Эдемус вспыхнул еще ярче, и его оранжево-красный искристый ореол почернел.

— Как занудно, — вздохнула Афраэль. — Извини, Ксанетия, но мы попросту зря тратим здесь время. Беллиому и мне придется управляться с Клаалем собственными силами. Твой занудный бог и так ничем не сумел бы нам помочь.

— Клааль?! — воскликнул Эдемус.

— Что, мне удалось завладеть твоим вниманием? — Афраэль хихикнула. — Теперь ты меня выслушаешь?

— Кто сотворил сие? Кто вновь призвал в мир Клааля?

— Ну уж во всяком случае не я. Дела Киргона как будто шли на лад, и тут Анакха нанес ему поражение. Ты же знаешь, как Киргон любит проигрывать, вот он и начал нарушать правила. Ну как, согласишься нам помочь или еще сотню эпох будешь сидеть в сторонке и дуться? Давай, Эдемус, думай побыстрее! — прибавила она, нетерпеливо пощелкивая пальцами. — Решайся, не медли. У меня, знаешь ли, времени в обрез.

— С чего это вы решили, будто я нуждаюсь в людях? — осведомился Нарстил, тощий, почти скелетообразный арджунец с жилистыми руками и впалыми щеками. Он восседал за столом под раскидистым деревом посреди разбойничьего лагеря в глубине арджунских джунглей.

— Ты занимаешься рискованным делом, — пожал плечами Кааладор, оглядывая лагерь. — Ты воруешь мебель, ковры и гобелены. Это значит, что ты устраиваешь налеты на деревни и уединенные поместья. Тебе оказывают сопротивления, а стало быть, всякий раз не обходится без ранений и смертей. Половина твоих людей ходит сейчас с повязками, и наверняка после каждого дела ты оставляешь за собой пару-тройку мертвецов. Вожак разбойников всегда нуждается в людях.

— Только не сейчас.

— Это я могу устроить, — зловеще заверил его Бевьер, мелодраматически проводя большим пальцем по лезвию локабера.

— Послушай, Нарстил, — продолжал Кааладор примирительным тоном, — мы ведь видели твоих ребят. Будь откровенен — ты набрал в шайку местных лоботрясов, которые попались на воровстве кур либо угнали у кого-то коз. Тебе чертовски недостает опытных людей, а мы как раз из таких. Твои лоботрясы выхваляются друг перед другом, изо всех сил стараясь выглядеть опасными бандитами, но на самом деле убийство у них не в крови, и потому-то они попадают в беду, едва начинается драка. Для нас убийства — дело привычное. Это наш хлеб. Твоим юнцам еще нужно друг другу что-то доказывать, а нам — нет. Ордей знает, чего мы стоим, — иначе бы он не написал тебе этого письма. — Глаза Кааладора слегка сузились. — Поверь мне, Нарстил, всем нам будет жить намного проще, если мы будем работать на тебя, а не откроем свою лавочку по соседству.

Нарстил явно потерял часть своей самоуверенности.

— Я подумаю, — сказал он.

— Валяй. И не помышляй о том, чтобы устранить конкуренцию в зародыше. Твои молокососы с этим не справятся, а вот мне придется всерьез на тебя обидеться.

— Прекрати немедленно! — шикнула Сефрения на сестру, когда они вчетвером шли по крытым улицам Дэльфиуса к дому Кедона.

— А Эдемус это делает, — огрызнулась Афраэль.

— Это его город и его народ. В гостях так поступать невежливо.

Ксанетия бросила на них озадаченный взгляд.

— Моя сестричка пускает пыль в глаза, — пояснила Сефрения.

— Вовсе нет! — фыркнула Афраэль.

— Вовсе да, Афраэль, и мы обе хорошо это знаем. Мы и раньше не раз спорили об этом. Прекрати, говорю!

— Я что-то ничего не понимаю, — созналась Ксанетия.

— Это потому, что ты привыкла ощущать ее присутствие, сестра, — устало пояснила Сефрения. — Она не должна так открыто щеголять своей божественной сутью, когда находится среди приверженцев другого бога. Это в высшей степени невоспитанно, и она это знает, а делает так лишь затем, чтобы позлить Эдемуса. Удивляюсь, как это еще она не сравняла с землей весь город или не подожгла солому на крышах излучением своей божественной сути.

— Ты говоришь отвратительные вещи, Сефрения! — упрекнула ее Афраэль.

— Так веди себя прилично.

— Не буду. Эдемусу можно, а мне нет?

Сефрения вздохнула, закатив глаза.

Они вошли в южное крыло огромного города-дома, который представлял собой Дэльфиус, и по тускло освещенному коридору подошли к дверям жилища Кедона. Анари ожидал их, и на его древнем лице было написано изумление. Когда слепящий свет, бывший Эдемусом, приблизился к нему, он упал на колени, однако его бог потускнел, принял человеческий облик и с сердечностью помог старику подняться.

— В сем нет необходимости, старый мой друг, — проговорил он.

— Послушай, Эдемус, — воскликнула Афраэль, — да ты же красавец! И к чему было скрывать от нас этакую красоту в пятне света?

Слабая усмешка промелькнула на вечно юном лице бога дэльфов.

— Не пытайся обольстить меня сладкими речами, Афраэль. Хорошо ведом мне твой нрав и ведомы твои уловки. Не так легко будет тебе уловить меня в свои тенета.

— В самом деле? Однако же ты уже уловлен, Эдемус. Ныне я лишь играю с тобой, не более. Сердце твое давно уже в моей руке. Настанет время, когда я сожму его, и ты станешь всецело моим. — И Богиня-Дитя рассмеялась звонким серебристым смехом. — Впрочем, кузен, это наше с тобой личное дело. Сейчас у нас достаточно иных хлопот.

Ксанетия нежно обняла почтенного Кедона.

— Как ты, верно, понял уже, дорогой мой старинный друг, грядут важные перемены. Грозная опасность, пред ликом коей мы все оказались, грозит изменить весь наш мир. Поговорим прежде о сей опасности, а потом уже будем в свое удовольствие дивиться тому, как все вокруг переменилось.

Кедон провел их по трем истертым от времени ступенькам в знакомую комнату с низким потолком, вогнутыми белыми стенами, удобной мебелью и очагом, в котором жарко плясал огонь.

— Расскажи им обо всем, Ксанетия, — предложила Афраэль, взбираясь на колени Сефрении. — Это, по крайней мере, объяснит, почему мне пришлось нарушить все правила и явиться сюда. — Она лукаво взглянула на Эдемуса. — Что бы ты там ни думал, кузен, я знаю правила приличия, просто у нас сейчас неотложные дела.

Сефрения откинулась в кресле, слушая, как Ксанетия повествует о событиях последних месяцев. В Дэльфиусе царило ощущение мира, ничем не потревоженного покоя, которое Сефрения не сумела уловить в минувшее пребывание здесь. Тогда ее разум был настолько поглощен исступленной ненавистью, что она почти не обращала внимания на окружающее. Дэльфы хотели, чтобы Спархок отделил их долину от всего мира, — но вряд ли в этом была необходимость. Они уже существовали отдельно от мира — настолько отдельно, что, казалось, перестали быть людьми. Странным образом Сефрения завидовала им.

— Раздражает, правда? — прошептала ей на ухо Богиня-Дитя. — А слово, которое ты ищешь, — «безмятежность».

— И ты делаешь все, что в твоей власти, чтобы нарушить ее, верно?

— Дэльфы все еще принадлежат этому миру, Сефрения, — хотя и ненадолго. Я просто напоминаю им о нашем существовании.

— Ты дурно ведешь себя с Эдемусом.

— Я стараюсь вернуть его к действительности, только и всего. Десять тысяч лет он был сам по себе и уже забыл, что такое наша компания. Я ему об этом напомнила. В сущности, ему это даже на пользу. Он уже начал погрязать в самодовольстве. — Афраэль соскользнула с колен сестры. — Извини, — продолжала она, — но пришло время дать ему еще один урок.

Она пересекла комнату и остановилась перед Эдемусом, умильно заглядывая ему в лицо своими большими темными глазами.

Бог дэльфов был так поглощен рассказом Ксанетии, что едва заметил Афраэль, и, когда она протянула к нему руки, он рассеянно поднял ее и усадил к себе на колени.

Сефрения улыбнулась.

— И совсем недавно, — завершала Ксанетия свое повествование, — юному сэру Бериту присланы были новые указания. Велено ему повернуть и направиться в город Супаль, что на берегу Арджунского моря. О сих переменах сообщил он Богине-Дитя, она же, в свою очередь, осведомила всех нас. Тролли-Боги имеют намерение перенести сэра Улафа и сэра Тиниена в Супаль и сокрыть их там в том, что сами они называют «He-Время». Полагают они, что буде наши враги представят там королеву Элану, дабы обменять ее на Беллиом, выйдут они из своего укрытия и спасут королеву.

— »He-Время»? — озадаченно переспросил Кедон.

— Остановленное мгновение, — пояснила Афраэль. — Тролли ведь охотники, и их боги отыскали для них укрытие, чтобы они могли невидимыми выслеживать добычу. Хитроумная выдумка, но у нее есть свои недостатки.

Эдемус что-то спросил у нее на языке, который Сефрения не раз пыталась выучить, но так и не сумела понять в нем ни слова. Афраэль отвечала быстро, сухим деловитым тоном, дополняя свой ответ замысловатыми жестами.

— Ах вот как, — наконец проговорил Эдемус, снова переходя на тамульский, и на лице его выразилось понимание. — Какая, однако, странная идея.

— Ты же знаешь Троллей-Богов, — отозвалась Афраэль, скорчив гримаску.

— Неужто ты и впрямь вынудила их согласиться на чудовищные твои условия?

— У меня было то, что им хотелось получить, — пожала она плечами. — Они вот уже три сотни веков пытались измыслить способ вырваться из Беллиома. Конечно, мои условия им очень не понравились, но у них не было выбора.

— Ты весьма жестокосердна, Афраэль.

— Ничуть. Мной двигала необходимость, а необходимость не бывает ни жестока, ни милосердна. Она просто есть. Пару дней назад при встрече я расцеловала их, и это поправило им настроение — то есть после того, как они сообразили, что я не собираюсь их перекусать.

— Не может быть! — откровенно ужаснулся Эдемус.

— Они не так уж и плохи, — защищалась Афраэль. — Я, конечно, могла бы почесать их за ушами, но на это они могли бы и обидеться, так что я их попросту расцеловала. — Она усмехнулась. — Еще пара поцелуев — и они стали бы лизать мне руки, точно щенята.

Эдемус выпрямился в кресле и вдруг ошеломленно моргнул, словно лишь сейчас сообразив, где именно сидит Богиня-Дитя.

Она одарила его одной из своих загадочных улыбочек и погладила по щеке.

— Ничего страшного, кузен, — сказала она. — Ты скоро привыкнешь. Рано или поздно все привыкают.

И с этими словами Афраэль соскользнула с его колен и направилась через всю комнату к сестре.

— Это мое место! — угрожающе объявил кряжистый детина неопределенной национальности, когда Келтэн бросил свои седельные сумки и скатанную постель на полянке под большим деревом.

— Было твое, — проворчал Келтэн.

— Нельзя вот так заявиться невесть откуда и захватить чужое место!

— Вот как? Это противозаконно, что ли? — Келтэн выпрямился. Он был по меньшей мере на голову выше своего незадачливого собеседника, а широкие плечи, облитые кольчугой, казались еще шире. — Я и мои друзья останемся вот здесь, — бесцеремонно объявил он, — так что собирай свою постель и прочее барахло и проваливай куда пожелаешь.

— Я не привык получать приказы от эленийцев!

— Тем хуже для тебя. А сейчас проваливай. У меня дел по горло. — Келтэн был не в лучшем расположении духа. Опасность, грозящая Алиэн, непрерывно терзала его мысли, и оттого любая мелочь легко выводила его из себя. Видимо сейчас эти чувства отчасти отразились на его лице, потому что незадачливый разбойник поспешно попятился.

— Еще дальше, — процедил Келтэн.

— Я еще вернусь! — пригрозил тот, продолжая пятиться. — Я вернусь со всеми моими друзьями!

— Жду не дождусь. — Келтэн демонстративно повернулся спиной к человеку, которого только что согнал с насиженного места.

К нему подошли Бевьер и Кааладор.

— Неприятности? — спросил Кааладор.

— Я бы это так не назвал, — пожал плечами Келтэн. — Я устанавливал наше положение в этой шайке, только и всего. На новом месте всякий раз приходится кого-нибудь одернуть, чтобы дать понять остальным, что ты шутить не намерен. Давайте-ка устраиваться.

Они поставили шатер и собирали листья и мох для постелей, когда к ним подошел Нарстил.

— Я вижу, Эзек, вы уже устроились, — обратился он к Кааладору. Тон у него был мирный, хотя и не слишком сердечный.

— Несколько завершающих штришков, и все готово, — ответил Кааладор.

— Вы устроили неплохую стоянку, — заметил Нарстил, — чистота, порядок.

— Захламленное жилище есть признак захламленного ума, — пожал плечами Кааладор. — Хорошо, что ты заглянул к нам, Нарстил. Мы слыхали, что тут неподалеку стоит войско. Оно причиняет тебе какие-нибудь хлопоты?

— У нас с ними соглашение, — ответил Нарстил. — Мы не крадем у них, а они оставляют нас в покое. Собственно, армия, что стоит в Натайосе, — вовсе и не армия, а шайка мятежников. Они хотят свернуть правительство.

— А кто не хочет-то? Нарстил рассмеялся.

— Собственно говоря, эта мятежная свора в Натайосе очень даже благотворна для моих дел. Полиция знает о них и предпочитает сюда не соваться, а одна из причин, по которой они нас терпят, та, что мы грабим проезжих и тем отваживаем людей, шныряющих в окрестностях Натайоса. Кроме того, мы ведем с ними весьма оживленную торговлю. Они скупают почти все, что мы крадем.

— И далеко отсюда этот самый Натайос?

— Милях в десяти. Это древние развалины. Скарпа — так зовут человека, который там всем заправляет, — устроился там со своими мятежниками несколько лет назад. Он укрепил город, и с каждым днем туда прибывает все больше его сторонников. Лично на него мне плевать, но дело есть дело.

— Что он за человек, этот Скарпа?

— Чокнутый. Временами он свихивается настолько, что воет на луну. Он свято убежден, что в один прекрасный день станет императором, и, думается мне, очень скоро он выведет свое отребье из джунглей — в победоносный поход. Здесь-то он покуда в полной безопасности, но на открытой местности атаны живо превратят его в собачий корм.

— А что, нам должно быть до этого дело? — осведомился Бевьер.

— Да мне лично — ни малейшего, — заверил Нарстил «одноглазого» забияку. — Вот только мое дело от этого пострадает.

— Стало быть, кто угодно может свободно войти в Натайос? — как бы между прочим поинтересовался Келтэн.

— Если ведешь мула, нагруженного едой и выпивкой, тебя примут с распростертыми объятиями. Я каждую неделю посылаю туда повозку с бочонками пива. Вы же знаете, как солдаты любят пиво.

— Это уж точно, — согласился Келтэн. — Я сам знавал в свое время нескольких солдат, и для них весь мир останавливался, когда открывали новый бочонок.

— Сие происходит от нашего умения управлять светом, что мы излучаем, — пояснял Кедон. — Зрение же весьма сильно зависит от света. Уловка сия, само собой, не вполне совершенна. Мы не в силах избегнуть слабого мерцания и принуждены зорко следить за тем, чтобы наши тени не выдали нашего присутствия, однако при должной предосторожности мы можем оставаться незамеченными.

— Какие любопытные различия, — заметила Афраэль. — Тролли-Боги играют со временем, вы — со светом, я — со вниманием людей, от которых хочу укрыться, и все это служит одной цели — достичь невидимости.

— Ведом ли тебе, Божественная, кто-нибудь, кто может быть воистину невидим? — спросила Ксанетия.

— Мне — нет, а тебе, кузен? Эдемус покачал головой.

— Впрочем, мы способны становиться вполне невидимы, — продолжала Афраэль. — У настоящей невидимости были бы свои недостатки. Идея хороша, анари Кедон, но я не хочу, чтобы Ксанетия подвергала себя опасности. Я слишком люблю ее.

Ксанетия слегка покраснела и бросила на Эдемуса почти виноватый взгляд. Сефрения рассмеялась.

— Должна я предостеречь тебя, Эдемус, — проговорила она, — дабы не спускал ты глаз со своих приверженцев. Моя богиня — известная воровка. — Она сдвинула брови размышляя. — Если Ксанетия может незамеченной пробраться в Супаль, это было бы весьма полезно. Ее способность проникать в чужие мысли позволила бы ей быстро узнать, там ли находится Элана. Если там, мы могли бы действовать. Если Эланы там нет, стало быть, Супаль — лишь новая увертка наших врагов.

Кедон взглянул на Эдемуса.

— Думается мне, Возлюбленный, что принуждены мы будем вмешаться в дела остального мира далее, нежели предполагали прежде. Тревога Анакхи за участь жены воистину поглощает все его мысли, и его обещание, данное нам, находится в опасности, покуда не вернется к нему супруга живой и невредимой.

Эдемус вздохнул.

— Боюсь, что истинны твои слова, дражайший мой анари. Хотя и тревожит сие мою душу, однако сдается мне, что должны мы на время забыть о наших несогласиях и объединиться в поисках супруги Анакхи, помогая ему всем, чем мы в силах помочь.

— Ты и впрямь уверен, Эдемус, что хочешь ввязаться в это дело? — осведомилась Афраэль. — Твердо уверен?

— Я ведь уже сказал об этом, Афраэль.

— И тебя ничуть не интересует, отчего это меня так беспокоит судьба двоих эленийцев? У них ведь есть собственный Бог. Почему, как ты думаешь, я в них так заинтересована?

— Отчего это ты так любишь говорить обиняками, Афраэль?

— Потому что мне нравится преподносить сюрпризы, — сладким голосом пояснила она. — Кузен, я от всей души хочу поблагодарить тебя за то, что ты так озабочен судьбой моих отца и матери. Ты тронул меня до слез.

Эдемус потрясенно воззрился на нее.

— Как ты могла?! — выдохнул он.

— Кто-то же должен был это сделать, — пожала плечами Афраэль. — Кому-то нужно было присматривать за Беллиомом. Анакха — дитя Беллиома, но, покуда его сердце в моей руке, я могу более или менее управлять его поступками.

— Но они же эленийцы!

— Брось, Эдемус, что за ребячество! Эленийцы, стирики, дэльфы — какая разница? Всех их можно любить, если сердце твое открыто любви.

— Но они едят свинину!

— Знаю. — Афраэль содрогнулась. — Поверь мне, знаю. Над этим я тоже работаю.

Сенга был добродушный бандит, в чьих жилах перемешалось так много кровей, что трудно было понять, к какой нации он относится. Он много ухмылялся, был громогласен и шумлив и заразительно хохотал. Келтэну он понравился с первого взгляда, да и Сенга, похоже, нашел родственную душу в эленийском разбойнике по имени Коль. Он хохотал, шагая по захламленному лагерю, где прямо на голой земле неуклюжими грудами были свалены мебель и другие предметы домашнего обихода.

— Эгей, Коль! — крикнул он, подходя к дереву, под которым поставили свой шатер Келтэн, Бевьер и Кааладор. — Ты бы поехал со мной, что ли! Повозка, груженная пивом, открывает все двери в Натайосе.

— Не люблю я армии, Сенга, — ответил Келтэн. — Офицеры вечно пытаются тебя завербовать — обычно с мечом к горлу — а генералы, на мой вкус, чересчур привержены нравственности. От слов «по законам военного времени» у меня отчего-то стынет кровь в жилах.

— Скарпа вырос в таверне, друг мой, — ухмыляясь, заверил его Сенга, — и мамаша его была шлюхой, так что он привык к темным сторонам человеческой натуры.

— Как твоя торговля? — спросил Келтэн. Сенга осклабился, закатил глаза и позвенел туго набитым кошельком.

— Здесь достаточно, чтобы я начал подумывать о честной жизни и собственной пивоварне. Плохо только то, что наши приятели из Натайоса пробудут здесь недолго. Если я устрою здесь пивоварню, а мои покупатели отправятся на войну и атаны настрогают из них жаркое, мне придется выпить все самому, а уж это чересчур для самой сильной жажды.

— А с чего ты взял, что мятежники готовятся выступить?

— Да так, ничего особенного, — отозвался Сенга, растянувшиеь на земле и передав Келтэну свой бурдюк с вином. — Последние пару недель Скарпа где-то пропадал. Он и двое-трое эленийцев в прошлом месяце уехали из Натайоса, и никто не мог мне сказать куда и зачем.

Келтэн старательно сохранял на лице равнодушное выражение.

— Я слыхал, он чокнутый, а чокнутым ни к чему искать причину, куда и зачем их носит.

— Скарпа, конечно, чокнутый, но своих мятежников он способен довести до неистовства. Когда он берется произнести речь, лучше сразу найти местечко, где бы присесть, — потому что слушать его придется самое малое шесть часов. Как бы то ни было, он уехал, а его войско принялось готовиться к зиме. Все изменилось, когда он вернулся.

Келтэн тотчас насторожился.

— Вернулся?

— Вот именно, друг мой. Эй, дай-ка и мне глотнуть! — Сенга схватил бурдюк и, запрокинув его, направил тугую струю вина прямо себе в глотку. — Он и его дружки-эленийцы прискакали в Натайос дня четыре тому назад. И с ними, говорят, были две женщины. Келтэн тяжело сел на землю и принялся сосредоточенно поправлять пояс с мечом, чтобы скрыть свое волнение.

— Я думал, Скарпа ненавидит женщин, — проговорил он нарочито небрежным тоном.

— Это верно, друг мой, но, судя по тому, что я слышал, эти женщины не какие-нибудь шлюшки, которых он подобрал по пути развлечения ради. Во-первых, у них были связаны руки, и парень, с которым я толковал, говорил, что, хотя вид у них был жалкий, они вовсе не походили на продажных девок. Он, правда, не сумел хорошо их разглядеть, потому Скарпа сразу загнал их в дом, который явно приготовили для особого случая — шикарная мебель, кругом ковры и все такое прочее.

— В этих женщинах было еще что-то особенное? — спросил Келтэн, едва удержавшись от того, чтобы затаить дыхание.

Сенга пожал плечами и снова глотнул вина.

— Просто с ними обращались совсем не так, как с теми девками, которые обычно таскаются за войском. — Сенга поскреб в затылке. — Что там еще говорил мне этот парень… Что же он такое говорил? — На сей раз Келтэн и впрямь затаил дыхание. — Ах да, вспомнил! Он сказал, что эти две женщины, которых Скарпа так заботливо приволок погостить в Натайос, — эленийки. Ну не удивительно ли?