Сатаник Айрапетовна уложила меня на своей кровати. Я не сопротивлялась - у меня не было сил.
      Во сне и видела Гариба - на своем бульдозере он прорывался сквозь бушующий поток.
      Утром мы вместе с Сатаник Айрапетовной пошли в больницу. Знакомая сестра еще не сдала дежурства. Лицо у нее было усталое, под глазами тени.
      - Можно видеть главного хирурга?
      - Он на консилиуме. Как раз относительно вашего родственника.
      - А разве ему стало хуже? - Я схватила сестру за руку.
      - Не... знаю, - неопределенно ответила та,
      - Пойдемте к главному врачу, я с ним знакома,- заявила Сатаник Айрапетовна,
      - Не надо, я сама.
      В кабинете главного врача сидело несколько людей в белых халатах, видимо, это и был консилиум.
      Когда я открыла дверь, все замолчали. Главный хирург поднялся мне навстречу:
      - Хорошо, что вы пришли. Понимаете - возникла необходимость ампутировать стопу,
      - Ампутировать?! Почему?
      - Кажется, началась гангрена. И ампутировать незамедлительно, через несколько часов придется отрезать ногу до колена.
      - И он дал согласие?
      - Не дал, - ответил один из врачей. - Но сейчас нельзя считаться с ним-у больного затемнено сознание.
      - У меня сознание не затемнено, но я тоже не согласна на ампутацию! Резать ногу я не дам! Я повезу его в Баку!
      Врачи молчали.
      - Когда вы хотите ехать? - спросил наконец главный врач.
      - Сейчас!
      - На чем?
      - На машине "ГАЗ-69".
      - Я бы не советовал рисковать, - мягко сказал он, подходя ко мне. - Но... но, уж если вы решили везти его, не теряйте ни минуты.
      - Мне можно к больному?
      - Да, Сестра, проводите гражданку в палату. Еще раз повторяю:її подумайте,її положениеї серьезное.її Если опоздать с ампутацией...
      - Пойдемте, сестра! - Я выбежала из кабинета.
      Лицо у Гариба было очень красное и потное - почти такое же, как тогда, когда он расчищал завал; глаза закрыты.
      Услышав мой голос, он открыл глаза и слабо улыбнулся:
      - Знаете, Сария-ханум, а мне тут ногу собираются отрезать.
      - Я слышала. Мы сейчас поедем в Баку. Там опытные врачи, профессора...
      - В Баку? - тихо спросил Гариб. - Далеко... Он вдруг стиснул зубы и несколько секунд молчал. Наверное, это очень больно - сломать ногу.
      - Но как же мы поедем? - Он говорил с трудом. - Пусть тогда кто-нибудь из ребят... Или мать вызвать... Тут недалеко... Можно телеграмму послать...
      - Это все ерунда. Некогда, Гариб! Вы поедете со мной. Не беспокойтесь довезу в целости и сохранности.
      Он снова улыбнулся и взглянул на меня большими, блестящими от жара глазами, потом снова закрыл их. Мне показалось, что он хотел еще что-то сказать, но у него не хватило сил.
      - Я сейчас вернусь, Гариб. Вас пока оденут.
      Я побежала к мужу в управление - нужно было еще выпросить у него машину. Секретарша сказала, что Адиль уехал на объекты и будет только вечером.
      Что делать?
      - Он на своей машине поехал? - спросила я девушку.
      - Нет, на райисполкомовской "Волге". Я бросилась в гараж.
      - Мне нужно на несколько часов машину, - заявила я сторожу. - Скажите Адилю, что я взяла.
      Он было замялся, но, не решившись возражать, молча распахнул ворота гаража.
      Сатаник Айрапетовна ждала меня у больницы.
      - Я тоже поеду, - сказала она, беря меня за руку, - Разве тебе довезти одной? До Баку четыреста километров!
      - Да как же вы поедете? А работа?
      - Уже договорилась, отпустили. А вот это нам на дорогу. - Она показала на корзину с продуктами - из нее торчал розовый термос. - Тут чай -ї ему нужно покрепче, яйца, масло, сыр, в общем, хватит. - И Сатаник Айрапетовна поставила корзину под переднее сиденье.
      В это время вынесли Гариба. Сатаник Айрапетовна, отстранив сестру и санитаров, сама принялась устраивать его в машине.
      Гариб дремал, полулежа на заднем сиденье. Сатаник Айрапетовна довольно удобно устроила его. Сломанная нога, затянутая в лубки, была высоко поднята. Сама она примостилась внизу, рядом с сиденьем, что, принимая во внимание ее полноту, было не так-то просто.
      Из первого же почтового отделения я дала Адилю телеграмму: "Гариба гангрена, районе предлагают ампутировать ногу. Решила везти Баку. Связи твоим отсутствием машину пришлось взять без разрешения. Извини.
      Сария".
      Горы были уже позади, ехали по равнине. Спидометр показывал восемьдесят, но я прибавила газу. Солнце жгло немилосердно, к тому же пришлось закрыть окна - встречные машины то и дело обдавали нас облаками пыли. Все это было ужасно для Гариба.
      Несколько раз мы останавливались на две-три минуты: закипала вода в радиаторе. На каждой остановке Сатаник Айрапетовна поила Гариба чаем - он все время хотел пить - и заставляла его съесть яблоко. Гариб не сопротивлялся, нехотя, вяло жевал.
      Когда же мы наконец приедем?! Будь проклята эта бесконечная равнина с ее жарой и пылью, ведь у него гангрена!
      А Гариб все лежал молча, закрыв глаза.
      Около Акдаша есть чайхана - небольшой чистенький домик в тени трехсотлетней чинары. Я очень любила останавливаться здесь, когда мы с Адилем совершали дальние автомобильные прогулки. Как давно это было!
      Поставив машину в тени, я пошла к колодцу, намочила полотенце и обтерла Гарибу лицо - оно было все в пыли. Потом мы дали ему чаю, сами выпили по стакану и снова тронулись в путь.
      И тут я сообразила - ведь Гариб пил очень много, ему, наверное, нужно... Как быть? Я затормозила и, перегнувшись назад, наклонилась к нему. Не зная, как сказать, я сначала взяла его руку, будто чтобы послушать пульс, потом шутливо сказала:
      - Гариб, мы вас все поим, поим, а...
      - Нет! - с неожиданной силой резко произнес он и отвернулся.
      - Ты сиди, крути свой руль, а мы тут и без тебя управимся. Я - сиделка. Сатаник Айрапетовна сердито оттолкнула меня и прошептала мне на ухо: Стесняется он тебя, неужели не понимаешь, глупая...
      - Плохо ему так, голова мотается, - сокрушенно сказала я. - Может, вы сядете рядом и голову его на колени к себе положите?
      - Это ты правильно, только больно толста я - места займу много. Попробую.
      Мы снова отправились в путь. Наконец вдали засверкала Аксу.
      - Скоро уже, Гарибджан, потерпи немножко. Сейчас через Аксу переправимся, а там - рядом.
      Он на секунду открыл глаза, взглянул на меня и утвердительно качнул головой.
      Первый раз в жизни я назвала его ласково - Гарибджан и даже не сразу заметила это...
      Мы подъехали к броду. Только я осторожно ввела машину в реку, хлынул ливень. Я сразу перестала видеть, что происходит снаружи. Перед стеклами была сплошная серая пелена.
      Мы медленно двигались в бушующем потоке - веселая, прозрачная Аксу превратилась в бурную горную реку. Я знала, что, если откажет мотор, машину снесет в сторону, перевернет потоком... Бедный газик, словно верный добрый конь, самоотверженно рвался навстречу стихии, дрожал от напряжения, но не останавливался. Только бы не заглох мотор...
      Я обернулась - Гариб, приподнявшись на локте, напряженно смотрел вперед. Сатаник Айрапетовна попыталась его уложить, но он отвел ее руку...
      Машину тащило в самую быстрину.
      - Держи правее! - крикнул Гариб.
      Я выровняла машину, прибавила скорость и, обернувшись, кивнула Гарибу. Он опустил голову на подушечку, лежавшую на коленях у Сатаник Айрапетовны, и закрыл глаза.
      Как только мы выбрались из реки, дождь сейчас же кончился. Словно нарочно!
      Я взглянула на часы. Боже, уже пять часов в пути! Полчаса ушло на переправу. Бедный Гариб!
      Проехали Шемерху. Ещеїї стоїї километров.її Яї снова дала газу - на спидометре девяносто пять километров. Если бы видел Адиль!... Интересно, я совсем не чувствовала усталости. Только руки на руле словно одеревенели. К Баку мы подъехали в четвертом часу, нужно было еще добраться до больницы нефтяников. Это лучшая больница в городе, и, кроме того, я хорошо знала главного врача Гасана Мамедовича Мамедова. Отец у него был шофером, когда он, молодой тогда врач, работал на "Скорой помощи". Лишь бы найти его побыстрее!
      В больнице мне в первый раз повезло: я увидела Гасана Мамедовича, как только вбежала в вестибюль, - он спускался по лестнице, большой, грузный, в белом халате и белой шапочке.
      - Здравствуйте, дядя Гасан!
      - Здравствуй, Сария! - Гасан Мамедович остановился и удивленно смотрел на меня. - Ты откуда, девочка? Почему ты такая грязная?
      - Я со строительства. У нас несчастный случай...
      - Так. Рассказывай. - Гасан Мамедович сразу стал серьезным,
      - Я его привезла... Одного товарища, у него тяжелый перелом. Простите, что я в таком виде. Я семь часов сидела за рулем. А дорога...
      - Как, маленькая Сария сама водит машину?
      - Давно уже...
      - Постой, но ведь ты же вышла замуж в Баку. Как ты попала на строительство?
      - Дядя Гасан... ему очень плохо, я вам потом все расскажу.
      - Хорошо, хорошо, только не реви! Где твой больной?
      - Он там, в машине. Ему хотели отрезать ногу, а он такой, он такой... замечательный парень!
      - Постой, Сария. Кто хотел резать?
      - В районной больнице. Они сказали - гангрена. - И ты семь часов везла его?
      - Семь.
      - Да...
      - Дядя Гасан! - Я схватила его за руки, из глаз у меня брызнули слезы. Постарайтесь! Ну ради меня, ведь вы всегда меня хвалили, вы даже говорили, что я молодец. Господи, что я несу...
      Доктор улыбнулся и большой белой рукой потрепал меня по плечу.
      - Пойдем ко мне.
      Он провел меня к себе в кабинет, усадил на диван и позвонил.
      Вошла сестра - молодая стройная женщина.
      - Вы звали, Гасан Мамедович?
      - Да, Джавахир-ханум. Там больного привезли с гангреной. Срочно принять и в третью палату. Понятно? Доктор Мохсуд-заде здесь?
      - Нет. Уже ушел,
      - Вызовите.
      Сестра ушла.
      - Большое спасибо, дядя Гасан. - Я рванулась вслед за сестрой.
      - Куда ты? Теперь без тебя управятся. Сиди отдыхай.
      Гасан Мамедович сел за стол.
      - Значит, врачи сказали - гангрена?
      - Да.
      - А когда сказали?
      - Утром, в девять часов.
      Он снял трубку, спросил, вызвали ли профессора Мохсуд-заде.
      - Отказывается? Хорошо, я сам позвоню, Он набрал номер.
      - Это я, Сабир. Знаю, знаю, что только отдежурил, но, понимаешь, надо... Ну конечно, сейчас же. Договорились? Так я велю готовить.- Он повесил трубку.Считай, что парень на ногах. Это такой хирург!.. Ну, а как ты живешь? Как муж?
      - Спасибо, хорошо. Он сейчас начальник строительства.
      - Тут по радио как-то о нем говорили. Хвалят. Видно, башковитый парень.
      - Да.
      - Я знал, что маленькая плутовка не выйдет за плохого. - Он улыбнулся.
      - Да, Адиль очень хороший! Доктор, а профессор скоро будет?
      - Сейчас приедет. Да ты не волнуйся, все будет в Порядке.
      - Я не волнуюсь.
      - Тутовые ягоды ела там, в горах?
      - Нет, у нас в лесу их что-то нет,
      - Жаль, хорошая штука.
      - Вы их любите? Я пришлю из района - на рынке есть.
      Вошла Джавахир-ханум.
      - Больной в палате.
      - Значит, так. Я сейчас иду домой. Когда профессор Мохсуд-заде приедет, позвоните мне. Пойдем, Сария.
      - Может быть, я останусь, поговорю с профессором.
      - Это ни к чему. Он никогда не станет ампутировать без необходимости. А если уж скажет - надо, значит, другого выхода нет. Не кусай губы, не кусай, все будет в порядке. Кто он тебе, этот парень?
      - Никто.
      - Никто? Впрочем, это неважно. Мохсуд-заде сделает все возможное и даже невозможное. Пошли - тебе надо вымыться, отдохнуть.
      Увидев у подъезда наш газик, Гасан Мамедович неодобрительно покачал головой:
      - На этой таратайке приехали? Да...
      - Что вы, Гасан-ами! Это очень хорошая машина! Видели бы, как мы через Аксу переправлялись. Любая "Волга" перевернулась бы.
      - Ладно, не обижайся. А это кто? - спросил он, глядя на Сатаник Айрапетовну. - Мать того парня?
      - Нет, это мой друг, Сатаник Айрапетовна. Может быть, отвезти вас, Гасан Мамедович?
      - Нет уж, уволь. Вези вот своего "друга", она, видимо, женщина отчаянная, а я свою персону не могу такой девчонке доверить. Шучу, шучу, конечно. Просто пешком ходить стараюсь - толстеть стал, видишь, брюхо наросло. - Он похлопал себя по пиджаку. - Ну, я пошел. Утром позвони мне в больницу.
      - До свидания, Гасан Мамедович! Большое спасибо вам.
      Я сделала вид, что занялась мотором, но, как только главный врач свернул за угол, шмыгнула обратно в вестибюль. Я разыскала Джавахир-ханум и не отстала от нее до тех пор, пока она не дала мне халата и не разрешила пройти в палату.
      В большой светлой комнате стояли четыре кровати, белые шелковые занавески на окнах были опущены. Гариб лежал справа у окна, глаза у него были закрыты. Я не стала подходить. Может быть, он спал...
      - Ну как? - встретила меня Сатаник Айрапетовна.
      - Вызвали профессора, а меня прогнали. Надо ехать домой. Ой, я же забыла ключи от квартиры! Только сейчас вспомнила.
      - Ну и что? Поедем ко мне.
      Я взглянула последний раз на больничные двери, вздохнула и тронула машину. Больница осталась позади - белая, красивая и зловещая.
      "Гариб лежит там, у окна, и глаза у него закрыты. Может быть, ему отрежут ногу... И никого нет около него сейчас... Неужели ампутация?! Зачем было тогда мчаться по горным дорогам, переправляться через Аксу, рискуя перевернуть машину?"
      Дома у Сатаник Айрапетовны у меня только и хватило сил, чтобы открыть окно, умыться и лечь. Раздеться я не успела - сразу заснула.
      Проснулась в одиннадцать часов. Сатаник Айрапетовна накрывала на стол. Я сразу вскочила - очень хотелось есть.
      - Садись, девочка, - ласково сказала хозяйка. - Ты хорошо поспала... И я малость вздремнула.
      Я села за стол. "Надо позвонить в больницу, - думала я. - Не могу... страшно!"
      Красное, воспаленное лицо Гариба на белой подушке маячило передо мной: глаза закрыты, сухие губы плотно сжаты. Я сомкнула веки и вдруг увидела себя навзничь лежащей на белой больничной койке с вытянутой на шине ногой. Я даже ощутила на миг острую, режущую боль в правой ступне. Но стоило мне открыть глаза, боль сразу ушла. Я с удовольствием пошевелила, ступнями и налила себе чаю.
      Сатаник Айрапетовна, обычно такая разговорчивая, почему-то не упоминала о Гарибе, ни о чем не спрашивала меня. "Добрая она, - с благодарностью подумала я, - понимает, что мне трудно".
      Надо было звонить в больницу, но я все не могла набраться храбрости. Съела яйцо, выпила еще стакан чаю... Все, ужин окончен, надо звонить.
      Я взяла трубку. Ответил женский голос.
      - Попросите Джавахир-ханум! - чуть охрипшим голосом попросила я.
      - Слушаю.
      - Как чувствует себя Гариб Велиев?
      - Удовлетворительно. Его смотрел профессор Мохсуд-заде... Он решил подождать с ампутацией - что покажет ночь.
      - Спасибо, Джавахир-ханум. До свидания. Я положила трубку. Сатаник Айрапетовна вопросительно посмотрела на меня.
      - До утра решили не резать.
      Я подошла к окну. С моря веяло прохладой, зарево электрического света стояло над городом.
      "Только вчера мы были в горах, в лесу. Я и Гариб. Что с ним будет? Неужели отрежут ногу?!" Я закрыла глаза и увидела его с ракеткой в руке: быстрого, ловкого, сильного...
      Словно кадры киноленты, замелькали передо мной воспоминания: опять он смелый, уверенный, дерзкий, на краю пропасти, смеется над моим испугом. Вот он расчищает завал: лицо злое, красное, волосы слиплись... Вот с ломом в руке стоит в реке под дождем... И, наконец, его лицо на подушке - губы плотно сжаты, глаза закрыты.
      - Давай еще чайку выпьем, Сария! - Сатаник Айрапетовна подошла и обняла меня за плечи.
      - Давайте. - Я через силу улыбнулась ей и села за стол.
      Моя улыбка успокоила Сатаник Айрапетовну, уже через минуту она беззаботно болтала:
      - Знаешь, Сария, это так удачно, что я приехала,- я ведь не пересыпала вещи нафталином. Ну, просто из головы вон - заперла шкаф и уехала. Завтра все вытрясу, вычищу...
      Я сразу вспомнила нашу бакинскую квартиру и то, что Адиль наказывал мне перед отъездом обязательно выбить и пронафталинить зимние вещи. Я, надо сказать, отнеслась к его словам без должного внимания, кое-как пересыпала зимние пальто нафталином и запихнула в шкаф. Нехорошо, конечно. Но как давно это было! Сто лет назад.
      Мне сейчас казалось, что это было в тоскливый осенний день, хотя уезжали мы в мае и у меня было тогда очень хорошее настроение. Неужели так бывает всегда, и когда-нибудь мне будет скучно вспоминать свою работу на строительстве моста, товарищей, Гариба? Нет! Только бы он поправился! Если Гариб поправится, я буду счастлива! И на Адиля никогда не буду больше сердиться. Я помирюсь с ним, попрошу у него прощенья. Только бы поправился Гариб, я не хочу, чтобы ему отрезали ногу!
      - Ты что не пьешь? Чай совсем остыл.
      - Правда холодный. Сейчас налью горячего.
      Я налила себе чаю.
      "Если Гариб не поправится, я никогда не буду счастлива, Я знаю - не буду, даже если захочу забыть о нем... И зачем я тогда расписалась рядом с ним на этой бумажке! Ведь именно с тех пор я и не могу отделаться от ощущения, что нерасторжимо связана с Гарибом. Что бы ни делала, все время чувствую на себе его взгляд, слышу глуховатый, низкий голос. А тогда ночью! Я не могла оторваться от крошечного, мерцающего во тьме огонька. Мне хотелось, чтобы он горел всегда, и он горел долго, очень долго, а когда наконец растаял во мраке, мне стало так грустно, что я зарылась в подушку и заплакала тихо-тихо, чтобы не услышал Адиль. Почему я тогда плакала? Не знаю".
      - Давай свой стакан, Сария. Я вымою.
      "Странно, почему Сатаник Айрапетовна ничего не спрашивает о Гарибе. И почему она отвернулась тогда в машине, когда я вытирала ему лицо? Спросить ее? Нет, не надо..."
      Утром, в восемь часов, я была в больнице. Джавахир-ханум еще не сдала дежурства. Она подошла ко мне, весело улыбаясь:
      - Профессор Мохсуд-заде вчера вечером оперировал вашего родственника.
      Ничего не понимая, я смотрела на ее приветливое лицо.
      - Отрезали?! - в ужасе воскликнула я наконец.
      - Нет, нет! Я хотела сказать, что ему сделали надрезы и ввели дренажи для стока гноя, понимаете? Теперь больному лучше, температура упала. Он даже завтракал... Что с вами? Ведь все же хорошо!... Ну, вытрите слезы, я отведу вас к нему.
      Сестра стояла передо мной, высокая, красивая, и улыбалась.
      Я покорно вытерла слезы и пошла за ней.
      ... Гариб лежал на спине, заложив руки за голову, и с улыбкой смотрел на меня. Я давно не видела у него такого лица: спокойное, умиротворенное и очень ласковое.
      - Ну как, товарищ бульдозерист? - стараясь казаться спокойной, сказала я. - Выкарабкались?
      - Кажется, да. Говорят, резать не будут.
      - Мне тоже так сказали.
      Он улыбнулся и помотал головой.
      - А как вы тогда гнали! Я думал, вдребезги разобьемся...
      Трое других больных с интересом смотрели на меня.
      - Он говорит, - кивнул на Гариба пожилой мужчина, лежащий на соседней койке, - у вас в Аксу чуть машину не перевернуло.
      - Было такое дело, - сказала я, улыбнувшись Га-рибу. - Но ничего, проскочили.
      - Молодец! Он говорит, ловко машину водишь. Боевая, видно, девка!
      Я тихонько засмеялась.
      Другой больной, русский, вероятно, не понимал, о чем мы говорим, но уловил слово "машина". Он приподнялся на локте и спросил Гариба:
      - Ваша жена сама водит машину?
      Гариб не ответил.її Краскаїї медленноїї заливалаїї его лицо. Он не смотрел на меня.
      - Я не жена.
      - Ох, извините! - Русский смущенно умолк.
      - Болит нога, Гариб?
      - Болит, но не сравнить, как вчера.
      - Не слушай его, дочка, - добродушно сказал пожилой, - это он перед тобой хорохорится.
      Видимо, выдержка у Гариба действительно была колоссальная.
      Из больницы я зашла на почту и дала телеграмму Адилю:
      "Прошу передать товарищам состояние Гариба улучшилось. Обо мне не беспокойся. Сария". Потом приписала: "Остановилась у Сатаник Айрапетовны", - и указала ее адрес.
      Утром пришла телеграмма от Адиля: "Удивлен и возмущен твоим поведением. Требую немедленного возвращения служебной машины.
      Адиль".
      - От кого это? - спросила Сатаник Айрапетовна, когда я, вздохнув, протянула ей телеграмму. Я стояла перед зеркалом и видела, как Сатаник Айрапетовна поставила на стол кофейник, быстро прочитала телеграмму, нахмурилась, прочитала снова и положила ее на стол.
      Завтракали молча. Я всегда чувствовала, что эта на первый взгляд немножко взбалмошная, болтливая женщина очень добра и сердечна, но все-таки не ожидала от нее такого такта, чуткости...
      К десяти часам я пошла в управление дорог.
      Адиля здесь знали. Я назвала свою фамилию, и через пятнадцать минут секретарша пригласила меня в кабинет начальника управления.
      Я рассказала об аварии на стройке, о Гарибе и о том что мне пришлось воспользоваться служебной машиной, чтобы привезти его сюда.
      - По-моему, все правильно, Сария-ханум, - сказал мне начальник управления. - Именно так и нужно было поступить.
      - Да, но я взяла машину без разрешения.
      - Это, конечно, плохо. - Он улыбнулся. - Но главное, что парню не отрезали ногу. Кстати, не нужно ли ему что-нибудь в больнице?
      - Нет, у него все есть, а вот если бы вы позвонили в наше управление...
      - Это можно. - Он взял трубку. - А как на стройке, все в порядке?
      - Да, если не считать обвала во время последней грозы. Я пойду, разрешите?
      Мне не хотелось слушать, как он будет говорить с моим мужем.
      В больнице сегодня дежурила Джавахир-ханум, и я прямо из вестибюля министерства позвонила ей.
      - Как ваше здоровье, Джавахир-ханум?
      - Мое? - Она засмеялась. - Хорошо, но, видимо, вы позвонили не для того, чтобы справиться о моем здоровье? Так вот, наш больной просто молодец: опухоль почти спала, температура нормальная. Ваш Гарибджан - молодец!
      - Вы даже запомнили его имя!
      - Я всегда запоминаю имена красивых молодых людей.
      - А... он красивый?
      - Как будто вы сами не знаете! Только не ревнуйте, а то возьму и расскажу ему.
      - Не надо!
      - Не волнуйтесь, - снова засмеялась Джавахир-ханум.- Мы, сестры, обязаны хранить тайны наших больных. Я просто передам ему привет - он ведь знает от кого.
      - Знает. Будьте здоровы, Джавахир-ханум.
      Настроение у меня в этот день было великолепное. Весь день я, весело напевая, помогала Сатаник Айрапетовне по хозяйству, а вечером даже уговорила ее пойти в кино.
      Прошло несколько дней.
      Я купила Гарибу сетку-рубашку - было очень жарко, особенно в палате, - и пошла в больницу.
      Я быстро шла со своей корзиночкой по коридору. Дверь одной из палат открылась, и оттуда вышли Г-сан Мамедович и высокий седой мужчина в белом халате.
      - А, ты здесь? Здравствуй, храбрая Сария! - весело поздоровался со мной главный врач. - Эта та самая отчаянная девчонка, что привезла парня с открытым переломом. Со стройки, помнишь? - обратился он к седому мужчине. И добавил почему-то по-русски, обернувшись ко мне: - Поправится скоро твой мальчик, не горюй.
      - Спасибо, Гасан Мамедович!
      - Его благодари, - главный врач кивнул на стоявшего рядом мужчину, который с явным любопытством смотрел на меня. - Это профессор Мохсуд-заде. Он спас ногу твоему Гарибджану,
      - Оставь, Гасан!
      Профессор досадливо махнул рукой, еще раз взглянул на меня и пошел в соседнюю палату.
      - Как наш уста себя чувствует?,- Гасан Мамедович всегда так называл моего отца. Я не смогла соврать.
      - Еще не была у своих, Гасан-ами,
      - Почему же это?
      - Они на даче сейчас. А я все время около больницы кручусь. Ведь у Гариба никого нет в Баку.
      - Да... Нехорошо, Сария. Сегодня же поезжай к своим. - Гасан Мамедович укоризненно покачал головой.
      ... Когда я вошла в палату, Гариб приподнялся на локтях и сел. Лицо у него покраснело от напряжения, я поняла, что двигать ногой ему еще очень больно.
      Я, как со старыми знакомыми, поздоровалась с соседями Гариба и села на стул у его постели.
      - Тебе надо ехать, Сария, - вздохнул Гариб. - Машина нужна на строительстве.
      Как незаметно мы перешли на "ты"!
      - Ничего. Там есть другие легковушки. А насчет нашего газика у меня специальное разрешение начальства. Так что не спеши гнать меня из Баку. Может быть, я по нему соскучилась.
      - Ты живешь далеко от больницы?
      - Не очень. Но я сейчас не дома, Гариб. У Сатаник Айрапетовны. Впопыхах ключи у Адиля забыла взять.
      Он помолчал.
      - Когда тебя выпишут?
      - Кто их знает! По мне, хоть сегодня!
      - Ему профессор сказал, через несколько дней вставать можно. Слышишь, дочка? - обратился ко мне пожилой сосед Гариба. - С палкой будет прыгать.
      - Вот здорово, Гариб! При больнице такой хороший сад, моЖно будет гулять. Курит здесь кто-нибудь кроме Гариба? - спросила я, доставая из корзинки "Казбек",
      - Григорий Иванович мучается. - Гариб показал на соседа. - Мы уж просили няню, не покупает - нельзя, говорит, здесь курить. Ты нам дай по штуке, а остальные сунь вот сюда, под подушку. Смотри, чтобы сестра не вошла, - сказал Гариб парню с забинтованными руками.
      - И как вы узнали, что мы тут пропадаем без курева? - спросил Григорий Иванович, с наслаждением затягиваясь.
      - Она волшебница, - с улыбкой взглянувї наї меня, сказал Гариб. - Все знает.
      - К сожалению, не все, Гариб, - грустно сказала я. - Мне кажется, я не знаю самого важного...
      Лицо у Гариба вдруг стало строгое, брови нахмурились. Я встала и начала прощаться.
      - Ну что это вы вдруг заспешили? - благодушно спросил Григорий Иванович. Мы ведь здесь скучаем.
      - Меня на десять минут пустили, а я уже полчаса сижу. Поправляйтесь.
      Я кивнула Гарибу и вышла из палаты.
      У Сатаник Айрапетовны меня ждало письмо от Адиля. Вернее, не письмо, а записка: "Тринадцатого приеду в Баку. К пяти часам вечера буду дома".
      Сегодня тринадцатое. Адиль, вероятно, уже дома. Я села в газик и поехала на улицу Хагани. Поставив машину во дворе, стала подниматься к себе на четвертый этаж. Раньше я даже с тяжелыми сумками легко взбегала по лестнице сейчас поднималась медленно, останавливалась на площадках, словно у меня была одышка, как у Сатаник Айрапетовны.
      По дороге мне встретилась знакомая с пятого этажа, разговорчивая пожилая дама. Я так долго и любезно расспрашивала о здоровье всех ее родственников, что та, наверное, была потрясена: что случилось с дерзкой девчонкой, которая обычно пробегала мимо нее, едва поздоровавшись? Дама выговорилась и ушла. Наконец моя квартира. Я нажала кнопку звонка. Послышались неторопливые шаги мужа. Дверь открылась. Какое странное у Адиля лицо - совсем чужое!
      - Здравствуй, Адиль! Ты давно здесь?
      - Утром приехал. Я же писал тебе.
      - Да, писал...
      С непонятным чувством оглядела я нашу нарядную столовую. Как все запылилось...
      Адиль молча наблюдал за мной. Мне показалось, что он очень взволнован, хотя, как всегда, не подает виду, выдержан и корректен.
      Я подошла к туалетному столику, взяла расческу, провела по волосам. Потом подняла штору и села на подоконник.
      За окном все то же: газон, напротив новый многоэтажный дом. Сколько часов провела я перед этим окном, поджидая Адиля!
      - Сария!
      Я обернулась.
      Адиль подошел ко мне, схватил за руку.
      - Что ты со мной делаешь, Сария?! Зачем ты поехала в Баку?
      - Я не могла не поехать, Адиль, - Гарибу отрезали бы ногу!
      - Будь прокляты и его нога, и он сам! - Адиль резко повернулся и отошел от меня. - Почему именно тебе понадобилось везти? Разве это не мог сделать кто-нибудь из его товарищей?
      - Я тоже его товарищ.
      - Ты прежде всего моя жена! И ты должна была спросить у меня разрешения!
      - Тебя не было в управлении.
      - Не могла подождать?
      - Не могла. У него начиналась гангрена. Я думала...
      - Думала! - Адиль отпихнул ногой стул и стал нервно ходить по комнате. Ты очень мало думаешь, Сария! Для тебя не существует ни общепринятых норм, ни правил поведения! Ты не имеешь понятия об обязанностях жены!..
      - Ты прав. Тебе нужна совсем не такая жена. Одну, очень долгую минуту мы молчали.
      - Ах, вот что ты задумала! Дрянь!
      Хрустальная ваза, пролетев около моего уха, ударилась о стену и разбилась. Я взглянула на осколки, встала...
      - Напрасно ты это, Адиль...
      Я пошла в спальню и начала собирать свои вещи. Доставать большой чемодан не стала - ведь я возьму только те платья, что принесла из дому, а они вполне поместятся и в маленьком. К тому же идти придется пешком.
      Я уложила вещи, закрыла чемодан. Адиль сидел на диване, обхватив голову руками...
      Ладно, это платье снимать не буду, хотя мне его и купил муж. Пусть останется.
      - Прощай, Адиль.
      Он поднял голову, увидел чемодан, быстро взглянул мне в лицо. В глазах у него не было уже ярости, только испуг. Но он быстро овладел собой.
      - Поставь чемодан, Сария. Нам надо поговорить.
      - Не надо больше говорить, Адиль. Мне нечего сказать тебе.
      Он молчал.
      - Адиль, я никогда не смогу жить так, как ты считаешь правильным.
      - Не понимаю, Сария, ничего не понимаю! Ты вышла за меня по своей воле... никто не принуждал тебя. Мне казалось... ты меня любишь.
      - Мне тоже так казалось. Поэтому я и стала твоей женой. Я только теперь, сейчас поняла, что никогда тебя не любила.
      - Ну что ж... Только знай, что ты своими руками губишь свое будущее, свое счастье.
      - Мы по-разному понимаем, что такое счастье. Прощай, Адиль. - Я взяла чемодан и пошла к двери.
      ГАРИБ
      Вчера Сария принесла мне шелковую рубашку: я сказал как-то, что в больнице очень жарко.
      Сначала я обрадовался, развернув сверток, а потом вдруг так нехорошо стало на душе - вспомнилось, как надевал я там, на строительстве, рубашки, которые она стирала и гладила.