумай, в кои-то веки выпадает тебе шанс пообщаться с настоящим инопланетянином, а ты его упускаешь.

– Отвали, дурак! – закричал Алексей. – Не позволю! Вдруг для меня это вредно будет?

– Ну как знаешь. Настаивать не буду. – Иван Васильевич выкрутил лампочку, лег на матрас и повернулся на бок. – Спи тогда, завтра утром нас бить скорее всего будут. Меня по утрам всегда бьют.

Сегодня только исключение сделали. Должно быть, очень спешили передатчик настроить.

Наступила тишина, в которой явственно различалось сопение Алексея.

– Ладно, – не выдержал он, – давай попробуем.

– Другой разговор, – Митрохин мигом оказался на ногах, вкрутил лампочку и уселся на пол напротив «передатчика». – Так, ты помнишь, что они делали, что говорили, чтобы этот, что в тебе, ожил?

– Не знаю, вроде ничего особенного. Хотя нет… погоди. Один нажал мне двумя пальцами вот сюда, – Алексей коснулся плеча и крикнул в отчаянии:

– Шишка какая-то. Что же они со мной сделали?!

– Жми, – скомандовал Митрохин.

Едва слышный щелчок возвестил о включении приемника. Под рубашкой загудело. Алексей расстегнул ворот. Лютый черный глаз уставился на Ивана Васильевича. Рот скривился.

– Привет с планеты Земля, – сказал банкир.

Глаза Алексея расширились. Казалось, еще немного, и он снова погрузится в глубокий обморок.

Но сдержался. Только придал лицу умоляющее выражение – будь с ними поласковее.

Рот продолжал кривиться, не произнося ни слова.

– Ну, – сказал Митрохин, – я тебя внимательно слушаю. А ты меня слышишь?

– Что ты хочешь, человечек?! – раскатисто изрекло неизвестное существо.

– Ага, слышишь, – обрадовался банкир. – Значит, так, прежде всего я требую немедленно оставить меня в покое. Ты слышишь, немедленно.

Отзови свою Балансовую службу, пока еще не очень поздно, а не то…

– Ты требуешь?! – прорычал рот. – Ты не в том положении, чтобы требовать, человечек.

– Да? Это мы еще посмотрим. А ты кто такой, между прочим? – поинтересовался Иван Васильевич. – Может, я с какой-нибудь мелкой сошкой разговариваю…

– Что ты такое говоришь, – зашептал Алексей, – нельзя с ними так, нельзя. От этого в конце концов моя жизнь зависит. Я тебя прошу…

– Спокойно, – буркнул Митрохин. – Так кто ты? Я жду.

– Я тот, кто решит созданную тобой проблему в кратчайший срок, – ответил рот. – А если я не успею, ты очень об этом пожалеешь.

– Ага, значит, я создал вам проблему, – искренне обрадовался Митрохин, – ты погоди, урод, я тебе еще не такую…

Договорить он не успел.

Надмирье. 1 уровень 2006 г. н.э.

Сеанс связи оборвался. Второй отодвинулся от магической мембраны, освобождая лицо. Упругая поверхность, всхлипнув, приняла прежние очертания. Лицо второго силата Балансовой службы отражало противоречивую гамму чувств. Теперь для него стало очевидно, что непредвиденную ситуацию не удалось уладить своими средствами. Придется ставить в известность Первого. Хорошо, что Тринадцатый и Двести тридцать седьмой почувствовали импульс и вопреки инструкции вышли на контакт. Но Семнадцатый и Четыреста двадцать четвертый до сих пор оставались недоступны. Второй хорошо знал характер Семнадцатого. Старший двойки вряд ли пойдет на неоправданный риск.

В отличие от Тринадцатого он – талантливый исполнитель, и только. Нарушить инструкцию для него то же, что преступить закон балансировки.

Разумеется, о дальнейшей успешной карьере в Балансовой службе ему помышлять не стоит. Чтобы расти в такой организации, как эта, нужно быть гибче, уметь переступить через собственные принципы и постоянно расширять горизонты. Семнадцатая позиция для него потолок, достигнутый благодаря служебному рвению и четкому следованию инструкциям.

Второй уставился на мембрану, размышляя, не попытаться ли возобновить контакт. То, что его выбросило, навевало самые мрачные мысли. Этот человечек, для балансировки которого была отправлена пара Тринадцатый – Двести тридцать седьмой, очень самонадеян. Если все шло означенным порядком, он должен находиться под жестким прессингом почти полторы недели, но при этом, как успел заметить Второй, он не только не утратил силы духа, но даже предпринимает некоторые ответные шаги. Задействовал вживленную в тело связь. А когда ему показалось, что разговор завершился, запросто оборвал связь и освободил другого от внедренной в его тело магии. Или произошло что-то другое? Неизвестно. Ясно одно, такие люди опасны.

Второй по опыту знал, что скажет Первый, узнав о действиях человека. Устранить немедленно!

Тот, кто несет в себе слишком сильный энергетический заряд для человека и обладает несгибаемой волей (встречаются и такие), должен подвергаться не только балансировке, но в отдельных случаях и истреблению.

Порой им приходилось балансировать и уничтожать целые народы, чтобы энергия антропоморфных полей планеты распределялась правильно. Второй отлично помнил колоссальные многоходовки Первого, когда маленькая страна вдруг делалась очагом пожара, пожирающего страны и людей, перераспределяющего человеческие ресурсы и сферы мирового влияния. Германская экспансия двадцатого века – его рук дело. Педантичные немцы, из которых получались отличные солдаты, вообще являлись его любимцами. Последнее время Первый, правда, благоволил Прибалтийским республикам и Соединенным Штатам Америки.

Истинным мастером балансировки был только он один – высший силат Надмирья, руководитель Балансовой службы. Хотя и Третий в последнее время развил бурную деятельность.

Второй скрипнул зубами, вспомнив о том, кто шел за ним след в след. Третий. Заноза, не дающая покоя. Нарыв, от которого ощущается постоянный зуд. Изводящий днем и ночью больной зуб. Кое-кто в Дюжине полагал, что в ближайшее время Третьему удастся развязать третью мировую войну.

Третий действовал иначе, нежели другие балансировщики до него. Им владела идея, что балансировка будущего – это локальные удары по мирному населению, наносимые его любимчиками – религиозными фанатиками из мусульман. Третий развел такую бурную деятельность, что вызывал у Второго серьезные опасения. В истории уже было несколько примеров, когда Второго смещали и его место занимал талантливый балансировщик, стремительно взбирающийся по карьерной лестнице.

Второго успокаивало только то, что Первый терпеть не мог Третьего. Считал его наглым выскочкой, хотя заслуги отмечал. Однако влияние Третьего в Дюжине росло день ото дня, в то время как авторитет Второго все время падал.

Второй даже предпринял отчаянный и глупый шаг, чтобы хоть чем-то ответить на феноменальные успехи Третьего. Путем многолетнего нагнетания энергии ему удалось сдвинуть одну из тектонических плит в районе Атлантического океана. Цунами нанесло значительный ущерб в районе Юго-Восточной Азии. Больше ста пятидесяти тысяч погибших. Огромные разрушения. Боль, ужас и смерть. Второй торжествовал победу. Его, правда, смущали масштабы бедствия. Пожалуй, он немного переборщил. Опасения не замедлили подтвердиться – почти вся Дюжина осудила его поступок.

Четвертый, известный подпевала Третьего, свирепый силат, исполняющий в организации роль дознавателя, высказался в том плане, что действия Второго не отличались изяществом, и много полезного антропоморфного материала кануло в небытие просто так.

Первый вынес своему главному помощнику строгий выговор с занесением в личное дело и повелел по возможности загладить происшедшее, компенсировав волну счастья, что обрушилась на антропоморфных двойников жителей Юго-Восточной Азии. Второму пришлось в срочном порядке формировать двойки и засылать в реальный мир.

Силаты работали не покладая рук, без выходных.

Подобное положение вещей не могло положительным образом сказаться на репутации Второго. Он утратил поддержку не только в первой Дюжине, но и среди рядовых балансировщиков. Его называли за спиной – Цунамщик.

Второй надеялся, что со временем его колоссальный промах сотрется из памяти, но произошла очередная неприятность. Балансируемый с помощью колдуньи задействовал силы Балансовой службы. И хотя в этом не было его вины, Второй питал уверенность, что во всем обвинят именно его.

Он решился. Припал к мембране. Она в мгновение ока облепила его лицо и уши. И он перенесся в реальный мир.

В подвале царила тишина. Сквозь плотную ткань рубашки пробивался тусклый свет. Человек, тело которого использовали балансировщики, не двигался, и Второй заключил, что он без сознания.

Посмотреть бы, что там происходит? Он сделал единственное, что мог в этой ситуации, – вцепился в рубашку зубами…

Нью-Йорк 2006 г. н.э.

Джек Сток нежился в джакузи с Рози (хорошая девочка – если бы не его огромные деньжищи, никогда бы не согласилась на его непристойное предложение), когда охрана сообщила, что какие-то подозрительные типы отираются возле дома. Хозяин с неудовольствием поднялся, чмокнул Рози в белое плечико, накинул халат и, затягивая пояс, направился через дом к парадному выходу. Зрение его в последнее время стало много острее, и он смог без труда различить, что возле пальмовой аллейки, за оградой, маячат два внушительных типа. Парни были одеты в гавайские рубашки и шорты-милитари. Джеку показалось, что он их узнал.

– Все в порядке, – успокоил он охрану, – это мои знакомые… – «Не пойму только что они тут делают», – добавил он про себя и кинул взгляд на окна второго этажа. На подоконнике лежала отлично различимая сквозь стекло его старая, помятая шляпа. Он давно уже не надевал ее, но испытывал к ней необъяснимое теплое чувство и по этой причине не мог с ней расстаться. Ее сменила австралийская шляпа из крокодиловой кожи с широкими полями и целым рядом белых крокодильих зубов. Качественная и дорогая. Из специализированного бутика. Впрочем, со шляпами Джек Сток вскоре собирался завязать, потому что уже обратился в клинику по пересадке волос. Операцию назначили на следующий вторник.

Он погладил гладкую лысину и растянул рот в улыбке. Вставленные на днях зубы посверкивали неестественной белизной. Сток пошел к воротам, махнул охране – оставайтесь на месте. Уже пройдя порядком по засыпанной экологически чистым гравием дорожке, он остановился в недоумении.

Парочка за оградой была очень похожа на вызванных им с помощью медиума представителей Balance Service, и все же это были не они. Один внушительными габаритами превышал всех прежде встречаемых им сотрудников этой небесной компании, а второй улыбался одной стороной рта. Несмотря на то, что Сток видел своих представителей всего один раз, в полумраке нью-йоркской ночи он мог со всей уверенностью сказать, что это не они.

– Хэлло, парни, – вежливо поздоровался Джек.

Хотя к нему пришли явно не те, которых он всего раз в жизни видел на пустыре, Сток решил проявить радушие. В конце концов именно эта контора облагодетельствовала его, дала ему то, что он имеет.

Один из здоровяков припал к ограде, прислонил лицо к прутьям, вглядываясь в хозяина дома холодными черными глазками.

– Мы пришли восстановить баланс, " – сообщил он.

– Я не совсем понимаю, о чем вы, – с достоинством ответил Джек Сток, – может быть, вы пройдете в дом, и мы все подробно обсудим.

– Согласен ли ты, Джек, на восстановление баланса по своей воле и без принуждения? – поинтересовался в ответ здоровяк, игнорируя приглашение.

– Что вы имеете в виду? – у Стока появилось нехорошее предчувствие, он сглотнул.

– Согласен ли ты по своей воле и без принуждения восстановить равновесие в антропоморфных полях планеты, согласен ли расстаться со всем, что имеешь, отдать все это и вести жизнь…

– Ну уж нет! – выкрикнул Джек. Он только сейчас понял, к чему клонит балансировщик. – Разбежались! Мне все это досталось по справедливости! И я никому это не отдам! – Ему представилось, как он возвращается в трущобный район, плетется по улице с коляской – ищет банки и бутылки, думая о том, чтобы насобирать себе на кусок хлеба. – Ни за что!

– Это твое последнее слово?

– Да. Пошли прочь! – с истерикой в голосе крикнул Джек. – Нечего вам здесь делать! Прочь от моего дома, пока я не позвал охрану.

Здоровяк в гавайской рубашке вздохнул, протянул руку и дернул ограду.

Время для Джека Стока внезапно замедлилось.

Он увидел, как целая секция с лязгом отрывается и остается в руках улыбающегося одной стороной рта громилы. Сток развернулся, причем этот разворот дался ему с трудом, и кинулся по тропинке. Одна нога врезается в экологичный гравий, а вторая медленно пролетает вперед. А навстречу ему бежит охрана – пара бывших сотрудников ФБР, незаменимых в экстремальной ситуации. Сток распахнул рот в беззвучном крике. Один из охранников потянулся к кобуре, но достать оружие не успел, что-то странное мелькнуло в воздухе и врезалось ему в голову. Он опрокинулся, перекувыркнулся через себя и остался лежать на земле в нелепой позе. Другой прыгнул в сторону, и это спасло ему жизнь. Прозрачный шар просвистел и врезался в дом, проделав в белых досках аккуратную дыру размером с человеческую голову. Бывший феэбээровец открыл огонь. Звуки выстрелов вернули Джеку Стоку ощущение времени. Он промчался мимо охранника, влетел в дом и заколебался, не зная, что именно предпринять. В голове колотило: «Девять-один-один… девять-один-один», хотя он отлично знал, что Служба спасения ему не поможет. Ему уже никто не сможет помочь, раз они пришли за ним.

Колдун в подробностях описал, как именно они действуют. А жизнь только-только начала налаживаться.

Сток пробежал через несколько комнат, выскочил к джакузи.

– Эй, я уже соскучилась! – махнула ручкой хорошая девочка.

Не останавливаясь, Джек рванулся мимо, успел только заметить ее изумленный взгляд. Лужайка – с другой стороны дома. Садовник оставил здесь газонокосилку, на которую Джек, конечно же, налетел, перевернулся едва ли не через голову. Вскочил.

Продрался через низкую поросль, отделяющую его участок от участка соседей. Исключительно колючие кусты, в которых он почти полностью оставил нижнюю часть халата. Сильно оцарапал ноги. Пара шипов вонзилась в ладони, которыми он прикрывал гениталии.

Милая семейная пара, пожилые миллионеры, сидели в шезлонгах, посасывая коктейли. Старичков разморило на ярком солнце, говорить не хотелось. Им было откровенно скучно. Этот день проходил точно так, как множество предыдущих – никаких происшествий, покой и нега.

Сток едва не опрокинул старичков, в два скачка преодолел шезлонги, обежал по периметру бассейн и одним прыжком перемахнул низкую изгородь.

– Я тебе говорил, он из Голливуда! – обернулся пожилой джентльмен к своей жене.

– О, Грэг, а помнишь, как это было на голливудских холмах… – старушка захихикала.

– Дороти, какой коктейль ты пьешь? Ты хочешь, чтобы мы снова обратились к врачу? – Грэг сдвинул темные очки на нос…

Старушка не ответила, продолжая хихикать. Воспоминания о голливудских холмах, о молодости и страсти захватили все ее существо.

Когда через пару часов в состоянии глубокого нервного срыва ее увозила «Скорая», она все еще хихикала…

Но вернемся к Джеку…

Он преодолел изгородь, оказался на асфальтовой дороге и понесся по ней вниз. С горки бежать было легко и приятно. Его обгоняли сигналящие автомобили. Из одного высунулся пухлый весельчак в красной бейсболке и закричал:

– Завязывай с наркотой, приятель!

– Я тебе не приятель, – пробурчал Сток, тяжело дыша, и резко свернул налево, на улицу, ведущую к реке.

Сзади послышалось мерное урчание двигателя.

Джек постарался прижаться к обочине. Звук нарастал, пока не перешел в нестерпимый гул. Взгляд через плечо заставил бегущего существенно прибавить шагу. Над асфальтом, сидя на невидимых сиденьях в неразличимом человеческим глазом автомобиле, мчались два балансировщика в гавайских рубашках. Тот, что улыбался одной стороной рта, ко всему прочему сжимал невидимый руль. Обливаясь потом, Сток несся по нагретому асфальту, чувствуя, что сотрет пятки до мяса. Невидимый автомобиль обогнал его и, прижав к самой обочине, резко затормозил. Беглец врезался в борт и вскрикнул от боли. Семнадцатый выбрался с водительского места и распахнул перед Джеком Стоком заднюю дверцу. Открывалась она с таким ужасающим скрежетом, что у него даже сомнений не возникло в ее наличии. Жест был более чем красноречив.

Смит колебался всего мгновение, но, взглянув на лица представителей Балансовой службы, сник и забрался на заднее сиденье. Оно оказалось на удивление мягким. Семнадцатый занял водительское место и два раза сжал грушу невидимого клаксона.

Пронзительный и неприятный звук прорезал одну из самых спокойных улиц района Беверли-Хиллз.

Автомобиль тронулся в путь, рев двигателя, снаружи совершенно нестерпимый, здесь звучал на отдалении и почти не беспокоил. Четыреста двадцать четвертый швырнул на заднее сиденье какой-то предмет, точно в руки Джека Стока. Тот вытаращился на свою старую, помятую шляпу с ужасом и тоской.

– Прикрой лысину, – посоветовал четыреста двадцать четвертый.

Сток вздохнул, но ослушаться не посмел, и натянул смехотворный головной убор на плешивую голову. В то же мгновение шляпа взорвалась. Огненная вспышка ослепила Стока, хлопок оглушил.

В душе у него в этот момент что-то оборвалось.

Почему-то представилась Рози, ее белое тело и красный, как бутон розы, рот.

– Не-е-ет, – закричал Сток, ударил ногой дверцу и на полном ходу вывалился из невидимого автомобиля. Перед ним мелькнули деревья, забор, чей-то двухэтажный особняк за ним… Резкая боль ударила по коленям.

Когда он пришел в себя, то увидел над собой озабоченные лица представителей Балансовой службы.

– Открытый перелом обеих ног! – констатировал один.

– То-то заказчик обрадуется, – хмыкнул другой и растянул рот в кривой усмешке.

Москва 2006 г. н.э.

— ..Ага, значит, я создал вам проблему, – искренне обрадовался Митрохин, – ты погоди, урод, я тебе еще не такую…

Договорить он не успел. Ему внезапно почудилось, что он слышит странное жужжание, словно над ухом вьется назойливый комар. Звук все усиливался, пока его не стало слышно по всей округе.

Теперь Митрохин смог четко различить, что непрекращающееся жужжание доносится с небес и напоминает свист, какой бывает, когда взмахнешь резко прутом. Еще так посвистывал старый чайник на газовой плите, когда Иван Васильевич жил в студенческой коммуналке. Что бы это могло быть?!

Иван Васильевич насторожился. Гул между тем нарастал. Затем и вовсе обратился в яростный рокот…

– Что происходит?! – прорычал рот.

Не слушая его, Иван Васильевич поднялся.

Алексей запахнул ворот рубашки, под протестующие крики живущего у него в груди существа. Застегнул на несколько пуговиц.

Потолок подвала обрушился. Митрохина отшвырнуло ударной волной, приложило о стену, забросало обломками досок и обильно засыпало сухой краской и штукатуркой. Поначалу он орал как безумный, потом скулил, как дворовый пес после трепки. Минут через десять, когда контузия стала не столь ощутима, он нашел в себе силы пошевелиться, проверяя, остались ли целые кости в пострадавшем организме. После недолгого обследования он пришел к выводу, что руки и ноги целы.

Болели ушибленные бока, да и дышалось тяжеловато, но, кажется, ребра тоже не пострадали. Что за удивительная удача! Кряхтя, он полез из-под завала, разбрасывал обломки досок, куски шпатлевки и ругался как сапожник. Поднялся на ноги. Огляделся кругом.

Половины дома как не бывало – разнесло вдребезги. Вместе с подвалом. Над головой бледным светом искрились звезды и плыла в вышине белая луна. В самом углу обнаружилась крупная дымящаяся воронка. Алексей, оглушенный, лежал неподалеку. Рот, несмотря на то что человек в отключке, продолжал жить своей жизнью – принялся пережевывать рубашку, должно быть, ему не терпелось дать свободу глазу и как следует рассмотреть все вокруг.

– Вот те нате! – выдохнул Митрохин.

Похоже, в сельский домик угодил самый настоящий метеорит. Во всяком случае, воронка была более чем красноречива. Вероятность того, что небесное тело рухнет именно туда, где балансировщики держали Митрохина, и он при этом останется жив, была столь ничтожно мала, что банкир обрел уверенность – его парни добрались наконец до Америки и прессингуют там Джонни Смита, будь он неладен.

Тут Митрохин сообразил, что надо спешить, и полез из подвала по останкам лестницы. Об Алексее он не думал – «передатчик» как-нибудь сам выберется. В конце концов, если он окажется на воле, то сможет лучше позаботиться о его дальнейшей судьбе – милиция, пластическая хирургия.

Руки все время соскальзывали, в ладони впивались занозы, но он все же справился, выбрался и рухнул на землю, впитывая ее сладкий запах – аромат свободы. С недоверием к обретенной воле Митрохин поднялся на ноги и торопливо побежал к калитке.

Далеко уйти ему не удалось. Из-за старой теплицы выскочил Двести тридцать седьмой. Как будто поджидал его здесь. Бросился Митрохину наперерез и сильно толкнул в грудь. Упав, пленник нащупал на земле кусок штакетника. Поднял голову.

Лицо джинна, обычно лишенное всякого выражения, перекосилось от ярости. Метеорит, рухнувший на дом, явно не входил в планы балансировщиков.

Митрохин медленно поднялся. Перехватил штакетину поудобнее. С одной стороны она была заострена, так что вполне могла сойти за оружие.

Двести тридцать седьмой решительным шагом направился к нему. Иван Васильевич ждал. Когда тот был на расстоянии в пару шагов, банкир метнулся к нему и изо всех сил ударил палкой в грудь, намереваясь пробить ее, как в фильмах осиновым колом. Реакция у балансировщика оказалась отменной. Он отступил на шаг назад и изо всех сил треснул ребром ладони по направленной ему в грудь штакетине, переломив ее пополам. И тут же, не снижая темпа, другой рукой попытался вцепиться банкиру в горло. Тот отпрыгнул как ошпаренный, ткнув Двести тридцать седьмому «рогатиной» пальцев в глаза. Джинн схватился за лицо и согнулся, издав нелепый рык. Замешкавшись всего на мгновение, Митрохин быстро пришел в себя от этой неожиданной удачи и ринулся прочь. Он бежал к задней калитке, пригнувшись, спинным мозгом ощущая, что на плечо ему вот-вот ляжет широченная ладонь балансировщика и развернет его к себе. А потом громадный кулак врежется ему в челюсть. Через калитку Митрохин перелетел одним махом.

Растянулся на земле, но тут же вскочил и кинулся дальше.

Уже в лесу он услышал окрик: «Стой?» и увидел Тринадцатого. Здоровяк спешил схватить беглеца, между деревьями мелькала джинсовая куртка. Митрохин припустил через бурелом, почти не разбирая дороги. Да и как разобрать, куда бежишь, в такой темени. Он перепрыгнул поваленный древесный ствол, наступил в лужу, тонкие ветки хлестко ударили по лицу, он налетел коленом на пень и растянулся в грязи. Тут же позади послышался отчетливый топот – Тринадцатый не отставал. Все, что успел сделать Митрохин, – вжаться в землю, закрыв голову руками. Джинн налетел на тот же пень, что и беглец, но ему повезло куда меньше. Тринадцатый с отчетливым бам-м-мс врезался головой в ствол ближайшего дерева и, оглушенный, остался лежать всего в паре метров от беглеца. Испытав серьезное потрясение оттого, что его враг находился рядом, Митрохин снова быстро сориентировался в обстановке и вскочил на ноги. Он успел подумать о том, что его личный восстановительный период после потрясений существенно сократился, и если так дальше пойдет, то он будет не человек, а кремень. Он шагнул в сторону, раз, еще раз и побежал прочь, все быстрее и быстрее, стремясь оказаться как можно дальше от оглушенного балансировщика.

Он выберется на какую-нибудь оживленную трассу, поймает машину, его подвезут до ближайшего телефона, и он сможет вызвать помощь. Неужели водитель откажется помочь человеку в изорванной дорогой одежде с явными следами побоев на лице и с пальцами, исколотыми иглой допотопной швейной машинки…

На шоссе в этот час было пустынно. Банкир попробовал остановить тяжеловесную фуру, но водитель, увидев на дороге странного человека, вывернул руль и промчался мимо, обдав его бензиновыми парами.

«Странно, – подумал Митрохин, – если мои ребята занимаются Джоном Смитом, то почему этот гад проехал мимо? По всему выходит, он должен был остановиться».

Выяснилось, почему фура не остановилась, через полчаса, когда Митрохин на попутной «Волге» добрался до очередного поворота дороги. Фура лежала на боку. Ее занесло, и она, протаранив ограждение, повалилась в кювет. Кабина при этом изрядно пострадала. Водитель с окровавленной головой сидел на обочине и говорил по мобильному телефону.

– Фу-у-ты ну-у-ты, – выдохнул Митрохин, – я же его едва не остановил.

– Повезло, ангел-хранитель у тебя, наверное, есть.

– Ангелы… хранители, – поведал банкир, помрачнев.

– Чего?

– Ангелы, говорю, хранители, – повторил Митрохин. – Будь они неладны!

Водитель посмотрел на него с удивлением и всю оставшуюся дорогу ехал молча. А чего разговаривать, раз пассажир серьезно не в себе. Порой приходилось подвозить самых странных типов, вроде пары мужиков в клоунских нарядах (цирк сгорел, а клоуны разбежались) или девицы, бритой наголо (она еще попросила, чтобы он называл ее Михаил), но этот с небритым, выпачканным в грязи лицом, в пиджаке с оторванном рукавом и лихорадочно блестящими, воспаленными глазами выделялся даже на фоне откровенных придурков.

«Наверное, пил беспробудно недели две», – решил водитель и невольно посочувствовал Митрохину, он и сам раньше серьезно закладывал, пока не избавился от этого пагубного пристрастия с помощью врачей, жениных упреков и язвы желудка.

* * *

Людочка встретила Митрохина без особого энтузиазма. Отношения у них были сугубо практичные. Он снимал секретарше квартиру, а она одаривала его за это своей благосклонностью.