ГЛАВА 17

Ее высочество наследная принцесса Элении Даная сидела в задумчивости на подоконнике отдаленного окна на одном из верхних этажей замка ее матери. Снаружи бушевала непогода, и порывистый ветер гонял по лужайкам опавшие листья, точно перепуганных бурых мышей. Рассеянно поглаживая мурлычущую кошку, Даная размышляла об условиях, выборе и возможностях.

Миртаи, мрачная, неумолимая, в атанском нагруднике из блистающей стали и черной кожи, стояла в нескольких ярдах дальше по коридору. На лице ее застыло выражение угрюмой покорности, рука лежала на рукояти меча.

— Ты все еще сердишься на меня, верно? — обратилась Даная к золотокожей великанше, даже не потрудившись обернуться.

— Мне не пристало сердиться либо радоваться тому, что совершает моя хозяйка. — Миртаи упорно придерживалась этого тона.

— А, да перестань! Поди сюда. Миртаи прошагала по коридору туда, где сидела ее своенравная маленькая хозяйка.

— Да?

— Я попробую еще раз. И на сей раз, пожалуйста, слушай меня внимательно.

— Как прикажет ваше величество.

— Знаешь, это уже становится утомительным. Мы любим тебя, Миртаи.

— Ваше величество говорит от своего королевского имени?

— Миртаи, я сейчас рассержусь. У меня есть имя, и ты его знаешь. Мы все тебя любим, и, если бы ты решила убить себя, ты разбила бы сердце всем нам. Я говорила с тобой так только для того, чтобы привести тебя в чувство, глупышка.

— Я понимаю, почему ты это сделала, Даная, но зачем было унижать меня при всех?

— Извини.

— Ты не можешь извиняться передо мной. Ты королева, а королевы никогда не просят прощения.

— А я вот прошу, если захочу. — Даная помолчала и добавила: — Вот так.

Миртаи рассмеялась и порывисто обняла девочку.

— Даная, ты никогда не научишься быть королевой.

— Ну, не знаю. Быть королевой значит попросту добиваться того, чего хочешь. Я это и так умею. Для такого пустяка мне не нужна ни корона, ни армия.

— Вы очень испорченная девчонка, ваше высочество.

— Знаю, и ты представить себе не можешь, как я этим наслаждаюсь.

Тут принцесса услышала слабый отдаленный шепот, который Миртаи, конечно, никак не могла уловить.

— Почему бы тебе не поискать Мелидиру? — предложила она и вздохнула, закатив глаза. — Я уверена, что она меня и так уже ищет. Должно быть, настало время очередного девчоночьего урока.

— Она наставляет тебя в придворном этикете и хороших манерах, Даная, — укоризненно сказала Миртаи. — Будущей королеве знать это необходимо.

— А по-моему, все это глупости. Ступай, Миртаи. Я сейчас приду.

Великанша скрылась за поворотом коридора, и тогда принцесса Даная едва слышно проговорила:

— В чем дело, Сетрас?

— Ты ведь уже знаешь этикет, Афраэль, — сказал ее курчавый кузен, возникая из пустоты рядом с ней. — К чему тебе брать уроки?

— Это занимает Мелидиру и не оставляет ей времени, чтобы наделать глупостей. Я истратила слишком много времени и сил на то, чтобы свести ее со Стрейдженом. Я не хочу, чтобы она все испортила, принявшись от скуки искать развлечений на стороне.

— Для тебя это так важно, да? — озадаченно спросил Сетрас. — Почему тебя вообще так интересует то, как они продолжают свой род?

— Ты этого не поймешь, Сетрас. Ты слишком молод.

— Я не младше тебя, Афраэль.

— Да, но ты совершенно не обращаешь внимания на то, чем занимаются твои приверженцы, когда остаются наедине.

— Да знаю я, чем они занимаются. Это просто нелепо.

— А им нравится.

— Цветы проделывают это с куда большим достоинством, — фыркнул он.

— Ты об этом хотел со мной поговорить?

— Ах да, я и забыл. У меня для тебя послание. Есть один альсионский рыцарь — из тех, что служат мне. Думаю, ты его знаешь. Круглолицый человек по имени Тиниен.

— Угу.

— Он возвращался в Чиреллос за подмогой и, похоже, неумышленно забрал с собой всех пандионцев, которые способны вызвать тебя, а потому среди рыцарей церкви не нашлось никого, чтобы сообщить тебе о том, что случилось в Земохе.

— Да, я уже знаю об этом. Анакха собирается серьезно поговорить с Тиниеном. Что случилось в Земохе?

— Рыцари церкви столкнулись с Клаалем. Почти треть их была перебита.

Афраэль разразилась яростными ругательствами.

— Афраэль! — ахнул Сетрас. — Как ты можешь так выражаться?

— Ах, да отстань ты! Почему ты не сказал мне этого сразу, как только появился?

— Я отвлекся, — признался он. — Но, Афраэль, не всех же их перебили. Осталось еще много. Скоро их будет еще больше прежнего. Они ужасно плодовиты.

— Я люблю их всех, болван! Я никого из них не хочу терять!

— Ты жадная, кузина, и в этом твой недостаток. Ты ведь не можешь завладеть ими всеми.

— Не спеши биться об заклад, Сетрас. Я еще только начала. — Афраэль воздела руки к потолку. — Немыслимо! Ты даже не понимаешь всей важности послания, которое пытаешься мне передать!.. Где сейчас рыцари церкви?

— Идут через степи Центрального Астела, чтобы вторгнуться в Кинезгу. Наверное, в Кинезге они опять столкнутся с Клаалем. От души надеюсь, что он перебьет не всех.

— Кто ведет рыцарей?

— Когда они покинули Чиреллос, ими командовал один из слуг Ромалика — старик по имени Абриэль, но он погиб в Земохе, и теперь приказы отдает один из верховных священников церкви эленийского Бога — талесиец по имени Бергстен.

— Мне бы следовало догадаться, — проговорила она. — Мне нужно кое-что уладить, а потом я отыщу Бергстена и узнаю, что там случилось на самом деле.

— Я же только хотел помочь, — слегка обиженно протянул Сетрас.

— Ты справился отменно, кузен, — снисходительно утешила его Афраэль. — Не твоя вина, что ты не принимаешь здешних событий близко к сердцу.

— У меня много важных дел, Афраэль, — возразил он оправдываясь. И, повеселев, добавил: — Загляни как-нибудь в мою студию. Я недавно сотворил закат — лучшего, пожалуй, мне никогда не удавалось. Он так прекрасен, что я решил сохранить его.

— Сетрас! Нельзя же просто взять и остановить солнце!

— Но ведь там никто не живет, Афраэль. Никто и не заметит.

— О дорогой!.. — она закрыла лицо руками.

— Я тебя разочаровал, да? — Нижняя губа Сетраса слегка задрожала, и большие блестящие глаза вдруг наполнились слезами. — А я так стараюсь, чтобы ты и вся родня гордились мной.

— Нет, Сетрас, — сказала она, — я все равно люблю тебя.

Он просиял.

— Так все в порядке?

— Ты очень милый, Сетрас. — Афраэль поцеловала его. — А теперь беги. Мне нужно кое с кем поговорить.

— Но ты придешь взглянуть на мой закат?

— Разумеется, кузен. Ступай. — Она подняла на руки дремлющую кошку и дунула в ее мохнатое ухо. — Проснись, Мурр!

Кошка открыла желтые глаза.

— Возвращайся в наше логово, — по-кошачьи приказала маленькая принцесса. — Мне надо кое-что сделать. — Она опустила Мурр на пол. Кошка выгнула спину, поставив хвост вопросительным знаком, и зевнула. Затем она бесшумно затрусила прочь по коридору.

Даная огляделась, с помощью глаз и разума убеждаясь, что поблизости никого нет. По коридорам этого замка бродили мужские особи, а появление нагой богини неизменно возбуждало их. Это было, конечно, лестно, но приводило в некоторое замешательство существо, совершенно лишенное инстинкта продолжения рода. Сколько Афраэль ни билась, она так и не сумела понять, почему мужские особи так несдержанны в вопросах размножения.

Богиня-Дитя быстро приняла свой подлинный облик, а затем разделилась на двух девочек.

— Ты становишься старше, Даная, — заметила Флейта.

— Это так заметно? Уже?

— Да, заметно. Впрочем, тебе еще долго до полного созревания. Ты уверена, что хочешь пройти через это?

— Может быть, нам это поможет лучше понимать их. Сетрас, думаю, даже понятия не имеет, что нужны мужчина и женщина, чтобы… ну, ты понимаешь, — Даная покраснела.

— Сетрас вообще не блещет умом. Можно я одолжу у тебя Миртаи?

— Зачем?

— Она тебе здесь не особенно нужна, а после того, что случилось в Диргисе, я хочу, чтобы при Сефрении была надежная охрана.

— Хорошая мысль. Пойдем поговорим с Сарабианом и Эмбаном. Они пошлют гонцов к людям, с которыми мы сами никак не можем связаться.

Флейта кивнула.

— Было бы гораздо удобнее, если б они все были наши.

Даная рассмеялась.

— Я думаю, Сетрас прав. Мы жадные, верно?

— Мы любим их всех, Даная. Не вижу причины, почему бы им всем не любить нас.

Девочки, держась за руки, двинулись по коридору.

— Даная, — сказала Флейта, — как ты думаешь, Миртаи боится высоты?

— Он очень похож на портрет, который нарисовал Телэн, верно? — прошептал Тиниен Улафу.

— Сходство почти полное, — согласился Улаф. — Мальчишка на редкость талантлив.

— О да, и еще он хорошо рисует. Улаф коротко хохотнул и, взглянув на людей, столпившихся вокруг Парока, отвел Тиниена в сторонку.

— Парок отдает приказы, — прошептал он, — но арджунец в яркой куртке говорит от имени короля Ракьи.

— Сарабиан будет очень сердиться на короля Арджуны.

Улаф кивнул.

— Я вовсе не удивлюсь, если на арджунском троне скоро появится новый король.

— Что именно говорил Парок о Натайосе? Ты не мог ошибиться?

— Никак не мог, Тиниен. Как раз перед тем, как Парок заспорил с герцогом Миланисом, он говорил, что Скарпа хочет двинуть армию из Натайоса, прежде чем передать Спархоку последнее письмо. Я едва не завопил от радости, когда он сказал, что Спархоку будет велено явиться для обмена в Натайос.

— И все-таки нам надо быть настороже. Они могут держать Элану где-то еще и привезти ее в Натайос только в последнюю минуту.

— Мы узнаем это наверняка, как только там появится Ксанетия, — пожал плечами Улаф.

Дверь кабинета распахнулась, и появился запыхавшийся слуга в ливрее.

— Барон, — обратился он к Пароку, — только что из Натайоса привезли важное известие. Гонец загнал коня до полусмерти.

— Кони дешевы. Пусть войдет.

— Я бы мог возненавидеть этого человека, — пробормотал Тиниен.

— Я его уже ненавижу, — отозвался Улаф. — Мы, кажется, невидимы? — прибавил он, задумчиво подняв глаза.

— Во всяком случае, так говорит Гхномб.

— Представляешь, какая будет физиономия у Парока, если ему вдруг вспорют брюхо невидимым ножом?

— Медленно, — прибавил Тиниен. — Очень, очень медленно.

Гонец из Натайоса, небогато одетый дакит, вошел в комнату, шатаясь от изнеможения.

— Барон, — прохрипел он, — какое счастье, что я отыскал тебя…

— Говори!

— Можно мне глотнуть воды?

— Сначала скажешь, в чем дело, а потом можешь пить, что пожелаешь.

— Лорд Скарпа велел передать тебе, что человек, за которым вы следили, — не Спархок.

— Я вижу, Скарпа окончательно спятил.

— Нет, барон. Заласта подтвердил это. Некто, кого называют Клаалем, видел человека, которому вы передавали послания. Ты, кажется, должен знать, кто такой этот Клааль. Как бы то ни было, он сообщил, что человек с перебитым носом выглядит как Спархок, но на самом деле это вовсе не он. Клааль, судя по всему, способен определить это наверняка.

Парок разразился гнусными ругательствами.

— Дело плохо, — проворчал Тиниен. — Я сообщу об этом Афраэли. Надо выручать Берита и Халэда.

— Скарпа убил жену Спархока? — спросил барон у гонца.

— Нет, господин барон. Он хотел это сделать, но Заласта помешал ему. Мне велено передать тебе никоим образом не давать понять самозванцу, что мы разгадали его. Заласте нужно время, чтобы переправить пленниц в безопасное место. Он хочет, чтобы ты продолжал действовать, как будто ничего не случилось. После того как он упрячет женщин, он сообщит тебе, что можно прикончить того, кто выдает себя за Спархока.

— Стало быть, теперь всем заправляет Заласта?

— Да, барон Парок. Лорд Скарпа немного… не в себе, можно сказать.

— Можно сказать, спятил. Так будет точнее. — Парок принялся расхаживать по комнате. — Я уж гадал, сколько времени понадобится на то, чтобы у Скарпы окончательно поехала крыша, — бормотал он. — Так, пожалуй, даже лучше. Заласта, конечно, стирик, но по крайней мере не чокнутый. Возвращайся и скажи ему, что я получил его сообщение и что я не сделаю ничего, что могло бы нарушить его планы. Дай ему понять, что я не питаю нежных чувств к Скарпе и буду верен ему, Заласте, целиком и полностью.

— Слушаюсь, господин барон.

Герцог Миланис поднялся и подошел к открытому окну.

— Господи! — воскликнул он, закрывая окно. — Чем это здесь так чудовищно воняет?

Тиниен обернулся и увидел нависшего над ними тролля.

— Блокв, — сказал он, — нехорошо вот так приходить в логова людей.

— Меня послал Кхвай, Тин-ин, — пояснил Блокв. — Кхвай устал ждать. Он хочет жечь злых огнем, который горит вечно.

И тут тусклый полумрак расколотого мгновения наполнился дымом, и перед ними возник чудовищный силуэт бога огня.

— Твоя охота слишком долгая, Улаф-из-Талесии. Ты нашел злых? Если нашел, покажи, где злой. Он будет гореть вечно.

Тиниен и Улаф обменялись долгим взглядом. Затем Тиниен по-волчьи ухмыльнулся.

— Почему бы и нет? — сказал он.

— Действительно, почему бы и нет? — согласился Улаф и повернулся к окутанному искрами богу огня.

— Наша охота была удачной, Кхвай, — объявил он. — Мы нашли одного из злых, которые украли подругу Анакхи. Теперь ты можешь ввергнуть его в огонь, который горит вечно. — Улаф помолчал. — Есть и другие, за кем мы охотимся. Мы не хотим спугнуть их, потому что тогда наша охота станет труднее. Может Гхномб поместить этого злого в He-Время? Там ты ввергнешь его в огонь. Если он будет гореть в He-Времени, другие из его стаи не почуют дым и не услышат криков, и мы не спугнем их.

— Это хорошая мысль, Улаф-из-Талесии, — согласился Кхвай. — Я скажу об этом Гхномбу. Он поместит того, кто будет гореть вечно, во время, которое не движется. Кого из них я должен сжечь?

— Этого. — Улаф указал на барона Парока.

Герцог Миланис, поворачиваясь от окна, застыл на полушаге, точно изваяние.

Барон продолжал беспокойно расхаживать по комнате.

— Нам придется принять новые предосторожности, — говорил он, не замечая, что люди вокруг него окаменели. Затем он развернулся и налетел на изнеможденного гонца из Натайоса.

— С дороги, болван! — рявкнул он. Тот не шевельнулся.

— Я велел тебе возвращаться к Заласте! — в гневе проревел Парок. — Почему ты еще здесь?

Он ударил гонца наотмашь по лицу и закричал от боли, разбив руку о нечто, более твердое, чем камень. Барон дико огляделся.

— Что это с вами всеми стряслось? — пронзительно крикнул он.

— Что он говорит? — прозвучал ужасный голос Кхвая.

Парок уставился на гигантскую фигуру Бога-Тролля, завопил и опрометью бросился к двери.

— Он не понимает, что он в He-Времени, — по-тролличьи ответил Улаф.

— Он должен знать, за что наказан, — решил Кхвай. — Он поймет, если ты заговоришь с ним птичьими звуками?

— Я заставлю его понять, — заверил Улаф.

— Это хорошо. Заговори с ним. Парок бессмысленно молотил кулаками по неподвижной двери.

— Это тебе не поможет, старина, — изысканно вежливым тоном сообщил Улаф перепуганному насмерть дакиту. — Дела обернулись для тебя — хуже некуда, барон Парок. Этот парень, у которого из ушей идет дым, — Тролль-Бог Кхвай. Он недоволен тем, что ты принимал участие в похищении королевы Эланы.

— Кто ты такой? — взвизгнул Парок. — Что происходит?

— Ты доставлен к месту казни, барон, — пояснил Тиниен. — Как уже сказал мой друг, Кхвай весьма тобой недоволен. Поступки, которые мы привыкли спускать, — похищения, отравления, требование выкупа — отчего-то страшно раздражают троллей. Они народ в высшей степени высоконравственный. Впрочем, в твоем положении есть одно маленькое преимущество. Ты никогда не умрешь, барон Парок. Ты будешь жить вечно.

— О чем ты говоришь?

— Увидишь.

— Теперь он понял? — нетерпеливо спросил Кхвай.

— Мы думаем, что понял, — ответил Улаф на языке троллей.

— Хорошо. — Кхвай неумолимо шагнул к съежившемуся от страха Пароку и вытянул громадную лапу.

— Гори! — проревел он.

Барон Парок пронзительно закричал.

А потом его лицо пошло трещинами, и из-под кожи брызнули языки слепящего пламени. Куртка задымилась — и в один миг превратилась в пепел.

Он снова закричал.

Он все еще напоминал обликом человека, но этот облик был сотворен из пламени. Барон горел заживо, не сгорая, плясал и выл, корчась в немыслимых муках.

Кхвай ударил кулаком по неподвижной двери, и она разлетелась пылающими обломками.

— Беги! — проревел Тролль-Бог. — Беги и гори вечно!

И пылающий дакит с воплем бросился бежать.

Арджун застыл, вмороженный в остановленный миг вечного «сейчас». Горожане замерли недвижными изваяниями, не подозревая, что мимо них по безмолвным улицам мчится огненный призрак. Они не слышали его диких воплей и не видели, как он, охваченный пламенем, со всех ног бежит к озеру.

Пылающий силуэт, бывший бароном Пароком, бежал, оставляя за собой облако жирного дыма. Он добежал до пристаней и, пылая, выскочил на длинный пирс, далеко протянувшийся в темные воды Арджунского моря. Добежав до края пирса, он не остановился ни на мгновение, но прыгнул вниз, жадно стремясь к живительной прохладе воды. Однако озеро, как и все в этом остановленном мгновении, застыло, и его гладь была неподатлива и тверда, как алмаз. Пылающий призрак испустил разочарованный вой и, упав на колени, замолотил кулаками по сверкающей глади, моля пропустить его, дать ему погрузиться в благословенную прохладу, такую близкую и такую недоступную. Затем Парок вскочил, подгоняемый грозным велением Тролля-Бога. Вопя от немыслимых мук и страшного одиночества, человеческий силуэт, состоящий из вечного пламени, бежал по темной алмазно-твердой глади, постепенно уменьшаясь, покуда не стал только искоркой в ночном сумраке огромного озера. И только вой его, душераздирающий плач боли и одиночества, еще долго разносился эхом по равнодушным берегам.

— Хорошо бы Спархок поскорей вернулся, — едва слышно прошептал Телэн, когда он и Стрейджен вновь поднимались по ветхой лестнице на знакомый чердак. — Мы добыли множество чертовски важных сведений и никак не можем передать их остальным.

— Пока мы ничего не в силах сделать, — сказал Стрейджен. — Посмотрим, что скажет Валаш на состряпанную тобой небылицу. Говори небрежно, как о пустяке, покуда мы не поймем, куда он клонит.

— А потом ты начнешь учить меня резать кошельки? — с притворным воодушевлением осведомился Телэн.