Глава 2

Безмятежное спокойствие детства Гариона было вновь прервано появлением у ворот фермы Фолдора странствующего сказочника, оборванного старика, не имевшего, казалось, даже имени. На коленях штанов красовались заплаты, носки у башмаков отсутствовали. Шерстяная туника с длинными рукавами подвязывалась на поясе обрывком веревки – подобные одеяния не носили в этой части Сендарии, но, по мнению Гариона, оно очень подходило к свободно свисающему капюшону, закрывавшему плечи, а пятна, напоминавшие о былых трапезах, ничуть не портили общую картину. Только широкий плащ казался довольно новым. Черты лица были мужественные, чуть угловатые, но ничто не выдавало происхождения странника. Старик совсем не походил ни на аренда, ни на чирека, олгара или драснийца, райвена, толнедрийца... и скорее всего был отпрыском какой-то давно забытой расы. Глаза, синие, глубоко посаженные, сверкающие весельем, оставались вечно молодыми, наполненными озорством.

Сказочника, время от времени появлявшегося на ферме Фолдора, всегда радушно встречали. По правде говоря, он был бездомным бродягой, зарабатывающим на жизнь рассказами историй, волшебных, веселых и грустных. Не всегда они оказывались новыми, но было некое завораживающее очарование в манере его рассказа. Голос старика мог подниматься до громовых раскатов или звучать нежно, подобно летнему ветерку. Старик мог подражать разным людям, свистеть как птичка, так что даже эти крохотные создания слетались на этот щебет, а когда выл по-волчьи, мурашки пробегали по коже слушателей, а в сердцах воцарялся гнетущий холод, как будто наступила ледяная драснийская зима.

Он мог имитировать стук дождевых капель и шум ветра и даже – о чудо из чудес! – шорох падающих снежинок. Истории его были полны звуков, оживляющих монотонность пересказа, и получалось так, будто слова обретают плоть, запах, – странное ощущение охватывало слушателей: они как бы присутствовали в том времени и месте, о которых шла речь.

И все это великолепие сказочник не скупясь отдавал в обмен на ужин, несколько кружек эля и теплую постель на сеновале. Он бродил по миру свободный, словно ветер или птицы, которых он изображал.

И всегда между сказочником и тетей Пол будто пробегал огонек узнавания, хотя она встречала его приход с мрачным смирением, явно подозревая, что, пока этот бродяга шатается здесь, сокровища ее кухни не могут быть в безопасности.

Как только появлялся старик, караваи хлеба и пироги начинали необъяснимо исчезать, а острый нож, который тот всегда держал при себе, мог в мгновение ока лишить хорошо поджаренного гуся обеих ножек и в придачу грудки, стоило только поварихе отвернуться. Тетка дала ему прозвище Старый Волк, и появление сказочника у ворот фермы вновь знаменовало начало тянущегося годами соперничества. Сказочник немилосердно льстил ей, даже когда готовился что-нибудь утащить. Когда старику предлагали печенье или свежеиспеченный хлеб, он вежливо отказывался, но успевал стянуть чуть не полтарелки, прежде чем ее отодвигали, а пивной и винный погреба, казалось, тут же переходили в его владение, и хотя тетя Пол старалась не спускать глаз с воришки, все кончалось ничем – тот был поистине неистощим на уловки.

И, к величайшему прискорбию, среди наиболее ревностных учеников старика был Гарион. Иногда, доведенная до истерики необходимостью наблюдать сразу как за старым мошенником, так и за подрастающим, тетя Пол вооружалась метлой и выгоняла обоих из кухни, не жалея ни ударов, ни едких слов. А старый болтун, смеясь, удирал вместе с мальчиком в укромное место, где они наслаждались плодами своих набегов, и сказочник, поминутно прикладываясь к фляжке с украденным вином или пивом, рассказывал прилежному слушателю истории из далекого прошлого.

Самые лучшие сказки, однако, он оставлял для обеденного зала. После ужина, когда посуда была уже убрана, старик обычно поднимался со своего места и уносил слушателей в мир волшебного очарования.

– Расскажи нам о начале всего, старый мой друг, – попросил однажды благочестивый Фолдор, – и о богах тоже.

– О начале и о богах? – задумался сказочник. – Достойный предмет для беседы, Фолдор, да только очень уж сухой и скучный.

– Я заметила, что ты всегда находишь подобные темы сухими и скучными, Старый Волк, – усмехнулась тетя Пол, подходя к бочонку, чтобы нацедить для старика кружку пенистого пива.

Тот с торжественным поклоном принял дар.

– Одна из неприятных сторон моей профессии, мистрис Пол, – пояснил он, поднося к губам кружку.

Сделав несколько глотков, сказочник на минуту задумался, повесив голову, потом взглянул, как показалось Гариону, прямо ему в душу. И затем старик сделал нечто странное, чего никогда не совершал прежде, рассказывая истории в обеденном зале Фолдора.

Закутавшись в плащ, он величественно выпрямился.

– Знайте, – начал он звучным глубоким голосом, – что в начале дней создали боги землю, моря, а также сушу. И разбросали они по ночному небу звезды и поместили туда Солнце и его жену, Месяц, чтобы в мир пришел свет.

И боги заставили землю родить животных, и населили воды рыбой, а воздух расцвел цветами птиц. И создали боги людей и разделили их на народы.

Богов было семеро, все равные между собой, а звали их Белар, Чолдан, Недра, Исса, Мара, Олдур и Торак.

Гарион, как и все жители этой части Сендарии, конечно, знал все, что произошло потом, потому что эта история вела свое происхождение от олорнов, а Олорнские королевства окружали Сендарию с трех сторон. Воображение унесло мальчика далеко-далеко, туда, где боги в те давние туманные дни создавали вселенную, и озноб охватывал его при упоминании запретного имени Торак.

Гарион внимательно слушал, как каждый из богов выбирал себе народ: Белар – олорнов, Исса – найсанцев, Чолдан – арендов, Недра – толнедрийцев, Мара – больше не существующих Марагов, а Торак – энгараков, только бог Олдур предпочел жить в одиночестве, изучая звезды, признав только нескольких людей своими учениками и последователями.

Гарион обвел взглядом заслушавшихся домочадцев. Глаза Дерника были широко раскрыты, руки старого Крэлто вцепились в стол, лицо Фолдора сильно побледнело, на щеках стыли слезы. В глубине комнаты стояла тетя Пол. Хотя в очаге жарко горел огонь, она зябко куталась в накидку, но стояла выпрямившись, не сводя взгляда с рассказчика.

– И однажды бог Олдур сотворил драгоценность в форме шара, в драгоценности этой переливалось сияние звезд, рассыпанных по северному небу. И восхищенный народ назвал эту драгоценность Оком Олдура, потому что с ее помощью мог Олдур видеть, что было, что есть и чему еще только предстоит свершиться.

Гарион только сейчас осознал, что сдерживает дыхание, потрясенный величием рассказа. Он слушал и слушал, как Торак украл Око, а другие бога пошли на него войной, как Око отплатило похитителю, испепелив левую сторону лица и лишив глаза и левой руки.

Старик остановился передохнуть и потянулся к кружке. Тетя Пол, по-прежнему стягивая на груди накидку, принесла ему еще одну; движения ее были величественны, глаза горели.

– Никогда еще не слышал, чтобы так рассказывали, – тихо пробормотал Дерник.

– Это «Книга олорнов». И рассказывают ее только в присутствии королей, – также тихо ответил Крэлто. – Я знал когда-то человека, который слушал ее при королевском дворе в Сендаре; он кое-что запомнил, но целиком я сам слышу впервые.

Рассказ продолжался; старик вспоминал, как две тысячи лет назад чародей Белгарат повел Чирека с тремя сыновьями вернуть Око, о том, что было дальше: укрепление западных границ против нашествия войск Торака, прощание с землей богов, приказавших Райве охранять Око в своей крепости на Острове Ветров, создание огромного меча, в рукоять которого и было вделано Око. Пока волшебная драгоценность оставалась на месте, а потомки Райве правили островом, Торак не мог победить. Потом Белгарат послал любимую дочь к Райве, чтобы та стала матерью королей, а другая дочь осталась с ним, изучила искусство волхования, потому что была отмечена тайным знаком чародеев.

Голос рассказчика понизился почти до шепота:

– И Белгарат вместе с дочерью, чародейкой Полгарой, творили заклинания, чтобы отпугнуть Торака. И некоторые люди говорят, что они и поныне оберегают земли от пришествия злого бога и так будет до конца дней, ведь древнее пророчество гласит, искалеченный Торак однажды поднимется против королевств Запада, чтобы потребовать обратно Око, доставшееся ему когда-то дорогой ценой, и начнется поединок между Тораком и потомком Райве, и в битве этой решится судьба мира.

Старик замолчал; плащ соскользнул с плеч, знаменуя окончание рассказа.

Долгое время никто не осмеливался заговорить, слышались только слабое потрескивание дров в очаге да бесконечная песня кузнечиков и лягушек в теплой летней ночи.

Наконец Фолдор, откашлявшись, поднялся.

– Вы оказали нам сегодня великую честь, мой добрый друг, – сказал он прерывающимся от волнения голосом. – Эту историю рассказывают только королям, а не простым смертным, как мы.

Старик ухмыльнулся, глаза весело заискрились.

– Последнее время я что-то не встречаюсь с королями, дружище Фолдор. Они, видно, слишком заняты, чтобы слушать древние сказки, а историю нужно время от времени рассказывать, чтобы она не забылась, а кроме того, кто знает в наше время, где может скрываться король?!

Все рассмеялись и начали расходиться – становилось поздно, а завтра многим нужно было вставать с первыми лучами солнца.

– Не поможешь донести фонарь туда, где я обычно сплю? – спросил сказочник у Гариона.

– С радостью, – ответил мальчик, вскакивая и спеша на кухню.

Сняв с крюка квадратный стеклянный светильник, зажег свечу, укрепленную внутри, и возвратился в зал.

Фолдор о чем-то беседовал со стариком, а когда отвернулся, Гарион заметил странные взгляды, которыми обменялись сказочник и тетя Пол, все еще неподвижно стоявшая в глубине зала.

– Ну что, готов, малыш? – спросил старик, завидев Гариона.

– Как только скажете, – отозвался тот; оба направились к выходу.

– Но ведь история не закончена? – спросил Гарион, сгорая от любопытства. – Почему ты остановился и не рассказал, чем кончилась встреча Торака и райвенского короля?

– Это уже другая история, – пояснил старик.

– Расскажешь когда-нибудь? – настаивал мальчик.

Старик засмеялся.

– Торак и райвенский король еще не встретились, рассказывать пока не о чем, разве что... дождаться этого события.

– Но ведь это всего-навсего сказка, не правда ли? – возразил Гарион.

– Ты думаешь?

Вынув бутылку вина из-под туники, старик жадно припал к горлышку.

– Кто сказал, что это сказка, а не правда, скрытая в легенде?

– Нет, все это вымысел, – упрямо повторил Гарион, чувствуя себя таким же практичным и твердолобым, как любой коренной сендар. – Как это может быть правдой – ведь чародею Белгарату теперь уже... даже трудно сказать, сколько лет; люди же так долго не живут.

– Семь тысяч лет, – вздохнул старик.

– Что?

– Чародею Белгарату семь тысяч лет. Может, немного больше.

– Это невозможно, – решил Гарион.

– Неужели? Сколько тебе лет?

– Девять будет в следующем месяце.

– И за девять лет ты понял и узнал, что возможно, а что нет? Ты необыкновенный мальчик, Гарион.

Гарион залился краской.

– Ну, – начал он, внезапно потеряв уверенность в себе, – самый старый человек, известный мне, – это Велдрик, работник на ферме Милдрина. Дерник говорит, ему уже девяносто и он старше всех в здешней местности.

– И местность эта, конечно, очень велика, – серьезно вставил старик.

– А тебе сколько лет? – спросил Гарион, не желая сдаваться.

– Довольно много, малыш, – ответил старик.

– Все равно это неправда, – заупрямился Гарион.

– Многие хорошие и честные люди сказали бы то же самое, – кивнул сказочник, глядя на звезды, – добрые люди, которые проживут жизнь, веря только тому, что видят сами; тому, до чего можно дотронуться рукой! Но ведь существует и мир за пределами нашего сознания, мир, живущий по своим собственным законам, и то, что нельзя видеть и ощущать в нашем обычном существовании, вполне возможно там; иногда границы между этими двумя мирами исчезают... Кто же может правдиво сказать, что возможно, а что нет?

– Думаю, я бы предпочел жить в обыкновенном мире, – покачал головой Гарион, – другой слишком сложен для меня.

– Не всегда у нас есть возможность выбора, Гарион, – ответил сказочник. – Но не слишком удивляйся, если в этом другом мире когда-нибудь придется именно тебе сделать то, что должно быть сделано, – совершить великое и благородное деяние.

– Мне? – недоверчиво охнул Гарион.

– Случались вещи и более необычные. А теперь иди в постель, малыш. Я еще немного погляжу на звезды. Это мои старые друзья.

– Звезды? – переспросил Гарион, невольно задирая голову. – Только не обижайся на меня, но ты очень странный старик.

– Совершенно верно, – согласился рассказчик. – Самый странный из всех, встреченных тобой.

– Но ты мне все равно нравишься, – поспешно вставил Гарион, не желая его оскорбить.

– Это для меня поистине утешение, малыш, – объявил старик. – А теперь спать! Твоя тетя Пол будет волноваться.

Позже, ночью, Гариона снова мучили кошмары. Темная фигура изуродованного Торака маячила во тьме, чудовища преследовали мальчика на извилистых дорожках в лесу, где возможное и невозможное сливалось и сплеталось, а другой мир протягивал объятия, чтобы окутать его.

Глава 3

Прошло несколько дней, и тетя Пол начала хмуриться, видя, что старик постоянно торчит на кухне; заметив неприязненные взгляды, старик под каким-то предлогом решил отправиться в соседнюю деревню Верхний Гральт.

– Прекрасно, – заметила довольно невежливо тетя Пол. – По крайней мере хоть мои припасы останутся в безопасности, пока ты бродишь где-то.

Старик отвесил издевательский поклон, глаза вновь засветились.

– Вам нужно что-нибудь, мистрис Пол? – спросил он. – Какие-нибудь безделушки? Могу купить для вас все, что захотите.

Тетя Пол на минуту задумалась.

– Пряностей у меня почти не осталось. А в Феннел Лейне, к югу от городской таверны, есть лавка толнедрийского торговца пряностями. Думаю, ты без труда отыщешь эту таверну.

– Путешествие будет долгим и одиноким, – сокрушенно вздохнул старик. – Десять лиг, и даже не с кем побеседовать!

– Беседуй с птичками, – сухо предложила тетя Пол.

– Птички прекрасно умеют слушать, – ответил сказочник, – но речь их однообразна и быстро утомляет. Почему бы мне не взять с собой мальчика?

Гарион затаил дыхание.

– У него и так куча дурных привычек, – ехидно заметила тетя, – лучше ему не иметь такого прекрасного учителя!

– Ну что вы, мистрис Пол, – возразил старик, с рассеянным видом стянув пирожок, – это просто несправедливо. Кроме того, перемены пойдут на пользу мальчику, расширят, так сказать, его горизонты.

– Благодарю, его горизонты и так достаточно широки.

Сердце Гариона упало.

– Но все же, – продолжала тетя Пол, – я по крайней мере могу рассчитывать на то, что Гарион хоть не забудет о пряностях и, в отличие от некоторых, чьи мозга затуманены элем, не спутает перец с гвоздикой или корицу с мускатным орехом. Хорошо, берите мальчика, но учтите, я не желаю, чтобы вы таскали его по каким-нибудь грязным притонам.

– Мистрис Пол! – наигранно-оскорбленно воскликнул старик. – Как вы можете думать, что я посещаю подобные места?!

– Слишком хорошо знаю тебя, Старый Волк, – сухо ответила она. – Ты обуреваем всеми мыслимыми пороками и недостатками! Если только я услышу, что ты потащил малыша в какое-нибудь логово, добра не жди!

– Тогда придется сделать все возможное, чтобы вы ни о чем не проведали.

Тетя Пол презрительно сощурилась.

– Сейчас посмотрю, каких пряностей не хватает.

– А я пока позаимствую у Фолдора лошадь с тележкой, – сказал старик, хватая еще один пирожок.

И через поразительно короткое время Гарион со стариком уже тряслись по каменистой дороге, ведущей в Верхний Гральт. Стояло ясное летнее утро, на небе плыли пушистые облачка, и синие тени лежали под живой изгородью. Несколько часов спустя, однако, солнце начало припекать, и тряска стала невыносимой.

– Уже приехали? – спросил Гарион в третий раз.

– Нет пока. Десять лиг – расстояние немалое.

– Я как-то ездил туда, – сказал Гарион как можно небрежнее. – Конечно, давно, еще когда был совсем маленьким, так что не очень-то все помню.

Старик пожал плечами и рассеянно ответил:

– Это всего-навсего деревня, похожая на десятки других.

Гарион, надеясь уговорить его рассказать какую-нибудь историю и скоротать время, начал задавать вопросы:

– Почему у тебя нет имени? Или невежливо спрашивать об этом?

– У меня много имен, – ответил старик, поглаживая седую бороду. – Почти столько же, сколько лет.

– А у меня только одно, – вздохнул Гарион.

– Пока.

– Что?

– Пока у тебя только одно имя, – пояснил старик, – но немного погодя может появиться еще одно или даже несколько. Иногда имена изнашиваются, совсем как одежда.

– Тетя Пол зовет тебя Старым Волком, – заметил Гарион.

– Знаю. Мы знакомы друг с другом очень давно.

– А почему она так тебя называет?

– Кто может проникнуть в мысли такой женщины, как твоя тетя?

– А можно обращаться к тебе «господин Волк»? – спросил Гарион.

Имена всегда имели для него большое значение, и тот факт, что у сказочника не было никакого, всегда тревожил мальчика, это придавало старику какую-то незавершенность.

Бродяга серьезно взглянул на малыша, но тут же расхохотался:

– «Господин Волк», и придумает же! Ну что ж, думаю, это имя подходит мне больше всех остальных!

– Значит, можно?

– Совсем неплохая мысль, Гарион. Мне очень нравится.

– Не расскажете ли какую-нибудь историю, господин Волк?

Время и расстояние чудесным образом сократились, когда «господин Волк» начал сплетать чудесное кружево рассказа о необыкновенных приключениях и мрачном предательстве во времена гражданских войн между арендами.

– Почему аренды такие? – спросил Гарион после одной особенно ужасной легенды.

– Они по крови очень благородны, – ответил Волк, откидываясь на сиденье тележки и небрежно размахивая поводьями, – а таким людям никогда нельзя по-настоящему доверять – иногда деяния их непонятны простым смертным.

– Рандориг – аренд, – сказал Гарион. – Он кажется иногда... ну, не слишком умным, ты понимаешь, что я хочу сказать.

– Все – последствия этого благородства, – отозвался Волк. – Аренды так много времени проводят, раздумывая о собственном величии, что просто не в состоянии думать о других вещах.

Они очутились на верхушке высокого холма – в соседней долине расположилась деревня Верхний Гральт. На этот раз лепившиеся друг к другу домишки из серого камня с черепичными крышами показались Гариону ужасно убогими. Две дороги, покрытые толстым слоем белой пыли, пересекались у околицы; от них разбегались узкие извилистые тропинки. Дома были крепкими, приземистыми, но с такой высоты казались просто кубиками, расставленными по долине. Дальше, на горизонте, поднимались изъеденные временем вершины гор Восточной Сендарии, покрытые вечным снегом, который не смогло растопить даже жаркое летнее солнце.

Усталая лошадь медленно тащилась вниз, к деревне; копыта поднимали крохотные фонтанчики пыли, и вскоре тележка уже катилась по вымощенной булыжником улочке к деревенской площади. Жители деревни, конечно, считали себя слишком занятыми людьми, чтобы обращать внимание на какого-то оборванного старика с мальчишкой в неуклюжей повозке. На женщинах были красивые платья и остроконечные шляпы, на мужчинах – дублеты и береты из мягкого бархата. Они высокомерно взирали на пришельцев, а немногие фермеры, приехавшие в поселок по делам, почтительно сторонились, уступая дорогу коренным жителям.