- А оружие как упрятал! - вставил другой. - Нас к милосердию христианскому призывал. Да с этими ружьями бандиты реки крови проливают православной, а ты им помогаешь. Убивец!..
      - Никита! - обратился Андрей к другу, когда они уже ехали обратно. Как это ты сразу так уверенно к тому склепу нас повел?
      - Я как спустился - глянул на пол. На нем песочек чистенький веничком разглажен. Понимаешь - не подметали просто, а аккуратно так водили. Ну, вроде как в сказках лисичка хвостом след свой заметает. До самой стенки склепа этот замет и виднелся. А в стене той - две щели едва заметные. Потом в склепе тот же веничек к гробу дорожку проложил. В общем, заметать-то заметал хвостом этот лис, - он кивнул на сидевшего в глубине грузовика отца Константина, - да куда ему против наших охотников...
      * * *
      Где-то вдалеке желтый свет, а от него вокруг - бегающие тени. Это бандиты, он точно знает, охотятся за ним, хотят убить, убить, как Таню. Нет, он им не дастся, будет стрелять!.. Как тяжело!.. Почему нет выстрела? Его уже схватили... Конец, пропал!.. Кто-то сильно сжал его голову - хочет оторвать, другой колотит в грудь...
      - Проснешься ты или водой тебя облить?
      Он открыл глаза. Младший брат Лешка изо всех сил трясет его, силясь разбудить.
      - Ф-фу, наконец-то! Ну и спать здоров! Уже девять, самовар стынет, и тебе бумажку какую-то срочно принесли.
      - Дай-ка сюда...
      "Товарищ Ромашов, просим сегодня срочно явиться к 10 утра в губкомол, к заведующему агитпропом. Ваша явка обязательна". Прочел еще раз. Что случилось?..
      Не прошло и получаса, как Андрей уже поспешно шагал по улицам. Интересно, почему такой срочный вызов? Раньше никогда не бывало. А тут еще проспал - пришел домой в шесть утра. Пришлось им с Золотухиным еще раз пересмотреть вещи и оружие, изъятые у попа, составлять подробное их описание. Никита до того дотошный, прямо невозможно. Каждую детальку записывает, описывает, чуть ли не рисует. Был бы аппарат - фотографировал бы, наверное. И его заставляет, говорит: строгий учет в пролетарском государстве - главное. А в чекистском деле, мол, без этого и жить как будто даже нельзя.
      А потом допрашивали батюшку. Он уже не запирался - рассказывал, добавлял всякие подробности, называл имена. И при этом все допытывался: "А что мне будет? Не расстреляют, учтут мое чистосердечное признание?" Никита неизменно сурово отвечал: "Трибунал решает, не мы".
      "Как ловко этот поп-контра устроился, - думал Андрей. - Мало того, что при всяком удобном случае хаял Советскую власть, распускал через прихожан злостные слухи, он еще выпытывал у своих старушек всякие сведения". Больше всего из-за него-то их семья и пострадала. Главное, из-за набожности бабки. Уж как только можно будет, Андрей ей все выскажет - и про попа, и про религию. Опиум для народа!
      Про то, где сукна спрятаны, батюшка у бабки на исповеди вызнал, когда старушка грехи дочкины пришла замаливать. Она случайно услышала, как Евдокия Борисовна рассказала мужу. Ну, поп тут же и побежал к своему племяннику Логачеву в контрразведку. Вот как бывает: рыжий-то оказался близким родственником отца Константина!
      И когда Евдокия Борисовна домой при беляках заявилась, поп тоже постарался. Бабка тогда на радостях побежала молебен заказывать. Батюшка помолился господу богу во здравие Евдокии и сразу же отправился в контрразведку: ему племянничек обещал, если поможет, дать сукно. В алтаре его доля была. А оружие он стал прятать уже позже, когда наши пришли. Опять же, по утверждению отца Константина, тут сукно сыграло свою роль. Как-то к нему пришел "крючник". (Он, как поп объяснил, гвардии подполковник царский, чуть ли не главный среди всех офицеров подпольных в Симбирске.) Явился с письмом от племянника и потребовал предоставить подвалы под склад оружия.
      В доме поповском явка была. Оружие доставляли по Волге из Казани, потом переправляли в уезды, в первую очередь в банду Никиты Ухначева.
      Но в последнее время транспортировка оружия почти прекратилась. Попу сказали, чтобы он затих и берег склад. Как видно, готовилось вооруженное восстание в самом городе. Батюшка сообщил несколько адресов, и вчера чекисты почти всю ночь провели в облавах, выловили немало офицерни.
      На вопрос, знает ли он Коренастова, отец Константин категорически ответил: "Нет!" Видно, Филипп Антонович не имел с ним прямого контакта. А ведь попа раскрыли по шифру, найденному в доме гадалки. Интересно, как же это все связано? Золотухин и теперь решил Симочку пока не трогать посмотреть, что из этого выйдет...
      Занятый своими мыслями, Андрей незаметно дошел до губкомола.
      - Заходи, заходи, - сказал высокий паренек в военном, - садись.
      Андрей увидел в комнате Олю Смышляеву и Старцева. Значит, насчет театра... Что-то с пьесой, наверное?
      - Сперва почитай вот это, - завагитпропом протянул ему листок, написанный неровным корявым почерком.
      "В губком РКСМ от беспартийной гражданки Ларисы Шурыгиной, проживающей: ст. Бутырки, дом 19. Прошение. В восемнадцатом году страшная эпидемия сыпняка отняла у меня родителей. Мне всего девятнадцать лет, а я уже узнала все превратности жизни. В прошлом году со мной познакомился молодой человек - Андрей Ромашов. Он мне очень понравился, и мы стали с ним жить как муж и жена, хоть и не венчаны. А через год у меня родился сын. А недавно Андрей потерял у меня записку от женщины Зои. Когда я прочла эту бумажку, то поняла, что он подлый обманщик и хочет бросить меня. И таких людей вы допускаете в комсомол. Судите его сами. К сему Л. Шурыгина".
      - Вот, Ромашов, и та записка, ее приложили к письму, - добавил завагитпропом. - Что скажешь?
      Андрей, ошарашенный, молчал.
      - Значит, говорить нечего? Мы товарищей из ТРАМа пригласили, чтобы помогли нам разобраться. Они тут тебя защищали, а это, оказывается, правда...
      - Брось демагогию разводить! - вдруг крикнул Андрей. - Кто тебе дал право на такие скороспелые выводы? Это же клевета чистейшей воды!
      - Ларису Шурыгину знаешь?
      - Первый раз слышу...
      - И на Бутырках не был у нее?
      - Что за вопрос. Раз не знаю, как же мог быть?
      - Гм, странно... А мы уже решили: тебя исключать надо.
      - Быстро слишком решили. Можно мне письмо это взять?
      - Нет, нет, оно в деле останется. А вы что скажете, товарищи? обратился завагитпропом к Старцеву и Смышляевой.
      - Я же говорила - недоразумение, - вскочила со стула Оля. - Вечно ты со своими бюрократическими замашками: раз есть бумажка, хоть какая, значит, все!
      - Бумажка? А эта записка от какой-то Зои? Как она попала к Шурыгиной? Записка настоящая?
      - Настоящая! - подтвердил Андрей. - Зоя Сазонова мне писала. Ну и что? Я не маленький, чай...
      - Какая такая Сазонова?
      - У нас в ТРАМе занимается, - вмешался Старцев. - Способная девочка. Но ведь она, кажется, невеста, гм, этого - Вадима Борчунова? Как же вы так, Андрюша?
      - Вот видишь, - даже подпрыгнул на стуле завагитпропом, - значит, правду пишет эта, как ее, Лариса: отбиваешь у парня девушку, бабничаешь!..
      - Опять ты скороспелые выводы делаешь! - накинулась на него Оля. Разберись сначала. Мы - близкие друзья Ромашова, знаем его. Что же тут такого? Жених прежний. Ты тут старые времена не восстанавливай! Все это сейчас по доброй воле делается. Понял? Андрей вон Зою от бандитов спас...
      - Спас? Каким образом?
      - Таким самым - отбил! Он же чекист. Ты что, не знаешь?
      - Нет, - ответил завагитпропом, - я ведь здесь недавно, после фронта, не познакомился еще...
      - Вот что, ты мне письмо Шурыгиной отдай все же, - сказал Андрей уже спокойнее. - Я действительно ее не знаю. Очень странно, как к ней попала записка от Зои. Надо разобраться... И зачем ей понадобилось это писать?
      - Не знаю. - Парень задумчиво вертел карандаш. - Может, мы сами проверим... Нельзя доверять проверку такого письма человеку, на которого пишут.
      - Послушайте, вы неправы, людям надо доверять, - встал Старцев. Андрея все хорошо знают, он человек очень порядочный. Через три дня у нас будет премьера пьесы, которую он написал, о революционных событиях в Симбирске. Он главную роль в ней играет, и, кстати, Зоя тоже. Я думаю, письмо ему нужно отдать. По-моему, чекисты его лучше проверят, чем вы.
      - Что ж, давайте попробуем. На тебе, Ромашов, эти бумажки, разберись с ними, а нам сообщи. Постой, постой, я все же позвоню твоему начальству. На всякий случай...
      - Ну и бюрократ же ты! - снова не выдержала Оля.
      * * *
      Андрей возвратился домой после репетиции усталый, но радостный. Завтра, меньше суток осталось, все увидят его пьесу! Его! Неужели он автор, настоящий писатель? И еще - исполнитель главной роли. Сегодня Евгений Александрович последний лоск, как он выражается, наводил. Костюмы уже готовы, декорации тоже, пригласительные билеты разосланы. А художник Колька Свешников с утра большую афишу у входа повесит... А вдруг провал? Жаль, Золотухин где-то в уезде с Крайновым. Его тоже должны были послать на эту операцию, но Лесов освободил - из-за премьеры. Так и сказал: "Ромашова на два дня освободите, у него дело не менее важное пролетарскую культуру утверждать".
      Сон почему-то не приходил. В голове пролетали картины сегодняшней репетиции, слова из роли... А потом вспомнилось имя - Лариса, Лариса Шурыгина...
      Кто она? Зачем написала такое письмо, откуда его знает? Был бы здесь Никита, может, и помог бы. А Лесин, когда он ему доложил об этом, только усмехнулся: "Разбирайся сам, некогда с этой ерундой возиться". Где-то он все-таки слышал имя этой девушки. Где?.. Неожиданно перед глазами всплыла картина: большая комната с подвесной керосиновой лампой над столом, уставленным бутылками и закусками. Пьяный Коренастов, он сам с гитарой, вокруг тесно столпились девушки...
      Он сел на кровати. Вспомнил, наконец-то вспомнил! Девица-то из общины, что у Коренастова на другой половине жила. Зачем же она пишет такое? Погоди, погоди, Андрей Васильевич, ты же чекист... Какую цель преследовало письмо? Верно, подкузьмить, подорвать к тебе доверие. Значит, кто-то в этом заинтересован. Почему? Ты в тот дом ходил - хозяин сбежал... Так, так... Надо бы проверить на месте. Где девица живет? В Бутырках, дом 19, - сама написала. Жаль, Никита в командировке - действовать надо немедленно. Андрей тихо встал, натянул брюки, рубаху, сапоги.
      ...Бесконечный кладбищенский забор наконец-то окончился. Андрею почему-то стало не по себе, и он прибавил шаг. Вдруг впереди послышался лай и визг - бродячие собаки... Неприятная встреча. И зачем было тащиться в эти Бутырки немедленно? Утром, что ли, нельзя? Но что-то подсказывало: правильно. Вот и знакомая Бутырская гора. Покосившиеся ветхие лачуги. Домишки то ныряют в овраги, то взбегают вверх.
      Наконец Андрей ступил на мост через Свиягу. Он вспомнил, как мальчишкой летом вместе с куликовскими ребятами приходил сюда. Счастливая бездумная пора, тогда самым главным казалось удачно прыгнуть, сделать сальто. Как давно это было!.. Он осторожно закурил, сел на перила. Где искать этот дом No 19? Осмотрелся: сереют в предрассветном сумраке дома. Да, поспешил... Где найдешь! Но что это? Вон справа на пригорке огонек. Пойти спросить? Старая покосившаяся пятистенка, из окна слышатся обрывки слов, смех, пьяное пение. Гуляют? Неудобно как-то врываться.
      Обошел дом, заглянул в другое окно, темное, незавешенное, и отпрянул. Через неосвещенную комнату в светлом квадрате двери виднелся кусок стола, а за ним... беседующий с кем-то Коренастов. Сам, собственной персоной. Вот чудеса-то! Андрей непроизвольно оглянулся. Никого не видно, не бережется, значит, Филипп Антонович не боится. Интересно... Подошел к наглухо закрытым воротам с калиткой и скамеечкой рядом. Не залаял бы пес во дворе. Осторожно посмотрел вверх - на жестяный номер, прибитый к воротному столбу. Черт, не видно ничего! Погоди, погоди, ведь, кажется, девятнадцать и есть. Не может быть! Да нет - вон четко видна единица, а вторая - не то восьмерка, не то девятка. Девятка - точно!
      Значит, отсюда пришло письмо. Видимо, Коренастов тех девушек сюда увез и сам тут обитает. Ну что ж, посмотрим. Он взобрался на забор, прислушался. Молчит собака, цепью даже не звякает. А может, и нет ее вовсе? Эх, рискнем! Легко спрыгнул в бурьян, постоял немного и зашагал к полосе света, выбивавшегося из-за наполовину задернутой занавески.
      Ого, да тут настоящий сабантуй! Любит Филипп Антонович выпивки и компанию; видно, и здесь отказать себе в этом не хочет. На столе две четверти, плошки с какой-то едой. Вокруг - знакомые девушки из общины, накрашенные, с серьгами. А с ними человек пять мужчин, бравых, крепких. Что-то таких он на Северном Выгоне у Коренастова не встречал. Ага, вон и Лариса Шурыгина любезничает с каким-то кавалером и не думает даже, о чем писала.
      Один из мужчин встал, поднял стакан и начал что-то говорить, остальные одобрительно кивали, изредка хлопали. Ничего не слышно... Коренастов, видно, совсем не слушает, уставился в стол, опустил голову. Что, невесело, голубчик? Но вот встал, кивнул соседу слева - кряжистому, усатому мужчине и направился к двери. Сюда идет... Андрей спрыгнул с завалинки. Под высоким крыльцом темнел лаз. А если там куры? Шуму будет... В сенях послышались шаги, и Андрей, не раздумывая больше, нырнул под крыльцо.
      - Светать скоро начнет, - сказал Филипп Антонович, усаживаясь на верхнюю ступеньку.
      - Да, - отозвался густым басом его спутник, - дни сейчас самые длинные пойдут. Хорошо...
      - Чего же хорошего? - коротко хохотнул Коренастов ("Видно, пьян", подумал Андрей). - Это когда большевиков не было бы, то хорошо. А сейчас нам ночки нужны подлинней и потемней.
      - Для продскладов - конечно...
      - Вот-вот. А ты, я вижу, Евстигней Архипыч, размяк совсем.
      - Как тебе сказать, Филипп Антонович? Выпил крепко, и приятель ты старый. Вот поговорить-то по душам и охота. Я тебя с какого года знаю? Считай, с 1908-го. Помнишь, тогда тебя к нам в Самарское жандармское управление перевели. Молоденький был, петушок... Но ничего - действовал...
      - Мало, мало мы тогда действовали. Вишь до чего докатились... Да если б я знал, что чем обернется, кровью бы все залил!
      - Ладно, опять на любимого конька сел. Давай-ка лучше о деле. Значит, я сегодня в Ташкент. А вы тут не медлите - займитесь подгорными складами. Знаешь, сколько там большевики хлеба скопили?
      - Хорошо тебе: передал указания центра - и дальше... А мы тут сидеть должны и дрожать, как бы чекисты не прихлопнули. Главное, надежд у нас все меньше да меньше. Вишь, как дела на фронтах оборачиваются... - Коренастов развел руками.
      - Да, плоховато. Но сдаваться еще рано. Я же тебе говорил: союзнички новые займы обещают, оружие, войска. И наше с тобой дело здесь - жечь, взрывать, уничтожать. Вон как Ухначев действует - сколько коммунистов в расход списал!
      - Списать-то списал, а его сейчас тоже поджали, и крепко. Давеча посыльный от него прибегал: просит срочно оружие и патроны. А откуда я возьму? Чекисты захватили наш склад в церкви. Сколько я туда транспортов из Казани перетаскал - все пропало. Главное, дядю моего, ты его знавал когда-то, отца Константина, посадили. Единственный близкий родственник все же оставался...
      - Как единственный, а братец твой? Он же тут где-то орудовал? Евстигней Архипыч поднялся со ступеньки, прошелся по жалобно скрипнувшему крыльцу.
      - Убили брата, кокнули. Но ничего, кое-кто заплатит за смерть Николая...
      - Да-а, льется наша кровушка. Сто очей их за одно наше око, за смерть - тысячу смертей! Знаешь нашу клятву?
      - Все у вас игрушки: клятвы там, подпольные переговоры, субординация, дислокация... Во что же вы играете, господа? Кончать с этим надо! И резать, резать всех - красных и розовых, убивать, вешать, топить, не оглядываться на наших интеллигентских хлюпиков!
      - Подполковник жандармерии Филипп Антонович Логачев, прекратить истерику! Ты что - теряешь голову? Так мы ее быстро поможем снять совсем, понял? Нам слишком нервные не нужны. Докладывайте, как готовы к операции!
      - После ареста отца Константина, - начал хмуро Коренастов, прихватили и нескольких наших. Очевидно, батя раскололся на допросах. Остальных я собрал сюда - дядя не знал, где я обитаю.
      - Сколько их?
      - Со мною шесть осталось...
      - Маловато. На складах охрана солидная.
      - Что поделаешь, постараемся справиться, что-нибудь придумаем... Вон уланский манеж с автомобилями. Мы сначала вообще его трогать не думали. А потом дядя сообщил, что сторож оттуда к нему захаживает, богобоязненный таркой старикан. Ну, мы его с батюшкой и напоили как следует, а потом уговорили: мол, срочно нужна банка бензину. Пока он выпивал, я ключи у него вытащил и сбегал в манеж - все затычки от бочек и пробки от бензобаков в машинах пооткрывал. Старик туда пьяный с цигаркой и попер. Такой фейерверк получился, прелесть...
      - В подгорных складах бензина нет, а охрана военизированная.
      - В том-то и дело, что "военизированная", - всяких туда понабрали. Есть там разводящий один - за четверть самогону мать родную продаст.
      - На какое время наметили?
      - Завтра часов в десять вечера. Самая удобная пора - воскресенье, товарищи гулянье какое-то затеяли на Венце с музыкой, потом пьесу у них там ставят...
      - Слушай, я давно хотел тебя спросить: зачем ты девок этих с собой таскаешь? Один шум от них, внимание привлекают.
      - Опытный ты человек, Евстигней Архипыч, а тут не понимаешь. Шум внимания не привлекает, а, наоборот, отвлекает. Для постороннего глаза община религиозная. Знаешь, сколько их в городе таких развелось? А девки-то у меня вот так в кулаке сидят, все, что скажу, делают. И слушок нужный пустят, и человека завербуют, и связными работают. А потом еще на жизнь и мне и себе зарабатывают. Вот ты бы меня ввек не нашел, если б не Лариска Шурыгина. Я, знаешь, сплоховал: привел сам, какое-то затмение на меня нашло, чекиста в тот дом. Ну, когда узнал - смылся, а Симку оставил на случай, если кто придет. Лариса у меня с ней связь и держит, тебя вот привела. А ты говоришь - зачем?
      - Но ведь опасно сейчас, накануне такой операции, выдать могут...
      - Это я и сам понимаю. Сегодня погуляют еще, а завтра вечером всех их спокойненько так, без шума, в штаб к генералу Духонину, как говорят товарищи, и отправим. Сами после складов уйдем, как договорились...
      - Здесь-то никого для связи не оставляешь?
      - Есть на примете один человек, только колеблется еще. Вот я его заставлю одно дельце провернуть, тогда ему деваться некуда будет. А вообще парень подходящий - комсомолец и в коммунисты пролезть сможет...
      - Не продаст?
      - Не думаю. Но я Симку на всякий случай за ним приставлю наблюдать, тем более он к ней неравнодушен и часто захаживает. А его - за ней. Пусть следят друг за другом.
      - Добро. Давай прощаться, Филипп Антонович, пора мне. Кажется, обо всем переговорили.
      - Наверное. Пойдем, мешок свой возьмешь...
      Когда тяжелые шаги наверху затихли и скрипнула притворенная дверь, Андрей выскочил из-под крыльца. Скорее! Срочно в ЧК за помощью.
      Так вот кто такой, оказывается, Коренастов... Взбудораженные мысли вихрем метались в голове Андрея, когда он, не разбирая дороги, мчался в губчека.
      * * *
      Проводив связного из центра, Коренастов постоял немного на крыльце, с наслаждением сильно затягиваясь папиросой. Задумчиво глядя на все еще светлеющую полоску неба, Филипп Антонович открыл дверь в дом:
      - Лариса, поди-ка сюда!
      - Чего вам? - быстро появилась девушка.
      - Буди своего кавалера и тащи сюда.
      Через несколько минут Лариса вытолкнула на крыльцо бледного, помятого Вадима Борчунова.
      - Многовато самогонки сразу хватаешь, - наставительно сказал Коренастов, - вот и развезло тебя. Ты иди, Лариса, мы немного пройдемся с ним по свежему воздуху... У меня к тебе серьезный разговор, - тихо сказал Филипп Антонович, когда они вышли за ворота на серую безлюдную дорогу. Слушай и на ус мотай. Зойка-то твоя тю-тю...
      - Как это?
      - Да так, с Андрюшкой Ромашовым хороводится, замуж, говорят, за него собирается.
      - Не может этого быть. Я ж ее жених, мы помолвлены. Как она смеет!
      - Вот так и смеет. Теперь Советская власть им все, что хочешь, позволяет. А этот новый ее жених - чекист, власть.
      - Горло ему перегрызу, убью!
      - И в тюрьму попадешь, а то еще расстреляют тебя.
      - Что же делать? - Вадим безвольно опустил голову.
      - Слушать настоящих друзей. Понял? Сделаем так, чтобы этот Ромашов был устранен, а ты здесь будешь ни при чем. Тогда Зойка к тебе сама в руки со всем своим приданым свалится, как яблочко спелое.
      - Каким же образом?
      - Помнишь, ты мне на днях про пьесу рассказывал. Ну, ту, что вы в ТРАМе ставите. Я ведь тебя недаром так подробно о ней расспрашивал. В последнем акте там у вас стрельба открывается. Да? И первый выстрел - по главному герою. Его Ромашов играет, так? Оружие вы просили настоящее в штабе ВОХР, что бы все как в жизни выглядело. Ну что ж, молодцы! Тебе остается только вот эту обойму с боевыми патронами в винтовку тому, кто по Ромашову стреляет, заложить. - Коренастов остановился, вынул из кармана обойму и поднес к самому носу Вадима. - Кто там должен стрелять первым?
      - Колька Мартынов...
      - Ему и подложи незаметно.
      - Как же, Филипп Антонович, а вдруг увидят? Потом, это ж убийство... Я не могу...
      - Ишь запел как, голубчик, интеллигентик сопливый... А Зою свою хочешь сохранить? Да знаешь ли ты, что Андрей к тебе давно подбирается, он был у Симочки, когда ты в том доме пьяный валялся. Думаешь, мне не известно это. И что в мой дом бегаешь да пьянствуешь, он знает... - Увидев полную растерянность Вадима, Коренастов немного смягчился. - Вообще-то чем ты рискуешь? Никто не узнает. Не ты ведь выстрелишь!
      Вадим машинально взял обойму, сунул в карман. В свете нарождающегося утра Коренастов внимательно всмотрелся в лицо парня. Не подведет ли? Как будто решился...
      - Я приду вечером, погляжу на эту пьесу, - сказал он. - Получим с тобой полное удовольствие. А после ты иди прямо к Симке. И я туда попозже загляну, поговорим кое о чем. Но смотри, не вздумай бить отбой. Иначе ты даже представить себе не можешь, что тебя ждет! Пока...
      Коренастов круто повернулся и пошел обратно. Вадим некоторое время растерянно смотрел ему вслед. Вдруг со стороны дома No 19 послышался выстрел, за ним - другой... Филипп Антонович оглянулся на Вадима, махнул рукой и тяжело побежал туда. Не доходя до дома, нырнул в овраг. Осторожно пролез через кустарник на другой склон, выглянул на дорогу. У калитки его дома - грузовой автомобиль, люди с винтовками подсаживают девушек в кузов. Двое в кожанках вытащили мужчину со связанными руками, за ним второго... Облава! Откуда чекисты узнали про этот дом?
      Во дворе вдруг снова начали стрелять, затем раздался взрыв. "Граната", - определил Коренастов. Ярко вспыхнул сарай, языки пламени взметнулись в рассветное небо. В их отблеске стал отчетливо виден высокий парень без фуражки, мелькнули светлые волосы. Андрей Ромашов! Опять он... Через двор провели еще одного человека, он хромал. Значит, двое убиты, остальные арестованы. Вот тебе и поджог складов! Провал полный...
      До этого момента Коренастов как-то бесстрастно фиксировал происходящее. Но тут почти физически, всем телом, почувствовал, осознал, что сам-то избежал опасности. Его даже пронизал озноб. Это же просто чудо, что его там не было, ушел всего на полчаса - и на вот тебе! Он жив, жив, господа товарищи! И еще покажет вам, чего стоит. В первую очередь расправится с этим гаденышем. Да, да, в нем заключен какой-то злой рок для их семьи - сначала брат, потом дядя. Но на Филиппе Логачеве он сломается навсегда, не на того напал! Приходите, господа, на спектакль полюбуйтесь!
      * * *
      Там, где аллеи Нового Венца отделял от Владимирского сада спуск вниз, возвышалось двухэтажное кирпичное здание бывшего Коммерческого клуба. Давно уже убрались отсюда купцы и коммерсанты. Теперь здесь другие хозяева и иное название - Дворец рабочей культуры.
      Сегодня сбоку его входа - большой щит: "...Силами Театра рабочей молодежи Симбгубпрофсовета будет дано представление пьесы симбирского драматурга А. Ромашова "Наша юность". В спектакле принимает участие труппа ТРАМа и красноармейцы подшефной части. Главный режиссер и постановщик Е. А. Старцев. Декорации художника ДРК Н. Свешникова. Играет духовой оркестр 13-й бригады войск ВОХР. Начало в семь часов вечера..."
      Андрей уже, наверное, в пятый раз выбегал из дверей, чтобы почитать эту афишу. И Зою с собой тащил. "Симбирский драматург А. Ромашов"!
      - Смотри, сколько народу идет, - толкнула его в бок Зоя. - Пошли гримироваться.
      - Успеем, дай посмотреть.
      - Товарищи, товарищи, - обратился к ним невысокий старичок с бородкой клинышком - Павел Степанович, помощник режиссера и суфлер. - Что же вы бегаете, я вас ищу везде. Евгений Александрович зовет. Пора переодеваться...
      Зал за занавесом гудел. Андрей поглядел в дырочку - полный. Сердце заколотилось, казалось, ушло куда-то вниз...
      - Идите отсюда, нечего смотреть, - взял его за плечи Старцев, только страх на себя нагоняете. По своему опыту знаю. Давайте первый звонок, Павел Степанович...
      - Успех, Андрюша, это настоящий успех, - быстро говорил, стоя за кулисой, Евгений Александрович после второго акта, когда в зале шумели аплодисменты и трамовцев третий раз вызывали на сцену.
      Андрей только хотел ответить, как на него вихрем налетела Зоя:
      - Какой ты молодец, я люблю тебя! - Она крепко обняла его и поцеловала.
      Смущенный, красный Андрей неловко высвободился, оглянулся. Евгений Александрович улыбается, ребята хлопают в ладоши. Только Вадим стоит в сторонке, не смотрит на них.
      - Товарищи, через двадцать минут - последний акт, прошу всех сюда, громко объявил Старцев. Он оглядел возбужденные лица трамовцев. - Надо закончить на таком же подъеме, как начали. И еще хочу предупредить. По ходу действия - стрельба. Нам одолжили несколько карабинов. У меня всегда душа не спокойна, когда имею дело с настоящим оружием. Правда, патронов нет, стрелять будут за сценой, но очень прошу вас направлять эти ружья куда-нибудь в сторону, не прямо на людей.
      - Павел Степанович, - обратился он к помрежу, - проверьте оружие. Уже осмотрели? Хорошо, тогда прошу на сцену.
      ...Шумит сельская площадь. Кулаки мутят воду, стремясь убедить крестьян не давать хлеба большевикам. Один за другим выходят на трибуну у церкви ораторы.
      "Хватит вам судачить! - кричит один из комбедовцев. - Дайте дорогу уполномоченному губернии".
      Речь уполномоченного то и дело прерывается выкриками из толпы. Особенно усердствует группа в углу. Вдруг на трибуну выскакивает молодая круглолицая женщина. Это разведчица Таня. "Товарищи, тут среди нас офицеры! Они хотят поднять восстание против Советской власти". - "Ты откуда знаешь?" - раздается из толпы. "Сама слышала - была у них. Смотрите, вон стоит наш симбирский помещик, граф Орлов-Давыдов. Его отец драл с вас три шкуры, и сын того же хочет... А вон..." - "Ишь ты! Сейчас я тебя", - злобно шипит один из офицеров, выдергивая из-под чапана обрез. Это замечает товарищ Тани чекист Василий Цветков и успевает заслонить девушку. В тот же момент раздается выстрел, и Василий падает...
      Все происходило в точном соответствии с авторским и режиссерским замыслом. Даже когда Андрей с окровавленным лицом приподнялся на локте и отчаянно крикнул: "Я умираю, товарищи! Меня убили!", публика, восхищенная настоящей игрой, бурно аплодировала. Старцев, стоя сбоку, за кулисами, шептал: "Молодец! Талант, настоящий актер выйдет". И только Коля Мартынов бросил свою винтовку и стоял потрясенный: неужели она и вправду выстрелила? Не может быть! Но ведь была отдача...
      Первой опомнилась Зоя. Она близко видела лицо Андрея. Он же весь в крови, откуда, почему?..
      - Его убили! - вскочила она. - Застрелили по-настоящему!
      - Закрывай занавес! - крикнул Старцев, выбегая вперед.
      Зрители кинулись к сцене и начали на нее карабкаться.
      - Куда! - раскинул руки им навстречу Павел Степанович. - Куда? Нельзя!..
      Лишь спустя полчаса, когда был наконец наведен порядок и окровавленного Андрея в сопровождении матери и Зои увезли на извозчике в больницу, зрители стали расходиться, обсуждая происшедшее. В толпе вместе со всеми медленно, не спеша шествовал пожилой усатый человек в очках. Свернув на боковую пустынную улицу, он вынул портсигар и закурил. К нему тут же подошел высокий, худощавый, в военной фуражке.
      - Ну как, Филипп Антонович?
      - Порядок. Разыщи-ка сейчас там Борчунова, ко мне его приведешь часа через полтора. Я пока тут еще одно дельце проверну.
      - А дальше что?
      - Сидите, ждите меня. Да не бойся ты, никто твою конуру не найдет. Как побеседую с Борчуновым, мы с тобой и отправимся в дорогу. Так что подготовься. - Коренастов махнул рукой и скрылся за углом.
      Так же не спеша добрался он до Куликовки и вышел на Верхнеполевую улицу. Где же тут третий дом от угла? Ага, вон он. И окошко еще светится. Неплохой домик, над парадным причудливый навес, наличники резные. А на улице ни души... Он влез на завалинку, заглянул в окошко. В кухне у лампы старушка, нацепив на нос перевязанные тряпочками очки, читала какую-то толстую книгу, шевеля губами. Видно, бабка ихняя. Библию читает. Как там в священном писании сказано? "Весь твой род погибнет до седьмого колена". Внука изничтожили, теперь ваша очередь...
      Оглянувшись, Коренастов вытащил из кармана бутылку, полил двери и окна, затем подошел к забору - вылил и на него остатки керосина. Потом дернул за ручку проволочного звонка.
      - Кто там? - послышался дребезжащий старческий голос.
      - Мне бы бабушку Андрея Ромашова.
      - А что вам нужно? - спросила из-за двери Аграфена Ивановна.
      - Да вот послали сообщить ей: только что в театре, прямо на сцене, убили ее внука и изувечили дочку...
      Он не докончил. Из-за двери донесся звук упавшей лампы, а затем глухой звук падения на пол чего-то грузного. Чиркнув зажигалкой, Коренастов зажег клочок бумаги и сунул его под дверь. По облитому керосином дереву побежали слабые синеватые огоньки.