Вместо пролога

Вообще-то я не сама надумала убить своего законного супруга – это мне сослуживцы подсказали. Что и говорить, народу нас на работе, а особенно в нашем отделе сбыта, очень отзывчивый, тем более на чужое горе. На добрый и полезный совет все горазды.

Л началось все в «рабочий выходной», как мы называли каждое последнее воскресенье месяца. В такие дни администрация нашей фирмы, не вдаваясь не то что в долгие объяснения, а вообще ни в какие, предлагала выходить своим сотрудникам на службу. И все выходили, а куда деваться?

Так вот, незадолго до обеда к моему рабочему столу с пачкой неких фотографий подошел Эдик – прямо скажу, красивый малый, даже породистый, особенно в профиль. Он обычно приветствовал меня следующим образом: «Ну когда же мы с тобой трахнемся наконец?»

Вроде как шутка у него такая дежурная, но на самом-то деле видно – парню и вправду этого хочется. Оно и понятно, если иметь в виду, к кому конкретно он клеится.

Что скрывать – я бы и сама с Эдиком не отказалась… Но воспитание у меня уж больно несовременное и совсем не городское: ведь я – из терских казачек, да во мне еще и горская кровь течет. Без венчания мне никакие такие дела не дозволены. А уж при живом муже лучше совсем об этом не мечтать, не смущать собственную невинную душу.

Да и чего ради я буду своему Косте изменять? Он меня, можно сказать, на руках носит, и вообще – такую мне жизнь устроил!.. Сказка! Особенно по сравнению с прежним моим существованием: как вспомнишь о нем – так поневоле ежиться начинаешь.

В Москву меня в одиннадцатилетнем возрасте привез отец, после того как погибла от шальной пули во время очередной местной разборки в нашем родном селе, на Кавказе, моя мать. Царствие ей небесное!

Брак с нею папаша не зарегистрировал, что вообще-то было совершенно немыслимо по казацким законам, но в то смутное время всем было не до писаных законов, не до освященных веками обычаев. Тогда вовсю разворачивались те самые горячие события, которые заставили вооружаться аж Белокаменную, что уж говорить про наш Кавказ…

Мой же так и не оформленный папаша, когда вывез меня в Москву, бросил свою дочь тут, в столице, на произвол судьбы: девушки в кавказских краях не являются предметом отцовской гордости. Да, наверное, и в других местах – тоже. Недаром же так часто поминают ту бабу, которая то ли упала, то ли ее скинули (скорее всего, именно второе) с воза.

Впрочем, я не совсем справедлива к отцу: перед тем как исчезнуть в неизвестном направлении, он купил мне квартиру и нанял женщину, которая за мной несколько лет ухаживала.

Кормила она меня, прямо скажем, без разносолов и одевала без изысков. Но я своих претензий особо не выказывала. Потому что когда выказывала, то получала от воспитательницы кухонной тряпкой по голове, после чего долго опасалась раскрыть рот, уходя в свой богатый, как я была убеждена, внутренний мир.

И вот, когда мне стукнуло семнадцать, эта женщина объявила, что деньги на мое воспитание и кормление ей более не переводят, собрала свои и частично мои вещички и была такова.

И тут откуда ни возьмись объявился мой папаша, подкинув мне немного деньжонок. После чего он опять исчез, оставив мне, правда, на этот раз свой номер телефона. Однако я, по понятным причинам, не испытывая особой дочерней любви, отцу никогда не звонила, а он отвечал мне тем же.

Поскольку у меня появились хоть какие-то средства к существованию, я решила реализовать свою давнюю и почти безумную мечту поступить в театральный вуз: уж очень хотелось актрисой стать. Да и кем еще – с моим-то аттестатом зрелости из одних троек?

И вот выучила я стихотворение про прекрасную незнакомку, как мне моя соседка, кассирша из парфюмерного магазина, посоветовала, и пошла сдавать вступительные экзамены в театральный институт.

Но несмотря на мое выразительное чтение, я сразу же провалилась. Те мужики, которые сидели на приеме, декламацией и особенно внешностью моей остались довольны, смотрели на меня, как бы это повыразительнее и поточнее сказать, с вожделением. Но все испортил мой характерный южнорусский говор, да еще с кавказским акцентом, от которого за шесть лет жизни в Москве мне избавиться в полной мере не удалось. Вот не удалось, и все тут!

«Вам надо обратиться к специалисту по орфоэпии», – таков был окончательный диагноз приемной комиссии.

Между прочим ее председатель сразу же предложил мне свои услуги по исправлению акцента, но я ему ответила «нет» – его липкий взгляд красноречиво говорил, что на мой счет имеются совсем иные планы, несовместимые с моим моральным обликом.

И решила я поступить пока на работу, для чего окончила курсы секретарш. А в свободное время предполагала брать уроки орфоэпии. Потом, наладив себе дикцию, я собиралась сдавать экзамены в театральный вуз снова.

На фирму меня взяли легко, едва ее директор бросил на меня пару внимательных, я бы сказала – акцентированных взглядов. И уже через день он предложил мне провести с ним вечер в приватной атмосфере. На выбор – у него на квартире или у него же на даче.

Я тогда нашла предлог отказаться от обоих вариантов, но мне стало ясно, что долго отнекиваться будет невозможно и придется в конце концов увольняться. Правил, как я уже говорила, держалась строгих: в постель могла лечь с мужчиной только после венчания.

И я уже подумывала устроиться на фирму, где директором была бы женщина – возможность однополой любви мне вообще не приходила в голову, – но тут-то и появился в моей жизни Он, Костя.

Все наши бабы на фирме были от него в восторге. Мужественное лицо, легкая седина на висках, безупречная фигура, запах дорогого парфюма, элегантная небрежность в изысканной одежде, деликатность в общении и просто бесконечное обаяние! Ну что еще нужно молодой девушке, чтобы сойти от него с ума!

Я и сошла.

Будучи очень важным клиентом нашей конторы, он обычно с ходу проходил прямо в директорский кабинет, приветствуя меня какой-нибудь любезной фразой и непередаваемой улыбкой.

У меня в этот момент замирало сердце в груди и зависал компьютер на рабочем столе. Я, конечно, млела от счастья, но ожидала от Кости чего-то большего.

Однако ждать мне пришлось очень долго – целых два дня.

А на третий день нашего с Костей знакомства, в тот момент, когда я разговаривала по телефону с каким-то занудливым покупателем, причем все еще со своим кавказским акцентом, в приемную входит Он и вдруг останавливается возле моего стола.

Костя терпеливо слушал мою вынужденную трепотню и разглядывал меня так, будто видел впервые в жизни. А когда я закончила разговор с брюзгливым клиентом, Он сказал мне очень простую фразу: «Выходите за меня замуж, точно говорю – не пожалеете».

И я ему ответила тоже очень просто: «Я, пожалуй, так и поступлю».

И неужели ему можно ответить иначе?!

Мы поселились в шикарной четырехкомнатной квартире в роскошном новом доме на берегу Москвы-реки в районе Филевского парка. Здоровый такой красный дом. Я не раз пыталась сосчитать, сколько в нем этажей, но все время сбивалась. Что и понятно – с высшей математикой у меня и в школе были нелады.

Первым делом, чему стал учить меня Костя, – плавать. Ведь я, горская девушка, совсем не умела держаться на воде. Только зайду в реку, сразу пузыри пускаю.

Господи! Как же мне было поначалу страшно! Я то и дело захлебывалась и визжала дурным голосом, бестолково шлепая по воде не приспособленными к ней руками.

Но Костя умел добиваться своего, и через пару недель я вполне прилично освоила брасс. Так, во всяком случае, он называл то, что я выделывала на поверхности бассейна или реки.

И он нанял мне педагога по орфоэпии. Сказал, что через месяцу меня будет артикуляция, как у актрисы Малого театра старой школы.

Я бесконечно долго повторяла за педагогом, старой и неприятной теткой с бесцветными глазами и фиолетовыми волосами, все ее дурацкие фразы, а когда она уходила, я надевала наушники и талдычила не менее глупый текст, записанный на плейере.

Но чудо свершилось: я все-таки избавилась от южнорусского говорка с кавказским акцентом. Потом случались, правда, рецидивы, но только когда я сильно волновалась – например во время просмотра любимого бразильского сериала.

А как прекрасно мне с ним было в постели! Костя меня многому научил. Точнее – всему. Ведь до него я никогда и ни с кем…

В общем, мы жили душа в душу, и казалось, что этому счастью не будет конца. Только в одном я ему не уступила – не ушла со службы. Мне казалось очень тоскливым и тягостным находиться целый день дома одной в ожидании любимого мужа. И это было моей трагической ошибкой…

– На, полюбуйся, Аза, на своего благоверного в минуты его отдыха. А может, наоборот – у него как раз работа такая. – И Эдик кинул на мой рабочий стол пачку фотографий.

Потом встал рядом и бесцеремонно уставился на меня – ждал реакции.

Я посмотрела только на один снимок. На другие глядеть уже не было сил.

Увидев, как мгновенно обезумели мои глаза, ко мне подскочила Мила – не скажу, что очень уж близкая моя подруга, но иногда мы с ней любили пошептаться кое о чем сокровенном, обменивались мнениями о разном там наболевшем и прочих колебаниях души.

Она с нескрываемым любопытством, не спеша – как говорится, с чувством, толком и расстановкой, – просмотрела все фото и с беспощадным профессионализмом прокомментировала позиции, в которых Костя находился со своей любовницей. А потом выпалила роковую фразу, нашедшую мгновенный и естественный отклик в моей потрясенной душе:

– Убила бы этого гада своими руками! – и при этом она мечтательно прижала одну из фотографий к груди.

К моему столу подошел и Федор Филиппович, с которым Мила, между прочим, периодически миловалась, причем иногда прямо в отделе, за ширмой. Он тоже с очевидным интересом, долго держа в руках каждый снимок, разглядывая его под различными ракурсами, блудливо улыбаясь и шевеля при этом губами, осмотрел всю фотоэкспозицию, наконец хмыкнул и заявил:

– Да, ничего не скажешь, ублажил Костик девицу по полной программе. Не всякой перепадает такое счастье. Не всякой… – И посмотрел на меня как-то неопределенно-многозначительно.

Осталась сидеть на месте только самая молодая наша сотрудница – Оля. Она молча вжалась в стул, хотя и ей, наверное, до смерти хотелось посмотреть на всю эту порнографию. Еще бы! А кому бы не хотелось – не считая меня, конечно! Постеснялась, однако, Оленька.

– А действительно, подружка, – между тем продолжала развивать свою идею Милочка. – Ты же – женщина с Кавказа, а там за такие вещи убивают и мужа, и его любовницу.

«…И свидетелей своего позора», – мысленно завершила я ее фразу.

Вообще-то у Милы была одна причина недолюбливать моего Костю, о чем мне под большим секретом рассказала она сама, но раз это секрет, то я о нем распространяться не буду. Не в моих принципах болтать почем зря. Однако, скорее всего, про убийство Мила говорила не всерьез, а ехидно надо мной подшучивала, как это часто случается в неискренней женской дружбе.

Но вот Эдик вроде бы уцепился за высказанную ею мысль вполне натурально:

– А и вправду, Аза! Кого ж тогда и убивать, как не мужа – блудника и бизнесмена! Одно нажатие на курок, и ты – свободная, а главное, богатая женщина. Весь мир у твоих ног! А алиби я тебе обеспечу – скажу, что ты была во время убийства со мной.

– Тебе-то зачем это надо? – Я с раздражением скинула всю кучу фотографий на пол и пнула их ногой.

– Неужели непонятно? Я тогда на тебе сразу же женюсь. И уж мы с тобой вволю… – «Потрахаемся, видно, хотел он сказать, но в этот раз произнести сие почему-то постеснялся.

Между тем закипел поставленный ранее Милой кофейник, и Федор Филиппович, плеснув в чашку горячий и ароматный напиток, протянул его мне.

Я приняла кофе с молчаливой благодарностью, и, пока прихлебывала его, народец молчал. Было ощущение, что все мой сослуживцы ждут от меня чего-то такого этакого. В общем, чего-то из ряда вон.

А мой мозг, видимо, чтобы я хотя бы временно отключилась от происходящего в данный момент кошмара, вдруг извлек из памяти не столь давний эпизод – как поссорился Эдик с нашим начальником отдела Федором Филипповичем.

Тот за какой-то прокол срезал ему премию, и Эдик придумал страшную месть. Он обладал потрясающей способностью имитировать любые голоса, и вот Эдик взял да и голосом нашего директора по всей форме отчитал Федора Филипповича за некую мнимую оплошность. Все это произошло по телефону, конечно.

Наш начальник отдела тот выговор проглотил молча, не решился на выяснение отношений с руководством.

Вся эта история-таки позже вскрылась, и Федор Филиппович был просто взбешен. Потом, правда, с Эдиком они постепенно помирились.

Но сейчас, когда я вспомнила этот фольтик Эдика, вдруг дико расхохоталась, так, что сослуживцы стали тревожно переглядываться. Впрочем, я быстро успокоилась.

Наконец я сделала последний глоток, и тогда наш дорогой начальник, подойдя ко мне сзади, вроде как по-отечески, но достаточно смачно обнял и привлек меня к себе, шепнув на ухо:

– Пошли со мной, я хочу сказать тебе кое-что наедине.

Я нехотя встала, и он почти поволок меня за ширму – ту самую, куда, как я уже говорила, любил заглядывать с Милочкой.

– Ты наших не слушай! Они тебя любят, им за тебя обидно, вот они горячку и порют, – жарко зашептал он мне в ухо. – А ты к тому же – девушка гордая и темпераментная. Я бы даже сказал – сверх всякой меры. Ты и вправду можешь совершить необдуманный поступок, о котором будешь жалеть всю свою жизнь. Да еще сидя за решеткой. Я тебе вот что посоветую: ты просто накрой их обоих. Это хорошо действует в воспитательных целях. Скажи мужу, что едешь, в двухдневную командировку, а на самом деле ночью приходи домой. Чуть позже полуночи. Застукаешь голубков вдвоем в соответствующем виде, и этого вполне достаточно. Ну и, конечно, скандал им учинишь по полной программе. Это очень впечатляет, уж поверь моему житейскому опыту. – И как бы в доказательство последних слов он слегка наклонил свою облысевшую голову.

Все во мне клокотало и бурлило, но рациональное зерно в его словах, как мне показалось, имелось. Снимки снимками, но мне требовалось прямое доказательство. Поэтому застукать их надо обязательно. И уж тогда я решу, что предпринять…

Но тут я засомневалась:

– А с чего вы взяли, что он обязательно приведет эту девку к себе, как только я уеду?

Федор Филиппович посмотрел на меня как бы с сожалением:

– В таких случаях, милочка, это делается просто автоматически.

Мы вышли из-за ширмы, и тут же в отделе появился директор фирмы. Это был новый директор, не тот, что принимал меня на работу, мужик лет под сорок. Не знаю почему, но он почти сразу выбрал себе другую секретаршу, некую Леночку, довольно вульгарную особу, а меня отправил в отдел сбыта, к Федору Филипповичу.

У этого директора была удивительная способность входить к нам в тот самый момент, когда работа по какой-либо причине стояла. Эдик даже не далее как вчера высказал мысль, что новый босс, видимо, установил в нашем отделе подслушивающее устройство.

– Что у вас тут происходит? – недовольно вопросил он. – К междусобойчику готовитесь? По какому поводу?

Обстановка в отделе была действительно совершенно нерабочая, все служащие, хотя и с разной степенью эмоциональности, обсуждали мою ситуацию. К счастью, Эдик успел убрать с пола сброшенные мной на паркет фотографии.

– Все в порядке, Борис Семеныч! – бодро отрапортовал Федор Филиппович. – Мы обсуждаем показатели отдела за прошедший квартал. Идет, так сказать, критический разбор…

– Ну-ну, – буркнул директор и тут же пристально посмотрел на меня, практически в упор. – Арзаева, у вас совершенно больной вид, отправляйтесь-ка немедленно домой.

– Ноя…

– Это приказ! – И Борис Семеныч покинул помещение.

Я тут же подошла к Эдику:

– Ты откуда все эти фотки взял?

– Сам снимал, – самодовольно ответил он. – Выслеживал эту парочку и фиксировал самое интересное! Правда, здорово получилось?

– Зачем ты это сделал?! – Я была поражена.

– Уж очень меня твоя любовь к этому козлу раздражала, вот и решил открыть тебе глаза.

От моей пощечины его лицо разом побагровело, но он промолчал и только криво ухмыльнулся.

Распоряжение директора оказалось весьма кстати: торчать на работе под соболезнующими – но, похоже, не всегда искренними – взглядами сослуживцев стало совершенно невозможным. И я с облегчением покинула офис.

Подойдя к своей «Опель-Астре», я полезла в сумочку за ключами от автомобиля и с немалым удивлением обнаружила в ней все те же фотографии мужа с его пассией. Подлец Эдик сумел каким-то образом незаметно для меня туда их засунуть.

Ощущение гадливости, охватившее меня, когда я в первый раз взглянула на эти снимки, куда-то испарилось и сменилось настоящим приступом мазохизма. И я, расположившись в салоне машины, стала самым пристальным образом разглядывать их.

Да, что и говорить, мой муженек облобызал эту девку с головы до ног, ни одного живого места на ее теле не пропустил. А Эдик проделал свою грязную работенку прямо-таки с поразительной скрупулезностью.

Нет, такой позор, павший на мою голову, действительно смывается только кровью!

И вдруг отрылась правая дверь салона моей машины:

– Разрешите?

Я обернулась и увидела директора фирмы, Бориса Семеновича. Конечно, я была немало удивлена. Кивнув, я стала лихорадочно запихивать эти поганые фотки обратно в сумочку.

Борис Семенович расположился рядом со мной на переднем сиденье и каким-то глухим, не свойственным ему голосом, не глядя мне в глаза, сказал:

– Я специально отпустил вас с работы, Аза, потому что хочу поговорить с вами наедине. – И, помолчав, он добавил: – Очень серьезно хочу поговорить.

Мне, наверное, следовало сильнее удивиться, но фотографии будто обжигали мои ладони сквозь кожаную оболочку сумочки и мешали воспринимать слова собеседника так, как они того, вероятно, заслуживали, и я лишь механически спросила:

– О чем же?

Дело в том, Аза, что я в курсе всей этой истории с вашим мужем. И… – Он сделал паузу, будто обдумывал, стоит ли ему произносить следующую фразу, но все-таки ее проговорил: – Я знаю даже немножко больше об этом деле. При определенных обстоятельствах, – тут Борис Семенович резко повернулся ко мне, – я мог бы вам обо всем рассказать. По крайней мере о том, что мне известно. Но, повторяю, только при определенных обстоятельствах. Я все еще не могла достаточно ясно воспринимать смысл его речей, но последние слова директора заставили меня насторожиться.

– И какие же это обстоятельства?

Борис Семенович тяжко вздохнул.

– Вы ведь, Аза, до сих пор не знаете себе цены – как женщины, я имею в виду. Из-за таких, как вы, в прошлые века стрелялись и спускали целые состояния. Когда я стал директором нашей фирмы «Монмартр» и увидел, какая у меня секретарша, то сразу понял, что работать с вами невозможно. Вы ведь всегда будете находиться перед моими глазами, я стану думать только о вас, и все дела пойдут побоку. Именно потому я перевел вас в отдел сбыта.

Любовное признание всегда приятно любой женщине, но я не чувствовала к Борису Семеновичу ничего похожего на взаимность и потому достаточно равнодушно ответила:

– Я польщена вашим отношением ко мне.

Что касается вашего мужа Кости, то у него с этой девицей совсем не случайный эпизод, – продолжал свою речь директор, видимо, не слишком обращая внимания на мою холодность. – Вы для него – просто красивая визитка, но он вас совершенно не ценит. Костя – законченный эротоман, обладающий целым комплексом сексуальных извращений. Он повсюду ищет и, как правило, находит соответствующих особ. В их кругу этот парень и проводит все свое свободное, да и любое другое время. Можете мне поверить – я знаю о чем говорю, и совсем не понаслышке.

Кто-то, наверное, подумает, что я была потрясена? Нет, здесь уместно какое-то другое, более сильное выражение!

– Зачем вы мне все это говорите? – спросила я сдавленным голосом.

– Я повторюсь – вы цены себе не знаете, – перешел он на горячечный шепот. – Я – правоверный иудей, и у меня жена и двое детей. Но ради вас я готов бросить семью и даже отказаться от своей веры. У меня на счетах в различных банках мира шестьдесят миллионов долларов. Поедем со мной, Аза, в США либо Израиль, а хотите – куда-нибудь в Австралию. Я устрою так, что наши нынешние браки будут расторгнуты заочно. У нас будет райская жизнь, Аза! Такая, какую вы и представить себе не можете!

Я думала не слишком долго.

– То, что вы предлагаете, невозможно, Борис Семеныч. Мне слишком жалко вашу бедную супругу и тем более ваших малышей.

У меня нет никаких малышей! Моей старшей дочери уже семнадцать! – И он в возбуждении дважды вскинул растопыренные пальцы, видимо, таким образом показывая, сколь много на самом деле лет его дочери.

В ответ на эту реплику я ответила категорическим молчанием, и Борис Семенович, похоже, не сразу понял, что получил отказ, причем совершенно безапелляционный, поскольку директорские глаза еще какое-то время светились надеждой.

Но вот она стала испаряться из его зрачков, и они стали привычно холодными.

– В таком случае, Аза, вам не избежать серьезных неприятностей. И это еще, пожалуй, мягко сказано.

И директор покинул салон моего автомобиля, громко хлопнув дверью.

Невнятная угроза Бориса Семеновича Ардова не произвела на меня никакого впечатления. Мной владела только одна мысль: накрыть мужа с любовницей в постели и отомстить им.

Как отомстить – я пока не представляла. Может быть, действительно убью обоих. Это будет зависеть только от моего эмоционального состояния в тот момент. А уж чем совершить праведную месть – у кавказской девушки всегда найдется…

Добравшись до дома, я стала готовиться к «командировке». Первая проблема – где провести время до полуночи? Логичнее всего – у Эдика. Но после содеянного им я не только потеряла к нему всякую симпатию, но чувствовала теперь к этому «папарацци» нечто вроде омерзения.

Можно было бы, наверное, наведаться к Федору Филипповичу, тем более что моя «командировка» – его идея, но у начальника отдела наверняка дома будет Милочка, и мешать их интимным делам мне совсем не улыбалось.

Пожалуй, схожу-ка я в кино. Давно не была, между прочим, в кинотеатрах! Все мечтала затащить туда на досуге Костю. И вот при каких обстоятельствах сбывается моя мечта! И в каком, однако, урезанном виде…

Я стала заполнять вещами небольшой саквояж. Делала это для антуража, конечно, – умывальные принадлежности, косметика всякая, парфюм… Приходится маскироваться, ничего не поделаешь.

И вот появился Костя. Он тоже пришел с работы. По словам Кости, ему вообще «приходится пахать без выходных, поскольку этого требует бизнес».

Я поприветствовала его, но не нашла в себе силы не только, как обычно, поцеловать мужа, но и посмотреть ему в глаза.

– Что с тобой, Азик? Какие трудности? – И Костя меня нежно (нежно! Неужели я ошиблась?) поцеловал.

У меня на глаза навернулись слезы, и я, вывернувшись из его объятий, нырнула за дверь ванной.

Мне стоило немало сил и времени привести себя в порядок, и, когда это удалось, я вернулась к Косте, дабы сообщить ему о «срочной командировке».

– Так вот оно что! – возмущенно воскликнул Костя. – Вот отчего у тебя с нервишками нелады! Да не расстраивайся ты так. Я сейчас позвоню Ардову и все улажу.

– Нет! – твердо ответила я. – Это внутренние дела нашего отдела сбыта.

– Так тебя посылает тот старый пердун… как его там… Федор Филиппыч, что ли? – презрительно сморщился муж.

– Он самый.

И не успела я, что называется, и глазом моргнуть, как Костя набрал номер телефона нашего отдела. Он подозвал к аппарату Федора Филипповича, и я замерла.

Но начальник отдела оказался на высоте, хотя этот звонок был для него, конечно, неожиданным. Я не слышала, что он ответил моему разгневанному мужу, но, похоже, что-то в таком духе: мол, у нас в отделе все равны и должны отрабатывать свою зарплату. Не хочет ехать Аза Арзаева в Тамбов – пусть увольняется к чертовой матери.

Так или иначе, Костя свои возражения снял – может, до мужа, наконец, дошло, что меня ближайшей ночью не будет дома и, значит, руки у него развязаны! Повесив трубку, он смущенно посмотрел на меня.

– Твой Филиппыч говорит, что ты едешь всего на два дня. Одна ночь в гостинице. Может, это и не так страшно, а? – Костя виновато улыбнулся.

– Конечно, дорогой, это сущие пустяки, – нашла в себе силы улыбнуться и я. – Тем более фирме надо обязательно продвигать товар на новые рынки. А без меня ты будешь только одну ночь. – Я произнесла последнюю фразу по возможности игриво и сразу же пожалела об этом: муж мгновенно воспламенился.

– Одна ночь без тебя – это слишком долго. – Он легко подхватил меня на руки и понес в спальню. – Мы эту ночь компенсируем: немедленно и неоднократно.

Я могла бы сослаться на женское недомогание и отказаться от секса наотрез. Но пока еще ничего не решено, а желание мужа для кавказской женщины – закон, и я покорно легла в постель.

Я сидела со своим саквояжем в грузинском ресторанчике под открытым небом и прихлебывала «Киндзмараули». А может быть, и нечто другое. На самом деле я не чувствовала вкуса вина и не могла прочитать этикетку на бутылке – буквы расплывались перед глазами.

Мужчины то и дело поглядывали на меня, одинокую и, как многие говорят (а если не говорят, то наверняка думают!), привлекательную женщину, но, возможно, что-то в моей позе или в выражении лица мешало кому-либо из них попытаться завязать со мной знакомство. И следует признать, они поступали мудро.

Моя же внешность отражала, видимо, то, что творилось в моей душе. Ведь сегодня ночью могла решиться моя судьба, и я уже почему-то не сомневалась, что так оно и произойдет.

Расплатившись с официантом, я вышла на вечернюю улицу. Вид гуляющей развеселой молодежи в контрасте с моим внутренним состоянием меня поразил, хотя вполне понятно, что им всем, ищущим возможность как следует «оттянуться», не может быть дела до одинокой печальной женщины с саквояжем в руке.

Я стала искать какой-нибудь близлежащий кинозал. Мне нужен был сеанс на десять вечера, а что уж там будет за фильм, меня не интересовало совершенно.

Наконец я набрела на кинотеатр, на название которого даже не обратила внимания, и подошла к окошку кассы.

К моему разочарованию, все билеты на десять вечера были проданы.

– У меня осталось несколько билетов на двенадцать ночи, – объявила кассирша. – Берите, пока не поздно, а то и те разберут: фильм-то – просто убойный.

От последнего ее слова я вздрогнула. Билет на полночь был мне не нужен, поскольку к этому времени я собиралась возвратиться домой. Но подсознательно я пыталась оттянуть, как уже казалось, неизбежное и вняла призыву кассирши.

Пришлось опять два часа торчать в ресторане, видимо, все с таким же отталкивающим видом, но наконец время подошло к полуночи, и я пошла на сеанс.

Что там происходило на экране, я не понимала, да и понимать не желала. В какой-то момент мне даже показалось, что идет демонстрация фотографий, преподнесенных мне Эдиком. Но, приглядевшись, я поняла, что похожи только позы, лица же – совсем из другой, наверное, далекой и прекрасной жизни.

Единственное, что заставило меня как-то отреагировать, – я почувствовала на своем колене чью-то руку.

Я обернулась к обладателю этой руки и увидела мужчину крупного телосложения во цвете лет. Он косился в мою сторону и блудливо улыбался.

– Убэры руку, ублудок, а то зарэжу, – произнесла я вроде бы достаточно ровно, но невольно перешла на кавказский акцент.

Мужичок не только мгновенно освободил мое колено, но и сразу же стал пробираться к выходу.

Но вот сеанс закончился. Я вышла на улицу и взяла такси. Остановила машину за квартал от своего дома.

Некоторое время размышляла: а нужен ли мне этот саквояж, с которым я, как последняя идиотка, таскалась целый вечер по всему городу?

В конце концов решила, что эта игрушечная маскировка мне теперь совершенно ни к чему.

Ведь я уже не сомневалась, что через несколько минут все будет так или иначе решено. Я достала из саквояжа документы, деньги и оружие и выбросила дорожную сумку в ближайший мусорный ящик.

А теперь – к делу.

Я вошла в подъезд, поднялась на свой этаж, приготовила оружие и осторожно вставила ключ в дверной замок нашей с Костей квартиры.

Я выскочила на лестничную площадку, держа пистолет в руке и находясь в совершенной прострации. Но из нее меня быстро вывел вой милицейской сирены. Вероятно, кто-то из соседей, услышав звуки выстрелов, набрал «02».

«Бежать», – мелькнула мгновенная мысль, и я понеслась вниз по лестнице.

И тут же навстречу мне раздались тяжелые шаги, точнее – частый топот ног. Наверх быстро поднималось не менее трех-четырех человек.

Я, словно всю жизнь только и делала, что скрывалась от погони, тут же выскочила на нежилую лоджию и спрыгнула со второго этажа на травяной газон. Приземлилась удачно – руки-ноги целы.

Бросив короткий взгляд в сторону своего подъезда, я увидела рядом с ним «Форд» в боевой красно-синей раскраске и милиционера. Ему, вероятно, было поручено сторожить выход из подъезда.

Я понеслась к Филевскому парку, не имея ни одной разумной мысли в голове. Куда бежать? Что делать? К кому обратиться за помощью или хотя бы путным советом?

Только через полкилометра сумасшедшего бега по аллее я остановилась, чтобы отдышаться, и даже решилась присесть на скамейку – погони я уже не ожидала.

Несколько минут я собиралась с мыслями и вдруг боковым зрением увидела, как из-за кустов вынырнул высокий мужчина в камуфляже и рванулся в мою сторону.

Я невольно вскрикнула и, буквально взлетев со скамейки, вновь помчалась по аллее.

Но камуфляжник бежал намного быстрее. Он нагнал меня через десяток секунд, и я, почувствовав на своем горле нечто вроде удавки, сразу же стала задыхаться.

Уж и не знаю, что он там задумал, – остановить и захватить меня таким вот способом или, может быть, даже убить. Так или иначе, времени для размышлений у меня не было вообще никакого, зато пистолет в руке был. Камуфляжник находился сзади, вплотную ко мне, и я, слегка раздвинув свои ноги, влепила пару зарядов чуть пониже его паха.

Он взревел на манер киношного динозавра, и дыхание мое сразу стало легким и свободным.

Покинув парк и поймав частника, я решила все же ехать к Эдику. Ведь он сам предложил мне «алиби», что бы я теперь об этом парне ни думала.

На звонок в свою квартиру Эдик откликнулся на удивление быстро, хотя была глубокая ночь, – возникло такое ощущение, что он ожидал меня. Тем не менее вопрос «кто там?» все же последовал.

– Это я, Аза.

– Аза? – Открывший дверь Эдик был изумлен до крайности. – Какими ветрами?..

– Можно войти? – нетерпеливо спросила я.

Он вроде как замялся и «заходи» произнес, можно сказать, через силу. Дальше прихожей Эдик меня вообще не пустил.

– Так в чем дело?

– А ты не догадываешься? – сердито буркнула я. – Разве не ты обещал мне «алиби»? Теперь предпочтительнее мне у тебя и остаться, чтобы меня не увидели где-нибудь в другом месте.

– Так ты и вправду их… того?.. – Эдик вытаращил глаза.

– Что значит: я «их того»? Я всю ночь была у тебя! Разве не так?

Эдик призадумался.

– Ну, может, и так, – произнес он с очевидной неохотой. – Но лучше бы ты у меня была по факту.

– Почему бы нам не обсудить все это в твоей квартире?

– Впустить тебя сейчас я не могу: я не один. – Эдик кивнул через плечо. Похоже, у него и вправду кто-то был – я услышала какое-то шевеление. А потом в матовом стекле, составляющем часть двери, ведущей в спальню, обрисовался чей-то силуэт, показавшийся мне знакомым. Господи! Да ведь это же Оленька из нашего отдела! Мне и Мила что-то говорила об их особых отношениях, да я как-то пропустила ее слова мимо ушей. – И вообще, – вдруг решительно объявил Эдик, – ты меня в свои делишки не впутывай!

Я не удержалась от плевка ему в рожу и выскочила из квартиры.

Куда же теперь? Придется податься все-таки к Федору Филипповичу, только он способен дать мудрый совет. Возможно, я и помешаю его интимным играм с Милочкой, но тут уж ничего не попишешь. Перебьются как-нибудь ради такого случая.

А вот здесь дверь долго не открывали. Но наконец на той стороне зашевелились.

Когда я представилась через дверь, начальник отдела был, видимо, изумлен не меньше Эдика. Он открыл замок, и я увидела его и Милочку. Оба накинули на себя халаты, и не сказать, что у этой парочки был заспанный вид.

– Неужели произошло самое страшное? – сразу же спросил Федор Филиппович.

– Да, и я сейчас вам все расскажу. Только заварите мне, пожалуйста, кофе.

Начальник отдела повел меня на кухню, поставил турку с кофе на газовую плиту и успокаивающе погладил мои волосы.

Я было расслабилась, но тут услышала, как в коридоре раздался приглушенный голос Милочки. Что она говорила, я не разобрала. Но, видимо, связь на телефонной линии оказалась неважной, и ей пришлось повысить тон.

Я напрягла слух. Сомнений не было – Милочка вызывала милицию.

Я схватила турку с уже закипавшим кофе, выплеснула ее содержимое на лысину сразу же завопившего дурным голосом Федора Филипповича и, пылая местью, бросилась в коридор. Но Милочка, завизжав, успела запереться в туалете.

Я попыталась покинуть квартиру, однако никак не могла открыть замок.

Тогда, достав из сумочки пистолет, я двумя выстрелами разворотила запорное устройство.

На улице уже начало светать.

Глава первая

Версия номер один

Звонок добрался до его погруженного в глубокий сон сознания с большим трудом. Так Дмитрию, во всяком случае, показалось: когда он наконец поднял трубку, та была теплой – будто телефонный аппарат, пытаясь привести его в чувство, основательно перегрелся.

Кто звонил – сомнений не вызывало: конечно, дежурный по окружному УВД. Вообще-то ночные вызовы по служебной необходимости были достаточно редки, но они происходили с поразительной неизбежностью, если он до ночи засиживался за преферансом.

Поднимая трубку, Дмитрий искоса взглянул на будильник с фосфорным напылением циферблата и стрелок. Так и есть – только полтретьего ночи, а он вернулся домой в час!

– Бороздин слушает, – буркнул он в трубку в меру злобно.

– Майор Филиппов тебя беспокоит, Димыч. Я сегодня дежурю по управлению.

Кто другой на месте дежурного мог бы по-начальственному гаркнуть, внутренне при этом злорадствуя, но его голос был почти извиняющимся – все потому, что майор Филиппов, или попросту Михалыч, являлся приятелем и постоянным собутыльником Дмитрия. Впрочем, расслабляться им из-за служебной загруженности доводилось не часто, о чем они оба внутренне сожалели.

– Что стряслось, Михалыч? Труп образовался?

– Даже два. Сам знаешь, начальник твоего убойного отдела распорядился: в случае, если дело пахнет криминалом, а убийца не схвачен на месте, вызывать именно тебя.

Что верно, то верно. Лева Зайцев (Дмитрий одновременно с ним пришел на службу в управление почти десять лет назад, и Лева лихо обошел его на иерархической лестнице), не шибко веря в оперативный талант других сотрудников своего отдела, предпочитал все темные дела сваливать именно на капитана Бороздина. Это, конечно, вызывало у Дмитрия чувство законной гордости, но и причиняло некоторые бытовые неудобства. Как, например, сегодняшней ночью.

– А Сереге Колодкову ты уже звонил?

С этим старшим лейтенантом Дмитрий делил служебный кабинет и, как правило, вместе с ним проводил дознания и оперативные мероприятия. То была идея Левы: он как-то заметил, что у Бороздина с Колодковым, если они скооперируются, дела продвигаются заметно лучше, чем у каждого в отдельности.

И, пожалуй, здесь майор Зайцев не ошибся. Если бы сыск велся на чистом интеллекте или же на оперативной интуиции, у Дмитрия перед Серегой было бы серьезное преимущество, но в контактах с фигурантами Колодков незаменим, это точно.

Дело в том, что он умел как-то по особому воздействовать на женский пол, имел к нему некий специальный подход. Другими словами, старший лейтенант обладал редким талантом совершенно ненавязчиво развязывать женщинам язык, причем независимо от их возраста.

На что многие, конечно, возразят, что задача сия – совсем не хитрая: бабы, мол, на то и бабы, чтобы болтать сверх всякой меры.

Но пусть эти «многие» попробуют разговорить фигурантку по существу дела! Дмитрий не сомневался, да и по опыту знал: облом обеспечен в девяти с половиной случаях из десяти. А Колодков добивается своего примерно в таком же процентном соотношении.

Как это у него получается, для Дмитрия до сих пор оставалось загадкой. На его – правда, чисто мужской – взгляд, старший лейтенант не обладал внешностью киногероя либо неотразимым обаянием, да и в речах его не прослеживалось ничего завлекательного или необычного. А вот поди ж ты… Похоже, он налаживал с дамами контакт на каком-то подсознательном уровне.

Да и мужчины при нем становились более разговорчивыми, но причина этого феномена выглядела более прозрачной. Колодков, будучи двухметрового роста, к тому же всерьез занимаясь бодибилдингом, представлял собой фигуру поистине устрашающую. Довольно часто при допросе ему достаточно было сделать просто недовольное лицо, и сразу начинали колоться весьма серьезные мужики, которые поначалу – как правило, с помощью дорогих адвокатов – строили некие хитрые планы защиты.

– Да, у меня на этот счет тоже есть инструкция от вашего начальника. Я раньше позвонил Колодкову, чем тебе, поскольку у него нет своей машины и он дальше тебя живет от места преступления, – обстоятельно пояснил Михалыч.

– Ну, говори адрес.

Выяснилось, что криминальный инцидент произошел в жилом доме на Большой Филевской улице у Филевского парка, о чем сообщил по «02» некий аноним из телефонной будки, расположенной возле станции метро под названием, как нетрудно догадаться, «Филевский парк».

На место преступления капитан решил особо не спешить. Раз дежурный наряд милиции из местного ОВД не схватил убийцу или убийц по горячим следам, то дело затянется практически неизбежно. Поэтому суетиться не стоит – гораздо важнее привести себя в рабочее состояние.

Он принял контрастный душ, выпил чашку крепко заваренного черного кофе без сахара, тщательно побрился и лишь тогда спустился во двор и завел свою «Самару».

Новая кирпичная одноподъездная многоэтажка,, указанная дежурным по управлению, действительно располагалась совсем недалеко от парка. Поднявшись на третий этаж, Дмитрий, еще раз сверившись с адресом, позвонил в квартиру, где, по всей видимости, произошло криминальное деяние.

Дверь открыл Серега Колодков и сразу же повел его за собой.

Дежурная опербригада орудовала здесь уже на полных оборотах. Криминалисты по всей квартире снимали отпечатки пальцев, возился со своей аппаратурой фотограф Юра, а где-то неподалеку слышался сипловатый голос судмедэксперта.

Сам Сергей Колодков выглядел столь уверенно и вел себя так по-деловому, будто преступление он уже практически раскрыл.

Старший лейтенант вел его по необъятной квартире, насколько Дмитрий понял, в сторону кухни – осторожно, вдоль стеночки, обходя криминалистов, изучающих и фиксирующих следы на паркете.

На кухне Бороздин увидел два трупа, лежащих на полу. Оба навзничь.

Мужчина в спальной пижаме тянул лет на тридцать пять, может быть чуть больше. Девица в глубоко декольтированном платье была годков на пятнадцать помоложе.

– В обоих всадили по пуле в бок, а потом добили контрольными выстрелами в голову, – кратко прокомментировал ситуацию старший лейтенант.

Бороздин вопросительно посмотрел на судмедэксперта, находившегося здесь же, но тот ничего не добавил к сказанному, углубившись в какие-то свои бумаги.

Дмитрий вновь повернулся к Колодкову:

– То есть сработал профессионал?

– Вроде бы… – почесал лоб Серега. – Но профи обычно оставляют оружие на месте преступления, а ствол найти пока не удалось.

– Личности убитых установлены? Старший лейтенант вынул из кармана исписанный листочек бумаги.

– Константин Карнаухов, труп мужского пола, – это хозяин квартиры. Очень богатый человек. Владеет или, точнее, владел десятками магазинов модной одежды. Бутиками там всякими. Личность женщины пока нам неизвестна.

– Карнаухов один в этой квартире проживал?

– Нет, здесь же зарегистрирована его жена, некая Аза Арзаева. Фамилию она почему-то оставила после бракосочетания свою: видно, мужняя ей показалась недостаточно благозвучной, – ухмыльнулся Колодков. Он любил в любом, пусть и весьма трагическом, эпизоде найти какой-либо забавный нюанс.

– А где же эта Арзаева сейчас? Старший лейтенант пожал плечами:

– А хрен ее знает.

Ситуация выглядела абсолютно классической. Как в романах.

– Вот что, Серега. Пусть опербригада бросает все свои дела и проводит обыск квартиры. Будем искать документы Арзаевой, а также наличные деньги.

– Грамотная мысль! – Колодков в знак одобрения поднял вверх указательный палец.

– И еще. Официальный запрос в МПС и Министерство гражданской авиации со всеми их кассами мы сделать сейчас не сможем. А когда сможем – время будет упущено. Но я знаю, Серега, у тебя особые отношения с девочками с центральных– компьютеров, фиксирующих распространение билетов обоих этих транспортных ведомств… – Бороздин положил руку Колодкову на плечо и проникновенно посмотрел ему в глаза. – Сделаешь?

– А то! – ухмыльнулся старший лейтенант и сразу же полез за мобильником.

Дмитрий не отходил от напарника: в любом случае – отрицательном или положительном ответе – информация, затребованная Колодковым, была слишком важна.

– Нет ни хрена на эту Арзаеву! – с довольно мрачной физиономией объявил старший лейтенант. – Может, на междугородном автобусе укатила?

На этом виде транспорта порядки были полиберальнее – паспортов у пассажиров не спрашивали, и Дмитрий только махнул рукой:

– Что ж, укатила, так укатила. Но мы пока даже косвенно не установили: причастна ли Арзаева к этому двойному убийству. Так что опять-таки – ищем ее документы и наличность. Если нет ни того, ни другого, тогда Аза Арзаева у нас становится подозреваемой номер один. Только давай соблюдать законность – найди двух понятых.

– Откуда же я их возьму посреди ночи? Да и какая тут законность, если у нас даже ордера на обыск нет?

– Ордер завтра возьмем и оформим задним числом. Обычное дело, – пожал Дмитрий плечами. – А насчет понятых… Слышишь, наверху музыка играет?

– Понял, капитан!

Колодков пошел за понятыми, а все криминалисты принялись обыскивать квартиру. Только судмедэксперт не отвлекался от своих дел и продолжал оформлять документацию.

Дмитрий решил его все-таки потревожить.

– Ну что скажете, доктор? – Именно так обычно обращались в управлении к этому пожилому, с многолетним профессиональным стажем патологоанатому.

– Тебе уже Серега все четко объяснил. Добавлю только, что смерть у обоих наступила час-полтора назад.

Прежде чем с опербригадой включиться в обыск квартиры, капитан решил ее предварительно осмотреть. И в первой же комнате наткнулся на нечто, поразившее его воображение.

На одной из стен висел огромный, в полный рост, художественный фотопортрет девушки или молодой женщины.

Внешность ее завораживала. Она была не просто красива (мало ли в Москве красивых женщин?). Это была необычная, магнетическая красота. Девушка казалась одновременно и современной топ-моделью, и мифической амазонкой, было в ней что-то и от Золушки, и от классической французской куртизанки высшего класса. И все это вместе-взятое создавало хотя и загадочный, но исключительно притягательный – по крайне мере для капитана Бороздина – женский образ.

Черный свитер обтягивал ее высокую грудь, довольно широкие плечи и изящную талию. Короткая красная юбчонка лишь слегка прикрывала узкие бедра. Длинные стройные ноги в черных, под цвет свитера, туфельках, видимо, по просьбе фотомастера – с идеей подчеркнуть особую сексуальность его модели – были широко расставлены, а карие глаза смотрели на Дмитрия с неким вызовом. А может быть, наоборот – призывно: вдруг пронзила его враз захмелевшую голову нежданная и сладкая мысль.

Национальность девушки он определить затруднялся. Нос с горбинкой, смоляные волосы и чуть-чуть раскосые глаза говорили о ее восточном происхождении, и все-таки было в ней много славянского, даже, пожалуй, русского.

У нее были предки из самых разных народов, заключил капитан в конце концов, и, похоже, эта юная дама унаследовала их лучшие этнические особенности. Внешние черты, по крайней мере.

– Такие штуки в фотосалоне на Новом Арбате делают. – Фотограф Юра наравне с операми и криминалистами рылся в шкафах и столах в поисках документов Азы Арзаевой, но, заметив, что старший оперуполномоченный крайне заинтересованно разглядывает фотопортрет на стене, решил ему помочь своим профессиональным комментарием.

Однако Дмитрию думалось совсем о другом. Он разменял уже четвертый десяток – ему пошел тридцать второй год, а личная жизнь никак толком не складывалась. Это особенно удручало его немногочисленных родственников. По словам двоюродной сестры, Дмитрий «очень недурен собой, особо вредных привычек не имеет и обладает ровным и по-настоящему мужским характером». А кому, как не ей, доверять в этом вопросе, ведь она работала в модном женском журнале и вела раздел под названием: «Найди в России своего мачо!»

Все та же сестра считала, что проблема с законным и удачным браком возникла у Дмитрия из-за не слишком удавшейся служебной карьеры, а причина последнего – в его «чистоплюйстве».

В чем-то, полагал Дмитрий, она была права. Будучи ментом, абсолютно дисциплинированным и безотказным в работе, он чурался всяких грязных приемчиков, совершенно необходимых, по мнению его высокого начальства, в работе современного опера, – вроде подбрасывания подозреваемым улик или силовых методов воздействия на не слишком разговорчивых задержанных.

И все-таки не в этом крылась главная причина неустроенной личной жизни капитана Бороздина. Дмитрия, излишне начитавшегося еще в средней школе разного рода романтической литературы, совершенно не устраивал сам сложившийся и устоявшийся тип современной женщины. Нынешнее поколение лучшей половины человечества ему казалось морально неразборчивым, психически неустойчивым и слишком жадным до денег. Да и с точки зрения экстерьера селекция у современных женщин – уж такое у него сложилось впечатление – носила преимущественно отрицательный характер.

Короче говоря, чересчур разборчив был капитан Бороздин в женском вопросе.

И вот сейчас, пристально и даже жадно разглядывая фотопортрет неизвестной девушки, полубогини-полуведьмы, в квартире убитого коммерсанта, Дмитрий вдруг стал отчетливо ощущать, что чувствует к ней явное и почти безудержное влечение.

– Товарищ капитан! – раздался сзади голос Сереги Колодкова. – Вот… понятых привел.

С неохотой оторвавшись от созерцания портрета, Дмитрий обернулся и увидел перед собой парня и девушку, обоим лет по семнадцать-восемнадцать. Они явно были под кайфом, но держались довольно бодро.

– Не знаете, кто это? – обратился он к понятым и кивнул на фотопортрет.

– Отчего ж не знать, чувачок? – откликнулся парнишка. – Это хозяйка квартиры, Азой кличут. Клевую герлу Костик подцепил, без базара.

Нельзя сказать, что развязные речь и тон пацана, чуть ли не вдвое моложе его, Дмитрий пропустил мимо ушей, вроде как по профессиональной привычке – мол, случалось слышать кое-что и похлеще. Конечно, сопливый понятой капитана зацепил, и он легко мог, как мысленно выразился Бороздин, ткнуть засранца носом в собственное дерьмо. И в любой другой ситуации так бы и поступил.

Но то, что он от этого юного и, как говорят в молодежной среде, «продвинутого» балбеса услышал, заставило Бороздина внутренне напрячься и погасить все посторонние эмоции. Выходило так, что девушка, в которую Дмитрий успел заочно и почти мгновенно, что называется, втюриться, чего с ним прежде никогда не случалось, вполне возможно является убийцей.

Он, впрочем, не считал всех лиц, совершивших умышленное убийство, выродками рода человеческого. В состоянии аффекта кто угодно может поднять руку на своего ближнего. Но, так или иначе, на душе у капитана помрачнело.

– Когда ты ее видел в последний раз? – спросил он у нагловатого пацана.

– Сегодня утром, когда Аза в свою тачку садилась. Зрелище, я тебе скажу, чувачок! Настоящий сеанс, блин…

Что у нее за машина? – пришлось перебить Дмитрию избыточную болтовню говорливого понятого.

– «Опель-Астра», темно-серая такая. Как в нее Аза залазит, весь двор собирается…

– Где она ее ставит?

– Да в «ракушке», за домом…

– Сергей! – Капитан повернулся к Колодкову. – Сходи с парнем на улицу, пусть он тебе «ракушку» эту покажет. Да возьми с собой кого-нибудь из технического отдела. Если гараж будет закрыт, вскрывайте. Мне нужно точно знать – на месте ли машина.

– А мне чего делать? – спросила девица-понятая со скучающим видом.

– Вы звуки выстрелов слышали?

– Когда?

– Часа полтора назад.

– Не-а. У нас музон играл. Да и вообще… – Девчонка сделала неопределенный жест рукой.

– Антон! – позвал Бороздин одного из оперов. – Объясни понятой ее права и обязанности.

Сам же он, как и все остальные, принялся искать документы Азы Арзаевой и наличку, да и вообще приглядывался ко всему, что могло вызвать оперативный интерес.

Удалось отыскать двенадцать тысяч долларов, о которых подозреваемая, как Арзаеву уже стали называть в опербригаде, по-видимому, ничего не знала – деньги находились в небольшом тайничке в личной комнате Карнаухова, а вот документы ее не нашли.

Вернувшийся с улицы Колодков сообщил, что «Опель-Астра» на месте – чтобы это установить, «ракушку» пришлось вскрывать.

– Ставлю два бутыля пива против одного коньяка, что Арзаева не успела воспользоваться машиной, потому как наряд милиции слишком быстро подъехал. – Готовность заключать всевозможные пари являлась еще одной отличительной особенностью в характере старшего лейтенанта.

Капитан обычно не уклонялся от спора и соглашался заключать пари на условиях напарника, но сейчас только мрачно кивнул:

– Похоже на то.

– Надо бы ее фотографию размножить да раздать всем, кому следует, – предложил Колодков. – Как обычно, кассирам аэропортов, вокзалов, гаишникам, осведомителям…

Да-да, договорись с фотографом Юрой. Но все это раньше утра не получится. Без начальства мы тут ничего не сделаем, а ему еще надо будет доказать целесообразность такой акции. Ведь дело это муторное и недешевое. Кроме того, если Арзаева решила свалить из Москвы сразу после убийства, то она уже за пределами столицы. Времени у нее было достаточно. Да и способов – тоже. В поезде могла, к примеру, проводнице на лапу кинуть. Сейчас надо срочно узнать, откуда она родом, и установить ее ближайших родственников и друзей. Действуй.

Тут заверещал мобильник капитана. Снова звонил дежурный по управлению.

– Бороздин, ты еще на месте преступления?

– Так точно, Михалыч.

– Дело вот в чем… Недалеко от вас, в Филевском парке, один пенсионер, прогуливаясь с собакой, наткнулся на труп мужчины. Опербригада сейчас выедет. Сгонял бы и ты туда, Димыч, – по соседству ведь находишься. Посмотришь там, что и как…

– Да ты что, Михалыч! – Капитан от возмущения не сразу нашел нужные слова. – Ведь это… там же совсем другое дознание, другое дело! Для чего же тогда нам министерство инструкции пишет?!

– Может, другое дело, а может, и нет… Короче, товарищ капитан, так начальник управления распорядился. Все равно, говорит, Бороздин в двух шагах от Филевского парка, чего ради еще кого-то с постели ни свет ни заря поднимать…

Вот она, его безотказность в работе, – всегда боком ему выходит!

Бороздин хотел было сказать дежурному по управлению несколько подходящих к случаю благодарственных слов, но, сделав глубокий вздох и не менее глубокий выдох, промолчал и направился туда, куда приказано.

Осмотрев место и субъект преступления (какой-то мужик в камуфляже с простреленными, а точнее – с отстреленными гениталиями, умерший от потери крови) в Филевском парке, Дмитрий доложил свои соображения по обоим криминальным эпизодам нынешней ночи по телефону Леве Зайцеву.

Тот уже успел продрать глаза, поскольку наступило полноценное летнее утро, и неожиданно пришел в невероятное возбуждение, особенно по поводу камуфляжника. Он задал несколько уточняющих вопросов по этому делу, на которые капитан ответил не без труда. Против обыкновения он оказался не слишком внимателен при осмотре места преступления. Бороздин, не выспавшись, чувствовал себя неважно, да и был уверен, что данное расследование все равно будет вести другой опер. Но дело заключалось не только в этих обстоятельствах: он все еще находился под гипнотическим действием фотопортрета Азы Арзаевой, и душа его пребывала в великом смущении.

Понятно, фотопортрет – он и есть фотопортрет: что-то там подретушировано, что-то подрисовано. Но какая-то особая, необыденная, душевная суть и некая магическая притягательность Азы и после всех этих художественно-технических ухищрений никуда не скрылась.

Могла ли быть такая девушка убийцей? – в сотый раз задавал он себе один и тот же вопрос. И в сотый раз отвечал: да, в аффективном состоянии она могла совершить преступление. Арзаева застает мужа с любовницей – вполне достаточный повод для импульсивного акта возмездия. Тем более для южной девушки, каковой Арзаева, по многим косвенным признакам, и являлась. Но капитану Бороздину куда приятнее было считать ее невиновной.

Впервые в жизни мозги старшего оперуполномоченного «убойного отдела» работали не как у прожженного сыскаря, а как у адвоката. И защищал этот «адвокат» именно подозреваемую в двойном убийстве Азу Арзаеву.

Впрочем, объективнее было бы сказать: он искал аргументы и за, и против нее, а заодно взвешивал ситуацию в целом, сидя теперь в своей «Самаре» недалеко от входа в Филевский парк в ожидании звонка от Колодкова.

Возможно (пока только «возможно»!), рассуждал капитан, что убийца – действительно Аз;: Арзаева, из ревности застрелившая мужа и его любовницу.

Однако версию, что она застала их внезапно для себя и действовала в состоянии аффекта, придется исключить. Ведь Карнаухов пригласил свою подружку, конечно же твердо зная, что жены этой ночью не будет дома и, скорее всего, по ее, супруги, словам. Но она пришла, причем уже с пистолетом!

Получается так: Аза Арзаева известила мужа. что не придет ночевать, уверенная в том, что Карнаухов немедленно приведет в дом свою любовницу, и спланировала будущее двойное убийство.

Но могло быть и по-другому. Она действительно не собиралась ночевать дома, но что-то у нее не сложилось, и Аза вернулась раньше времени

Пистолет же она могла всегда держать при себе: обычное дело для молодой, красивой и обеспеченной женщины.

Но эти контрольные выстрелы в голову… Как-то чересчур для такой феи.

Впрочем, от свидетелей необходимо избавляться даже феям.

И все-таки была в данном деле как минимум одна странность.

Сообщение о стрельбе поступило не от соседей, как это обычно бывает, – звонок о выстрелах в жилом доме прозвучал из телефона-автомата у метро «Филевский парк», то есть не менее чем минутах в десяти быстрой ходьбы от места трагедии. А весь ход и хронометраж событий заставляют предположить, что сообщение в милицию последовало достаточно оперативно, через пару минут после окончания стрельбы.

Возможно, конечно, что соседи не слышали пальбы из-за оглушительного «музона», устроенного «чувачком» со своей подружкой. А некто, проезжавший мимо на авто, но не имевший мобильника (редкость, однако, в нынешние времена), доехал до метро и сразу же звякнул по «02».

Но есть еще один момент, связанный с этим анонимным заявителем. Он даже сказал, что стрельба велась на втором этаже дома, за единственным в данном секторе здания освещенным окном. Такая подробная наводка впоследствии дала возможность дежурному наряду быстро и точно установить место преступления.

Но капитан очень сильно сомневался, что подобного рода детали может уловить случайный водитель, проезжавший в тот момент мимо злополучного дома.

Впрочем, может быть и такое, признал он в конце концов.

Так или иначе все скоро разъяснится – работают криминалисты, работает старший лейтенант Колодков, а начальник отдела Лева Зайцев, пообещав экстренную помощь людьми и техсредствами по «делу Арзаевой», сейчас лично занимается неожиданно заинтересовавшим его убийством камуфляжника, и только он, капитан Дмитрий Бороздин, кемарит в своей «Самаре» после практически бессонной ночи.

Девять утра – оттягивать более не следовало. Станислав Шумский остановил свою новенькую «БМВ» популярной пятой серии возле ближайшего телефона-автомата и, перед тем как набрать номер, глубоко вздохнул и перекрестился. Ни в какого Всевышнего он, будучи человеком практичным и – вполне в духе времени – циничным, конечно, не верил. Но еще учась в десятом классе, приобрел привычку осенять себя крестным знамением перед экзаменами и важными контрольными работами и в последующей жизни совершал этот простейший христианский обряд перед любым серьезным мероприятием.

Сия привычка возникла у него почти неосознанно после просмотра по телеку боксерского поединка. Сражались выходец из бывшего Советского Союза и американский негр. Бой складывался явно в пользу последнего, белокожий боксер уже пару раз побывал в нокдауне. Но вот в перерыве, где-то перед шестым или седьмым раундом, советский человек встал с табуретки, перекрестился и после удара гонга пошел в атаку. Через пятнадцать-двадцать секунд все было кончено: афроамериканец лежал на полу и не смог встать на счет «десять». И вообще не смог встать – его вынесли с ринга секунданты.

Так вот этот бой, или, точнее, его исход, не заставил юного Стасика обратиться лицом к Господу, но с той самой поры крестное знамение у него стало ассоциироваться с удачей в любом, даже самом безнадежном, на первый взгляд, деле.

Предстоящая акция отнюдь не выглядела безнадежной – пока вообще все задуманные им операции проходили успешно, но случай с коммерсантом Малаховым был совсем не рядовым, и Шумский сейчас нервничал больше обычного.

– Петр Максимыч?! Фирма «Гарант» беспокоит. – Это был его пароль и позывной одновременно при общении с клиентами.

– Да?! – насторожился и, похоже, удивился Малахов.

– Ваш заказ выполнен. Мы хотели бы получить расчет.

– Какой заказ?! Я не понимаю, о чем вы говорите!

«Не хочет платить, или этот старый маразматик действительно запамятовал?» Называть суть заказа по телефону было, конечно, неразумно, хотя Шумский, хорошо знакомый с методами работы компетентных органов, не сомневался, что они не держат Малахова на постоянной прослушке – не та фигура. Но мало ли…

– Я с вами встречался пару месяцев назад. Мы выполнили для вас одну работу, и результат вам так понравился, что вы сделали еще один аналогичный заказ, – терпеливо пояснял Станислав. – Теперь он выполнен, и мы хотели бы получить оговоренную сумму. Я предлагаю сделать это на прежнем месте.

Собеседник, по всей видимости, глубоко задумался, и Шумский решил его поторопить легким покашливанием.

– Я пока все-таки не понимаю, о чем речь, – наконец произнес Малахов слегка изменившимся голосом, и Станислав почувствовал, что делец как раз сейчас все и понял. – Но вас я, кажется, помню. По-моему, здесь произошло недоразумение…

– То есть вы отказываетесь платить за сделанную работу? – Шуйский не повысил голоса, но сказал это таким тоном, что собеседник должен был почувствовать: угроза над ним нависла нешуточная.

Опять возникла пауза, которую Станислав не прерывал: он полагал, что коммерсант сейчас дозреет.

– Ну хорошо, – не сказал, а как бы проскрипел Малахов. – Подъезжайте ко мне. Тогда и разберемся, что к чему.

– К вам я более не подъеду! – жестко объявил Шумский. – Встретимся на том же месте, что и в прошлый раз. Вы должны быть, естественно, один и с причитающейся нам суммой. Через час.

И он, не дожидаясь ответа, разъединился.

Сев за руль, Шумский подумал, что он, пожалуй, зря поставил клиента в такие жесткие временные рамки: ста тысяч долларов дома у Малахова могло и не быть. С другой стороны, это делец – старой формации и, конечно, не хранит деньги в банке, спрятал их где-нибудь в тайничке. А гонорар следует вытряхивать из клиента немедленно, пока тому в голову не пришли какие-нибудь глупости в попытке зажать оговоренные бабки. Если он плотно не привязан к месту жительства, может просто куда-нибудь свалить Имеются и другие, еще более неприятные варианты…

Станислав нажал на газ, но тут же заверещал мобильник, и Шумский сразу притормозил: спешить некуда, а нарушать без нужды правила дорожного движения он не любил.

– Стае?! Срочно нужно готовить материал по Человеку Со Шнурком! – раздался в трубке возбужденный голос заместителя главного редактора. – Ты, конечно, знаешь майора Зайцева?

– Конечно!

Ему ли не знать майора Зайцева! Ведь именно тот руководил оперативной разработкой Человека Со Шнурком. Эту кличку серийному маньяку дал как раз сам Станислав Шумский в одной из своих статей для «Криминального вестника», когда выяснилось, что убийства пяти женщин, совершенные за последние два месяца в западных и юго-западных районах Москвы, – дело рук одного и того же лица. Этот парень выходил на охоту в позднее время суток, отлавливал одиноких женщин и душил их с помощью удавки. Причем не совершая никаких сексуальных действий. Вот такое у паренька было хобби.

Шумский маньяков не понимал и оттого недолюбливал. Хотя к преступникам как к таковым относился, можно сказать, с симпатией. А с чего бы ему относиться к ним по-другому? Он ведь – криминальный журналист, и всякие там аферисты, воры, убийцы и прочие бандиты дают ему материал для профессиональной деятельности, а значит, помогают Станиславу зарабатывать на хлеб насущный. Да и сам он с недавних пор разве не стал захаживать по ту сторону закона?

– Так вот, – продолжал зам. главного. – Звони Зайцеву и договаривайся с ним о встрече. Майор, кстати, тебя ждет. Ведь он сам позвонил в редакцию и попросил прислать корреспондента. Говорит, что с Человеком Со Шнурком покончено. Подробности он тебе сообщит. Шеф в курсе и с нетерпением ждет твоего материала. Он даже планирует выпустить экстренный вечерний выпуск. Так что действуй.

Станислав, выслушав своего начальника, помрачнел: не вовремя свалилось на него это срочное редакционное задание. Если бы подобное поручение он получил бы, к примеру, год назад, то был бы вне себя от счастья. Ведь вся Москва только и говорит о Человеке Со Шнурком, и статья о том, что город теперь избавлен от очередной напасти в лице этого серийного маньяка, неизбежно принесет Шуйскому громкую журналистскую славу.

Но сейчас профессиональная деятельность отошла для него на задний план, а излишняя популярность могла только повредить, раскрыв его инкогнито перед клиентами. Но и отказаться от работы в «Криминальном вестнике» Станислав считал неразумным. Конечно, в материальном плане эта работа для него теперь ничего не значила – журналистские гонорары выглядели просто смехотворными по сравнению с финансовыми результатами его тайных акций. Зато статус корреспондента «Криминального вестника» давал ему возможность быть в курсе событий в мире больших денег, где и совершались главные преступные деяния. Владение важной криминальной информацией помогало Шумскому планировать и осуществлять выгодные финансовые операции. То, что практически все они замешаны на человеческой крови, его нисколько не смущало. Тем более сам он непосредственного участия в убийствах не принимал. А и пришлось бы – рука бы не дрогнула. Так, во всяком случае, Станислав теперь считал.

Журналист позвонил майору Зайцеву и заверил, что едет к нему в управление, но на самом деле направился в противоположную часть города – в Измайловский парк, именно там, в тени деревьев, он должен был встретиться с Петром Максимовичем Малаховым. А майору Станислав потом скажет, что застрял в проклятых московских пробках. Причина по нынешним временам уважительная и встречает повсеместное понимание и сочувствие.

Он пристроил свою машину и бегло оглядел стоящие у входа в парк авто. И сразу же засек дряхлую темно-зеленую «шестерку», на которой обычно разъезжал один из королей московского рынка золота и других драгметаллов Петр Малахов.

Станислав, впрочем, не удивлялся, что коммерсант, располагающий, по оценке Шумского, капиталом не менее чем в два десятка миллионов долларов, использует столь непрестижную марку. Он знал: дельцы старой формации, сделавшие большие деньги еще при советской власти и основную часть своей жизни находившиеся под прессингом ОБХСС и КГБ, не склонны выставлять богатство напоказ, что принципиально отличает их от новых русских.

Итак, клиент прибыл, а значит, с крючка уже не сорвется!

Как и обычно в таких случаях, Станислав прибег к умеренной маскировке: приклеил усы, надел темные очки и водрузил на голову бейсболку. Этому незатейливому маскараду он научился у известного киногероя Штирлица – только тот вместо бейсболки предпочитал использовать берет. Месяца три назад, когда Шумский впервые с целью маскировки надел темные очки, он выглядел в заснеженной Москве несколько вызывающе и оттого ощущал определенный неуют, но сейчас, в конце мая, при солнечной погоде чувствовал себя вполне комфортно.

Станислав направился было в парк с пустыми руками, поскольку клиенты обычно передавали ему деньги вместе с кейсом или в какой другой таре. Но вовремя вспомнил, что в прошлый раз этот старый пень Малахов приволок бабки в дряхлом кожаном портфеле времен развитого социализма, непременном атрибуте советского чиновника средней руки, и, вытащив оттуда оговоренные баксы, со своим бюрократическим раритетом так и не расстался.

Пришлось Станиславу вернуться и прихватить с собой большую хозяйственную сумку, с которой он обычно заезжал в торгующий по сниженным ценам гипермаркет, где закупал продукты сразу на неделю.

Торговец золотом его ждал, сидя на лавочке, крепко сжав в руках свой легендарный портфель и устремив прямо перед собой неподвижный взгляд.

Шуйский осмотрел окружающую местность довольно-таки поверхностно, поскольку никаких неприятных сюрпризов от Малахова пока не ожидал. Тот, конечно, тертый хрен и много лет крутился в криминальной среде, но всегда действовал в одиночку. А все его связи в преступном мире исчерпывались знакомством с ворами хотя и заслуженными, но потерявшими былое влияние, и никакой более-менее серьезной криминальной структуры современного типа за спиной Малахова не числилось.

Станислав считал этого дельца настоящим коммерческим феноменом, и то, что в девяностые годы, когда крупные деньги делались либо с использованием связей на правительственном уровне, либо с помощью оружия, Петр Малахов, обычный, в сущности, барыга-индивидуал, свое состояние не только не потерял, но и многократно приумножил, выглядело просто чудом.

Шумский связывал подобный финансовый успех с тем, что мафиозные структуры и крупные банды заняты были в постсоветский период борьбой за контроль над госсобственностью и такой мелочевкой, как рынок золота, не сильно интересовались.

Так что не Шуйский, а именно частный делец Малахов наверняка испытывал сейчас мандраж передним, «Степаном», представителем могущественной «фирмы «Гарант», специализирующейся, как легко должен был усвоить клиент, на заказных убийствах.

Ко всему прочему коммерсанту уже перевалило далеко за шестьдесят, а Станиславу не исполнилось и тридцати, и как всякий представитель современного молодого поколения, он чувствовал свое превосходство над любым «старпером» во всех компонентах и сферах бытия.

И все-таки нельзя сказать, что в силу всех этих причин Станислав был излишне самоуверен. Он полагал, что в нынешнее время следует ожидать от кого угодно чего угодно – поскольку народ в большинстве своем морально и психически травмирован перестройкой и либеральными реформами.

Шумский к месту вспомнил не столь давний криминальный случай в Москве: группа жестокосердых подростков на перемене с крыльца школы обстреляла снежками совсем дряхлого с виду старичка, кое-как шаркающего мимо них с тележкой с продуктами. Когда один из снарядов попал дедуле в голову и сбил с него шапку, тот ее подобрал, натянул на уши, потом снял очки, сменил их на другие, видимо для дистанционного видения, далее не спеша полез за пазуху и вытащил оттуда пистолет. Он выпалил по пацанам всю обойму, а потом достал вторую и ее израсходовал тоже. Двое подростков погибли на месте, а еще двое – в реанимации.

Впоследствии выяснилось, что хладнокровный дед-убийца – дважды Герой Советского Союза, провел еще во время Великой Отечественной около сотни воздушных боев и сбил десятка три немецких самолетов. Когда Шуйский подготовил этот материал для публикации, то видавший виды главный редактор, покачав головой, снял статью из номера.

Они приветствовали друг друга молча – обменялись рукопожатием и кивком. Шумский сразу же окинул откровенным взглядом портфель коммерсанта, но тот продолжал плотно прижимать раритет к себе. Станислав поднял глаза на Малахова и придал им вопросительное выражение.

Эту пантомиму прервал более старший по возрасту:

– Вы, кажется, представились в прошлый раз Степаном?

Вопрос прозвучал довольно неприветливо, но ответ последовал бодрый:

– Так точно, господин Малахов.

Коммерсант секунд двадцать-тридцать помолчал, пристально вглядываясь в лицо Шумского, будто пытаясь понять – что за мысли таятся за этими непроницаемыми темными очками.

– Так вот, Степа, – сменил он настороженную интонацию на проникновенно-задушевную, – я тебя, парень, что-то не понимаю. Я ведь с тобой по договору рассчитался. Так ведь?

– По первому – да. Но был ведь и второй заказ, а именно на Константина Карнаухова, – пока очень спокойно напомнил Станислав.

– Не заказ, а скорее намек, – возразил коммерсант, – но ты ведь меня даже и слушать не стал.

– Это ты брось. Малахольный! – И подчеркнуто недовольная интонация, и использование криминальной клички торгаша должны были ясно дать понять клиенту, что никакие фольтики тут не пройдут. – Заказ имелся, и я взялся за его реализацию. Ты и сумму назвал: сто тысяч баксов. И теперь гони бабки, а не свою байду!

Разговор насчет этого Карнаухова действительно был. Вернее, было мое предложение, которое ты не принял. Не знаю уж – почему. Так что, сынок, контракта меж нами не имелось, – ласково, но твердо подытожил Малахов.

– Я имел в виду, что надо найти к Карнаухову подход, поэтому не смог назвать точный срок ликвидации, только и всего. Но сам заказ был принят к исполнению. – Шуйский раздражался все более натурально, и у него даже возникла мысль: треснуть, что ли, этого дряхлого козла по непутевой балде да забрать портфельчик с баксами. Но поскольку где-то за ближайшими кустами раздавались голоса отдыхающих на лоне природы, он воздержался от насильственных действий – вдруг клиент поднимет шум, с него станется. И Станислав продолжил моральное давление: – Ты пойми, Малахольный: я – не исполнитель, конкретной ликвидацией занимаются другие люди. Это я – человек терпеливый, а они твоих объяснений слушать не будут. Не заплатишь бабки – считай, ты уже на цвинтаре.

– Но прошло больше двух месяцев с нашего разговора! Почему ты мне за это время ничего не сообщил? И вообще никак не проявился? Ведь у меня могли обстоятельства измениться!

Торговец рыжьем все еще упрямился, но уже начал сдавать позиции и Шумский это чувствовал.

– Ты пойми, дедуля: когда машина запущена, вмешиваться в процесс уже не следует, заднего хода здесь не имеется, – назидательно пояснил Станислав.

– Ну и как же его порешили? – тяжко вздохнул делец, похоже, соглашаясь расстаться с баксами. – Обставили тихо-мирно, как в прошлый раз?

– Нет, на этот раз его застрелили. По-другому никак не получалось. Больно осторожным оказался этот Карнаухов.

– Как! – всполошился старый жулик. – Значит, будет следствие! Ведь и на меня могут выйти! Так уж точно мы не договаривались.

– Не трепыхайтесь, господин коммерсант. Все сработано как по нотам. Мокряк оформлен под бытовуху. У следствия других версий не будет.

– А откуда ты знаешь, что не будет? Ты, что ли, сам из ментовки?! – вскинулся Малахов и вдруг резко изменился в лице.

Станислав обернулся по направлению его взгляда и обнаружил за своей спиной двух милиционеров: те как-то незаметно вынырнули из-за кустов и втихаря подобрались к нему почти вплотную, чего в пылу полемики оба криминала не заметили.

Представители власти, по-видимому, услышали кое-что из их дискуссии, потому как смотрели на спорщиков с очевидной подозрительностью.

– Сержант Прохоров, – козырнув, представился первый из ментов; второй, младший сержант, молча стоял в шаге позади своего командира. – Документы, пожалуйста, – протянул сержант руку в сторону Станислава и повернул голову по направлению к Малахову: – И вы – тоже.

Коммерсант с готовностью полез за пазуху и тут же выудил оттуда паспорт, который и протянул менту.

Станислав же на секунду-другую заколебался. В кармане его стильного, из тонкого сукна, грязно-серого цвета пиджачка имелись водительские права и журналистское удостоверение с ярким желтым оттиском «Пресса» на красном переплете. Последний документ, наверно, снял бы все вопросы, но Шумский предполагал, что мент какой-либо репликой типа «Так вы – журналист, о бандитах, значит, пишите!» может раскрыть перед Малаховым его инкогнито. И в конце концов он протянул права.

Сержант тщательно осмотрел тот и другой документ, но возвращать их не торопился.

– Так вы, значит, на машине сюда приехали? – спросил он наконец Шумского, продолжая держать его права в руках.

– Да, к дяде в гости, – кивнул Станислав на коммерсанта, вовремя сообразив: тот проживает недалеко от парка, что должно было быть засвидетельствовано в его паспорте. – Решили погулять после обеда, – добавил он после паузы, предваряя дальнейшие расспросы.

Мент, продолжая вертеть в руках документы проверяемых, медленно, с расстановкой произнес:

– Вы знаете, граждане, какое сейчас беспокойное время. – Он, конечно, имел в виду очередной теракт в Москве, подумал Станислав. – А потому вы должны с пониманием отнестись к ситуации, – довольно туманно добавил он.

– Ну и что? – осторожно спросил Шуйский.

– Будьте добры, откройте вашу сумку, – неожиданно предложил он Станиславу.

Сумка Шумского была пуста, и ему ничего не стоило открыть ее, но после этого мент, конечно же, потребует и у Малахова продемонстрировать содержимое его портфеля! А там баксы в огромном количестве!

И Станислав задергался:

– Такая проверка незаконна! Мы не на стадионе и не на общественном транспорте!

– Тогда вам придется пройти с нами в отделение, – последовал ответ, которого вполне следовало ждать.

Но препровождения в ментовку необходимо было избежать любой ценой! Там наверняка проведут полноценный шмон, а в кармане у Станислава находится пистолет! Разрешение на него у Шумского не было, да и не могло быть, поскольку оружие это самодельное, переделанное из газового. Он купил его задешево, по случаю, и брал с собой на такие вот стрелки с клиентами скорее для большей уверенности, нежели для самозашиты. Конечно, если пистолетик этот чистый, он в конечном счете от ментов отмажется, а вдруг за стволом трупы числятся?!

Шумского передернуло, и он раскрыл сумку.

Мент сунул туда нос и даже запустил внутрь руку, хотя и с первого взгляда было видно – сумка совершенно пуста. С недовольным видом он повернулся к Малахову:

– А теперь вы, гражданин.

Коммерсант молча расстегнул портфель, и Станислав на мгновение даже непроизвольно зажмурился. А когда открыл глаза, то выяснилось, что никаких баксов у Малахова нет. Шуйский узрел, что в портфеле находились батон белого хлеба, «нарезного», и вроде бы палка копченой колбасы.

Разочарованные менты ушли восвояси, а Шуйский злобно уставился на клиента:

– Где деньги, старый мудак?!

– А где труп? – хмыкнул коммерсант. – За что платить? За воздух?

– Труп там, где ему и быть положено, – в судебно-медицинском морге. Чтобы убедиться, что твой Карнаухов – мертв, даю тебе двадцать четыре часа. Можешь позвонить его родственникам, – ему на работу. Если завтра не отдашь бабки, в морге будешь уже ты.

И Шумский, не попрощавшись с собеседником, зашагал к выходу из парка.

Трезвон телефона, на этот раз мобильного, разбудил Бороздина второй раз за последние сутки.

– Капитан! Это Колодков. Тебе все сразу доложить или при личной встрече? – Голос у оперативника был неожиданно бодр и весел, Дмитрий бы даже сказал: игрив.

Как считаешь нужным. Но мне не помешало бы срочно знать две вещи: где работает Арзаева и где расположен офис Карнаухова?

– Если ты еще в районе Филевского парка, то как раз находишься между двумя офисами наших фигурантов: карнауховский – в начале Кутузовского проспекта, арзаевский – в середине Можайки.

– Так. А подружку Карнаухова опознали?

– Пока нет, – виноватым голосом произнес старший лейтенант.

– Тогда возьми ее снимок у фотографов и дуй сюда, к метро «Филевский парк». Ты меня хорошо понял? Немедленно, без флирта с секретаршами. А здесь мы разберемся, что к чему.

Можно было еще немного покемарить: особо быстро Серега Колодков не приедет, хотя бы потому, что своей машины у него нет. Он разбил свою тачку год назад, влетев в «Ауди» модели «А6», после чего имел кучу неприятностей.

Но дело было, конечно, не в марке авто, в которое он врезался, а в том, что за рулем немецкой тачки находился генерал милиции. Однако и сей факт выглядел в общем-то не смертельным, если бы генерал не являлся к тому же и заместителем начальника московского ГАИ.

Но и это еще было не все. На заднем пассажирском сиденье, как назло, оказалась жена генерала, державшая на руках горячо ею любимого пекинеса. Тот после удара бампером колодковской «девятки» вылетел из салона «Ауди» через опущенное стекло и попал под колеса тяжело груженного «КамАЗа». У генеральши, узревшей, во что превратилось ее обожаемое животное, померк в глазах белый свет, и важную даму пришлось долго откачивать подоспевшим медикам.

С точки зрения правил дорожного движения ситуация выглядела спорной, но виновным в происшествии ГАИ, естественно, признала Серегу Колодкова, и тому пришлось круто залезть в долги, чтобы расплатиться с генералом за причинение ему и его супруге материального и морального ущерба.

Жена гаишного генерала настаивала и на уголовном преследовании убийцы ее породистой сучки, причем наверняка так бы и произошло, но в дело вмешался полковник Крутилин – начальник окружного управления внутренних дел, в котором служили Бороздин и Колодков, – и дело в конце концов спустили на тормозах, а у Сереги даже не отобрали права.

Но вот чтобы свою «девятку» восстановить, у него – после расчета с генералом ГАИ – денег не нашлось, и Колодков ее продал.

Но покемарить не удалось. Вопреки ожиданиям, Серега появился на удивление быстро – видимо, достаточно шустро поймал частника. Вся его физиономия светилась таким самодовольством, что Бороздин не удержался от раздраженной реплики:

– Чего это ты сияешь, как унитаз в кремлевском сортире?

Сам Дмитрий был в крайне неважном расположении духа.

Во-первых, потому, что его заставили ехать в Филевский парк заниматься чужим делом на предмет какого-то убитого мужика, а от собственного расследования капитан оказался из-за этого временно отстранен, из-за чего оно, в сущности, и пробуксовывает.

Во-вторых, он был попросту расстроен – и по-человечески, и по-мужски! – что главной подозреваемой в данном деле оказалась эта удивительная девушка по имени Аза.

В-третьих же, ему так и не дали нормально выспаться.

– А потому я так сияю, товарищ капитан, – звонко отрапортовал Серега Колодков, – что вам пора прокалывать дырочку в мундире для ордена Мужества!

– Что ты городишь, дуралей?! – недовольно бросил Дмитрий. – Переходи к сути дела.

– А дело в том, что в Филевском парке прошедшей ночью капитан Бороздин задержал и ликвидировал, при попытке к сопротивлению, естественно, Человека Со Шнурком! Наш начальник УВД уже пресс-конференцию успел дать. – Вообще-то майор Зайцев велел Колодкову помалкивать об этом, ничего не говорить до поры до времени капитану, но Сергея просто распирало от такой новости, и он не смог удержать язык за зубами.

Бороздин сразу ухватил суть дела. В руке у убитого в Филевском парке мужика в камуфляжном костюме действительно была гаррота, о чем капитан так, между прочим, в ряду других фактов, сообщил Зайцеву, но сам Дмитрий, занятый совсем иными мыслями, не придал этому какого-то особого значения. А вот Лева сразу ухватился за данную деталь и, будучи крутым пиарщиком по натуре, раскрутил ситуацию на всю катушку, не остановившись перед самой что ни на есть наглой ложью.

– Ну и кто же всю эту туфту выдумал? – спросил Бороздин на всякий случай, нисколько, впрочем, не сомневаясь, каким будет ответ.

Наш начальник отдела, кто же еще?! – хохотнул Колодков. – Головастый, что ни говори, мужик. Теперь мы все пойдем на повышение – ставлю килограмм креветок против хвоста от воблы… Да и не такая уж эта туфта – все приметы сходятся: ликвидирован Человек Со Шнурком, факт. Ну а если на твой счет Лева немножко приврал, то кому от этого хуже? Может, скажешь, тебе?

– Немножко приврал?! Да это же просто ломовое фуфло! Неужели ты думаешь, что оно не выплывет на свет Божий?

Бороздин был потрясен этой фантастической аферой, которую Зайцев провернул за его спиной и с ним не посоветовался, поскольку, конечно, понимал, что последует категорический отказ. Но Лева также знал, что отступать капитану, поставленному перед фактом, будет некуда. Ведь если Дмитрий не станет соблюдать условия затеянной начальником отдела игры, то подведет не только майора Зайцева, с которым, несмотря на его нынешний начальственный статус, у Бороздина сохранились прежние теплые отношения, но и все руководство окружного УВД поставит в дурацкое положение. К тому же старый дружок Дмитрия, выкидывая вот этот свой фольтик, ему только добра хотел…

– Каким же это образом? – ухмыльнулся Колодков в ответ на вопрос капитана. – Старичку, обнаружившему труп маньяка, вместе с его пуделем рот заткнут дорогим подарком, вроде пачки «Педигри», а то и оформят первую группу инвалидности, что, как сам понимаешь, дает неисчислимые в нашей стране льготы. А после пенсионера на место преступления ты прибыл первым. Да ты не дергайся, Димыч, за тебя Зайцев уже все рапорты написал и все нужные бумажки подмахнул.

Это уж точно, отметил Бороздин, по бумагам Лева заделает все как надо – умеет человек «работать с документами».

– И все-таки… – пробурчал он, уже, в сущности, сдаваясь. – Есть еще одно лицо – этого Человека Со Шнурком кто-то ведь подстрелил…

– И ему, этому лицу, надо по такому поводу шухер поднимать? – Старший лейтенант сделал большие глаза. – Что он человека грохнул из огнестрельного, между прочим, оружия, на которое наверняка и разрешения не имел? Кстати, уже и корреспондент из «Криминального вестника» прибыл, и – завтра, а то и сегодня вечером в экстренном выпуске статья по поводу ликвидации маньяка выйдет. Твой портрет будет на первой странице – Лева где-то твое фото отрыл.

Час от часу!

– И кто же этот корреспондент? – хмуро осведомился капитан.

– Стасик Шуйский!

Нуда, кто же еще! Именно через этого шустрого журналиста окружное управление сливало в прессу нужную для себя информацию.

Шумский часто крутился и возле Бороздина и, похоже, считал себя его приятелем, поскольку Дмитрий совершенно безвозмездно – в отличие от многих других сотрудников управления – делился с этим журналистом разного рода криминальной информацией. Капитан считал, что общество должно знать, с чем приходится сталкиваться в повседневной деятельности рядовому оперу, и ценить его работу, а именно суровую войну с преступным миром, которая не прекращается ни днем ни ночью. А между прочим такой бот промоушен, устроенный Левой Зайцевым, сильно отдавал все тем же криминалом.

И тут Бороздина взволновала совсем другая мысль. Ведь у Азы не было иного пути скрыться – обложенная почти со всех сторон милицией, она могла уйти только через Филевский парк и там наткнуться на этого типа с удавкой…

– Серега! На месте преступления в парке найдены две пули. Как только эксперты скажут, какому стволу они принадлежат, немедленно доложи мне.

– Но у меня для тебя есть еще кое-какая информация….

– По дороге расскажешь!

– А куда мы едем?

– На Кутузовский, в офис покойного Карнаухова.

– Зайцев, между прочим, распорядился о каждом нашем действии ему докладывать.

– Ну так звякни ему, раз наш начальник такой любопытный.

По идее, если разрабатывать основную версию двойного убийства в доме у Филевского парка, надо было сначала посетить фирму «Монмартр», где работала главная и пока единственная подозреваемая Аза Арзаева. Но капитан, уже почти подсознательно пытаясь вывести девушку за рамки данного преступления, надеялся, что найдутся и иные мотивы расправы над бизнесменом Карнауховым – к примеру, месть конкурентов. В этом варианте концы следовало искать именно в его офисе. А любовница Карнаухова – просто случайная жертва…

– Ну, Серега, докладывай, что ты там нарыл.

Итак, Аза Хакимовна Арзаева, восемнадцать лет, родом из Надтеречного района Чечни, русская. Отец – Хаким Хакимович Арзаев – исчез при неизвестных обстоятельствах, а мать – Роза Умаровна Арзаева – умерла. Других близких родственников подозреваемая не имеет. Это все данные паспортного стола. В Москве Арзаева зарегистрирована в квартире Константина Карнаухова, с которым проживала в законном браке. Удалось только еще узнать, что работает девица в фирме «Монмартр», что на Можайке, как я тебе уже говорил.

– Не густо. А если наша девушка в Чечне у родственничков, то ее оттуда вообще ничем не выковырить, – довольно кисло констатировал капитан такую возможность.

Его распирали двойственные чувства: он одновременно хотел и раскрыть преступление, и желал, чтобы Аза избежала наказания. В идеальном варианте – капитану надо было найти какого-то другого убийцу и познакомиться с этой девушкой в надежде на дальнейшее развитие отношений. А если она – преступница, действительно скрылась в Чечне, и Дмитрий никогда ее не увидит вживую, да ко всему прочему не раскроет это двойное убийство, то ничего хуже и придумать нельзя.

– И еще: я уже побывал у начальства, – продолжал информировать капитана Колодков. – Все ориентировки на Арзаеву, включая, естественно, ее фото, у кого надо теперь имеются. Послали запрос, конечно, и в Чечню, но на тамошних пацанов надежда, как сам понимаешь, слабая.

Тут они подъехали к серому зданию на Кутузовском проспекте, на котором красовалась неоновая надпись «Этель» – главный офис ныне почившего в бозе бизнесмена Карнаухова.

Капитан невольно отметил иронию судьбы: рядом располагался дом последних советских генсеков.

Сунув мордовороту в фирменной, на заказ сшитой одежде с надписью секьюрити свои «корочки», Бороздин попросил провести их к директору.

– Босса еще нет, и должность его называется президент, – лениво процедил мордоворот, но, оглядев исполинскую фигуру Колодкова, предложил пройти к вице-президенту компании Борису Германовичу.

Тот оказался тщедушным и нервным типом и сразу же заявил:

– Господа, я понимаю, что вы из органов и занимаетесь важными государственными делами, но я могу уделить вам не более трех минут. – И он вытер, похоже, постоянно потевшую шею скомканным носовым платком.

– Товарищ старший лейтенант, – Бороздин перешел на подчеркнуто-официальный тон, – предъявите господину вице-президенту имеющиеся в нашем распоряжении фотографии.

У Сергея были в наличии отдельные друг от друга и уже должным образом отретушированные снимки убитых. Такие фотографии и рекомендовалось предъявлять для опознания свидетелям, дабы не шокировать их лицезрением ужасных кровавых сцен. Но Колодков, раздраженный спесью бизнесмена, выложил вице-президенту на стол именно то фото, где была запечатлена страшная картина расстрела любовников.

На этот раз потом покрылась не только шея вице-президента. Все лицо его стало мокрым и малиново-красным. Он, однако, хранил молчание.

– Вам знакомы эти люди, Борис Германович? – спросил капитан все также официозно. – Или для полного установления истины вам лучше проехать с нами в морг?

При этом последнем слове бизнесмен вздрогнул, отчаянно замахал руками и чуть ли не плача наконец выдавил из себя:

– Не надо никакого морга. Мужчина – президент фирмы Константин Карнаухов, а девушку я вижу впервые в жизни. – И, помолчав, он поднял на сыщиков глаза с красноватыми белками и, будто только в этот момент осознав случившееся, с видимым удивлением и даже недоверием спросил: – А что все это значит: неужели господин Карнаухов погиб?

– А чему вы, собственно, удивляетесь? – влез в разговор Колодков. – Заснул человек – живой, проснулся – мертвый. Житейское дело.

Борис Германович бросил на ёрника Дикий взгляд и в очередной раз потянулся за носовым платком.

– А Карнаухов вообще имел с кем-нибудь из знакомых вам женщин близкие отношения? – попытался капитан подобраться к существу дела.

– Вы знаете, господа офицеры! Ведь я – первый вице-президент компании, на мне вся ее работа лежит. Мне никогда и ни до кого не было дела по части всяких там личных отношений! – с некоторым пафосом заявил коммерсант, очевидно пытаясь поставить точку в диалоге.

– А Карнаухову в последнее время никто не угрожал? – продолжал наседать на бизнесмена Бороздин.

Борис Германович вновь в отчаянии замахал руками:

– Да не знаю я ничего о таких делах! Обратитесь лучше к нашему кадровику, а по совместительству начальнику охраны Леониду Ильичу Новосельцеву. Ему по штату положено все это – знать! А также, – злорадно добавил вице-президент, – он несет персональную ответственность за жизнь руководителя фирмы.

Бороздин с Колодковым переглянулись и молча сошлись во мнении, что Борис Германович более не стоит внимания сыщиков – во всяком случае на данный момент, а вот информация о начальнике охраны их заинтересовала.

И они покинули не слишком гостеприимный кабинет вице-президента, который по такому случаю вынул из какого-то потайного кармана чистый носовой платок.

– А вообще-то, Димыч, на фига мы всем этим занимаемся? – вдруг заявил Колодков, вышагивая по коридору фирмы, покрытому мягкой ковровой дорожкой. – Для чего нам теперь какой-то Новосельцев? Нам ведь надо искать убийцу, некую Азу Хакимовну Арзаеву.

– Что именно Арзаева совершила двойное убийство в доме у Филевского парка – это, конечно, версия номер один, – вынужден был признать Бороздин. – Но ее теперь и так ищет весь аппарат МВД. А нам надо проверить и другие версии.

– Как знаешь… Но я бы уже двинул на Moжайку – в офис Арзаевой. Там наверняка сыщется что-нибудь интересненькое.

– Успеется еще! – отмахнулся капитан, и в этот миг они оказались перед дверью с надписью Леонид Ильич Новосельцев. Чуть ниже располагалась надпись Приемная.

– Как о вас доложить? – спросила премиленькая секретарша.

В руках Колодкова неведомым образом появилась шоколадка, которую он положил на стол перед девушкой. Та как-то разом сомлела.

А Сергей, почти прижавшись к секретарше щекой, жарко произнес:

– Доложите нашему дорогому Леониду Ильичу, что в приемной находятся самые лучшие и преданные его друзья.

Однако Бороздин посчитал, что сухой официоз в данном случае более уместен, и нарушил эту идиллию:

– Скажите вашему шефу, что к нему пришли сотрудники управления внутренних дел по совершенно неотлагательному делу.

Девица, однако, не поднялась со стула и объявила, что Леонида Ильича нет на месте, его мобильник отключен и когда он будет, никто не ведает.

После чего Колодков метнул на Дмитрия взгляд, который обычно называют уничтожающим, посчитав, что именно его вмешательство привело к такому вот отрицательному результату.

Они вышли из приемной и решили дожидаться начальника охраны до победного конца, а заодно и пообедать в ближайшем кафе.

Когда оперативники наконец попали в кабинет Новосельцева, то его хозяин встретил их с распростертыми объятиями и даже не взглянул на предъявленные «корочки».

С первого взгляда Бороздин понял, что Леонид Ильич любил жизнь во всех ее проявлениях, и уже сейчас, в середине рабочего дня, от него основательно попахивало коньячком.

Кадровик перевел взгляд на свой сейф и объявил:

– Угостил бы я вас, ребята, как полагается по русскому обычаю, но понимаю – служба. Я ведь и сам на Петровке опером пахал. До подполковника дослужился. Да вот решил на старости лет подработать маленько – ушел в частную структуру.

Дмитрий забеспокоился, что подполковник, видимо, настроился на долгие воспоминания о своей боевой юности, поэтому довольно резко ввел разговор в русло оперативного расследования:

– Сегодня ночью убили вашего президента – Константина Карнаухова. Вроде бы вы отвечали за его безопасность?

Ответом на вопрос капитана стали донельзя изумленное лицо Новосельцева и его абсолютное молчание.

Потом он подошел к сейфу, достал оттуда початую на треть бутылку коньяка, налил полный стакан и выпил его, не закусывая.

После чего, шумно выдохнув и вытерев рот рукавом сорочки, внезапно севшим голосом произнес:

– Не может того быть.

Колодков тут же положил перед ним на стол фотографию с убитыми любовниками:

– Это ваши сотрудники?

Леонид Ильич уткнулся в снимки и опять надолго замолк, но на этот раз на его лице капитан не обнаружил каких-то особенных эмоций.

Наконец кадровик оторвался от фото, и на его физиономии образовалась сложная смесь понимания сути произошедшего и одновременно недоумения все по тому же поводу.

– Я так понимаю: они убиты на квартире Карнаухова. – Он вопросительно взглянул на Бороздина, и тот кивнул. – И бабу не пожалели, суки!

Дмитрий тут же уцепился за эту фразу:

– Вы кого конкретно имеете в виду?

Новосельцев задумчиво и очень долго чесал подбородок.

– Вот что, ребята, – наконец объявил он. – Я сам из ментов, и вы меня на понт не берите. Я вам кое-что скажу без протокола и имен. Мне еще все самому проверить надобно… Но суть вот в чем. Вообще мы покупаем оптом одежду в фирме «Монмартр». Но в конце февраля наш босс, Костя Карнаухов, съездил в Париж и приобрел там по дешевке, поскольку сезон у них, французов, отошел, огромную партию дамских шуб. У нас-то, в России, зимний сезон еще не кончился! Но возникли какие-то проблемы с растаможкой, а в стране уже теплеть стало! Весна-то на носу! Короче, компании грозили огромные убытки. Урегулировать проблемы с таможней – за приличные бабки, конечно, – взялся один уголовный авторитет. Повторяю, что за таможня, что за авторитет, я вам пока, – он посмотрел на часы, – по крайней мере до сегодняшнего вечера, сказать не могу. А потом случилось вот что: таможня дала добро, но Костик с авторитетом не расплатился! Сказал, что это он сам все уладил с таможенниками по своим каналам. Урка, конечно, рассвирепел и стал качать права. Все это дело тянулось не один месяц. И в конце концов авторитет сказал, что ставит Костю на счетчик. А заодно обещал и меня урыть, если бабки он не получит в течение трех дней, поскольку я тоже в какой-то степени в этих переговорах да разборках участвовал.

– И когда случился вот этот, последний, разговор? – осведомился Дмитрий с понятным интересом.

– Ровно три дня назад. – Новосельцев понурил голову и как бы в изнеможении рухнул на стул.

– И вы не приняли никаких мер предосторожности? – изумился Колодков.

– Ну, во-первых, Костик довольно легкомысленно отнесся к угрозам этого блатаря, – развел руками Леонид Ильич. – Тем не менее по моему приказу его стал сопровождать домой охранник, он же встречал его у дома при отъезде на работу.

– А в это утро Карнаухова встречал охранник? – чуть ли не синхронно спросили Димтрий с Сергеем.

Нет. Костя запретил. Видимо, не хотел, чтобы кто-либо знал о его отношениях с этой девицей.

– А вам она известна? – осведомился капитан, не спуская глаз с бывшего муровца.

Тот нерешительно пожал плечами:

– Вроде как и видел где-то мельком. – Он еще раз взял в руки фотографию. – Нет, не припомню.

– Значит, об их связи так-таки никто и не знал? – Дмитрий произнес эту фразу с подчеркнутым сомнением. – И даже вы не знали, вицепрезидент по кадрам?

– А почему я должен об этом знать? – не без раздражения отреагировал Новосельцев. – Кто-нибудь, например, что-либо знает о моих отношениях с собственной секретаршей? Только два человека – я и она.

– А вы знакомы с женой Карнаухова? – Дмитрий по-прежнему не спускал с подполковника глаз.

Азик! Ну конечно! Блеск-девочка! – Тут Леонид Ильич насторожился: – Так вы думаете, что это она… – И он вдруг безудержно расхохотался. – Боже мой, какая чепуха! – И тут же, внезапно посерьезнев, тоном полкового командира произнес: – В общем так, ребята. Я даю вам все мои координаты, оставляйте мне свои и ждите от меня известий. Возможно, уже сегодня вечером.

Сыщики покинули кабинет и в приемной по: прощались с секретаршей. При этом Колодков ей подмигнул, и она потупила взор.

– Что скажешь, капитан? – поинтересовался Сергей, когда оперативники оказались в коридоре. – Что тебе подсказывает твоя легендарная интуиция?

– Интуиция мне шепчет, что убитую девицу на этой фирме знают, – задумчиво произнес Бороздин.

– Ты думаешь, кадровик водит нас за нос?

– Может, и так. Но, скорее всего, он сконцентрировался на своем анонимном авторитете, считает, что убийцу следует искать именно в этом направлении, а застреленная девица ему побоку: она для него – просто сопутствующая жертва. Так или иначе, давить на него сейчас не стоит. Подождем его звонка, а там видно будет. А вообще, этот Леонид Ильич – скользкий тип. – Капитан взял из рук Колодкова фотографию убитой девушки, покрутил ее в руках. – Надо бы показать снимок еще кому-нибудь на фирме. Должен же кто-то знать любовницу босса. Может, его секретарша?

Весьма вероятно… Да! Я забыл одну вещь! – И старший лейтенант вновь нырнул в дверь приемной.

Его не было минуты три-четыре. Вернулся он, держа в руке листок бумаги с какими-то записями.

– Что это? – Бороздин с надеждой и любопытством взглянул на напарника.

– Да телефончик взял у секретарши. Катей ее зовут. Милое имечко, правда, капитан? – Колодков заговорщически подмигнул разочарованному Дмитрию. – А что касается убитой… – Тут старший лейтенант перевернул листок обратной стороной. – То у нее тоже хорошее имя – Анна. А фамилия – Малахова.

После ухода оперативников «Леонид Ильич погрузился в нелегкие размышления: очень похоже на то, что сложившаяся ситуация требовала немедленных действий. Но они могли перевернуть его жизнь как в одну, так и в другую сторону…

Он посмотрел на остатки коньяка в бутылке и решительно выплеснул их на пол, как бы подводя черту и над тяжелыми раздумьями, и над целым этапом своей жизни.

Потом Леонид Ильич взялся за телефонную трубку.

– Лапочка! Это я… Нужно, чтобы ты срочно вернулась в Москву… Случилось ужасное: убит Костя Карнаухов – мой шеф. Боюсь, что серьезная опасность угрожает и мне. Нам надо немедленно уехать… Не знаю, но хотя бы на некоторое время. Ты ведь давно собиралась в Европу, почему бы нам сейчас и не осуществить твои мечты?.. На работе я договорюсь… Да плюнь ты на сестру!.. Нет, я, конечно, не то хотел сказать. Просто сейчас не то время, чтобы из-за сестры, пусть даже и больной… А сколько тебе нужно времени, чтобы найти сиделку?.. Сутки… Хорошо! Сутки, но не более, а то может быть слишком поздно.

Положив трубку, Новосельцев встал и покинул кабинет. В приемной остановился и взглянул на Катю: та с рассеянным видом смотрела на экран компьютера, вроде бы даже не замечая его.

Он подкрался к ней сзади и положил руки на плечи девушки. Та вскрикнула от неожиданности и попыталась освободиться из его объятий, но начальник охраны плотно прижал секретаршу к себе, одновременно сдавливая ладонями ее груди.

– Что? Об этом молодом опере размечталась? Мне, значит, уже ничего не светит?

Будет вам, Леонид Ильич! – Катя изловчилась и вывернулась-таки из его рук, вскочив с кресла. Одернув блузку, она достаточно вежливо, стараясь не обидеть своего шефа, произнесла: – Я вам уже все сказала по этому поводу.

– Я помню, помню.

Новосельцев игриво подмигнул девушке и покинул приемную.

К вице-президенту компании он зашел в кабинет без стука.

– А-а, это вы! – недовольно сморщился Борис Германович. – Что вам угодно?

– Уж больно вы официозны, господин вицепрезидент. – Новосельцев без приглашения устроился в кресле. – А нам ведь сейчас, в трудную для компании пору, следует держаться вместе, позабыть взаимные и в общем-то мелкие обиды.

– Говорите по существу, – тем не менее достаточно сухо произнес Борис Германович.

– По существу! – повторил кадровик с недовольной интонацией. – Если по существу, то мне следовало бы сказать операм, за что именно убили нашего бедного Костю.

– За что же? – спросил вице-президент несколько более вежливым тоном.

– А за таможенные дела, Борис Германыч! За то, что фирма «Этель» не рассчиталась с одним из своих контрагентов.

Вице-президент недоуменно покрутил головой:

– Я не понимаю, о чем вы говорите. И не понимаю, почему о своей версии не сообщили милиции.

– Не понимает он! – хмыкнул Новосельцев. – Будто сам и не занимался всякими разными делами с таможней.

– Чем я занимался, за то не убивают! – повысил голос вице-президент. – А уж чем вы с Константином Карнауховым занимались, мне неведомо.

– Вот что, Борис Германыч. – Новосельцев неожиданно для собеседника сменил тон с вызывающе-наглого на жалобно-просительный. – Ситуэйшен складывается так, что мне ноги делать надобно. А то и меня могут, как и Костю… Возможно, даже придется покупать новые документы, чтобы бандиты мне на хвост не сели. Я хочу уехать и уйти из фирмы навсегда.

– Вот это – недурная мысль, – оживился вице-президент, – а то я совсем не уверен, что мы с вами в дальнейшем сработаемся. Так что вам мешает осуществить ваши планы?

Причина тривиальная, уважаемый Борис Германыч, – отсутствие денег. – И начальник охраны пристально взглянул на своего собеседника.

– Хм… Подъемные, значит, нужны. И сколько же вы хотите?

– Сумма скромная – пятьдесят тысяч в известной вам валюте.

Вице-президент небрежно махнул рукой:

– Сумма – совершенно нереальная. Сказали бы тысяча-другая, а то…

– А то придется кое-что рассказать все-таки операм! – решительно перебил собеседника кадровик.

– Ваш шантаж бесперспективен, – покачал головой вице-президент. – Информация, которой вы обладаете, сыщиков, расследующих убийство, не заинтересует. А кого она может заинтересовать, так те уже свое получили. Но просто за то, чтобы вы не путались у меня под ногами и не попадались мне больше на глаза, я готов заплатить вам три тысячи. Кстати, – устремил он острый взгляд на кадровика, – вы ведь все равно уезжаете, да еще вроде как намерены скрываться, зачем вам тогда акции нашей фирмы? Продайте мне ваш пакет – получите неплохие деньги.

– Нет у меня уже этих акций, – вздохнул Новосельцев. – В трудную для меня минуту я продал их Косте Новосельцеву.

– Тогда… – Вице-президент пожал плечами.

– Мое последнее слово: двадцать тысяч.

Борис Германович встал, подошел к сейфу, загородил его своим тщедушным телом и набрал секретную комбинацию. Открыв дверцу, стал вытаскивать из сейфа стянутые резинкой пачки и выкладывать доллары на свободный соседний стол.

– Вот, забирайте.

Новосельцев окинул деньги ястребиным взором, мгновенно произвел в уме несложные вычисления и сразу же возмутился:

– Но тут всего пять тысяч!

– Это все! Больше подачек не будет. И учтите: вашего дальнейшего присутствия в помещениях нашей фирмы я не потерплю.

Глава вторая

Версия криминального репортера

Шеф, конечно, погорячился со своим экстренным выпуском. У него вообще это – идея-фикс. Экстренный выпуск ему вынь да положь. Сразу видно – не газетчик. Сделал бабки на нефтяном бизнесе, теперь вот «Криминальный вестник» прикупил. И ведь ничего не смыслит в газетном деле, только петушится: «Немедленно!», «Экстренный выпуск!»… А как выпустишь внеплановый номер без собственной типографии? То-то и оно…

Впрочем, ему, Станиславу Шуйскому, все это сейчас до фени: он статью о ликвидации Человека Со Шнурком написал и сдал. Назвал ее – «Маньяк с отстреленными яйцами». Заголовок наверняка зарубят, ну и хрен с ним, теперь у Станислава есть дела поинтереснее. Ведь Артур сработал оперативно, и вскоре на горизонте должен появиться очень перспективный клиент.

Хотя Малахова Станислав тоже считал весьма перспективным, и что в результате? Но если по сути – с барыгой случай особый, совсем нетипичный, так что расстраиваться по поводу этой неудачной операции не стоит. Да и неудачная ли она? Завтра он позвонит Малахову, и все будет тип-топ. Старик своей шкурой дорожит и в конечном счете выложит бабки как миленький.

Шуйский выехал на Кольцевую автодорогу и свернул к летнему кафе, к расставленным на улице мангалам. Здесь он обычно встречался с детективом частного охранного предприятия «Ангел-хранитель» Артуром Шалимовым. И место нешумное, и шашлык хороший.

Артур был школьным другом Станислава Шуйского и, можно было бы добавить, нынешним его подельником, но все-таки это понятие не совсем точно отражало суть их отношений – Станислав использовал однокашника втемную.

И вот к шашлычной подрулила красная «Нива» Шалимова. Тот вылез из машины и огляделся по сторонам, причем взгляд его равнодушно, не останавливаясь, скользнул по новенькой «БМВ» Шуйского.

Станислав покинул салон иномарки и окликнул приятеля. Тот обернулся и устремился навстречу Шуйскому.

Станислав кивнул на «БМВ»:

– Залазь, побеседуем в машине.

– Это твоя?! – Во взгляде сыщика Шуйский прочитал изумление и даже зависть. – Недурственные, видать, гонорары в вашем «Криминальном вестнике» выписывают. Или у тебя имеются дополнительные финансовые источники? – И он как-то очень подозрительно посмотрел на журналиста.

Станислав сразу же понял, что допустил ошибку: не следовало продавать старую «восьмерку», а ездить на такие вот встречи именно на ней. Но разве он мог подумать, что его школьный дружок окажется столь завистлив?!

– Да это я по случаю с рук купил, недорого, – словно бы извиняясь, пробормотал Стае.

Детектив недоверчиво покрутил головой, но промолчал.

Они расположились в салоне иномарки, и Шалимов начал делиться плодом своих изысканий:

– Олег Фролов, который тебя интересует, является зятем крупного чиновника в правительстве Москвы Якова Бондарчука…

– Про Фролова мне все известно, – перебил его Шуйский. – Давай про тех, кому он на мозоль наступил. Из крупных, в финансовом плане, фигур.

Детектив недовольно поморщился.

– И все-таки кое-что напомню про Фролова, чтобы тебе было ясно дальнейшее. Он через своего тестя контролирует львиную долю строительных подрядов московского правительства. По сути, распределяет их. Через его руки ежегодно проходят миллиардные долларовые потоки. До поры до времени он сотрудничал с Виктором Кармановым, которому фактически принадлежит целый конгломерат строительных фирм. Этот Карманов – бывший крупный уголовный авторитет, блатная кличка – Карман. Но сейчас он занимается в основном легальным бизнесом. – Детектив усмехнулся. – Карман понял, что так доходнее и безопаснее. Надо только знать, кому и когда на лапу кинуть. Так вот, этот Карман замахнулся на полуторамиллиардный строительный подряд – возведение в Москве автодрома: трассы для «Формулы-1». Каких-нибудь полгода назад у Кармана проблем бы с этим заказом не было, но сейчас между ним и Фроловым какая-то черная кошка пробежала, и бывший авторитет остался на бобах. Причем не только автодром достался другой организации, но за последние месяцы Карманов от Москвы вообще никаких заказов не получает. Нет сомнений, что их блокирует Фролов. – Сыщик поднял глаза на Шуйского. – Устраивает тебя такая фигура?

– Вполне.

– Тогда вот тебе все его реквизиты. – Шалимов протянул журналисту исписанный листок бумаги. – Кроме всех официальных телефонов и адресов Карма нова, здесь есть и номер его личного мобильника, который мало кто вообще знает.

– Хорошая работа, Артур! – Шумский вытащил из портмоне две сотенные долларовые купюры. – Держи. Как договаривались.

Сыщик, однако, к ним не притронулся.

– Маловато будет, Стасик.

– Сколько ж тебе надо за то, что ты на десять минут заглянул в свою базу данных? – Шумский недовольно изогнул брови.

Артур на прямой вопрос приятеля не ответил. а как бы пустился в рассуждения:

– Я для тебя три раза готовил досье на определенных лиц, а потом вдруг узнал, что все они погибли. Что бы это значило? А?

А чему ты удивляешься? – Шумский пожал плечами. – Человек, как известно, смертен. Причем смертен внезапно. Вспомни писателя Булгакова и его роман «Мастер и Маргарита». А если ты плотно влезал во все эти дела, связанные со смертью заинтересовавших тебя персонажей, то должен знать, что все они ушли из жизни сами по себе. Криминала тут никакого нет.

– Да в том-то и дело, что всерьез я их безвременной гибелью не занимался. Только совсем недавно вдруг в голову пришло… А если действительно я этим делом займусь по полной программе? А, Стасик? – И, не дождавшись ответа, сыщик продолжил: – Вот этот Фролов, зять московского шишкаря, он что, тоже кандидат в жмурики? Долго ему глядеть на белый свет осталось? Кстати, года полтора назад ты вроде бы контактировал с подполковником Спириным из ФСБ? Не оттуда ли ноги растут? А, Стасик?

Это шантаж, окончательно убедился Шуйский. Вот тебе и бывший однокашник! Ничего святого в этой жизни не осталось!

– Все материалы, которые ты мне предоставляешь, нужны для моей журналистской работы, а также для моей будущей книги о криминальном мире Москвы, о которой я тебе уже как-то говорил. Ту же цель преследовали и мои контакты со Спириным, – скучным голосом пояснил он. – К смертям героев этой не написанной пока книги я, естественно, не имею никакого отношения. Если же тебя не устраивают двести баксов за одноразовую информацию, я тебе готов платить пятьсот. – Журналист вынул из портмоне еще три сотенные купюры. – Это мое последнее слово. А не хочешь со мной сотрудничать, дело твое. Тогда я стану работать с другими людьми.

Сыщик молча забрал пятьсот долларов и вылез из салона «БМВ».

С полчаса Шумский приходил в себя, оставаясь в салоне неподвижного автомобиля. Возмутительное вымогательство школьного друга нарушило его хрупкое душевное спокойствие, только-только установившееся после неудачи в Измайловском парке.

Но что же будет дальше? Взять Шалимова в долю или вообще отказаться от его услуг? А если последнее – вдруг он проникнет в суть операций Стаса и заложит его органам? Неужели Артур и на такое способен? Впрочем, все участвовавшие в акциях Станислава лица будут, естественно, молчать, а без их показаний преступный умысел в его действиях доказать невозможно. И операцию «Фролов-Карманов», несмотря на прозрачные намеки Шалимова по этому поводу, Станислав отменять не станет: слишком большие деньги стоят на кону.

А вообще на криминальный путь он встал от полной безысходности. Так ситуация сложилась.

Пару лет назад Стае решил уйти из журналистики – тогда ему предложили выгодную с материальной точки зрения работу: стать личным секретарем видного бизнесмена, президента крупного инвестиционного фонда. Ежемесячная зарплата в пять тысяч долларов, казалось бы, решала все финансовые проблемы Станислава.

Но так действительно только казалось. На беду Стасика имелась у него одна слабость – он был азартным игроком и при каждом удобном случае посещал казино, которых открылось в Москве – неисчислимое множество. Он, как поется в песне, «ставил и на красных, и на черных», да все без толку. Были, конечно, локальные успехи, но они не спасали. Постепенно, день за днем, Станислав все глубже залезал в долговую яму. В конце концов он взял в банке кредит под залог квартиры, но и те деньги проставил тоже. Шумский в полном смысле этого понятия остался у разбитого корыта.

Но вот уж поистине: не везет в картах – повезет в любви. Параллельно у него развивался бурный роман с молодой женой пожилого бизнесмена, на которого он работал. Но и здесь имелся малоприятный нюанс: эта дама по имени Света была недурна собой, но оказалась настоящей стервой. Станислав от отчаяния ввел любовницу в курс своих финансовых проблем, в надежде на посильную помощь с ее стороны, но та предложила куда более радикальный выход из создавшейся ситуации: убить ее мужа. Это должен был сделать Стае, а уж как – его проблема. Если дело выгорит, половина многомиллионного наследства мужа достанется ей (вторая половина – сыну, который почти постоянно проживал в США), а после приличествующего неутешной вдове срока она выйдет замуж за своего любовника, то есть Станислава.

И, что самое ужасное, предложение Светланы он с порога не отверг, хотя совершенно не представлял себя в роли хладнокровного убийцы. Шумский сказал любовнице, что согласен в принципе, но ему надо еще как следует подумать над технической реализацией ее проекта.

Как криминальный журналист, он неплохо знал преступный мир, и, в частности, ему было известно о группе ликвидаторов, которая устраивала заказные убийства, очень похожие на несчастные случаи. О существовании этой бригады знали и соответствующие органы, они знали даже пару имен из нее, но доказательной базы собрать не могли. Станислав полагал, что лучше всего, если ликвидацией его босса займутся эти профессионалы, а наследство, полученное Светланой, с лихвой покроет и долги Шумского, и затраты на киллеров, и еще ой как много миллионов останется.

Но выйти на тех лихих и умелых ребят никак не удавалось, и тут Станислав встретил бывшего одноклассника Артура Шалимова. Когда узнал, что тот работает в детективном агентстве, Стае завязал с ним профессиональный разговор. Тогда он и сообщил Артуру, что пишет книгу о заказных убийствах, и попросил помочь с фактическим материалом.

И ничего не подозревавший в то время Шалимов действительно кое в чем ему помог – просто в память о школьной дружбе да под разговоры об их бесшабашной юности под армянский коньячок… На Шумского вылился целый поток бесценной информации о московском рынке заказных убийств, причем Артур дал и практические рекомендации: как выйти на нужных людей. В том числе и на людей из той самой бригады, которая интересовала Станислава.

Но в разговоре всплыло и еще одно имя: подполковника ФСБ Спирина. Тот будто бы имел доступ к секретной лаборатории, которая изготавливает знаменитые таблетки, разработанные еще фармакологами КГБ. Эти препараты при употреблении внутрь вызывали у человека сердечный приступ и потом самоликвидировались, так, что обнаружить их в организме усопшего невозможно никакими методами.

Журналист, конечно, о таких таблетках был наслышан, хотя и не слишком верил в их существование. Однако вариант с подполковником Спириным выглядел очень уж соблазнительно, и Станислав записал его координаты.

Долгое время Шуйский никак не мог решиться на встречу ни с эфэсбэшником, ни с представителем ликвидаторов. Но срок расчета с банком за кредит под залог квартиры неумолимо приближался, а требования Светланы закрыть вопрос с ее мужем становились все настойчивее. И Станислав начал действовать. Он провел предварительные консультации сразу по двум направлениям и в обоих случаях получил многообещающие результаты. Подполковник Спирин согласился раздобыть таинственный препарат, а представитель ликвидаторов выразил готовность разрешить имеющуюся проблему самым деликатным образом.

Теперь у Станислава появилась даже свобода выбора. Но выяснилось, что и в том и в другом варианте акцию невозможно провести немедленно. Прежде чем стороны ударят по рукам, эфэсбэшник сначала должен был достать таблетки, а ликвидаторы – дождаться своего босса, который пребывал за границей: тот лично утверждал все сделки такого рода. И поскольку время поджимало, Шумский решил так: кто из контрагентов окажется расторопнее, с тем и будет заключен контракт.

О своих переговорах и достигнутых промежуточных результатах он, не называя, впрочем, никаких имен, информировал Светлану. Та его действия одобрила и пообещала оплатить любой из контрактов.

Между тем босс Шумского задумал уехать в десятидневное турне по Уралу, Сибири и Дальнему Востоку для изучения рынка возможных инвестиций. Взял он с собой и Станислава. Однако по прилете в Екатеринбург выяснилось, что бизнесмен забыл на подмосковной даче очень важные бумаги конфиденциального характера. Он тут же приказал Шуйскому лететь за ними обратно, в столицу, причем дал ему от дачи ключи, поскольку жена предпочитала одиночеству на лоне природы более веселую городскую жизнь.

Станислав прилетел в Москву под вечер и тут же направился на дачу своего шефа, не поставив в известность Светлану, поскольку не желал выслушивать от нее все более истеричные упреки в нерешительности и даже трусости: как она выражалась, ее душа прямо-таки жаждала освободиться от гнета тирана-мужа.

Но Светлана оказалась именно на даче, причем не одна. Компанию ей составлял малознакомый Станиславу молодой человек. Этот паренек был из золотой московской молодежи, Шуйский его встречал исключительно в модных ночных клубах.

Света не стала изворачиваться и скрывать, для чего они тут находятся, но сказала, что это всего лишь – легкое, мимолетное увлечение, а ее любовь к Станиславу вечна, и все договоренности с ним остаются в силе.

Шуйский, в свою очередь, не стал устраивать сцен, однако сделал из случившегося серьезные выводы. Он осознал, что, организовав убийство своего босса, может попасть в еще более тяжкое, чем сейчас, положение. Вдруг легкомысленная и коварная Света откажется не только выйти за него замуж, что еще полбеды, но и оплачивать работу киллеров после ликвидации мужа? Ведь тогда эти киллеры наверняка ликвидируют заказчика, то есть его самого!

Но если отказаться от договоренности со Светланой – откуда тогда взять деньги на оплату долгов?!

И в тот же вечер его посетила оригинальная и многообещающая идея: он решил найти заказчиков на убийство своего шефа среди конкурентов бизнесмена, раз уж все равно его придется ликвидировать. И сразу же ему пришла в голову парочка подходящих кандидатур.

Не откладывая дело в долгий ящик, он последовательно посетил обоих возможных сообщников и, как и ожидал, встретил у того и другого интерес к своему предложению. Еще бы! Ведь это предложение поступило от личного секретаря будущей жертвы!

А потом судьба преподнесла Станиславу поистине царский подарок. Прибыв на следующий день в Екатеринбург, он узнал, что два часа назад его шеф погиб. Бизнесмена сбил на дороге неизвестный автомобиль, который скрылся с места инцидента.

Это преступление так и не было раскрыто. Осталось неясным, стал ли предприниматель жертвой лихача-водителя или заказного убийства. Но важно было другое – Станислав получил по сто тысяч долларов от конкурентов своего шефа, которые согласились спонсировать его ликвидацию. Ведь Шумский, конечно же, сказал им, что гибель бизнесмена в Екатеринбурге организовал именно он.

Заказчики не могли ему не поверить, как, впрочем, и Светлана. Замуж за него она, правда, так и не вышла, но кредит перед банком погасила и мифический заказ на ликвидацию оплатила.

Шуйского, конечно, расстроил несостоявшийся брак, поскольку Света ему в сексуальном плане нравилась. Но мучился разлукой с ней он не слишком дол го. Стасик рассчитался со всеми долгами, вернулся в «Криминальный вестник» и, исходя из неожиданно приобретенного, пусть и не совсем полноценного опыта в организации наемного убийства, стал подумывать: а не заняться ли этим делом всерьез? Причем именно так: сначала подыскивается подходящая жертва, а под нее подбирается заказчик. Оригинально и очень перспективно! Тем более что и профессиональные исполнители у него практически уже есть, ведь проведены предварительные переговоры и с подполковником Спириным, и с братками.

И все-таки решился он на подобное предприятие не скоро, все определила случайная встреча еще с одним его однокашником…

Наконец он внутренне отошел от неприятного разговора с Артуром Шалимовым. Что ж, пора действовать.

Стае взял мобильник и набрал секретный, по словам Шалимова, номер бывшего преступного авторитета, а теперь строительного магната – Кармана.

– Виктор Петрович?

– Ну, он самый.

– Мое имя вам ничего не скажет, но у меня есть важная информация по вашему знакомцу Олегу Фролову.

– Какая информация?

– Компрометирующая. Просто убойная. Я хотел бы вам ее предложить за соответствующее вознаграждение.

Молчание. Долгое молчание.

– А намекнуть не можешь, в чем конкретно дело? – наконец разродился вопросом Карман, и Шумский почувствовал, что тот предложением заинтересован.

– По телефону невозможно. Но разочарованы не будете – отвечаю.

– Угу. Как тебя кличут?

– Степан.

– Вот что, Степа, ты знаешь, где я сейчас нахожусь?

– Нет.

– На даче, что на Рублево-Успенском шоссе. Сейчас объясню, как до меня добраться.

– Я в курсе.

– Ну, тогда я тебя жду, Степан, – хмыкнул Карман и разъединился.

Стае облегченно вздохнул: полдела сделано. И очень хорошо, что Карман оказался на даче. Станислав сейчас как раз находится недалеко от Рублево-Успенского шоссе.

Он, как и при встрече с Малаховым, приклеил небольшие усики и надел темные очки. Десять минут пути, и «БМВ» Шумского оказалась у трехэтажного особняка, окруженного глухим забором из свежеокрашенных в темно-синий цвет досок.

Не снижая скорости, он проехал еще метров восемьсот и, заметив просеку, загнал машину в лес. К трехэтажному особняку вернулся пешком.

Станислав подошел к железным воротам, где была оборудована небольшая проходная. Из нее вынырнул охранник в камуфляже.

Будучи уверен, что тот предупрежден, Шуйский сразу же представился:

– Я – Степан. Меня Виктор Петрович ждет.

Охранник молча кивнул и жестом пригласил Станислава следовать за ним.

Шуйский оказался в большой комнате, видимо гостиной. У камина сидел в кресле человек в ярко-желтой с лиловыми разводами пижаме, лет сорока пяти, с сигаретой в зубах. Рядом с ним стоял небольшой столик, на котором находились бутылка виски, два пустых стакана из толстого зеленоватого стекла и тарелочка с орешками.

Человек пальцем поманил Станислава к себе и указал на стул возле своего кресла.

Подойдя поближе, Шуйский разглядел странным образом изогнутый шрам на щеке, возле уха, у хозяина особняка. Вообще-то Станислав никогда не видел Карманова, но трудно было сомневаться, что это он и есть. Видно по всему.

– Садись, Степа. – Карман ленивой усмешкой дал понять, что не верит, будто гостя зовут именно так.

– Спасибо, Виктор Петрович. – Станислав, как обычно, мандражировал, но не слишком: ситуация была типовая и никаких неожиданностей не предвещала.

Строительный магнат налил гостю и себе по полстакана виски. Свою емкость поднял, не чокаясь:

– Давай каждый за свое.

– Я не пью, – скромно произнес Шуйский. Выпить он был не дурак, но ему предстояло садиться за руль, а главное – расслабляться при такого рода переговорах не стоило.

Как знаешь, – равнодушно отметил Карман и в один прием заглотил свою дозу. Зажевав орешком, наконец, поинтересовался: – Ну, что там у тебя?

– Я могу замочить Фролова, – ровно произнес Шуйский.

– Вот как! – Карман поднял на гостя глаза и, не изменив выражения лица, молча рассматривал его какое-то время. Потом протянул в сторону руку, и Станислав заметил, что он надавил на некую кнопку.

Звонок, догадался Шуйский. Тут же появился охранник, но не тот, что встречал Станислава у ворот.

– Обыщи этого пацана, – скомандовал Карман.

Шуйский полагал, что секьюрити просто прощупает его, но тот отвел гостя в отдельную комнату, где заставил его раздеться догола.

До Станислава дошло: ищет микрофон либо миниатюрный диктофон.

Охранник особо заинтересовался его мобильником. Долго крутил телефон в руках, а потом объявил:

– Эта штука пока побудет у меня. На выходе верну. – Когда они возвратились в гостиную, секьюрити доложил хозяину: – Все чисто.

– Оставь нас, – распорядился Карман и.

как только Шумский расположился напротив него на стуле, лаконично спросил: – Сколько?

– Лимон, – последовал столь же лаконичный ответ.

– Хм, и лаве вперед?

– Нет, по исполнении.

– Солидно звучит. – Хозяин, словно бы подтверждая это, покрутил в воздухе рукой. – Ты знаешь, Степа, я бы согласился на твое предложение. Лимон за шкуру такой суки, как Фрол, – вообще не деньги. Но ведь все знают, что он меня кинул на большие баксы. Вот и ты знаешь, потому сюда и пришел. Меня же менты одними допросами замурыжат, да и московские власти сразу поймут, что к чему. Они начнут мстить, а мстить эти ребята умеют. По-своему, экономически. В результате от смерти Фрола я получу только моральное удовлетворение, зато могу потерять чуть ли не весь свой бизнес. У меня же почти все дела на Москве завязаны. Так что, пацан, согрел ты мне душу, но… – Карманов развел руками.

Шумский демонстративно посмотрел на часы.

– Сейчас господин Фролов проводит у себя дома что-то вроде вечеринки. Так, небольшое семейное мероприятие с приглашением двух десятков гостей. Если мы с вами договоримся, я звоню одному из приглашенных, и через час-другой с Фроловым случится сердечный приступ с последующим летальным исходом. Вскрытие покажет, что смерть носила естественный характер. – И он вопросительно посмотрел на Карманова.

– Естественный, говоришь?.. – Лицо Кармана заметно оживилось, но с ответом он не спешил. – Мне надо подумать, – сказал он после минутной паузы внезапно севшим голосом.

Станислав покачал головой:

– Думать некогда: больше такой возможности может не быть.

Старый вор поднялся с места и прошелся по периметру гостиной. Потом резко остановился.

– Говоришь, результат будет известен уже сегодня?

– Я бы сказал: сегодня или никогда.

– Хм… А с чего ты решил, что я честно с тобой расплачусь? – весело посмотрел на гостя Карман.

Такое Шумский уже слышал и отреагировал мгновенно:

– Я не хотел бы отвечать на этот вопрос.

– Ну-ну, – неопределенно буркнул Карманов. Потом направился к дверям, бросив через плечо: – Я сейчас…

«Что-то задумал старый бандит», – заволновался Стае и в попытке успокоиться отхлебнул из своего непочатого стакана глоток виски.

Хозяин особняка вернулся минут через пять. В руках он держал нечто напоминающее портмоне.

– Я принял твое предложение, Степа. Расчет, как и договаривались, после исполнения. А пока возьми от меня немного баксов на карманные расходы. – Магнат протянул Станиславу ту штуку, что держал в руках. Это действительно оказалось портмоне, но несколько необычное. Его кожаная поверхность была инкрустирована некими цветными камнями. – Дорогая вещица, между прочим. В Голландии приобрел у тамошних ювелиров.

Шуйский раскрыл особо ценное портмоне, оно оказалось под завязку набито сотенными долларовыми купюрами.

– Один нюанс, – сказал Станислав. – Этот шанс, конечно, не велик, но может случиться так, что Фролова в реанимации откачают. Тогда я хотел бы получить половину.

– Ну уж нет! – категорически возразил Карманов.

– Но ведь после тяжелого инфаркта он все равно не жилец!

– Хорошо. Тогда сто тонн, и ни копья больше.

– Анна Малахова? А кто она такая? Где работает? Наверное, не здесь, не в «Этели», раз кадровик ее не знает. Что говорит эта Катя? – засыпал вопросами Бороздин своего напарника прямо в коридоре здания фирмы.

– Малахова работает не где-нибудь, а в «Монмартре», то есть там же, где и разыскиваемая Аза Арзаева! – Ощущая себя носителем эксклюзивной информации, Колодков непроизвольно разговаривал со старшим по званию в несколько покровительственном тоне, на что капитан, впрочем, никак не реагировал. – Оказывается, «Этель» и «Монмартр», можно сказать, дружат домами, в частности, устраивают совместные корпоративные вечеринки. Катя говорит, что Аня Малахова работала в «Монмартре» кем-то вроде буфетчицы, во всяком случае, она эти самые вечеринки обслуживала.

– То есть развлекались фирмачи «Этели» в «Монмартре»?

– Да. Там вроде бы места много.

– А связь между Малаховой и Карнауховым была у сотрудников этих фирм на слуху?

Похоже, нет. Катя сказала, что Аня от босса «Этели» была без ума и не скрывала этого, но об их интимных отношениях ей ничего неизвестно.

– Ну, что ж, можно, конечно, и местный народец кое о чем порасспрашивать, но перспективнее будет двинуть сразу в «Монмартр». Как считаешь?

– Без вопросов!

Они двинулись на выход.

– Ты этой Кате все фотографии показывал? – спросил капитан Колодкова по дороге.

– Все.

– И ту, где Малахова с Карнауховым лежат на полу, в крови?

– Да. А что?

– Просто интересно, как секретарша на это отреагировала. Нашатырь ты ей, случаем, не давал нюхать?

– Не понадобилось. И вообще, товарищ капитан, плохо вы нынешнюю молодежь знаете. Катя всего лишь заметила, что убиенная парочка на снимке выглядит очень сексуально.

Бороздин испустил глубокий вздох, значение которого осталось для старшего лейтенанта загадкой.

На улице, прежде чем сесть в машину, они остановились передымить.

– Ну и что, Димыч, ты теперь по этому делу думаешь? – поинтересовался Колодков.

– Версией номер один остается убийство Арзаевой мужа и его любовницы из ревности и мести. Но то, что сообщил Новосельцев, наводит на мысль, что девушку могли грамотно подставить. Будем считать это версией номер два. – У Бороздина действительно возникла надежда на этот второй вариант.

Старший лейтенант покачал головой:

– А не слишком ли это сложная комбинация для обычного уголовника, пусть он и в самом что ни на есть авторитете? Ведь обычно братки решают свои проблемы весьма тривиальным образом. Для таких дел существуют киллеры.

– Ладно, рановато нам голову над этим ломать – поехали в «Монмартр». – И капитан выкинул окурок.

Едва они забрались в салон «Самары», запрещал мобильник Бороздина.

– Димыч? Зайцев беспокоит. Только что нашли совершенно свежий труп в районе Раменок. Это там, где отходит местная железка от Киевской железной дороги. Сгоняй туда по-быстрому.

– Лева! – взмолился капитан. – Я же веду расследование о двойном убийстве!

А чего тут расследовать? Арзаева скрылась, и ее ищут в установленном, так сказать, порядке. Вина ее практически доказана. В кухне, где были застрелены любовнички, следы только их обуви и неких женских туфель тридцать седьмого размера. Точно такой размер носит Арзаева – это уже установлено. Кроме того, на ручке входной двери обнаружены совершенно четкие, а значит, абсолютно свежие отпечатки ее пальчиков.

– А откуда взялись образцы этих отпечатков? – спросил Дмитрий с невольным чувством досады.

– Наши люди побывали у нее на работе. Ты думаешь, вы только вдвоем с Колодковым над этим делом работаете? Короче, отпечатки сняли с чашки, из которой Арзаева пила кофе.

– Но у нас появились новые данные и новая версия! Установлена личность убитой!

– Да, конечно, Анна Малахова. Она работала в «Монмартре». Замужем за неким Петром Малаховым. Темный делец. Дважды попадал под следствие, оба раза подозревался в незаконной торговле золотом. Но до суда дело не доходило. Изворотливый дядя.

– Так надо же его допросить!

– К нему домой уже съездили. На месте его нет, работать он нигде не работает. Пенсионер наш Малахов.

– А мобильный у него есть?

– Похоже, нет. Во всяком случае, сей факт не установлен.

– Надо бы у его дома кого-нибудь из наших оставить.

– Уже оставил. Давай дуй в Раменки!

– Ладно, – вздохнул капитан, – уже дую.

…Бороздин еще издалека увидел милицейское оцепление, что не могло его не обрадовать – сразу стало ясно, куда рулить. А то начальник отдела дал слишком расплывчатый ориентир, и наверняка пришлось бы блуждать между бесчисленными здесь складами, гаражами и даже огородами.

Капитана как городского по рождению и местожительству человека вообще удивляла эта местность. Здесь, совсем не на окраине Москвы, сохранились деревянные избушки, можно сказать, на курьих ножках, возделывались садово-огородные участки и ютились вдоль железной дороги многочисленные голубятни, мода на которые прошла много лет назад.

Вот между одной из таких голубятен и непонятного назначения складом и лежало тело молодого парня, на вид не более семнадцати лет. На правом его виске запеклась кровь.

Трупом уже занимался судмедэксперт.

– Что скажете, док? – обратился к нему Дмитрий с привычным вопросом.

– Убит пулей в висок с близкого расстояния. Не более чем час назад.

Тут к Бороздину подошел молодой лейтенант и, представившись дознавателем из районного отдела милиции, попросил его предъявить документы. Ознакомившись с ними, он практически приволок за рукав какого-то плюгавого старикана.

– Товарищ капитан! Вот этот человек с полчаса назад обнаружил труп. – Лейтенант оглядел старика с ног до головы и, видимо, усомнившись в его способности вести членораздельную речь, пояснил: – Старик работает на соседнем складе сторожем. В этих местах частенько алкаши сходятся. Дед решил поднабрать пустых бутылок, и вот…

Капитан не удивлялся тому, что показания вместо свидетеля-сторожа дает дознаватель – дед был в доску пьян. Бороздин удивлялся другому, как в таком состоянии сторож смог вызвать милицию. Сработал, видимо, профессиональный рефлекс.

– А выстрела он не слышал? – обратился капитан опять-таки к дознавателю.

– Нет. Да и голосов никаких – тоже. Я спрашивал.

– А кроме этого сторожа, другие лица в данных местах обитают?

– В двух ближайших складах сидят по охраннику, но они не в лучшем состоянии, чем этот. – Дознаватель кивнул в сторону еле стоящего на ногах единственного свидетеля.

– Пусть ваши ребята проверят все же и более отдаленные склады – вдруг да кто-нибудь что-то видел или слышал. То, что может нас заинтересовать. А документы какие-нибудь у парня нашли? Или какие-либо бумаги?

– Нет. Только билет на сегодняшний матч «Спартак» – ЦСКА. Не доведется уже бедняге его посмотреть…

Тут Дмитрий снова бросил взгляд на труп и обнаружил то, па что ранее не обратил особого внимания – шею парня обвивал красно-белый шарф со спартаковской символикой.

Капитан обернулся к напарнику:

– Придется тебе, Серега, в клуб болельщиков «Спартака» сгонять. Кроме фотографии пацана, возьми и этот билет на сегодняшний матч – вдруг билетик по каналам клуба распространялся.

– А ты куда же, Димыч? – недоуменно спросил Колодков, уже привыкший к тому, что все оперативные мероприятия они с капитаном проводили, как правило, вместе.

– А я в «Монмартр», как и планировалось.

– Но ведь там уже были наши люди – наверняка перетрясли в конторе всех и вся!

Бороздин на этот аргумент среагировал неопределенным пожатием плеч и двинулся к своей «Самаре». И, уже сев за руль, крикнул растерянно хлопающему ресницами Колодкову.

– Чего стоишь?! Пехом выбираться из этого болота собрался?

Старший лейтенант рванулся с места, и тут же раздался ликующий вопль дознавателя:

– Товарищ капитан! Наши ребята пулю нашли.

– Отдай ее вот этому парню. – И Бороздин указал на одного из криминалистов, прибывших из окружного УВД.

К директору «Монмартра» Борису Семеновичу Ардову ярко накрашенная и пышнотелая секретарша Леночка пропустила Бороздина без лишних вопросов. Этот бизнесмен чем-то неуловимо напоминал ему вице-президента «Этели». По крайней мере, он столь же часто пользовался носовым платком, сбирая избыточную влагу со лба и шеи.

– Ваши люди пробыли у нас полдня, и в результате наша компания потерпела убытки, – Ардов ловко, на манер шулера, передергивающего карту, прошелся пальцами по кнопкам калькулятора, – на сорок восемь тысяч долларов. Я что, должен платить их из своего кармана?! – воскликнул он с возмущением, впрочем, как показалось капитану, не слишком естественным.

– Убита ваша сотрудница Анна Малахова… – произнес Дмитрий с укоризной в голосе.

– Она – не наша сотрудница! – последовала неожиданная реплика.

– А чья же? – несколько растерянно спросил Бороздин. Неужели ошиблись и Лева Зайцев, и секретарша Катя из «Этели»?

– Фирмы «Московский фаст-фуд».

– То есть к «Монмартру» Анна Малахова не имеет никакого отношения?

– Я уже объяснял вашим товарищам: она только кормит обедом наших сотрудников!

– И на вечеринках вашу фирму обслуживает?

– Да.

Ситуация с убитой прояснилась.

– Но Аза Арзаева – именно ваша сотрудница? – После кивка директора капитан продолжил: – Она бесследно исчезла из дома. На службе, насколько я понимаю, она не появлялась. Вы можете сказать, где находится госпожа Арзаева?

– Откуда же мне это знать, черт возьми?! Вы, по-моему, восьмой сотрудник милиции, который сегодня меня о ней спрашивает!

– Надо будет, спросим и двадцать восемь раз! До тех пор пока не найдем Арзаеву и не узнаем, кто убил Малахову. А вы благодарите Бога, что вас пока спрашивают на вашем рабочем месте и ночуете вы в собственной постели.

Капитан крайне редко прибегал к подобного рода угрозам в разговорах с обычными свидетелями, каковым, собственно, и был директор Ардов, но сейчас он решил, что зарвавшегося и распсиховавшегося бизнесмена надо вовремя охолонить, иначе серьезного разговора не получится.

Впрочем, он добился не совсем того эффекта, которого ожидал: директор окаменел лицом и явно ушел в глухую защиту. И Дмитрию сразу стало ясно – из него теперь и путного слова не вытащишь.

– Я вас слушаю, – с холодной вежливостью и с едва скрываемой ненавистью объявил Ардов.

– Были ли Анна Малахова и ваш крупный клиент Константин Карнаухов в близких отношениях?

– Понятия не имею, – последовал немедленный ответ.

– Не случилось ли вчера в вашей организации чего-нибудь необычного?

– Арзаева выглядела больной, и я вскоре после обеда отпустил ее с работы.

– Это была ее инициатива?

– Нет, моя.

– Очень гуманно с вашей стороны. А с кем она была близка из сотрудников «Монмартра»?

– Если вы имеете в виду мужчин, то в связях, порочащих ее, Арзаева не замечена. – Губы директора тронула легкая усмешка. – Подружкой ее считалась Людмила Силкина, которую все называют Милочкой.

– Сколько сотрудников работает в ее отделе?

– Вместе с Арзаевой – пятеро.

– Вам больше нечего добавить по интересующему следствие вопросу?

– Нет.

– Есть ли у вас комната, где я могу побеседовать с каждым сотрудником отдела наедине?

Свободных помещений на фирме нет. Не считая туалетов, разумеется, – скривил в ухмылке губы Борис Семенович. – Тем не менее проблем у вас особых не предвидится. Сейчас в отделе сбыта только два человека – Эдуард Хромов и Ольга Агапова. Пока вы будете разговаривать, скажем, с Агаповой, Хромов постоит в коридоре, покурит. И потом – наоборот.

– А где же остальные сотрудники отдела? В командировках?

– С начальником отдела Федором Филиппычем Малковым приключился дома какой-то несчастный случай, и он лежит в «Склифе», в ожоговом отделении. Рядом с ним дежурит Милочка, то есть Людмила Силкина. Она – вроде как его гражданская жена.

…В отдел сбыта Дмитрий вошел намеренно невежливо, без стука, в расчете что-нибудь услышать не для посторонних ушей, и действительно застал двух молодых людей, о чем-то сердито переговаривающихся друг с другом. Капитану удалось зафиксировать фразу девушки: «Так поступать было нельзя!» – и ответ молодого человека: «Не вздумай болтать об этом где ни попадя!»

«Да тут пахнет жареным!» – отметил Дмитрий.

– Я – капитан милиции Бороздин и расследую дело о двойном убийстве, – произнес он по возможности внушительно и грозно, и оба молодых человека при этом вздрогнули.

– Да-да, – хмуро произнес, по-видимому, Эдуард Хромов. – Много тут ваших сегодня ходило, и все они чего-то расследовали.

Капитан, оставив без внимания его не совсем любезную реплику, обратился к девушке, определяя ее как более слабое звено.

– Мне надо поговорить с вами наедине. Вы ведь, вероятно, Ольга Агапова?

Сотрудница отдела сбыта несмело кивнула и негромко произнесла:

– Угу.

Бороздин в упор и подчеркнуто строго посмотрел на Эдика, не говоря при этом ни слова.

– Я выйду ненадолго, – правильно оценил ситуацию Хромов.

– Только далеко не уходите, – предупредил его Дмитрий. – У меня могут возникнуть к вам вопросы.

Эдик пожал плечами и покинул помещение.

Старший оперуполномоченный взял стул и поставил вплотную к стулу девушки, так, чтобы наблюдать за ее лицом и особенно глазами.

– Что вчера произошло в отделе, Оля?

– Ничего необычного, – тихо произнесла та, отведя в сторону взгляд.

– А почему стало плохо Азе Арзаевой?

– Откуда мне знать? – ответила она, все так же глядя куда-то вбок.

В этот момент капитан понял, что, скорее всего, сморозил глупость, не взяв с собой Серегу Колодкова, – уж тот бы нашел к девушке нужный подход.

– Ее, возможно, кто-то обидел? А? Рассказал ей что-то нехорошее про ее мужа?

Эта догадка была отнюдь не интуитивной: одна из версий капитана предполагала, что кто-то из сотрудников отдела сообщил Арзаевой о связи ее мужа с другой женщиной.

Но с какой целью – из мести либо меркантильных соображений? Бороздин только совсем недавно задался вопросом: а кто же станет наследником несметных богатств господина Карнаухова? Ведь вдова как убийца мужа не получит ничего. Тогда кто все это загребет? Здесь надо разобраться, и очень срочно!

Девица в ответ на вопрос сыщика вдруг зарыдала, вскочила со стула и опрометью выскочила из кабинета. И в тот момент капитану показалось, что он нащупал верный след.

Тут же в помещение завалился Хромов.

– Я заявляю решительный протест – свой и от лица всего коллектива нашей фирмы! Вы применяете незаконные методы воздействия! Вам это с рук не сойдет! Мы подадим на вас жалобу прокурору.

И он ушел, хлопнув, как и положено в таких случаях, дверью.

Капитан пропустил его тираду практически мимо ушей. Он с Колодковым вечерком заглянет к Оле домой, и вдвоем они дожмут девчонку. А лясы точить с этим фраерком Эдиком сейчас просто бесполезно. Но в нужный момент и при определенных обстоятельствах паренек заговорит. Не просто заговорит – соловьем петь будет!

А сейчас капитан решил навестить «Склиф».

Бороздин шел по коридору ожогового центра в накинутом на плечи белом халате в сопровождении заведующего отделением.

– Больной поступил к нам под утро в шоковом состоянии, – рассказывал врач. – Верхняя часть головы у него каким-то образом оказалась ошпарена кипящим кофе. Короче говоря, ожог второй степени: не опасно для жизни и не слишком – для здоровья. Но после выписки я бы порекомендовал ему носить парик.

– Кто-нибудь из наших у него уже был?

– Да, приходили люди – кажется, из прокуратуры. Но в тот момент никакие контакты с больным были невозможны. Он еще пребывал в шоке. Не столько в болевом, сколько, я сказал бы, в психологическом.

– А сейчас с ним можно поговорить хотя бы пять минут?

Врач пожал плечами.

– Посмотрим на его состояние… Вот, кстати, и его палата.

Но зайти в нее ни эскулапу, ни сыщику не удалось. Перед дверью, буквально как из-под земли, выросла девица в белом халате.

– Вы кто такой? – грозно вопросила она капитана. – Опять из этих, из органов?

Дмитрий Бороздин, человек в общем-то не робкого десятка, невольно сделал шаг назад и не сразу нашелся что ответить.

– Я – старший оперуполномоченный управления внутренних дел капитан Бороздин. И пришел сюда исполнить свой служебный долг. В данный момент я расследую двойное убийство.

Злобная девица, напоминавшая всем своим обликом и поведением мифическую фурию, произвела на капитана такое сильное впечатление, что он представился с вовсе не свойственным ему пафосом.

– Нечего тут расследовать! – крикливо и одновременно зловеще вещала «фурия». – Убийца давно известна – это Аза Арзаева. Она заявилась к нам глубокой ночью, сама во всем призналась и попросила у нас убежища. А когда я, как сознательная гражданка, стала набирать номер милиции, она обварила голову Федора Филипповича кипятком, а меня пыталась застрелить. Я едва унесла ноги!

– В котором часу это было? – осторожно спросил капитан.

– Откуда мне знать! – взревела Милочка. – Я же сказала, была глубокая ночь! Какой, однако, бестолковый народ служит в наших так называемых правоохранительных органах! Чему же удивляться, что убийца разгуливает на свободе, а бедный пострадавший, – тут она всхлипнула и кивнула на дверь палаты, – находится, можно сказать, при последнем издыхании.

И девица трижды истово перекрестилась.

Старший оперуполномоченный как человек, привыкший реально оценивать ситуацию, понял, что в палату к Малкову ему сейчас не попасть. Если только применить физическую силу. Но необходимости в этом он не видел. «Фурия» и так дала массу полезной информации, а с Малковым можно будет поговорить и в более удобное время.

– Спасибо, вы очень помогли следствию, – максимально серьезным и благожелательным тоном сказал Бороздин, и хотя, конечно, понимал, кто перед ним стоит, подбоченившись, профессиональная педантичность заставила его произнести следующую фразу: – Простите, но я до сих пор не знаю, кому обязан столь ценной информацией.

– Меня зовут Людмила Силкина. – И тут, будто впервые разглядела собеседника как следует, она кокетливо добавила: – Можно просто Милочка.

…Когда капитан покинул «Склиф», было полдевятого вечера. Еще не поздно было бы нанести визит Ольге Агаповой.

Дмитрий набрал телефонный номер Сергея Колодкова, но трубку никто не поднял. Капитан по опыту знал, что и на мобильный старшего лейтенанта вечером звонить бесполезно: оперуполномоченный всегда по окончании рабочего дня отключался, оберегая свою личную жизнь от внезапных вызовов на службу. А без его помощи девушку не расколоть, констатировал Бороздин, вздохнул и направился домой с одной только мыслью: побыстрее добраться до кровати.

Петр Максимович Малахов пришел домой поздним утром. После вчерашней многочасовой попойки страшно трещала голова и покалывало в груди. Давненько он так плотно не прикладывался к рюмке и правильно делал – не для его лет подобные развлечения, здоровьишко уже не то.

Заглянул в комнату молодой жены, хотел попросить таблеток «от сердца», но ее дома не оказалось: надо думать, ушла на работу.

Пошарил в домашней аптечке, но валидола не нашел. Но ничего: и раньше прихватывало, да проходило, и сейчас, даст Бог, полегчает само по себе.

И тут его взгляд остановился на кровати жены. Сверху, на желтом покрывале, лежал светло-коричневый с синими цветочками Анин халат.

Халат как халат, он и позавчера вечером точно так же лежал, когда жена ушла на свои ночные посиделки. Но в том-то и дело, что лежал именно так же! Он это точно помнит! Выходит, что вчера Анютка домой так и не заявлялась!

И у него еще сильнее закололо в груди. Старый, видавший виды жулик страстно, практически до безумия, любил свою молодую жену.

Он впервые приметил ее два года назад в палатке на муниципальном рынке: юная, деревенской внешности девушка торговала хлебом. К окошку, из которого она подавала покупателям буханки, батоны и булки с изюмом, было прикреплено объявление: Сниму комнату.

Девушка и сама выглядела как сдобная пышка. Свежая, румяная и, несмотря на юность, с буйными, будто рвущимися из-под одежды телесами.

Хозяина палатки, армянина Карена, он немного знал, даже заключал с ним иногда мелкие коммерческие сделки по золотишку.

«Карен, откуда девушка?» – спросил Петр Максимович с непривычным для себя волнением.

«Из какой-то Смоленской области, дорогой», – лениво процедил торговец, и Малахов сразу все для себя решил: он и сам был родом из тех мест.

«Комната-то ей нужна?» – Он кивнул на объявление.

Карен пристально взглянул на Петра Максимовича:

«Да ты никак запал на нее, дед!»

«А может, и так. Что с того?»

«Только для старого клиента: тыща баксов – и девка твоя».

Малахов вытаращил зрачки:

«Что она у тебя, рабыня?»

«Называй, как хочешь, но живет девица при мне».

«К тебе же супруга на днях приехала!» – продолжал изумляться Петр Максимович.

«Да в том-то и дело! А то и говорить с тобой было бы не о чем! Теперь надо девочку куда-то пристроить».

«И ты думаешь, у тебя ее кто-то за такие бабки купит? Да и сама она что, за себя не отвечает?»

«Паспорт Ани у меня, и деваться ей некуда, – рассудительно пояснил Карен. – А отдаю я тебе девку себе в убыток. Когда она стала работать в хлебной палатке, у меня продажи возросли на двадцать процентов. А к тебе она перейдет – у меня уже, конечно, работать не будет. Так что штука – справедливая цена».

Мало сказать, что Петр Максимович был по-крестьянски прижимист, – он являлся по-настоящему жадным человеком. Но тут скаредничать не стал. Так Анюта, как ее Малахов стал называть, оказалась, по сути, его собственностью.

Девушка приняла перемену в своей судьбе как данность, не выказывая при этом ни радости, ни сожаления. И когда он в первый раз залез к ней в кровать, восприняла это спокойно, опять-таки как должное. Вела себя в постели умело, не проявляла при этом личной инициативы, но и Петру Максимовичу ни в каких сексуальных действиях не отказывала.

Малахов был очень ею доволен и со временем уже не мыслил без нее своего существования.

Но вместе с тем он постоянно чувствовал страх – каждый день ожидал, что Анюта бросит его, ведь она была моложе Петра Максимовича почти на полвека!

Малахов ощущал себя полноценным мужчиной, но понимал, что годы уже не те, и удовлетворить избыточную чувственность Ани, которую девушка старалась не демонстрировать, но которая каждому бросалась в глаза, он уже не в состоянии.

Петр Максимович стал покупать всяческие дорогостоящие препараты, гарантирующие, согласно рекламе, повышенную потенцию, – виагру, вука-вуку, а также пил специальный китайский чай, но особого прогресса не ощутил. В результате его постоянно грызла ревность, хотя и довольно абстрактная, поскольку никаких поводов подозревать ее в неверности Анна не давала.

Чтобы привязать девушку покрепче к себе, он предложил ей законный брак, на что Аня немедленно согласилась – прописка в Москве и достаток в семье дорогого стоили.

Но, скорее всего, с женитьбой Петр Максимович погорячился. После этого события Анна стала капризничать: мол, ей надоело сидеть дома без особого дела, она хочет устроиться на работу. Впрочем, Малахов серьезно и не возражал, полагая, что баба должна сама зарабатывать себе на шмотки и всякие там белила с румянами, то есть, по его мнению, на баловство.

Приехавшая из деревни девчонкой без специального образования, Анна устроилась на простенькую работу в фирму, специализирующуюся на корпоративном общепите.

Конечно, Малахов понимал, что на работе его жена может завязать нежелательные знакомства, и потому требовал от нее ежедневных отчетов о ее трудовой деятельности, пытаясь выловить в словах Ани некие скрытые признаки того, что она тайно контактирует с мужчинами.

Но ничего такого в ее речах он не обнаруживал.

И вдруг однажды жена сказала, что хочет пойти на ночные бдения, где будут вызывать с того света настоящих духов. Ей это, мол, безумно интересно.

Он поначалу с негодованием ее просьбу отверг, но Анюта проявила неожиданную твердость, и Петр Максимович осознал, что против женской блажи устоять невозможно. Но одну он ее, конечно, не отпустил – поехал на бдения вместе с ней.

Мероприятие происходило в обычной жилой квартире. В не слишком большую гостиную набилось человек пятнадцать. Всех их рассадили вокруг солидных размеров стола. После чего хозяйка квартиры, молодая, но очень толстая баба, прочитала целую лекцию о спиритизме.

Малахов, понятно, слушал ее не вполуха, ему хотелось знать, для чего на самом деле собрались здесь все эти люди. Он крутил головой по сторонам, внимательно вглядывался в лица окружающих, но никаких признаков группового разврата, чего Петр Максимович в первую очередь опасался, не ощутил.

А потом в комнате погас свет,, и толстая хозяйка стала поочередно спрашивать окружающих, кого бы они хотели вызвать с того света – своих знакомых или, может, каких-нибудь знаменитых людей.

Но это было для Петра Максимовича совершенно неинтересно, поскольку наступила полночь, а он в это время уже обычно спал. Закемарил Малахов и здесь.

Проснулся он от толчка локтем в бок. Это жена обращала его внимание на вопрос хозяйки квартиры, который предназначался именно Петру Максимовичу. Толстая молодуха интересовалась, с каким духом он хотел бы побеседовать. Малахов растерялся, не зная, что ответить. Тогда жена предложила: с его отцом. Петр Максимович согласился, назвав имя и отчество бати.

Молодуха дунула-плюнула и стала вызывать Максима Фадеевича с того света. А потом заговорила его голосом! Век воли не ведать, это был он, батька Максим!

Малахов-сын что-то спрашивал, а Малахов-отец что-то отвечал: подробности донельзя потрясенный Петр Максимович потом вспомнить не смог. Но голос был точно батькин!

Домой они с женой вернулись под утро.

А на следующей неделе Анюта опять собралась на эти посиделки. Малахов отвез ее до места, но идти вместе с ней отказался – он теперь испытывал к бдениям суеверный ужас. А утром Малахов обещал жену забрать и свое обещание выполнил.

Еще пару раз он возил ее на эти сборища, но потом отказался – слишком утомительно. Мало того что на ночь глядя приходится на другой конец Москвы ехать, так еще с раннего утра жену забирать оттуда надо.

В итоге ему пришлось согласиться с тем, что – Анюта иногда не ночевала дома. Что поделаешь: чем бы дитя ни тешилось…

Но ведь она всегда утром возвращалась! В редких случаях, когда жена ездила на бдения в будни, то поутру сразу шла на работу и тогда появлялась домой к вечеру. Беспокоился, конечно, по этому поводу Петр Максимович, но ничего подозрительного до поры до времени за женой не замечал, хотя периодически и обыскивал Анютину комнату в ее отсутствие.

И вот однажды особо тщательный шмон дал результат. Покопавшись в бельевом шкафу жены, он выудил оттуда большой коричневый конверт, в котором обнаружил с десяток любительских фотографий. Все они были сделаны, видимо, на какой-то вечеринке. На них оказались запечатлены разные лица, но, как быстро установил Петр Максимович, везде в обязательном порядке присутствовал один и тот же мужчина, причем все время на переднем плане.

И дважды вместе с этим мужиком была изображена Анюта, буквально поедавшая его глазами! А на одном из снимков они танцевали друг с другом!

Он перевернул эту фотографию и на обратной стороне обнаружил надпись: Константин Карнаухов по заказу Малаховой. Как выяснилось, так же были подписаны и остальные Снимки.

Значит, Анюта попросила какого-то своего знакомого снять на вечеринке того мужика, к которому она, понятное дело, была неравнодушна. Но кто такой Константин Карнаухов – фотограф или Анютин хахаль? И что же ему, Петру Малахову, теперь делать?

Изрядно помучившись над этим вопросом, он, наконец, мудро решил – ничего не делать. Анюта с этим мужиком не спит, иначе бы его фотографии не заказывала. А втюрилась – что ж, обычное для молодой бабы дело. Как вошла в башку дурь, так оттуда и выйдет.

С того памятного дня прошел не один месяц. И вдруг ему позвонил какой-то хрен, назвался Степой и сказал, что знает, как найти управу на Борю Клинского.

Предложение поступило на удивление вовремя. Этот Боря был из молодых, да ранних. Только появился невесть откуда и сразу перекрыл ему, Петру Малахову, кислород! Боря предложил бригаде ингушей, нелегально поставлявшей в Москву магаданское золото, более выгодные условия покупки, и чернозадые мигом переметнулись к этому суке Клинскому! А ведь он сотрудничал с кавказцами не один десяток лет! Ничего святого не осталось в этой жизни!

И Петр Максимович согласился на встречу с неизвестным ему Степаном – вдруг да что путное предложит.

А тот предложил ему завалить Борю Клинского!

Малахов поначалу оторопел. Он всегда сторонился мокрых дел. Да и нужды ему в них не было – Бог миловал. В его колею никто не влезал, не путался особо под ногами: Малахольный в своем бизнесе был в авторитете! И тут этот Боря Кл и некий…

А действительно, если говнюка не убрать, весь промысел Петра Максимовича накроется медным тазом!

И все-таки жутковато было решиться ему на это дело. Прознают корефаны Бори Клинского, кто его заказал, – и кранты Малахольному! Тут и гадать особо не придется: любой московский вор знает, кому Боря Клинский дорогу перешел!

Но Степан Малахова успокоил: его пацаны заделают мочилово под несчастный случай. Не раз, мол, уже таким приемом всяческих козлов, попутавших рамсы, на цвинтар отправлять доводилось, и менты даже дела не открывали.

Степан хотя и употреблял феню, был вроде бы не из блатных, но доверие внушать умел, и Петр Максимович на его предложение в конце концов согласился.

Правда, в цене поначалу не сошлись. Степан запросил сто штук! Чересчур жирно! Петру Михайловичу за такие бабки целый квартал работать надо. Сбил цену до тридцати. Степан остался недоволен, но его условия все же принял.

Он позвонил уже на следующий день! И сообщил, что заказ выполнен: Боря Клинский по пьянке врезался на своей «БМВ» в «КамАЗ», и врагам спасти его не удалось. Проверить этот факт можно, позвонив в Институт Склифосовского. Степан предложил встретиться в Измайловском парке для расчета.

Что и говорить, Петр Максимович такой скорой расправой был потрясен. Причем потрясен за этот день уже во второй раз…

Часом раньше он производил очередной плановый обыск в комнате своей жены и неожиданно наткнулся на тайник. Он был оборудован внутри раздвижной тахты и оказался довольно-таки хитро замаскирован. Петр Михайлович обнаружил его совершенно случайно, чудом.

В схроне оказались исчезнувшие ранее из бельевого шкафа фотографии с вечеринки, пачка российских пятисоток на общую сумму в десять тысяч рублей и тетрадь. Потрясла его именно эта тетрадь.

Она представляла собой нечто вроде дневника. В ней Анюта своим корявым детским почерком записывала свои ощущения от встреч с неким Костей. Как легко было догадаться, речь шла о Константине Карнаухове, многократно запечатленным на бережно хранимых его женой фотоснимках. Из тех записей он понял, что мужик этот является президентом какой-то фирмы «Этель». А также понял, что любовь Анюты к нему – пока что безответная.

Натурально же потрясли Петра Михайловича откровения его супруги. Та подробно описала свои мечтания: что она будет делать в постели, когда ей удастся затащить туда этого Костю. Развратом тут дышала каждая строка.

В тот момент у него в очередной раз всерьез прихватило сердце.

Когда он наконец кое-как оклемался, то принялся изучать откровения жены будто под микроскопом. Никакими датами ее писанина помечена не была, но в последней записи имелась строка: «…через неделю Новый год». Это означало, что дневник не заполнялся уже три месяца. Почему? Ответ напрашивался сам собой: мечтания его Анюты сбылись. И когда два часа спустя он ехал на своем потрепанном «жигуле» в Измайловский парк на стрелку со Степаном, эта мысль не выходила у него из головы.

В «Склиф» же он, как и предлагал Степан, предварительно позвонил и выяснил, что Боря Клинский действительно умер нынешним утром в реанимации, и потому расстался со своими баксами Малахов без особого сожаления – дело того стоило.

И вот, расплатившись, он вдруг подумал: а не примочить ли заодно и этого Костю Карнаухова? Степан работает быстро и без шума, а семейное счастье три сотни зеленых купюр с двумя нолями безусловно стоит. Да что там говорить – оно стоит намного дороже!

И Малахов решился: он назвал имя Карнаухова как объект для ликвидации.

Степан, как выяснилось, его знал.

«Это кто, президент «Этели»? – спросил он и, услышав утвердительный ответ, погрузился в раздумья.

Петр Максимович понял Степана так, что гонорар в тридцать штук его более не устраивает, и предложил пятьдесят, но тот продолжал колебаться. Тогда Малахов, сам содрогаясь от такого безумного мотовства, назвал сумму в сто тысяч.

Но опять твердого «да» не услышал! Петр Максимович решил, что этот Карнаухов – скорее всего, хороший знакомец Степана, и потому более на своем предложении не настаивал.

Вернувшись домой, он, наконец, не в силах более терзаться неизвестностью; вывалил на жену все свои подозрения, подкрепив их демонстрацией ее дневника и фотографий Карнаухова.

Анюта, вся в слезах, упала ему в ноги, сквозь рыдания поясняя, что это было мимолетное девическое увлечение, которое ни к чему серьезному не привело, а теперь вообще осталось в прошлом.

Он поверил и все простил, хотя вроде бы и прощать-то было особо нечего, а также порадовался тому, что сэкономил сто тысяч баксов.

После того дня прошло более двух месяцев, за женой он ничего подозрительного не замечал, и вдруг объявляется Степан и требует сто штук за убиенного Карнаухова! Вот это фольтик так фольтик!

На стрелку он пошел, но бабки с собой не взял. Петр Максимович пока толком не знал, как себя повести. И денег жалко – за что платить-то! – и страшно за собственную жизнь. Только-только окончательно обрел семейное счастье – и на тебе!

После встречи со Степаном он так до конца и не определился и находился в совершенном душевном раздрае.

Малахов редко искал утешения в спиртном, но тут его вдруг прихватило. Он решил навестить своего старого кореша Мишу Пичугина, или попросту Пичугу, и если не излить тому свою душу, то хотя бы пожаловаться на судьбу как бы вообще.

Этот Пичуга был когда-то его, Малахова, мелким дилером, толкал рыжье в розницу, потом занялся какими-то другими делами, ненадолго подсел, а вернувшись с зоны, будто бы совсем завязал и доживал жизнь, подрабатывая сторожем на кооперативной автостоянке. Очень редко, где-то раз в пару лет, они с Пичугой давили бутылек и вспоминали о своем боевом прошлом.

И вот вчера Петр Максимович подзавелся. Выпили они с Пичугой немыслимо для их возраста много – три пузыря водяры. Правда, закусь была полноценная, да и не на скорую руку посидели – аж до самого вечера. В конце концов Малахов отрубился и остался у Пичуги на ночлег.

И вот, возвратившись домой, обнаружил, что жена не была дома вторую ночь подряд! С первой-то ночью все ясно – она позавчера вечером уехала на свои бдения и сутра, конечно, рванула на работу. Но где Анюта сейчас?

Впервые в жизни Малахов пожалел, что так и не купил ей мобильник, посчитал его малополезной безделицей. И вот выяснилось, что он был не прав.

От тревожных размышлений его отвлек звонок в дверь.

– А с этим… с Новосельцевым ты спишь? – задумчиво спросил Колодков, не снимая руки с обнаженной груди Кати и затягиваясь сигаретой.

Та вывернулась из его объятий и отодвинулась к стенке, повернувшись к старшему лейтенанту спиной. Потом обиженно пробурчала:

– Вот мужики! Стоит только ночь с ними провести, и сразу хамить начинают.

– Э-э, брось, Катя! Я не хотел тебя обидеть. Вопрос был задан в порядке дознания с целью выявления истины в рамках дела, которое я расследую, – важно пояснил он.

– Ага, значит, ты переспал со мной по делу?!

– Это, конечно, дело, но совсем другое – любовное. – Старший лейтенант сладко зевнул и затушил сигарету о чайное блюдечко, находившееся на стуле рядом с кроватью. – Я же толкую о деле следственном. Вот твой Новосельцев…

Секретарша Катя рывком откинула простыню, перевалилась через Колодкова, слетела с кровати и стала натягивать комбинацию.

– Стоять! – скомандовал Колодков. Вытянув свою длинную руку, он добрался до Катиной талии, привлек девушку к себе и тут же навалился на нее.

Она немного подергалась, но все же приняла его в себя, и какое-то время они сосредоточенно посапывали.

Наконец оба угомонились, и Катя со словами «Мне пора на работу» направилась в ванную, а Сергей, убедившись, что уже серьезно опаздывает на службу, позвонил на мобильный Бороздина:

– Димыч, я тут по осведомителям хожу. Сам знаешь, каково безличной тачки… Ну, ты сам как-нибудь… Да, был я вчера у спартаковских фэнов. Убитого пацана они знают. Это Павел Хлебников… Ну, кровных врагов у него не имелось, ничего серьезного. Я еще вчера Зайцеву сообщил… Не, билет он, видно, купил обычным порядком, в кассе стадиона… А что тут странного?.. А я думаю, по-всякому бывает, тут зацепиться вряд ли есть за что. Да и вообще тухлое дело. Хотя спартачи указывают на фэнов ЦСКА, но ничего конкретного… Подойду к обеду.

Пока он принимал душ, Катя приготовила легкий завтрак, за которым Сергей опять стал ее донимать расспросами о Новосельцеве. Он не слишком верил в причастность некоего авторитета к убийству Карнаухова и его подруги, на что намекал кадровик «Этели», – уж слишком очевидной выглядела вина в этом деле Арзаевой, – но чувствовал: версию Новосельцева рано или поздно придется проверять. Бывший подполковник МУРа явно подкинул им эту идейку неспроста, и за его словами, скорее всего, стоит что-то серьезное. Так почему бы не воспользоваться удобным случаем и не навести кое-какие справки о Леониде Ильиче у достаточно близкого к нему человека?

Катя, впрочем, распространялась на эту тему не слишком активно – наверное, сказалось соответствующее воспитание, полученное ею от самого Новосельцева.

– ?

– Нет, он вряд ли врал: Леонид Ильич моги не знать о связи Карнаухова с Малаховой. Я ведь тоже ничего толком не знала.

– ?

– Он, скорее несчастный человек, чем сильный.

– ?

– Ну, мне так кажется. По-моему, в семье у него не очень…

– ?

– С Карнауховым у Леонида Ильича отношения были нормальные.

– ?

– Нет, он ничего не выигрывает от его смерти.

– ?

– Нет! Не спала я с ним!!!

Когда Катя ушла, Колодков связался с парочкой лучших своих сексотов и назначил с ними встречи. Так что Бороздину он лапшу на уши вешал не на все сто процентов. Сергей Колодков вообще считался самым удачливым специалистом в окружном управлении по работе с осведомителями.

Правда, в данном конкретном деле он не ожидал серьезной помощи от своих стукачей, поскольку убийство Карнаухова совершено почти наверняка непрофессионалом и было, по сути, бытовым. Но следовало хотя бы соблюсти все формальности и с чистой совестью отчитаться перед начальством: он, старший лейтенант Колодков, сделал все, что в его силах.

…Михаила Пичугина он навестил дома. Это был его старый кадр. С помощью Пичугина еще совсем молодой опер Сережа Колодков раскрутил громкое заказное убийство. Пичугин и сам принимал участие в той ликвидации – правда, косвенным образом, но все равно получил бы лет восемь-десять. А мог бы получить и перо в бок от сданных им подельников.

Но Сергей все сделал по-умному. По согласованию с управлением провел его по другому делу, и в результате Пичугин получил год общего режима за мелкое воровство. Потом быстро, условно-досрочно освободился и стал штатным осведомителем под надзором Колодкова.

…Михаил встретил Сергея хмурым, осовелым взглядом, от него остро пахло перегаром и опохмелом.

Колодков нахмурился:

– Никак перебрал? А, Пичуга? Неужели последнее здоровье не жалко?

– Так получилось… Старый кореш навестил, вот и…

– Что за кореш? Откуда? С зоны, что ли, откинулся?

– Не-а. Он нары ни разу своей задницей не полировал. Вот отчего вы его не посадите, а? Ведь он уже пятьдесят лет ворованным рыжьем торгует. Представляешь, начальник, сколько он бабок нагреб? И ничего, живет – не тужит.

– Это не по моей части, – лениво отмахнулся Колодков. – Вот если бы он замочил кого…

– Да вот еще не сподобился, сука! – злобно прошипел сексот.

– Ну, ладно, к делу. – Старший лейтенант вытащил фотографию Азы Арзаевой. – Ты эту девку случайно нигде не видел?

Осведомитель поднес снимок поближе к глазам:

– А хороша, лярва! – И, помолчав, добавил: – Не-а, не видел. А увидел бы такую хоть раз, точно бы запомнил. Так она кого или ее кто?

– Скорее она кого. Ты что-нибудь слышал про вчерашнее убийство в районе Филевского парка?

– М-м… – Сексот почесал затылок.

– Карнаухова, президента фирмы «Этель» завалили. Слышал о таком?

– Да хрен их знает, всех этих президентов! Развелось их, засранцев, что грязи! Я, блин, видал тут одного…

– А вот этого видал? – Колодков сунул под нос осведомителю снимок расстрелянных любовников.

– М-м… Красиво их приложили. Со знанием дела. Неужели эта красотка? – Сексот вновь взглянул на врученную ему фотографию Арзаевой.

– Неважно. Но поспрашивай своих корешей – может, видели ее где. Тогда сразу звони мне. И больше никому! Понял?

– Чего ж не понять? Не дурной. – Тут взгляд Пичуги вновь остановился на снимке с трупами. – Постой-ка, начальник! Бля буду, это – жена моего кореша. С которым я вчера ханку жрал. Я видел ее разок, когда был у него на хазе.

– А как фамилия кореша? – тут же встрепенулся Колодков.

– Малахов, ети его душу.

– А зовут Петр Максимыч?

– Ну.

– Во сколько вы вчера с ним встретились?

– Часа в четыре дня.

– А до этого когда виделись?

– Да с год назад, а может, и больше…

– Вот что, Пичуга. Ты должен сейчас к нему просто приклеиться. И постарайся узнать, что делал и где был этот Малахов позапрошлой ночью.

Со вторым своим сексотом по кличке Голубок старший лейтенант договорился встретиться возле обычного, казалось бы, муниципального рынка. Но одновременно он являлся и рынком нелегальной торговли оружием.

В окружном УВД о нем знали, но ничего не предпринимали против его деятельности, и на то имелись веские причины. На рынке торговали в основном милицейские сексоты, поэтому потоки оружия контролировались и в нужный момент у нужных людей перехватывались, а ничего не подозревавшие покупатели отправлялись за решетку. Кроме того, экономились средства на осведомителей, и без того скудно отпускаемые казной – ведь сексотам давалась возможность заработать самостоятельно.

Голубок поджидал оперуполномоченного на лавочке в тихом зеленом дворике. Он был относительно молодым человеком, особенно по сравнению с шестидесятилетним Пичугой.

Голубок начинал свою криминальную карьеру в качестве «черного следопыта» – откапывал на местах сражений великой войны боеприпасы и продавал их преступным группировкам. С помощью одного из найденных и реализованных им пистолетов было совершено убийство. Органы вышли на Голубка, и тот после недолгой обработки в ИВС согласился на них работать – конкретно на Колодкова.

Предъявленные ему Сергеем фото он рассматривал очень долго, демонстрируя таким образом добросовестный подход к делу. И наконец объявил:

– Я никого из них не знаю и никогда не видел. Да и об этом убийстве ничего не слышал.

Ничего другого и не ожидавший старший лейтенант встретил его сообщение вполне равнодушно.

– Ясно. Снимки возьми себе и покажи своим. Свободен.

Но Голубок не уходил, продолжая разглядывать фотографию Азы Арзаевой.

– Такое дело… – пробурчал он поднос.

– Чего ты там бормочешь? – вяло поинтересовался Колодков.

– Такое дело… Фотка этой девки по Москве раньше уже распространялась?

Сергей насторожился.

– Да. Со вчерашнего дня. А что?

– Один мой дружбан, который частникам стволы продает, толкнул вчера какой-то клевой девахе две обоймы к ПМ. И глушитель…

– Глушитель? – всполошился оперуполномоченный. – Чего ж ты раньше молчал? О таких вещах ты обязан докладывать!

– Сам недавно узнал, вот и докладываю. И, кроме того, дружбан ей глушак просто впарил: она глушак этот не спрашивала, но дружбан уговорил.

А ту девку твой дружбан по фото узнает? – Оперуполномоченный совсем не имел в виду Арзаеву: мысль, что она после убийства, вместо того чтобы делать из Москвы ноги, вдруг пошла на рынок за боеприпасами, выглядела просто нелепой, но сам по себе факт покупки глушителя, пусть вроде как и случайной покупки, являлся основанием для немедленного расследования. Приобретение частными лицами оружия просто для самозащиты окружное УВД не слишком беспокоило. Но глушитель – иное дело.

– А он уже узнал, – неожиданно объявил Голубок. – Ее фото на стенде «Их разыскивает милиция» в нашем районном ОВД висит.

Колодков проглотил слюну.

– Где он, твой дружбан? Тащи его сюда!

– Его сейчас на рынке нет, – ответил Голубок, укоризненно глядя на опера. Тот понял недовольство своего сексота: «дружбан» конечно же не должен знать, что Голубок – стукач. – Как появится, я ему фотку, что вы мне дали, продемонстрирую. Если он эту девку не опознает, то покажет мне снимок на стенде, где изображена покупательница. Я вам потом сообщу по мобильнику, что и как.

Колодкову ничего не оставалось, как согласиться со своим стукачом и дать ему кое-какие инструкции.

– Узнай у своего дружбана, в котором именно часу была совершена покупка глушителя, – добавил он в заключение.

«Анюта вернулась!» – была первая реакция Малахова на звонок в квартиру.

В ту минуту забыв, что у жены есть ключи, он стал суетливо отпирать все свои четыре замка и две двери, приговаривая себе под нос: «Сейчас, милая, сейчас!» Но руки его отчего-то вдруг затряслись, и он все никак не мог открыть словно заколодившие хитроумные запорные устройства.

Наконец Малахов рванул одну из дверей внутрь, другую, на цепочке, приоткрыл наружу и очутился лицом к лицу с незнакомым ему человеком. И еще прежде чем тот предъявил ксиву, представившись «Старший оперуполномоченный Бороздин» и осведомившись «Гражданин Малахов?», Петр Максимович всем своим естеством старого жулика ощутил – мент.

И он испугался, хотя даже пока не осознал, чего ему, собственно, бояться, чего ожидать от этого еще сравнительно молодого оперка. Но тут же понял: то был вроде бы напрочь забытый, но теперь вдруг мгновенно оживший страх еще советской поры перед органами ОБХСС, которые нещадно, хотя и вполне безуспешно (не на того напали!), преследовали Петра Максимовича в течение долгих лет его карьеры золотовалютного спекулянта.

Но чего теперь-то дергаться! – охолонил он себя, непроизвольно мотнув головой, как бы пытаясь вытряхнуть из нее дурные воспоминания. Уже более двадцати лет органы его не трогают, занятые более важными делами: заказными убийствами, криминальными разборами и набиванием собственных карманов зелеными купюрами. Да и вообще – кому какое дело до мелкого барыги, когда всю страну на гоп-стоп берут!

Но тогда для чего приперся к нему домой этот мент? – напряженно размышлял Малахов, тщательно рассматривая «корочки» и сверяя фотокарточку с лицом замершего в дверях опера.

Наконец он, сняв цепочку, пропустил представителя власти в квартиру, и в тот же момент Петра Максимовича как обожгло: Карнаухов! Мент пришел по поводу убийства человека, которого он, Малахов, заказал! Получается, что заказал… Неужели Степана взяли и раскололи?!

Но вот его-то, Петра Максимовича, хрен возьмешь и расколешь! Для этого нужны железные факты. А откуда менты их возьмут? Показания Степана? Маловато будет!

– Чем обязан? – хмуро осведомился он. И нагловато добавил: – С чего такая честь?

Мент, озирая в это время квартиру своими чересчур пронырливыми буркалами, ответил не сразу, а потом, резко повернув голову в его сторону, огорошил вопросом:

– Вам известно, где сейчас находится ваша жена? Анна Васильевна Малахова?

Вот именно! А где его жена? Где его ненаглядная Анютка? Если б он знал! И в груди в который раз за последнее время болезненно защемило.

– Сам только утром домой пришел, – пожал он плечами.

– Значит, сегодня ночью вас дома не было?

– Ну.

– А вчера? Прошлую ночь вы где провели?

– Дома.

– С женой?

– Не. Она на этих была… на бдениях.

– На каких таких бдениях? – откровенно удивился опер.

– Где духов вызывают, – пояснил Петр Максимович как мог, но, видимо, недостаточно внятно для милицейского капитана. Впрочем, чего с него, бестолкового, взять – на то он и мент!

Опер немного помялся, похоже, пытаясь взять в толк, о чем идет речь, но потом отказался от этой затеи, уточнив:

– Значит, позапрошлую ночь вы провели в одиночестве?

– Угу.

Опер помолчал, вроде как что-то обдумывая, а потом вытащил из своего кейса бумажный пакет, из которого достал несколько листков бумаги. Малахов не сразу сообразил, что это – фотографии.

– Есть основания считать, что ваша жена вчера ночью была убита, – вдруг заявил капитан, и, прежде чем до Малахова дошла суть его слов, мент сунул Петру Максимовичу под нос один из снимков.

Но путем рассмотреть его Малахов не смог, поскольку опять прихватило где-то в области сердца. Перед глазами поплыли черные круги, и он обвис на стуле, на какое-то время перестав воспринимать окружающее.

Очнувшись, Малахов увидел перед собой обеспокоенное лицо капитана и таблетки нитроглицерина в его руках: видимо, с помощью этого лекарства опер привел Петра Максимовича в чувство.

– Я сейчас вызову вам врача, – участливо произнес капитан.

– Не надо, – прохрипел Малахов. – Покажите… фотку.

Мент, поколебавшись, передал ему в руки фотографию. На ней Малахов увидел Карнаухова и Анютку. Оба мертвые.

– Эта женщина – ваша жена? – осторожно, видимо, боясь очередного приступа, спросил капитан.

– Она. Анютка.

– А мужчина кто? Вы его знаете?

Петр Максимович уже успел принять решение, как себя вести и что дальше делать, поэтому медленно покачал головой.

– Впервые вижу. Как это случилось?

Но капитан пропустил вопрос мимо ушей, в свою очередь осведомившись:

– А фамилия Карнаухов вам ни о чем не говорит?

– Нет, – твердо сказал Малахов и упрямо повторил: – Как это случилось?

– Анну Малахову и Константина Карнаухова, президента компании «Этель», нашли убитыми в квартире последнего позапрошлой ночью. Их застрелили. Возможно, это сделала жена Карнаухова из ревности. Азу Арзаеву вам знать не доводилось?

– Нет. – И Петр Максимович решительно потребовал: – Я прошу, капитан, оставить сейчас меня одного.

Тот замялся:

– Надо бы провести опознание…

– Я с тобой попозже свяжусь. Оставь свой номер телефона.

Мент кивнул, положил на стол свою визитку и, пожелав «доброго здоровья», ушел.

Значит, Анютка ему все-таки изменяла. И именно с этим Костей.

Странно, но он не чувствовал по этому поводу даже особой обиды. Перед фактом ее смерти провинность жены выглядела сущим пустяком, невинной шалостью, хотя, узнай он об измене Анюты при ее жизни, Петр Максимович, наверное, придушил бы потаскуху собственными руками.

Но сейчас как-то очень зримо, во всей своей кошмарной очевидности, пред ним предстал финал его жизни: он, хотя и при миллионах долларов, оказался всего лишь одиноким и несчастным стариком. Семьей не обзавелся, родственников давным-давно растерял, а настоящих друзей Петр Максимович никогда, по сути, и не имел. Может, только Миша Пичуга… Но разве это замена его Анюте!

Потеря жены – Малахольный осознал сейчас это очень ясно – стала главной и даже единственной катастрофой всей его жизни. И за это кто-то должен был ответить! И ответит!

Еще час-другой назад Малахов с содроганием думал о неизбежном телефонном звонке этого ужасного Степана с его киллерами. А не возьмешь трубку – все равно достанут. Знает Петр Максимович таких людей.

Но теперь он стал поглядывать на телефонный аппарате нетерпением и предвкушением грядущей мести. У него в надежном месте припрятан старенький ТТ. Никогда его Петр Максимович в дело не пускал, но как им пользоваться, знает. И содержал он пистолетик все пятнадцать лет после его приобретения в надлежащем уходе: разбирал и смазывал. А вот сейчас выяснилось, что не зря.

Думал: не дай бог, когда-нибудь придется взяться за оружие по-настоящему! Но вот теперь такое время пришло, и ничего, рука не дрогнет. Он вышибет мозги каждому, кто принимал участие в убийстве его любимой Анюты!

И наконец долгожданный звонок раздался! На проводе был именно Степан:

– Готовы к встрече, Петр Максимыч?

– Да, готов, – последовал спокойный и твердый ответ.

– Тогда, может быть, рассчитаемся прямо в вашей машине? Сидите в ней у входа в парк, а я подойду. А то наше обычное место встречи оказалось чересчур людным.

«А раньше Степан остерегался получать бабки в машине – видно, опасался, что в тачке он получит маслину в лоб из глушака, а потом его вывезут за город и закопают. Поэтому выбирал открытые пространства, да и чтобы народ неподалеку шастал. А сейчас уже меня не боится, сучонок. Думает, я у него в руках, – размышлял над предложением торговца смертью торговец золотом. – Но в машине он от меня будет слишком близко: паренек помоложе меня, а значит, половчее и сильнее. Да и труп его, если все же придется шмалять, мне в тачке ни к чему».

– Нет, у меня мотор забарахлил. Я на своих двоих добираться буду. Так что на старом месте, через час. – И на этот раз Малахов первым повесил трубку.

Пройдя на кухню и поднатужившись, сдвинул с места холодильник. Потом взял из тумбочки большой острый нож и поддел им, загибая, край линолеума у стены на освободившемся от холодильника месте.

Под линолеумом оказалась кафельная плитка. Вооружившись теперь долотом, Малахов раздолбал высохший клей и поднял две плитки. Обнаружился тайник. Здесь находились пистолет, аккуратно завернутый в промасленную тряпочку, и пятьдесят тысяч долларов в целлофане – больше денег в эту дыру в кафельном полу не помещалось.

Он забрал оружие, оставив доллары на месте, заложил тайник плиткой – потом заделает клеем – и поставил на место холодильник.

И вдруг вновь зазвонил телефон. Поднял трубку. Выяснилось, что Пичуга. Предлагает опохмелиться. Нашел время!

Тут Малахову пришло в голову, что он задумал смертельно опасное мероприятие, и подстраховка ему в этом деле совсем не помешает. А Пичуга – все-таки старый кореш и единственный человек, с которым он долгое время поддерживает не только деловые отношения. Да и зону пацан прошел. В общем, можно на него положиться.

– Дельце у меня тут одно наметилось, – осторожно высказался он. – Небольшой разговор буду иметь с одним не очень хорошим человеком. Нужно меня со стороны подстраховать. Если что – поднять шухер. В долгу не останусь. Потом мы это дело с тобой крупно обмоем.

Пичуга согласился немедленно. Вот он, настоящий кореш! Спросил только, взять ли с собой ствол. И Малахов сказал: бери.

Петр Максимович заехал за Пичугой, и через три-четыре минуты они остановились у центрального входа в Измайловский парк. Вспомнив, что он сказал Степану, будто добираться до места станет на своих двоих, решил отогнать тачку чуток подальше, чтобы не светилась на самом виду.

Пичуга все это время практически молчал, но видно было, что он ждет от Малахова разъяснений по существу дела.

– Жену мою замочили, – грустно начал торговец золотом и тяжко вздохнул.

– Как?! Кто?! – выказал живейшее участие Пичуга.

– Вот и надо будет выяснить. – Петр Максимович не собирался раскрываться по полной программе. – Тот человек, с которым у меня забита стрелка в парке, знает все об этом деле.

– Ага! И крутые бабки с тебя требует? – Пичуга кивнул на портфель, который Малахов прихватил с собой, чтобы сбить с толку Степана.

– Ну… – неопределенно протянул Петр Максимович. – И это тоже есть. Короче, когда я заведу с ним разговор, ты будешь за кустами. Появятся менты – свистнешь. А если разговора у меня с этим пацаном не получится… – Малахов замолк.

– Понятно, – кивнул Пичуга. – Тогда я появляюсь из-за кустов со стволом в руке, как шаха из рукава. И банк наш! – Тут стукач громко рассмеялся.

– Тише ты! – шикнул Петр Максимович. – Вон она, та скамейка. Выбирай себе местечко понадежнее. Чтобы тебя не было видно, а ты видел все.

Пичуга тут же сиганул в кусты, а Малахов расположился на скамейке.

Ждать ему пришлось недолго. Минуты через две появился заметно запыхавшийся Степан, держа в руке большую хозяйственную сумку.

– Ну что, Малахольный! Вываливай бабки, да расходимся. – Он указал рукой на портфель.

– А ты куда торопишься, пацан? Может, на тот свет?

– Ты чего несешь, старый? – Степан тревожно оглянулся по сторонам, а когда вновь посмотрел на Малахова, то увидел направленный на себя пистолет.

– Кто убил Анютку? – не повышая голоса, спросил Петр Максимович, слегка покачивая при этом оружием.

– Какую Анютку? – захлопал ресницами журналист, непроизвольно поднимая руки вверх, чем вызвал у Малахова легкую усмешку.

– Мою жену, сучонок! Мою жену! Мне нужны имена и адреса!

– Так это…

До Шуйского только сейчас дошло, в какую историю он влип! Ему лишь теперь стало ясно, что женщина, которую пристрелили вместе с Карнауховым, являлась супругой золотовалютного спекулянта. Потому-то барыга и заказывал Карнаухова – именно как любовника своей жены! Все это следовало обязательно прояснить и просчитать, но Станислав, опасавшийся в данном деле осложнений совсем иного рода, не вдавался во второстепенные, как он считал, обстоятельства. – О жене речи не шло. – Журналист опустил руки и развел их в стороны.

– Имена, я тебе сказал! Говори, падло! И руки за голову!

– Я их не знаю никого, ликвидаторов этих… – мямлил Шуйский, не сводя глаз с покачивающегося дула пистолета, будто кобра с дудочки факира.

– Ах ты, гаденыш! – взревел Малахов. – На колени! На колени, я сказал!

Станислав послушно опустился на только пробивающуюся из-под земли, совсем еще свежую майскую траву и закрыл глаза в страхе перед немедленной расправой, пытаясь при этом сформулировать хоть какой-нибудь ответ, который бы пусть на время оттянул неизбежный, как казалось, выстрел. Но, почувствовав прикосновение металла, то есть дула пистолета, к своему лбу, он утратил не только всякую волю к сопротивлению, но и способность к членораздельной речи.

– М-м… – Это было все, что он смог произнести.

А потом Станислав услышал, как щелкнул предохранитель…

И тут неведомая сила вдруг освободила его правую руку от сковывающего все тело ужаса, и он совершил крестное знамение.

Прошло несколько томительных мгновений, и … ничего не произошло, лишь до почти угасшего сознания Станислава донесся слабый глухой стон.

Он открыл глаза.

Перед ним лежал навзничь торговец золотом. Пистолет валялся на траве чуть в сторонке.

Ничего не понимая, да и не пытаясь вникнуть, что произошло, журналист вскочил на ноги и бросился бежать без оглядки и, что называется, стремглав.

Помочь же Петру Максимовичу Малахову, у которого в очередной раз и уже окончательно сдало сердце, было некому: мента Бороздина с нитроглицерином поблизости не оказалось, а старый и верный кореш Пичуга, подхватив ТТ, портфель торговца рыжьем и сумку неведомого стукачу человека, помчался вслед за незнакомцем.

Нужно было установить его личность, чтобы получить честно заработанные бабки у опера Колодкова.

Подъезжая к управлению после посещения Малахова, капитан Бороздин увидел у здания УВД сразу несколько машин телевизионщиков. Дмитрий сразу помрачнел, поскольку не сомневался, по какому поводу их сюда принесло. Конечно, тележурналистов интересовали обстоятельства ликвидации Человека Со Шнурком, и они наверняка жаждали получить информацию из первых рук, то есть от героического капитана Бороздина, избавившего столицу от ужаса перед кровавым и беспощадным маньяком.

Он набрал телефонный номер майора Зайцева:

– Лева! Ты эту кашу заварил, ты и расхлебывай. Я не буду разговаривать с журналюгами ни под каким видом!

– Не понимаю, чего ты так психуешь? – безмятежно отреагировал начальник отдела. – Номер «Криминального вестника» со своим фото видел? Красота! А какой промоушен! В соседних управлениях кобуру грызут от зависти.

– Делай как знаешь, но меня от этого уволь!

– Спокойно, спокойно. Ты, я так понимаю, недалеко от управления. Перекантуйся где-нибудь с полчасика, а я за это время от прессы избавлюсь.

Нет худа без добра. Можно, наконец, без спешки пообедать, и капитан направился в близлежащее кафе.

Часть сотрудников УВД предпочитала обедать не в местной столовке с буфетом, а именно в этом кафе «Радуга». Здесь, конечно, кормили подороже, зато было более разнообразное меню, играла тихая музыка, работал телевизор. Да и обслуживающий персонал женского рода выглядел посимпатичнее, что способствовало не только пищеварению, но и налаживанию тесных неформальных отношений, временами перераставших в устойчивую и близкую связь.

К числу завсегдатаев «Радуги» относился и Дмитрий. Ненавязчивый интим этого заведения оказался вполне в его вкусе.

Имелось, правда, одно «но»: посетителей в «Радуге» всегда было достаточно. Вот и сейчас все места оказались заняты.

Несколько минут он переминался с ноги на ногу и наконец увидел, что компания из четырех человек освобождает столик. Дмитрий ринулся к нему, а вслед за ним быстро двинулась молодая парочка: он и она в джинсовых костюмах стиля «унисекс». Оставалось еще одно место, на которое быстро нашелся претендент.

– Вы не возражаете, если я к вам присоединюсь? – услышал капитан откуда-то сбоку и кивнул. Молодая пара никак на просьбу не отреагировала.

Все четверо поглощали заказанные блюда молча, изредка бросая взгляды на висящий невдалеке под потолком телевизор. Он был настроен на музыкальный канал, но, когда подходило время последних известий, администратор кафе с помощью пульта переключался на них. Так он поступил и в этот раз.

«…И еще из криминальных сообщений, – понеслось из «ящика». – В районе Раменок вчера найден труп юноши, на одежде которого были обнаружены фрагменты символики футбольного клуба «Спартак». У следствия не вызывает сомнения, что смерть молодого человека стала результатом разборки между футбольными фанатами враждующих клубов».

– Какая чепуха, – негромко прокомментировал слова диктора сосед капитана по столику, а двое в «унисексе», наскоро насытившись картошкой фри с бифштексом, дружно поднялись со стульев и молча покинули компанию. На их места никто не покушался: обеденный пик в кафе подходил к концу.

Реакция соседа на информацию по делу, которое капитан расследовал, вызвала у него естественный интерес. Хотя он не имел привычки завязывать разговор с незнакомыми людьми, но, можно сказать, подолгу службы был обязан обратиться к незнакомцу с вопросом:

– Простите, вы, кажется, считаете, что болельщик ЦСКА никогда не убьет фаната «Спартака», несмотря на их взаимную вражду?

– Естественно. Субсоциумы в лице своих членов, чтобы существовать и не распасться, должны постоянно поддерживать равновесие между собой, а не уничтожать друг друга. Как только нарушится это динамическое равновесие, погибнут вообще все субсоциумы. Те же самые фанаты понимают это на интуитивном уровне. Они будут драться между собой, и в такой драке кто-то может случайно и погибнуть, но до умышленного убийства в данной среде дело никогда не дойдет.

Старший оперуполномоченный, внимательно слушая соседа, по профессиональной привычке стал составлять на него нечто вроде ориентировки.

Мужчина был, по всей видимости, русский, но экзотику его внешности придавал мощный, будто въевшийся в кожу, загар, который не приобретешь ни в каком солярии. Скорее всего, рассудил капитан, такая кожа дана этому человеку от природы.

Высокий лоб и умные, проницательные до такой степени, будто видели тебя насквозь, глаза выдавали в нем представителя интеллектуальной профессии.

С другой стороны, этот мужчина не выглядел как кабинетный ученый – достаточно было взглянуть на его широко развернутые плечи и крутую грудь.

Лицо соседа Бороздина было такого типа, что вроде бы не претендовало на неотрывные женские взгляды, но производило впечатление своими резкими, выразительными и даже чувственными чертами и обладало неким притягательным магнетизмом.

Выглядел он довольно моложаво, не дашь более пятидесяти лет, но отчетливо ощущалось, что за его плечами долгая и бурная жизнь. В одежде незнакомец придерживался сугубо консервативного стиля – несмотря на изрядную жару, был в строгом костюме классического покроя и при галстуке.

– Интересно, интересно! – Бороздину действительно было интересно и, пожалуй, полезно подольше послушать этого человека, несмотря на употребляемую им специальную терминологию. Но полчаса, обговоренные с Зайцевым, уже прошли, а капитан не любил, когда дело стояло. Расследования же по всем вчерашним убийствам действительно буксовали. – Хотел бы я побольше узнать о ваших субсоциумах! Но, извините, ждут дела. – Он встал и подал руку своему соседу, представившись: – Дмитрий Бороздин. Может, еще свидимся, и тогда я с удовольствием послушаю продолжение вашей лекции о субсоциумах. Вы ведь всегда в «Радуге» обедаете? Впрочем, я вас раньше здесь не видел.

– Григорий Круг, – в свою очередь представился специалист по субсоциумам и протянул капитану свою визитную карточку. – Я действительно здесь обедаю в первый, но, думаю, не в последний раз, поскольку подписал контракт на чтение лекций по социологии в местном лицее. А вообще теория субсоциумов, которую я, собственно, и разработал, для меня уже вчерашний день. Сейчас я работаю над научным трудом под условным, правда не совсем точным, названием «Эволюция смерти». Вот освоив основные положения этого труда, можно легко найти разгадку смерти того несчастного юноши в «спартаковской» символике.

Капитан ошеломленно взглянул на профессора.

– Но вы-то сами уже знаете основные положения собственного труда! – воскликнул он. – И значит…

– Это значит только одно: каждый должен заниматься своим делом: я – вести научные изыскания, а вы – раскрывать преступления.

«Откуда ему знать, кто я такой?» – мелькнуло в голове капитана, и он с нескрываемой подозрительностью уставился на профессора, молчаливо требуя объяснений.

Круг, конечно, понял его немой вопрос и, коротко усмехнувшись, вытащил из кармана газету. «Криминальный вестник», сразу же определил Бороздин.

– Это ведь ваш портрет, не правда ли? – Профессор протянул «Вестник» капитану, и тот на первой странице узрел свою физиономию ровно в половину газетной полосы. Как ни странно, фотография была очень на него похожа. – А кроме того, – добавил Круг, – подплечная кобура выглядывала из-под вашего пиджачка, когда вы за обедом орудовали ложкой.

В определенной степени посрамленный сыщик долго и внимательно, почти до неприличия, разглядывал ученого мужа, а потом медленно, но решительно произнес:

– Я был бы совсем не прочь послушать ваши лекции, причем именно об эволюции смерти, только как можно в более сжатом виде.

– Ну что ж, я каждый день в три часа дня к вашим услугам в этом кафе. Вас такое время устроит?

– Вполне.

Старый приятель не обманул: у входа в управление машин с телевизионщиками уже не было.

Бороздин прошел в свой кабинет, который делил с Колодковым.

Тот, завидев капитана, широко улыбнулся:

– Держись крепче за стул, а лучше пристегнись к нему ремнем. Это Арзаева мочканула Человека Со Шнурком. Обе пули, найденные рядом с ним, выпущены из того же пистолета, из которого застрелили Карнаухова и Малахову.

К немалому удивлению старшего лейтенанта, Дмитрий никак не отреагировал на эту потрясающую новость. Колодков, конечно, не знал, что капитан уже раньше чисто логически пришел к данному выводу. Исследования криминалистов лишь подтвердили его умозаключение.

– А больше ничего интересного от баллистиков нет? – спросил Бороздин довольно скучным голосом.

Колодков, изрядно обиженный за столь явно пренебрежительное отношение к его сенсационной информации, пожал плечами.

– А чего ты еще от них ждешь? Думаешь, твоя Аза и спартаковского фаната ухлопала, так сказать, до кучи? – хохотнул Сергей.

Выраженьице «твоя Аза» капитану совсем не понравилось: он понял, что каким-то невольным образом выдал свою тайную симпатию к этой девушке. Но подначку напарника он решил пропустить мимо ушей.

– Мы с тобой кое-что упустили, друг мой.

– А именно? – сразу насторожился Колодков.

– Не выяснили, кто является наследниками богатенького Карнаухова. Арзаева теперь как бы отпадает. Не возникает ли здесь версия номер три?

– Хорошо, я выясню, кто обладает правами на сокровища нашего покойничка. – Тут опер скорчил досадливую гримасу: – Но ты как будто хочешь выгородить эту девчонку! Версия номер два, версия номер три… А дело-то выеденного яйца не стоит! Вся твоя Арзаева как на ладони! Все и всё свидетельствуют против нее. В том числе и то, что она скрывается от правосудия!

Но ты, видимо, запамятовал об информации Новосельцева. Так что далеко не все еще ясно.

Тут в кабинете раздался телефонный звонок. Трубку поднял Колодков и, буркнув пару фраз, положил ее.

Он быстро накинул пиджак и, уходя, пояснил:

– Это мой осведомитель. У него что-то есть для меня. Мы встречаемся неподалеку, вернусь через десять минут.

Когда он ушел, Дмитрий решил ознакомиться с визитной карточкой своего случайного знакомого из кафе «Радуга», недолгий контакт с которым произвел на Бороздина какое-то самому ему неясное, но безусловно глубокое впечатление.

На прямоугольнике черного цвета желтым шрифтом было напечатано:

В карточке указывался также номер мобильного телефона профессора.

«Что же этот человек может знать про смерть такое, чего не дано никому другому?» – задумался Дмитрий с почтительным недоверием разглядывая визитку.

Колодков вернулся очень быстро. Он принес с собой большую потрепанную сумку и сунул ее под стол. Потом, никак не реагируя на обращенный на него вопросительный взор капитана, уселся на свой стул и стал молча разглядывать большой настенный календарь с изображением полуобнаженной Наоми Кемпбелл. В свое время руководство управления в лице полковника Крутилина повелело «убрать порнографию с глаз дохлой». Сергей тогда подчинился, но через день-другой водрузил эту красочную полиграфическую : продукцию на прежнее место. Как ни странно, начальство поданному поводу более не возникало.

Так Колодков и сидел, пока снова не зазвонил его мобильник.

После короткого и вроде бы ничего не значащего разговора старший лейтенант повернулся к Бороздину:

– Поздравляю! Твоя… – Но, наткнувшись на жесткий взгляд капитана, Сергей несколько стушевался. – В общем, Арзаева купила на черном рынке глушитель для пистолета ПМ и две обоймы к нему.

– Когда купила? – обалдело спросил Бороздин.

– Вчера. Ближе к обеду. Тогда еще наши осведомители снимка Арзаевой не имели, но мой парень ее хорошо запомнил.

– Я не понимаю, что все это значит. – Капитан тоскливо покрутил головой.

Тут дверь кабинета отворилась, и вошел Лева Зайцев с выражением крайнего недоумения на лице. В руках он держал какую-то папку. Майор протянул ее старшему оперуполномоченному.

– Здесь акт криминалистической экспертизы пули, которой пробили голову спартаковскому фанату. Ты, Димыч, у нас всегда считался самым башковитым. Может, ты объяснишь всем нам, круглым идиотам, в чем тут дело? А?

Капитан открыл папку. Из акта баллистической экспертизы явствовало, что пуля, остановившая жизнь несчастного спартаковского болельщика, была выпущена из того же ствола, что и шесть предыдущих, погубивших и любовную парочку, и Человека со Шнурком.

Глупая шуточка Сереги Колодкова, будто Арзаева застрелила и спартаковского фаната, приобрела теперь вполне реальный смысл.

Поскольку Бороздин словно окаменел и никакой реакции от него майор Зайцев так и не дождался, он взял инициативу в свои руки:

– Всё! Оформляем Арзаеву в федеральный розыск, а по месту ее рождения, в Надтеречный район Чечни, отправляем группу захвата. Я сейчас же иду к начальнику управления и обо всем с ним договорюсь.

– Не надо, – глухо произнес капитан.

– Чего не надо?! – В голосе начальника отдела стали отчетливо ощущаться элементы истерики.

– Не надо посылать в Чечню спецназ. Серега говорит, – Дмитрий кивнул на своего напарника, – что его осведомитель видел вчера днем Арзаеву на оружейном рынке. Там она закупала боевое снаряжение, а значит, решила остаться в Москве.

– Блин! – взвился Зайцев. – Она хоть по паспорту и русская, по наверняка по крови – чеченка. Мне кажется, здесь пахнет террором! Не передать ли нам это дело в ФСБ?

– Чекисты его не возьмут, поскольку признаков террора пока не наблюдается. – Капитан встал с места, подошел к окну и закурил, выпуская дым в форточку. – Стрелять из этого пистолета могла и не Арзаева.

– А кто же еще?! – в один голос воскликнули Зайцев и Колодков.

– Откуда мне знать? Что мы вообще ведаем о жизни и смерти?

Данная фраза была навеяна недавним разговором Дмитрия с профессором Кругом, но поскольку собеседники Бороздина ничего об этом не знали, они многозначительно переглянулись: не поехала ли у капитана крыша от слишком больших нервных перегрузок?

– Так что ты все-таки предлагаешь делать? – осторожно, как в разговоре с больным, спросил старшего оперуполномоченного начальник отдела.

Дмитрий окинул его вполне, однако, здравомыслящим взглядом:

– Продолжать работать, как обычно, по плану: установить наследников Карнаухова, навестить вечерком Ольгу Агапову и ждать звонка от Новосельцева. Ну а насчет федерального розыска… воля ваша. Но повторяю: очевидно, что Арзаева осталась в Москве или кантуется где-то в области. Для чего же поднимать на ноги службы всей России?

– Ну, хорошо, ребята, действуйте, – нахмурившись, буркнул Зайцев, выходя из кабинета.

Конечно, сведения о том, что Арзаева приобрела глушитель и патроны, а потом ни с того ни с сего застрелила спартаковского фаната, – так, во всяком случае, получалось по всему раскладу, выглядели совершенно потрясающими и не поддавались никакому разумному объяснению, сколько Колодков ни ломал над этим голову.

Но не менее удивительным стало для старшего лейтенанта сообщение сексота Пичуги. Из его слов выходило, что журналист Стае Шумский каким-то неведомым образом связан с убийством Карнаухова и его любовницы.

Осведомитель во всех подробностях поведал оперу о своей беседе с Малаховым и встрече подпольного дельца с неким неизвестным молодым человеком в Измайловском парке. Он сообщил также номер темно-синей «БМВ», на которой незнакомец укатил, и описал его внешность.

Этот номер Колодков хорошо знал – он принадлежал журналисту Станиславу Шуйскому. Внешность газетчика тоже подходила под описание сексота. Правда, усов у Стаса не имелось, но если он устраивал конфиденциальную встречу и хотел сбить Малахова с толку, то мог «ботву» и прицепить.

В качестве косвенного доказательства своих слов стукач предъявил хозяйственную сумку незнакомца, а также портфель и пистолет Малахова. Принадлежность всех этих вещей в принципе несложно было бы идентифицировать по отпечаткам пальцев, но и без того ясно: такая удивительная история могла быть только правдой, поскольку сочинить ее невозможно – никакой фантазии не хватит. Да и сам факт сдачи пистолета осведомителем свидетельствовал, что тот не темнит, а честно отрабатывает свои бабки. Правда, из его слов было неясно: что в конце концов случилось с Малаховым, но это и не выглядело очень уж важным.

Делиться полученной информацией с капитаном Бороздиным, да и вообще с кем бы то ни было Сергей не стал и имел на то свои резоны. Фигура журналиста Шумского никак не вписывалась в двойное и даже тройное, учитывая еще и ликвидацию Арзаевой маньяка, убийство в районе Филевского парка. Стае сам узнал обо всем этом лично от него, Сергея. Дело в том, что у Колодкова с Шумским существовала негласная договоренность: обо всех убийствах, совершенных в округе, опер должен был немедленно, «в любое время дня и ночи», сообщать журналисту. Тот за каждую такую информацию выплачивал Сергею сто баксов.

Вот и вчера рано утром, как только стала известна личность одного из убитых, а именно Константина Карнаухова, Колодков поднял с постели Шуйского телефонным звонком и сообщил ему о происшествии. Причем старшему лейтенанту показалось, что журналиста поразила эта новость. По-видимому, Шуйский знал Карнаухова – тот был известный персонаж столичной светской жизни. Знал, но только и всего.

Вот и выходит, что подставлять ни в чем не повинного журналиста под следственную машину окружного УВД, где из любого, виноватого-невиноватого, душу вынут – кому-кому, а Колодкову об этом хорошо известно! – значит, как любят писать все те же журналисты, зарезать курицу, несущую золотые яйца.

Ко всему прочему, если в управлении всерьез начнут раскручивать Шуйского, то выплывет на свет Божий его неофициальный контракт с Колодковым: баксы в обмен на жареную криминальную информацию. А за это, мягко говоря, по головке не погладят. Как минимум придержат очередное звание.

Однако и без внимания оставлять стук Пичуги не следовало: ведь что-то все-таки стояло за таинственной встречей журналиста и подпольного барыги! Причем нечто такое, что в дело пошло оружие! Почему бы и не поприжать Шуйского, имея на руках такие козыри? Ведь Сергей копил деньги на машину…

– Мне надо удалиться по неотложному делу, капитан, – объявил он, как только начальник отдела покинул их с Бороздиным кабинет.

– Валяй, коли надо. Но имей в виду: за тобой наследники Карнаухова.

– Вернусь – сразу займусь ими. – И старший лейтенант, подхватив хозяйственную сумку Шумского, двинулся на выход.

На улице он сразу позвонил журналисту:

– Стае, есть сенсационные новости. Они не телефонные. Надо бы встретиться.

Однако Шумский отнесся к его предложению без всякого энтузиазма и сослался на крайнюю занятость.

Это было совсем не похоже на обычно жадного до криминальных сенсаций журналиста, каким зарекомендовал себя Шумский. Наверное, он еще не отошел от инцидента в парке, подумал Колодков и решил надавить на газетчика покруче:

– Это касается тебя, Стасик. В управление пришел стук от сексота. К счастью, я его перехватил, но…

Подействовало! Шумский согласился на встречу недалеко от управления.

…Старший лейтенант сидел на скамейке возле дороги, уже узнав через дежурного по городу, что в Измайловском парке найден мертвым гражданин Малахов Петр Максимович, когда рядом остановилась темно-синяя «БМВ» Шуйского. Как только журналист покинул салон и, завидев Колодкова, направился к нему, старший лейтенант выволок из-под лавочки большую хозяйственную сумку и поставил у своих ног.

И Шумский замер на месте на манер каменного идола! Он стоял и никак не мог отвести глаз от своей сумки.

Колодков был очень доволен произведенным эффектом.

– Ты чего там, Стасик, примерз, что ли? – лениво осведомился оперуполномоченный. – Садись на лавочку. Это – не нары все-таки.

Газетчик вздрогнул и наконец тронулся с места, все еще не сводя ошеломленного взгляда с хозяйственной сумки.

Но вот он уселся рядом с опером на скамейку и хмуро бросил:

– Выкладывай, что там у тебя.

– Нехорошо как-то получается, Стасик. – Старший лейтенант укоризненно покачал головой. – Ты за что Малахова замочил?

Но журналист, по-видимому, сумев-таки взять себя в руки, отмахнулся:

– Не пори херню.

– А эта сума чья будет? – Опер небрежно пнул вещдок ногой.

Журналист задумался, и Колодкову не составляло труда понять, что за мысли роились в его голове: Шуйский не мог взять в толк, что именно известно оперу об инциденте в Измайловском парке и откуда взялась у него эта сумка.

– На мою похожа, – решился-таки газетчик на первое признание.

– Давай без понтов, Стасик, иначе тебе вопросы задавать в нашей пресс-хате будут. Что у тебя за дела были с Малаховым? И еще: что ты знаешь об убийстве его жены?

Газетчик вновь задумался, и Колодкову оставалось только ждать, какую линию за щиты он выберет.

– Ты ведь знаешь, Сергей, что я пишу книгу о криминальном мире Москвы, – наконец объявил он, и Колодков понял: сейчас начнется туфта. – А Петр Малахов известен как самый старый и самый успешный подпольный торговец золотом. Я никак не мог найти выход на него, поскольку среди блатарей у Малахольного много знакомых, но почти нет так называемых корефанов. Вот я и решил воспользоваться твоей информацией. Намекнул в телефонном разговоре с этим типом: мол, мне кое-что известно об убийстве его жены. И договорился о встрече. Но этот Малахов вдруг подумал, что я лично имею какое-то отношение к убийству его супруги. В общем, он совсем озверел, и я едва ноги унес, – закончил Шуйский свою печальную исповедь и скосил глаза на Колодкова: мол, как – убедительно?

– Неплохо звучит, – согласился старший лейтенант. – Но лично я думаю: ты действительно что-то знаешь относительно смерти Анны Малаховой. Скорее всего, о причастности к этому делу ее супруга. И у тебя возникла мысль шантажа Малахова. Однако тот отреагировал чересчур круто. Чем не версия?

– Версия как версия, – кивнул журналист. – Только она, как и любая другая, нуждается в доказательстве.

– Однако в нашем управлении могут данную версию и доказать. С помощью, к примеру, собственного признания обвиняемого. Ты ведь знаешь, Стае, как это делается. Если, конечно, в управлении станет известно, с кем беседовал знаменитый жулик Малахольный в последние минуты своей непутевой жизни и о чем шел этот разговор. Допустим…

Ну, хватит, Серега! – нервно перебил его Шумский. – Ты ведь прекрасно знаешь, что я к убийству Карнаухова и его подруги никакого отношения не имею! Я об этом только от тебя и узнал! Так что ты от меня хочешь?

– Штуку, – последовал лаконичный ответ.

Шумский издал неопределенный вздох – то ли возмущения, то ли облегчения, вытащил из кармана необыкновенного вида портмоне и, отсчитав десять зеленых купюр, протянул их оперу.

– Что это? – вдруг спросил тот.

– Доллары! – злобно бросил журналист. – Тебе что, еврики подавай?!

– Нет, я имею в виду твой бумажник.

– А что в нем особенного? – буркнул Стае. – Обычное портмоне, подарок ко дню рождения.

– Это, скорее, радиомаяк, – снисходительно улыбнулся оперуполномоченный. -: В него вмонтированы частицы специального сплава, от которого исходят волны определенной частоты. С помощью не слишком сложного прибора эти волны улавливаются. Тот, кто это портмоне тебе подарил, очень, видимо, хотел знать, где ты находишься в интересный для него момент. Но-но, только не теряй сознания, – добавил старший лейтенант, увидев, как при этих словах изменился в лице его контрагент.

Глава третья

Версия начальника охраны

– А этот хрен, Карнаухов, родом-то из Туркмении, – хмуро объявил Колодков, входя в кабинет. После успешного, с материальной точки зрения, диалога с Шумским он, как и обещал капитану, занялся наследниками убитого президента фирмы «Этель».– Ну и что теперь? Выписывать туда командировку?

– Это, конечно, усложняет дело, – частично разделил Бороздин скепсис напарника. – Но не настолько, чтобы вообще от него отказаться. Ведь и в Туркмении живут люди. Для твоего общего развития сообщу, что называются они туркменами. Мало того – для полного твоего счастья ставлю тебя в известность, что в этой чудесной стране есть и правоохранительные органы. Короче, Серега, наследников надо установить. И чем скорее, тем лучше. Нужно послать в Ашхабад срочный запрос.

– А они нам так же срочно ответят! Держи карман шире – там без решения Туркменбаши никто задницу от стула не оторвет.

– Плохо знаете политическую обстановку, товарищ старший лейтенант. Сейчас у них стратегический курс – опора на Россию. Так что ответят в два счета – ставлю на кон свой будущий орден Мужества!

– Ну-ну, – недоверчиво ухмыльнулся Сергей.

– Отставить междометия! Отправляй запрос, а я буду ждать тебя в машине.

Всю дорогу ехали молча. Суть дела и так была ясна: Сергей должен пустить в ход все свое обаяние, чтобы расколоть Ольгу Агапову на предмет того, что случилось вчера днем в отделе сбыта, а конкретно – с Азой Арзаевой. Да и вообще поговорить с девушкой по душам.

Было полвосьмого вечера, рабочий день в «Монмартре» заканчивался в шесть. Поэтому Ольга по идее должна находиться дома.

На неоднократные звонки в дверь никто, однако, не отвечал.

– Шляется где-то, черт ее дери! – Колодков злобно пнул ногой в дверь. – Может, вскроем хазу-то?

– Да бог с тобой, Серега, зачем нам лишние неприятности?! Подождем еще немного.

Капитан набрал телефонный номер Агаповой, но услышал только продолжительные гудки.

– Димыч, а может, по мобильнику ей звякнуть?

– Нету нее мобильника.

И тут заверещал сотовый Бороздина.

Новосельцев, убедившись, что трубку взял именно капитан Бороздин, торжественно объявил:

– Я проделал за вас всю работу, ребята. Убийство Карнаухова – дело рук Петра Дерюгина. Блатные его кличут – Дерюга. Он уже отсидел пятнашку за умышленное убийство. Дерюгин сам мне все рассказал и теперь требует бабки с меня. Выручайте, ребята. Запишите место его официального проживания, а также адрес тайной хазы. – Он продиктовал данные капитану. – В одной из этих точек вы его наверняка возьмете. Лучше прихватите с собой собровцев – этот тип крайне опасен и вооружен, конечно, до зубов. И держите меня в курсе. Я буду дома, у меня двойная железная дверь – без гранатомета хер меня возьмешь. Желаю удачи, ребята, – она вам сегодня не помешает.

Ну вот, еще одно дело сделано – это важное звено в обеспечении его безопасности. Теперь осталось только дождаться жену. Она должна вот-вот подъехать. Не дай бог, с ней по дороге что-нибудь случится – тогда весь его план летит к чертям! Он ведь уже сегодня вечером хотел сделать ноги. Осталось только заехать за документами.

А супруги все нет и нет! Копуха хренова! Сказал же ей: ситуация такая, что надо быстрей сваливать. Не поверила ему, что ли?

Но вот звонок в дверь! Это она – больше некому!

Не раздумывая и не заглядывая в глазок, он открыл дверь…

Бороздин кратко изложил напарнику суть его разговора с Новосельцевым.

– Действительно версия номер два получается, – растерянно пробормотал Колодков. – Так что, вызываем собровцев?

Бороздин отрицательно помотал головой.

– Доверяй, но проверяй. А я не слишком-то и верю этому Новосельцеву. – Капитан помолчал немного и, вздохнув, изрек: – Хотя, конечно, все может быть. Но, так или иначе, собровцев вызывать рано. Надо сначала найти этого Дерюгу. Мы просто придем с ним поговорить. С чего это он вдруг сразу по нам шмалять начнет?

– Тогда поехали знакомиться с авторитетом?

– Познакомимся обязательно. Если, конечно, его найдем…

Сначала решили ехать по официальному адресу, на Ярцевскую улицу. На звонки в дверь, как и ранее у Агаповой, никто не отвечал. Звонок по домашнему телефону тоже остался без ответа.

У сыщиков был номер мобильника Дерюги, но они посчитали, что этот шанс следует использовать в последнюю очередь. Сначала надо съездить на тайную хазу. Она располагалась, по словам Новосельцева, на Липецкой улице, где-то в Бирюлево, и пришлось тащиться туда через всю Москву, постоянно застревая в пробках.

До нужного адреса они добрались чуть ли не в одиннадцать вечера, а точнее будет сказать – ночи, хотя бы потому, что на улице стояла непроглядная мгла – небо заволокло тучами, а уличные фонари работали через один и как бы вполсилы.

Сыщики поднялись на девятый этаж, привели оружие в боевое положение.

Колодков нажал на звонок нужной квартиры и сразу же прислонился ухом к двери. Не донеслось ни отклика, ни какого-либо шевеления.

Повторный звонок принес тот же эффект. То есть никакого эффекта.

– Ну что ж, потревожим паренька по мобильнику, – решил Бороздин использовать последний шанс.

Опять нулевая реакция.

Колодков вздохнул, повернул дверную ручку и потянул на себя дверь.

И та неожиданно легко подалась!

Сергей, держа в руке пистолет, вошел в квартиру. Практически во всех ее помещениях горел свет. У оперов возникло ощущение, будто хозяин квартиры вышел на минуточку к соседу стрельнуть сигаретку.

Колодков топтался на пороге, как бы оторопев, и Бороздин, слегка оттолкнув его, зашел в прихожую.

– Дверь закрой на замок, – негромко сказал он старшему лейтенанту, и сыщики стали осматривать квартиру.

Она была хоть и двухкомнатной, но малогабаритной и почти без мебели, поэтому быстро стало ясно, что в помещениях никого нет.

Но главное, на что оперативники обратили внимание, – в квартире явно прослеживались следы то ли обыска, то ли скоропостижного отъезда. Ящики стола были выдвинуты, дверцы шкафа распахнуты, часть одежды беспорядочно валялась на полу.

– Похоже, Дерюгу кто-то спугнул, – предположил Колодков.

– Или предупредил, – почесал Дмитрий затылок рукояткой пистолета.

– Может, обыск устроим?

– А чего тут искать? Что нам надо, отсюда все взяли, это ясно. Пусть уж тут криминалисты копаются – может, найдут какую-нибудь перхоть или выделения потовых желез.

Капитан позвонил Новосельцеву по домашнему телефону. Долгие гудки.

– Никто не подходит? – забеспокоился Сергей. – Ас кем он живет?

– Да вот не удосужились спросить. Бороздин набрал номер мобильника Новосельцева. Молчание.

– Рвем к нему домой! – распорядился капитан и вылетел из квартиры.

За ним вниз по лестнице, не забыв захлопнуть дверь, помчался старший лейтенант.

К счастью, время было позднее и все пробки рассосались. До дома Новосельцева опера добрались не более чем за десять минут.

Бороздин теперь не стал тратить время на звонок в дверь, а сразу потянул ее на себя, и она действительно открылась. Вторая железная дверь отворилась внутрь.

Капитан ворвался в квартиру, и первое, что он увидел – лежащую в коридоре немолодую женщину с перерезанным горлом.

Дмитрий подбежал к ней. И мимолетного взгляда хватило, чтобы уяснить – женщина была мертва.

Он повернулся к Колодкову:

– Звони срочно в центральную диспетчерскую авиаторов. Не брал ли билет на какой-нибудь из рейсов Петр Дерюгин. – И после паузы добавил: – Или Леонид Новосельцев.

Капитан позвонил дежурному по управлению, изложил ситуацию и стал осматривать квартиру, в которой царил полный хаос, местами даже был вскрыт паркет. Но, оглядев все помещения, других человеческих жертв он не нашел.

– Петр Дерюгин взял билет на десятичасовой вечерний авиарейс в Минск! Он уже, наверное, прилетел! – взволнованно доложил Сергей.

На этот раз схватился за мобильник капитан.

– Может быть, еще не поздно – я знаю кое-кого в минском аэропорту, – буркнул он Колодкову и тут же заорал в трубку: – Николаич! Это ты?! Это – Димыч… Ну Бороздин, запамятовал, что ли?.. Ну то-то. Из Москвы в десять вечера в Минск вылетел пассажирский самолет… Не знаю я номер рейса… Да не знаю я номер борта! Там летит некий Петр Дерюгин. Он подозревается в убийстве. Надо бы его задержать. Все нужные документы пришлем утром по факсу… Как уже – сел?.. Как уже – все прошли контроль?.. Как же так, а?.. – Бороздин разъединился. – Ну что ж, теперь пойдем официальным путем – будем готовить для Минска по этому Дерюгину бумаги. На предмет задержания и экстрадиции. Ну и рохлями мыс тобой оказались. Не понимаю – и чего этого козла в Минск понесло? Может, он как раз из тех мест и у пацана приключился приступ ностальгии?

Колодков стал с постным лицом куда-то названивать.

А через несколько минут заверещал сотовик Бороздина. Он выслушал информацию своего собеседника молча и лишь в конце «разговора» скупо поблагодарил его:

– Ну, спасибо, Николаич. – Капитан повернулся к Сергею: – Итак, товарищ старший лейтенант, гражданин Дерюгин не улетел в Минск. Он купил билет, но сесть в самолет почему-то не решился. Возможно, у него аэрофобия в крайней форме. Как у знаменитого голландского футболиста Бергкампа. Короче, Дерюгин в Москве, и теперь мяч на нашей половине поля.

Так или иначе, опергруппу следовало дождаться, и Дмитрий решил более тщательно осмотреть четырехкомнатную квартиру исчезнувшего Новосельцева.

Жил-поживал начальник охраны (скорее всего, бывший начальник) фирмы «Этель» совсем недурственно. Его квартира обладала всеми признаками современной цивилизации: тут тебе и домашний кинотеатр «Сони», и кондиционер, и спутниковая тарелка, и зачем-то аж два больших холодильника. Капитан заглянул в оба – они не были заполнены продуктами и на четверть.

Целая комната оказалась отведена под гимнастические тренажеры, в другой находилось сотни полторы бутылок коллекционных вин.

Имелось в квартире и нечто вроде чулана, но довольно большого – туда, например, вместилось старое пианино. Тут же небрежно валялись старые книги и журналы и стояло несколько стопок старых программ ипподромных бегов.

Нашлось здесь место и для парочки велосипедов, мужского и женского, еще допотопных, советских марок.

«Прямо Плюшкин какой-то – этот Новосельцев», – подивился Бороздин.

Наконец он добрался до комнаты, которая была, судя по различным дамским аксессуарам, резиденцией жены Новосельцева. И здесь кое-что прояснилось.

На полу валялась картина с каким-то горным пейзажем, а над ней, в стене, был оборудован тайник, дверца которого оказалась открыта.

Капитан, естественно, заглянул туда и, столь же естественно, ничего в нем не обнаружил.

Дмитрий осмотрел дверцу. Судя по ее оплавленному краю и искореженному замку, тайник был открыт с помощью некоего взрывного устройства небольшой мощности, к примеру тротиловой шашки.

Колодков все это время говорил о чем-то по телефону. Наконец, разъединившись, он сообщил Дмитрию:

– Они только вдвоем тут жили: Новосельцев и его жена. Супруга, насколько я понимаю, не из бедной семьи – она дочь бывшего первого секретаря партии Челябинской области.

Наконец подъехали опергруппа и следователь из окружной прокуратуры, с которым Дмитрий был немного знаком.

– Как полагаете, что здесь произошло? Уже есть какие-нибудь версии? – спросил он старшего оперуполномоченного.

– Пока складывается такая картина. В квартире проживал начальник охраны фирмы «Этель» со своей супругой. С него требовал деньги за некую услугу, оказанную фирме, бывший зек Петр Дерюгин. Новосельцев, однако, сказал «нет». Тогда Дерюгин стал ему угрожать. Еще в восемь вечера Новосельцев звонил мне, по-видимому, из своей квартиры и попросил задержать Дерюгина, но по указанным им адресам мы этого уголовника не нашли. Каким-то образом Дерюгин все-таки проник в квартиру Новосельцева. Возможно, его супруга ходила в магазин и он подстерег момент ее входа в квартиру и ворвался туда. Под угрозой оружия бандит стал требовать у Новосельцева деньги и ценности, тот во избежание худшего указал на тайник, спрятанный под картиной в комнате его жены. Но ключа от тайника у Новосельцева не было, он хранился у супруги. Та, однако, оказалась крепким орешком и ключ отдавать отказалась даже под угрозой смерти. Тогда Дерюгин действительно убил ее, перерезав женщине горло. – Здесь капитан ненадолго замолк. – Удивление вызывает тот факт, что налетчик оказался подготовлен столь всесторонне. Он даже прихватил с собой некое взрывное устройство, с помощью которого и вскрыл тайник. Дерюгин рассчитал буквально все варианты.

– Ну а где же, по-вашему, Новосельцев? – поинтересовался следователь.

– Надо думать, Дерюгин прихватил его с собой. Возможно, у Новосельцева были деньги где-то в другом месте, например на его даче, куда мы теперь, вероятно, поедем. Правда, мы пока не знаем, где она.

– Уже знаем, – объявил Колодков.

– Очень хорошо. Возможно, там и найдется труп Новосельцева, – предположил капитан с меланхоличностью профессионала.

– Ну что ж, мы пока здесь поработаем, а вы езжайте на дачу. Если обнаружите что-то интересное, сразу звоните мне, – заключил следователь.

Дача оказалась закрытой на множество замков. Сыщикам пришлось выбить стекло на первом этаже, чтобы попасть внутрь дома. Тщательный осмотр помещений показал, что дачу вряд ли кто-то посещал в последние дни. И уж точно ее не обыскивали – порядок в двухэтажном кирпичном доме был идеальный.

Опера опросили ближайших соседей – те подтвердили, что видели здесь супругов Новосельцевых лишь пару недель назад.

– Кстати, мы забыли посмотреть, стоит ли машина Новосельцева в его городском гараже, – спохватился Колодков.

– Действительно. Сейчас позвоню следователю, доложу обстановку и попрошу осмотреть новосельцевский гараж. Впрочем, опербригада, конечно, и без нашей подсказки это сделает.

– Ну что? – спросил Колодков, когда капитан закончил разговор со следователем.

– Они действительно уже осмотрели гараж. Машина на месте.

– А Новосельцев?

– Что Новосельцев? А-а… Нет в гараже его тела.

День, который должен был стать для Станислава Шуйского самым прибыльным в его жизни, начался с крупного проигрыша в казино, куда черт понес его прямо с утра, потом последовав феерический провал в Измайловском парке, и далее все продолжалось в том же духе.

Чудом спасшись от пули Малахова, свихнувшегося от потери любимой жены, он едва не попал в лапы ментов, от которых, понятно, тоже не следовало ждать ничего хорошего.

Но в последнем случае Станислав отделался АО-легкому. Вопрос был закрыт всего за штуку баксов. Он не сомневался, что дальше Колодкова дело не пойдет. Тот хотя и показал себя мелким шантажистом, но в определенном смысле являлся человеком слова. Да и никакого резона нет оперу раздувать это дело: он сам заинтересован в сотрудничестве с Шуйским.

Но как вообще выплыл на свет Божий факт его встречи с Малаховым? Из разговора с Колодковым ясно, что менты на самом деле об отношениях Стаса с этим дельцом ничего толком не знают. Скорее всего, в Измайловском парке кто-то за ними наблюдал, а потом стукнул в ментовку. И, похоже, этот кто-то оказался сексотом Колодкова.

Здесь, можно сказать, Шуйскому повезло. Но в том, что подобное вообще произошло, виноват в немалой степени он сам. Считал, что Малахов у него уже в кармане, и ослабил визуальный контроль за местом встречи.

Но четвертый и, возможно, самый тяжелый за сегодняшний день удар он получил в разговоре с Колодковым. Похоже, строительный магнат, он же – недавний криминальный авторитет Карман, раскрыл инкогнито Шуйского. А значит миллион баксов, которые блатарь должен был выложить Стасу за ликвидацию Олега Фролова – тот, слава богу, скончался-таки сегодня утром в реанимации, – теперь подвис.

А Станислав ведь и свою тачку при подъезде к даче Карманова припрятал, и постоянно следил, нет ли сзади хвоста, круто меняя при этом маршрут передвижения. Но его купили по-другому – просто и изящно!

Шумский покрутил в руках портмоне. Головастый народ, эти урки, ничего не скажешь. И, главное, научились использовать современный хайтек.

Но шанс на получение миллионного гонорара все-таки оставался.

Во-первых, мог ошибиться Колодков и портмоне вовсе не является радиомаяком.

А во-вторых, почему бы Виктору Карманову не рассчитаться по-честному? Заказ-то выполнен. А то, что блатарь подсунул Стасу портмоне с секретом, так это можно понять. Карман хотел установить, с кем он все-таки имеет дело. Ведь дело-то это – нешуточное.

Так или иначе, надо звонить заказчику. И Шумский двинулся к ближайшей телефонной будке, хотя на самом деле в душе уже практически не сомневался, что Карману теперь известны и номер его мобильника, и личность «Степана» как таковая.

Худшие опасения Шумского подтвердились Сразу.

– Вот что, пацан, – с ходу заявил Карманов, – за работу, конечно, мерси, но я считаю, что мы в расчете. В бумажничке, который я тебе презентовал, было десять штук. За такое непыльное дельце вполне достаточно. Если что, то имей в виду: я знаю, как тебя найти, господин журналист.

На этом разговор был закончен, и остался Станислав Шуйский, что называется, при своих, а по сути – ни с чем, поскольку едва ли ни все наличные средства, заработанные ранее, успел спустить в казино.

«Лучше бы я играл на бегах, – уныло размышлял он по дороге домой, – там много не продуешь, не то что в рулетку. Теперь буду ставить на лошадок по маленькой».

Его печальные раздумья прервал звонок по мобильнику.

– Привет, журналист! – раздался голос Артура Шалимова. – Я слышал, Фролов коньки отбросил. Это правда?

– Угу.

– Как и все предыдущие твои «персонажи книги». Что и требовалось доказать! – зловеще заключил детектив. – В общем так, Стасик, с тебя десять штук. Иначе будешь иметь дело органами…

– Да пошел ты!.. – вскричал Шумский и, разъединившись, едва не зарыдал. Что за день! Ну что за проклятый выдался день!

Приехав домой, он залез в холодильник и вытащил оттуда початую бутылку водки. Выпил одну за другой две рюмки, и его вроде как отпустило, когда опять раздался звонок. На этот раз в дверь.

Что за черт?! С соседями по этажу он не общался и никого к себе сегодня в гости не приглашал; Кто мог прийти без предупреждения?

Он прильнул к дверному глазку и замер в несказанном удивлении: на лестничной площадке стояла Света – его слегка подзабытая любовь и несостоявшаяся супруга.

Да, это она. Все такая же привлекательная, с капризными, но удивительно милыми чертами лица, нависшими надо лбом белокурыми локонами и высокой, как бы открытой для всеобще! < обозрения грудью.

Немного помедлив, Станислав открыл дверь.

Не успел он сказать и слова, как женщина повисла у него на шее и закрыла его рот поцелуем – Как я соскучилась по тебе, – жарко зашептала она, оторвавшись, наконец, от Стаса и постепенно вталкивая его внутрь квартиры. – Почему же ты не звонил мне? Неужели и не вспомнил обо мне ни разу? А ведь мы с тобой так любили друг друга, и нам так хорошо было вместе!

Несмотря на то что она его частично кинула – хотя и расплатилась за «ликвидацию» мужа, но замуж за Стаса не вышла, – в данной ситуации ему трудно было демонстрировать свою обиду: все-таки Света являлась очень красивой женщиной, да и чувства его к ней еще не успели превратиться в некое подобие золы. И ее внезапный, можно сказать, ошеломляющий визит Шуйский воспринял как пусть и неполноценную, но все-таки компенсацию за катастрофические неудачи сегодняшнего дня.

Забыться в объятиях обаятельной и любимой женщины – это, наверно, единственное, что нужно ему сейчас. Поистине. Свету послал сам Господь! Да и наяву ли все это происходит?!

А она пришла не с пустыми руками. Из приличных размеров сумки выставила на стол бутылку виски «Белая лошадь» («Это тебе, твое любимое» французское сухое шампанское («Это мне»).

– Закусить-то, надеюсь, у тебя найдется? – весело подмигнула ему Светлана.

– Только сосиски, – виновато развел он руками.

– Понятно! Да что взять с холостяка!

Света все из той же сумки вынула две банки икры, красной и черной, нарезку белой рыбы и ветчины.

Станислав, наконец, принял как данность, что все это ему не снится, мигом нарезал хлеб, достал рюмки и бокалы. Расположил все это здесь же, на кухонном стуле.

– У меня в комнате не прибрано, – пояснил он извиняющимся тоном.

– Какие пустяки! – Она расположилась на стуле, другой поставила рядом с собой и похлопала по нему рукой. – Располагайся.

Но уже после первого тоста в ее исполнении «За наше прекрасное прошлое и еще более прекрасное будущее!» Света оказалась у него на коленях и горячо зашептала Станиславу в ухо:

– Я допустила глупость, не выйдя за тебя замуж, но теперь хочу все исправить.

– Но ты ведь уже замужем, – так же тихо произнес он.

Я люблю только тебя. – И она снова оглушила Станислава по-настоящему страстным поцелуем.

Он более не мог себя сдерживать – да и зачем? – и, собравшись с силами, приподнял женщину со стула и отнес в не убранную с утра постель.

Когда первый акт остался позади, они оба закурили. Лежали молча.

Станислав все ждал, что она ему скажет нечто важное, но Света только сосредоточенно затягивалась сигаретой.

– Значит, твой брак неудачен? – осторожно предположил он.

– Не то слово, – сказала она неожиданно отстраненно, даже как-то сурово. – Мой муж – настоящий садист. Включи свет, посмотри на мое тело.

Он приподнялся в кровати и включил торшер, а Света перевернулась на спину, на которой отчетливо виднелись рубцы, будто оставленные ударами хлыста.

Станислав невольно содрогнулся.

– Так почему же ты его терпишь? Почему не уйдешь? Не разведешься?

Я его боюсь, – сказала Света так горько, что не поверить ей было невозможно. – Он обещал найти и убить меня, если я от него скроюсь. И можно не сомневаться – он это сделает. – Женщина тяжко вздохнула: – Да и бежать мне некуда и, можно сказать, не на что. Ведь я, дура, потеряв когда-то от любви к нему голову перевела все банковские счета на «двойной ключ». Без своего мужа я не смогу взять из банка ни копейки.

– Неужели нельзя найти на него никакой управы?

– Можно! – тут же сказала она. – И ты мне в этом поможешь.

– Как именно?

– Ты сделаешь то, что умеешь хорошо делать.

– Что конкретно?

– Убьешь его. Устрой ему несчастный случай, Стасик. Как когда-то моему первому мужу.

Станислав чуть не застонал: вот тебе и расслабился в объятиях любимой женщины! Ну что за напасти на него сегодня навалились!

Немедленно отказать? Значит попросту потерять Свету. А он, как сейчас выяснилось, уже успел здорово соскучиться по этой обольстительной женщине или, говоря точнее, по ее телу. Да и перспектива вступить с ней в брачный союз, учитывая ее финансовое состояние, выглядела, что и говорить, заманчиво. Можно было бы напрочь завязать с его весьма рискованным, как очень четко показал сегодняшний день, бизнесом на крови.

– Это не так просто, как ты думаешь, – глухо произнес он. – Чтобы такое подготовить, понадобится время.

– Я готова ждать, – быстро ответила Света. – Но не очень долго. Каждая минута совместной жизни с этим извергом причиняет мне душевную и физическую боль. Сколько тебе понадобится времени?

– Ну, скажем… неделя…

– Вот и договорились. – Света вдруг стала одеваться. – Мне пора идти, а то мой мучитель меня хватится и что-нибудь заподозрит. А я буду приходить к тебе. Каждый день в это время. Ровно неделю…

На следующее утро Бороздин с Колодковым встретились в управлении, в своем кабинете.

– Ну что, Серега, подобьем бабки? – не слишком весело предложил капитан. – Начинай.

Итак, на нас висят уже несколько трупов: Карнаухов, Малахова, футбольный фанат Хлебников, Новосельцева, а также, возможно, ее супруг. Сюда можно прибавить и Человека Со Шнурком.

– Нет-нет! – протестующе замахал руками капитан. – Маньяк идет по отдельному производству.

– Так или иначе, искать следует предположительно двух убийц – Азу Арзаеву и Петра Дерюгина. Хотя, по словам Новосельцева, ликвидировал Карнаухова Дерюгин, подозрения в трех убийствах с Арзаевой снимать нельзя. На нее указывает слишком много улик.

– Между прочим, – не преминул подчеркнуть Бороздин, – я уже ранее выдвигал версию, что убийство Карнаухова было задумано Дерюгиным, а Арзаеву авторитет использовал с помощью какой-то хитрой комбинации.

– Может, и так, а может, и нет, – пожал плечами старший лейтенант, – все это пока наши домыслы. Но главное – установочные данные на обоих подозреваемых мы вместе с фотографиями всем, кому следует, раздали. Что еще можно сделать? А, капитан?

«Просто ждать, когда убийцы попадут в густую и широко расставленную сеть розыска, а также ждать ответ на запрос из Туркменистана. По уму, так и следовало бы поступить да заняться другими, не менее важными делами, – рассуждал про себя Дмитрий. – Но начальству вряд ли понравится такая идея. Оно, начальство это, назовет Бороздина и Колодкова ленивыми и безынициативными и намекнет на их профнепригодность».

– Вот что, Серега, сгоняй-ка ты все же в клуб болельщиков ЦСКА. Вдруг Арзаева выкинула свой пистолет, а им воспользовался кто-то в фанатской разборке? – предложил капитан безнадежным тоном.

Колодков посмотрел на Бороздина почти с жалостью – как на человека, явно попавшего в интеллектуальный тупик.

– Окстись, Димыч! Для чего же тогда Арзаева патроны и глушитель на рынке покупала? Хотя, возможно, ты и прав. Она просто могла потерять пистолет, выронить его случайно из дамской сумочки.

Капитан, однако, пребывал в столь безысходном состоянии души и ума, что пропустил мимо ушей иронию напарника.

Помолчав минуту-другую, Дмитрий набрал несколько цифр на телефонном аппарате и спросил Ольгу Агапову. Выяснилось, что та на обеде.

– Ничего себе, на обеде, – удивился он, взглянув на часы. – Время-то – еще одиннадцати нет. Но эту Агапову мы с тобой обязательно должны сегодня достать. Сесть ей на хвост, когда она уйдет с работы, и поговорить где-нибудь в укромном местечке. А теперь ты позвони в тот же «Монмартр» и спроси Людмилу Силкину. Если она на месте, сразу вешай трубу.

– Нет ее на службе, – объявил Сергей после короткого телефонного разговора. – У нее отгул.

Капитан печально кивнул:

– Значит, в больнице торчит, стерва. Своего ненаглядного Малкова пасет. Выходит, и его пока не допросишь. – Он на минуту задумался. – Надо, пожалуй, узнать, кто откуда родом в этом отделе сбыта. Нет ли, допустим, кого-нибудь из Туркменистана?

– Ты имеешь в виду «Монмартр»?

– Угу.

– Значит, хочешь отработать версию номер три? – широко улыбнулся старший лейтенант. – Убийство из-за наследства? По-моему, ты, Димыч, сильно распыляешься.

– Давай, давай действуй. Вдруг да что выгорит. А пока других мыслей нет.

– А ты сам-то что будешь делать?

– Поеду в поликлинику, к которой был прикреплен Дерюгин. Сниму копию с его больничной карты.

Колодков пожал плечами:

– Уж и не знаю, что с этого можно поиметь.

Однако дотошность капитана Бороздина была вознаграждена: из больничной карты Петра Дерюгина выяснилось, что убийца был диабетиком, а значит, инсулинозависимым. И Бороздин, заручившись поддержкой начальства, немедленно распорядился разослать фотографии Дерюгина во все аптеки Москвы и Подмосковья.

Итак, был закинут еще один крючок. Но как проконтролировать оптовые аптекарские базы?

Надо будет посоветоваться со специалистами из УБЭП, подумал Дмитрий, а сейчас пора пообедать. Тем более что время приближается к трем, и, возможно, его уже ждет профессор Круг.

…Войдя в кафе и не найдя за тем же, «вчерашним», столиком профессора, он испытал секундное разочарование. Но именно только секундное – капитан почти сразу же заметил Круга, призывно махнувшего ему рукой из-за другого стола. И действительно, разве «вчерашний» столик их именной или они с профессором его на сегодня заказывали? Круг просто занял тот, который освободился.

– Присаживайтесь, – приветливо произнес профессор, – я специально держу для вас место. – И он указал на пустой стул рядом с собой.

– Большое спасибо, Григорий Алексеич. – Бороздин был польщен оказанным ему вниманием.

Поглотив основную часть заказанного обеда, профессор спросил:

– Так вы действительно хотите прослушать мою небольшую лекцию об эволюции смерти или, точнее, об эволюции отношения к ней некоторой части органических объектов?

– Безусловно, профессор. Но сначала я хотел бы получить от вас дополнительное разъяснение о субсоциумах. Вы их определяете как сообщество по интересам?

– Совершенно верно. Но я считаю, что у субсоциумов есть и сверхзадача. Во всяком случае, считал до недавних пор. Сейчас моя уверенность серьезно поколеблена.

– О какой задаче выговорите?

Круг ответил не сразу.

– Я сейчас пытаюсь доказать мою гипотезу экспериментально, и, если сумею это сделать, обязательно расскажу вам о результате. Ну а если не сумею… расскажу тоже.

Что ж, профессор, я понимаю, что существует такая вещь, как научная тайна, которая действует, пока исследования не завершены. Не будем более касаться столь щекотливой темы. – Бороздин, несмотря на то что поддерживал с ученым мужем непринужденный светский разговор, постоянно прокручивал в уме различные версии произошедших на этой неделе кровавых криминальных событий. Одна из таких версий, пришедшая капитану на ум только что, заставила его обратиться к профессору за разъяснением: – Давайте вернемся к теме субсоциумов. Если человек каким-либо образом оказался его членом, насколько трудно ему выйти из этого сообщества?

– Очень трудно, – убежденно сказал Круг. – Я бы сказал – почти невозможно.

Бороздин внезапно вскочил со стула.

– Простите, Григорий Алексеич, я вспомнил о совершенно неотложном деле. Мне надо идти. Встретимся завтра в это же время.

Будучи достаточно опытным офицером милиции, капитан знал множество самых разнообразных вещей, поскольку сталкивался в процессе своей профессиональной деятельности со всеми , сторонами бытия. Он, например, знал, что сегодня, в среду, на ипподроме рабочий, то есть беговой день. В такой день собираются все ипподромные завсегдатаи, проводятся скачки и заезды рысью, бега, и работают кассы тотализатора.

И значит, там сегодня будут все члены этого «субсоциума»!

На ипподроме было несколько секторов, билеты на которые имели разную цену, но удостоверение офицера милиции давало ему возможность свободно проходить сквозь ряды контролеров и столь же свободно разгуливать по трибунам.

Капитан пришел на бега не в милицейской форме, но все равно старался передвигаться по возможности скрытно, то и дело останавливаясь за очередным столбом, которых на трибунах имелось великое множество, и внимательно сканировал окрестные сектора.

Но, пожалуй, такая его предосторожность была излишней. Внимание всех присутствующих полностью сконцентрировалось на заездах и скачках, а в перерывах между ними народ устремлялся к кассам тотализатора.

Зрелище мчащихся во весь галоп изумительного экстерьера скакунов не могло не привлечь внимание капитана, не задеть его эстетическую чувствительность. Но он упорно отводил взгляд от бегового поля. Бороздин интуитивно был уверен, что убийца находится именно здесь, в этой десятитысячной толпе, и настойчиво всматривался в окружающие лица.

И тут капитан столкнулся нос к носу с журналистом Шуйским. У того был весьма хмурый вид, и нежданная встреча со старшим оперуполномоченным, насколько тот понял, не доставила газетчику большого удовольствия.

– А, капитан, – буркнул он, не поздоровавшись. – Ты, оказывается, тоже любитель бегов.

– Захаживаю изредка, – в полном соответствии с истиной ответил Дмитрий.

– На кого ставишь в четвертом заезде? – Журналист сунул под нос Бороздину раскрытую в нужном месте программку.

– Верняка у меня здесь нет, – опять-таки не покривил душой капитан.

– А в каком заезде есть? – спросил Шуйский, глядя на Дмитрия с такой надеждой, что капитан понял: газетчик уже проигрывает в дым.

– Я – не спец, – виновато пожал он плечами.

Журналист безнадежно махнул рукой и, раздвигая обеими руками толпу, ринулся в кассовый зал.

Капитан продолжал еще часа два бороздить трибуны, игральные залы и туалеты, но так и не обнаружил того, кого искал.

Он не считал себя слишком большим поклонником горячительных напитков, но стресс предпочитал снимать все-таки с их помощью. А именно нечто вроде депрессии он теперь и ощущал после очередной за последние дни неудачной акции.

Поэтому, завидев двери ресторана, Дмитрий, не раздумывая, прошел в них.

Убийцу он увидел раньше, чем буфетную стойку. Тот сидел вдвоем с молодой девицей, которую капитан после некоторого напряжения памяти узнал и тут же упрекнул себя в непростительной для опера недогадливости: преступника-то можно было обнаружить куда как проще! Бывают же такие затмения ума.

Пара сидела за столиком, откуда было прекрасно видно все скаковое поле.

А как же он делает отсюда ставки? – стало любопытно капитану. Но сначала надо вызвать группу захвата, решил он, что и сделал немедленно. Потом стал наблюдать за объектом из самой темной ниши ресторанного зала, уже теперь только для вида взяв сто граммов коньяку.

Все оказалось очень просто. К убийце то и дело подходил молодой человек, получал от него деньги и делал записи в своем блокноте – ясно, что записывал, на каких лошадей ставить.

Новосельцева взяли прямо в ресторане, не слишком церемонясь ни с ним, ни с его спутницей. Дмитрий попросил собровцев задержать и ее: секретарша Катя могла оказаться важной свидетельницей, а то и соучастницей преступления.

После того как обоих задержанных оформили в изолятор временного содержания, Бороздин сразу вызвал Новосельцева к себе на допрос.

– Ну что, Леонид Ильич, – спросил капитан с ненаигранным равнодушием, поскольку события последних дней изрядно опустошили )его эмоционально, – будем оформлять явку с повинной? Я на вас давить не буду, решайте сами: вы – человек в милицейском деле опытный.

– Да, будем, – неожиданно заявил задержанный. – Я добровольно заявляю, что не сообщил об убийстве моей жены уголовником Дерюгиным.

– Вот те на! – сразу расшевелился капитан. – А ну-ка расскажите, как же это произошло.

Моя жена Полина гостила у своей сестры Эммы – спросите ее, она, естественно, это подтвердит. Полина сказала, что заночует у сестры, и я ничего не стал говорить ей о грозящей мне опасности. К чему лишний раз беспокоить человека, которого любишь и ценишь?! Но Полина вдруг решила вернуться домой, не предупредив меня. И бандит Дерюгин, подкараулив ее приход, ворвался в квартиру вместе с ней. Дальнейшее было ужасно. – Здесь Новосельцев всхлипнул и спрятал лицо в ладони. – Он стал требовать с нас деньги. Пятьсот тысяч долларов! А у нас ведь и тысячи не было. Но я умолял жену отдать все, что у нас есть в доме. Ее драгоценности, к примеру. Но Поля ни в какую. И тогда этот Дерюгин… этот Дерюгин. – Леонид Ильич вновь всхлипнул. – Он ее… просто зарезал.

– Ну а вам как же удалось спастись? – Дмитрий вновь потерял интерес к допросу, поскольку Новосельцев явно лгал и столь же явно не собирался раскалываться.

– Вот как раз в этот самый момент я и унес ноги. А то бы он, конечно, и меня…

– Почему же вы все-таки не обратились в милицию?

– А что толку? Разве я не обращался к вам? И каков результат? Убита моя жена, а я остался жив лишь чудом! И тогда я решил просто скрываться от Дерюгина.

– Со своей секретаршей вы на бегах случайно встретились?

Леонид Ильич скорчил кислую физиономию:

– Давайте без милицейских штучек, капитан. Конечно, вы понимаете, что я ее туда пригасил.

– А проживали вы в последнее время у нее?

Новосельцев чуть помедлил, видимо, взвешивая все возможные последствия своего ответа, после чего в знак утверждения кивнул.

Капитан слово в слово записал его показания и предложил задержанному расписаться.

Тот прочитал их очень внимательно, не сделал никаких замечаний и поставил замысловатую подпись.

– Как вы все-таки меня вычислили? – не выдержал Новосельцев и задал, видимо, изрядно мучавший его вопрос: – Или просто случайно увидели?

– Откровенность за откровенность, Леонид Ильич. Скажите честно хотя бы одну вещь: ведь в действительности Дерюгин не говорил вам, что убийство Карнаухова – дело его рук?

– Говорил! Но я не исключаю, что он меня просто пугал. Теперь ваш ответ!

Объяснение Новосельцева капитан не счел искренним, но его любопытство решил тем не менее удовлетворить:

– В вашей квартире было много программок беговых испытаний.

– Но в моей квартире много чего было, включая всяческий хлам!

– Совершенно верно, но только эти беговые программки свидетельствовали о том, что вы принадлежите к определенному субсоциуму, – нравоучительно пояснил Бороздин.

Задержанный ошеломленно захлопал ресницами, и тут в кабинет вошел Лева Зайцев.

– Как наши дела? – спросил он, обращаясь одновременно к Бороздину и Новосельцеву.

Дмитрий молча протянул майору показания Леонида Ильича.

Начальник отдела ознакомился с ними и, никак их не прокомментировав, вызвал конвоира:

– Уведите задержанного.

Когда капитан с Зайцевым остались одни, майор спросил Дмитрия:

– Что ты думаешь обо всем этом деле?

– Новосельцев нам с Колодковым туфту гнал с самого начала, включая его слова, что Дерюгин организовал ликвидацию Карнаухова. Видимо, он уже тогда наметил убийство Дерюгина и своей жены и их ограбление. Чтобы совсем запудрить нам мозги, он купил билет в аэропорту по паспорту Дерюгина. У него наверняка есть и документы на чужое имя, просто он их с собой сегодня не прихватил.

– И как ты думаешь все это доказать?

– Допросим задержанную девицу, проведем у нее обыск… Да накопаем чего-нибудь, не беспокойся. Это всего лишь дело времени.

– Вот именно – времени! А на тебе еще Арзаева висит! – Майор с минуту помолчал. – Я забираю у тебя это дело, Димыч, а ты сконцентрируйся на чеченке.

– Арзаева – не чеченка, – вяло возразил капитан.

– Какая разница! – Начальник отдела махнул рукой и покинул помещение.

Глава четвертая

Версия майора Зайцева

Вскоре появился Колодков. История с задержанием Новосельцева его потрясла:

– Ну ты, Димыч, – голова! Я просто преклоняю пред тобой колени. – Но, узнав, что в этом деле замешана секретарша Катя, он сильно расстроился: «доверяй после этого бабам». – Кстати, – быстро перекинулся старший лейтенант на другую тему, – с Туркменией ты тоже попал в десятку. Людмила Силкина, которая, судя по твоим рассказам, так напугала тебя в «Склифе», как раз из этой братской республики. Может, хватит с ней цацкаться и пора ее взять за жабры?

– Это точно! Но сегодня у нас на очереди Ольга Агапова. Мне сдается, ты ее расколешь походя. – Бороздин посмотрел на часы. – Твою мать! Мы ее упустили! Рабочий день уже кончился.

– Да что с того? Она разве вообще дома не ночует?

– Может, и ночует. Изредка. У нее, похоже, крутой роман с Хромовым. Во всяком случае, то, что она пляшет под его дуду, сомнений не вызывает. Фактов у меня, правда, маловато, но это как-то очень чувствуется, в воздухе носится.

– Все равно поехали к ней. Что мы теряем, в конце концов?

Через четверть часа они во второй раз за последние сутки стояли у квартиры Ольги Агаповой и безуспешно звонили ей в дверь.

– Ну что ты будешь делать?! – начал злиться теперь Бороздин. – К Хромову, что ли, за ней съездить?!

– Не психуй, командир. Давай все-таки ее квартирку осмотрим. Может, и найдем что интересненькое.

– Опять ты за свое, Серега! Это же не просто нарушение закона. Это – бессмысленное нарушение закона.

– А вот мы сейчас и посмотрим, насколько оно бессмысленное. – И Колодков достал из кармана связку разнообразных отмычек.

У Бороздина вдруг разом взыграл инстинкт сыщика, и возражать он более не стал.

С третьей попытки отмычка в замке провернулась, и Колодков тихонечко открыл дверь.

В квартире оказалось темно, но Сергей быстро нащупал в прихожей выключатель и попытался было войти в квартиру, однако капитан схватил его за рукав:

– Балда! Ноги вытри сначала.

Они оба тщательно вытерли ботинки о коврик у дверей. После чего вошли в квартиру.

Она оказалась однокомнатной. И в этой единственной комнате лежала на кровати Ольга Агапова.

С перерезанным горлом.

Совсем недавно Бороздин с Колодковым наблюдали очень похожую картину в квартире Новосельцева, и именно его теперь подозревали в убийстве. Но сейчас бывший начальник охраны фирмы «Этель» надежно упрятан в ИВС. Свою вину он отрицает, и у Дмитрия мелькнула мысль, что, может быть, Новосельцев действительно ни при чем, а оба схожих по почерку убийства дело рук одного лица – бандита Дерюгина.

Однако, припомнив горячий спор между Ольгой Агаповой и Эдуардом Хромовым, фрагмент которого ему довелось случайно подслушать в «Монмартре», капитан стал склоняться к мысли, что в первую очередь следует разобраться с этим нагловатым пареньком. Почему Хромов пытался заткнуть рот Агаповой? Что и кому она хотела рассказать?

И вот теперь уже Ольга точно будет молчать…

Он набрал телефонный номер начальника отдела.

– Лева, Агапова убита, – похоронным голосом сказал Дмитрий. – Ей перерезали горло. Как Новосельцевой.

Зайцев с полминуты молчал, будто не мог поверить своим ушам, а потом заговорил в таком тоне и в таких выражениях, каковых Дмитрию от своего начальственного дружка слышать еще не доводилось. По крайней мере по отношению к нему, капитану Бороздину.

– Блин, да что же вы с Колодковым за мудаки такие! Еще, наверное, за сыщиков себя почитаете! Ваших свидетелей вырезают под вашим же носом, как баранов, а вам, похоже, все по херу. Может, вам подыскать работенку попроще? Перевести вас в участковые – алкашей по подворотням отлавливать? Есть ли в твоей пустой башке хоть какая-нибудь версия?

Возможно, к убийству причастен Эдуард Хромов, сотрудник того же отдела, что и Агапова, – осторожно сказал Дмитрий, удрученный и растерянный таким суровым наездом со стороны человека, которого считал своим другом. – Он сделал нечто такое, что не понравилось Агаповой, и Хромов пытался заткнуть ей рот.

– «Нечто такое»! – фыркнул Зайцев. – 1-1 это все, что ты можешь сказать по данному инциденту? И это твой единственный мотив для подозрения человека в убийстве? – Капитан подавленно молчал, и Зайцев как бы сменил гнев на милость: – Ну ладно, ты знаешь домашний адрес этого Хромова?

– Адрес есть у Колодкова.

– А Серега с тобой?

– Да.

– Дай ему трубочку. Постой! Я так понимаю, вы у Агаповой в квартире?

– Так точно.

– Сиди там и дожидайся криминалистов, потом езжай домой. К Хромову я пошлю собровцев. Допрашивать его будем в управлении.

– Без меня?

– Так, как надо, допрашивать ты все равно не умеешь. Передай трубу Колодкову!

На следующее утро Дмитрий ехал в своей машине в управление все в том же угнетенном состоянии духа. Картину с убийством Агаповой криминалисты вчера никак не прояснили. Преступник просто-напросто стер все свои следы – как отпечатки пальцев, так и обуви.

Остался также открытым вопрос: сама Ольга впустила в квартиру убийцу как своего доброго Знакомого либо он поджидал ее на лестнице, оглушил тяжелым предметом по голове, открыл ее ключами квартиру, втащил туда жертву, а там уже расправился с нею?

Вторую версию как будто бы подтверждала обширная гематома на затылке у Агаповой. Но, с другой стороны, она могла впустить в дом убийцу как своего приятеля, а он ударил ее по голове уже в квартире и, лишь оглушив девушку, перерезал ей горло.

Была еще надежда на дальнейшие патолого-анатомические исследования: если в теле Агаповой будут обнаружены следы спермы – значит, скорее всего, она убита своим дружком, наверняка Хромовым.

Капитан знал, что этот плейбой был вчера задержан собровцами на своей квартире и ночью, Конечно же, подвергнут очень серьезному допросу, на языке блатных, в пресс-хате, когда применяются особо жестокие психологические, но главным образом физические меры воздействия. На таких допросах трудно что-либо утаить, но зато легко взять на себя чужие грехи – лишь бы больше не мучили. Потому-то Бороздин крайне осторожно относился к результатам, которые давали методы дознания подобного рода, и не считал возможным их применять хотя бы из гуманных соображений.

Но старший оперуполномоченный – своим начальникам не указ, и Дмитрий был уверен, что ни Зайцев, ни руководство управления не устоят перед соблазном добиться быстрого результата любыми, включая самые суровые, способами.

– Докладываю вам, товарищ капитан, результаты нашего расследования, – услышал он от Левы Зайцева, когда был вызван майором в его, начальственный, кабинет. – Эдуард Хромов не причастен к убийству Агаповой, у него железное алиби на весь вечер. Он провел это время в ресторане, что подтвердили трое свидетелей. Да и Агапова в день убийства, как показала экспертиза, не имела половых контактов, что косвенно подтверждает алиби Хромова. Зато он дал нам ценные показания, проясняющие мотивы преступления Арзаевой. – Тут Зайцев победоносно посмотрел на своего подчиненного. – Хромов долго добивался благосклонности Арзаевой, но не достиг никаких результатов. Вообще-то этот парень не привык, чтобы девушки ему отказывали, его самолюбие было сильно уязвлено. Хромов нанял частного детектива, и тот сделал целую серию интимных снимков Карнаухова с Малаховой. Наш плейбой публично продемонстрировал их в отделе Арзаевой. Он говорит, что сие могут подтвердить и Силкина с Малковым. Вот это и есть «нечто такое», о чем столь жарко спорили Агапова и Хромов. Но согласись, Димыч, на пора, для убийства первой вторым данная история не тянет. Зато теперь понятно, откуда Арзаева Пронюхала о связи своего муженька с Анной Малаховой. Ну что, убедительно?

– А фотопленку Хромов предъявил? – спросил капитан, скорее, для проформы.

– А на фиг она нужна, эта пленка? – удивился Зайцев.

– Чтобы убедиться, что он говорит правду. Ведь фотографий, как я понимаю, он тоже не показал.

Я же объяснил, что он отдал их Арзаевой! Да и зачем парню наговаривать на себя? Он же фактически признался, что спровоцировал Арзаеву на убийство, хотя вряд ли его за это можно привлечь к уголовной ответственности. – Зайцев стал заметно злиться. – А факт наличия такого рода фотографий наверняка подтвердят, как я уже тебе говорил, Силкина и Малков.

– А вдруг это фотомонтаж?

Зайцев подскочил на стуле.

– Что ты несешь? А два трупа в доме у Филевского парка тех же Карнаухова и Малаховой тоже фотомонтаж? – Тут Зайцев неожиданно успокоился и сел на место. – Впрочем, формально ты прав, фотопленку следует приобщить к делу. Можешь навестить Хромова у него дома прямо сейчас и забрать у парня эту несчастную пленку.

– А почему он не на работе?

– Ну, Бороздин, не перестаю на тебя удивляться! Кто же после ночного допроса в нашем управлении сможет пойти на службу? Конечно, он взял отгул. И, скорее всего, не один.

– Тогда я пошел?

– Погоди. Мы разобрались и с Новосельцевым. Здесь ты во всем оказался прав, и с этим делом все совершенно ясно. Пусть Колодков подготовит его для передачи в прокуратуру.

– Как же удалось его расколоть? – несколько скептически спросил Дмитрий.

– Ему был прописан курс интенсивной терапии, – ухмыльнулся майор.

– И есть объективные улики, подтверждающие его показания? – осведомился Бороздин все с тем же сомнением в голосе.

– Да есть одна, но зато какая! Он нам показал, где зарыл труп Дерюгина. Теперь тело несчастного бандита в нашем морге. Этого тебе хватит?

– За глаза, – кивнул капитан.

Вкратце история вопроса такова. Леонид Новосельцев жил, работая опером, довольно бедно. То есть как большинство населения страны. А хотел жить на широкую ногу, но использовать свое служебное положение то ли не умел, то ли боялся. Тогда он женился на очень богатой женщине, которая была на двенадцать лет старше его. Это случилось десять лет назад. Тогда Лёне было тридцать пять, а Полине соответственно сорок семь – терпимый в общем-то для женщины возраст. Но когда ей подвалило к шестидесяти … Короче, сам понимаешь. Казалось бы, разводись или гуляй на стороне, но не тут-то было. Когда они поженились, Полина круто подстраховалась и настояла на брачном контракте, где ее адвокат четко прописал: в случае развода или измены мужа все имущество остается жене. Причем она постоянно нанимала частного детектива, который и следил за тем, чтобы Новосельцев не ходил налево. А о том, что его пасут, Полина не только не скрывала, но и все время напоминала Лёне. Короче, довела баба мужика – вот и пошел он на эту кровавую авантюру. С Дерюгиным же его связывали деловые интересы: они проворачивали всякие темные дела на таможне. Но и здесь несчастливому Новосельцеву не везло – каким-то образом он все время оказывался перед партнером в долгу. Но проведенная им комбинация, казалось бы, дала блестящий результат. Он избавился от мегеры-жены, изъяв у нее двадцать тысяч долларов наличными и бриллиантов еще на двести пятьдесят тысяч, избавился от десятитысячного долга перед Дерюгиным и грабанул его на тридцать штук – все в тех же баксах. Кроме того, Новосельцев поимел молодую любовницу, вроде бы сбил с толку следствие и приобрел новые документы. – Зайцев печально посмотрел на старшего оперуполномоченного. – Мужик в свои сорок пять только жизнь начал. И если б не ты… – Начальник отдела махнул рукой. – В общем, езжай к этому Хромову.

Бороздин позвонил майору через полчаса и сообщил довольно апатично, поскольку теперь окончательно осознал свое абсолютное бессилие перед той преступной силой, с которой ему, да и всему управлению, пришлось столкнуться:

– Хромов убит у себя дома. Двумя выстрелами – в грудь и голову. Подозреваю, что все из того же известного нам ствола. И еще. Я никак не могу найти эту фотопленку…

Зайцев более не возмущался. Он, как и только что Бороздин, ощутил, что проблема не просто в неправильных действиях оперов или же всего управления, – сотрудники УВД столкнулись с таким серьезным противником, с каким дело иметь еще не доводилось.

Они не понимают даже мотивов его преступных деяний, а значит, не могут и предугадать его последующих действий. Но то, что разного рода убийства, совершенные скорее всего не только Азой Арзаевой, будут продолжаться и далее, не сомневались уже ни Бороздин, ни Зайцев. Причем они пришли к этому выводу, говоря юридическим языком, без предварительного сговора.

Вопрос только в том – кто станет следующей жертвой.

Зайцев подчеркнуто спокойно, если не сказать кротко, предложил Дмитрию дождаться криминалистов, а потом возвращаться в управление: следует провести совещание – пока на уровне их отдела – и составить план оперативных мероприятий с учетом событий последних дней. Ответственность за выполнение этого плана и вообще за все расследование в целом он, объявил майор Зайцев, в связи с крайне серьезной, если не сказать – катастрофической ситуацией, сложившейся вокруг «дела Арзаевой», теперь решил возложить на себя лично.

Это, конечно, ничего не меняло даже формально, поскольку начальник отдела отвечал за исход расследования в любом случае. Бороздин понял своего старого дружка так, что тот хочет облегчить его моральную ношу опера, ставшую просто непомерной из-за непрекращающейся серии убийств в деле, которое он вел. Дабы Дмитрию стало свободнее дышать и легче думать. И капитан почувствовал к Леве Зайцеву благодарность за такую своеобразную дружескую поддержку.

И еще Дмитрий почувствовал, что слишком запутался в данном деле и следует на некоторое время как бы выйти из него, чтобы взглянуть на все происшедшее более свежим взглядом.

Поэтому, встретив опергруппу и убедившись, что время подходит к трем дня, он решил ехать не в управление, а в кафе «Радуга», на лекцию к профессору Кругу, тем более что тот, в сущности, помог ему раскрыть убийство Дерюгина и Новосельцевой.

Он заставил профессора себя ждать, опоздав минут на десять, и увидел в глазах Круга не укоризну, а скорее легкое недоумение. Мол, как же так – разве не было договоренности встретиться ровно в три часа дня или он, профессор Круг, ошибается?

Капитан немедленно извинился, сославшись на неотложные оперативные дела.

– Что может быть неотложнее обеда? – вроде бы искренне удивился Григорий Алексеевич. – Впрочем, Дмитрий, вы еще достаточно молоды, а когда доживете до моих лет, то более всего на свете будете ценить неотвратимо четкий распорядок дня.

– При моей работе распорядка дня не существует в принципе, – возразил Бороздин.

– В таком случае вам, как можно скорее следует поменять профессию, – категорически заявил Круг.

– Боюсь, что это уже невозможно, – вздохнул капитан.

– Отчего же?

– Меня уже засосало в сыск, как в болото.

– Что-то непохоже – вы выглядите скорее интеллектуалом, нежели шпиком.

Эта фраза Круга одновременно польстила капитану и немного обидела его.

– Может быть, и так, ведь наша служба требует решения многих интеллектуальных задач. Но я с нетерпением жду вашей лекции, профессор.

Слегка отодвинув от себя столовые приборы, будто они могли помешать правильному изложению или восприятию его догматов, Григорий Алексеевич начал с решительной фразы:

– Сразу озвучу свой главный тезис: до появления современного человека с его индивидуализированным сознанием биологической смерти как таковой в природе не существовало. Изобрели ее именно мы – люди.

Что и говорить, прозвучало это эффектно. Но все-таки не настолько, чтобы мгновенно избавить капитана от многолетней привычки – или, точнее, навыка – оперативника: постоянно контролировать обстановку вокруг себя. Он сидел боком к стеклянному фасаду кафе, и первая же фраза профессора вроде бы намертво приковала его внимание к предмету лекции, но то ли интуитивно, то ли с помощью периферического зрения он осознал – на него с улицы кто-то смотрит.

Дмитрий слегка повернул голову, но не в сторону стеклянного фасада, а к противоположной стене, где висело большое зеркало.

И в этом зеркале отразилась Аза Арзаева.

Она была в черных джинсах, зеленой маечке и в зеленом же платке, завязанном на шее на манер пионерского галстука. Стояла, смотрела на капитана и улыбалась. Такая же красивая, загадочная и притягательная, как на фотопортрете. И даже, пожалуй, еще более эффектная.

Дмитрий не мог поверить – но не своим глазам, а зеркалу. Поэтому резко повернул голову в сторону улицы.

Ничего не изменилось: Аза по-прежнему стояла за стеклом, смотрела прямо на Бороздина и по-прежнему мило улыбалась, причем именно ему – человеку, который уже не чаял вообще ее когда-нибудь найти.

Капитан слегка потряс головой, но картина осталась прежней, и тут он почувствовал на своем плече чью-то руку и рефлекторно стряхнул ее с себя.

Профессор с крайне удивленным видом отдернул руку и почти крикнул Бороздину в ухо:

– Да что с вами, Дмитрий?! Вы никак привидение увидели?!

– А… – Капитан встал из-за стола. – Прошу прощения, Григорий Алексеич, но опять возникло неотложное дело.

Он опрометью, опрокинув пару стульев, выбежал на улицу.

Аза Арзаева исчезла.

Придя в управление, он прошел сразу в кабинет начальника отдела.

Здесь его, – видимо, заждались. Кроме Левы Зайцева, в помещении находились Серега Колодков и еще два опера – молодые, но уже достаточно опытные лейтенанты.

– Куда это ты пропал? – Майор метнул на Дмитрия недовольный взгляд. – Насколько мне известно, ты ушел из квартиры Хромова еще час назад.

– Обычное дело, – капитан развел руками, – попал в пробку.

Бороздин не решился сказать, что видел своими глазами Азу Арзаеву. Он, конечно, хотел избежать малоприятной выволочки со стороны Зайцева – «фофан ты, а не сыщик, упустил преступницу, которая сама шла к тебе в руки», – но промолчал капитан не только из-за этого: он уже не был уверен, что действительно видел Азу. Вполне возможно, рассуждал Бороздин, постоянные размышления о том, как найти Арзаеву-убийцу, и грезы о ней как о женщине-мечте все же повлияли на его психику. Он изучал еще в институте, что такая раздвоенность сознания неизбежно сказывается на высшей нервной деятельности человеческого мозга.

– Ладно, садись. Я включаю в бригаду по расследованию «дела Арзаевой» – как мы пока условно называем цепь известных вам убийств – еще двух оперативных сотрудников: Склярова и Радимова. – Зайцев кивнул на лейтенантов. – И сейчас мы начнем нечто вроде мозгового штурма. Нам еще неизвестны результаты баллистической экспертизы – из какого ствола убит Эдуард Хромов, но примем пока за данность: убийца все тот же, или, точнее, та же. Я имею в виду Азу Арзаеву в тех случаях, когда применялось огнестрельное оружие. Но я не исключаю, что и ножом или кинжалом орудовала тоже она. Арзаева – кавказская женщина, а значит, владеет холодным оружием по определению. Скорее всего, она действует по ситуации,– какое орудие убийства ей сподручнее применять в данный момент, такое и идет в ход. – Выпалив все это на одном дыхании, майор взял паузу и оглядел своих сотрудников, видимо, пытаясь оценить, насколько каждый из них согласен или не согласен с ним. Однако все оперативники сидели с совершенно непроницаемыми лицами, находясь, похоже, при своем, сугубо индивидуальном мнении. Не дождавшись какой-либо реакции со стороны подчиненных, начальник отдела продолжил свой монолог: – Но я также не исключаю, что ей кто-то оказывает помощь. Второй главный вопрос: каковы мотивы преступных действий Азы Арзаевой? Я пока вижу только один – месть. Мужа с любовницей она застрелила, понятно почему, а Хромову Арзаева отомстила за его фотографии. Ведь это даже не Карнаухов, а Хромов разрушил ее семейное счастье! Пока она не ведала, что муж ей изменяет, никаких проблем для Арзаевой не существовало. И тут Хромов предъявляет ей компрометирующие Карнаухова фотографии – причем делает это публично! Он совершенно явно провоцирует Арзаеву на месть, имея, конечно, в виду еще и то обстоятельство, что она – женщина с Кавказа, где кровавые расправы за любовные и тем более семейные измены в ходу. И понеслось… – Он опять взял паузу и на этот раз спросил своих сотрудников напрямую: – А как вы думаете, ребята?

– Тогда за что же была убита Ольга Агапова? – поинтересовался в свою очередь мнением начальника Колодков.

Майор, однако, оказался к этому вопросу готов и ответил не задумываясь:

– В «Монмартре» ее считали любовницей Хромова. Возможно, Арзаева полагала, а может быть, и имела какие-то конкретные основания полагать, что Агапова помогала своему дружку Эдику в сборе компромата на Карнаухова.

– А как вы объясните убийство спартаковского фаната? – спросил все тот же Колодков, давая этим вопросом понять, что не разделяет мнение майора: версия Зайцева ему казалась слишком простой и не объясняющей все обстоятельства данного дела.

Понимаешь, старший лейтенант… – задумчиво и, можно сказать, проникновенно произнес начальник отдела, после чего вылез из-за стола и встал прямо напротив Колодкова, как бы для того, чтобы его слова не распылялись по всему помещению, а доходили до адресата быстро и точно. Сергей, естественно, не мог допустить, чтобы он сидел, а его начальник стоял, и старшему лейтенанту тоже пришлось подняться со стула. При этом картину они вдвоем создавали довольно комичную: небольшого роста, пузатенький и вальяжный командир и его подчиненный – двухметровый, амбалообразный детина, вытянувшийся по струнке. Глядя на них, все присутствующие не смогли сдержать улыбок. – Я полагаю, здесь произошло вот что. Эта Арзаева, насколько можно понять по фотографиям и оценкам свидетелей, – девица чрезвычайно привлекательная. Вполне возможно, тот несчастный парнишка, встретив ее, причем в довольно безлюдном месте, стал к ней клеиться. И скорее всего перешел допустимую грань. Короче, я полагаю, что здесь имела место самозащита, как, скажем, в случае Человека Со Шнурком. Кстати, личность этого маньяка наконец установлена: Николай Полуяров – бывший спецназовец, участвовавший еще в первой чеченской войне. Так что ничего удивительного, если у мужика в результате крыша поехала. – Тут майор похлопал Колодкова по плечу. – Ну как, Серега, убедительно? Тот неопределенно повел головой:

– Что-то в этом есть.

На самом деле Лев Зайцев и сам не слишком верил в свою версию, но считал, что хотя бы от чего-то надо отталкиваться при выборе дальнейшего плана действий.

– Ну а ты, Димыч, чего молчишь?

Бороздин не сразу ответил на вопрос майора.

Наконец, тяжко вздохнув, произнес:

– Я пока не понимаю, что происходит, командир. Имеющиеся факты плохо ложатся в какую-либо схему. Мне кажется, мы еще очень мало знаем, чтобы делать совершенно определенные выводы, хотя уже и имеем достаточно много трупов. Ясно одно, что надо ловить Арзаеву, но следует также собирать все возможные данные по традиционным версиям. Начнем с самого начала. Кроме мести, если не зацикливаться на одной Арзаевой, кому была выгодна смерть Карнаухова как весьма богатого человека? Его наследникам, естественно. Но мы их так и не установили. А между прочим, Людмила Силкина, все из того же отдела сбыта, родом из Туркмении, откуда приехал и Карнаухов. Что-то не нравится мне и вся эта история с фотографиями. Ведь никто из нас их не видел, как и соответствующую фотопленку. Вопрос вроде бы второстепенный, но… Его перебил начальник отдела:

– Вот тебе показания Хромова. – Майор протянул Дмитрию папку с бумагами. – Здесь указано агентство и конкретный детектив, с которым Хромов сотрудничал. – У тебя все?

– Остался пока не допрошенным важный свидетель: начальник отдела сбыта фирмы «Монмартр» Малков. К нему не допускали врачи. – Бороздину пришлось соврать в течение часа дважды, а ведь это обычно его месячная «норма»!

– Малкова завтра должны выписать из больницы, – поступило неожиданное сообщение от Колодкова. – Я туда сегодня звонил.

Итак, ближайшие задачи на будущее, – объявил Зайцев, любивший побалагурить за рюмкой водки или кружкой пива, но не терпевший длительных совещаний, поскольку его постоянно таскали «наверх», на разного рода оперативки, установки и пятиминутки, длившиеся часами. – Арзаеву объявляем в федеральный розыск, иначе начальство нас потом не поймет. Вы, двое, – он ткнул пальцем в лейтенантов, которые немедленно вскочили на ноги, – завтра же выезжаете в Чечню, на родину Арзаевой, и узнаёте там про нее и ее родственников все, что только можно. Ты, Бороздин, – тот тоже поднялся со стула, – допросишь Малкова и съездишь, раз уж считаешь нужным, в детективное агентство на предмет хромовской фотопленки. Теперь с тобой, Серега… – Майор вдруг замер, словно в голову ему пришла какая-то необыкновенно продуктивная мысль. – Тут же факс на наш запрос из Туркменистана пришел, а я его так и не успел просмотреть! Все время по большим кабинетам мотался. – Он достал из ящика стола лист бумаги и быстро пробежал его глазами. – Ага, Карнаухов-то в свои тридцать восемь уже до Арзаевой был женат, разведен и имел троих детей: мальчика Гену и девочек Любу и Галю. Пацану сейчас, выходит… сколько же?., семнадцать, а девицам – девятнадцать и пятнадцать. И они теперь – граждане России! Вон оно как!

– А адресов их в факсе нет? – поинтересовался Колодков.

– Бог с тобой, Серега! Ты хочешь, чтобы туркмены за нас нашу работу делали? Вот ты этих Гену, Любу, Галю и установишь. Фамилии их известны – Карнауховы.

– А фамилия жены тоже Карнаухова? – осведомился капитан.

– Естественно.

– А в девичестве?

– Хм… Ты слишком много хочешь, Димыч! – Он еще раз, уже повнимательнее, перечитал факс, и у него едва ли не в буквальном смысле полезли глаза на лоб. – Есть, однако, фамилия жены Карнаухова в девичестве. И фамилия эта – Силкина!

– Людмила?! – в голос вскричали Бороздин и Колодков, повскакав со своих мест.

– Именно что Людмила! По отчеству Евгеньевна. А наша Людмила – как по батюшке?

Капитан со старшим лейтенантом, переглянувшись, пожали плечами.

Глава пятая

В поисках новых версий

На следующий день Бороздин прямо с утра решил ехать в «Склиф» с идеей перехватить свидетеля Малкова еще до выписки из больницы. А то совершенно непонятно, куда он потом вместе со своей подружкой двинется – то ли к себе домой, то ли к ней, то лик кому-нибудь из них на дачу, тем более что наступила пятница.

Вчерашний небольшой шухер по поводу Людмилы Силкиной быстро сошел на нет, когда выяснилось, что отчества у нее и бывшей жены Константина Карнаухова – разные. А совпадения имен и фамилий – скорее всего дело случая. Хотя если сюда приплюсовать тот факт, что и сотрудница фирмы «Монмартр» тоже из Туркмении, – все это, конечно, настораживало. Потому в Ашхабад послали новый запрос на предмет: не имеет ли Силкина из «Монмартра» каких-либо родственных связей с Константином Карнауховым. Впрочем, все в отделе, начиная с его начальника Левы Зайцева, сомневались, что туркмены всерьез возьмутся изучать генеалогию гражданки другого государства.

Ехал капитан опять без Колодкова – тот отправлялся к детям Карнаухова. Жили они, как выяснилось, под Москвой, что хорошо, ноне все в одном месте, что несколько хуже. Гена обитал в городе Демидове, пятнадцатилетняя Люба с матерью – в Воронцове. Там же, в Воронцове, но в отдельной квартире проживала девятнадцатилетняя Галя.

В «Склифе» капитана ждал небольшой сюрприз: выяснилось, что Малков выписывается отнюдь не сегодня – он покинул больницу еще вчера.

Дмитрий немедленно набрал номер его домашнего телефона, но трубку никто не снял.

В «Монмартре», куда капитан сразу же позвонил, сообщили, что Малков и Силкина должны выйти на работу в понедельник.

Делать нечего – приходилось контактировать напрямую с «фурией», и Бороздин снова стал тыкать в кнопки своего мобильника. Ему ответил строгий женский голос, который он сразу узнал.

– Вас беспокоит капитан Бороздин, уважаемая Людмила Никитична, – сказал капитан достаточно настороженно: никогда не знаешь, что можно ожидать от женщин с повышенной степенью истеричности.

Но та вроде как обрадовалась:

– О! Капитан Бороздин! Ну, конечно, я вас прекрасно помню! Это ведь вы оказались столь любезны, что навестили нас с Федором Филиппычем в больнице.

– Совершенно верно. – Дмитрий облегченно выдохнул. – Я, собственно, хотел узнать, как здоровье уважаемого Федора Филиппыча.

– С ним все в порядке, – сказала Силкина с довольно кислой интонацией. – Сейчас он поехал в гости к каким-то родственникам.

– Вот как! – Бороздин не мог скрыть своего огорчения: этот Малков просто неуловим. – И когда же он будет дома?

– Не знаю. Но я готова ответить на все ваши вопросы, – произнесла свидетельница, можно сказать, призывно.

Чересчур плотное общение с нею не входило, однако, в планы Бороздина.

– Спасибо. Я обязательно позвоню вам в ближайшее время. – И он поспешил разъединиться.

В частном охранном предприятии «Ангел-хранитель» его поджидала очередная неудача:

детектива Артура Шалимова, с которым сотрудничал Хромов, по словам охранника, не было на месте.

– Когда же он будет? – с трудом подавляя досаду, осведомился капитан.

Охраннике видимым безразличием к «клиенту» пожал плечами:

– У детективов нет определенных присутственных часов.

– А директор ваш у себя? – спросил Дмитрий, только сейчас предъявляя «корочки».

Секьюрити изучил документ внимательно, но остался столь же равнодушен к посетителю:

– Вряд ли генерал вас примет.

– Почему же? Я ведь по служебным делам, а не по личному вопросу.

– Вот именно! – На лице охранника промелькнула и тут же погасла нагловатая ухмылка. – Ведь каждая минута рабочего времени нашего директора больших денег стоит.

Капитан начал злиться.

– Вы чего добиваетесь? Чтобы вашего директора вызвали в прокуратуру повесткой?

Ну хорошо, – пошел на попятную секьюрити. – Сейчас звякнем в приемную. – После короткого разговора по телефону он сделал приглашающий жест рукой. – Пройдите на второй этаж. Комната двадцать один. Вас примет заместитель директора Илья Петрович.

Бороздин провел в агентстве «Ангел-хранитель» чуть ли не четыре часа, и все без толку.

Илья Петрович оказался не в курсе дела с Эдуардом Хромовым и предложил дожидаться детектива Шалимова в комнате отдыха, где можно было выпить бесплатного кофе, ознакомиться со свежей прессой или погонять шары на бильярде.

Заместитель директора также предупредил, что встреча с детективом может оказаться для сотрудника окружного УВД бесполезной, так как сведения, которые хочет получить капитан Бороздин, являются коммерческой тайной, охраняемой законом. Затребовать подобного рода информацию можно только по судебному постановлению.

Так оно все и произошло. Появившийся только часа в три дня Шалимов даже отказался подтвердить факт своего сотрудничества с Эдуардом Хромовым и действительно затребовал соответствующее решение суда.

Конечно, в тот момент капитан здорово разозлился, но потом, по дороге в управление, подостыл и на холодную голову пришел к выводу: иного результата от посещения детективного агентства и быть не могло. Ведь Шалимов, ведя слежку И тайную съемку (если, конечно, Хромов не собрал), нарушил не одну статью закона. Чего ради юн должен в этом признаваться вот так, запросто, по доброй воле?

А Лева Зайцев из-за такого пустяка, как эта фотопленка, которая по большому счету ничего не доказывает и ничем не помогает расследованию, связываться с судебными инстанциями, конечно, не будет. Начальнику отдела лишняя головная боль ни к чему. Придется, видимо, рассудил капитан, плюнуть на это дело.

Он посмотрел на часы и убедился, что на сегодняшнюю лекцию Григория Алексеевича Круга сильно припозднился. Было уже около четырех дня. Но он все равно решил заглянуть в «Радугу» – теперь уже просто для того, чтобы перекусить.

Профессора действительно на месте не оказалось, да и вообще народу было меньше обычного – обеденная пора прошла, а время ужина еще не настало.

Теперь можно выбрать любой столик, и он почти неосознанно сел за тот, где вчера встретился взглядом с Азой Арзаевой, стоявшей на улице.

Взяв традиционный борщ и не менее традиционную отбивную, он заставил себя съесть первое, не оглядываясь и не кося глазами по сторонам. Но, разрезая ножом постную свинину, Дмитрий таки не выдержал и слегка повернул голову в сторону большого зеркала, где отражалось все происходящее перед стеклянным фасадом кафе.

На улице стояла и смотрела на капитана, все так же загадочно улыбаясь, Аза.

Что же это за чертовщина такая?! Мерещится ему она или девушка играет с ним в какую-то свою игру?

Капитан, постучав вилкой по столу, вновь принялся за свиную отбивную, посматривая при этом все-таки в зеркало.

Аза, видимо догадавшись, что он за ней наблюдает, весело помахала капитану рукой.

Бороздин повернулся в сторону улицы. Ничего не изменилось. Аза продолжала стоять на месте и теперь посылала ему воздушные поцелуи. На ней сегодня были короткая красная юбчонка – кажется, даже та, в которой девушка снималась для фотопортрета, – того же цвета блузка и легкий белый шелковый пиджачок. Длинные смоляного цвета волосы свободно раскинулись по ее плечам.

Дмитрий оглядел окружающее девушку пространство. Рядом с ней никто не стоял, но прохожие, преимущественно молодые ребята, бросали в ее сторону оценивающие и одобрительные взгляды.

Выходит, Азу видят и другие люди, а раз так, – пришел капитан к выводу, – значит, она не мираж.

Вроде как принимая игру девушки, он призывно махнул ей рукой и указал на место рядом с собой, нота вновь улыбнулась, теперь уже с оттенком печали, и медленно двинулась вдоль фасада кафе, вскоре исчезнув из его поля зрения.

Капитан отбросил нож и вилку и вновь, как в прошлый раз, ошалело выбежал из кафе.

Девушки, как и следовало ожидать, на улице не было. Но на этот раз Бороздин не ограничился констатацией данного факта, а решил тщательно обследовать территорию, примыкающую к кафе. Его интересовало, каким образом Аза Арзаева успевает так быстро скрыться.

Близлежащих переулков и проходных дворов он не обнаружил, после чего решил обследовать прилегающие к «Радуге» дома в том направлении, куда скрылась Аза Арзаева.

В первом же из них капитан нашел подъезде двумя выходами, и все стало более-менее ясно. Девушка ныряла в этот подъезд и оказывалась в другом дворе, выходившем на параллельную улицу.

По тому же маршруту теперь проследовал и Дмитрий, но Арзаевой, конечно, уже не обнаружил.

Бороздин не знал, чего добивается такими странными поступками девушка и каким манером она вышла на него. Не знал и не мог придумать внятного объяснения происходящему. Но образ Азы притягивал его к себе все больше и больше.

После обеда капитан зашел в управление и неожиданно обнаружил там своего напарника.

– А ты чего не в области?

– Зайцев мне обещал машину дать, но так и не сподобился, – хмуро объяснил ситуацию старший лейтенант. – Вот с утра в конторе и кантуюсь.

– Поехали на моей тачке, – тут же принял решение Бороздин. – Я уже освободился.

– Что-то разнюхал? – полюбопытствовал Сергей.

– Нулевой вариант, – отмахнулся капитан и посмотрел на часы. – Двигаем в Воронцово: оно поближе, чем Демидов, будет.

– Один момент, я только начальству доложу.

Через пару минут сыщики в «Самаре» Бороздина уже пылили по Минскому шоссе, а еще через полчаса въехали в город Воронцово, известный тем, что здесь находятся многочисленные тренировочные базы Госкомспорта России и проживает немало известных спортсменов.

Дом Людмилы Евгеньевны Карнауховой и ее дочери Любы располагался на краю города, прямо возле леса.

Люба, видимо, и открыла операм дверь.

– Говорите, вы из милиции, – с сомнением произнесла юная Карнаухова, держа дверь на цепочке. – А эти… как их… жетоны у вас есть?

– У нас есть кое-что получше, милая девушка, – вышел на передний план Колодков. – У нас есть удостоверения сыщиков. – И он эффектным жестом выхватил «корочки» и продемонстрировал их Любе. – Проверка паспортного режима, красавица, – пояснил он ей неким особенным шепотом с придыханием.

Лучезарная улыбка окрасила не слишком-то привлекательное, по мнению Бороздина, лицо девушки, и цепочка вроде как бы сама собой освободила дверь.

Дмитрий, поздоровавшись с обитательницами квартиры, внимательно осмотрел непритязательную «двушку», не упуская, однако, из виду и обеих дам. Конечно, внешность сплошь и рядом бывает обманчива, как, впрочем, и бытовая обстановка. Но все-таки…

Слишком простой и безыскусной выглядела старшая из Карнауховых, а младшую вряд ли стоило принимать всерьез в таком важном деле, как умышленное убийство с целью завладения материальным состоянием собственного отца.

Конечно, в данном криминальном деле им мог кто-то и помочь, но, похоже, в квартире давненько не было мужика. Что, впрочем, Бороздина не слишком удивило – уж больно безрадостную картину представляла собой старшая Карнаухова, а младшая являлась почти ее копией.

– Ну а как идут дела у Генки? Тот, что в Демидове проживает? – поинтересовался между тем Колодков.

Вопрос был задан именно матери этого Генки, но та как-то уклончиво повела плечами, и тогда в разговор вступил капитан:

– А вы знаете, что ваш бывший муж, господин Карнаухов, умер или, точнее, погиб?

– Нет, откуда же мне знать?

Но Бороздин заметил, что в глазах ее сверкнуло откровенное злорадство без видимых признаков удивления, что, кроме ненависти к Константину Карнаухову, могло означать: его смерть для нее не новость.

Имелось, как полагал капитан, и другое подозрительное обстоятельство: Карнаухова ни разу не спросила о цели прибытия милиционеров в ее довольно отдаленное жилище. Будто те заблудились и заглянули, так сказать, на огонек. А шепоток в квартирных дверях Колодкова «насчет проверки паспортного режима», исходя из ее диспозиции, она расслышать не могла, поскольку в это время находилась в другой комнате.

– А вас обстоятельства его смерти не интересуют? Все-таки вы с бывшим мужем прожили вместе немало лет, родили от него троих детей…

– Я надеюсь, что его пристрелили, как собаку, вместе с какой-нибудь его очередной шлюхой. – И Людмила Евгеньевна улыбнулась самым что ни на есть зловещим образом. – А вы для чего сюда заявились? Соболезнование мне выразить? В гробу я видела таких сочувствующих!

Бороздин переглянулся с Колодковым, с которым ни мужчины, ни женщины до сих пор не позволяли себе общаться в столь вызывающей манере, и прочел на его лице искреннее возмущение, которое было готово выплеснуться наружу в непредсказуемой форме. Поэтому Дмитрий быстренько распрощался с хозяйкой и почти за рукав вытянул старшего лейтенанта из квартиры.

…На улице Колодков дал выход своим эмоциям:

– Какого, интересно, хрена мы не взяли эту гадюку?!

– А что, собственно, мы могли ей предъявить?

– Да какая разница! – не переставал возмущаться старший лейтенант, который разделял мнение майора Зайцева: на несговорчивых фигурантов надо воздействовать силовым образом. – Ясно, что она врет и наверняка в чем-то замешана. Потому-то и хамила нам демонстративно – это у нее форма защиты такая. И она нас явно ждала! Уж я бы нашел возможность разговорить эту образину по существу дела! Этот крокодил у меня с крючка бы ни в жисть не сорвался! Зря ты, капитан, так быстро с якоря снялся. Может, испугался эту ведьму?

Успокойся, Серега. Людмила Карнаухова – конечно, стерва по жизни, по всему видать. Но не факт, что она играла какую-то роль в убийстве своего бывшего мужа. О его смерти мадам, видимо, знает, но только и всего. А врать она может просто по убеждению. Такие вот у нее жизненные принципы. Сейчас мы зайдем к Гале Карнауховой, завтра посетим в Демидове ее брата Гену, и у нас будет полная картина. Потом соберемся у Зайцева и обсудим план дальнейших действий в свете полученных новых данных. А вдова Карнаухова никуда от нас не денется, тем более – Зайцев хотел, чтобы мы просто прояснили ситуацию, не предпринимая никаких активных действий.

– Что-то я не припоминаю, чтобы он такое говорил, – продолжал злиться Колодков. – Зато он точно говорил, чтобы именно я навестил родственников убиенного Карнаухова. Я, лично. – И старший лейтенант выразительно посмотрел на Бороздина.

– Вот как! Ну что ж, намек понял. – Капитан вдруг подумал, что сегодня – пятничный вечер, и после тяжелой, попросту сумасшедшей недели совсем не помешает отдохнуть у телевизора, прихлебывая пиво и поглядывая футбол. Так что напарника как раз вовремя обуяло служебное рвение с элементами карьеризма. – Мешать я твоему творческому порыву не буду. Иди к Галине Карнауховой один. Только имей в виду: ждать я результатов твоего посещения не стану. Будешь добираться до Москвы на своих двоих.

– Идет, – тут же согласился Сергей.

Ехал капитан домой не спеша, отдыхая за рулем. Как повезло, что в летний пятничный вечер он едет именно в Москву, а не из нее! Какие кошмарные потоки машин двигались по встречным полосам! И в какие пробки попадали эти машины!

И как мало бедному менту надо для счастья: спокойно доехать до дома, зайти в ближайший универсам, купить полкило креветок, прихватить пару пива…

И получить в подъезде своего дома сильнейший удар по голове, после которого капитан Бороздин в момент потерял сознание.

Дома располагались в этом районе довольно бестолково, без всякой видимой системы, будто стадо коров на лугу. И Колодков никак не мог найти адрес Гали Карнауховой. Имелся, конечно, у него номер телефона девушки, но звонить, чтобы уточнить местонахождение ее дома, он не стал: посещать фигурантов следовало без предупреждения – всегда есть надежда, застав их врасплох, узнать нечто такое, что они предпочли бы скрыть.

Наконец после, казалось, бесконечных блужданий, сопровождаемых бесчисленными проклятиями, оперуполномоченный нашел нужный, двадцать четвертый дом – тот стоял аккурат между тридцать восьмым и двенадцатым. Поднялся на нужный этаж и позвонил в нужную квартиру.

Дверь ему открыли без предварительных вопросов, типа «кто там?». На пороге стояла девушка, удивительно похожая на недавно виденную Колодковым Любу Карнаухову и в то же время разительно отличающаяся от нее.

Это стало для старшего лейтенанта приятной – и даже очень приятной! – неожиданностью. Впрочем, ему уже и ранее доводилось встречать подобную игру природы, когда сестры являлись чуть ли ни близняшками, но одна из них не имела и намека на шарм, а другая обладала блистательной внешностью. Люба и Галя Карнауховы были именно такой парой.

Первой начала разговор хозяйка квартиры.

– Вы один? – поинтересовалась она, пытаясь заглянуть через плечо Колодкова, что из-за его гигантского роста было делом плохо выполнимым.

– А вам сколько надо? – деловито осведомился он, с удовольствием разглядывая ее миловидное, с умело наложенным макияжем лицо и высокую гибкую фигуру в домашнем, но достаточно нарядном платье: в таком обычно встречают близких друзей. – Многие, кстати, считают, что меня и одного слишком много.

Девушка ответила ему хорошо поставленной кокетливой улыбкой.

– Мне сказали, что вас будет двое.

– Кто сказал?

– Люба, сестра. Вы ведь из милиции? Значит, не прошла его сказочка о проверке паспортного режима. Карнауховы, мать с дочкой, все-таки знали о смерти президента «Этели» и легко догадались о цели визита милиционеров. И правильно предположили, что те посетят и других Карнауховых.

– Можно и так сказать, – решил он подпустить туману, тем более что девушка ему категорически нравилась, и у Сергея на ее счет возникли совершенно естественные планы. – Но у меня есть особое задание от нашего руководства. Разрешите войти?

– Ну конечно. Извините мою бестактность.

Она не походила на девушку, способную смущаться по пустякам, но старшему лейтенанту показалось, что Галя действительно почувствовала себя неловко.

– Меня зовут Сергей, – объявил он, когда хозяйка усадила его в кресло в гостиной. Вообще эта трехкомнатная квартирка и обстановка в ней были заметно богаче убогой «двушки», которую старший лейтенант недавно посетил. – А вас, наверно, Галя Карнаухова?

Каким-то особенным движением плеч она выразила свое недовольство.

– Да, по паспорту. Но мое сценическое имя – Гелена.

– Вот как? Вы – актриса?

– Да, я выступаю с сольными номерами в нашем городском ночном клубе и в других клубах области. Танцую и пою.

– А в Москве что же, не выступаете? Гелена поморщилась:

– Там своя мафия.

Старший лейтенант несколько демонстративно обвел взглядом шикарный интерьер гостиной:

– И, наверное, недурно зарабатываете?

Она поняла его намек:

– Тут все, включая саму квартиру, куплено отцом.

– И его смерть для вас, конечно, тяжелая утрата. – Старший лейтенант не без усилия изобразил сострадание на своем лице. Гелена не слишком уверенно кивнула, и Сергей продолжил расспросы: – А когда вы узнали о его гибели?

– Вчера. Люба позвонила. А ей сообщила какая-то знакомая, кажется, с работы отца.

– И вы знаете, как он погиб?

– Да. Неужели его и вправду новая жена застрелила?

– – Может быть так, а может и нет. А вы хорошо знали его вторую жену, Азу Арзаеву?

– Вообще никогда не видела. Ведь он на ней женился совсем недавно.

– Вы что-нибудь знаете о завещании отца? Было ли таковое вообще?

– Ничего не знаю об этом. Но надеюсь, отец меня не обделил. Он любил меня. Правда, Гену еще больше.

«Не похоже, однако, что девушка хоть чем-то поможет мне в расследовании, – констатировал старший лейтенант, – но у нее есть другие несомненные достоинства».

– Я должен вам сказать, Гелена, одну крайне неприятную вещь, – подчеркнуто сурово произнес он. – Следствие пришло к выводу, что убийство вашего отца связано с его наследством. Поэтому и вам как прямой наследнице состояния отца угрожает смертельная опасность.

– Господи, что же мне теперь делать?! – перепугалась девушка.

Все-таки она – провинциалка, отметил опер, несмотря на весь ее внешний лоск и некоторое знание жизни. А значит, эта Гелена покорно проглотит любую туфту. Конечно, можно было бы обойтись и без всяких фокусов, но так интереснее.

– Положитесь на меня. – При этих словах Колодков как бы невзначай расправил свою мощную грудь и крутые плечи. – Я ведь говорил, что у меня особый приказ начальства. И этот приказ гласит: охранять вашу жизнь, пока существует реальная угроза покушения на вас.

– И что же, вы будете находиться со мной неотлучно? – Она округлила глаза.

– Ну, по крайней мере всю сегодняшнюю ночь, – твердо заявил он. – Надеюсь, у вас найдется для меня угол, бутерброд с колбасой и глоток вина?

Гелена вперила в него долгий и пристальный взгляд, а потом вдруг широко и лукаво улыбнулась:

– Я вас поняла. Угол и бутерброд найдутся, а вот с вином проблема.

– Но ведь недолго и сходить! Я готов! – Девушка действительно все поняла как надо. Не такая уж она и провинциалка.

– И вы оставите меня одну, несмотря на смертельную опасность, угрожающую моей жизни?!– Гелена сделала большие глаза и завела их под потолок.

Я ненадолго. А пока оставлю вам свой пистолет. – И он действительно вынул из кобуры табельный ПМ.

– О! – Гелена сделала протестующий жест. – Я все равно не смогу взять его в руки. Я боюсь оружия.

– Тогда есть другой способ самосохранения. – Он засунул пистолет обратно в кобуру.

– Какой же?

– Всего один поцелуй. Он гарантирует вашу безопасность до моего возвращения.

Та понимающе кивнула: мол, все к этому и шло.

– Хорошо. Но только один.

Он встал, а девушка подошла к нему и, приподнявшись на цыпочки, чмокнула его в щеку.

Старший лейтенант привлек было Гелену к себе за талию, но девушка как-то очень ловко вывернулась из его рук.

– Потом, – почти шепотом сказала она. – Все будет потом. А сейчас иди за вином, мне все равно надо приготовиться.

Старший лейтенант помчался за выпивкой, как говорится, на крыльях любви. В супермаркете долго колебался, что выбрать. Надо бы нечто особенное: ведь такая девушка! К примеру, секретарше Новосельцева до нее далеко.

Доллары, которые он вытряхнул из прохиндея Шуйского, сейчас определенно пригодятся. Почему бы и не взять французский коньяк?

– Бутылочку «Камю», пожалуйста, – обратился он к продавщице, – пару кило апельсинов, ананас и коробку конфет «Красный Октябрь».

Сложив все это добро в красивый полиэтиленовый пакет, приобретенный тут же, он двинулся по направлению к дому красотки Гелены.

Позвонил в дверь. Но девушка не открывала.

Может, в ванной? Он дернул за ручку двери, и та отворилась.

«А ведь это мы уже проходили», – подумал он, постепенно наполняясь чувством тревоги.

Колодков вошел в квартиру и услышал, как работает в ванной душ.

Ну, слава богу, Гелена просто не закрыла за ним дверь.

Он прошел в гостиную, вытащил купленное и стал очищать апельсины и разрезать ананас.

Когда закончил, крикнул:

– Гелена! А где рюмки?

Молчание.

Колодков бросился к ванной комнате и рывком распахнул дверь.

Душ работал вхолостую, поскольку Гелена лежала на полу ничком.

Колодков перевернул девушку за плечо и невольно отшатнулся: голова ее чуть не отвалилась из-за того, что горло Гелены было перерезано.

Точно так, как у Ольги Агаповой.

Очнулся капитан в некоей камере, сильно напоминавшей ту, что ему так часто доводилось видеть в изоляторах временного содержания: решетка на единственном узком окошке, нары, железная дверь с «глазком». И это подействовало на Бороздина даже несколько умиротворяюще: нечто родное все-таки. Но, обнаружив, что ноги его прикованы к нарам, он понял, что расслабился слишком рано.

Капитан хотел узнать, сколько сейчас времени, но выяснил, что его часы отсутствуют, как, впрочем, и бумажник с деньгами, документы и табельный пистолет.

Башка у него трещала по полной программе, но, ощупав ее, Бороздин убедился, что крови не было, даже запекшейся. Вырубили его убедительно, но аккуратно, по всем правилам. И больше всего Дмитрий страдал не от головной боли, а от отсутствия воды – в горле совершенно пересохло.

– Эй! Есть тут кто-нибудь? – крикнул капитан вроде бы что есть мочи, но на самом деле его голос едва прошелестел.

Тогда он стал греметь своими кандалами и добился-таки некоторого успеха: в камеру вошел верзила, к удивлению Бороздина, в форме прапорщика и от всей души огрел капитана по уху. После чего с чувством исполненного служебного долга удалился.

То, что он находится «под защитой» правоохранительных органов, давало определенную надежду на благоприятный конечный результат – вce рано или поздно должно разъясниться.

Но что вообще могло произойти? Если это свои, менты, то почему его повязали? За какие такие особые заслуги? И какие именно менты? Что за служба?

А если это криминалы? Но зачем им нужен какой-то капитан Бороздин? Если бы он служил в РУБОПе, занимался борьбой с мафиозными структурами, то тогда можно понять к нему интерес криминального сообщества. Но все его последние дела с организованной преступностью никак не связаны.

В конце концов Дмитрий отказался решать эту непосильную для его нынешнего физического и психологического состояния задачу и попытался вновь забыться.

Но отключить сознание ему не удалось. Загремела дверь камеры, и в помещение вошел опять-таки милицейский прапорщик, но уже другой, значительно жиже по комплекции.

– Водки или дури? – деловито осведомился он.

– Воды! – застонал капитан.

– Пять баксов, – с готовностью откликнулся прапорщик.

– Да где же бабки взять? – в тон ему, принимая местные правила игры, отреагировал Дмитрий. – Ваши же меня и обшмонали!

– В счет включу, – просветил Бороздина его тюремщик, поигрывая ключами от камеры. – Придут же к тебе в конце концов родственнички или друганы.

– А как насчет позвонить? – с надеждой спросил Дмитрий. – Сто баксов за мобильник!

– Вообще-то не положено… – засомневался прапорщик, вызывая внутренний стон у Бороздина: спиртное с наркотиками, значит, «положено», а телефон – нет!

– Двести! – объявил он новую цену и в манере завсегдатая аукционов выкинул вверх два пальца.

Прапорщик призадумался, заронив в душе Бороздина надежду на скорое освобождение: один звонок Леве Зайцеву, и проблема будет решена, Никаких сомнений!

Но все его радужные помыслы рухнули с появлением в камере нового персонажа – в форме капитана милиции и с большим целлофановым пакетом в руках. Его сопровождал уже знакомый старшему оперуполномоченному амбал-прапорщик.

– Ну, оборотень в погонах, – начал капитан не слишком для Дмитрия оптимистично, – быстренько называй адрес своего подельника.

Бороздин, прежде чем что-то ответить, принялся внимательно рассматривать своего коллегу по профессии и званию. Форма на капитане сидела чуть мешковато и без особого шика, но совершенно естественно. В глазах его отражалось полное равнодушие ко всему сущему на земле, что и следовало ожидать со стороны лица, каждодневно сталкивающегося с худшими проявлениями человеческого естества. Выходит, менты настоящие, действительно свои.

– У меня в кармане было удостоверение, – осторожно, стараясь не раздражать коллег, произнес Бороздин. – Из него вы должны были понять, что задержали капитана московской милиции.

– А хоть бы и генерала! – зловеще хмыкнул офицер. – Говори, столичный оборотень, где твой подельник? Я более повторять свой вопрос не буду!

Вот оно что! Ситуация несколько прояснялась. Дмитрий находился в каком-то из отделов внутренних дел Подмосковья. Ненависть областных ментов к московским общеизвестна. Но в каком именно отделе? Да в Воронцовском, каком же еще! – ответил Бороздин сам себе.

Теперь следовало выяснить, за что взяли его и теперь разыскивают Колодкова. Скорее всего, это как-то связано с их посещением семьи Карнауховых. Возможно, эта ведьма, Людмила Карнаухова, звякнула в Воронцовский ОВД и что-то такое наговорила про них с Сергеем.

Но задать прямой вопрос по существу его задержания местному капитану Бороздин счел пока неразумным. Тот выглядел чересчур раздраженным и воинственно настроенным и ждал ответа именно на свой вопрос, даже ногой от нетерпения притоптывал.

Но что Дмитрий может ответить? Назвать адрес Колодкова? И что это даст? Воронцовские менты вполне могут выслать к его напарнику группу захвата, и тот окажется здесь же, в местном ИВС. Только и всего. Бороздину, понятно, от этого легче не будет, а Сергея он подставит просто ни за что.

С другой стороны, Дмитрий находился в настоящей пресс-хате, где с ним могут сделать что угодно. И в конце концов колоться придется – здесь его просто сломают и физически, и Психологически. И это казалось несправедливым капитану Бороздину, поскольку сам он был категорически против подобных методов дознания.

Дмитрий интеллектуально поднатужился и, как ему показалось, нашел мудрый ответ:

– Я не знаю его домашнего адреса, но он работает в том же УВД, что и я. Там по вашему официальному запросу несомненно дадут все необходимые сведения.

Капитан на минуту задумался, а потом эдак вкрадчиво произнес:

– У меня есть все основания полагать, что все это ваше УВД – одна шайка-лейка. Так что лучше не усугубляй свое положение. Итак, кто твой подельник? Имя и адрес!

Стало ясно, что его номер не прошел, и тогда Дмитрий набрался все же решимости спросить: – А что, собственно, стряслось, капитан? – Ты когда-нибудь видал таких уродов? – то воронцовский капитан обратился к верзиле-прапорщику.

Тот с готовностью подтвердил: нет, мол, сколько служу, видеть уродов такого масштаба еще не доводилось.

Тут капитан вытащил из большого пакета два ножа со следами запекшейся крови и объявил:

– Эти предметы найдены в твоей машине, ублюдок, а получасом раньше ими была вырезана вся семья Карнауховых.

Вот он, что называется, момент истины! После их с Колодковым отъезда кто-то расправился с семьей Карнауховых. Причем понятно, с какой целью: избавиться от прямого наследника. Мишенью была, конечно, Люба Карнаухова, а ее мать кончили просто как свидетельницу.

Потом очевидцы указали на его, капитана Бороздина, «Самару», воронцовские менты по ее номеру определили его личность и адрес, а потом подбросили в машину подозреваемого ножи для упрощения дела. Скорее всего, когда он был в бессознательном состоянии, и отпечатки его пальцев на один из ножей нанесли. Другой – они хотели снабдить оттиском ладони Колодкова. И тогда все, мышеловка захлопнется.

– Как насчет адвоката? – вяло поинтересовался Дмитрий, уже заранее зная ответ.

– Вот твой адвокат, – ухмыльнулся капитан, указывая на убойного прапорщика.

Положение выглядело совершенно безнадежным.

И вдруг в камеру вошел майор в милицейской форме и стал что-то горячо нашептывать своему воронцовскому коллеге-капитану. Тот вроде как заартачился, но майор был неумолим, и с Бороздина сняли наручники. А вскоре вывели на свет Божий!

Здесь он с удивлением увидел начальника его родного УВД полковника Крутилина в сопровождении внушительной группы собровцев. Здесь же были Лева Зайцев, Серега Колодков и другие сослуживцы Дмитрия. Все он и проявил и трогательную заботу о его здоровье, угощая капитана яблоками, сливами и другими полезными фруктами. Кто-то даже приволок кокосовый орех.

– Как же вы меня нашли? – спросил Дмитрий Колодкова достаточно тихо, чтобы не мешать разборке полковника Крутилина с начальником Воронцовского ОВД, которая велась на достаточно высоких тонах.

– Твой дружок Круг помог, – последовал неожиданный ответ. – Знаешь такого?

– Знаю. Но как это – помог? – изумился Бороздин.

Ему, оказывается, известно, что мы с тобой вместе работаем. Он позвонил мне, представился твоим хорошим знакомым и спросил: отчего ты в пятницу не пришел обедать в «Радугу». Но раз этот Круг – такой близкий тебе товарищ, что заботится о твоем режиме питания, я ему мозги пудрить не стал – сказал, что ездили мы с тобой в Воронцово по служебным делам. А Круг говорит: почему-то телефон Бороздина не отвечает. Не худо бы потревожить воронцовскую ментовку: мол, он чует что-то неладное. Ну, я звякнул в местный ОВД, а мне говорят, что ты арестован по подозрению в убийстве. Вообще старина Крутилин – человек медлительный, но тут всех в один момент на уши поставил. А дальнейшее тебе известно…

– Ты знаешь, что убиты Люба и Людмила Крутилины?

– Если бы только эти двое… – тяжко вздохнул старший лейтенант. – И Гелена погибла тоже.

– Какая еще Гелена?

Галя Карнаухова. – Колодков еще более понизил голос. – Почти на моих глазах. Стоило мне на пять минут отлучиться – и ей тут же перерезали горло. Признаться, я в тот момент запаниковал. Что делать? Сообщать местным ментам? Тогда меня бы тоже, наверно, замели, как и тебя. И фактически с поличным. Я звякнул Леве Зайцеву, и он, молодец, быстро разобрался в ситуации: велел втихаря сваливать из квартиры Гелены, уничтожив следы своего пребывания. Л ишь когда я оттуда убрался, до воронцовских ментов довели по каким-то каналам об убийстве Гали Карнауховой.

– А Гена Карнаухов? Что с ним?

– Ему я позвонил сразу же. Предложил пацану сменить адресок и по новому месту жительства не прописываться.

– Тогда, может быть, убийство в Воронцове станет последним, – со слабой надеждой произнес Дмитрий.

На что Колодков сначала ухмыльнулся, а потом недобро расхохотался во всю силу своих мощных легких.

Глава шестая

Версия МУРа

Сотрудница частного охранного предприятия «Пост» Ирина Птицына сидела в дежурном помещении охраняемого объекта и периодически поглядывала на мониторы. Но в основном она смотрела в учебник «Основы социологии», поскольку изучала данную науку на заочном отделении Московского государственного университета.

В школе Ира была из тех немногих девочек, которые предпочитали мальчишеские игры. Она с упоением гоняла футбольный мяч, обожала скейтбординг, но особенно ее привлекали восточные единоборства.

Ирина регулярно посещала тренировки по контактному карате, научилась терпеть физическую боль и, главное, причинять ее другим.

После окончания школы, когда настал момент выбирать себе профессию, размышляла она недолго и решила стать профессиональным телохранителем.

Однако, как выяснилось, серьезного учебного заведения, готовящего женщин-бодигардов, в России не существовало. Ехать учиться за рубеж – таких денег не было. И в конце концов Ирина поступила в школу профессиональных охранников общего назначения.

Правда, и туда ее не хотели поначалу брать – женщина есть женщина! – но после того как Ира провела на татами парочку показательных кумите со штатными инструкторами по самозащите, преподающими в этой школе, все вопросы отпали сами собой.

Получив диплом профессионального секьюрити, она нашла себе работу по специальности с немалым трудом – опять-таки из-за своей принадлежности не к тому полу. Чтобы директор охранной фирмы взял ее на службу, пришлось ему напомнить о том, что она – именно женщина, причем привлекательная женщина, и на несколько ночей стать ею в полном объеме. Директор остался доволен и зачислил Ирину в свой штат.

А вскоре к ней пришла любовь, причем любовь настоящая, то есть совершенно сумасшедшая.

Ее избранником оказался художник по имени Миша Птицын. Она вышла за него замуж, поели чего и сама стала Птицыной.

Миша, или как она его называла Мишаня, вел жизнь совершенно беспорядочную: много пил и по неделе не появлялся дома, отправляясь в своеобразные командировки за материалом для своих картин. Рисовал он в основном одних бомжей, выискивая наиболее колоритных из них по неведомым для Ирины столичным трущобам.

Уговорить его отказаться от этих хождений в народ ей оказалось не под силу, удалось добиться только одного: перед каждым своим исчезновением он сообщал будущий район своего местонахождения. То он бродил где-то в Капотне, то в Курьянове, а сейчас вот опять запропастился в своей излюбленной Раменской пойме.

И вот теперь не появлялся Мишаня дома уже более недели. Сердце болело у Ирины. Ох как болело!

Она вновь углубилась в учебник, но ничего не понимала в написанном то ли автор «Основ социологии», некий профессор Григорий Круг слишком уж заумно выражал свои мысли, то ли ее встревоженное сердце мешало Ирине сосредоточиться.

А поступить в университет – учиться на социолога – ее подвигнул именно муж. Он иронически относился к профессии охранника и говорил Ирине, что ей к лицу более интеллектуальные специальности.

Но Ирина, соглашаясь с его доводами, конечно, думала прежде всего о будущем: сейчас, пока она молода, ей платят в охране неплохие деньги, а когда перевалит за тридцать – просто попрут С работы! Такая уж у нее профессиональная специфика.

Но как же оказалось сложно учиться этой самой социологии! Если б она только знала!

Да, если б она это знала, то пошла бы в астрономы. Смотри себе на небо и получай за это зарплату. Чем не профессия?! А то связалась с этой социологией…

Но теперь уж поздно себя корить – и время упущено, и средства кое-какие в новую профессию вложены.

И Ирина опять уткнулась в учебник. Однако ее потревожила телефонная трель. Причем звонок раздался по ее мобильнику, номер которого знали только очень близкие люди! Но кому она могла понадобиться почти в двенадцать часов ночи?

Ирина прижалась к трубке и услышала такой родной голос ее непутевого мужа! – Мишаня, ты где?

– Я в пойме, Ира. И мне плохо. Мне сторож дал позвонить.

– Какой сторож? И почему тебе плохо, милый?

– Не знаю. Может быть, мне просто надо опохмелиться. .

– Возвращайся немедленно домой! Я что-нибудь придумаю!

– У меня нет сил. И нет ключей.

– Возьми такси! Я буду тебя ждать!

– У меня нет денег. Я не знаю…

И связь прервалась.

Господи, что же делать? А вдруг Мишаня доберется все-таки до дома и не сможет попасть в квартиру? Какой ужас! Ведь он так и умрет на пороге собственного дома!

Надо срочно что-то предпринять. А что тут предпримешь – просто следует немедленно мчаться домой!

Но как оставишь этот чертов пост?! Ведь ее же уволят! А пока она учится на социолога, ей нужна эта работа. Здесь недурные деньги платят. Чего ей только стоило сюда устроиться! – Ирина тяжело вздохнула, припомнив липкие поцелуи и неприятный запах изо рта директора охранной фирмы.

Она сняла трубку телефона и набрала домашний номер своего бригадира. Не лучший, конечно, вариант, но единственный.

– Что случилось, блин? – услышала женщина заспанный и сердитый голос своего непосредственного начальника.

– Муж у меня серьезно заболел, – жалобно прошелестела Ира. – Звонил мне, говорит, умирает.

– Знаю я все про твоего мужа, Птицына! И знаю, отчего он у тебя умирает! Вышла замуж за алкаша, вот и страдай теперь за собственную дурость. А пост покидать не вздумай! Там ценностей на миллионы долларов.

– Лешенька, ну я тебя прошу, – запричитала Ирина. – Подмени меня хотя бы на пару часов. Я только туда и обратно. Я ведь и живу недалеко! Мишаню жалко!

– Мишаню, придурка этого, ей жалко! А меня тебе не жалко? Ты-то, может, и недалеко живешь, а мне среди ночи на другой конец Москвы переться придется.

– Лешенька, уж я тебя отблагодарю. Только выручи.

– Отблагодаришь? Как же – от тебя дождешься. Если только когда директором стану…

– Я клянусь, Леша. Отказа больше не будет.

Бригадир засопел в трубку, по-видимому раздумывая, а Ира замерла, боясь даже вздохом нарушить благоприятный, как ей казалось, ход его мысли.

– Ну, ладно, я сейчас подъеду и отпущу тебя на пару часов. А когда вернешься, то имей в виду…

– Я все поняла, Лешенька! – поспешно отреагировала она. – Все будет так, как ты захочешь.

– То-то. Жди.

Едва дождавшись бригадира, Ирина вылетела на улицу. Уже перевалило за полночь, но народ еще шатался по улицам – такова специфика выходных дней.

Ирина двинулась к своему дому кратчайшей дорогой – через Филевский парк.

Конечно, ночью в парке, среди достаточно густых деревьев, ей, одинокой женщине, все-таки страшновато. К тому же еще не успела забыться история о Человеке Со Шнурком, который занимался своим черным и безумным делом большей частью именно в Филевском парке.

Но ведь его все-таки ликвидировал какой-то капитан Бороздин, портреты которого были напечатаны едва ли не во всех газетах! А значит, душителя-маньяка опасаться нечего.

Правда, разных придурков на свете и без него хватает, и Филевский парк здесь не исключение. Да еще в ночь с субботы на воскресенье. Но разве у Ирины нет черного пояса по карате? А в ее кобуре не лежит табельный пистолет?

И вообще – что значат все ее опасения, если надо срочно спасать дорогого Мишаню, здоровье которого, а может, и сама жизнь сейчас находятся в опасности!

Поначалу Ирина все-таки озиралась по сторонам и вздрагивала при каждом шелесте из-за кустов, но постепенно она сосредоточилась только на мыслях о своем Мишане и перестала шарахаться от небольших пьяненьких компашек, которые изредка попадались по дороге.

Что произошло – Ира поначалу не поняла, просто ощутила, что задыхается. Но боль от шнурка, сдавившего ее горло, немедленно обострила все чувства и активизировала сознание.

Ее душили! Кто-то, большой и сильный, накинул сзади ей на шею удавку! Он прижался к ней вплотную, и женщина своим телом чувствовала его тело.

Первое рефлекторное движение – она пальцами попыталась оттянуть шнурок от горла, чтобы ослабить боль и хотя бы немного облегчить дыхание. На мгновение ей это удалось, и Ира, не дожидаясь, когда душитель с очевидной неизбежностью еще сильнее стянет удавку, приподняла правую ногу и острым каблуком туфли что есть силы ударила по верхней части стопы нападавшего.

Раздался глухой стон, давление на горло ослабло, и расстояние между их телами увеличилось – они уже не соприкасались!

Это дало Ирине возможность, все еще стоя к нападавшему спиной, нанести ему удар локтем в то место, где должно было находиться солнечное сплетение.

И она попала! Потому что душитель опять охнул, и удавка окончательно освободила ее горло.

Ира быстро развернула корпус к нападавшему и одновременно сделала шаг назад, чтобы было удобней нанести ему разящий удар ногой в пах. И тогда все будет кончено – он неизбежно согнется в три погибели и на его затылок обрушатся сдвоенные кулаки обладательницы черного пояса по карате.

Однако, отступив назад, она тем самым дала и нападавшему пространство для удара, и он не замедлил этим шансом воспользоваться: после классического боксерского удара в челюсть Ира оказалась в нокдауне, на земляном грунте аллеи.

Она, не вставая с земли, вырвала из кобуры пистолет и привела его в боевое положение.

Душитель, однако, не стал дожидаться собственной смерти – его тень в мгновение ока исчезла за кустами.

Ира вскочила на ноги и бросилась за ним.

Не скажешь, что парк находился в беспросветной мгле: светила луна и горели ночные фонари. И потому время от времени перед нею мелькал его силуэт, но все же он мог в любую секунду исчезнуть в гуще деревьев, на краю парка. Ира решила – будет стрелять на поражение: нельзя, чтобы маньяк разгуливал на свободе живым и здоровым.

Улучив момент, когда вся его фигура оказалась как на ладони, она резко остановилась и, на мгновение задержав дыхание, нажала на спуск. Метилась Ира в правое плечо – убивать человека она опасалась из-за неизбежных судебных разбирательств по этому поводу. И еще неясно, чем они могли закончиться…

Выстрел оказался точным – силуэт покачнулся, и его левая рука схватилась за правое плечо.

– Стой! – грозно крикнула Ира. – Или стрелять буду!

Ее не слишком смущало, что кричать, по придуманным кем-то правилам, следовало еще до первого выстрела, а сам выстрел должен быть предупредительным, в воздух. Пусть так поступает тот идиот, кто эти правила и придумал. Ведь пока проделаешь все эти предписанные манипуляции, преступник просто скроется с глаз долой.

Впрочем, то же самое произошло и сейчас. Ее крик будто придал душителю энергии. Он вдруг сорвался с места и рванул так, что Ирина сразу же потеряла его из виду.

Покружив еще пару минут между деревьев, она решила прекратить преследование и вышла на аллею, утирая со лба пот тыльной стороной ладони, сжимавшей пистолет.

Что же теперь делать? Вызвать по мобильнику наряд милиции? А как же Мишаня? Если позвонить анонимно, то в милиции все равно определят номер, и неприятностей потом не оберешься.

С другой стороны, на нее напал настоящий маньяк, он крайне опасен и гуляет на свободе, и Ира просто обязана сообщить органам все, что знает о нем. Но опять-таки – как быть с Мишаней?

Ее нелегкие размышления прервал громкий приказ:

– Брось оружие!

Она обернулась на крик – выяснилось, что к шесту событий, видимо на звук выстрела, прикатил наряд милиции на «Жигулях». С некоторым удивлением обнаружив в своей руке оружие – забыла сунуть пистолет в кобуру, она разжала пальцы.

В местном отделе внутренних дел она дала показания.

Преступник был одет в камуфляжный костюм.

Мужчина – это точно, на полголовы выше ее.

Нет, лица она не рассмотрела. Маски на нем не имелось, но козырек кепки был низко надвинут на лоб.

Голос его слышала, но узнать этот голос не сможет. Это скорее был стон.

В плечо попала точно. Сначала крикнула «Стой! Стрелять буду!», потом выстрелила в воздух, потом – на поражение.

Ах, в обойме нет только одного патрона… Ну, было так страшно. Разве все точно вспомнишь…

Сегодня воскресенье, и можно было никуда спешить и вообще подольше поваляться в постели. Больше того – не боясь греха, мечтать об Азе, что капитан Бороздин и делал с большим удовольствием. И ему все более казалось, что их с девушкой пути когда-нибудь сойдутся, а судьбы сольются с неизбежностью – пусть и роковой. Но сладкие грезы Дмитрия оборвал телефонный звонок. На проводе оказался Станислав Шумский – чрезвычайно информированный в криминальной области репортер.

– Поговорить бы нам надо с тобой, Димыч.

– Ну так говори, – сказал капитан, сразу помрачнев: кровавые события последней недели, от которых он попытался хотя бы временно абстрагироваться, все-таки напомнили о себе в лице этого газетчика.

– Нет, твой телефон наверняка прослушивается.

– Да кому я нужен!

– Не скажи! На твой счет имеется немало заинтересованных персон. Позволь уж мне не уточнять – каких. Я жду тебя напротив твоего дома в баре.

Дмитрий натянул спортивный костюм и через пять минут был уже в указанном журналистом месте.

Шумский сидел с мрачным выражением лица и потягивал бренди. Он предложил стаканчик и капитану, но получил отказ, поскольку слишком ранний прием спиртного не являлся для Бороздина стилем жизни.

– Так что ты хочешь мне сказать?

– Тебе завтра же надо надавить на начальство, чтобы оно забрало представление на тебя к ордену Мужества.

– С какой это стати? – нахмурился капитан.

Хотя представление это было сделано на липовой основе, но Дмитрий успел свыкнуться с мыслью, что орден Мужества у него уже, фигурально говоря, в кармане, а точнее – на груди.

– Объясняю. Вчера одна девица по имени Ирина Птицына шла поздним вечером через Филевский парк. И на нее напал человек с удавкой. Он даже успел накинуть ее женщине на шею.

– Так что же он эту бабу не придушил? – спросил Бороздин, неожиданно для себя испытав приступ человеконенавистничества: вот до чего довели его ужасы последних дней! – Или рука бойца колоть устала? – Ему уже стало ясно, куда клонит журналист.

– Понимаю твои эмоции. Но так или иначе, Человек Со Шнурком гуляет на свободе, а твой, так сказать, подвиг оказывается фикцией, ты явишься объектом для насмешек, и твое же начальство тебе этого не простит. Так что завтра оперативно дави на Зайцева – пусть заберет назад поданные на тебя бумаги.

– Нуда ладно: плевать на орден. Чем дело-то вчера закончилось?

– Девка была профессиональной охранницей и оказалась хорошо подготовленной к подобного рода ситуациям. Ей удалось освободиться от объятий душителя, а когда тот бросился бежать, она выстрелила ему вслед. Человеку Со Шнурком удалось уйти, но охранница утверждает, что попала ему в правое плечо. Криминалисты из местного ОВД действительно нашли в том месте следы крови.

– Ну что ж, по крайней мере мы теперь узнаем группу крови этого маньяка, что значительно облегчит нам работу.

– Группа крови у него – действительно какая-то редкая. Врачи говорят: один случай на тысячу человек. – И тут Шумский печально покачал головой. – Но боюсь, что вашего окружного управления это теперь не касается. Данное преступление уже заинтересовало ГУВД, туда же теперь переходит «дело Арзаевой» и все, что с ним связано.

– Я не ослышался: у нас забрали «дело Арзаевой» на Петровку?

– Со слухом у тебя все в порядке.

– Ничего у них не выйдет. Они не понимают, с кем имеют дело. У нас хоть какие-то наработки есть.

– Зато нет результатов, – парировал Шумский. – И еще. Видимо, ты не в курсе. Также вчера, но в первой половине дня, в районе Раменок, там же, где был убит спартаковский фанат, найдено тело молодого человека с гитарой.

– Личность его установили? – угрюмо осведомился капитан.

– Он – непрофессиональный музыкант, фанат рока, любитель потусоваться в ночных клубах.

– А версии есть какие-нибудь?

– Версии, как ты понимаешь, всегда есть. Другой вопрос: много ли от них толку.

– И как он убит?

– Также, как фанат «Спартака»: выстрелом в висок.

– Оружие не идентифицировано?

– Пока нет. Но никто практически не сомневается, что убийца – все тот же.

«Странно, – подумал Бороздин, – что меня не вызвали на место преступления. Видимо, после событий в Воронцове Зайцев решил пока меня не трогать, поберечь мою психику».

– Ты сказал: «никто не сомневается». А кто вообще занимается этим делом?

– Уже Петровка. Так же, как и еще одним вчерашним убийством.

– Малков или Силкина? Или оба вместе? – голосом, полным глубокой меланхолии, спросил Бороздин.

Шуйский поднял на него удивленные и слегка испуганные глаза:

– Малков… Про Силкину ничего не знаю.

– Ее тоже скоро шлепнут. Не сегодня, так завтра. – Бороздин взял у журналиста недопитый стакан бренди и опрокинул его себе в рот. – Может, и хорошо, что теперь это дело на Петровке. Бывай, Стасик. – Он безнадежно махнул рукой и вышел из кафе.

На следующий день в УВД царил траур: все уже знали, что самое громкое дело управления передается на Петровку, так что именно тамошним ребятам надо будет дырочки на гимнастерках для орденов сверлить.

Дмитрий было сунулся к Зайцеву насчет отзыва представления к ордену Мужества, но тот только отмахнулся: он оказался в курсе истории в Филевском парке и документы на награду уже успел отозвать.

– Но, впрочем, – добавил он, – скорее всего это был не Человек Со Шнурком. Похоже, в городе появился новый маньяк, и орден твой при другом положении дел можно было бы отстоять.

Но сейчас ситуация такая, что нам лучше всего сопеть в тряпочку и не рыпаться. По крайней мере но лучших времен. – И Зайцев досадливо махнул рукой.

– А не знаешь случайно, кто всеми нашими делами на Петровке будет заниматься? Создадут несколько оперативных бригад, что ли?

– Уже образовали координационный оперативный штаб. Туда будет стекаться вся добытая сыскарями информация.

– А кто возглавит этот самый оперативный штаб?

– Полковник Огнев, – коротко ответил Зайцев. – А ты займись другими делами. – И он побежал куда-то по коридору.

Капитан вернулся в свой кабинет, и вдруг выяснилось, что заняться ему особенно и нечем. Все последнее время он был сконцентрирован на ;,«деле Арзаевой» и других преступлениях, так или иначе с этим делом связанных. От какой-либо иной служебной деятельности Бороздина полностью освободили.

Колодкову же подкинули какую-то простенькую работенку вне пределов управления, и Дмитрий в безделье и одиночестве промаялся до обеда. К трем часам он двинулся в «Радугу», рассчитывая на общество профессора Круга и надеясь дослушать все-таки его лекцию о жизни и смерти до конца, но был остановлен треньканьем своего мобильника. Звонил как раз Григорий Алексеевич. Он сообщил, что прийти в кафе сегодня и в ближайшие несколько дней не сможет из-за болезни. Ничего, мол, серьезного, но надо отлежаться.

Придя в « Радугу», капитан долго сидел за обеденным столом, нехотя ковыряя вилкой макаронный гарнир и искоса поглядывая то в большое зеркало на стене, то на улицу.

Но нет – Аза более не появлялась.

Полковник Огнев считался на Петровке фигурой почти легендарной. В восьмидесятых годах ему действительно удалось раскрыть несколько громких дел. Однако в последнее десятилетие двадцатого века МУР, как и многие другие «силовые» организации превратился в специфическую коммерческую структуру, то есть, попросту говоря, стал делать деньги всеми доступными ему средствами.

В ход пошли и фальсификация уголовных дел против крупных бизнесменов – потом эти дела закрывались за взятки и крышевание богатых фирм, и прочие не слишком чистые, но приносившие солидный доход делишки. Вполне естественно, что во всех этих «операциях» принимал участие и полковник Огнев.

На этом фоне МУР просто не мог поддерживать свой высокий в недавнем прошлом профессиональный уровень. И тем не менее он все еще оставался грозной силой за счет огромной армии осведомителей, высокого профессионализма своих криминалистов и опытных сыскарей, которые не переметнулись в коммерческие структуры.

Полковник Огнев, прежде чем собрать свой оперативный штаб, не один день изучал дела, переданные ему полковником Крутилиным. Его очень удивил «мозаичный» характер совершенных преступлений. Явная связь между ними совершенно не прослеживалась.

Конечно, убийство Карнаухова и его любовницы – скорее – всего дело рук Арзаевой. Но как быть с остальными трупами? При чем тут спартаковский фанат, рокер, Ольга Агапова, Эдуард Хромов, жена и дочери Константина Карнаухова?

Очевидно было лишь одно: дело это – крайне запутанное и в короткое время добиться прорыва в расследовании невозможно. Но нужно!

Нужно, поскольку немедленного результата требует его начальство, которое в свою очередь трясут высокие чины из МВД и столичная мэрия, а всем этим органам вместе досаждают средства массовой информации и наэлектризованная ими общественность Москвы.

Статьи, раскручивающие тему загадочных убийств в городе, давно перекочевали со страниц криминальной прессы на первые полосы массовых изданий, вызывая настоящий психоз у горожан.

Собственно, именно по этой причине столичное ГУВД затребовало дело из окружного управления. Конечно, в главке всерьез надеялись на то, что МУР разберется с нашумевшим делом куда как оперативнее, нежели окружная милиция, – у московского угрозыска больше и" технических возможностей, и профессиональных кадров. Однако важно было и утихомирить общественность: мол, меры приняты, дело передано на легендарную Петровку, так что заткнитесь, граждане, хотя бы на время.

Но именно что на время, которого было крайне мало. Высокое начальство каждый день вызывало Огнева на ковер и требовало немедленных действий. Поэтому полковник Огнев пытался не только вникнуть в суть порученного ему дела, но и подумывал о мощной пиар-акции, контуры которой у него начали постепенно вырисовываться.

Сначала надо было разобраться со свидетелями.

Как опытный сыщик, он сразу увидел недоработку дознавателей из УВД полковника Крутилина. Так, не были всерьез допрошены по делу сотрудники фирмы «Монмартр» – менеджер, отдела сбыта Людмила Силкина, директор фирмы Борис Ардов и его секретарша Елена Полянская.

Начать Огнев решил с первого лица фирмы – ее директора. Он отдал распоряжение секретарю вызвать Ардова на Петровку.

Лейтенант, исполняющий обязанности секретаря, вскоре вернулся с довольно смущенным видом и встал у порога, переминаясь с ноги на ногу.

– В чем дело, лейтенант? – недовольно вопросил его Огнев, имеющий, ко всему прочему, репутацию решительного и безжалостного администратора.

– Так это… – развел руками молоденький лейтенантик, явно боявшийся своего грозного шефа.

– Что ты там мямлишь? Говори ясно и по существу. – Огнев произнес эти слова со столь зловещей и одновременно брезгливой интонацией, что лейтенанта совсем заколодило.

– Да вот нет его, этого Ардова…

Секретарь отвечал таким виноватым тоном, будто был лично ответственен за отсутствие на рабочем месте директора фирмы «Монмартр». Полковник приучил свой аппарат к тому, чтобы все его поручения выполнялись со стопроцентным результатом, несмотря ни на какие «объективные трудности».

– Так где же он, твою мать? – повысил голос Огнев, чем едва не привел своего секретаря в состояние полной прострации.

– В Израиле, – выдал наконец лейтенант.

– Как в Израиле?! Вот засранец!– взревел полковник, и секретарь захлюпал носом. – Да это я не тебе! Он что, в отпуске?

– На пэ-эм-жэ.

– Тогда вот что: немедленно вызови ко мне сотрудниц «Монмартра» Полянскую и Силкину. Если они, конечно, еще не в Израиле, – хмуро добавил он-.

Но обе дамы оказались на работе и вскоре сидели в коридоре напротив кабинета Огнева. Он уже знал из досье, что Людмила Силкина являлась подругой Малкова, и вызвал ее первой.

Вообще-то эту даму сотрудники Петровки допрашивали в первый же день убийства Федора Малкова, но тогда они только устанавливали ее возможную причастность (или отсутствие таковой)к расправе над своим любовником. Стопроцентного алиби у Силкиной не оказалось, но и улик против нее никаких не нашлось, а когда выяснилось, что Малков застрелен все из того же «Макарова», который уже не раз фигурировал в «деле Арзаевой», то оперативники МУРа оставили сотрудницу отдела сбыта в покое.

Полковник, однако, считал Людмилу Селкину весьма перспективной свидетельницей.

Усадив даму напротив себя и отметив, что та пришла в накинутом на голову черном платке, видимо демонстрируя безутешную скорбь по своему другу, он осторожно, стараясь не задеть ее чувств, спросил:

– Как вы думаете: кто мог желать смерти Федору Филиппычу?

Та сразу же зарыдала:

– Все!

– И все-таки? Кто именно?

– Откуда мне знать! – истерически взвизгнула Силкина. – Но я подозреваю вообще всех, включая того мента, капитана Бороздина,, что приходил к нему в больницу. Но я его не пустила и тем самым спасла тогда Федору жизнь. А все началось с этой ведьмы Арзаевой. Она как застрелила собственного мужа, так с той поры остановиться не может, пистолет из рук не выпускает.

– А откуда вы знаете, что именно Аза Арзаева застрелила своего мужа? – осторожно спросил полковник чересчур впечатлительную, по его мнению, женщину.

– Ну сколько можно это повторять?! Я уже всем рассказывала, что Арзаева пришла ко мне… к Федору Филиппычу… ну, в общем, к нам обоим ночью. И сказала, что убила мужа с его любовницей.

– Прямо так и сказала? А подробности она не приводила?

– Все подробности у нее на роже были написаны: глаза безумные, волосы растрепанные, платье на груди разорвано!

– Это все?

– А вам что, мало?! Вам надо, чтобы она отрезанную голову своего мужа принесла?

Видавший виды муровец внутренне содрогнулся.

– Ну хорошо. А почему она пришла именно к вам с Малковым?

А то не ясно – почему! Любому придурку ясно! Она, душегубка, рассчитывала на политическое убежище. Ведь мы с Федором Филиппычем – самые душевные люди на всей фирме! – Тут Силкина всхлипнула и поднесла платок к глазам. – Бедный, бедный Федор! Конечно, Арзаева его и убила! Кто же еще?! Не мент же, который приходил в больницу? Очень он душевный человек, этот капитан Бороздин.

Такой ход допроса показался Огневу совершенно бесперспективным, и полковник решил перевести его в другую плоскость:

– Бывшую жену убитого ныне Карнаухова, как и вас, звали Людмила Силкина. Имели вы с ней какие-либо родственные отношения?

Из глаз свидетельницы вновь потекли слезы. – Людочка – моя двоюродная сестра, – произнесла она сквозь рыдания.

Полковник встрепенулся и на некоторое время задумался. Наконец, как бы размышляя вслух, произнес:

– Известно, что во многих южных странах, к коим вполне можно отнести и Туркменистан, распространены браки между родственниками… Быть может, и Константин Карнаухов приходнлся вашей двоюродной сестре и соответственно вам кем-либо, скажем, троюродным братом?

Почему же троюродным? – обиделась Силкина. – Костик Карнаухов – наш с сестрой двоюродный брат.

Оба-на! – чуть не вскричал полковник. Вот это прорыв так прорыв! Очень похоже на то, что многие загадочные убийства (а может быть, и все?) связаны с борьбой за наследство Карнаухова!

– Но, между прочим, – вновь захныкала свидетельница, – Костик мне ни разу в жизни не помог, хотя я к нему обращалась при стесненных обстоятельствах.

– Вот что я вам скажу, уважаемая Людмила Никитична. – Полковник, получив результат, более не обращал внимания на стенания Силкиной. – На работу вам некоторое время ходить не придется, о чем я с вашим начальством договорюсь. Из дома тоже не выходите. С вами будут постоянно находиться два наших человека. Несомненно, вашей жизни угрожает опасность, и они возьмут вас под охрану. В магазин тоже будет ходить один из них. А сейчас вас отвезут домой.

Добившись такого впечатляющего прорыва в расследовании, который позволял смотреть в будущее с оптимизмом, Огнев стал сразу же мысленно наполнять конкретным содержанием задуманную пиар-акцию и напрочь забыл о второй вызванной им свидетельнице, но та сама нагрянула к нему в кабинет.

– Я так поняла, вы уже освободились, – просипела она прокуренным, по-видимому, голосом, что косвенно подтверждала дымящаяся в ее ярко накрашенных губах сигарета.

Не спрашивая разрешения, свидетельница зашла в кабинет, села напротив полковника и лихо закинула ногу на ногу.

– Вы, вероятно, Еленой Полянской будете, – с трудом скрывая недовольство развязным поведением девицы, осведомился полковник.

– Угу, – с готовностью подтвердила Полянская, – но что-то я у вас на столе пепельницы не вижу. На пол стряхивать – вроде как некультурно.

– А здесь вообще не курят. – Огнев с трудом держал себя в руках.

– Ну, у вас прямо как в Штатах. Вы вообще-то – русский мужик? Или вас сюда заслали? – И она стряхнула пепел в старинную мраморную чернильницу, стоявшую на столе в кабинете с незапамятных времен.

Полковник Огнев стиснул зубы, но решил в интересах дела стерпеть все возможные выходки этой вульгарной, сильно напоминающей уличную шлюху девицы.

– У меня к вам, в сущности, один вопрос…

– А жаль: мне страсть как с приличным мужиком побазарить хочется. А может, и еще чем-нибудь заняться. – И Полянская навалилась на полковничий стол всем своим обширным бюстом. многозначительно заглядывая Огневу в глаза.

И тот совершенно неожиданно для себя ощутил сильный чувственный импульс. Во избежание непредвиденного развития событий он решил немедленно избавиться от чересчур сексапильной девицы.

– Хорошо, я позвоню тебе сегодня вечером, – сказал он почти нежно.

– Мой мальчик, к чему нам откладывать это дело?

Полянская перелезла через стол, устроилась у Огнева на коленях и стала его раздевать. Сначала на пол полетел пиджак, потом пришел черед галстука, и далее наступила очередь сорочки.

Все это время полковник находился в совершенной прострации, будто под гипнозом.

И тут на его счастье в кабинет заглянул секретарь. Увидев происходящее, он попытался тут же захлопнуть дверь. Но Огнев успел ему прохрипеть:

– Вызови охрану! Не видишь?..

Охрана – два дюжих прапорщика ворвались в кабинет и остолбенели, не зная, как трактовать данную ситуацию.

Но полковник перед лицом своих подчиненных наконец вышел из ступора.

– Чего стоите, олухи! – взревел Огнев, как раненый лось. – Взять эту девку и вышвырнуть ее вон!

Прапорщики переглянулись, едва сдерживая улыбки и, крепко взяв под руки, вывели в коридор Полянскую, которая чуть было не изнасиловала руководителя координационного оперативного штаба.

Огнев собрал свой штаб на следующий день.

– К сожалению, я буду в основном оперировать версиями – железных фактов у нас маловато.

Все присутствующие удивленно переглянулись, а один из самых уважаемых сыскарей осторожно заметил:

– А разве те несколько трупов, которые сейчас лежат в судебно-медицинском морге, не являются фактами?

Нет, – хмуро бросил Огнев, – в полной мере не являются. Вот когда мы будем знать, отчего погибли эти люди, тогда мы и получим настоящую фактическую основу, на которую можно будет опереться при формулировании, например, обвинительного заключения. А сейчас эти трупы для нас – просто анатомический материал.

Суровая логика полковника произвела впечатление на муровцев, и они стали относиться к его словам более внимательно.

– Но есть одна вещь, – продолжил Огнев, – которая должна являться для всех нас аксиомой: идет суровая и абсолютно беспощадная война – именно война! – за наследство Константина Карнаухова между различными заинтересованными сторонами. Сейчас у нас даже нет твердых оснований утверждать, что именно Арзаева ликвидировала своего мужа. Ведь в этом случае она остается без наследства. Вполне возможно, Арзаева стала жертвой чьей-то изощренной комбинации. Пожалуй, ясна еще одна вещь: мы имеем дело с исключительно жестокими и изобретательными людьми, которые для достижения своей цели не останавливаются ни перед чем, а законы общечеловеческой морали им вообще неведомы.

Седой подполковник поднял руку.

– Что у вас, товарищ Семенов?

– Я хотел задать вопрос, товарищ полковник.

– Спрашивайте все, что считаете нужным.

– Конечно, борьба за наследство Карнаухова объясняет многие убийства. Взять хотя бы инцидент в Воронцове. Но мы знаем, что из того же ствола, который использовался в ряде ликвидации, были застрелены и двое пареньков в Раменках. Неужели и они претендовали на карнауховское наследство?

– Главная проблема заключается в следующем. В нашем деле фигурирует настоящий маньяк, который может пойти на убийство просто ради собственного удовольствия, без всяких материальных мотивов. И, конечно, тот факт, что трупы обоих юношей обнаружены в одном и том же месте, мы не можем оставить без внимания. Возможно, наш маньяк – совершенно асоциальный тип и именно в районе Раменской поймы имеет нечто вроде логова. В ближайшее время мы должны провести там настоящую войсковую операцию – то есть прочесать данную местность от и до, используя максимальное количество нашего оперативного состава. Но, я надеюсь, нам в этом деле помогут. Я буду требовать от министерства для данного мероприятия привлечь дивизию имени Дзержинского.

Грандиозные замыслы руководителя оперативного штаба вновь произвели впечатление на муровцев, и по залу пронесся гул одобрения.

Седой подполковник снова поднял руку.

– Я вас слушаю, товарищ Семенов.

. – Нельзя ли узнать, за кем теперь может охотиться этот маньяк или какой другой убийца из конкурирующих кланов? Говоря иначе, кто теперь является основным претендентом на наследство Карнаухова?

– В первую очередь сын Константина Карнаухова – Геннадий. Но парень, прочувствовав ситуацию, залег на дно, и мы сами его теперь не можем найти – не то что этот маньяк. Подчеркну: главную опасность для общества представляет именно пока неизвестный нам маньяк. Что он существует в реальности и совершает мотивированные и немотивированные убийства, никаких сомнений нет. А что касается какого-то другого киллера, выполняющего заказ одной из конкурирующих сторон, то, скорее всего, его не существует в принципе. Я склонен предполагать, что вообще все убийства в «деле Арзаевой» совершены одним человеком, но действующим при этом в интересах разных групп лиц. – Здесь полковник сделал паузу и обвел присутствующих пристальным и суровым взглядом, будто пытаясь найти среди них тех, кого еще не убедили его слова. Вообще-то Огнев и сам не слишком верил в высказанную им версию, хотя и считал, что она имеет право на жизнь. Главное же – эта версия работала на заранее известный ему результат его пиар-акции, то есть облавы в Раменской пойме. – Вернемся, однако, к вопросу товарища Семенова. Другой претенденткой на наследство бизнесмена является сотрудница фирмы «Монмартр» Людмила Силкина – она имела родственные связи с покойным ныне Карнауховым. Хотя права на наследство у нее сейчас достаточно призрачные, но в случае преждевременной смерти Геннадия Карнаухова они становятся вполне реальными. Безусловно, охотники за богатством погибшего президента «Этели» учитывают этот вариант и уже приговорили Людмилу Силкину. И теперь мы ловим нашего маньячка, так сказать, на живца. – Тут полковник Огнев позволил себе улыбнуться. – Дело в том, что Силкина находится под негласной охраной наших людей, и как только убийца сунется к ней домой, то сразу же будет схвачен.

И вновь по залу прошел одобрительный гул.

Тут в помещение вошел молоденький секретарь Огнева и, молча содрогаясь от ужаса, протянул ему записку.

Полковник развернул ее и прочел: Охранники Людмилы Силкиной и она сама обнаружены в ее квартире мертвыми.

Артур Шалимов взглянул на часы: гримироваться, пожалуй, еще рановато, до «выхода в свет» далеко. Есть время отдохнуть и пораскинуть мозгами.

Мысли его сконцентрировались на Станиславе Шумском – надо как-то наказать этого говнюка, этого жадного фраера, который нагло использовал его, Артура, для собственного обогащения. Причем втемную! А то – книгу он пишет, прозаик хренов…

Правда, Артур все еще никак не мог понять, каким же образом Шумский использует его конфиденциальные данные. Связь, однако, прослеживалась прямая – журналист запрашивает информацию у детектива на предмет кого интересует какой-нибудь Семен Семеныч в качестве трупа, детектив такие сведения дает, и очень скоро Семен Семеныч действительно становится трупом. Причем трупом без всякого криминала!

Получалось так, что искусный киллер, имитирующий естественную смерть Семена Семеныча или несчастный случай с ним, сначала подбирался к жертве как бы по жизни, втирался к нему в доверие, чтобы провернуть свое дельце без всяких помех, а потом уже шел поиск заказчика.

Но такая комбинация представлялась Артуру уж чересчур сложной, громоздкой, а значит, непрактичной. Ведь объект, который предстояло убрать, обязательно должен мешать кому-то по-крупному, а значит, быть очень серьезным бизнесменом либо чиновником высокого уровня. И, следовательно, войти к нему в доверие не так-то легко. Для этого требуются соответствующие связи в бизнес-элите или в высших бюрократических кругах. И уж как минимум нужно время! Шумский же только на основании его, Артура, сведений убрал четырех человек за какие-то три месяца! И не факт, что журналист не использовал для своих темных делишек информацию из другого источника, наверняка подключил еще Кого-то, кроме Артура. Да и сам Шумский кое-что знает – в «Криминальном вестнике» работает все-таки! То есть ликвидации на его счету наверняка больше, чем известно Артуру.

Хотя он и угрожал Шумскому, что досконально разберется в его комбинациях, но на деле это оказалось не так-то просто: заказчика ведь не расколешь. Теперь-то, задним числом, он понял, как следовало поступить: давая журналисту фамилию потенциального заказчика, надо было немедленно ставить того и другого на прослушку.

Но Артур подумал, что с Шумским особых хлопот не будет, его можно взять по-простому, примитивным наездом, вот и получил от журналюги то, что и заслужил, – то есть не получил ничего.

Артур пытался прикинуть, кто же киллер, нанятый Шумским? В трех случаях объект умер от сердечного приступа, четвертый – погиб в автомобильной катастрофе. И это навело Артура на воспоминание о его разговоре со школьным приятелем годичной примерно давности.

Тогда журналист тоже завел беседу о своей мифической книге про знаменитых московских киллеров и попросил помочь с материалом. Артур тогда под коньячок много чего ему наболтал. Рассказал и о эфэсбэшнике Спирине с его знаменитыми таблетками, и о Чирике, бригадире киллеров, имитирующих ликвидации под несчастный случай…

Похоже, что Стасик уже в то время собирался заняться своим кровавым бизнесом, и информация Артура ему ой как пригодилась! Тем более что и тогдашний шеф Шумского, крупный бизнесмен, руководитель инвестиционного и благотворительного фондов, погиб в автомобильной катастрофе при невыясненных обстоятельствах.

Все вроде бы сходилось, да не совсем. Во-первых, Чирик, как было известно Артуру, брал за свои ликвидации бешеные бабки, и что же тогда прилипало к рукам друга Стасика как посредника?

Сущие гроши! Шумский, оказавшись в убойной цепочке связующим звеном, рисковал очень многим, даже жизнью, и не стал бы работать за копейки.

И еще один момент – Чирика полгода назад самого застрелили, и, если он и принимал участие в ликвидации шефа Шумского, то к последующим делам журналиста причастен, понятно, не был. Конечно, его бригада могла функционировать и без своего убиенного главаря, но тогда Артур должен был хоть что-то об этом знать, однако о братках Чирика ныне ни слуху ни духу.

Тогда все-таки подполковник Спирин? Он снабжал Шумского своими дьявольскими таблетками, а тот находил возможность сам либо через иных лиц применять их по назначению?

Но и этот вариант Артуру казался сомнительным. Он рассказал Шуйскому про Спирина именно что по пьяной лавочке, хвастаясь своей особой информированностью. На самом деле этот подполковник слишком много болтал о своем легком доступе к секретной лаборатории ФСБ и уже поэтому не заслуживал доверия. Большинство коллег Артура тоже считало Спирина пустым болтуном. А на сегодняшний день, как выяснилось, подполковник уже не работал в ФСБ и, как говорили, потихоньку спивался.

Кроме всего прочего, Артур не считал, что сами слухи об удивительных «внесписочных препаратах», которые убивают, не оставляя следа, вполне достоверными. Во всяком случае, он не знал ни об одной ликвидации, где бы данные препараты были использованы.

В силу всех этих причин Артур «отозвал» фигуру подполковника Спирина как пособника в кровавом бизнесе Шумского.

Но как же тогда журналист проводил свои ликвидации на самом деле?

В поисках ответа на этот вопрос Артур несколько последних дней следил за старым приятелем и поставил все его телефоны на прослушку. Выяснилась любопытная вещь: Шумский втихаря спал с вдовой своего убиенного шефа! Это еще более убедило детектива, что миляга Стасик приложил руку к смерти бизнесмена.

Но что ему, Артуру, с того? На основе всего этого материала можно, наверное, написать роман, но художественная литература не по его части.

На всякий случай Артур все разузнал про нового мужа Светы – женщины, с которой ныне спал Шуйский. Мужик, которому журналист наставлял рога, оказался довольно неприятным типом – тусовался в модных ночных клубах, где постоянно устраивал скандалы и приторговывал наркотиками, да и сам сидел на игле. Тем не менее считался плейбоем. И бабы от него были без ума.

Артур, конечно, зафиксировал все аксессуары объекта: номера телефонов, машины, адреса электронной почты и мест, где он любил бывать. Хотя и не был уверен, что это ему когда-нибудь :пригодится, информацию такого рода он собирал «хранил автоматически: она в конечном счете помогала ему зарабатывать на хлеб насущный.

Тогда же он подумал, что, возможно, новый муж Светы, вдовы убиенного шефа Шуйского, является ближайшим кандидатом на тот свет, но пока не знал, куда пристроить эту свою, пока еще бездоказательную, догадку. Сначала пришла мысль шантажировать Шумского: мол, муж Светы может узнать, с кем супруга спит чуть ли не каждый божий день, но в конце концов Артур отказался от этой затеи. Если уж журналист не убоялся, что станет известно о его причастности к загадочным смертям Олега Фролова и других крупных фигур из мира бизнеса и чиновничьей элиты, то разглашением информации о любовной интрижке его и подавно не запугаешь.

Так что же тогда остается делать?! Шалимов все более раздражался, обдумывая весь комплекс его отношений с Шумским. Артур не может допустить, чтобы журналист обогащался за его счет – вон какую тачку себе спроворил! – выплачивая взамен какие-то жалкие подачки. Даже десять штук пожалел, сукин сын, для старого школьного друга!

И Артур решил: раз нельзя мерзавца расколоть на бабки, надо ему нагадить. Сообщить органам о подозрительной деятельности журналиста Шуйского. Пусть они и разбираются. Им за это зарплату платят, да и оперативных возможностей, а также времени у них больше. Тем более что убиты не бомжи какие-нибудь – один Олег Фролов чего стоит! За его спиной – правительство Москвы! Так что душу из журналюги вытрясут, но дело раскрутят.

Но кому конкретно стукнуть? Чтобы его анонимку – Артур, конечно же, не подпишется под информацией – не положили под сукно?

Он полез в компьютер, вытащил на экран файл на Олега Фролова. Вот фотография этого деятеля в кругу его близких друзей. Много, однако, известных физиономий. Предприниматели, знаменитые спортсмены, звезды эстрады. И еще одно знакомое лицо… Полковник Крутилин, начальник окружного УВД. Пожалуй, то, что надо.

Порывшись еще в своем досье, он нашел адрес электронной почты полковника. Со своего компьютера Артур отправлять компромат не собирался: на пего могут выйти, если займутся делом всерьез. А ему это совсем ни к чему.

Он быстренько оделся и двинулся в ближайшее интернет-кафе. Оттуда и отправил свое послание полковнику Крутилину.

Потом, подумав маленько, составил еще одно письмо для другого адресата. Чтобы уж получил его школьный дружок, как говорится, по полной программе.

Вернувшись домой из интернет-кафе, Шалимов остановился перед зеркалом и стал пристально разглядывать свою физиономию.

Его беспокоило, что она выглядела чересчур ухоженной, и даже пятидневная щетина не спасала положение.

«Пожалуй, синяк под глазом был бы сейчас весьма кстати», – подумалось детективу, и, будучи мастером маскировки, он принялся за работу. Буквально через каких-нибудь семь-восемь минут изящный, естественной расцветки фиолетовый фингал украсил его лицо.

Он еще раз внимательнейшим образом изучил свою внешность, потом решительным движением взял скальпель и сделал легкий надрез у себя на горле, обработал ранку йодом и заклеил вымазанным грязью лейкопластырем.

Шалимов снова прилип к зеркалу и остался в принципе доволен результатами своего труда. Хотя упитанная рожа все равно была тут совсем не к месту, да что уж с ней поделаешь…

Теперь надо было подобрать одежду: Хотя днем и стояла летняя жара, но, возможно, придется ночевать на открытом воздухе, а в самом начале июня – это совсем другие градусы. Кроме того, весь прикид должен был соответствовать статусу бомжа.

Главное здесь – верхняя одежда. Шалимов располагал замасленным ватником, весьма ветхим тулупом и шинелью – тоже не первой свежести. И сейчас его мучил нелегкий выбор – какому виду барахла отдать предпочтение. В конце концов он остановился на шинели – прежде всего потому, что в ней было больше карманов.

В глубокий наружный правый карман удобно уместился пистолет Макарова, а во внутренний карман детектив запрятал шприц и двойную дозу сильнодействующего снотворного.

Хорошо поношенные гимнастерка, сапоги и спортивные штаны окончательно придали фигуре Шалимова антиобщественный вид. А еще он прихватил с собой нечто вроде торбы, куда вложил буханку черного хлеба, банку килек в томате и бутылку дешевой осетинской водки.

Все эти странные приготовления были вызваны особым заданием, которое он подрядился выполнить.

Не далее как нынешним утром офис детективного агентства «Ангел-хранитель», в котором трудился Шалимов, посетила довольно привлекательная девица. Ее препроводили к директору, а тот после короткого разговора с ней направил ее именно к Шалимову.

Женщина рассказала детективу очень странную, на его взгляд, историю.

У нее был горячо любимый супруг. Художник по профессии. Причем рисовал он не какие-нибудь художественные красоты, а всякие свалки, помойки и соответствующий людской контингент – в основном потерявших человеческий облик бомжей.

Иногда этот парень по неделе не появлялся дома, обитая, по мнению его жены, среди персонажей своих картин.

Клиентка не одобряла такой образ жизни своего супруга, и Шалимов ее очень хорошо понимал. Не понимал он только одного – зачем она живет с человеком, который скорее всего является просто-напросто шизофреником.

Тем более что сама клиентка была недурна собой, и Шалимов с самого начала разговора стал ломать голову, как бы наладить с ней максимально близкий контакт. Но она с таким восторгом говорила о своем чокнутом супруге, что детектив решил – по крайней мере временно – отказаться от этой затеи.

В агентство она обратилась потому, что ее муж не появлялся дома уже две недели, то есть вдвое дольше обычного. Женщина очень беспокоилась за своего «Мишаню» и обещала выложить три тонны баксов, если детектив Шалимов найдет его и возвратит домой. Причем пятьсот долларов она была готова заплатить немедленно, в качестве безвозвратного аванса и вне зависимости от конечного результата.

Клиентка предоставила и важные дополнительные сведения. Она не только принесла с собой несколько фотографий любимого супруга, но и указала район обычного местопребывания «Мишани» – Раменская пойма.

Шалимов относительно хорошо знал эти места – вокруг постоянно пересыхающей (можно сказать, фактически не существующей) речушки Раменки. Там размещалось огромное количество всяческих плохо охраняемых баз и гаражей. Существовал и целый подземный город, который подходил, в частности, под бывшую сталинскую дачу. В общем, идеальное место для бомжей, которые могли продержаться в тех местах даже в суровые зимние холода.

Но вот проблема – как найти на столь обширной площади отдельно взятого человека?

И тем не менее Шалимов сразу согласился взяться за это дело: три штуки баксов на дороге не валяются. И он аккуратно положил аванс в нагрудный карман.

Преобразившись в бомжа, Артур в три часа очи завел свой «Фольксваген», проехал Матвеевское и сквозь узкий тоннель под Киевской железной дорогой въехал на территорию Раменкой поймы. Машину он загнал в самую глубь этой довольно дикой местности. Детектив не собирался, найдя «Мишаню», особо долго уговаривать его вернуться домой, да и вообще церемониться с ним. Воткнет художнику пару кубов снотворного и загрузит в машину. Вот найти бы только этого парня.

Погодка благоприятствовала его ночной экспедиции. Было достаточно тепло и ясно: на небе высыпали звезды и светила почти полная луна.

Некоторую жутковатость этой местности скрашивала расположенная не слишком далеко, подсвеченная прожекторами университетская высотка, а в противоположной от нее, через пойму, стороне радовали глаз в лунную ночь цветные корпуса новой Олимпийской деревни.

То и дело вокруг мелькали тени молчаливых и вечно голодных бродячих собак, но приближаться к одинокому путнику пугливые животные не решались.

И тут Артур, обогнув угол кирпичного двухэтажного строения, не имевшего опознавательных знаков, увидел костер, вокруг которого расположились несколько человек. Они молча и сосредоточенно поглощали пищу.

Детектив двинулся к ним с подчеркнутой медлительностью: бомжи – народ не только крайне пугливый, но и истеричный, никогда не знаешь, чего от них ожидать.

– Привет, мужики. – Поздоровавшись, он мгновенно оглядел каждого из них. – Мишаню не видели?

Никто, однако, не ответил на его вопрос, хотя многие головы обернулись в сторону незнакомца.

– Тут где-то мой кореш должен быть, – осторожно продолжил Шалимов. – Худой такой, заросший. Мишаней кличут.

– Вали отсюда со своим Мишаней! – неожиданно грубо отреагировал один из бомжей, запустив в детектива большой обглоданной костью, подозрительно напоминавшей человеческую голень, и рука Шалимова сама собой потянулась за «Макаровым», но он вовремя сдержался и молча двинулся дальше.

Следующий костер находился метрах в двухстах, и детектив последовал к нему. Теперь он решил сменить тактику и уже по дороге открыл бутылку водки.

У костра грелось человек восемь, и детектив, подойдя поближе, фальшивым пьяненьким голоском, размахивая бутылкой, спросил:

– Мужики, кто хочет выпить?

Предложение Шалимова было встречено одобрительным гулом, и народ разом потянулся к нему.

И вдруг в одном из бомжей он узнал Мишаню!

Шалимов отдал бутылку самому главному – по виду – из бездомных, который принялся делить ее на всех, а сам бочком подобрался к художнику.

– Мишаня, – тихо сказал он, – домой не собираешься? Твоя красавица жена соскучилась.

– Мне самому с ней скучно, – лениво отмахнулся художник.

– Как знаешь. Тогда, может, выпьем" на двоих, а то здесь на одну бутылку слишком много народу.

– Идет! – оживился художник. – А где бутылек?

– Да вон за тем углом я его припрятал.

Шалимов решительно двинулся к ближайшему складу, не оборачиваясь, уверенный, что художник у него на крючке. На ходу он уже успел наполнить шприц снотворным.

Едва они зашли за угол, детектив всадил в плечо художника заготовленное зелье, и тот сразу обмяк.

Шалимов взвалил Мишаню к себе на плечи и понес его к машине, до которой было метров двести.

И тут детектив услышал выстрелы…

…Железный полковник Огнев сдержал-таки свое слово, и вдень запланированной операции по зачистке Раменской поймы прибыло два взвода из дивизии имени Дзержинского. Он сумел убедить начальство, что дело не только в маньяке-убийце – весь этот район следует очистить от криминальных элементов.

Однако, построив два взвода дзержинцев и три десятка человек из оперативного состава МУРа, Огнев произнес перед ними речь совсем иного рода. Будучи хорошим психологом, он справедливо полагал, что подчиненным следует ставить предельно конкретные задачи. Поэтому полковник сразу заявил, что у сегодняшней операции только одна цель – найти маньяка-убийцу, который уже вторую неделю терроризирует всю Москву, хотя для достижения этой цели и придется задерживать всех подряд подозрительных лиц. А чтобы не расслаблять личный состав разного рода версиями, Огнев решительно объявил: этот маньяк находится именно здесь, в Раменской Пойме. Найти его – дело чести всей российской милиции.

Он осмотрел экипировку дзержинцев и остался доволен увиденным. У всех имелись прицелы Для ночной стрельбы. Имелись и два гранатомета, поскольку ожидалось, что будут попадаться и бетонированные помещения. Совсем нелишними выглядели десяток собак-волкодавов. А поскольку предполагалось задерживать всех, кто попадется под руку, было пригнано несколько автозаков.

В четыре утра весь личный состав расположили по периметру Раменской поймы, и операция началась. Милиционеры стали сжимать кольцо, автозаки следовали непосредственно за ними.

Вскоре послышались и первые выстрелы: милиционеры получили разрешение на предупредительный огонь, а далее стрелять на поражение, если какое-либо подозрительное лицо не выполнило приказ «Стоять!».

Забирали всех, кроме охранников складов и баз, да и тех подвергали длительному допросу. Вскоре были набиты едва ли не все автозаки. Их быстро подгоняли к ближайшему ИВС, разгружали, а потом возвращались к пойме.

Шалимову с его ношей в виде отключившегося художника осталось до своей машины каких-то полсотни метров, когда на него с жутким лаем набросилась огромная немецкая овчарка.

Недолго думая, он выхватил пистолет и двумя выстрелами заставил ее замолчать.

– Ты что наделал, падло! – заорал невесть откуда взявшийся дзержинец. – Ты Дикаря застрелил!

Другого оружия, кроме гранатомета, у милиционера не было – его-то он и наставил на Шалимова.

Детектив мог раньше дзержинца нажать на спуск, но стрелять в официальное лицо при исполнении он не решился. Не мог Шалимов и поднять руки вверх, поскольку уже чисто рефлекторно продолжал удерживать на плечах художника. ему бы следовало хотя бы бросить на землю оружие, но он, совершенно растерявшись, просто топтался па месте.

Дзержинцу по уставу в свою очередь следовало скомандовать: «Брось оружие!», но он, донельзя обозленный потерей своего четвероногого друга, прицельно нажал на спуск.

На месте инцидента вскоре появился полковник Огнев. Сначала он пытался установить личности погибших, но быстро понял, что это гиблое дело: из двух трупов получилось сплошное месиво.

И это в принципе устраивало полковника. Сразу после окончании операции он представил дзержинца с гранатометом к награде и во всеуслышание объявил, что маньяк, державший в страхе всю столицу, в результате успешной операции ликвидирован.

Полковник ничем особенно не рисковал: если бы загадочные по своей мотивировке убийства впоследствии продолжались, Огнев объяснил бы, что это орудует уже совсем другой маньяк.

Так или иначе, полковник Огнев своей эффектной крупномасштабной операцией добился главного: произвел впечатление на высокое начальство, обожающее грандиозно-помпезные мероприятия, и успокоил общественность, доведенную до паники загадочными убийствами и истерическими статьями в прессе на эту тему.

Глава седьмая

Версия частного детектива

Прямо с утра в кабинет к Бороздину и Колодкову ворвался возбужденный начальник отдела:

– Слышали новость? МУР объявил, что нынешней ночью в результате силовой операции ликвидирован наш маньяк!

– Какой еще маньяк? – удивился Дмитрий.

Тот, что застрелил двух безобидных парней в Раменках. Он же, как считают на Петровке, совершил и большинство убийств, которые числились за нами по «делу Арзаевой». А лично полковник Огнев придерживается версии, что данный маньяк совершил вообще все эти убийства, включая Карнаухова и его любовницу, а Арзаеву изощренно подставили. – Поскольку оба оперативника в словесной форме никак не отреагировали на сенсационное сообщение Зайцева и молчали, переваривая сказанное, майор решил разъяснить им суть дела более подробно: – Версия Огнева в общих чертах сводится к следующему. Все убийства совершил один человек, но по двум мотивам: в Раменках он проявил свою маниакальную сущность, а остальных фигурантов, по известному вам делу, устранял по заказу. Причем по заказу разных конкурирующих кланов. Изначально шла борьба за карнауховское наследство, и вслед за самим президентом «Этели» убирали претендентов на его бабки и нежелательных свидетелей.

– Выходит, убийца ликвидирован, – констатировал Дмитрий, отметив про себя, что по версии Огнева Аза Арзаева вообще ни при чем, что, конечно, не могло не радовать капитана. – Но кто же заказчики?

– А вот на этот вопрос и ответит следствие, – назидательно произнес Зайцев. – Главное – маньяк уничтожен.

– Хорошенькую версию изобрел полковник! – подал наконец реплику и Колодков. – На одного маньяка повесили все трупы, а потом его самого ликвидировали. Тогда отчего же прячется Арзаева? – неуместный, по мнению Дмитрия, вопрос задал старший лейтенант.

Боится, что ее привлекут за убийство, которого она не совершала, – снисходительно пояснил начальник отдела. – Она же с юга, дикая женщина, что с нее возьмешь? Кстати, к вопросу о наследниках, – спохватился майор. – Пришел-таки факс из Ашхабада: Людмила Силкина из «Монмартра» – действительно родственница Карнаухова. Именно поэтому ее ликвидировали! – торжествующе заявил он.

– Но ведь известно, что Арзаева покупала на рынке патроны к «Макарову» и глушитель! – не унимался старший лейтенант. – Если она вообще ни при чем, то на черта ей были нужны все эти игрушки?!

– А откуда мы знаем, что она делала приобретения на рынке оружия?– Зайцев поднял вверх указательный палец и потом дугообразным движением вперил его в Колодкова.

– Как откуда? От моего осведомителя, – несколько растерянно ответил оперуполномоченный, еще не понимая, куда клонит его начальник.

– Правильно! И мы, как и положено, выписали ему за ценную информацию премию! Полагаясь на честное слово этого уголовника! Ведь проверить мы его сообщение не могли! – И майор победно взглянул на своего подчиненного.

Сергей помрачнел.

– До сих пор информация этого парня всегда оказывалась достоверной, – возразил он, но не слишком уверенно: сообщение осведомителя.

будто Арзаева покупала на рынке боеприпасы, изначально казалось ему очень странным, но Колодков действительно доверял этому своему стукачу.

– Видно, бабки понадобились твоему сексоту, вот он и впарил тебе липу, только и всего, – развел руками Зайцев. – Ну а ты, Димыч, чего молчишь? Как тебе версия Огнева и его операция?

– Версия симпатичная, – отметил Бороздин. – Во всяком случае, Огнев продвинулся в правильном направлении. А операция эта был;, нужна, скорее, широкой публике. Только один Бог знает, кого там муровцы на самом деле ликвидировали. Ведь личность его, насколько я понимаю, не установили?

Зайцев развел руками:

– Документов при нем не было, а тело при огневом контакте оказалось сильно изуродовано, поскольку маньяк при задержании отчаянно сопротивлялся органам милиции.

Выходит, его ликвидировали по делу, но вряд ли по «делу Арзаевой» – мало ли в районе Раменской поймы болтается темных личностей. Да и сам Огнев сие понимает, но ему надо успокоить общественность. Но вообще если эту дикую местность как следует почистили, то мероприятие проведено полезное, – заключил капитан Бороздин.

В три часа капитан, как обычно, пошел на обед в «Радугу». И здесь, к своему удовлетворению, увидел наконец профессора Круга.

– Рад встрече с вами, Дмитрий. – Григорий Алексеевич встал и протянул ему руку.

Капитан поздоровался с профессором, и ему показалось, что Круг действительно искренне рад этой встрече.

– Давно хотел вам сказать, Григорий Алексеич, что я глубоко вам признателен за ваше личное участие в моем освобождении. Но я до сих пop не понимаю, как вам удалось прочувствовать ситуацию, в которую я попал.

– Я всего лишь наблюдаю и делаю выводы, друг мой. Поверьте мне на слово – это большое искусство. Впрочем, я, кажется, занимаюсь саморекламой. – При этом профессор явно смутился.

– А мне кажется, вы просто отдаете себе должное, – заметил капитан с улыбкой.

– Ну, так или иначе, нам пора предаваться пиршеству.

– Вы, как всегда, правы, профессор. Но сегодня я никуда не спешу и надеюсь дослушал, вашу лекцию «Об эволюции смерти» до конца. Помнится, вы в прошлый раз заявили, что смерть придумана человеком.

– Человеком с индивидуализированным со знанием, – поправил капитана профессор Круг.

– Как же вы пришли к такому удивительному выводу?

– Вообще-то природа не топчется на месте К примеру, на смену гермафродитизму пришло разделение полов. Но это я так, к слову. Перейдем к существу дела. Любите ли вы собирать грибы?

– Для меня это одно из самых больших удовольствий. – Капитан нисколько не покриви.! душой.

– Считаете ли вы, что грибы как бы прячутся от вас?

– Пожалуй, так оно и есть, профессор.

– И вы ошибаетесь, друг мой! – с неожиданным пылом объявил об этом Круг.

– Отчего же? Разве не растут они в самых что ни на есть укромных местах?

Грибы растут там, где им, так сказать, удобнее. Где, например, наиболее благоприятная экология. Но какой же им смысл прятаться от того же человека? Ведь грибы, в частности, состоят из спор и размножаются с их помощью. А спора выдерживает и желудочный сок, и кипячение, Грибам просто выгодно попадать в человеческий желудок, а покинув его, множить свой род.

– Любопытно. Но к чему вы мне это говорите, профессор?

– Я подвожу вас к мысли, что простейшие, да и достаточно сложные биологические организмы не боятся собственной физической смерти, для них главное – продолжение рода.

Тут капитан приметил в зале Сергея Колодкова, который знаками подзывал его к себе.

– Одну минутку, профессор. Я вынужден ненадолго вас покинуть.

Круг недовольно сморщился:

– Как показывает практика, вы вряд ли сегодня вернетесь за стол. Я бы настоятельно попросил вас в следующий раз уделить общению со мной побольше времени. Дело в том, что у меня заканчивается контракте местным колледжем, и я покидаю эти благословенные места.

– Слово офицера, профессор! Весь следующий обед – я с вами. Может быть, и отметим вместе ваш отъезд? Согласны?

– Насчет «отметим» – неуверен, – покачал головой Круг. – Здоровье, знаете ли, Дмитрий…

Приглядевшись, капитан заметил, что профессор сегодня действительно бледнее обычного и даже вроде как слегка осунулся.

– Надеюсь, ничего серьезного? – обеспокоился он.

– Да нет! – отмахнулся Григорий Алексеевич. – Но сказывается и возраст, и бурно проведенная молодость. А в общем, при встрече посмотрим. Может, действительно что-нибудь организуем…

Краем глаза капитан увидел, что Колодков ему сигнализирует все более нетерпеливо, и он быстро распрощался с профессором.

– Что стряслось? – спросил Дмитрий у старшего лейтенанта.

– Точно не знаю, но что-то серьезное: тебя, меня и, конечно, Зайцева сам полковник Крутилин вызывает.

Да, похоже, действительно произошло что-то чрезвычайное, констатировал Бороздин. В таком составе Крутилин вызывает их только в одном случае: если что-то стряслось в высоких сферах и требуются строго конфиденциальные действия, потому начальник управления лично инструктирует оперативников, которых собирается использовать по делу.

Когда Бороздин и Колодков вошли в кабинет начальника управления, майор Зайцев находился уже там, держа в руках некую компьютерную распечатку и впившись в нее глазами.

Полковник жестом указал вошедшим оперативникам на стулья, на которых те и расположились.

Лев Зайцев, закончив чтение, вопросительно посмотрел на Крутилина. Тот кивнул в сторону оперов:

– Передайте для ознакомления своим сотрудникам.

Бороздин забрал распечатку у начальника отдела и углубился в ее изучение. Колодков знакомился с бумагой, заглядывая в нее сбоку.

– Послание, насколько можно понять, анонимное? – осведомился капитан у начальника управления, закончив чтение.

– Да, и пришло оно на мой личный электронный почтовый ящик. Впрочем, мой электронный адрес большим секретом не являлся, при желании и обладая некоторыми навыками в компьютерном сыске, его можно было установить достаточно легко.

– Отправителя тоже можно установить достаточно легко, – заметил Бороздин.

Полковник остановил на нем тяжелый взгляд:

– Должен вас предупредить, товарищи офицеры, что мне не хотелось бы, чтобы этим делом занималось слишком много людей. И потому привлекать к расследованию еще кого-то, кроме присутствующих здесь специалистов, следует только при крайней необходимости. Должен и вас предупредить о полной конфиденциальности этого дела. Я также полагаю, что отправитель послания – человек в сыске достаточно опытный и принял меры к тому, чтобы установить его было невозможно или чрезвычайно трудно. Что вы думаете по содержанию письма? Возможно ли, что указанная в нем информация носит достоверный характер? Я лично вас спрашиваю, товарищ Бороздин.

Капитан замялся.

– Вообще-то изложенные в этом письме сведения… как бы это поточнее сказать… не выглядят очень уж вероятными. Станислав Шуйский – в качестве организатора заказных убийств… Это как-то чересчур экзотично. Правда, очень интересно следующее обстоятельство: согласно данному письму, Шуйский, в частности, выполнил заказ Петра Малахова но ликвидации его конкурента на рынке золота. И этот самый Малахов являлся мужем застреленной любовницы Карнаухова, то есть у золотовалютного спекулянта был мотив заказать известное всем нам двойное убийство в доме на Большой Филевской. И вдруг Малахов, как только им заинтересовалось следствие в моем лице, скоропостижно умер. Между прочим, от сердечного удара! А наш аноним полагает, что Шумский обладает специальным препаратом, который вызывает инфаркт миокарда! Очень занимательно! – Бороздин повернулся к старшему лейтенанту. – А ты как считаешь, Серега?

Но тот ничего не ответил своему напарнику, только пожал плечами и с необыкновенной частотой захлопал ресницами. Причем у Колодкова был такой ошеломленный и даже испуганный вид, будто он только что встретил по меньшей мере дьявола.

– А стоит ли нам возбуждать дело по анонимке, товарищ полковник? – осторожно высказался майор Зайцев. – Ни по одному из указанных в письме фактов смерти, насколько мне известно, даже не заводилось дела из-за отсутствия каких-либо намеков на криминал. Мы после «дела Арзаевой» еще долго отмазаться не сможем, а тут новые чудеса… Не похерить ли нам эту бумажку, а, товарищ полковник? – И Зайцев умоляюще посмотрел в глаза начальнику управления.

– Это невозможно, Лева, – ласково ответил тот. – Речь идет, в частности, о смерти Олега Фролова, у которого были обширные связи, в том числе родственные и дружеские, в правительстве Москвы. Если он и вправду убит, а мы не примем никаких мер по раскрытию данного преступления, нам этого не простят. Я-то уж точно распрощаюсь со своим креслом. – Как бы для пущей убедительности он постукал по стулу, на котором сидел.

– Но если мы не поднимем пыли, то никто об этом письме и не узнает! – продолжал настаивать на своем майор. – Друзья и близкие распрощались с покойником, и пусть земля ему будет пухом. К чему нам тревожить его прах и беспокоить его родственников? Кому вообще все это надо?

– Лева, я бы подписался под каждым твоим словом, – понимающе кивнул полковник, но при этом тяжело вздохнул. – Однако есть один нюанс. А вдруг аноним послал письмо не только мне? Допустим, отправил экземпляр в прокуратуру? Или в газету? В каком тогда мы окажемся положении? Ведь Олег Фролов проживал на территории нашего округа…

– Зато умер на территории другого, – осмелился перебить майор Зайцев своего патрона, – в «Склифе»!

Полковник покачал головой:

– Но убили то его не в «Склифе». Если убили, конечно.

– Товарищ полковник! – уже просто взмолился Зайцев. – Но если мы с прокуратурой заведем дело и не раскроем его, то будет еще хуже: высокопоставленные родственнички Фролова нас самих в могилу сведут! А раскрутить это дело, уже сейчас ясно, будет почти невозможно. Тем более что ни одного из фигурантов без большого шума в оборот не возьмешь: всё они, начиная с журналиста «Криминального вестника», – люди достаточно известные. А что им предъявить? Анонимку из электронной почты? И пресса будет все время вокруг крутиться. – Майор безнадежно махнул рукой. – Облом нам гарантирован на все сто.

Полковник успокаивающе поднял ладонь:

– Никакого дела мы заводить не будем. Расследование проведем неофициально, без лишнего шума. Я ведь не зря вас сразу предупредил о полной конфиденциальности. Усвоили?

Майор с капитаном дружно кивнули, а Колодков продолжал отстраненно смотреть прямо перед собой.

– Сергей, что с тобой?! – Полковник взглянул на него с удивлением.

Но старший лейтенант никак не отреагировал, и лишь когда Бороздин незаметно пнул его ботинком по ноге, он откликнулся неопределенным междометием.

– С чего начнем? – обратился начальник управления ко всем присутствующим.

– С эксгумации тела Фролова, я полагаю, – немедленно предложил Бороздин.

– Без прокурора ничего не выйдет, – возразил Зайцев. – Да и что в покойнике искать? Никому неведомый препарат?

– Об эксгумации Фролова я договорюсь, – задумчиво произнес полковник. – А что касается препарата… Насколько мне известно, что-то все равно в организме остается, какие бы совершенные химические средства ни использовались. Думаю, что сумею пригласить очень квалифицированного патологоанатома. В ФСБ, как вы сами понимаете, мы обратиться не можем. Итак, эксгумацию проведем сегодня же ночью. А вы, ребята, сразу приступайте к работе по анонимке.

Как только «дело Арзаевой» передали на Петровку, Дмитрий Бороздин почувствовал даже некоторое облегчение. И совсем не потому, что расследование по этому делу зашло в тупик. Он считал, что раскрытие двойного убийства на Большой Филевской и связанных с ним других преступлений – теперь вопрос ближайшего времени. Собранного материала уже достаточно, чтобы решить эту задачу. Требуется только некоторое интеллсктуальное усилие с его, Дмитрия Бороздина, стороны.

И тем не менее совершить это усилие капитан как бы боялся по одной существенной причине – его особого отношения к Азе Арзаевой. Дмитрия нe удовлетворял даже вариант, что ее использовали втемную – ему хотелось, чтобы эта женщина была вообще выведена из контекста преступления. Мысленно он связывал с Азой свое будущее, и смириться с фактом, что спутницей его жизни окажется пусть невольная, но все-таки убийца, он никак не мог. Да и в принципе невозможно было преследовать человека как преступника и одновременно пытаться спасти его. И вот эту двусмысленную ситуацию, этот, по терминологии социологов, конфликт интересов Дмитрий разрешить не мог.

Вновь и вновь перед Бороздиным вставал проклятый вопрос: если бы Аза была убийцей, а он мог бы во имя общего с ней счастливого будущего формально доказать ее невиновность и спасти тем самым от преследования по закону, то пошел бы Дмитрий на это? И он не мог ответить на такой вопрос ни утвердительно, ни отрицательно. Ему хотелось, чтобы Аза была невиновна на самом деле.

Именно по этой причине Дмитрий даже обрадовался, что «дело Арзаевой» теперь забрала Петровка. По крайней мере он сможет хотя бы временно отвлечься от мучавшей его дилеммы. А в то, что МУР раскроет «дело Арзаевой», капитан не верил: оно тамошним сыскарям попросту не по зубам. И точку в нем поставит именно он, Дмитрий Бороздин, но только когда решит свою проклятую проблему.

И здесь он интуитивно возлагал надежды на лекции профессора Круга, которые капитану, однако, никак не удавалось прослушать. Бороздина почему-то неотступно преследовала мысль, что этот ученый муж знает некую последнюю правду о Жизни и Смерти, которая поможет определиться и Дмитрию в главном вопросе его личного бытия.

Но одновременно он и боялся получить ответ на этот вопрос. Бороздин не был уверен, что от полученного знания ему в конечном счете станет легче.

Письмо неведомого анонима, в котором упоминался, в частности, Малахов, фигурант в «деле Арзаевой», несмотря на публично выраженное капитаном недоверие к содержащейся в нем информации, внесло новые аккорды дисгармонии в душу Бороздина. А вдруг автор послания все-таки прав? Вдруг высказанная Дмитрием в кабинете Крутилина вроде как не всерьез мысль, что Малахов мог заказать Шуйскому убийство Карнаухова и своей жены, осуществлена на практике? Тогда схема, выстроенная Бороздиным, которая более-менее стройно объясняла почти всю цепь совершенных убийств (несмотря на наличие в ней многих белых пятен, каковые капитан сам боялся заполнять), просто разваливалась.

Хорошо это или плохо? Скорее первое, чем второе. Тогда Аза Арзаева уж точно оказывается кем-то подставленной – когда она вошла в свою квартиру, убийство уже было совершено другим лицом.

Впрочем, подобное могло произойти и согласно другим версиям. Когда полковник Огнев предполагает, что все убийства в «деле Арзаевой» мог совершить один человек, он как раз имеет в виду, что Аза «пришла на готовенькое». Может, и цинично звучит, но точно.

Правда, имеются показания Людмилы Силкиной, что Аза сама призналась ей и Малкову в содеянном преступлении. Но Силкина как одна из наследниц Карнаухова – лицо в данном деле заинтересованное, и такое ее свидетельство выгодно в первую очередь ей самой, поскольку устраняет главную наследницу – Азу Арзаеву.

У Бороздина тоже имелась версия со схожим сюжетом – Аза приходит домой, а любовная парочка мертва, – но версия эта имела, по мнению самого капитана, много дыр.

Но еще больше дыр было все-таки в гипотезе, будто Карнаухова с любовницей заказал Малахов, а их убийство организовал Шумский. А как же остальные ликвидации, которые следовали потом одна за другой? Кому они были нужны? Уж точно не покойному Малахову!

Так что от этой бредовой идеи придется отказаться. А жаль! Аза в данном варианте выглядела невинной жертвой.

Как раз в тот момент, когда, сидя в своем кабинете, капитан с сожалением отверг эту версию, он услышал голос своего напарника:

– Димыч, я тебе должен кое в чем признаться. Ты уж прости меня, подлеца.

Бороздин с удивлением взглянул на Колодкова: чтобы старший лейтенант просил у кого-то прощения – такого ему слышать еще не доводилось!

– В чем дело, Серега? Да на тебе лица нет! – воскликнул капитан, тут же вспомнив, что и десять минут назад, в кабинете начальника управления, у Колодкова была точно такая же убитая физиономия, но тогда, озабоченный иными мыслями, Дмитрий не обратил на это особого внимания.

И вдруг старший лейтенант сполз со стула и грохнулся перед капитаном на колени.

– Сукин сын я, а не мент! – буквально запричитал он. – За штуку баксов продался этому подонку!

– Какому подонку? – растерянно спросил Бороздин. – Да ты встань на ноги-то: не ровен час, зайдет кто-нибудь!

Но Колодков продолжал оставаться на коленях, и Дмитрий с изумлением разглядел на его ресницах самые настоящие слезы.

– Я этому гаду Шуйскому за тыщу баксов все грехи отпустил! Век себе не прощу! – продолжал стонать старший лейтенант.

Бороздин рывком, взяв под локти, поднял Колодкова на ноги.

– Успокойся, Серега! Садись и рассказывай все как есть.

– Мне мой стукач донес, – понемногу приходя в себя, начал Колодков. – Вдень своей смерти Малахов имел секретную встречу с Шумским в Измайловском парке, а мой сексот, как старый кореш этого Малахова, его страховал. И он все слышал. Торговец рыжьем требовал у журналиста с пистолетом в руке назвать убийцу своей жены. Шумский, правда, имя не назвал: стукач говорит, что, наверное, просто не успел – у Малахова вдруг сердце остановилось.

– И ты потом имел беседу с газетчиком, – понимающе кивнул капитан. – Он, видимо, сумел тебе баки забить.

– Я, конечно, понимал, что здесь дело нечистое, – горячо оправдывался опер, – но не считал Шуйского причастным к убийству Карнаухова с любовницей: ведь я сам сообщил журналисту об этом. Я мог поклясться, что Шумский впервые услышал о двойном убийстве на Большой Филевской именно от меня. Теперь-то ясно, что он только изображал свое неведение. Купил меня, как пацана. – Старший лейтенант понурил голову. – И он мне за это сообщение сто долларов заплатил. По таксе.

Понятно. А потом ты взял с него еще штуку за свое молчание: мол, никому не скажу о твоих темных делишках с торговцем золотом. Нехорошо, конечно, товарищ старший лейтенант, но я, так и быть, об этом ни гу-гу. Ты ведь у нас материально и морально пострадал в автоаварии, и тебе деньги на машину нужны, – слегка улыбнулся Бороздин. – Ну а сейчас-то что изменилось? С чего это ты так распсиховался?

– Как – что? – искренне удивился старший лейтенант. – Ведь из письма же ясно, что Шумский – организатор заказных убийств. И совершенно понятно, что ему заказал Малахов убийство любовника своей жены. Ты же сам об этом в кабинете полковника говорил! Но киллер прихлопнул заодно и супругу Малахова. Вот тот и рассвирепел: хотел с убийцей рассчитаться.

– Но наш аноним об этом заказе ничего не сообщает, – скептически покачал головой капитан. – А у Крутилина я эту версию выдвинул не на полном серьезе.

– В письме сказано, что могли быть и другие заказы. Аноним конкретно упоминает лишь о тех четырех, о которых знает точно! – настаивал, в сущности, на своем проколе Колодков.

И Бороздин призадумался. А если все-таки правы Колодков и аноним? Что из того, если к другим убийствам Малахов и Шумский непричастны? Ведь кто-то мог воспользоваться ликвидацией Карнаухова и развернуть кровавую борьбу за наследство президента «Этели»! А то, что вес его, Дмитрия, наработки по делу в данном варианте летят к чертовой матери, так это и к лучшему – главное, что Аза оказывается невиновной.

– Хорошо, что ты предлагаешь?

– Немедленно берем журналюгу за жабры! – потирая руки так, будто заранее предвкушая предстоящую экзекуцию, предложил старший лейтенант.

– А что мы ему предъявим? Анонимку без фактов? В этом тексте ведь одни предположения! Автор сам ни хрена толком не знает!

– Доверься мне, Димыч! – молитвенно сложил руки опер. – Косвенных улик предостаточно, и главное, что они именно меня, меня лично убеждают. Я из этого газетчика признание выбью с позиции правого дела. Если бы я не был уверен в его вине, у меня бы ничего и не вышло. Теперь – выйдет!

Ладно, – решился наконец Бороздин. Он понимал, что поддается распространенному среди ментов соблазну: потряси как следует подозреваемого, и дело в шляпе. Но возможность покончить с этим проклятым делом раз и навсегда за какие-нибудь пару часов была слишком заманчива. – Но нашим буграм – ни слова. Даже Леве Зайцеву.

– Заметано! – обрадовался Сергей.

До конца дня Колодков, чертыхаясь, пытался связаться с Шуйским, но в редакции журналиста не было, а его мобильник не отвечал.

Бороздин же, полагая, что газетчик может или не разговориться, или как-нибудь вывернуться, с помощью компьютера и телефонного аппарата собирал всю возможную информацию, помогавшую воссоздать картину смерти четырех упомянутых анонимом человек. Тем, кому дорогу в лучший из миров указал, если верить электронному посланию, не кто иной, как криминальный репортер Станислав Шуйский.

Мотивировка всех этих возможных преступлений выглядела достаточно убедительной.

Еще живой Фролов лишил заказа на многие миллионы долларов главу строительного холдинга Виктора Карманова.

Полутеневой коммерсант Борис Клинский, при своем земном существовании, перекрыл кислород на столичном нелегальном рынке золота Петру Малахову.

Две другие, несколько ранее совершенные – возможно! – ликвидации были связаны с борьбой за контроль над московскими бензоколонками и централизованными закупками продовольствия для столицы.

Трое из четырех умерли после внезапных сердечных приступов, один погиб в результате авто мобильной катастрофы.

Получалось так, что упомянутая анонимом «эфэсбэшная таблетка» применялась не всегда. Впрочем, автор письма предполагал, что Шуйский со своим киллером или даже целой бандой наемных убийц располагает многообразным арсеналом смертельных трюков и средств, имитирующих летальный исход без видимого криминала.

От дальнейших размышлений на эту тему капитана отвлек возмущенный возглас Колодкова. Дмитрий вопросительно посмотрел на напарника.

– Не хочет встречаться, гаденыш! – Колодков раздраженно покрутил телефонной трубкой в воздухе. – Дела у него, видите ли. А я ведь сказал, что у меня есть сенсационные новости, которые по телефону не сообщишь.

Бороздин, конечно, догадался, что речь идет о Станиславе Шумском.

– Он что, вообще отказывается от встречи" Или предлагает состыковаться как-нибудь попозже?

– Позвони, талдычит, завтра: там, мол, видно будет. – Колодков возмущенно сплюнул на пол, но, наткнувшись на негодующий взгляд капитана, затер плевок ногой. – Почуял, видно, что-то господин журналист. Раньше, бывало, только свистни… Как бы он вообще не залег на дно, – угрюмо добавил старший лейтенант и потянулся за сигаретой.

Бороздина, однако, это сообщение не слишком расстроило: несмотря на то что он согласился вместе с Колодковым «колоть» Шумского, данное мероприятие было капитану как-то не по душе. Неудачный исход телефонных переговоров старшего лейтенанта с журналистом Дмитрий встретил даже с чувством облегчения.

– Ну что ж поделаешь, – пожал он плечами, – пока будем, как говорится, работать с документами.

– Нельзя его выпускать из рук, капитан! – тут же вскинулся Колодков. – Давай нанесем ему визит прямо по месту жительства.

– Если он по какой-либо причине не хочет с тобой встречаться, то просто не откроет квартирную дверь. Может, оставим газетчика все-таки в покое, пока не накопаем против него что-нибудь реальное?

– Капитан! – взмолился Сергей. – Но мы же договорились! Чего ж ты менжуешься?

– Ладно, ты меня достал. Но что ты конкретно предлагаешь? Если он действительно не откроет?

Колодков сразу повеселел.

– А мы ему звонить больше не будем. Подождем его в подъезде и возьмем тепленьким, прямо у квартирных дверей. Положись на меня, капитан. Я заделаю этого пацана по всей форме! – Он посмотрел на часы. – Через полчасика и двинем. В самый раз будет.

Они остановились возле высокого и длинного здания на Мичуринском проспекте, где проживал журналист Шумский. Машину поставили во дворе соседнего дома, опасаясь, что газетчик может знать номера бороздинской «Самары».

Оказалось, что в нужный им подъезд так просто не войти – тот был снабжен домофоном.

– Оно и к лучшему, – прокомментировал Колодков. – Сейчас мы выясним: не добрался ли, случаем, клиент до дома, что было бы не совсем хорошо с его стороны.

Однако после набора номера квартиры никто не ответил, и операм оставалось только дождаться, когда кто-нибудь войдет в подъезд или выйдет из него.

– Давай на пиво, капитан: если дверь откроют изнутри – выиграл я, если снаружи – ты, – предложил очередное пари Колодков, и Дмитрий, как обычно, кивнул. – Хорошо бы открылась дверь подъезда, и из него появилась неземной красоты женщина. Тогда бы я одержал и материальную и моральную победу, – размечтался Сергей.

Бороздин же думал совсем о другом. Он только по дороге сюда, сидя за рулем, вдруг осознал то, на что ранее, в процессе своих сегодняшних компыотерно-телефонных изысканий, не обратил внимания, а именно: все предполагаемые жертвы Шумского, о которых упоминалось в анонимном послании, умерли в «Склифе».

Что бы сей факт мог означать? Простая ли это случайность или нечто такое, за что можно зацепиться в их неофициальном дознании? И ему тут же припомнилась фраза Крутилина, сказанная им на сегодняшнем секретном совещании об Олеге Фролове: «Но убили-то его не в «Склифе». А может быть, как раз там?!

Капитану уже было показалось, что он близок к истине; киллер Шумского – врач в Институте имени Склифосовского! Но Дмитрий быстро понял, что погорячился: ведь сначала будущих покойников кто-то в этот «Склиф» отправил и уже наверняка в безнадежном состоянии…

– А победа-то, однако, Пиррова, – услышал он негромкую реплику напарника и из своего внутреннего мира перебрался в окружающий.

Из подъезда вышел непотребного вида бомж. Под обоими глазами у него виднелись следы побоев, а лицо было покрыто коростой. В руке он держал сумку с пустыми бутылками, которые, видимо, в этом подъезде и собирал.

– Держи, – капитан достал из бумажника две десятки и протянул их Колодкову. – Твоя взяла.

Журналист жил довольно высоко, на семнадцатом этаже. Опера на лифте добрались до восемнадцатого и спустились на расположенную ниже лестничную площадку. Отсюда хорошо просматривалась квартира газетчика, а их, стоявших в темноте, из достаточно ярко освещенного парой лампочек межквартирного коридора вряд ли было более-менее четко видно. Да и в любой момент они могли подняться чуть выше по лестнице и окончательно скрыться от любопытных глаз.

Поначалу Бороздин чувствовал определенное волнение и напряжение, как и обычно, перед каждой относительно важной операцией, но когда они проторчали между этажей битых два часа, капитан уже не ощущал ничего, кроме стопроцентной скуки. Выручали только сигареты, пепел от которых оперативники сбрасывали в баночку из-под растворимого кофе, предусмотрительно поставленную каким-то аккуратным местным курильщиком на принесенный, видимо, им же деревянный ящичек.

Люди выходили из дверей квартир и лифта и входили в них, а опера, стараясь не светиться перед жильцами, маневрировали туда-сюда по лестнице.

! Побеспокоили их только однажды. Дюжий мужик, спустившись с верхнего, восемнадцатого, этажа довольно грубо осведомился: какого, мол, хрена они тут торчат. Колодков молча продемонстрировал ему свое удостоверение, и местный житель, удовлетворенный таким ответом, отвалил.

– Невмоготу мне уже, – пожаловался напарнику Бороздин, – ноги затекли. Позвони, что ли, этому Шуйскому – вдруг он передумал и удастся с ним договориться о рандеву. Ведь этот парень сидит сейчас, наверное, где-нибудь в кабаке, расслабляется.

Колодков понимающе вздохнул и полез за мобильником. Но тут затрезвонил сотовик Бороздина.

Капитан вышел на связь.

– Это Зайцев, – сказал он шепотом Сергею, как только звонивший себя обозначил. – Да, Лева… А Колодков как раз со мной… Как что делаем? Ведем расследование… Как?.. Где?… Сейчас будем… Да, да, будем немедленно. – Он разъединился и повернулся к напарнику, напряженно пытавшемуся понять, о чем шла речь. – Наш начальник даже не представляет, насколько быстро мы окажемся на месте преступления.

Вчера Света объявила, что ждать более не может. Оговоренная со Станиславом неделя на подготовку избавления от садиста-мужа пропит. Всё, супруг должен быть убит не позднее следующих суток.

Итак, сегодня Стае должен на что-то решиться. Есть, собственно, два варианта: или сказать Светлане «гуд бай», или самому взять в руки ствол. Потому как подготовить гарантированную ликвидацию Садиста, как Шумский мысленно называл мужа своей любовницы, чужими руками ему не удалось.

Сперва он разыскал в записной книжке телефон эфэсбэшника Спирина, с которым когда-то имел приватный разговор насчет чудесной таблетки, но тогда она не понадобилась, и более с подполковником госбезопасности Шумский на контакт не выходил.

И вот теперь Станислав позвонил ему, намекнул подполковнику на годичной давности разговор, и тот довольно неожиданно сразу же пригласил его к себе домой.

Встреча эта продолжалась недолго. Дверь Шуйскому открыл совершенно спившийся тип и заявил, что чудодейственная таблетка у него как раз сейчас имеется. Инфаркт миокарда и инсульт на выбор. Летальный исход гарантируется, слово офицера. Десять таблеток за какие-то сто тысяч долларов. Так дешево потому, что оптом.

Шумский быстро сообразил, что если он немного поторгуется, то приобретет весь товар за бутылку водки, поскольку продавцу надо было позарез опохмелиться. Но Станислав рядиться с подполковником не стал. Сказав, что пошел за деньгами, он ретировался с пустыми руками: было вполне очевидно, что этому продавцу доверять нельзя, а значит, предлагаемый им товар – контрафактный. """

Когда-то Стае общался и с представителями бригады Чирика, известного специалиста по постановке несчастных случаев со смертельным исходом, и попытался опять навести с ними мосты. Но вдруг выяснилось, что Чирику самому устроили вполне квалифицированный несчастный случай, а его пацаны разбежались кто куда.

А больше не к кому было Станиславу обратиться теперь за добрым советом. Со своим криминальным консультантом Артуром Шалимовым он насмерть рассорился, отказавшись заплатить тому десять тысяч долларов, о чем сейчас Шуйский очень пожалел. Тем более что все деньги, заработанные за последние три месяца, Стае благополучно спустил в разного рода азартных играх. Даже свою новенькую «БМВ» пришлось продать, и все равно, как и год назад, Шумский остался в долгах.

Свете он в общих чертах рассказал о возникших проблемах с ликвидацией ее обожаемого супруга. Она и посоветовала ему самому взять в руки оружие: ведь оно мужчине к лицу, а разве Стае – не настоящий мужчина?!

Конечно, Шуйского на демагогию и чересчур нарочитые комплименты не возьмешь, но с другой стороны – а что же делать?

Брак со Светланой выглядел совсем недурным выходом из непростой жизненной ситуации, в которую Станислав в очередной раз попал. Проклятая страсть к игре, из-за которой он периодически вылетал в финансовую трубу, отразилась к тому же и на его работе: он совершенно перестал ощущать к не слишком денежному журналистскому ремеслу какой-либо интерес, что сразу же почувствовало высокое начальство. Ему прозрачно намекнули на его профнепригодность и уже порекомендовали подыскивать другое место работы.

Что-то не склеивалось теперь и в его криминальном бизнесе. Отрицательно повлиял, конечно, разрыв с Шалимовым – трудно теперь стало получать качественную криминальную информацию. Но главное – его психически надломили неудачи в деле с Малаховым и Карманом. Вспоминая, как стоял на коленях под дулом пистолета в Измайловском парке, он все больше испытывал страх перед весьма рискованными операциями. А после знаменательной беседы с опером Колодковым вообще потерял покой.

Однако морально Станислав был готов самостоятельно совершить убийство Садиста и в осторожной форме сказал об этом Свете, хотя на вчерашний вечер и не принял окончательного решения.

Та сразу же ухватилась за его слова и, видимо, даже не ожидала другого ответа, поскольку немедленно познакомила Стаса со своим планом. План ее оказался очень примитивным, но именно этим и понравился Шуйскому: чем проще, тем лучше.

Итак, поздним вечером или даже ранней ночью Станислав должен прийти к Свете домой. Мужа не будет, он торчит в своем найт-клубе «Падший ангел», совладельцем которого является, до трех утра и ровно в половине четвертого возвращается домой. Исключений не бывает, но предварительно, на всякий случай, Шуйский позвонит подруге по телефону.

Стае со Светой смогут проконтролировать приезд Садиста, поскольку окна ее квартиры, расположенной на втором этаже, выходят прямо на подъезд. Как только муж откроет подъездную дверь, спустившийся к тому времени на первый этаж Станислав расстреляет его из пистолета.

Оружие у Светы имелось, причем, как она сказала, «чистое» и даже с глушителем, но откуда она все это взяла, Стасу не сообщила.

Впрочем, у Шуйского тоже имелся пистолет, и уж точно чистый, сие известно Станиславу доподлинно: он его купил совсем недавно и причем прямо на оружейном заводе. Так что Стае воспользуется именно своим стволом, а уж глушак позаимствует у Светы, благо пистолеты у них одной марки – ПМ.

Важный момент – по свидетельству его любовницы именно в эту ночь муж должен принести свою долю от ежемесячной клубной выручки: порядка двадцати тысяч долларов. Поэтому Стае после ликвидации должен обязательно обыскать труп и выгрести все имеющиеся деньги. Когда начнется расследование, милиция, конечно же, будет отрабатывать версию ограбления в качестве основной и начнет потрошить в клубе всех, кто знал, что у Садиста в эту ночь была при себе крупная сумма денег.

Вряд ли милиция в процессе дознания выйдет на Стаса, полагала Света, но если вдруг запахнет жареным, можно будет организовать ему алиби: у Светланы есть подруга, которая за соответствующее вознаграждение подтвердит, что эту ночь он провел с ней.

Шумский в тот момент подумал: для пущей достоверности логично было бы после ликвидации Садиста сразу отправиться к этой подруге, но озвучить свою идею он не решился – Свете такая мысль могла очень не понравиться. От женщин ведь следует ожидать чего угодно, кроме проявления обычной житейской логики.

И вот сегодня, даже сейчас, поскольку уже вечерело, он должен был принять окончательное решение: сказать Свете «да» или сказать Свете «нет».

На самом деле в душе Станислав уже на все решился: пистолет он еще с утра откопал и принес из гаража домой. Вроде бы оружие было в порядке, но кто знает – вдруг осечка? И у него возникла недурная мысль: взять пистолет и у Светы. В случае чего – воспользоваться им.

Он сидел в редакции газеты, уткнувшись в компьютер, и делал вид, что готовит срочный материал. Стае не отвечал на телефонные звонки, а когда секретарь редакции сказала, что его вызывает главный редактор, он небрежно отмахнулся рукой. Шумский знал, что работает сегодня последний день – хватит с него ишачить за гроши. Впереди безбедная и сладкая жизнь с любимой женщиной!

Тем не менее рабочий день, который в газете обычно тянется до позднего вечера, Станислав добросовестно отсидел до конца, дабы не привлекать к себе ненужного внимания слишком уж откровенной обструкцией служебного распорядка.

По плану ему сначала надо было зайти домой, переодеться в неброский, но удобный, не стесняющий движений спортивный костюм, а главное – забрать пистолет. Но время позволяло прогуляться немного по улице в этот теплый летний вечерок, чего ему уже много лет ни разу не приходило в голову.

Увидев вывеску ирландского бара, Стае решил было туда зайти: он еще никогда не пробовал пива марки «Гиннесс», и ему вдруг страшно захотелось этого. Но он засомневался – а стоит ли принимать спиртное перед таким важным делом?

Нет, не стоит. И Стае направился к своему дому.

Интересно, что дом, в который, как оказалось, переехала недавно Света, точно такой же. Она сама ему об этом сказала. Только квартира у нее намного шикарнее. Это тоже она сказала. Ну что ж, скоро и он будет жить в такой.

Подходя к своему подъезду, он как бы в порядке тренинга представил себя на месте Садиста, тем более что дома у них одинаковые.

Вот Стае, то есть Садист, доходит до подъезда, набирает код домофона, открывает дверь, через тамбур направляется к лифтам…

Но не дойдя до них, Станислав Шумский получил две пули в грудь, а потом криминального репортера добили контрольным выстрелом в голову.

Спустившись на лифте вниз, на первый этаж. Бороздин и Колодков обнаружили на месте преступления опергруппу окружного УВД, возглавляемую капитаном Виталием Дроздовым, их сослуживцем.

Дроздов, увидев оперов, не только очень удивился – он уставился на них с нескрываемым подозрением:

– Как это вы здесь так быстро очутились? Зайцев по телефону всего лишь пару минут назад сказал, чтобы я не отдавал труп журналиста в морг, а дождался вас.

– Майор нам позвонил еще полчаса назад, – быстро нашелся Колодков.

И у Сергея, и у Дмитрия был крайне удрученный вид. Еще бы!. У них под носом убили человека, которого они выслеживали. Хороши сыскари – нечего сказать!

– Майор сам только от меня узнал об убийстве Шуйского всего-то четверть часа назад, – с прежним подозрительным выражением на лицо возразил Дроздов. – Да и появились вы почему-то из лифта!

Остынь, Виталик, – попытался успокоить капитана Бороздин. – Мы этого Шуйского совсем даже не убивали, а выполняли секретное задание. Зайцев знал об этом, потому и предложил нам посетить место преступления. Он полагает, что убийство журналиста может быть связано с «делом Арзаевой».

Однако капитан Дроздов, раздраженный тем, что к нему прислали кого-то вроде надсмотрщиков, никак не мог угомониться:

– «Дело Арзаевой», всем известно, передано на Петровку. Так что чего вы тут ошиваетесь и вынюхиваете, мне непонятно.

– Мы выполняем приказ полковника Крутилина, – решил немного попугать чересчур мнительного оперативника Дмитрий. – Поэтому все претензии к нему лично.

Услышав фамилию начальника управления, Дроздов действительно заметно остыл и, пожав плечами, махнул рукой: мол, делайте тут что хотите.

Между тем пока два капитана выясняли отношения, Колодков успел бегло осмотреть тело газетчика, но ничего такого, что бы пролило свет на его смерть, не обнаружил.

– – Три огнестрельных ранения, одно, в голову, смертельное, – бормотал он как бы про себя. – В общем-то ничего специфического. – Повернувшись в сторону Дроздова, вежливо спросил: – А пули нашли, товарищ капитан? , Да, все три, – уже вполне мирно ответил Дроздов. – Прошли навылет и валялись в подъезде. Криминалисты уже с ними работают.

– Значит, совсем скоро станет ясно, кто в конце концов займется убиенным журналистом – Петровка или наше управление, – заключил Колодков.

Дмитрий согласно кивнул и приветливо сказал Дроздову:

– Вот, собственно, и все. Наша миссия завершена.

Бороздин позвонил Зайцеву – тот попросил это сделать после посещения операми мест;! убийства журналиста.

– Ты полагаешь, это преступление все из той же серии? Связано с «делом Арзаевой»? – поинтересовался майор.

– Не похоже. Наших фигурантов расстреливали и вырезали в собственных квартирах.

– Думаешь, это фирменный почерк убийцы или убийц? А как же те двое, из Раменок?

Шуйского шлепнули не в Раменках. Но сейчас вообще нет смысла гадать: если криминалисты установят, что выстрелы в газетчика были произведены из известного нам по «делу Арзаевой» пистолета, то Шуйским обязана заняться Петровка.

– А убийца что же, не мог сменить оружие?

– Если бы мог, то уже сменил бы. Но он этого по какой-то причине не делает. Возможно, хочет, чтобы все убийства по «делу Арзаевой» из огнестрельного оружия были приписаны одному лицу.

– А на самом деле это не так? – живо спросил Зайцев.

– Напоминаю, Лева, что сие уже не наша забота: дело передано МУРу.

Майор замолчал и, как показалось Бороздину, даже обиделся.

– Нехорошо, – наконец сказал он, – вернемся к нашим баранам. Вам с Колодковым надо будет присутствовать на сегодняшней эксгумации тела Фролова.

– Зачем? – изумился капитан.

– На всякий случай. – И Зайцев тут же добавил: – Так полковник распорядился.

Да мы же с Серегой с утра на ногах! А сейчас времени сколько? Для чего нам в полночь переться на кладбище?! Мы же с Колодковым – не упыри какие-нибудь! И даже не вурдалаки! Мы – всего лишь из плоти и крови. И сон, и еда, увы, являются неотъемлемой частью нашего существования!..

– Это приказ начальника управления, – акцентированно повторил Лев Зайцев, гася эмоциональный выплеск капитана. – Немедленно приезжайте с Колодковым к входу на Кунцевское кладбище. – И майор разъединился.

У закрытых ворот кладбища стояли три машины. Бороздин опознал среди них «Ауди» Крутилина и «Вольво» Левы Зайцева. Третий автомобиль, по виду «труповозка», был капитану незнаком.

Начальник отдела тут же подскочил к остановившейся «Самаре»:

– Выгружайтесь побыстрее, а то полковник заждался!

Крутилин окинул прибывших оперов недовольным взглядом:

– Вы чего это вырядились? На светский раут, что ли, собрались?

Оперативники недоуменно переглянулись: они были в обычной «рабочей» одежде – в костюмах-двойках, светлых сорочках, при галстуках и в легких летних ботинках. Прикид вполне стандартный, рекомендованный их же начальством, Особенно при общении с фигурантами. Так опера и были одеты весь день.

Бороздин, пораскинув мозгами, заподозрил неладное, но промолчал, понадеявшись, что ошибается. Однако невольно взглянул на небо: не дай бог, еще и дождь пойдет. А небеса действительно затянуло тяжелыми лохматыми облаками.

– Майор, ты что же, ребят не предупредил? – повернулся полковник к Зайцеву.

– А я думал… – растерянно заморгал тот ресницами и развел руками.

– Я рассчитывал, что вы могильщикам поможете, – пояснил Крутилин операм, – чтобы дело побыстрей обстряпать. Но, видно, ваш начальник меня не совсем понял. Нуда ладно, как-нибудь обойдемся, понадеемся на профессионализм местных работяг.

– Так мы с Колодковым вам не нужны? – с надеждой в голосе спросил Дмитрий.

Гнетущая атмосфера кладбища втемную, безлунную и довольно прохладную ночь подавляюще действовала на его психику. Капитан милиции вдруг ощутил себя слабым, беззащитным ребенком. Ему как никогда остро захотелось домой, в теплую постель, и даже, если бы она была жива, к маме. Дмитрию вообще вся эта процедура, вся эта возня с покойником совершенно не нравилась.

А ведь он сам эксгумацию трупа Фролова на совещании у Крутилина инициировал, корил себя капитан. Впрочем, он тогда совсем не рассчитывал, что ему лично придется принимать в ней участие.

– Да уж оставайтесь, коли заявились, – разрушил, однако, все его мечтания начальник управления, – может, и сгодитесь на что.

Через открытую калитку четверо сотрудников милиции двинулись к административному кладбищенскому зданию.

Капитан снова с тревогой посмотрел на небо: ему показалось, что уже начало капать. Зонтиков ни у кого из них не было. Хорошо бы в здании и переждать дождь, подумалось Бороздину, поскольку на самом кладбище серьезных деревьев с густой кроной практически не имелось.

– А где же патологоанатом? – спросил Крутилина майор. – Что-то его не видно.

– В «труповозке» вместе с ассистентом, по совместительству шофером, сидит. Светиться не хочет, блюдет свое инкогнито. Акция-то наша – не вполне законная. Или скажем так – неофициальная.

Перед кем же он светится не хочет? Перед нами, что ли? Ишь ты, чистоплюй! – подивился и одновременно возмутился Зайцев.

– Просто очень осторожный, человек, – укоризненно поправил его начальник управления и добавил: – Это крупная фигура в медицинском мире, и помогает он нам не за деньги, сам вынужден из личного кармана оплатить услуги ассистента и аренду «труповозки». Им движет любовь к науке. Ему интересно: действительно ли существуют легендарные таблетки ФСБ, которые не оставляют никаких следов в организме.

И в этот миг раздался могучий раскат грома, ночное небо эффектно прорезала молния, и то, чего так опасался Бороздин, произошло: на них обрушился редкий для начала лета, сокрушительный, всепобеждающий ливень.

Милиционеры опрометью понеслись к административному зданию.

В резиденции кладбищенского начальства, прямо у входных дверей, их встретил адекватно соответствующий обстановке,, не вполне жизнерадостный тип, своей комплекцией способный составить конкуренцию скелетам, какие украшают аудитории в медицинских вузах.

– Заявились, наконец! – Доходяга с искренней злобой уставился на Крутилина, который шел впереди своих подчиненных. – У меня что, блин, личной жизни нет?!

– Вам Александр Герасимы звонил? – мгновенно налившись краской гнева, спросил начальник управления, не привыкший к такому непочтительному обращению.

– Конечно, звонил! Иначе бы какого хрена я тут торчал?! Фамилия твоя как? – гробовым голосом осведомился главный, по-видимому, местный могильщик у совершенно потерявшего свой товарный вид полковника милиции.

– Крутилин, – едва шевельнул тот губами.

Вот именно что Крутилин, – произнес злобный кладбищенский гном столь же загадочную, сколь и бессмысленную фразу. После чего полез в нагрудный карман пиджака, вынул оттуда смятый листок бумаги и, с полминуты покрутив его перед глазами, кивнул: – Есть такой. – Он вновь вперил взгляд в начальника управления. – Слева на выходе – деревянная пристройка. Двери в нее не заперты. Справа от входа найдете тележку и две лопаты. Когда все закончите, инструмент положите на место. – И поскольку пребывавший в шоке полковник никак на его инструктаж не отреагировал, специалист по ритуальным услугам шикнул в сторону Крутилина: – Ну чего, блин, на меня уставился? Выметайтесь из помещения, пока охрану не позвал!

Бороздин, в отличие от полковника, уже «въехал» в ситуацию, и она его забавляла. Но в то же время ему по-человечески стало жалко Крутилина, вероятно, впервые в жизни испытавшего толь жестокий афронт со стороны какого-то мозгляка.

Во всем, конечно, был виноват заместитель городского прокурора, упомянутый Крутилиным, Александр Герасимыч». Видимо, именно его попросил полковник о протекции перед властями кладбища вскрыть могилу Фролова без ведома родственников усопшего и официального на то разрешения суда. Прокурор просьбу полковника выполнил, но не стал объяснять кладбищенскому начальству, для чего это нужно, что диктовалось конфиденциальным характером дела. Скорее всего, он просто попросил о некоем личном одолжении.

Но, похоже, у прокурора это получилось не слишком ловко. Кладбищенский бугор, с которым сейчас приходилось иметь дело, даже не догадывался, что передним находится высокое милицейское начальство, и счел всю эту историю со вскрытием могилы некоей темной махинацией, которую он вынужден прикрывать, чтобы на него не наехала под каким-либо предлогом прокуратура. Атакой предлог, понятное дело, всегда отыщется в криминогенном, можно сказать, по своей сути, кладбищенском хозяйстве.

Кроме того, содействие неизвестному ему Крутилину – и это, знамо дело, более всего травмировало психику замогильных дел мастера – он вынужден был оказывать совершенно бесплатно. Что вообще можно взять с городской прокуратуры? Разве что ордер на собственный арест…

И до начальника управления тоже наконец дошло, что Александр Герасимович его соответствующим образом не представил кладбищенскому начальству, и полковник в конце концов тоже решил не раскрывать свое инкогнито, тем более что и сам не был уверен, будет ли с этого хоть какой-нибудь толк. И потому, подавляя негодование хамским поведением собеседника и стараясь быть предельно корректным, Крутилин спросил:

– Федор Антоныч, а где же могильщики?

Именно к «Федору Антонычу» он должен был обратиться по наводке прокурора, но сейчас полковник вдруг засомневался: а к тому ли именно должностному лицу он попал?

Выяснилось, что к тому, поскольку это лицо ответило:

– Какие вам еще могильщики? В случае чего – разговора между нами никакого не было! Я вообще знать не знаю, для чего вы ночью приперлись на кладбище и что тут делать собираетесь! Я лишь по просьбе Александра Герасимыча закрываю на ваше присутствие глаза, и все! Считайте, что меня тут вообще нет! Всё, валите, мужики, отсюда! – И Федор Антонович демонстративно вытащил из кармана своей спецовки огромную связку ключей и направился к выходу.

Сотрудникам милиции ничего не оставалось, как последовать за ним. И Бороздин только сейчас осознал, что дело приняло неприятный для него и Колодкова оборот: кажется, придется самим исполнять роль могильщиков… Единственное, что его порадовало, и, конечно, не только его одного: внезапно начавшаяся гроза столь же внезапно закончилась.

– Придется самим копать, ребята, – хмуро констатировал, отводя глаза в сторону, полковник, когда их общество окончательно покинул жестокий и непреклонный, как сама смерть, начальник над всеми здешними покойниками. – Не в службу, а, как говорится, в дружбу.

Хранитель мертвецов, а также полагающегося к ним хозяйственного инвентаря не обманул: дверь в деревянную пристройку действительно оказалось не заперта. И в помещении сотрудники окружного управления внутренних дел обнаружили, в свете своих зажигалок, обещанных две – к сожалению, только две, отметил про себя Бороздин, – лопаты, штыковую и совковую, а также громоздкую телегу, которая предназначалась для перевозки гробов.

– В ней Фролова прямо в его ящике до «труповозки» и довезем, – уже вроде как вполне освоившись с нештатной ситуацией, давал установку своим подчиненным полковник Крутилин.

– А зарывать могилу будем? – осведомился Зайцев. – Когда наш патологоанатом аутопсию закончит? Ведь к утру, наверное, не успеет?

– Вряд ли успеет. Могилу придется закопать. – Полковник взял в руки одну за другой обе лопаты, вытащил их на улицу, осмотрел при тусклом свете отдаленного фонаря на столбе у входа на кладбище и постучал ими о землю. – Орудия производства в норме.

– А следующей ночью, значит, всю процедуру повторим в обратном порядке, – мрачно констатировал начальник отдела.

– Посмотрим, как дело пойдет, – неопределенно высказался Крутилин. – Тащите телегу, ребята. – И он аккуратно положил на эту самую телегу обе лопаты.

Полковник шел впереди в качестве проводника, а сотрудники «убойного отдела», будто владимирские битюги, кряхтя и сопя, волокли, толкая перед собой по размытой после ливня грунтовке увязающее в грязи тяжеленное и неуклюжее транспортное средство.

Фонарик взять с собой никому не пришло в голову, а Крутилин к тому же не очень четко помнил дорогу. Он то и дело подходил к надгробьям и чиркал зажигалкой, но каждый раз недоуменно покачивал головой и двигался дальше.

– Товарищ полковник, – взмолился вовремя одной из таких остановок взмыленный Колодков, вываливая поочередно из каждого башмака по стакану жидкой грязи, – может быть, перекурим?

– Дыми, коли приперло, – отозвался начальник управления, и в его голосе Бороздин уловил нотки обреченности.

Оба опера достали сигареты, а бросивший курить майор Зайцев неожиданно вытащил из кармана спортивной курточки бутерброд с варено-копченой колбасой и стал смачно жевать. Крутилин же шагнул куда-то в сторону и скрылся во мгле.

Вернулся он не скоро, но на его лице, несмотря на ночную пору, можно было разглядеть улыбку радости и даже счастья.

– Неужели могилку надыбали, товарищ полковник? – оживился старший лейтенант.

– Нет, – последовал неожиданный ответ, и лица милиционеров вытянулись.

– Чему же вы так радуетесь? – спросил, похоже, более других обманутый в своих надеждах Колодков.

– Я понял, куда надо идти! – торжествующе объявил начальник окружного управления. – Мы не в том месте свернули. Слишком далеко спустились вниз.

И действительно, они уже оказались едва ли ни на самом берегу речки Сетунь.

– Выходит, вверх теперь надо топать, – печально подытожил Сергей.

Дорога в гору оказалась, естественно, еще тяжелее, и каждый из тянувших и толкавших телегу подумал, что с трупом в добротном дубовом гробу – а именно на такое престижное ритуальное изделие тянул по своему социальному статусу покойник Фролов – будет совсем невмоготу.

Наконец полковник издал нечто вроде победного клича, и все остальные поняли: они добрались-таки до места назначения.

Колодков удивленно обозрел то, что должно было быть могилой:

– А что это тут ни надгробного камня, ни оградки? Как будто здесь бомжа второпях зарыли, а не зятя столичного министра. Вы уверены, товарищ полковник, что это то самое место?

– Вот! Какой-то мерзавец опрокинул. – Крутилин поднял с земли лежащий чуть в стороне небольшой железный крест. – Видишь, что написано? – Полковник поднес распятие поближе к глазам Колодкова. – Фролов Олег Никитич. А то, что могилка еще не оформлена, так это дело времени и воли его тестя. Когда Олег Фролов помер, Яков Михайлович Бондарчук был в загранкомандировке и не попал даже на похороны. Но вот теперь он вроде бы приехал, так что в скорости тут все заделают как надо. Беритесь, ребята, за лопаты. Как запыхаетесь, мы с майором вас сменим.

Колодков взял в руки оба орудия производства.

– Одной, значит, раскапывать, а другой – закапывать. – Он потряс в воздухе сначала штыковой, а потом совковой лопатой. – Одновременно обеими работать несподручно.

– Да уж как-нибудь! – Бороздин, мечтавший только о том, чтобы все это приключение поскорее закончилось, выхватил из рук Сергея совковый инструмент и стал ковырять им мокрую и тяжелую глину.

Колодков секунд десять понаблюдал за его малорентабельными усилиями и глубокомысленно заключил:

– Не выйдет из вас, однако, товарищ капитан, профессионального гробокопателя. Разве что дослужитесь до мелкого осквернителя могил. – После чего снял пиджак и галстук, закатал рукава сорочки и взялся орудовать лопатой с эффективностью многоковшового экскаватора.

Грунт под мокрым и тяжелым поверхностным слоем оказался рыхлым и податливым. Яма быстро углублялась, и оба старших офицера, вытянув шеи, не отрывали от нее глаз.

Между тем Колодков и капитан стояли в могиле уже с головой, однако до логического финала дело все не доходило.

Крутилин и Зайцев стали уже озабоченно переглядываться, когда наконец лопата Колодкова уткнулась во что-то твердое.

– Есть! – воскликнул он и с еще большим пылом стал расчищать показавшийся из могилы гроб.

Но вдруг остановился и с видимым сомнением стал его ощупывать.

– В чем дело, Сергей? – заволновался полковник.

– Гроб-то, между прочим, совсем дряхлый, – объявил старший лейтенант.

– Как так? – выдохнул Курутилин.

Бороздин тоже ощупал трухлявые доски.

– Действительно, старое захоронение, – подтвердил он. – Видно, тут уже хоронили кого-то из родственников Фролова либо Бондарчука. – И капитан, выбравшись из ямы, добавил: – Так, собственно, и должно было быть. Ведь могила-то на старом месте, в самом центре кладбища.

– А где же гроб Фролова? – спросил его полковник с таким ошарашенно-комичным видом, что Дмитрию, несмотря на безусловный драматизм и даже трагичность ситуации, стоило немалых волевых усилий сдержать смех.

– Дорогое, видно, было изделие, вот и увели, – на полном вроде бы серьезе предположил Колодков, тоже поднимаясь на поверхность. – Поди, не меньше десяти штук баксов домовина-то стоила.

Полковник окинул его диким взором:

– А ты хорошо посмотрел внутри, Сергей?

Этот вопрос показал Бороздину, что начальник управления сейчас явно не в себе, но и сам капитан не мог взять в толк, что же такое произошло с гробом, а главное, с трупом, к которому, собственно, у них и было дело.

– А Фролова точно здесь закопали? – робко спросил Зайцев полковника, который теперь неотрывно сверлил взглядом свежевскопанную яму, словно пытаясь разглядеть на ее дне нечто такое, что укрылось от взоров его нерадивых сотрудников.

– Я сам был на похоронах, крышку гроба на моих глазах заколотили, – последовал исчерпывающий ответ.

– А когда это было? – поинтересовался Колодков.

Вроде бы несколько оклемавшийся полковник стал загибать пальцы:

– Вторник, среда… Девять дней назад.

– Девятины, значит, сегодня, – заключил старший лейтенант. – Выходит, друзья и близкие на могилку нынче придут, чтобы Олега Фролова помянуть. А покойничка-то на месте и нет. Он, оказывается, ноги сделал. Вот смеху-то будет.

Крутилин встрепенулся:

– Зарывайте эту яму немедленно!

Опера дружно взялись за лопаты, и вскоре уже катили телегу к выходу из кладбища.

– Чем завтра заняться думаешь? – спросил Зайцев Дмитрия.

– По какому делу?

– У тебя сейчас одно дело: анонимка по поводу Шуйского и убийства Фролова.

– А убийство самого журналиста?

– Пусть им Дроздов занимается.

– А исчезновение трупа Фролова?

Майор покачал головой:

– Это – не твое. Это – Крутилина. Больше у тебя никаких направлений не наметилось?

– Только «Склиф». Там умерли все четыре упомянутых в анонимке фигуранта.

Зайцев с любопытством взглянул на капитана:

– Думаешь, есть за что зацепиться?

– Может быть.

– Тогда отсыпайся и езжай в «Склиф». Колодков будет в управлении – он мне нужен там.

Отоспаться Бороздину толком опять не удалось. Сон не шел, а когда удавалось-таки на короткое время забыться, снилось нечто неопределенное, но такое кошмарное, что Дмитрий заставлял себя немедленно проснуться.

Смирившись с бессонницей, капитан открыл глаза и принялся выстраивать версию, хоть как-то объясняющую события вчерашнего дня – убийство журналиста и пропажа трупа на Кунцевском кладбище – в свете полученной Крутилиным анонимки. Ему казалось, что все эти эпизоды должны быть связаны между собой.

Ничего путного, однако, в голову не приходило, возможно, потому, что мысли его неуклонно возвращались к «делу Арзаевой», а точнее, к образу самой Азы.

Тогда он встал, включил свет, подошел к серванту и открыл ящичек с документами. Здесь у него лежала фотография Азы Арзаевой. Она была переснята с художественного фотопортрета девушки, что висел в ее квартире. Исполнил эту работу по его, Дмитрия, просьбе (в смысле, за бутылку коньяка) судебный фотограф Юра.

Бороздин взял ее и пошел на кухню в поисках свечки. Лежал у него где-то небольшой огарочек на случай очередной аварии в электросети.

Найдя свечку, он зажег ее, поставил на стол на блюдечке и выключил электролампочку. После чего сел напротив свечи на стул и принялся разглядывать фотографию Азы. Снимок девушки при слегка колеблющемся от потока свежего ночного воздуха через открытую форточку пламени возвращал Дмитрию душевное равновесие. Он в этом убеждался неоднократно.

И постепенно мысли капитана очищались от мучавших его кошмаров, приобретая характер неких светлых мечтаний, хотя, может быть, и достаточно греховных, а потом голова его опустилась на стол, веки смежились, а рука непроизвольно коснулась блюдечка со свечой, которая, опрокинувшись, потухла.

Горячий воск капнул на тыльную сторону ладони Дмитрия, обжигая ее, но он не почувствовал боли, забывшись наконец в глубоком и сладком сне.

С заведующим реанимационным отделением «Склифа» Бороздин был знаком – неоднократно приходилось общаться с ним по службе. Поэтому Дмитрий считал, что с этим интеллигентным и располагающим к себе человеком он может быть в разумной мере откровенен.

– Вопрос совершенно конфиденциальный, Владимир Георгиевич, и было бы очень нежелательно, если суть нашего с вами разговора стала бы известна кому-либо еще.

– Излишнее напоминание, капитан, – понимающе улыбнулся доктор, – ведь мы с вами, так сказать, сотрудничаем не первый год.

– И тем не менее… Случай особый. – Чтобы не обидеть уважаемого человека, Бороздин осторожно подбирал слова: – В вашей реанимации в течение трех последних месяцев умерли четыре человека…

– Вы ошибаетесь, капитан, – вновь улыбнулся врач, не реагируя на напряженную интонацию сыщика, – умерло у нас за этот период времени гораздо больше больных, что, конечно, очень печально. Однако процент смертности в нашем реанимационном отделении неуклонно снижается. У нас работают очень квалифицированные специалисты.

– И вы, конечно, всех своих сотрудников хорошо знаете?

Заведующий насторожился:

– Вы кого-то конкретно имеете в виду?

– Пока нет. Но, возможно, какая-то фамилия в процессе наших с вами изысканий и всплывет.

– Я вас внимательно слушаю. – Врач заметно посерьезнел.

– Так вот, эти четыре человека, которые умерли у вас в реанимации… – Капитан вынул из своего портфеля листок бумаги с фамилиями упомянутых в анонимке возможных жертв журналиста Шуйского, с датами их поступления в «Склиф» и последующей смерти, и протянул врачу. – Не было ли в характере их заболеваний и летальном исходе чего-то особенного?

Владимир Георгиевич изучал бумагу недолго.

– Я в общих чертах помню все эти случаи, но чтобы ненароком не ввести вас в заблуждение, все же сверюсь с компьютером. – Заведующий повернулся к экрану и защелкал «мышкой». – Не нахожу в их эпикризе ничего криминального, – вскоре сообщил он. – Термин «криминальное» я употребил только потому, что в данный момент общаюсь с сотрудником милиции. Вас ведь именно эта сторона дела интересует?

– В принципе да. Ау этих больных был шанс выжить?

– Если бы был, мы бы его реализовали, – сухо ответил доктор. – Вы разве имеете заявления от их родственников? Речь идет о врачебной ошибке? Или о ненадлежащем исполнении служебного долга?

Бороздин протестующе приподнял обе ладони вверх.

– Я просто хотел уточнить: в каком они были состоянии по прибытии в ваше отделение.

Все четверо – в крайне тяжелом. Попросту говоря – в безнадежном. Борис Клинский, к примеру, получил травмы в автомобильной катастрофе, в сущности, несовместимые с жизнью. Странно, что его вообще довезли до нас живым. Не менее странно, что он еще несколько часов живым оставался. Вот, собственно, и все, что я вижу здесь особенного. Что касается трех других пациентов, то их, если не вдаваться в особенности клинической картины заболевания и говоря бытовым языком, свел в могилу тяжелый сердечный приступ. Вот и все. – Доктор развел руками.

– По поводу сердечного приступа… Мог ли он быть инициирован в каком-либо из трех упомянутых случаях искусственно, скажем, химическим или фармацевтическим путем?

Этот вопрос несколько успокоил разволновавшегося было доктора, поскольку речь пошла о возможном криминале не в стенах его реанимации.

– Обратитесь к патологоанатому, он ведь делал вскрытие. Мы такими процедурами не занимаемся. Но насколько я знаю, криминала опять-таки обнаружено не было. В противном случае меня бы, скорее всего, поставили в известность.

Следующую фразу Бороздину было произнести особенно трудно, но что делать – именно за этим он, по сути, сюда и пришел.

– Владимир Георгиевич, меня интересует состав реанимационных бригад, работавших в те смены, когда умерли четверо этих пациентов.

Заведующий неодобрительно покачал головой:

– Все-таки моих сотрудников подозреваете… Не понимаю, однако, в чем! Впрочем, воля ваша. Но боюсь, нужных вам данных в моем компьютере нет. Подождите немного.

Доктор встал из-за стола и покинул кабинет.

Капитан, воспользовавшись паузой, позвонил Колодкову, который должен был находиться в управлении. Там он и оказался.

– Ну что, Серега, сбежавший труп нашелся?

– Черта едва! Пропал с концами, и готов поспорить на два пива, что в свою могилу он уже не вернется! А ты вернешься? Я имею в виду, на рабочее место?

– К обеду буду. А что, Лева меня уже хватился?

– Нет, но мне без тебя как-то скучно, тем более что Зайцев меня засадил составлять отчет о деятельности нашего отдела за прошедший квартал. Тоска вселенская! Опять-таки одни трупы. Правда, не такие шустрые на ногу, как наш, кунцевский.

Тут в кабинет вошел заведующий, и Бороздин разъединился.

– Вот, – сказал врач, протягивая капитану компьютерную распечатку, – список членов всех четырех бригад. – Виду него при этом был задумчивый. – Собственно, бригада одна и та же, только состав ее видоизменялся.

– Но кто-то, значит, находился в ней постоянно? – полувопросительно произнес Дмитрий, разглядывая распечатку.

– Да, – неожиданно откликнулся на ход его размышлений доктор. Видимо, он понял логику действий капитана и успел провести собственное небольшое расследование. – Это дежурный врач-реаниматор Аркадий Бобров.

– И давно он у вас работает?

– Лет пять.

– Что вы можете о нем сказать?

– В человеческом плане или профессиональном?

– В обоих.

– Он достаточно молод, ему около тридцати, но в его квалификации никаких сомнений нет. Серьезных нареканий по работе к нему тоже нет. Дисциплину соблюдает. Вообще очень надежный, основательный человек.

– А кроме работы? Чем он еще занимается? Может, подрабатывает частным образом?

– Мне об этом ничего не известно. Но если и подрабатывает где-то, то на его основной работе это не сказывается.

Скажите, Владимир Георгиевич, что знает дежурный врач о пациенте, когда тот попадает в реанимацию?

Заведующий отделением настороженно посмотрел на сыщика, пытаясь угадать, что стоит за его вопросом, но в мысли Дмитрия, похоже, проникнуть не сумел и недоуменно пожал плечами:

– Да ничего не знает! Ведь больной очень часто попросту при смерти, и на счету каждая секунда. Врачам тут недосуг разбираться, кто есть кто. Хотя если пациент – известная личность…

– Но в вашем отделении обычно толпятся родственники больного…

– Это верно. И в разговоре с ними врач иногда может уточнить те обстоятельства, которые довели пациента до реанимации. Когда это полезно для дела.

– А когда ближайшая смена Аркадия Боброва?

– Он как раз сегодня с утра заступил. Хотите поговорить с ним?

Бороздин призадумался.

– М-м… Пожалуй, нет. Не имеется особых оснований. А взглянуть на него можно?

– Когда я возвращался в кабинет, то он входил в нашу курилку. Проводить вас туда?

–; Не стоит. – Капитан знал, где находится курилка. – Просто скажите, как Аркадий Бобров выглядит.

– Нет ничего проще: у него рыжие усы!

Сеанс физиогномики ничего не дал: Аркадий Бобров показался капитану обычным молодым человеком без видимых моральных изъянов, и Дмитрий возвратился в управление, выписав все возможные данные из его личного дела.

В коридоре Бороздин наткнулся на капитана Виталия Дроздова, который вел дело по факту убийства журналиста Шумского. Тот был в форме – дежурил сегодня по управлению, но, похоже, отлучался по срочной необходимости к криминалистам: он нес от них пакеты, в которых обычно находятся вещдоки.

– Привет, Виталик! Как идет расследование?

– Все на мази.

Дроздов редко находился в таком расположении духа, чтобы вести дружескую беседу, а в данный момент он выглядел особенно мрачным, но это не смутило Дмитрия.

– Оружие, из которого загасили журналиста, уже идентифицировано?

– Ствол в нашей картотеке не числится, – нехотя ответил Дроздов.

Бороздин теперь понял, почему его коллега находится в таком повышенно-дурном настроении: оружие не проходило по «делу Арзаевой», и значит, убийство Шумского не удастся спихнуть на Петровку. Но в данном варианте оно, убийство это, косвенно подтверждало достоверность анонимки: в чем-то смертельно опасном журналист все-таки был замешан.

– Виталик, я хотел попросить тебя об одолжении.

– Проси, коли так.

– Мне нужно две вещицы из тех, что принадлежали Шумскому.

Дроздов состроил недовольную гримасу.

– Не понимаю я, что ты все время крутишься вокруг дела, которое я веду! Если что-то разнюхал по поводу Шумского, так скажи мне, своему коллеге. А то как-то ты себя ведешь странно, не по-товарищески. И мне сдается, ты что-то знаешь относительно его убийства. – Как и накануне, Дроздов смерил Дмитрия крайне подозрительным взглядом. – Иначе почему ты оказался в подъезде, где журналиста завалили?

– Виталик, если я что-то накопаю по Шумскому, то тебе первому сообщу. Слово опера! Но я тебе уже говорил в том же самом подъезде: я выполняю спецзадание полковника Крутилина.

– Не крути мне мозги со своим Крутилиным! – повысил голос Дроздов и осекся: прямо на них, по коридору, шел начальник управления.

– Подвижки есть? – спросил он Бороздина с озабоченным видом.

– Имеется кое-что. Но и проблемы кое-какие имеются. – И Дмитрий с многозначительным видом уставился на Дроздова.

Тот спал с лица.

– Все в порядке, товарищ полковник! – затараторил он скороговоркой. – Оказываем капитану Бороздину всевозможное содействие!

Крутилин, чересчур занятый своими мыслями, не стал вникать в ситуацию, буркнул «ну-ну» и проследовал далее.

– Ну и мерзавец ты, Бороздин! – прошипел Дроздов. – Перед начальством выслуживаешься! Товарищей подставляешь!

– Неконструктивная критика, Виталик. Итак, мне, а точнее, полковнику Крутилину от тебя нужны две вещи: записная книжка Шуйского и его мобильник.

– Зачем?

– Спроси об этом полковника Крутилина. Вот он, кстати, назад идет!

Дроздов так всполошился, что даже не обернулся, чтобы проверить информацию Бороздина, который между тем просто пошутил. Виталий Дроздов сразу полез в свой пакет и выудил оттуда мобильник.

– Держи, это Шумского. – Но телефон не отдал, оставил в своей руке и лишь теперь оглянулся: – А где полковник?

– Зашел в кабинет к Филиппову. Дай же наконец мобильник!

И тут сотовый телефон Шумского зазвонил. Дмитрий не успел выхватить трубку из рук Дроздова, тот соединился и сразу же произнес:

– Алло?.. Нет, Стасик умер… Как-как?! Насмерть умер! Вот как!

Глава восьмая

Версия профессора Круга

Дикая выходка капитана Дроздова, когда он завел попросту идиотский разговор по телефону Шумского с возможным фигурантом по делу, навела Бороздина на меланхолические размышления, которым он предавался, сидя в кафе «Радуга» в ожидании профессора Круга. Инцидент показал, насколько вредна работа опера: здравомыслящий вроде бы мужик от постоянных служебных стрессов всегда способен совершить какую-либо необъяснимую, непростительную глупость.

Но такой ли уж он здравомыслящий, этот капитан Дроздов? Что ныне осталось от лейтенанта Виталия Дроздова, вполне жизнерадостного молодого человека, с безграничным оптимизмом смотревшего в будущее и всегда готового поддержать веселую компанию с хорошей выпивкой?

Теперь Виталий – безмерно мнительный чинуша, чурающийся обычного дружеского трепа.

постоянно готовый на любую подлость и оттого вечно ждущий ее от других.

Вот и сегодня он, подозревая Бороздина сам не зная в чем, так и не отдал Дмитрию телефонную книжку Шуйского, сославшись на то, что ее у журналиста не было вообще.

Мобильник газетчика изъять у Дроздова все же удалось, и разговаривала по нему с Виталием, как выяснилось, женщина, а значит, не все пока потеряно: вариант, что еще может позвонить Бобров, предположительно до сих пор не узнавший о смерти Шуйского, имел право на существование.

А то, что реаниматор Аркадий Бобров был знаком с журналистом Станиславом Шумским, сомнений теперь не вызывало. Уже после стычки с Дроздовым в коридоре управления Дмитрий, изучив жизненные пути обоих фигурантов, установил, что они учились в одной школе. Причем в одно и тоже время!

Но надежда на то, что Аркадий Бобров – некий криминальный тип, не оправдалась: он в досье МВД никак не фигурировал.

– О чем задумались, молодой человек? Конечно, это был профессор Круг, и они тепло поприветствовали друг друга.

– Вы закончили цикл своих лекций в лицее. Григорий Алексеич?

– Да, сегодня был последний день.

Дмитрий отметил, что, как и вчера, профессор выглядел пасмурным и определенно был чем то озабочен. Бороздин, однако, не счел возможным донимать ученого вопросами, которые то: мог счесть неуместными.

– Мы как будто хотели сегодня это дело отметить, – напомнил он.

– Увы, Дмитрий, придется обойтись без шампанского. У меня даже и аппетита сейчас никакого нет.

– Тогда, может быть, вы наконец завершите свою лекцию о жизни и смерти?

– Именно это я и собираюсь сделать! – заметно оживился профессор, и, словно боясь, что капитан в очередной раз может внезапно покинуть кафе, он сразу же взял быка за рога. – То, что я вчера говорил о грибах, касается практически всех биологических организмов. Например, комар. Когда он садится на вашу кожу, чтобы насытиться вашей кровью, то выглядит как самоубийца. Ведь прихлопнуть его ударом ладони – задача, вполне посильная для трехлетнего карапуза. Но комару на личную смерть наплевать. Эти насекомые садятся на человека роем, а значит.

кто-то из них все равно насытится и останется жить, и, следовательно, будет жить его род. – И Круг внимательно взглянул на капитана, будто ожидая от него подтверждения или опровержения своих слов.

– Наверное, так оно и есть, – сказал Дмитрий скорее из вежливости, чтобы показать профессору, что внимательно его слушает. Но вообще-то Бороздин ожидал более глубоких суждений о жизни и смерти, которые ко всему прочему могли бы пригодиться ему в практической оперативной деятельности.

– Природа жила по законам «Рода» – это слово я бы писал с большой буквы – многие миллионы лет, – продолжал профессор, видимо, вполне удовлетворенный реакцией капитана. – Родом продолжали жить и первобытные племена. Умереть за честь рода в тс времена считалось не каким-то геройством, а вполне обыденным делом. И вот я представляю себе ситуацию, – слегка улыбнулся Григорий Алексеич, – когда наделенный недюжинным умом член племени вдруг приходит к выводу о возможности своей, собственной, индивидуальной, личной смерти. «Что мне до того, – думает он, – если останется существовать мой род, а меня лично сожгут или зароют в землю?»

– И что же этот парень предпринял, когда его голову посетила такая блестящая мысль? – спросил, слегка улыбаясь, Дмитрий.

– Во-первых, осознание личной смерти стало для всего человечества психологическим уда ром громадной силы. Вот только что ты собирался жить вечно, но вдруг выясняется, что это фикция и смерть твоя неизбежна. Как вы думаете, – поднял глаза на капитана Григорий Алексеевич, – какое открытие сделали Адам и Ева в раю, вкусив яблоко с древа познания?

– Неужели узнали о собственной смертности?

– Совершенно справедливо! После чего они и были изгнаны из рая. Метафорически тоже самое произошло со всем человечеством. Только что оно находилось в раю, то есть собиралось жить вечно, и вдруг в один момент оказалось на смертной Земле.

– Действительно, трагическая и величественная картина, – не мог не согласиться Дмитрий. – Но что же было дальше? Ведь человечество не могло существовать в постоянном ожидании смерти?

Вот именно! И дальше зашевелились жрецы. Они сделали очень полезное дело: разработали несколько относительно стройных систем загробной жизни. Ввели, к примеру, понятие «бессмертной души». Раньше эта душа была ни к чему. Зачем она, скажем, Адаму и Еве? Они и без бессмертной души собирались жить вечно. У этой парочки никаких душ и не было, пока обоих не поперли из райских кущ. И все-таки религиозные системы работали только поначалу – уж больно они искусственны. И человечество вновь оказалось один на один перед лицом смерти.

– И что же оно изобрело взамен религии? Уж не потому ли вы занялись проблемой субсоциумов, которые по вашей идее должны были заменить человечеству утерянный родовой строй с присущей ему функцией Вечной Жизни? И чем закончились ваши изыскания? Вы обещали мне об этом рассказать!

Профессор Круг посмотрел на капитана с нескрываемым изумлением.

– Ну, молодой человек, вы еще умнее, чем я думал! Вы совершенно точно сформулировали мою гипотезу, но она, к сожалению, не нашла экспериментального подтверждения.

, – Значит, ваши опыты закончились?

– Да, эксперименты полностью завершены. – Круг встал и пожал Дмитрию руку. – А теперь вынужден с вами распрощаться. В «Радуге» меня вы более не увидите. И звонить мне не стоит, поскольку я сменил оператора мобильной сети. Но я сам вас найду. Причем в самое ближайшее время. Не сомневайтесь.

Профессор вышел из кафе, а почти у дверей Дмитрия буквально схватила за руку миловидная девушка спортивного вида.

Бороздин с удивлением посмотрел на нее, и выражение глаз незнакомки его обеспокоило – в них чувствовалась душевная боль, озаренная отблесками какого-то безумного огня.

– Что вам угодно? – спросил он не без тревоги.

Но незнакомка, прежде чем ответить, проводила профессора Круга задумчивым взглядом и, лишь когда он свернул за угол здания «Радуги», обратила свой взор на Дмитрия, которого по-прежнему держала за рукав сорочки, будто опасаясь, что тот убежит.

– Вы ведь – капитан Бороздин?

– Так точно. А в чем, собственно, дело? – Дмитрий не без труда освободил локоть из цепкой руки девушки.

– Мне нужна ваша помощь. Но прежде всего я хотела бы узнать, кто был этот человек, с которым вы вместе обедали.

Несколько огорошенный капитан не стал делать из этого тайну:

– Григорий Алексеич Круг. Вам что-то говорит это имя?

– Круг? А он, случайно, не профессор? Учебники не пишет?

– Профессор и есть. Наверное, пишет и учебники, точно не знаю. Но что вы от меня хотите?

– Я его раньше где-то видела. – Она показала рукой в ту сторону, куда исчез профессор Круг. – Теперь понимаю – где-нибудь в коридорах МГУ. Я там на заочном учусь. Наверное, когда приходила сессию сдавать…

– Так что вы от меня все-таки хотите? – невежливо перебил девушку начинавший терять терпение старший оперуполномоченный.

– Вы ведь – капитан Бороздин?

– Я уже отвечал на этот вопрос.

– Извините, товарищ капитан, за мою бестолковость, но у меня очень большое горе, и мне сказали, что только вы можете мне помочь.

Дмитрий вежливо, но твердо взял девушку под руку и повел к управлению:

– Давайте все по порядку. Как ваше имя?

– Ирина Птицына.

Ирина Птицына? – задумчиво повторил капитан. Это имя показалось ему смутно знакомым, но сразу он не мог вспомнить – откуда. Когда придет в управление, то посмотрит в своем досье. – И что же у вас случилось?

– У меня пропал муж! – горестно сказала она. – Мишаня… То есть Михаил Птицын.

– Давно пропал?

– Более двух недель назад.

– Вам следует подать заявление по этому поводу. Но вообще-то я данными вопросами не занимаюсь, розыск пропавших лиц ведет другой отдел. Обратитесь к дежурному по управлению: он вам скажет, куда конкретно подать заявление.

– Но я уже обращалась к нему!

– Когда?

– Только что. Дежурный сказал, что делами по розыску занимается исключительно капитан Бороздин.

«Этот Дроздов – какой-то мелкий бес, – мрачно подумал Дмитрий. – Видимо, следует просто-напросто набить ему морду. При удобном случае».

– Дежурный был так со мной вежлив, – щебетала между тем девица. – Он сказал, что вы сейчас обедаете, но вы столь любезны, что решаете неотложные вопросы и за обедом. Потом дежурный проводил меня до кафе и показал, где высидите. Ноя не решилась вас оторвать от обеда, и тем более с профессором…

– Я сам доведу вас до нужного отдела. Там вам помогут.

«Нет, удобного случая может не представиться долго – набить Дроздову морду надо прямо сейчас».

Но рука на дежурного по управлению у Дмитрия не поднялась – уж слишком тот радовался, что так остроумно разыграл Бороздина.

Что возьмешь с этого убогого, пусть живет, вздохнул капитан, и, доведя Ирину Птицыну до нужного ей отдела, побрел на свое рабочее место.

В своем кабинете Дмитрий застал любопытную картину: Колодков поил чаем какого-то незнакомого парнишку. Тот сидел за столом Бороздина, развалившись на его стуле и поставив чашку на его «ежедневник».

Подавив раздражение, капитан пригляделся к юноше, которого никогда ранее не видел, но сразу его опознал: уж больно Гена был похож на своего погибшего отца, Константина Карнаухова. Правда, похож особенным образом: если судить по фотографиям старшего Карнаухова и рассказам о нем свидетелей, тот был очень хорош собой и являлся неотразимым плейбоем. А вот черты лица Гены будто пародировали облик его отца: при всей внешней с ним схожести сын выглядел если не уродом, то достаточно непривлекательной личностью.

– Это Гена Карнаухов, – подтвердил догадку Дмитрия Колодков. – Проблема у нас, товарищ капитан: парню больше прятаться негде, поскольку деньги у него кончились и нечем платить за съемную квартиру. Что делать?

Между тем Гена не только не поздоровался, но и не уступил Бороздину его законное место, продолжая лениво прихлебывать колодковский чай вприкуску с конфетами «коровка», видимо, предложенными ему заботливым старшим лейтенантом.

– В принципе возвращаться домой и поступать на работу, а также вступать в права наследства, – после некоторого раздумья ответил Дмитрий на вопрос оперуполномоченного.

Серега посмотрел на него каким-то дурным взглядом.

– Капитан, ведь речь идет о жизни и смерти этого парня! Ты, значит, думаешь, что Огнев действительно шлепнул в Раменках того, кого надо?

– Нет, я так не думаю.

– И все равно считаешь, что Гена в безопасности?

– Я бы сказал: я так чувствую.

– А ну-ка, ну-ка, расскажи поподробнее о своих чувствах! – У Колодкова загорелись глаза.

– Я чувствую, что «дело Арзаевой» закончено в принципе, но не формально.

– Больно умно и загадочно вы говорите, товарищ капитан, – обиделся Колодков. – Нам, простым операм, вас и не понять.

– Да я и сам толком многого не понимаю, Серега, но есть у меня такое ощущение, что завтра все будет завершено окончательно. А эту ночь Гена проведет у меня.

– Ну, хорошо, раз так. – Колодков ненадолго замолчал. – Трагическое известие, Димыч. Двое наших лейтенантов, которых Зайцев послал в Чечню разузнать о родственниках Арзаевой, погибли при неизвестных пока обстоятельствах.

– Жалко ребят, – печально покачал головой Бороздин. – К тому же и погибли они ни за что. Их смерть, конечно, не связана с московскими убийствами. Просто Чечня есть Чечня. Я бы этих ребят туда не посылал.

…После работы капитан посадил Гену Карнаухова в свою «Самару» и повез его к себе домой.

По дороге Дмитрий припоминал, что у него есть в холодильнике. Память подсказала, что нет ничего.

– Заедем в магазин, Гена. Что будем брать на ужин?

– Что-нибудь скромненькое: пивка и красной рыбки какой ни на есть.

Бороздин взял в супермаркете шесть банок «Хольстена» и нарезку чавычи, а также четыре антрекота. Картошка в доме имелась, это определенно.

Пока капитан чистил к ужину картофель, его гость, поставив перед собой банку пива, развлекался игрой на компьютере, издавая при каждом удачном своем действии восторженный рык.

За столом Дмитрий спросил Гену, что он собирается делать с наследством, которое скоро получит.

– Буду продолжать бизнес отца, – твердо ответил пацан. – Но дела стану вести по-другому.

– То есть?..

– У отца работало слишком много людей. Большинство он держал просто из жалости.

Я подсчитал: пятнадцать процентов персонала можно сократить без всякого вреда для бизнеса.

– Есть еще какие-то идеи?

– Идей хватает. Например, старый друган отца уже лет пять должен ему сто тонн баксов. Надо эти бабки из него выбить. Найму людей, которые знают, как это делается.

Дмитрий подошел к окну, раскрыл его и закурил.

А вот если бы Гену Карнаухова все-таки прихлопнули, пришла капитану в голову нежданная мысль, много ли потеряло бы от этого мировое сообщество? И так л и уж в действительности свята и неприкосновенна человеческая жизнь? К примеру, в Штатах, самой, как считается, демократической, а значит, по идее, самой гуманной стране мира официально действует смертная казнь. А когда американцы бомбят террористов, то по ходу операции уничтожают мирных жителей, называя этих несчастных сопутствующими потерями.

Террористы, в свою очередь, тоже убивают ни в чем не повинных людей, ведя священную войну за справедливость, так, как они ее, справедивость эту, понимают.

И в том, и в другом случае жертвы исчисляются сотнями и тысячами.

А по «делу Арзаевой» погибло всего-то чуть больше десятка человек. И те, кто убил – или тот, кто убил, – этих людей, конечно же, руководствовались вполне уважительными, на собственный взгляд, причинами. Строго говоря, особой разницы ни между террористами, ни теми, кто их физически уничтожает, ни ликвидаторами из «дела Арзаевой» нет. Общечеловеческой морали в действительности не существует.

Осознав, что, по сути, пытается оправдать действия убийц, Дмитрий несколько смутился. Нет, что-то в его рассуждениях, видимо, не так.

– Гена! Спать будем ложиться?

– Ты бы, капитан, лучше еще за пивком сгонял!

И все-таки жаль, что этого парня не пристрелили в Демидове, мрачно подытожил свои размышления Бороздин.

Проснулся капитан с удивительным чувством, таким чувством, которого он давно уже не испытывал и даже забыл, каким словом оно обозначается. Но мгновение спустя все-таки вспомнил: это чувство называется счастьем.

Он, в сущности, все понял и уж точно все для себя решил.

Капитан прошел в соседнюю комнату: Гена все еще спал, безмятежно раскрыв рот. Рядом, на полу, валялись две пустых банки из-под пива. Вчера пацан выпросил-таки у капитана пятьдесят рублей и сходил за своим излюбленным напитком в супермаркет.

Бороздин не мог не отдать этому парню должное." именно очевидная никчемность его бытия и не вызывающая сомнений стервозность его характера помогли капитану окончательно разобраться в себе, а значит, и в событиях последних дней.

Вдруг выяснилось, что если бы такой тип, как Геннадий Карнаухов, был убит, что логически вытекало из всего хода дела, то никакой катастрофы бы, по сути, не произошло. И это стало для Бороздина открытием огромной важности. Ведь «дело Арзаевой» как чисто интеллектуальная задача было им решено уже раньше. Но капитан, исходя из чисто житейской логики, считал, что главным убийцей во всей этой истории должен быть настоящий изверг, недостойный носить гордое имя Человека. И такой вот категорический императив застилал ему глаза, мешал сделать совершенно однозначный вывод.

Сознание капитана не изменилось, правда, настолько радикально, что он теперь целиком и полностью встал на сторону преступника, но зато мог оценить его действия без внутреннего содрогания. И самое главное, со спокойной душой взять то, что само шло ему в руки.

Раздался трезвон мобильника. Причем не его, а Шуйского. Звонил, понятное дело, Аркадий Бобров. Капитан сейчас испытывал не только счастье, но и ощущал, что у него открылся дар ясновидения.

Как вчера он ждал этого звонка! Надеялся, что тот поможет раскрыть ему и «дело Шуйского». А сегодня Дмитрий вдруг понял, что это – просто детская задачка. Для младшего и среднего возраста. Для интернатов с умственно-отсталыми детьми.

Тем не менее натура сыщика взяла свое: он поднял трубку, к которой ранее уже подсоединил диктофон, и «алло» произнес, как и когда-то планировал,– с подчеркнутой сипотцой.

– Нет, Аркадий, это – я, Стае. Голосу меня подсел, простыл я… Годится… А сколько с меня, я запамятовал?.. Приходи ко мне домой часиков в восемь вечером, и рассчитаемся. И больше пока не звони.

Неясными пока для Бороздина оставались мотивы убийства журналиста и похищения трупа на Кунцевском кладбище, но он теперь считал, что данные преступления – совершенно самостоятельные, то есть не связанные с делами, которые капитан расследовал. И он почему-то был уверен, что эти два преступления сегодня же раскроются как бы сами собой. Не зря же у него открылся дар ясновидения!

А Геннадий Карнаухов все еще сопел на тахте, и Дмитрий решил разбудить начинающего бизнесмена: пусть отправляется домой и делает свои бабки. Жаль, правда, тех, кого он выкинет на улицу для блага своего бизнеса, но не убивать же из-за этого пацана, на самом деле! А почему бы, собственно, и нет?

Бороздин потряс головой: что-то он в своих рассуждениях действительно далеко зашел.

Гена между тем протер глаза:

– А пива больше нет?

– Есть. В магазине. – Капитан протянул ему сотню рублей. – Как я тебе уже объяснил: ты теперь в полной безопасности. Езжай заниматься своими делами, а должок отдашь при случае.

– Капитан, подбрось меня к Савеловскому вокзалу!

Да, видно парня ждет большое будущее.

– Нет, мне не по дороге.

Юный Карнаухов недовольно покосился на Дмитрия, но промолчал.

Когда дверь за ним захлопнулась, стал собираться в дорогу и капитан. Но особо не спешил: все основные события произойдут не ранее трех часов дня.

В управлении он сразу же зашел в кабинет к Дроздову – отдать тому мобильник журналиста

– Держи, остряк.

Тот ответил ему победной и неожиданно добродушной улыбкой.

– Тебе, Бороздин, вроде бы телефонная книжка Шуйского была нужна? Можешь забрать ее. .

– У тебя же ее не было.

– А теперь вот нашлась. – И Дроздов торжествующе добавил: – И она мне больше не нужна!

– Почему же? – подыграл ему уже догадавшийся, в чем дело, Дмитрий.

– Потому что убийство журналиста я раскрыл!

– И кто же убийца?

– Муж любовницы Шуйского. Он подкараулил журналиста в подъезде и шлепнул.

– А убийца арестован?

– Естественно.

– Искренне поздравляю! И как же тебе удалось раскрыть это запутанное дело?

– Хочешь, чтобы я тебе устроил мастер-класс? – И Дроздов рассмеялся так заливисто и так счастливо, что Дмитрий, несмотря на некоторую личную неприязнь к нему, невольно порадовался за коллегу.

В своем кабинете Дмитрий застал не только Колодкова, но и Зайцева. Оба оживленно что-то обсуждали.

– Я слышал, убийцу Шумского задержали, который вроде бы оказался мужем любовницы журналиста. Как вам это удалось? – поинтересовался Бороздин после взаимных приветствий.

– Нам просто повезло, – откровенно сказал майор. – Света, любовница Шумского, сама к нам примчалась, когда узнала, что это ее муж убил газетчика. Он лично признался в этом супруге и обещал пристрелить таким же макаром и ее. Женщине его речь показалась убедительной, и она решила доверить свою жизнь правоохранительным органам в лице нашего окружного управления, – несколько напыщенно завершил он свой короткий рассказ.

А может быть, это оговор? Есть какие-либо объективные доказательства вины задержанного?

– Орудия убийства мы не нашли, но кое-что имеется. В электронном почтовом ящике в компьютере обнаружилось анонимное послание, в котором подробно описано, как Светлана проводит вечера с журналистом Шуйским. Очевидно, что ее муж отреагировал именно на данную анонимку. Скоро он начнет давать показания – сомнений нет.

– Знаешь, Лева, очень похоже на то, что этот аноним – не чужой нам человек, – задумчиво прокомментировал сообщение своего начальника Бороздин. – Видимо, послание Крутилину, компрометирующее Шумского, написал тоже он. Наверно, этот парень имел на журналиста большой зуб и решил нагадить Шуйскому всеми имеющимися в его распоряжении средствами.

– Похоже, ты прав. Но у нас, кстати, есть еще одна замечательная новость: нашелся труп Фролова.

– Где?!

– На Новодевичьем кладбище.

– Губа не дура у этого Фролова. Хотя по мне и на Кунцевском не плохо, – прокомментировал это известие старший лейтенант, который тоже только что узнал о нем.

– А чего его туда понесло? – осведомился Дмитрий.

– Вернувшийся из загранкомандировки тесть Олега Фролова пробил там местечко, и было произведено перезахоронение. Крутилин узнал об этом окольными путями. А что у тебя со «Склифом»?

– Сегодня – день раскрытия всех преступлений! – весело объявил Бороздин и включил диктофон с записью своего разговора с Аркадием Бобровым.

Прослушав пленку, Колодков и Зайцев сначала переглянулись между собой, а потом посмотрели на капитана.

– Ну и что из этого следует? – недоуменно спросил начальник отдела. – И кто этот сипатый, который называет себя Стасом? На нашего журналиста его голос не похож. Неужели это убийца?

– Не совсем, – несколько смутился Бороздин. – Имитировал голос газетчика я, но мой собеседник не оказался столь догадлив, как мое начальство. Он решил, что разговаривает именно со своим другом детства и подельником Шуйским. Зовут этого парня Аркадием Бобровым, и работает он в «Склифе» реаниматором.

Он упомянул в разговоре с тобой какого-то Завальнюка из агентства по охране рыбных ресурсов. Для чего?

– Завальнюк– замдиректора этого агентства и ведает квотами на вылов рыбы в прибрежных водах России. Он контролирует и распределяет большие денежные потоки. То есть у него такое рабочее место, на котором он может кому-то помочь, а кому-то навредить. И наверняка кому-то навредить уже успел. А значит, найдутся и лица, заинтересованные в ликвидации и готовые эту ликвидацию профинансировать.

– Значит, Шумский должен найти такое лицо, а потом реаниматор Бобров рыбного чинов пика ликвидирует, видимо, просто отключив систему жизнеобеспечения, – кивнул с понимающим видом Зайцев.

Все еще проще и безопаснее для подельников, Лева. Бобров звонит Шумскому только в тех случаях, когда пациент в безнадежном состоянии. То есть он все равно умрет в девяносто девяти случаях из ста. Ну, а если выживет – что же, сделка не состоялась, но Шумский перед заказчиком может оправдаться тем, что жертву травили на совесть, но клиент оказался чересчур живучим. Газетчик, наверное, канифолил заказчикам мозги, что применяет знаменитый «внесписочный препарат» ФСБ, не оставляющий в организме следов. И те, конечно, были очень довольны, что ликвидация прошла без всякого видимого криминала.

Колодков звучно захлопал в ладоши:

– Димыч, эти мои аплодисменты предназначены и тебе как замечательному сыщику, и журналисту Шуйскому как автору гениальной аферы. Правда, последнему – посмертно.

– Погоди, Сергей, – поднял руку начальник отдела. – Я так понял, что реаниматор придет сегодня на квартиру Шумского за гонораром. Ты предлагаешь его там и брать?

– По душам с ним побеседовать, понятно, можно, но инкриминировать ему нечего. Конечно, Бобров вместе с Шумским нанес финансовый ущерб заказчикам несуществующих ликвидации, но заявление от потерпевших о материальной компенсации мы вряд ли дождемся.

– Ничего, я найду с этим парнем общий язык. Колодков!

– Я! – щелкнул каблуками старший лейтенант.

– На сегодняшнюю операцию со мной пойдешь.

– Есть, товарищ майор! – с готовностью откликнулся Колодков.

– А пока все свободны, – объявил Зайцев и покинул кабинет.

Старший лейтенант тут же повернулся к Бороздину:

– Однако что-то не склеивается, Димыч.

– Что именно?

– Я о разговоре Шумского и Малахова в Измайловском парке. Ведь Карнаухов с любовницей погибли не в «Склифе».

Капитан кивнул:

– Я думал об этом, Серега. Судя по тому, что ты мне рассказал, а тебе передал твой стукач, произошло удивительное совпадение, каковые хотя и редко, но случаются в жизни. Конечно, это только мое предположение, но по крайней мере оно адекватно описывает создавшуюся ситуацию. Как мы знаем из анонимного письма, Малахов заказал Шуйскому ликвидацию Бориса Клинского. Журналист заказ «выполнил». Причем торговец золотишком, видимо, остался настолько доволен работой Шумского, что предложил ему еще один заказ: убить любовника своей жены Константина Карнаухова. Как мы теперь понимаем, газетчик все же диспетчером при бригаде киллеров не был. Поэтому он выполнить заказ не мог, но и отказаться наотрез ему тоже было не с руки. Какой же он тогда киллерский диспетчер!

И журналист, сказав, что на выполнение заказа ему понадобится время, решил это дело попросту замотать…

– Я понял твою мысль! – взволнованно перебил его Колодков. – Через пару месяцев кто-то убивает Карнаухова, и журналист сразу же узнает об этом от меня! И тут же звонит Малахову: заказ выполнен! А потом спекулянт узнает, что убита также его жена, и начинает вытряхивать из журналиста душу. Он хочет отомстить убийце своей жены!

– Все верно, Серега. Но бедный газетчик имя этого убийцы не знает!

И тут старший лейтенант вдруг пристально посмотрел в глаза Бороздину и, понизив голос, спросил:

– А ты?.. Ты его имя знаешь?

Капитан отвел взгляд и вздохнул.

– Значит, знаешь, – заключил Сергей. – Но я так понимаю, это – твое личное дело.

Ровно в три часа Дмитрий пришел в «Радугу».

Девушка сидела за столиком одна, с неожиданно печальным видом. В те два раза, когда он видел Азу вживую, и на фотографии она улыбалась. Потому, видно, Дмитрий и не осознал сходство девушки с ее отцом, которое сейчас, когда он заглянул в ее невеселые глаза, казалось вполне очевидным.

– Привет, Аза.

– И вам привет, капитан. – Девушка протянула Дмитрию конверт. – Здесь адрес, подъезжайте вечером, часикам к восьми.

После чего Аза встала и, не сказав более ни слова, покинула «Радугу».

И Дмитрий не пошел вслед за ней: он ради своего будущего счастья уже заранее согласился играть по чужим правилам.

Капитан доехал по Рублевскому шоссе до зеленого деревянного двухэтажного особняка, как было указано в конверте, который ему передала девушка.

Нажал на кнопку электрического звонка.

Дверь открыла сама Аза.

– Пойдемте, капитан, вас ждут.

Они прошли по лестнице на второй этаж.

В комнате, хаотично заваленной книгами, странного вида приборами и вообще всяческой чертовщиной, среди которой был даже муляж человеческого скелета, за большим письменным столом сидел профессор Круг и что-то писал.

– Я рад вас видеть, Дмитрий, – сказал он, не оборачиваясь, – простите, но мне надо обязательно написать еще несколько строк. Аза, ты можешь идти.

Не успел капитан толком осмотреться, как профессор отложил перо, встал, подошел к нему и протянул руку для приветствия.

И Бороздин, пожимая ее, вдруг понял, что все его вчерашние вечерние и сегодняшние утренние философствования об отсутствии общечеловеческой морали как таковой являлись, по сути, аутотренингом: капитан психологически готовил себя к этой встрече. И по тому, как все-таки дрогнула его душа, Бороздину стало ясно: аутотренинг не сильно ему помог.

– Вы знаете, Дмитрий, – профессор говорил, стоя вплотную к Дмитрию и пристально глядя ему в глаза, – я вообще-то за свою долгую жизнь перепробовал множество профессий, довелось и повоевать, а в ранней юности я работал в цирке шапито. Там и научился кое-каким штучкам. – И в его руке, словно из воздуха, возник пистолет.

Капитан тут же ощупал свою подплечную кобуру – она была пуста.

Видимо, у него был настолько глупый и растерянный вид, что профессор Круг от души расхохотался.

– Не волнуйтесь, Дмитрий: вы все правильно рассчитали. – И Григорий Алексеевич вернул Бороздину его пистолет.

Капитан несколько судорожно стал запихивать оружие в кобуру и уже начал подумывать о том, что его предварительные прогнозы о дальнейшем ходе событий были, пожалуй, излишне оптимистичны.

– Присаживайтесь, Дмитрий. – Круг показал рукой в угол комнаты, где стоял другой стол с напитками и едой.

Бороздин уже успел достаточно переволноваться, чтобы потерять всякий аппетит, но подумал, что глоток коньяка помог бы ему вернуть былую уверенность. К счастью, как раз такой напиток на столе имелся.

– Разрешите небольшой тост, Дмитрий, – произнес профессор, разлив коньяк по рюмкам. – Я хотел бы выпить за ваше семейное счастье.

– Никаких возражений, Григорий Алексеич, – ответил капитан, нисколько не сомневаясь в том, что стоит за словами профессора.

– Теперь вы, конечно, понимаете, что я присел за ваш столик в «Радуге» совсем не случайно – мне необходимо было знать, кто ведет дело моей дочери. Ведь Аза – моя дочь.

– А почему у нее в паспорте записано другое отчество: не Григорьевна, а Хакимовна?

– Верно. Я в свое время повел себя достаточно эгоистично и не женился на матери Азы – Розе. И в отцы к Азе записали первого мужа Розы Хакима. Он в то время официально считался пропавшим без вести, хотя всем в деревне было известно, что его убили в очередной местной разборке, а тело закопали.

– А откуда вы узнали, что именно я веду дело Азы?

Круг слегка поморщился:

– Дмитрий, я отвечу на все ваши вопросы, кроме тех, где будут фигурировать люди, которые мне помогали. Но на самом деле всю нужную мне информацию я получал очень просто: я говорил волшебное слово и протягивал вот это. – Профессор вытащил из портмоне и покрутил у носа сыщика стодолларовую купюру.

– А по-моему, вы исчерпывающе ответили на мой вопрос, – улыбнулся Бороздин, постепенно беря себя в руки.

Раздвинул губы в улыбке и профессор:

– Вы мне сразу понравились, Дмитрий, и ни разу не заставили меня разочароваться в вас. Надеюсь, вы понимаете, что именно поэтому и сидите сейчас в моем доме. А теперь перейдем к главному. Вон там, – он кивнул на стоящий рядом журнальный столик, на котором лежало два бумажных пакета, – описаны и нотариально оформлены все мои действия прошедших двух недель и даже то, что я думаю сделать в ближайшем будущем. Я полагаю, это избавит вас, Дмитрий, от разных неприятных вопросов со стороны ваших коллег. Я, впрочем, уверен, что вы и сами о многом догадались, если вообще не обо всем. Но у вас, конечно, есть ко мне вопросы. Так задавайте их, не стесняйтесь.

Дмитрию действительно казалось, что он догадался обо всем. Кроме того, Бороздин считал, что как раз сам профессор об этом не догадался. А если догадается? Даже страшно о том подумать…

Значит, вопросы действительно следует задавать, хотя ответы на них, как представлялось капитану, он знал заранее.

– Спасибо, профессор. Хотелось бы, конечно, кое-что уточнить. Я так понимаю, что Аза после инцидента в Филевском парке попросила вас укрыть ее. Верно?

Круг печально покачал головой:

– Совершенно верно, Дмитрий. Как вы, надеюсь, сами понимаете, моя дочь – не убийца, она стала жертвой заговора.

– Заговора? Любопытно. Так кто же все-таки убил Карнаухова и Малахову?

– Если вас интересует конкретный убийца, то это Николай Полуяров.

– Человек Со Шнурком? – На лице капитана отразилось изумление.

Круг усмехнулся:

– Якобы Человек Со Шнурком. К этому маньяку Полуяров не имеет никакого отношения. Кстати, уже после его гибели было совершено очередное нападение на женщину с целью ее удушения. Это произошло в Филевском парке, о чем вы хорошо должны знать.

В последней фразе профессора проскользнула нотка раздражения, и капитан решил впредь более аккуратно вести разговор. И на секунду нельзя забывать, с кем он имеет дело!

– А кто же конкретно составил заговор против вашей дочери и с какой целью?

– Цель заговора – получение наследства Карнаухова Людмилой Силкиной, сотрудницей «Монмартра». Как вы понимаете, жертвой здесь должна была стать не только моя дочь, но и сам Карнаухов, а также его дети: Гена, Люба и Галя. Силкину поддерживали в этих преступных намерениях ее любовник Федор Малков, а также сотрудник отдела сбыта Эдуард Хромов.

– Каким же образом им удалось провести такую сложную комбинацию с Азой? Ведь все выглядело так, что именно ваша дочь убила мужа с любовницей.

– Между прочим, Малахова и Карнаухов любовниками как раз и не были, ведь Костя очень любил мою дочь.

– Вы меня просто изумляете, Григорий Алексеич. Я уже вообще перестаю что-либо понимать, – сказал капитан с расстроенным видом.

– Ну что ж, видимо, стоит начать всю историю сначала. Чтобы настроить Азу против своего мужа, Эдуард Хромов из нескольких фотографий делает фотомонтаж, где Константин Карнаухов якобы совершает развратные действия с Анной Малаховой.

– А где сейчас этот фотомонтаж? – решился Бороздин перебить профессора.

– Аза его уничтожила, он слишком раздражал мою дочь.

– Я ее хорошо понимаю.

Причем этот фотомонтаж он преподнес ей не в приватном порядке, а публично, при всем отделе, и все заинтересованные стороны – Хромов, Силкина – стали подзуживать мою дочь: мол, кавказская женщина такие вещи спускать не должна. Но на самом деле они не слишком верили, что Аза решится на убийство, и разработали совсем другой основной вариант.

Здесь Круг сделал глоток коньяка и надолго замолчал.

У Бороздина создалось впечатление, что тот вообще забыл о предмете разговора, и капитан осторожно спросил:

– Какой?

– А?.. – встрепенулся Круг, словно его разбудили.

– Какой основной вариант разработали заговорщики?

Профессор взглянул на Дмитрия сердитыми глазами:

– Обо всем этом вы и сами могли бы догадаться. Нуда ладно… Азу купил Малков. Он предложил ей сказать мужу, что она едет в двухдневную командировку, а на самом деле ночью вернуться домой и накрыть любовников с поличным. Убивать, мол, никого не следует, но надо их застукать в воспитательных целях. И Аза купилась на эту провокацию!

– Но вы говорили, что Малахова и Карнаухов любовниками не были. Как же они оказались ночью вместе в одной квартире?

Это входило в часть дьявольского плана Малкова, Хромова и Силкиной. Дело в том, что Эдик Хромов умел имитировать любые голоса. Штука эта вообще-то нехитрая, я и сам владею такой техникой. А между фирмами «Монмартр» и «Этель» были очень близкие отношения. Оба коллектива знали друг о друге немало. В «Монмартре» было, например, хорошо известно, что Малахова просто сохнет по Карнаухову, но понимания у того не находит. И вот Хромов звонит Малаховой домой и голосом Карнаухова приглашает к нему в гости на ночь. Жена, мол, в командировке. Обалдевшая от нежданного счастья Анна мчится к Карнаухову на свою погибель. Тут мы только можем попытаться воссоздать ситуацию, которая между ними возникла. Обращаю ваше внимание на то, что девушка так и осталась одетой. Вероятно, Карнаухов предположил, что Анну жестоко разыграли, и, чтобы слегка успокоить ее, предложил Малаховой кофе. Вот и все. Спермы, как вам известно, в теле девушки не нашли.

– И тем не менее – Аза пришла домой с пистолетом, из которого и были застрелены Карнаухов и Малахова…

Не было у Азы никакого пистолета! – разъярился профессор и хлопнул кулаком по столу так, что опрокинулись обе недопитые рюмки с коньяком. Факт разлитого коньяка неожиданно сыграл для Круга успокоительную роль. – Извините меня, Дима, – примирительно сказал он, – но последние дни были у меня очень нервными.

– Я вас хорошо понимаю, профессор.

– Так вот, кавказские девушки очень редко применяют огнестрельное оружие, но их с детства учат владеть кинжалом.

– Каким же образом у Азы оказался этот пистолет?

– Полуяров ждал, когда Аза появится во дворе. После чего он ворвался в квартиру Карнаухова – ключи, видимо, были ранее изъяты из сумочки Азы и по ним сделаны дубликаты – и расстрелял Костю и Аню. После чего стер свои следы от ботинок какой-нибудь тряпкой и, естественно, стер отпечатки пальцев с пистолета, прежде чем бросил его тут же, в квартире.

– Почему же Аза, войдя в квартиру и увидев два трупа, не вызвала милицию?

А милицию уже вызвал Хромов, едва Аза захлопнула за собой квартирную дверь. Она, услышав звуки милицейской сирены, сразу поняла, что ее подставили, причем фундаментально, и открутиться будет просто невозможно. Кроме того, Аза считала, что убийца где-то рядом и, возможно, ей придется защищать свою жизнь – между прочим, так все в ближайшем будущем и произошло, – потому она и подобрала с пола полуяровский пистолет.

– Понятно. А сам Полуяров стоял на страховке в глубине Филевского парка. Если бы Азу не взяла милиция, он бы должен был придушить ее, кося под Человека Со Шнурком. Но ему крупно не повезло: Аза застрелила его из того самого пистолета, который он оставил в квартире Карнаухова. – Бороздин произнес все это с видимым водушевлением.

– Ну вот, – развел руками профессор, – вы сами обо всем догадались.

– И тогда вы решили мстить…

– Когда я убедился, что фотографии ненастоящие, то сначала захотел просто во всем разобраться. Я пришел к Хромову домой, и он под дулом пистолета все мне рассказал. Тогда я и решил уничтожить всех троих. Так принято на Кавказе, а у меня именно кавказское воспитание.

– А кто же и за что убил бедную Ольгу Агапову?

Малков! Пока стерва Силкина сторожила пустую палату, он явился к девушке и расправился с ней. Между прочим, Малков – бывший десантник. А запаниковал на предмет Агаповой Хромов. Девушка кое-что знала о заговоре этой троицы, и у нее, возможно, возникло намерение разоблачить всю эту сволочь.

– А тройное убийство в Воронцове?

– Тоже дело рук Малкова. Он, кстати, к тому времени уже выписался из больницы и пребывал якобы у каких-то своих знакомых. Но в конце концов и я добрался до него.

– Ну а те два парня в Раменках?.. – спросил капитан, невольно отводя взгляд от маньяка.

– По-моему, Дмитрий, вы все поняли из моей лекции. Когда выяснилось, что в современных условиях человек остался один на один со смертью, то я предположил, что роль древних, первобытных родов могут играть субсоциумы. Но оказалось, что я ошибся: и футбольный фанат, и рокер не смогли умереть достойно, так, как это делалось в глубокой древности.

– Выходит, человек так и остался один на один со смертью?

– Есть все же выход: следует хотя бы частично деиндивидуализировать свое сознание. Полюбить хотя бы одного человека как самого себя.

– И вы для себя нашли такого человека?

– Да, это – моя дочь, Аза.

– А почему вы все время использовали пистолет своей дочери, вы же ее фактически подставляли?

– У меня в принципе был американский «магнум» сорок пятого калибра, но к нему уже не имелось патронов, а достать именно такие, причем немедленно, оказалось не так просто. Но дело было еще и в том, что я хотел сбить с толку следствие. Я бы даже сказал: захотел поиграть с ним. А моя дочь, я был уверен, впоследствии будет очищена от всех подозрений и обвинений.

– А почему вы именно Азу отправили на рынок за патронами? Тоже хотели поиграть со следствием?

– Можно сказать и так. Но вообще-то мне самому появляться на том рынке было не с руки. Тамошние торговцы оружием знают меня – я уже покупал ранее их товар для тестирования двух экстремалов…

– Тестирования двух экстремалов? – Бороздин невольно повторил за профессором эту вроде бы невинную фразу, в душе ужасаясь ее смыслу.

Ну да. Чему вы удивляетесь, Дмитрий? Ведь экстремалы тоже вращаются в своем субсоциуме, я бы даже сказал: в нескольких субсоциумах. Один из этих двоих принадлежал к сообществу скейтбордеров, тех, что спускаются с заснеженных горных круч по целине. Другой увлекался рафтингом, то есть сплавом по горным рекам. Они тоже не выдержали испытаний, но я, кстати, проводил их не в Раменках и от примененного при этом оружия сразу избавился. А что же вы ничего не едите, Дмитрий? – Профессор пододвинул к капитану тарелку с кусками белой рыбы. – Да, мы несколько отвлеклись. Так вот, мне до определенного времени не стоило показываться на оружейном рынке, тем более что, как я узнал, теперь он наводнен милицейскими осведомителями. Азу же все равно должны были объявить в розыск, но, по моим расчетам, несколько позже, и в тот момент ей немедленный арест не угрожал. И тем не менее я страховал ее, находясь неподалеку, да и вообще дал подробные инструкции. – Тут Круг сделал паузу и внимательно взглянул в глаза капитану. – Вы, надеюсь, понимаете, Дмитрий, что я использовал свою дочь лишь для покупки патронов? Она вообще ничего не знала и до сих пор не знает о том, что я принял решение отомстить ее врагам и это решение осуществил.

Бороздин кивнул и задал главный свой вопрос:

– И что же мы теперь будем делать, Григорий Алексеич?

– Берите в жены мою дочь – вы будете счастливы с нею. А ее невиновность доказывают не только мои показания. Бывший директор «Монмартра» Борис Ардов был своего рода шпиономаном и держал во всех отделах фирмы подслушивающую аппаратуру. Потому он много знает об этом заговоре. Его показания также заверены нотариально, они находятся в другом пакете. – Он вновь кивнул в сторону маленького журнального столика. – Конечно, Ардов сейчас в Израиле и в принципе может от них отказаться, но я вчера звонил ему в Хайфу, намекнув, что знаю, где он живет и где живет его старшая дочь, оставшаяся в России. Он меня хорошо понял и сказал, что при необходимости обязательно подтвердит свои прежние, нотариально заверенные показания.

– А с вами как быть, Григорий Алексеич? – осторожно спросил капитан, в глубине души безмерно надеясь, что профессор Круг принял нужное решение.

Я закончил свой эксперимент и, надеюсь, устроил жизнь моей дочери. Вы ведь любите ее, верно, Дмитрий? Когда Аза стояла у окна «Радуги» и вы смотрели на нее, я наблюдал за вами. Вы любите ее – я не мог ошибиться!

– Вы правы, профессор. – Тут Бороздину не было нужды лукавить.

– Тогда вскройте ближайший к вам пакет и прочитайте последний абзац.

Капитан повиновался.

– Так вы нотариально заверили будущее самоубийство?! – вскричал он в искреннем изумлении.

– Как видите, Дмитрий. – И Григорий Алексеевич Круг достал из кармана пистолет. – Азе же я сказал, что смертельно болен и дни мои сочтены, так что лучше избавить себя от кошмарных физических страданий.

Бороздин заерзал на стуле, не представляя, что предпринять. Он как раз рассчитывал именно на такой исход, понимая: это единственно реальный выход для всех троих, оказавшихся, мягко говоря, в непростой ситуации. Но то, что самоубийство произойдет прямо на его глазах, Бороздин представить себе не мог, и ему вдруг стало по-настоящему страшно.

– А все ли было в действительности так, как вы мне рассказали, Григорий Алексеич? – почти закричал Бороздин.

Капитана не слишком интересовал ответ на этот вопрос, но он хотел оттянуть время, вовлечь профессора в дискуссию, дабы избежать кошмарного зрелища.

– А так ли это важно, Дима? Главное, чтобы вы любили друг друга и продолжали свой и мой Род. Я благословляю вас!

Профессор Круг сунул пистолет себе в рот и нажал на спуск.

Глава девятая

Версия Дмитрия Бороздина

Некоторое время капитан молча сидел на стуле, потрясенный произошедшим на его глазах самоубийством. Наконец ясность мысли вернулась к нему и восстановилась способность рационально рассуждать.

Он пришел к выводу, что дело обстояло все же несколько иначе, чем в изложении профессора Круга.

Конечно, Григорий Круг не был ординарным маньяком. Он страдал весьма своеобразной болезнью – боялся «быть со смертью один на один». Причем Круг полагал, что и все остальное человечество имеет ту же проблему и испытывает те же чувства, поскольку без идеи Вечной Жизни существовать не может – хотя бы чисто психологически.

Как же оно эту проблему решает? – задавался доктор философских наук главным для себя жизненным вопросом. Если в глазах человечества Род перестал быть носителем функции Бессмертия, то что пришло ему. Роду, на смену? Какой современный социальный институт? И нельзя ли в этот институт «вписаться» и Григорию Алексеевичу Кругу?

Религию с ее загробным миром и бессмертной душой он отмел, видимо, очень быстро. Все эти религиозные гипотезы были основаны только на вере и не имели никакой доказательной базы, потому как ученый Круг не мог принимать их всерьез. Так же, полагал он, поступало и практически все остальное разумное человечество.

Наверное, Григорий Круг очень долго находился в интеллектуальном поиске, причем совершенно безрезультатном, и тут его взор обратился к сообществам по интересам, или клубам, которые он называл субсоциумами.

Появление и повсеместное распространение всяческих формальных и неформальных клубов стало очевидной общемировой тенденцией, и профессор гипотетически предположил, что они пришли на замену бессмертному Роду.

И действительно, разве поведение футбольных фанатов на стадионах и вне его не наводит на мысль, что они готовы отдать жизнь за любимую команду? Как поется в песне, «команду, без которой мне не жить»?

А разве экстремалы, сбиваясь в свои клубные стаи, не рискуют постоянно собственной жизнью, часто и теряя ее на горных склонах, бурных реках или в прыжках с парашютом с городских небоскребов?

Однако являясь ученым, Круг понимал, что всякая идея требует экспериментального подтверждения. Как явствует из его слов, профессор взялся поначалу за экстремалов.

Бороздин не вполне ясно представлял себе методику исследований социолога Круга. Но очевидно, что он поставил экстремалов перед лицом вполне реальной смерти, и это их устрашило. Готовность к смертельному риску на глазах своих товарищей, членов своего субсоциума, как показало «тестирование», совсем не отменяла боязнь Смерти как таковой.

Убивал же их потом профессор просто потому, что подопытные могли доставить ему впоследствии серьезные неприятности – или обратившись в милицию, или каким-либо образом лично отомстив своему мучителю. В результате эксперимент мог остаться незавершенным, что для настоящего ученого, каким, безусловно, являлся профессор Круг, стало бы катастрофой. И такого исхода он допустить не имел права.

Моральная сторона его опытов, или, если посмотреть на них другими глазами, убийств, не слишком волновала Григория Круга – точнее было бы сказать, не заботила его вообще. У него на это имелось по крайней мере три причины.

Во-первых, научную истину, научный результат он, как и большинство великих ученых умов, ставил выше одноразовой человеческой жизни. Жизнь – коротка, а наука – вечна!

Во-вторых, религиозные нормы, на которых изначально строилась современная общественная мораль, он не принимал в принципе: заповедь «не убий!» нарушали в той или иной степени все государства, да и сама религия не являлась для Круга моральным авторитетом.

А в-третьих, он был родом из таких краев, где жизнь человеческую никогда не рассматривали как высшую ценность.

Уже после эксперимента с экстремалами Круг понял, что со своей идеей субсоциумов, заменяющих бессмертный Род, он потерпел полный крах и теперь остался у разбитого корыта – больше в мире не существовало ничего такого, что могло бы претендовать на роль носителя Вечной Жизни.

По-видимому, Григорий Круг испытал тогда те же чувства, что и описанный им гений из первобытного племени, который первым из людей вдруг обнаружил, что он – смертен.

И тут Григорию Алексеевичу позвонила его дочь. Позвонила впервые в жизни и сообщила, что она попала в беду и ей не к кому обратиться за помощью.

Будучи человеком кавказского менталитета со всеми достоинствами и недостатками, которые к нему прилагаются, Григорий Круг всю жизнь относился к своей дочери довольно пренебрежительно – просто потому, что она являлась женщиной. Но тут он решительно встал на ее защиту.

И вот до сего момента версии профессора и старшего оперуполномоченного шли одной дорогой, но здесь, на этом перекрестке, разошлись.

На самом деле дальнейшая картина событий, с точки зрения капитана Бороздина, выглядела так.

Аза пришла к отцу и рассказала о совершенных ею убийствах. То, что Карнаухов со своей любовницей погибли именно от ее руки, не вызывало сомнений у капитана изначально, но ошеломляющая внешность Азы буквально помутила его разум, а последующая цепь загадочных и бесцельных с виду убийств надолго сбила с толку Дмитрия. Как, впрочем, и всех остальных сыскарей…

Григорий Круг, выслушав Азу, решил: дочь надо спасать. Но Бороздин практически не сомневался, что он пошел на это не из-за внезапно прорезавшейся отцовской любви, а как бы по идейным соображениям.

Внезапное появление его дочери инициировало у профессора Круга рождение новой спасительной концепции – если носителей Вечной Жизни в современном мире не существует, то следует вернуть Роду его функцию Бессмертия.

И это ведь совсем нетрудно: задача-то – чисто психологическая! Надо лишь проделать ту же мыслительную операцию, что и неведомый гений из первобытного племени, но только в обратном порядке. Тот пришел к пессимистической формуле: хотя Род будет жить вечно, но зато Я умру. Перевернув ее, Григорий Круг получил совершенно оптимистический постулат: хотя Я умру, но зато Род будет жить вечно!

Но Род персонифицировался у Григория Круга только в лице его дочери – по-видимому, других близких родственников у него не было. А значит, Азу следовало спасать.

Самый простой выход – спрятать дочь где-нибудь на родном Кавказе – был, видимо, отвергнут самой Азой. Молодая женщина уже не представляла себе никакой другой жизни, кроме столичной, а нелегальное существование в краю, где не прекращалась война и связанная с пей разруха, представлялось ей настоящим кошмаром. Да и не только представлялось – скорее всего и стало бы таковым.

Впрочем, Бороздин не исключал, что Круг, оторвавшийся от своих кавказских корней, и не мог найти на родине надежного убежища для дочери.

Так или иначе, профессор принял следующее решение: Аза останется в Москве, но он сделает так, чтобы дочь не была обвинена в умышленном убийстве. Ведь она могла получить большой срок. А как кормят за решеткой и что там вообще происходит, известно очень хорошо: можно потерять не только здоровье вместе с репродуктивной функцией, но и саму жизнь. И в результате Род прервется…

И вот, чтобы спасти свою дочь от тюремного заключения, профессор Круг придумал и осуществил чудовищный, с точки зрения классической морали, по замыслу и исполнению план.

Вероятно, он задал Азе массу вопросов, пытаясь за что-либо «зацепиться». И, видимо, ключом ко всему плану стала ее информация о том, что сотрудница «Монмартра» Людмила Силкина является родственницей убитого Константина Карнаухова.

И тогда болезненный гений профессора родил идею «заговора», о котором Круг рассказал Дмитрию столь подробно и эмоционально.

В сущности, почти все последующие убийства, которые он совершил ножом и пистолетом, преследовали две цели: а) чтобы идея заговора выглядела достаточно натурально, чему способствовала ликвидация наследников Константина Карнаухова; б) чтобы некому было эту идею заговора опровергнуть, в результате чего оказались лишены жизни Малков, Хромов, Силкина и Агапова. Убийство последней Круг, вероятно, считал одним из самых удачных ходов в своей дьявольской партии, поскольку оно несло двойную нагрузку – в плане профессора Ольга Агапова проходила как потенциальная предательница заговора, что придавало тому еще большую достоверность.

Ликвидация Григорием Кругом прямых наследников Константина Карнаухова приносила, впрочем, и еще кое-какие дивиденды: Азе, если бы замысел ученого принес задуманный результат, доставалось все богатство мужа. Но Бороздину казалось, что доктор философских наук не держал эту мысль в голове – он был не тем человеком, который убивает из-за денег.

Свой план Круг продумал основательно, корректируя его, однако, по ходу дела. Федора Малкова, которого он «назначил» убийцей Ольги Агаповой, дочерей и бывшей жены Константина Карнаухова, профессор не трогал до последнего: ликвидировал его как «заговорщика», лишь когда выяснилось, что Гена Карнаухов исчез. А значит, убить парня, списав это преступление на Малкова, невозможно.

Бороздин припомнил, что Федор Малков после выписки из «Склифа» сразу куда-то пропал – пребывал, по информации Силкиной, у каких-то родственников. Может, он к ним и собирался податься, но вряд ли туда добрался: скорее всего, был похищен Кругом и содержался взаперти, вероятнее всего, в подвале этого дома. Такой ход давал профессору возможность совершать приписываемые им Малкову убийства, не опасаясь, что у сотрудника фирмы «Монмартр» окажется на эти часы алиби, которое впоследствии может установить официальное следствие. В нужное время начальник отдела сбыта был отвезен по месту жительства и уже там застрелен «из мести».

Как добросовестный ученый, позаботился профессор и о том, чтобы довести свой научный эксперимент до конца, «протестировав» представителей еще двух субсоциумов, хотя уже не сомневался в его исходе. Но с методической точки зрения останавливаться на полпути, про-.

ведя недостаточное количество тестов, было недопустимо, ведь тогда научный результат его испытаний коллеги Круга могли счесть не вполне достоверным. А он проводил свои опыты не только для себя, но и для всей научной общественности. Бороздин предположил: когда он приехал сюда, профессор за своим письменным столом как раз заканчивал отчет об эксперименте с субсоциумами.

И эксперимент этот в принципе оказался успешен, поскольку отрицательный результат – тоже результат. Хотя родственников и близких двух безымянных экстремалов, а также спартаковского фэна и рокера, застреленных в Раменках, вряд ли успокоит тот факт, что они погибли во имя науки.

Могли Григорий Круг совершить все эти убийства чисто физически?

В принципе да. Видно было, что Круг, несмотря на предпенсионный возраст, – достаточно крепкий мужчина.

Вполне также очевидно, что он как кавказский человек владел основными видами личного оружия – ножом и пистолетом. И в молодости на своей малой родине Григорию Кругу наверняка приходилось частенько пускать их в ход.

Кроме того, все убийства по «делу Арзаевой»

рассредоточены во времени, а значит, могли быть совершены одним лицом.

Хотя все же следует признать, что преступнику пришлось нелегко – работы за короткий срок выдалось очень много.

Но если «заговор» был продуман заранее, то мысль пристроить замуж дочь возникла, естественно, спонтанно. То есть сама эта мысль, конечно, витала в воздухе, но не имелось подходящего жениха.

Надо отдать должное профессору: он выбрал Дмитрия уже после двух встреч с ним, поскольку Аза явилась на «смотрины» к витрине «Радуги» уже на третий совместный обед капитана с Григорием Кругом! А ведь не прогадал с кандидатурой социолог…

Самоубийство изначально входило в его план по спасению дочери, но, видимо, только после «смотрин», когда Круг понял, что Аза плотно зацепила Дмитрия, он окончательно определился с уходом из мира сего. Он уже так судорожно не цеплялся за свое бренное существование и не боялся смерти: у него появилась Вечная Жизнь в лице собственной дочери и ее будущих детей, а значит, и в лице Дмитрия как их предполагаемого отца – тоже.

Но это – идейная сторона вопроса. С практической точки зрения он, безусловно, рассчитывал, что его самоубийство поможет дочери в неизбежном разбирательстве с органами правопорядка. Ей надо будет только строго повторять его версию, которую более некому опровергнуть – все, кто надо, убиты. А если бы он остался жить, то был бы не только навечно упрятан за решетку или в дурдом – следствие к тому же могло поймать их с Азой на противоречиях в показаниях. А такие противоречия просто неизбежны, когда два лица излагают слишком сложную и не соответствующую действительности историю. Когда же в поле зрения профессора попал капитан милиции Бороздин, влюбленный в его дочь, Круг окончательно успокоился: он понял, что после его ухода из жизни Аза без защиты не останется…

Круг дополнительно подстраховался, оформив через нотариальную контору поддерживавшие его версию свидетельства Ардова, которые тот давал, естественно, под дулом пистолета и из-за боязни за жизнь своей дочери. Но эту акцию профессор затеял, видимо, напрасно: когда бывший директор фирмы «Монмартр» узнает, что Круг погиб, лгать ему не будет никакого смысла.

С другой стороны, бывшему директору «Монмартра» профессор мог намекнуть, что у него есть сообщники…

Итак, Дмитрий не поверил профессору Кругу, выдвинув собственную трактовку криминальных событий, объединенных в одно понятие – «дело Арзаевой».

Но можно ли не умозрительно, как сейчас это делает он, капитан Бороздин, опровергнуть версию Григория Круга, а с фактами в руках? Ведь все «заговорщики» уничтожены.

Другие же аргументы, приведенные пофессором в пользу своей версии, ничего, в сущности, не доказывают и не опровергают. К примеру, если Хромов и умел имитировать чужие голоса, то совсем не обязательно использовал этот свой дар, чтобы ввести в заблуждение Анну Малахову. А отсутствие в ее теле спермы в ту ночь может быть объяснено по-всякому: и версией профессора, и тем, что любовники, уже достаточно пресыщенные друг другом, еще просто не начинали заниматься в ту ночь сексом. Да и секс бывает разный…

Что же выходит: умозрительная версия Григория Круга против столь же умозрительной версии Дмитрия Бороздина? Только и всего?

Но капитан был уверен, что фактическое доказательство правоты его позиции существует.

Доказательство, которое можно назвать решающим.

Доказательство того, что никакого заговора не было, а имелся только зловещий план профессора Круга, который он проводил в жизнь железом и кровью.

В том, что данное доказательство существует в принципе, капитан не сомневался еще до вчерашней встречи с Ириной Птицыной, которой человек, сидящий за одним столом с Дмитрием в кафе «Радуга», показался смутно знакомым. А когда Бороздин выяснил, кто она такая, это доказательство приобрело совершенно конкретный характер.

Капитан подошел к трупу и оголил его правое плечо, и точно – на нем был след от недавнего пулевого ранения! Сотрудница охранного предприятия Ирина Птицына действительно попала из пистолета в некоего душителя, который напал на нее в Филевском парке. Григорий Круг тогда изображал из себя Человека Со Шнурком, которым на самом деле являлся убитый Азой Николай Полуяров. Но профессор хотел избавить уже мертвого Полуянова от «функции» маньяка, он нужен был Кругу в качестве киллера, поджидавшего его дочь в Филевском парке.

У человека, напавшего на Ирину Птицыну, как утверждал хорошо информированный журналист Шумский, была очень редкая группа крови: «один случай на тысячу человек», и Дмитрий ничуть не сомневался, что у Григория Круга группа крови – точно такая же.

Попутно выяснилась и причина неожиданного заболевания профессора – оно началось сразу после ранения душителя в Филевском парке.

И тут, когда вроде бы все встало на свои места, мозг капитана Бороздина будто опалила еще одна неожиданная мысль.

Но такая ли уж она неожиданная? Не скрывал ли Дмитрий ее сам от себя?

Ведь изначально он предполагал, что убийства сотрудников «Монмартра» и наследников Карнаухова, а также двух парней в Раменках хотя и можно, но все же трудно было совершить одному человеку за такой довольно короткий срок.

И главное – как удавалось Григорию Кругу столь легко подбираться к своим жертвам? Женщине это сделать было бы гораздо проще. Особенно если женщина жертве знакома… Например, осуществить похищение Малкова было бы совсем легко.

Да и в принципе нет никаких причин утверждать, что дочь профессора стояла в стороне и не участвовала в осуществлении дьявольского плана своего отца.

А рука у такой не дрогнет. Тем более она уже совершенно точно застрелила из пистолета трех человек, а кавказские девушки к тому же хорошо владеют холодным оружием…

Сзади скрипнула дверь. На пороге комнаты стояла Аза Арзаева, дочь маньяка, – безумно прекрасная и, возможно, не менее безумная, чем ее отец…

Вместо эпилога

Я вошла в комнату и увидела, что папа уже мертв. Он застрелился, как и собирался это сделать. Я подошла к нему и прикрыла его веки.

Потом повернулась к капитану и сказала так же просто, как мне когда-то Костя:

– Возьмите меня в жены. Точно говорю, не пожалеете.

И что же он мне ответил? Так же просто, как я когда-то Косте:

– Я, пожалуй, так и поступлю.

И неужели мне можно было ответить иначе?!