Кизиловый мост

      - Мосты и тоннели, - сердито буркнул тот.
      - Видали? Инженерно-строительный институт, факультет мостов и тоннелей. Ну как тут не зазнаться! Предлагаю еще раз: для ликвидации неравенства всей бригаде поступить на заочный.
      - Легко сказать! - отозвался Керемхан. - А если у меня восемь классов?
      - Это хуже. Но, между прочим, ты в техникум можешь подавать. Нет, друзья, серьезно - давайте учиться! Как ты, Сария-ханум?
      - Я вообще-то собираюсь, хотя, по правде сказать, еще от выпускных экзаменов не очухалась. Но если вся бригада решит, я не отстану.
      - Тогда поговорим всерьез. Гариб отличный математик, он обязуется подготовить нас всех по математике...
      - Мне русский ни за что не сдать, - мрачно заявил Керемхан.
      - Тут на меня можете рассчитывать, - сказала я. - У меня по русскому всегда пятерка была.
      - Товарищи,її выходит - вопросїї решен? - радостно подытожил Солтан. Начинаем учиться. Так, что ли? Гариб с недоверчивой усмешкой покрутил головой.
      - Нечего башкой вертеть! - прикрикнул на него Солтан. - Возражаешь скажи! А то как воды в рот набрал. У Гариба при Сарии-ханум прямо язык отнимается, - засмеялся он.
      Гариб быстро взглянул на меня, потом бросил свирепый взгляд на Солтана:
      - Дураку хоть палец покажи, смеяться будет!
      - Ну, зачем вы так? - вмешалась я. - Критику принимать надо.
      - Какая это критика? Зубоскальство одно!
      - Ладно, позлится - перестанет, - благодушно отозвался Солтан. - Не обращайте внимания. Поступило предложение председателем учкома выбрать Сарию. Кто против? Воздержался? Принято единогласно. Сария-ханум, поздравляю! Второе почетное назначение!
      - Ладно. Но имейте в виду, я вам теперь житья не дам. Будем заниматься по-настоящему. В воскресенье еду закупать учебники.
      - Раз так, - обрадовался Керемхан, - необходимо устроить концерт! Начинаю!
      Мы здесь горы сокрушаем,
      Прочный мост сооружаем,
      Скоро в институт пойдем,
      Все пятерки заберем.
      Только милый наш Гариб
      Почему-то все молчит...
      Он мечтает и страдает,
      Взгляд с земли не поднимает.
      Может быть, при всем при этом
      Он влюбленным стал поэтом?
      Гариб смотрел на Керемхана круглыми от ярости глазами. Тот, не обращая на него ни малейшего внимания, еще и повторил:
      Может быть, при всем при этом
      Он влюбленным стал поэтом?
      - Смотри, как бы самому не стать поэтом - больно здорово сочиняешь! - со смехом сказала я Керемхану и, схватив ракетку, подошла к Гарибу: - Сразимся, товарищ бульдозерист?
      Тот, не глядя на меня, достал из чехла ракетку и, кинув мрачный взгляд на Керемхана, пошел за мной на площадку. Играл он, как всегда, точно и уверенно, но я чувствовала, что он не в себе. Я шутила, смеялась, пыталась острить, но развеселить Гариба мне так и не удалось.
      АДИЛЬ
      Вчера вечером Сария пришла с тенниса какая-то странная. Брови у нее были чуть-чуть насуплены, лицо сосредоточенное, словно она старалась понять или вспомнить что-то. Она невпопад ответила на мои вопросы,- видимо, их смысл просто не дошел до нее. Первый раз, с тех пор как мы приехали сюда, я видел жену такой. Стена отчужденности, безразличия, давно уже вставшая между нами, поднялась и окончательно разъединила нас. А между тем она никогда еще не казалась мне такой привлекательной и желанной.
      Упрекать, требовать, угрожать было бы бессмысленно- это я понял сразу. Надо было найти те ласковые, единственно возможные слова, которые могли бы спасти положение.
      Я сидел у столика перед входом в палатку. Сария стояла неподалеку и расчесывала волосы; движения ее были медлительны, глаза глядели на орла, парящего над ущельем.
      - Сария! - окликнул я жену. - Поедем путешествовать после окончания строительства? Возьмем отпуск, попросим у папы "Волгу"...
      Сария, не отрывая взгляда от орла, отрицательно покачала головой.
      - Чем трясти головой, лучше бы языком шевельнула, - грубовато пошутил я.
      Жена не ответила. Я вскочил, схватил ее за плечи и силой усадил на табуретку.
      - Ты скажешь наконец, что с тобой происходит?!
      Она подняла на меня глаза, сняла с плеч мои руки и вздохнула:
      - Если бы я знала, Адиль!..
      Больше не о чем было спрашивать. Я отошел от жены, - она не должна видеть моего замешательства. Со мной творилось что-то непонятное. Мне хотелось схватить ее, целовать ее хрупкие плечи, нежную девичью шею, тонкие ароматные волосы! И в то же время я, кажется, мог бы сейчас ее растерзать. И как она смеет обнажать для других свою шею, руки, эти маленькие крепкие руки, которые принадлежат только мне! Мне!
      Я вдруг почувствовал, что бесконечно устал: от необходимости притворяться спокойным, от постоянного опасения потерять Сарию, от ее равнодушия.
      Я пошел в палатку и лег. Заснуть я и не пытался. Вскоре тихо легла и Сария.
      Долго я лежал в темноте с закрытыми глазами. Вдруг что-то словно толкнуло меня. Я открыл глаза и взглянул на жену.
      Сария сидела на своей постели и глядела в ночную темноту. Я проследил ее взгляд: она не отрываясь смотрела на яркую огненнуюї точку, - кажется,її около палатки рабочих. Время от времени точка эта совершала плавные движения: кто-то подносил ко рту папиросу и, затянувшись, снова опускал руку...
      Почему она не спит? Почему с такой тоской смотрит на мерцающий во мраке огонь папиросы? Понял! Кровь застучала в висках. Да. Это бульдозерист Гариб! Он один курит!
      Все было ясно. Не нужно было ни о чем допытываться... Наконец горящая точка описала кривую и исчезла- Гариб бросил папиросу в траву. Сария еще несколько минут не отводила глаз от того места, где она погасла. Потом глубоко вздохнула и легла. Лицом к стене. В мою сторону она не взглянула.
      Река внизу текла все с тем же привычным однообразным шумом, темный кусочек неба, видный в отверстие палатки, был усеян мерцающими звездами. По-прежнему пахли цветы.
      Ведь я немалого достиг в свои тридцать лет. Достиг! Что за радость в успехах по службе, в налаженной спокойной жизни, если твоя молодая жена не спит, вздыхает в темноте и с тоской смотрит, как в пятидесяти метрах от нее тоже мается молодой красивый мужчина. Вдруг у той палатки снова загорелся огонек. Сария словно ждала этого. Сейчас же повернулась и села на кровати. Видно было, как в темноте блестели ее глаза. Я вздохнул и сонным голосом, словно только чтої проснулся, спросил:
      - Ты не спишь?
      - Нет.
      - Почему?
      - Так, не спится.
      - А ты ложись, сосчитай до пятисот - и уснешь.
      Я поднялся и вышел из палатки. Неслышно ступая в мягкой траве, направился на огонек. Несколько раз останавливался и переводил дух. Наконец, совсем близко подойдя к палатке строителей, в слабом отблеске горящей папиросы я разглядел Гариба. Бульдозерист сидел недалеко, над самой пропастью. Я обернулся к нашей палатке. Отсюда можно было лишь различить ее очертания, не больше.
      "Значит, он тоже не может спать. Ясно, он влюблен в Сарию. Но она? Может, мне только кажется, что ее влечет к этому человеку? Да нет, я же видел, как она смотрела! Только дурак может не понять, что это значит!"
      Я снова взглянул на бульдозериста. Он не видел меня. У меня в голове пронеслась шальная мысль: а что, если подняться немного выше и столкнуть один из громадных валунов... Уф! Прочь наваждение! А что потом? Сария не любит меня! Не любит, и с этим ничего невозможно поделать!
      Она не лгала, когда сказала: "Я не знаю, что со мной, Адиль". Она еще не знает, что любит этого человека. Что будет, когда она поймет это? И чем я смогу ей помешать?
      Вероятно, я бы еще долго стоял и мучился сомнениями, но бульдозерист вдруг поднялся, бросил папиросу и, взглянув на нашу палатку, тяжелыми шагами пошел к себе.
      Я вернулся. Сария лежала поверх одеяла, лицом к стене. Она не повернулась, когда я вошел, не произнесла ни слова. Может быть, она плакала... Я молча лег и до утра пролежал без сна.
      В воскресенье за завтраком Сария сказала мне:
      - Знаешь, Адиль, я сегодня еду в город за учебниками. Мы решили осенью поступать в строительный институт. На заочное.
      - Кто это "мы"?
      - Я и Солтан. Керемхан хочет в техникум, у него ведь только восьмилетка.
      - А Гариб?
      - Гариб уже на втором курсе. - Она помолчала и холодноїї взглянувїї наїї меня,її добавила: - По-моему,ї я как-то говорила тебе об этом.
      - Возможно, не помню. А зачем тебе на заочный? Осенью вернемся в Баку, поступишь на очный.
      - Нет, Адиль, я хочу работать. И потом, мы решили всей бригадой вместе работать и учиться.
      - Так... Ну, а если меня после окончания этого строительства направят в другой район?
      - Что ж. поедешь, куда тебя назначат, а я буду работать там, где бригада. Впрочем, я думаю, всегда можно договориться, чтобы нас послали на твою стройку.
      - И все это совершенно серьезно?
      - Конечно, Адиль. А что тебя удивляет?
      - Меня удивляет одно: ты как будто забыла, что ты моя жена.
      Помолчали.
      - Адиль, ты что будешь на завтрак?
      - Мне все равно.
      - Тогда я разогрею мясо. От ужина осталось.
      - Значит, хочешь сегодня поехать в город? - спросил я.
      - Да, надо съездить. Нужно купить учебники, тетради- начинаем готовиться к экзаменам. Адиль, я суп поставлю и поеду, а ты только посмотри, чтоб не выкипел, ладно?
      - Хорошо.
      Она поставила на портативную газовую плитку кастрюлю. Потом переоделась, залила бензин в газик и уехала. Уехала, а я остался у кастрюли. Черт знает что! И ведь сам согласился!
      Когда мы жили в Баку и жизнь шла своим чередом, я не представлял себе, что Сария так мне необходима. Я даже не задумывался, люблю ли я ее.
      Приходил с работы, умывался, садился ужинать с женой. Вокруг чисто, уютно, стол накрыт шуршащей белой скатертью... Все как полагается. После ужина с газетой ложился на тахту. Мог ли я представить себе тогда, что моя хорошо налаженная, плавно текущая жизнь вдруг помчится бурным потоком и я буду сходить с ума от сознания, что теряю жену...
      Теряю... Черт подери, как я мог отпустить ее одну! Она же водит машину как сумасшедшая, может сорваться в пропасть...
      Я сидел у палатки, перебирая в голове все опасные места дороги и прикидывая, миновала ли уже их Сария.
      Она вернулась через четыре часа, как обещала. Вытащила из машины большую стопку учебников, переоделась и занялась обедом.
      - Еле спаслась от Сатаник Айрапетовны, - весело говорила она, быстро и ловко нарезая картофель для супа. - "Вечером, говорит, поедете". Представляешь, вечером? "Как же, говорю, я могу бросить мужа одного на целый день?"
      "Интересно, - думал я, рассеянно слушая Сарию.- Ведь она старается выполнять свои элементарные обязанности, чувствует, что запоздала с обедом, спешит, суетится. И в то же время снова заезжала к этой, как ее, маникюрше. И даже не пытается скрыть от меня... Может быть, эта маникюрша и прекрасная женщина, не в том дело. Важно другое, что я, муж, запретил ей, моей жене, знаться с ней. Сария же не желает считаться с моим запрещением, а ведь в семье, как и во всяком коллективе, младшие должны подчиняться старшим. Я муж, я старший. И дело даже не только в том, что муж, - патриархальные времена давно прошли, - просто я старше ее на десять лет, опытнее, умнее, наконец!.. Ведь естественно, что опытный капитан не может отдать руль в руки бесшабашного юнги.
      Нет, я чересчур нервничаю последнее время. Что, собственно, происходит? Не хочет жить так, как я считаю нужным, пусть уходит. В конце концов, я не из последних! Могу найти себе жену в десять раз достойнее Сарии. О, если бы для меня существовали другие женщины! В этом мое несчастье! Чтобы освободиться от чар своей собственной жены, я готов сокрушать стальные ворота, рушить крепостные стены, мечом рубить зловещих колдунов! Но я хорошо знаю, что только время поможет победить проклятую власть Сарии надо мной.
      Мы обедаем. Я жадно смотрю на нее, а она лениво черпает из тарелки суп и изредка на меня поглядывает. В каждом ее движении столько неосознанной грации! ..
      - Еще что-нибудь хочешь?
      - Нет, я сыт.
      - Ну, тогда ложись отдыхать, а я отнесу ребятам книги.
      И она снова уходит. Да, надо что-то решать. Сколько можно так жить: неделю, месяц? Что же делать?!
      САРИЯ
      Адиль становится все нежнее и предупредительней; он не упускает случая сказать мне ласковое слово, сдедать приятное. И это огорчает меня больше всего. Я с детства не выношу фальши, двуличия, боюсь этого в людях, чувствую себя бессильной перед обманом.
      Я часто думаю: зачем в нашей жизни, честной, справедливой в самой своей основе, люди иногда лгут, изворачиваются, ловчат, чтобы достичь каких-то дешевых преимуществ?
      Ведь я же чувствую, что Адиль неискренен, - неужели он этого не понимает? Вот подошел, положил руку мне на плечо. А я знаю, что он делает это не потому, что захотелось приласкать меня, а потому, что считает необходимым поступить так.
      Начался дождь. Мы похватали со стола вещи и убежали в палатку. Быстро стало темнеть, с гор подул холодный, порывистый ветер. Гроза. Гром то громыхал далеко в лесу, широкими раскатами наполняя ущелье, то тысячью пулеметных очередей разрывался где-то в пропасти. И вода... Сколько воды... Через несколько минут внизу уже бушевал настоящий сель, он разрастался, вбирал в себя потоки вспененных вод, стремительно мчавшихся к нему со всех сторон.
      Мне нравятся грозы. Могучая, буйная природа возвышает человека, рождает желание сделать что-нибудь большое, величественное!..
      Какими жалкими, бессмысленными показались мне вдруг эта ложь, лицемерие, все, что отравляло последнее время нашу жизнь...
      Вдруг в шуме стремительно мчащихся потоков и раскатов грома я услышала два тяжелых удара. Что-то затрещало.
      - Как бы не повалило мост... - озабоченно проговорил Адиль.
      Дождь все лил. В темноте то появлялся, то пропадал огонек - фонарь в палатке строителей. Мы с Адилем выпили по чашке остывшего кофе с хлебом и улеглись, Я повернулась лицом к выходу, ветер брызгал в лицо холодными капельками дождя. Может быть, поэтому я долго не могла уснуть...
      В палатке было сухо, но вокруг - сверху, снизу- струились потоки воды. Я лежала и слушала ее шум. Адиль тоже не спал, он курил и изредка негромко вздыхал. Так мы лежали, молча, слушая шум грозы.
      Вдруг раздался страшный грохот.
      - Что случилось? - спросила я Адиля, вскакивая с постели. Он тоже встал и выглянул из палатки.
      - Кусок скалы оторвался, знаешь, тот, с большим дубом наверху.
      - Ой! Наверное, всю дорогу завалило!
      - Ничего. Обойдется. Ложись, Сария.
      - Спокойной ночи, Адиль,
      Когда я открыла глаза, было совсем светло. Адиля в палатке не было. Я быстро оделась и вышла.
      Утро было тихое, ясное, как всегда после грозы: небо светло-голубое, прозрачное, листья, трава, цветы, омытые дождем, ослепительны и свежи. Ничто здесь не на* поминало о ночной буре, только поток внизу мчался мутный, стремительный, лохматый от пены... Горы вдали были окутаны густым туманом там, видимо, еще шел дождь, и горные потоки со всех сторон стремились к реке, вода в ней все прибывала.
      Кусок скалы, с росшим на ней старым ветвистым дубом, рухнул ночью на дорогу - проехать по ней было теперь невозможно.
      Могучий дуб, вчера еще высоким сводом нависавший над дорогой, сейчас лежал в пыли среди обломков скалы, изуродованный, с обломанными, расщепленными ветвями.
      А ведь казалось, что он стоит здесь целую вечность и всегда будет стоять над этим ущельем, гордый, несокрушимый..
      Адиль и рабочие молча осматривали завал. С ними был еще какой-то незнакомый мне рослый, широкоплечий парень в синей спецовке, - видимо, шофер пятитонки, которая застыла на дороге в нескольких шагах от завала.
      Я подошла к ним, поздоровалась,
      Парень переминался с ноги на ногу и беспокойно поглядывал на свою машину,
      - Начальник, - нерешительно заговорил он наконец, - что делать-то будем? Мне муку надо на ферму доставить. Люди без хлеба сидят!
      - Что-нибудь придумаем, - спокойно ответил Адиль и, не оборачиваясь, спросил Гариба: - У вас бульдозер в исправности?
      - Не отказывал пока.
      - Надо расчистить дорогу.
      - Конечно, расчистим.
      - А справитесь? Может быть, из района вызвать еще бульдозер?
      - Не стоит, - проговорил Гариб, чуть прищурив глаза.
      - В таком случае расчищайте! - коротко бросил Адиль и пошел к нашей палатке - ехать в район, пока не расчистят дорогу, он не мог. Наш газик, словно послушный пес, смирно стоял у дороги.
      Бульдозер с сердитым урчанием потащил три огромных камня. Вот он подполз к пропасти и столкнул камни вниз. Они раскатисто и гулко загрохотали по ущелью, пока не докатились до воды.
      Я снова - в который раз! - вспомнила день нашего приезда, бульдозер у края пропасти, насмешливое лицо Гариба, искоса поглядывавшего на меня.
      Сейчас он не улыбался и не смотрел в мою сторону - ему не до меня. Лицо у него было сосредоточенное, серьезное.
      Завал уменьшался медленно, и видно было, что бульдозерист работает изо всех сил. Лицо и шея у него побагровели. Он работал молча. Мы тоже молчали, чтобы не мешать ему, хотя из-за шума мотора он все равно не услышал бы наших голосов.
      "Странно... - думала я, глядя на напряженное, даже злое лицо Гариба. Ведь тогда, в первый день, он показался мне эдаким бесшабашным, озорным парнем... даже нахалом... А теперь он такой молчаливый, сосредоточенный, слова из него не вытянешь. Ни с кем не разговаривает, кроме Солтана и Керемхана, словно всех остальных презирает... Хотя нет, не всех, - наверное, это только Адиля и меня. Как он старается скрыть свою ненависть к Адилю - даже отворачивается, чтобы тот не видел его лица! Только все равно это чувствуется - в каждом его слове, в каждом движении, в том даже, как он мнет губами папиросу, когда при нем упоминают об Адиле. Что ж, он прав. Прав, что презирает и меня - жену преуспевающего инженера Джафарзаде...
      Может, поговорить с ребятами? Ведь они мои товарищи. Поговорить обо всем, даже о моих отношениях с Адилем. Мне будет трудно это сказать, но я скажу, мы и не такие трудные вещи делаем. Только я, наверное, разревусь... Ну и пусть, зато потом всем нам станет легче.,."
      Солнце стояло уже высоко и светило прямо в лицо Гарибу - жаркое, беспощадное, какое всегда бывает после грозы.
      - А вы не думаете, что Гарибу хочется пить? - спросила я ребят. - Хоть бы стакан воды догадались принести. ..
      - Полностью принимаю критику! - вскочил шофер пятитонки.
      И он, с неожиданной для его большого грузного тела легкостью прыгая по камням, побежал к своей машине. Через минуту он принес бутылку пива, открыл ее и передал Гарибу. Тот не отрываясь выпил все и швырнул бутылку в кусты.
      - Вот так, - удовлетворенно произнес шофер.- Еще?
      Гариб отрицательно покачал головой.
      Керемхан и Солтан стали ломами разбивать обломки, чтобы бульдозеру легче было их подхватить. Шофер некоторое время вздыхал, беспомощно оглядываясь по сторонам, - у него не было лома, - потом поплевал на руки и, упершись огромными, темными от загара руками в большой круглый камень, стал толкать его к обрыву. Солтан и Керемхан с любопытством наблюдали за ним.
      - Что твой бульдозер! - восхищенно заключил Солтан. - Этак мы за полчаса управимся.
      Но прошел час, другой, солнце уже стало спускаться к закату, а работа еще не была окончена. Шофер уже несколько раз лазил в машину за пивом. Наконец достал одну бутылку, смущенно развел руками: "Все! Пиво кончилось, ларек закрыт!"
      - Эй, парень! - крикнул он, подойдя к бульдозеру поближе. - Слезай давай, отдохни. Я в этой штуке разбираюсь, - он показал на рукоятки.
      Гариб отрицательно покачал головой.
      - Рекорд решил поставить? Ну и черт с тобой, ворочай! - махнул шофер рукой.
      Гариб не оставлял бульдозера. Пот тек с него ручьями, глаза покраснели, волосы слиплись...
      Только к шести часам вечера дорога была расчищена, Шофер влез в кабину, помахал нам рукой и умчался.
      - Ты вот что, накройся давай, потный весь, - грубовато сказал Керемхан и набросил Гарибу на плечи свою спецовку. - Простудишься!
      - Ну, Адиль, расчистили, - входя в палатку, сказала я мужу. - Какая я вся грязная... Пыль там... Гариб работал как зверь!
      - Особенно восхищаться тут нечем. Расчистить дорогу - его прямая обязанность.
      - Может быть, и обязанность, но ты великолепно знаешь, что он за десять часов сделал то, на что понадобилось бы четыре дня!
      Адиль пожал плечами:
      - Я предлагал вызватьїї ещеїї бульдозер...її Выпиши ему трехдневную выработку, если считаешь нужным. Я так посмотрела на Адиля, что он замолчал.
      - Будет возможность, - сказал он все же, - в конце месяца постараюсь оформить ему премию - получит три-четыре сотни...
      - Да не в сотнях дело, неужели ты не понимаешь?! Не интересуют они его!
      - А что же его еще интересует здесь, в горах, если не высокие заработки? ехидно спросил Адиль.
      - Хорошо! Значит, мы с тобой тоже за высокими заработками сюда приехали?
      - Не знаю, как ты, а я хожу по земле. Для меня пока что существует материальная заинтересованность. Не при коммунизме живем.
      Спорить с ним я не стала.
      К ночи погода снова испортилась. Полил дождь. Я несколько раз просыпалась и слушала, как тяжелые струи воды хлещут по натянутому брезенту.
      Как только рассвело, я поднялась и выглянула из палатки. Моросило, утро было серое, тусклое. Я оделась и, набросив на голову плащ, побежала к стройплощадке.
      Огромный валун, принесенный неведомо откуда селем, лежал у самого отверстия трубы и загораживал дорогу воде. Не находя выхода, она рвалась вверх, грозя размыть еще не оконченную кладку. Ребята стояли по пояс в бушующем потоке и ломами пытались сдвинуть валун в сторону.
      Сбросив плащ на землю, я схватила лом и тоже вошла в холодную, бурлящую воду. Поток чуть не опрокинул меня. Солтан протянул мне руку, я ухватилась и встала рядом с ним.
      - Раз-два, взяли! Еще раз! - командовал Керемхан.
      Мы никак не могли приноровиться друг к другу, толкались, ломы скользили по камню. Дождь усилился, и сейчас в двух шагах ничего не было видно.
      - Еще взяли! Еще раз!
      Наконец засунули под камень острия ломов и единым усилием перевернули валун. Вода с ревом устремилась в трубу. Мы цепочкой, держась за руки, пошли к берегу.
      Когда я уже вылезала из воды, большой камень, с грохотом оторвавшись от скалы, пролетел прямо над моей головой. Сзади раздался сдавленный крик.
      - Ты что, Гариб? - Солтан отпустил мою руку и быстро, насколько позволяло течение, пошел к бульдозеристу. Тот стоял, прислонившись к стене моста, подняв правую ногу. Лицо у него было искажено от боли. - Что с тобой? - снова спросил Солтан.
      - Камнем задело, - сквозь зубы проговорил Гариб, отворачиваясь.
      Керемхан и Солтан с трудом вытащили Гариба из воды и понесли в палатку.
      - Не трогайте его пока! - крикнула я Керемхану.- Я за аптечкой!
      Ничего не сказав Адилю, я открыла чемодан, схватила аптечку и бросилась обратно. Муж ни о чем не спросил.
      Мы разрезали штанину и сапог. Кровь текла быстрой и тонкой струйкой. Когда я накладывала на рану смоченную йодом марлю, под руками у меня что-то хруст нуло,
      Гариб молчал, глаза у него были закрыты. Только когда ребята подняли его ногу, чтобы я могла забинтовать, он заскрипел зубами.
      - Так. Картина ясная, - мрачно сказал Солтан. - Очень больно?
      - Больно, - коротко ответил Гариб.
      Солтан достал из-под кровати бутылку коньяку:
      - Прежде всего вот это лекарство. На фронте раненым всегда спирт давали.
      Я недоверчиво посмотрела на него, но промолчала - я никогда не была на фронте.
      - Снимите с него мокрую одежду, - сказала я, - и оденьте его потеплее. Я пойду заводить машину - надо срочно везти в больницу.
      Солтан вышел вслед за мной.їїїїїїїїїїїїїїїїїї
      - Может, не надо, Сария-ханум? -спросил он неуверенно. - Как-нибудь сами, а?
      - Надо, Солтан. Я читала, что при открытых переломах обязательно нужно в больницу1 иначе будет заражение крови.
      Солтан вздохнул, посмотрел на меня страдальчески и, махнув рукой, скрылся в палатке.
      - Адиль, - сказала мужу, - Гариб сломал ногу, придется отвезти в больницу. Ты ведь едешь в район?
      - Еду. Но не хочешь же ты сказать, что я должен везти его. Приеду, скажу, чтобы за ним прислали машину из больницы.
      - Пока ты все это сделаешь, у него начнется заражение крови.
      - Но не могу же я...
      - Если ты не можешь, я могу! Отвезу сама,
      - Сама?..
      Адиль был явно растерян, но возражать не решался, - видимо, почувствовал, что положение серьезное.
      Я быстро поставила ему на стол завтрак, переоделась и, лавируя между деревьями, подвела газик к палатке.
      Солтан с Керемханом вынесли Гариба и устроили его на заднем сиденье. Я села за руль.
      - Ты сама поедешь?-удивленно спросил Солтан.- Я думал, начальник... Да тебе же с ним не справиться, мы вдвоем еле дотащили! Давайте тогда и я с вами.
      - Ты думаешь, что говоришь, Солтан? Разве можно сейчас бросать мост? - Я показала на затянутое облаками небо. - Справлюсь. Я сильная.
      Подошел Адиль. Он сделал было движение сесть за руль, но я молча покачала головой, и он так же молча сел рядом.
      Я старалась вести машину как можно осторожнее, но дорога была из рук вон плохая, и я несколько раз слышала глухие стоны Гариба. Дождь не прекращался. Он заливал переднее стекло, и я почти ничего не видела. До райцентра ехали два часа.
      У райисполкома Адиль вышел.
      - Отправишь его в больницу и поставь, пожалуйста, машину сюда. Она мне понадобится. - Только это он и сказал за всю дорогу.
      Я ничего не ответила, только посмотрела ему вслед, затем спросила у проходившей мимо женщины, как проехать к больнице...
      ...Главный врач районной больницы, похожий в своей белой шапочке на студента мединститута, вышел ко мне, наверное, через полчаса после того, как санитары унесли на носилках Гариба.
      - Мы произвели первичную обработку раны, - сказал он, стараясь, видимо, казаться как можно солиднее. - Но перелом очень тяжелый. - Он прибавил какое-то латинское название. - Нужно оперировать.
      - Кто же будет оперировать?
      - Я - главный хирург больницы. Я с недоверием уставилась на главного хирурга. Студент, самый настоящий студент!
      - Может быть, вызвать профессора из Баку?
      - Не вижу необходимости. - В голосе главного хирурга послышалась обида. И потом, погода... вы же видите.
      - Вижу. Вы уверены, что операция необходима?
      - Совершенно уверен. Что еще вас интересует? - Он терял терпение.
      - Больше ничего.
      - Больной ваш родственник?
      - Нет. Да... родственник! Врач улыбнулся.
      "Дура! - мысленно выругала я себя. - Надо было сказать - муж. Тогда он не стал бы ухмыляться!"
      - А вы не волнуйтесь так, - успокоил меня врач.- Прооперируем вашего... родственника, все будет в порядке.
      - Когда операция?
      - Завтра утром. В девять часов.
      - Почему не сегодня?! - воскликнула я.
      - Сегодня невозможно. - Он покачал головой и с достоинством добавил: Сегодня у меня две операции... Сестра! Больного в предоперационную палату! коротко приказал он, давая понять, что разговор закончен.
      Я сидела в приемной и не знала, что делать. Вышла дежурная сестра и сказала, что я могу пройти к больному.
      - Вам что-нибудь хочется, Гариб? - спросила я, садясь на белый табурет около кровати.
      - Нет, ничего... Сестра, дайте воды.
      - Воду вам нельзя, - строго сказала сестра. - Я сейчас принесу чаю.
      Она принесла стакан чаю и стала поить Гариба. Держать стакан он уже не мог.
      Стали измерять температуру. Я в нетерпении ерзала на табурете. Сестра взяла у Гариба градусник, взглянула на него и протянула мне. Я чуть не вскрикнула: "Сорок!"
      - Вы устали, Сария-ханум, - облизывая пересохшие губы, с трудом проговорил Гариб, - Поезжайте домой.
      - Я сегодня не поеду.
      - Почему?
      - У меня дела. Дня два придется пробыть здесь. Утром приду к вам. До свидания, Гариб.
      В коридоре я встретила хирурга.
      - У него сорок!
      - Ну и что же? Это естественно при открытом переломе. Сейчас ему сделают укол.
      - Спасибо, доктор.
      Я попрощалась с врачом, поехала в управление к Адилю и коротко рассказала ему обо всем.
      - Вот так обстоит дело. Домой я сегодня не поеду. Невозможно бросить его здесь одного.
      - Разве в больнице нет людей?
      - В больнице есть люди, Адиль, - сказала я, отчетливо выговаривая каждое слово и стараясь быть спокойной, - но я не уеду, пока не узнаю, как прошла операция,
      Он глубоко вздохнул и покачал головой.
      - И где же ты будешь ночевать?
      - У меня здесь есть знакомая, я тебе говорила.
      - Маникюрша?
      - Да, маникюрша. Переночую у нее или в гостинице. Ты поезжай, не волнуйся.
      Я думала, он предложит мне ехать сейчас вместе домой, а рано утром вернуться, но он промолчал.
      - Счастливо, Адиль. Поужинай здесь перед отъездом, а то у нас там ничего нет сегодня.
      - Хорошо. До свидания.
      У Сатаник Айрапетовны было, как всегда, чисто и уютно. Поздоровавшись с хозяйкой, я села на диван, закрыла глаза и почувствовала, что очень устала.
      Отзывчивая и всегда бурно на все реагирующая Сатаник Айрапетовна, не переставая хлопотать у стола, немедленно начала успокаивать меня:
      - Ты зря волнуешься, Сария. Это очень хороший врач, не смотри, что молодой. Он такие операции делает!
      - Не знаю, Сатаник Айрапетовна. Неспокойно как-то на душе. Надо позвонить в больницу.
      К телефону подошла дежурная сестра, та, что принимала Гариба, - я узнала ее по голосу.
      - Скажите, как чувствует себя Гариб Велиев?
      - Жалоб нет. Лежит, дремлет.
      - Благодарю вас. - Я положила трубку.