- Может, Грифта позвать? - снова подал голос Хват.
      Грифт - это старушенция в мужском облике. У него на все имеется способ - и от зубной боли, и от потери рук или ног. Мелли, однако, упорно отказывалась последовать его совету против утренней тошноты. Не станет она съедать на ночь три незрелых абрикоса, хоть убей.
      - Нет, Хват, - сказала Мелли, подойдя к двери и открыв ее. - Не надо звать Грифта. Я с тобой хочу поговорить.
      Хват, поплевав на ладонь, пригладил волосы.
      - Со мной, госпожа?
      - Да. Войди-ка. - Мелли вернулась в постель, ногой запихнув таз под кровать.
      Хват пошел за ней, усиленно охорашиваясь и подтягивая штаны.
      - Вы оказываете мне честь, приглашая к себе. - Он обвел комнату взглядом, определяя, по догадке Мелли, ценность водяных часов и прочих предметов. - Красиво у вас тут.
      Мелли улыбнулась.
      - Спасибо, только все это не мое, а лорда Кравина.
      - Да, он как раз из таких, что запасают добро в тайных местах.
      - К счастью для меня. Иначе мне негде было бы укрыться. Я бы нашел где, госпожа, вы только скажите. - Хват смотрел на нее с непоколебимым самомнением юности. Я верю тебе, Хват. - Она указала ему на стул. - И хочу, чтобы впредь ты называл меня Мелли.
      - Как скажете, Мелли. - Он нерешительно опустился на стул - Хотя я бы лучше постоял. Мой добрый приятель по имени Скорый говаривал, что сидя человек ничего хорошего не услышит.
      Мелли удивилась, услышав собственный смех. Со вчерашнего дня, когда ушел Таул, ей казалось, что все для нее кончено. Но конца не было - только окутанное тенью начало. Смерть герцога была началом, и уход Таула тоже. Жизнь продолжается, и смех всегда сопутствует ей.
      - Хват, - подавшись вперед, сказала она, - расскажи мне все, что ты знаешь о Тауле. Кто его родные, почему он оставил орден, что он делал, когда вы встретились. Мне нужно это знать.
      - Он вернется, Мелли, вот увидите. Он обещал мне. - Хват был убежден в том, что говорил: он крепко верил в своего друга.
      У Мелли вдруг сжалось горло. Всю беременность ее мучила эта ужасная смена настроений: она то смеялась, то плакала как ребенок. Сейчас ей хотелось плакать: вера мальчика в Таула растрогала ее.
      - Расскажи мне все, что знаешь.
      Хват достал из котомки, с которой не расставался, носовой платок и подал Мелли.
      - Ладно. Только с чего мне начать?
      Мелли удивила и тронула внимательность Хвата. Ей казалось, что она хорошо скрывает свою печаль.
      - Расскажи, как вы встретились.
      Хват набрал в грудь воздуха, как заправский лицедей.
      - Случилось это в Рорне в один прекрасный день много месяцев назад. Таул только что вернулся с проклятого острова Ларна и должен был доставить несколько писем. Я вызвался помочь ему найти адресатов. Я сразу понял, что нужен ему, и с тех пор мы не разлучались.
      - Что же было в тех письмах?
      - Не знаю, - пожал плечами Хват. - Знаю только, что на Ларн он плавал, чтобы спросить оракулов об одном мальчике. Емy надо было найти этого мальчика, но он не знал, где искать. Ларн указал ему дорогу, и мы с ним отправились за этим мальчиком, но тут... - Хват умолк, точно лишившись языка.
      - Что?
      Хват помолчал, собираясь с мыслями.
      - Человек, отправивший Таула в странствие, был убит.
      Мелли почувствовала неладное.
      - Убит?
      - Ну да, - затараторил Хват. - И Таул как бы растерялся Если бы он и нашел теперь того мальчика, не к кому было бы его привести - ну он и отказался от поисков. А потом мы с ним оказались здесь, в Брене, и он стал драться в ямах, а я - следить за тем, чтобы его не побили. Заодно действовали, значит.
      Мелли медленно кивнула.
      - Таулу было тяжело отказаться от своей цели?
      - И сказать нельзя, как тяжело. Он и жил-то ради того мальчика. Поклялся его найти. Для человека чести, такого, как он, отказ от цели... Хват покачал головой. - Это страшное несчастье.
      - А не могли бы мы как-нибудь убедить его продолжить свой путь?
      Эти простые слова оказали на Хвата весьма странное действие. Он принялся бегать по комнате, тряся головой и бормоча что-то себе под нос. Пару раз Мелли уловила слово "Скорый". Хват вернулся к ней и достал из своего мешка запечатанное письмо - старое и заношенное, пожелтевшее от времени и пота.
      - Вот, - сказал он, не давая, однако, письмо ей в руки, - вот это могло бы все изменить.
      - Что это?
      - Письмо с того света.
      Мелли объяло холодом, и она натянула на себя одеяло.
      - От человека, пославшего Таула на поиски мальчика?
      - Да, от него. Бевлин его звали. Хороший был человек, вот только стряпать не умел. Он послал это письмо Старику в Рорн с наказом передать его Таулу в случае его, Бевлина, смерти.
      - Почему же ты тогда не отдал Таулу письма?
      - Это пытались сделать другие люди, но Таул не взял его. И оставил на улице - подбирай, мол, кто хочет. Я взял письмо и теперь храню его для Таула.
      Мелли знала, что Таул покинул ее для ее же блага, и знала, как ему это было тяжело. Он всегда относился к своим обещаниям всерьез, но дело было не только в обещании: он любил ее. И Мелли достаточно давно знала Таула, чтобы понимать: он не из тех, кто легко отказывается от своей любви. Как и от всего остального в жизни.
      Мелли не могла бы сказать, кто первый поднял глаза - она или Хват. Но их взоры встретились, и в темно-карих блестящих глазах Хвата она прочла то же, о чем думала сама.
      - Не будь вас, госпожа, Таулу не для чего было бы жить, - тихо сказал он, вернувшись к прежнему обращению в знак уважения к ней.
      Мелли встала и подошла к нему. Приступ тошноты снова овладел ею, но она переборола его, стиснув кулаки, и положила пуку на плечо Хвату. Сквозь камзол чувствовались его хрупкие кости: он был очень мал ростом и очень юн. Совсем ребенок - и как легко все об этом забывали.
      - Ты ведь хорошо знаешь Таула, правда?
      - Да.
      - Это письмо, - сказала она, коснувшись пергамента, - появилось уже после того, как он принес присягу герцогу. - В словах Мелли не было вопроса - она уже знала ответ. Хват кивнул, и она сказала: - И присяга помешала ему прочесть письмо, верно?
      - Так и есть, госпожа.
      Мелли, сама того не замечая, тяжело оперлась на Хвата. Она отстранилась и выпрямилась во весь рост.
      - Хват, - сказала она чистым и звенящим голосом, - ты должен вручить ему это письмо. Найди его, где бы он ни был, и скажи ему... - Мелли задумалась на миг, - скажи, что я приказываю ему прочесть письмо.
      - Но...
      - Нет, Хват. Больше я ничего не стану слушать. Я знаю, он просил тебя позаботиться обо мне, но единственное, чем ты можешь дать мир моей душе, это найти Таула и вручить ему письмо. Слишком долго оно оставалось непрочитанным.
      Хвату с трудом удавалось скрыть свою радость. Да, он возражал и выискивал доводы в пользу того, чтобы остаться, но видно было, что он так и рвется к Таулу и сердцем он уже с ним.
      Через несколько минут он позволил себя уговорить - и Мелли не сердилась на его невинное притворство.
      - Ну, раз вы так настаиваете, госпожа, я пойду.
      Мелли улыбнулась, когда он поклонился и выбежал вон. Но не успела дверь закрыться за ним, как она снова повалилась на кровать. Глаза ее наполнились слезами, но она вытерла их, сказав себе, что это всего лишь каприз ее бунтующего чрева.
      * * *
      Золотоволосый незнакомец не шел у Джека из головы и преследовал его во сне. Перед самым рассветом Джеку приснилось что он, вместо того чтобы помочь незнакомцу бежать, последовал за ним под стену. Проснувшись, он испытал странное разочарование. Он по-прежнему в Брене - а беглец ушел вместе с ночью.
      Теперь было позднее утро теплого свежего летнего дня, и тонкие облака летели по небу.
      Город кишел солдатами. Пробыв в Брене шесть дней, Джек стал замечать, что в город входит все больше войск. В тавернах и борделях проходу не было от наемников, стражников, герцогских черношлемников, отозванных с поля, а также бойцов Кайлока в голубых с золотом мундирах королевской гвардии. Джек старался держаться от всех них подальше. Солдаты накануне войны могут затеять драку просто так, для забавы.
      Однако далеко уйти он не мог - солдат точно магнитом стягивало в южную часть города, а Джеку решительно не хотелось ее покидать. Мелли где-то здесь - события прошедшей ночи доказывали это.
      Солдаты отзывались о золотоволосом как об убийце герцога. Джек много чего наслушался об этом человеке: говорили, что он герцогский боец, бывший рыцарь и телохранитель Мелли, говорили также, что он ее любовник. Стало быть, прошлой ночью он покинул ее, поскольку бежал из города один. Джек мог лишь догадываться, где тут правда, а где вымысел, но он видел ночью лицо беглеца - и, хотя легко было поверить, что тот может убить кого угодно, с трудом верилось, что он способен убить из низких побуждений. Джек заглянул в его яркие голубые глаза и понял его суть.
      Даже если герцогский боец и бросил Мелли, Джек не жалел о том, что помог ему. Поступки бывают не только хорошими или дурными: есть такие, которым просто суждено совершиться.
      Джек выбрал людную улицу и направился по ней к самому большому толпищу - к рынку, где не хуже, чем в другом месте, можно было разжиться едой и послушать, о чем толкуют.
      Пробираясь через толпу, он заглядывал в лицо каждому встречному, сам не зная, кого ищет - того, кто поведет себя подозрительно, или знакомого. Золотоволосый встретился ему меньше чем в четверти лиги отсюда, и Джек чуял, что Мелли где-то недалеко.
      Все утро он толкался на рынке. Он помог мяснику с тушами, получив взамен жареного цыпленка, посудачил с двумя старушками об убийстве герцога, узнав, что золотоволосого зовут Таул, и расспросил о близлежащем квартале человека, который, сидя у дороги, вырезал игрушечные кораблики из чурочек. Оказалось, что в этом пристанище жулья и продажных женщин, всего через две улицы от рынка, была маленькая площадь, где кое-какие знатные вельможи негласно имели дома. - Баб туда водить, - пояснил, подмигнув, резчик. Джек, которому все равно нечего было делать, решил пройтись до этой площади. Жареный цыпленок тяготил желудок, а неохватность поисков - душу. Джек ни на что не надеялся, а просто проводил время.
      Площадь, когда он до нее добрался, разочаровала его - она походила на множество других городских площадей: такая же грязная, с ветхими домами, требующими незамедлительного ремонта. Посреди нее булькал неизбежный фонтан, и старые цветочницы усердно орошали из него свой товар.
      Джек хотел уже уйти, но решил прежде напиться - цыпленок требует влаги.
      Когда он подошел к фонтану, цветочницы прыснули прочь. Джек не сдержал улыбки - он никак не мог привыкнуть к тому, что женщины его боятся. Длинным он был всегда, но возмужал только после обучения у Роваса. Теперь плечи его раздались, мускулы выпирали из-под камзола, а руки и ноги стали крепкими, как у заправского бойца. Даже волосы, связанные в конский хвост за спиной, придавали ему грозный вид. Джеку нравился его нынешний облик, и до прошлой ночи он воображал себя настоящим удальцом. Однако по сравнению с золотоволосым он ощущал себя хрупкой тростинкой.
      С улыбкой Джек склонился к воде, чтобы попить. Холодная вода отдавала свинцом. Он наклонился чуть ниже и с наслаждением погрузил в нее лицо.
      Собравшись уже отойти, Джек увидел человека, вышедшего из дома на дальнем углу площади. Даже сквозь призму текучей воды он показался Джеку знакомым. Человек свернул в сторону и стал виден в профиль: огромный нос и объемистый живот. Джек, отойдя от фонтана, протер глаза. Человек направился в Дальнюю улицу, и Джек не раздумывая побежал за ним.
      Он знал этого человека - выслушивал его нелепые, но щедро раздаваемые советы, глядел в изумлении, как тот вливает в себя неимоверное количество эля, и бегал по его поручениям когда был мальчишкой. Это был Грифт замковый стражник, знающий все на свете. Джек окликнул его по имени.
      Грифт оглянулся, увидел Джека и припустил от него во всю прыть.
      - Грифт! Это я, Джек. Из замка Харвелл!
      Грифт замедлил бег и позволил Джеку поравняться с собой смерив его подозрительным взглядом.
      - Борковы ядра! - воскликнул он миг спустя. - Это и впрямь ты. - Грифт стиснул Джека в медвежьих объятиях. Пахло от него восхитительно, точно от целой пивоварни. Впрочем, он сразу же отстранился и сказал: - Ты не обижайся, парень. Нехорошо, когда мужчины долго обнимаются. Люди могут подумать неладное.
      Сердце Джека пело от радости.
      - Счастье твое, что я не поцеловал тебя, Грифт. Ты - лучшее из того, что я видел за много месяцев.
      - Да полно тебе, - отвечал такой же сияющий Грифт. - А ведь если б ты не назвался, я бы нипочем тебя не узнал. Ты стал громадный, как амбар, и страшный, как вдова Харпит в ярости.
      Джек засмеялся. Кое-что на свете никогда не меняется.
      - Зато ты, Грифт, такой же, как всегда, и твое пивное брюхо остается одним из девяти чудес света.
      Грифт с гордостью похлопал себя по животу.
      - Да, парень. Ничто так не привлекает женских взоров, как пузо величиной с боевой корабль.
      Джек еще не успел отсмеяться, как Грифт увлек его в тень, оглянулся по сторонам и прошептал:
      - Ты, видно, повоевать пришел, парень?
      - Нет, Грифт. Я ищу Меллиандру. Я должен позаботиться о ее безопасности.
      Грифт посмотрел ему в глаза.
      - Зачем это тебе нужно? Все жители Королевств стоят за Кайлока.
      - К черту Кайлока. Я пришел сюда ради Мелли.
      Грифт медленно кивнул, словно получил именно тот ответ, которого ждал.
      - Ты, похоже, кое-чему научился за это время. И с этим управляться умеешь? - Он указал на нож у Джека за поясом.
      - Можешь не сомневаться, - пожал плечами тот.
      - Ну что ж. Тебе нужна госпожа Меллиандра - так вот, она намного ближе, чем ты думаешь.
      - В доме, из которого ты только что вышел? - Джек едва сдерживал свое волнение.
      - Да. Пойдем-ка со мной. Сейчас ты ее увидишь. С прошлой - ночи она сама не своя - может, хоть ты ее порадуешь. - И Грифт повернул обратно к дому.
      Джек с трудом сдерживал себя, чтобы не бежать. Наконец-то он нашел то, ради чего пришел сюда. Вот уже и дом. Грифт постучал, ему ответили, громыхнул отодвигаемый засов. Им открыл Боджер, но Джек почти не слышал, что тот говорил.
      Без всяких расспросов он направился к лестнице. Чьи-то ладони касались его спины, то ли ободряя, то ли удерживая. Грифт говорил что-то, но Джек не слушал. Он прошел мимо окна с широким подоконником и остановился перед закрытой дверью.
      В тот же миг она отворилась. На пороге стояла Мелли. Ее губы шевелились, но не издавали ни звука. Она раскрыла объятия, и Джек, не успев опомниться, прижал ее к груди, целуя ее нежную шею и от всей души благодаря Борка за то, что тот указал ему путь.
      - Соединенные армии Анниса и Высокого Града подойдут к стенам города не позже чем через четыре дня. - Баралис стоял, хотя предпочел бы сесть. Он был еще слаб после того, как сращивал кости Катерины, но не хотел показывать своей слабости Кайлоку и потому продолжал стоять, лишь изредка опираясь на полку над очагом.
      - Вы лишь подтверждаете то, что мне уже известно, - рассеянно сказал Кайлок. - А к завтрашнему дню я буду знать их численность.
      - Думаю, их будет вполне достаточно, чтобы обложить город со всех сторон. - Баралиса раздражала беззаботность Кайлока. Менее недели назад король едва не погубил все, а теперь делает вид, будто беспокоиться им не о чем.
      Они находились в покоях Баралиса, но Кайлок держал себя по-хозяйски. Он небрежно развалился на выложенной подушками скамье и налил себе вина.
      - Я уже знаю, как буду действовать.
      Баралис продолжал развивать свою мысль:
      - Я отозвал с поля все бренские войска, но тем, что на востоке, понадобится на дорогу несколько недель. На вашем месте я бы поговорил с лордом Грезифом - он знает оборону Брена как свои пять пальцев. Привлеките его на нашу сторону. Пообещайте ему все, чего бы ему хотелось.
      Кайлок неожиданно для Баралиса кивнул:
      - Вы правы. Мне надоело самому разбираться в картах - пусть кто-нибудь растолкует их мне. Пришлите его ко мне нынче вечером.
      - Хорошо. - Обычно Баралис не любил, когда ему приказывали, но теперь, когда Брену грозила осада, он счел за лучшее придержать язык. - И еще: все городские ворота, кроме одних, следовало бы запереть этой ночью. Необходимо преградить чужеземцам доступ в город. А через два дня нужно будет закрыть и эти последние ворота, сегодня же оповестив об этом жителей. - Баралис подумал немного. - Припасов нам должно хватить: нынче утром в город еще ввозили зерно и пригоняли скот. Если нам понадобится еще, провизию можно будет доставлять через озеро.
      - А то зерно, что в поле?
      - До жатвы еще несколько недель.
      - То, что не удастся убрать в последующие три дня, должно быть сожжено.
      Баралис прерывисто вздохнул.
      - Если вы это сделаете, народ взбунтуется.
      Кайлок отпил глоток вина.
      - Тогда нам придется сжечь заодно и бунтовщиков. - Он спустил ноги на пол и сел прямо. - Вы же знаете, что нельзя оставлять урожай в поле, когда вражеская армия подходит к городу. Зачем нам кормить неприятеля? Я не хочу, чтобы Град убрал наши поля и забрал зерно себе. - Последние слова Кайлок произнес холодным как металл голосом.
      Баралис пристально посмотрел на него. Слова короля имели смысл, но Баралису не нравилось, как король говорит. Как-то повлияла на него брачная ночь? При взгляде на Кайлока никто бы не догадался, какое страшное дело он сотворил. Одет он красиво и опрятно, темные волосы аккуратно подстрижены, подбородок гладко выбрит. Он полностью уверен в себе, даже беззаботен - в нем не заметно ни напряжения, ни внутренней муки.
      Но если последить за ним внимательно, как делает это Баралис, можно заметить некоторые странности: то, как пьет Кайлок из бокала, не забывая каждый раз обтирать ободок; то, как он избегает касаться предметов, побывавших в руках у слуги, а кончики его пальцев всегда красны и стерты до мяса. На вид Кайлок вполне здоров душевно, но на деле он - точно замкнутый наглухо сундук, а ключ к нему - ивиш, наделяющий человека безумием, манией преследования, бредовыми видениями. Баралис не знал, что побудило Кайлока сломать шею Катерине, но был убежден, что приступ ярости вызвал у него ивиш. Ивиш вынул своих демонов, и они загнали короля куда хотели.
      Теперь не важно, почему Кайлок убил Катерину - дело сделано и успешно замято, - но важно то, что он способен колдовать в его крови столько ивиша, что все сосуды уже обросли им и тем не менее он исторг из себя чары. Как это возможно? Сильнее ивиша ничего нет на свете. Но Кайлок как-то победил снадобье, прорвался сквозь белую преграду.
      Быть может, это всего лишь нелепая случайность, вызванная сильным чувством, какие редко испытывает человек. Быть может, из-за брачной ночи Кайлок решил уменьшить порцию снадобья - даже Баралис не знал, как влияет ивиш на мужскую силу.
      Но какова бы ни была причина, нельзя допустить, чтобы это случилось снова. Нужно увеличить Кайлоку дозу. Баралис уже позаботился о том, чтобы вся еда Кайлока посыпалась не солью, а ивишем. Через пару недель, когда пищу перестанут "солить" подобным образом, Кайлок привыкнет к возросшему количеству порошка и сам станет принимать больше.
      - Сегодня я пошлю в город королевских гвардейцев, - заявил Кайлок, прервав мысли Баралиса. - Пусть нагонят страх Божий на тех, кто осмеливается хотя бы произнести имя Меллиандры. Я не потерплю, чтобы кто-либо поддерживал ее или ее ребенка. - Он сжал в кулак обтянутую перчаткой руку. - Тех, кто выступает против меня, следует примерно наказать.
      Глаза Кайлока стали пустыми, и Баралис содрогнулся при виде этого обращенного внутрь взгляда. Король, должно быть, видит сейчас острые ножи, горящую плоть и льющуюся кровь. Баралис даже пожалел тех бедолаг, которые осмелятся воспротивиться Кайлоку.
      Вскоре взгляд короля снова обрел выражение, и он сказал, разжав кулак:
      - Заодно мои гвардейцы займутся кузнецами. Есть еще такие, что вопреки моему приказу куют подсвечники и пряжки, в то время как мне нужны копья и наконечники для стрел.
      - Пошлите лучше герцогскую гвардию, - сказал Баралис. - Кузнецы с меньшей враждебностью отнесутся к своим землякам, нежели к чужеземцам.
      - Вы всегда остаетесь дипломатом, Баралис, - нахмурился Кайлок.
      - Кому-то нужно им быть, - отрезал Баралис.
      Они некоторое время смотрели друг на друга, и воздух между ними точно потрескивал от напряжения. Баралис знал, что первым должен нарушить молчание.
      - Кроме того, - сказал он, - мне хотелось бы, чтобы королевская гвардия продолжила облаву. Южная сторона осталась нетронутой.
      Эти слова сразу разрядили напряжение, как и ожидал Баралис. Кайлок встал.
      - Но ведь герцогский боец покинул город. Шестеро солдат гнались за ним и видели, как он шмыгнул под стену точно крыса.
      - Не совсем как крыса, Кайлок. Скорее как лисица.
      - Думаете, он вернулся?
      - Нет. Я думаю, он бежал из-за того, что мы подошли слишком близко. Баралис шагнул к Кайлоку. - Подумайте сами, государь. Зачем ему было бежать так открыто? Люк он открыл заранее - отчего же он не ушел тогда? - Баралис едва заметно улыбнулся. - Да оттого, чтобы мы с вами знали, что его в городе больше нет.
      - И отозвали бы солдат?
      - Вот именно. Мы сыграли ему на руку. Предлагаю завтра же обыскать квартал, до которого мы еще не дошли. Убийцу скорее всего не найдем, зато можем обнаружить некую даму.
      - Быть посему, - кивнул Кайлок, - начнем облаву еще до рассвета.
      VIII
      Порой хочется, чтобы ночи не было конца, и Джек переживал как раз такую ночь.
      Близился рассвет, и свечи, которые зажигали они с Мелли, догорели одна за другой в лужицах растопленного воска.
      Они говорили, смеялись, делили вино и хлеб, молчали, держались за руки, соприкасались плечами и говорили снова. Это была ночь открытий и нежного понимания. Мелли была прекрасна - она стала радостнее, чем когда-либо прежде, но и тверже. В ее характере чувствовалась сталь, а в шутках сквозила горечь. Да, она стала тверже - но и уязвимей в то же время. Дважды за эту ночь он видел слезы у нее на глазах - один раз, когда она рассказывала о встрече с отцом на праздничном пиру, а второй - когда говорила о человеке по имени Таул. О герцоге она вспоминала без слез.
      Джек понял, что Мелли влюблена в Таула, однако она отрицала это, говоря, что это Таул любит ее. Но Джек не поддался. Когда женщина говорит о мужчине так, как Мелли о Тауле, из этого можно вывести только одно. Просто она этого еще не знает.
      Джек рассказал ей, что видел, как Таул бежал из города, и она стиснула руки так крепко, что костяшки побелели.
      - Как он выглядел? - спросила она.
      Джек ответил, что просто великолепно, и это была чистая правда.
      Тут к ним вошел лорд Мейбор, и разговор о Тауле прекратился. Между отцом и дочерью чувствовалась легкая натянутость, и Джек догадывался, что причиной тому уход Таула.
      Лорд Мейбор относился к Джеку с ворчливым добродушием, но выказал некоторое уважение, узнав, что Джек хорошо владеет оружием. Он побыл с ними несколько минут и вышел, пробурчав, что поистине плохие времена настали, если лорды принуждены полагаться на кухонных мужиков. Мелли стала извиняться за отца, но Джек остановил ее:
      - Я уж давно перестал быть кухонным мужиком, но не обижаюсь, когда поминают мое прошлое, - я его не стыжусь.
      Им стало весело. Боджер и Грифт постучались к ним и накрыли роскошный стол, где были вино и эль, сыр и ветчина. Грифт советовал яйца для лучшего пищеварения и угрей для души, холодного барашка против дорожной усталости и незрелые абрикосы против тошноты. Они наелись до отвала и напились так, что перед глазами все плыло. Все попеременно делались то веселыми, то глупыми, то печальными, то слезливыми - и зачинщиком всегда был Грифт.
      Позже, когда Боджер повалился под стол и Грифту пришлось его унести, беседа стала тихой и сонной. Джек и Мелли сидели рядом, задремывая и пробуждаясь снова, - они то обменивались секретами, то снова погружались в сон. Он рассказал ей о Тариссе - но не все, а только хорошее. Пока он рассказывал, его отношение к Тариссе невольно менялось. Раньше он вспоминал только о плохом - а теперь, когда он стал говорить вслух о хорошем, это оказало на него глубокое действие. Рассказывая Мелли о храбрости Тариссы, о ее умении сражаться, о ее сияющих карих глазах, он снова видел все это перед собой. Боль его смягчилась, и он почти что понял Тариссу. Она не могла поступить по-иному - если бы она не сказала ему, что Мелли мертва ей пришлось бы самой убивать Ванли.
      Мелли отнеслась к его рассказу с искренней добротой, но дотошно выспрашивала, какова Тарисса собой. Джек принужден был сознаться, что та не такая уж красавица и нос у нее немного вздернутый.
      - Как и у тебя, - заметила Мелли, удовлетворив свое тщеславие: ее-то носик был безупречен.
      Они принялись шутить и поддразнивать друг друга. Мелли лягнула Джека и ущипнула за руку, а он дернул ее за ухо и зажал ей пальцами нос. Делалось все это совершенно беззлобно - просто чтобы коснуться друг друга.
      Повозившись так, они утихли и стали ждать рассвета - никому не хотелось расставаться.
      Сквозь дрему, переходящую в сон, Джек услышал громкий стук. Это во сне, подумалось ему. Но стук раздался опять, еще громче. Джек открыл глаза. Мелли тоже проснулась. Вся комната содрогалась от стука.
      - Это за мной, - сказала Мелли.
      - Сиди тут. - Джек нащупал свой нож и выбежал наружу, кубарем скатившись с лестницы. Внизу он нашел Грифта и Боджера - последнего с темными кругами у глаз и пересохшими губами. Они пытались загородить дверь большим деревянным брусом.
      Стук раздался снова.
      - Открывайте! Именем короля! Открывайте! - кричали за дверью.
      Джек перехватил у Боджера конец бруса.
      - Ступай к Мейбору. Разбуди его, и пусть он идет к Мелли. Да наденьте на нее теплый плащ.
      Боджер медлил.
      - Ступай! - крикнул ему Джек и сказал Грифту: - Давай поставим эту деревяшку на место.
      - Если не откроете на счет "десять", - крикнули снаружи, - мы высадим дверь!
      - Как по-твоему, сколько их там? - спросил Джек Грифта, когда они подперли дверь концом бруса.
      - Раз!
      Грифт ответил, перекрикивая счет:
      - Если это тот самый отряд, что видел Хват на прошлой неделе, то шестеро. У них мечи, алебарды и факелы - мы мигнуть не успеем, как они подожгут дом.
      - Три!
      Джек старался потверже пристроить другой конец бруса. Кто-то бежал вверх по лестнице.
      - Шесть!
      С Джека струился пот, и все мускулы были напряжены до предела. Брус, слишком длинный, никак не хотел стать куда надо.
      - Девять!
      Ну нет, он станет, Борк свидетель. Джек изо всех сил упер передний конец в дверь, а Грифт подвинул задний к выемке.
      - Десять!
      Брус вошел в выемку, на вершок миновав пальцы Грифта. Половица раскололась в щепки.
      - Ну все! Ломаем дверь!
      Джек тяжело дышал, и камзол на нем промок от пота.
      - Молодец, - улыбнулся ему Грифт.
      Снаружи замолкли, а вслед за этим на дверь обрушился сокрушительный удар тарана. Брус держал крепко. Наверху лестницы показались Мелли, Мейбор и Боджер.
      - Есть тут черный ход? - спросил Мейбора Джек.
      - Есть, в кухне, - ответил Боджер, - он выходит на заднюю улицу.
      Крак! Новый удар по двери, на этот раз сопровождаемый треском расщепленного дерева.
      - Что ж, придется вам рискнуть, - сказал Джек. - Оружие у всех есть? Все, включая Мелли, кивнули. - Тогда выходите через кухню. Я останусь здесь и задержу их.
      - Но, Джек...
      - Парень прав, Мелли, - вмешался Мейбор. - Нам не уйти, если они погонятся за нами.
      Крак! Опять удар и треск.
      - Есть вам куда уйти? - спросил Джек. Мейбор кивнул.
      - У лорда Кравина недалеко имеется погреб - под лавкой мясника, кажется. - Он объяснил Джеку, где это. - Встретимся там.
      Крак! Дверь подалась внутрь - петли почти уже не держали.
      - Бегите! - вне себя крикнул Джек. - Я догоню вас через пару минут.
      Грифт взял его за плечи.
      - Только без глупостей, парень.
      Все бросились вниз по ступенькам на кухню. Мелли обернулась, беззвучно шепнув Джеку: "Будь осторожен".
      Джеку стало легче, когда она ушла. Быть может, ей удастся убежать. Но облегчение длилось недолго - на дверь обрушился новый удар. Петли уступали. Задний конец бруса трещал. При следующем ударе петли хрустнули, и дверь рухнула внутрь, а с нею упал и брус.
      Джек глянул в сторону кухни - не прошло и минуты, как они бежали. Надо дать им время.
      В облаке пыли на пороге маячили двое солдат с алебардами. Джек с ножом вышел им навстречу. На них были цвета королевской гвардии, а позади виднелись другие - Джек не мог сказать сколько. Надо, чтобы все они ввязались в бой, - тогда Мелли успеет уйти.
      Алебарды уперлись ему в живот. Нож был против них бессилен, и Джек отступил. Он думал о Мелли - ему не терпелось догнать ее и отразить погоню, если таковая есть. Сама Мелли в ее положении не сможет себя защитить.
      Солдаты, лезущие в дверь, злили его - они мешали ему бежать за Мелли. Отражая их удары, он ощутил внутри знакомое давление. Оно нарастало при мысли о том, что Мелли могут схватить, обидеть, ранить. Череп точно обручем стиснуло, и желудок сжался в комок. Джек не противился - напротив, он помогал своим ощущениям, направлял их, преобразовывая самый воздух вокруг.
      В дом уже ввалилась целая куча солдат. Джек отступил еще на шаг - и оказался у стены.
      С одним ножом ему не выстоять против семи алебард.
      Джек теперь намеренно думал о Мелли, о ее бедственном положении, о грозящей ей опасности, питая этим свой гнев. Только гнев способен зажечь искру.
      Солдаты продвигались вперед с осторожностью. Джек, хоть и думал о другом, беспрестанно описывал ножом широкие круги. Он сосредоточился на воздухе перед собой, проник в его неплотную, рыхлую ткань, заставил его плясать.