Рыцари стали потихоньку разбредаться прочь от костра. Трудно было прочесть в бледном предутреннем свете выражение их лиц. Движения их были сдержанны, и никто так и не проронил ни слова.
      Уже восемь дней они ехали на север. Как только рыцари делали привал набрать воды, дать отдых лошадям, настрелять дичи или поспать, - Таул начинал свои крамольные речи, исподволь расшатывая пьедестал Тирена. Поначалу он действовал осторожно - спрашивал рыцарей, какую кто роль играл при захвате Халькуса, сожалел о пошатнувшейся репутации ордена и растущем числе дезертиров. От него отмахивались, но Таул продолжал свою работу. И вот сегодня он рассказал им, как Тирен заставил Бевлина выложить пятьсот золотых, - от этого так просто не отмахнешься.
      - Дай им срок, Таул, - сказал Джек, когда все рыцари разошлись. - Не могут же они так быстро изменить свои взгляды. Они слишком долго шли за Тиреном, чтобы обратиться за одну ночь.
      Голубые глаза Таула стали необычайно темными.
      - Но я должен продолжать, Джек. Я должен заставить их увидеть правду.
      Страдание в голосе Таула расстроило Джека.
      - Зачем тебе это нужно? Мы можем убежать хоть нынче же ночью - ты, я и Хват.
      - Нет, Джек. Я не хочу предавать их доверие. Они хорошо с нами обращаются - днем не привязывают к лошади и на ночь тоже не связывают. Они люди чести... - Таул помолчал, глядя в угасающий огонь, - и я тоже когда-то был таким.
      Да, был - и остался таким. Джек, проведя с ним много месяцев в дороге, знал, как глубоко въелись в Таула его кольца.
      - Если бы они только поверили в то, что я им рассказал! - скорее себе, чем Джеку, сказал Таул. - Если бы я мог внушить им, что у них есть выбор!
      - Какой выбор, Таул? - спросил Джек жестче, чем намеревался.
      Рыцарь, словно не заметив этого, улыбнулся с легкой грустью и сказал:
      - Сам пока не знаю. Знаю только, что подчиняться Тирену больше нельзя.
      Глядя Таулу в глаза, Джек видел страдающую, смятенную душу. Уже совсем рассвело, и рыцари снимались с лагеря. Оставив Таула заливать костер, Джек подошел к Андрису, седлавшему своего коня. Тот относился к пленникам лучше всех в отряде. Когда-то в Вальдисе Таул опережал его на год, и Андрис, как видно, привык смотреть на старшего товарища снизу вверх.
      - Становится все холоднее, - сказал Джек, погладив лошадь Андриса. Вчера я видел снег на дальних холмах.
      - Мы доберемся до тех холмов к концу дня. - Андрис нагнулся застегнуть подпругу - высокий, с длинными светло-каштановыми волосами и тонкими чертами северянина. Извилистый шрам тянулся от его левого глаза до самой шеи. - Завтра к этому времени мы все окоченеем.
      - Снег и лед меня не пугают - а вот ветер продирает до костей.
      - Уж мне ли не знать, что такое ветер. Я родом из Восточного Халькуса, а там ветры такие, что выдувают последний ум из головы.
      - Я знаю, - сказал Джек. Андрис посмотрел на него, и Джек продолжил: Я как-то путешествовал по Восточному Халькусу в разгар зимы и хоть ума, может, и не решился, зато кожи с меня слезло порядком. Это демон какой-то, а не ветер.
      - Ты сам из Королевств?
      - Да, из Харвелла. Но в Халькусе пробыл довольно долго. Там очень красиво весной. - Джеку вспомнилось утро, когда они с Тариссой убежали к маленькому пруду, обсаженному нарциссами. Словно в другой жизни это было.
      - Какое дело привело тебя в Халькус? - Андрис теперь расчесывал гриву своей кобылке, и Джек заметил, что у него на левом указательном пальце недостает кончика.
      - Дела у меня никакого не было. Я бежал, скрывался. И одни люди в Халькусе взяли меня к себе. Хорошие люди. - Джек перевел дыхание. - Но мне встречались и плохие.
      Андрис прервал свое занятие.
      - Зачем ты мне все это говоришь, Джек? Ведь не просто же так ты решил поболтать со мной о Халькусе.
      Его прямота вызвала у Джека уважение. Пришло время высказаться начистоту.
      - Я хотел поговорить с тобой о Тауле.
      - И что же ты хотел о нем сказать?
      - В глубине души он остался рыцарем. Он и теперь продолжает работать на Бевлина. Мы с ним только что вернулись с Ларна, разрушив тамошний храм. Нет больше камней, нет больше пут, нет больше жизней, посвященных Богу.
      - Ларн - это бабьи сказки. Нет такого места на свете.
      - Но я был на этом острове. Я видел оракулов своими глазами. А мать моя там родилась. Не говори мне, что такого места нет. Спроси Крейна или Берлина - они-то знают. - Джек говорил наугад, но был уверен, что двое старейших в отряде рыцарей слышали о Ларне: их изрытые морщинами лица свидетельствовали о том, что они видали всякое и немало страшных историй узнали у лагерных костров.
      Андрис окинул взглядом лагерь. Костер погас, все одеяла были свернуты, и многие рыцари уже садились на коней.
      - Опять-таки - зачем ты мне это говоришь?
      - Затем, что сам Таул ничего не скажет. Он слишком горд. Ты был вместе с ним в Вальдисе и знаешь, что я говорю правду.
      - Ну и к чему ты клонишь? - Андрис сел в седло.
      - А к тому, что Таул не лжец и не убийца. Он самый отважный человек из всех, кого я знал. Рыцарство у него в крови. Я провел рядом с ним много месяцев, и еще дюжину дней назад он слова дурного о Тирене не желал слышать. Он любил его как отца. Теперь же, узнав правду, он чувствует, что его предали. Он ранен в самое сердце. Я знаю, что он испытывает, и ты, думается мне, тоже знаешь. Тирен всех вас предал.
      Пару мгновений Андрис смотрел сверху вниз на Джека своими серыми северными глазами такого же цвета, как небо. Потом тронул коня с места и сказал:
      - Я поговорю в полдень с остальными.
      * * *
      Легкий морозец подсушил грязь и заставил ветер уняться. Горы приблизились к ним - их пики, окутанные туманом, высились на северо-востоке.
      С продвижением на север волнение Джека все возрастало. Давление в желудке, давшее знать о себе, как только они высадились в Марльсе, все время росло. Джеку казалось, будто неведомая сила тянет его к Брену и к Баралису. И к Кайлоку. Он возвращался к ним другим человеком. Он узнал, кто была его мать, и это сделало его сильнее. Как будто он приобщился к силе ее духа, узнав ее настоящее имя - Анеска. Новое знание служило ему щитом против всякого зла. Что бы ни случилось с ним в последующие недели, этого у него никто не отнимет. Он знает, кто он, откуда взялся и что ему суждено совершить.
      Многое еще остается неизвестным или непонятным: он не знает, кто его отец, почему его свершения не должны ограничиться Ларном и какова связь между пророчеством Марода и его матерью. Но все эти вопросы могут и подождать. Пока, во всяком случае.
      Сейчас он должен готовить себя к встрече с Кайлоком. Король должен умереть. Иного выбора нет. Северная империя рассыплется, оставшись без правителя. Баралис, при всей своей хитрости и мастерстве мага, не сможет удержать ее, когда падет его ставленник. Кайлок владеет Королевствами по праву рождения, а Бреном - по праву супруга. Если его убить, обе державы разлетятся словно лопнувшая тетива. Ничто, кроме Кайлока, не связывает их. Если его убить, Брен и Королевства снова станут существовать сами по себе, а империя распадется на составные части.
      Джек много думал о том, что должен делать, когда окажется в Брене. Ему нет нужды связываться с Баралисом, нет нужды заводить войну. Смерти Кайлока будет вполне достаточно.
      И он, Джек из Четырех Королевств и с Ларна, бывший ученик пекаря и писец, - единственный, кто может пресечь жизнь Кайлока. Судьба связала его с Кайлоком, и настало время перерезать нить.
      У Таула свои заботы: орден, Мелли и те призраки, что живут в его прошлом. Джек поможет ему, насколько будет в силах, - но есть черта, за которой существуют только Джек и Кайлок, и она становится все резче по мере приближения к Брену.
      Джек посмотрел на Таула, едущего рядом с мулом Хвата. Таул, перехватив этот взгляд, вскинул руку в безмолвном приветствии, и Джек ответил тем же. Они оба знают, как обстоит дело.
      Настал полдень, пасмурный и холодный, с несильным, но пронзительным ветром. Крейн распорядился сделать привал на берегу медленного ручья.
      - В такой холод, - заявил он трубным солдатским голосом, - нет смысла искать укрытия под деревьями.
      Все утро они ехали через редкие рощицы, перемежаемые зелеными холмами и долинами, и всюду, куда ни глянь, была вода: ручьи, пруды, быстрые речки. По краям более мелких прудов собиралось ледяное "сало", но текучие воды продолжали бежать, наполняя округу своим журчанием.
      Андрис подошел к Крейну. Они обменялись несколькими словами, и Крейн поманил к себе Берлина. Джеку, хотя он был довольно далеко, показалось, что Андрис произнес слово "Ларн". Берлин кивнул, и они продолжили разговор. К ним подошли еще двое рыцарей.
      Джек подъехал к Таулу и Хвату.
      - Что происходит, Джек? - спросил Таул, снимая Хвата с мула. - Что ты такое сказал Андрису?
      - Правду. Я сказал ему, что мы разрушили ларнский храм.
      - Это ты его разрушил, Джек, - не я.
      - Нет. Мы сделали это вместе.
      Таул, ничего не ответив, велел Хвату:
      - Покажи-ка горло. - Он пощупал железки Хвата, приложил ладонь ему ко лбу и остался доволен. - Ну вот, тебе уже лучше.
      - Что-то я этого не чувствую.
      - Это потому, что утром я не подливал браги в твой сбитень, улыбнулся Таул. - Иди-ка приляг. Возьми мое запасное одеяло и закутайся хорошенько. Я скоро принесу тебе горячей еды.
      Хват поглядел на Таула, потом на Джека.
      - Я понимаю, когда мое присутствие нежелательно. Хоть я и болен, с головой у меня все в порядке. - Он двинулся к воде. - Смотри захвати побольше сыру.
      Дав ему отойти подальше, Таул сказал:
      - Джек, я не хочу, чтобы ты вел мой бой за меня. С этими людьми я управлюсь сам.
      - Все это так, Таул, но у нас мало времени. Если они не намерены помочь нам, придется бежать.
      - Ты считаешь, что я задерживаю тебя. - Это было утверждение, не вопрос.
      - Я не поэтому говорил с Андрисом.
      Таул, улыбнувшись через силу, положил руку на плечо Джека.
      - Я знаю.
      Оба посмотрели на Андриса, вокруг которого собрались теперь все рыцари до единого. Судя по шуму, который они поднимали, там шел горячий спор. Таул шагнул вперед:
      - Пойду поговорю с ними.
      - Нет. Пусть они сами придут к тебе. - Джек достал из котомки флягу. А пока что наберем воды.
      Таул последовал за ним к ручью. Хват, закутанный в толстое одеяло, высматривал головастиков.
      - А откуда течет вся эта вода, Таул? - спросил он, разглядывая на свет мелкий камушек. - С самого Марльса не видал такой мокряди.
      - С Хребта, - ответил Таул, погружая флягу в ручей. - Все эти ручейки и речки потом впадают в Силбур.
      - Значит, река близко? - спросил Джек.
      О великой реке Силбур знали все в Обитаемых Землях.
      - Лигах в пяти к западу. Она течет вдоль предгорий и так сильна, что даже через Хребет сумела пробить себе дорогу.
      - Разве Силбур протекает через горы?
      - Да - в сотне лиг к югу от Вальдиса. - Таул закупорил флягу. - Завтра мы минуем озеро Ормон, самое глубокое в Обитаемых Землях. Река Виралай впадает там в Силбур. До впадения в озеро Виралай тоже течет через горы. Взор Таула устремился вдаль. - Я шел вдоль него на первом году своего учения. Мне нужно было попасть в горное святилище, чтобы заслужить первое кольцо. Никогда не забуду, как впервые увидел водопады.
      - Водопады?
      - Фальдарские водопады. С горной высоты Виралай обрушивается в озеро Ормон. Это там Вальдис... - Таул осекся, присел на корточки у воды и начал раскачиваться взад-вперед.
      Когда он встал, у Джека на виске тревожно забилась жилка.
      - Что там случилось, на этих водопадах? - испуганно вскричал он.
      У Таула в глазах зажегся новый, пугающий свет.
      Рыцарь зашагал прочь от ручья.
      - Там Вальдис завоевал своих первых последователей.
      * * *
      Кайлок перевел взгляд на живот Мелли.
      - Сколько еще? - Он стоял так близко, что Мелли ощущала легкий запах серы, слетающий с его губ.
      - Пять недель, - солгала она. Следовало бы ответить "три".
      Кайлок издал тихий гортанный звук и повернулся к ней спиной. Он только что вошел к ней, и Мелли почти порадовалась его приходу. Грил нынче пренебрегла своим визитом, и Мелли недоставало привычной перебранки.
      Мелли подошла к Кайлоку, приглядываясь к его ножу, - она твердо вознамерилась сегодня же завладеть им. - Этот срок чем-то не устраивает вас, государь? Звук повторился, и Кайлок обернулся к ней лицом.
      - Все женщины - лживые шлюхи. - Он схватил ее за горло. - Говори правду - сколько тебе еще до родов?
      Ребенок начал брыкаться. Мелли не могла дохнуть - пальцы Кайлока крепко сжимали ей гортань. Она уже не раз наблюдала внезапные смены настроения Кайлока, они не переставали пугать ее. Она знала, что сейчас лучше всего молить о пощаде и признавать свою вину. Ему это нравится. Но Мелли думала только о ноже, который упирался ей в бок.
      Опустив правую руку вдоль бедра, Мелли ухватилась за рукоять. Крепко стиснув пальцы вокруг кожаной оплетки, она приподняла левую ногу и вогнала каблук в ногу Кайлока. Он отшатнулся, и она извлекла кинжал из ножен.
      Но она не успела спрятать его за спиной - Кайлок ударил ее кулаком в лицо. Мелли ощутила резкую боль в челюсти, и в глазах у нее помутилось. Она безотчетно взмахнула ножом и полоснула Кайлока по руке. Лезвие, разрезав одежду, вонзилось в тело, и Мелли, еще до того как выступила кровь, поняла, что совершила страшную ошибку.
      Кайлок посмотрел на руку, потом на нее. Слабая улыбка мелькнула у него на губах.
      - Вам не следовало этого делать, Меллиандра.
      Теперь Мелли испугалась по-настоящему. Все произошло слишком быстро. Она прикрыла левой рукой живот и опустила правую, в которой был нож.
      - Простите. Я сама не знала, что делаю.
      - А мне думается, прекрасно знали. - Кайлок потянулся за ножом, и Мелли так же безотчетно выставила лезвие вперед. Оно вонзилось Кайлоку в ладонь.
      - Прочь от меня! - крикнула Мелли.
      Кайлок начал медленно отступать.
      Сердце Мелли часто билось. Нож дрожал в ее руке. Она пыталась взять себя в руки: ведь сейчас перевес на ее стороне. Кайлок сделает все, что она скажет. Она посмотрела ему в глаза.
      Они были совершенно пусты.
      Мелли выронила нож и прикрыла живот обеими руками. "Нет, о Борк, нет", - беззвучно молилась она. Она уже видела однажды такой взгляд - в тот день, когда Джек вышел против наемников, он смотрел точно так же.
      Она ощутила на губах вкус металла, и теплое дуновение коснулось ее щеки. Потом волна сжатого воздуха ударила ее в живот, словно железным ломом. Она не устояла на ногах и ударилась о стену головой. В спине что-то хрустнуло, и теплая струйка потекла по бедру.
      Мелли повалилась на пол. Вокруг все плыло. Лицо ее пылало, а юбка и ноги промокли. Кайлок стоял над ней улыбаясь.
      - Будешь теперь знать, как лгать мне.
      Она едва слышала его и едва видела, как он ушел. Страшная судорога скрутила живот, и холодный ужас вошел в душу. Здоровой рукой Мелли ощупала живот. Ребенок переместился книзу и лежал там мертвым грузом.
      "О нет! Пожалуйста. НЕТ!"
      Ночь была полна боли. Сквозь бесчисленные слои страданий до Мелли слабо доносились собственные крики. Все вокруг было красным. Она открывала глаза и закрывала, но все оставалось красным.
      Ее тело больше не принадлежало ей - оно превратилось в машину, которой управлял ребенок. Страшные схватки раздирали низ живота, и горячие приливы крови обжигали лицо и шею. Грудь казалась пустой скорлупой, словно там не осталось ни сердца, ни легких. Мускулы живота напрягались, словно натянутые веревки, но центр боли помещался где-то ниже и глубже между бедрами. Мышцы и связки - все напрягалось до последнего предела. Мелли казалось, что ее раздирают надвое.
      За главной, всеобъемлющей болью таились и другие, мелкие. Болела поврежденная правая рука, голова разламывалась, спину кололо, и кожу на лице жгло как огнем.
      Поначалу при ней никого не было. Мелли одна исходила криком в красной мгле. Потом пришли люди со светом, подложили ей под голову подушку, прикрыли ее одеялом. Ее напоили чем-то теплым и разрезали на ней платье. Фигуры смутно маячили над ней, точно призраки над могилой. Вот их стало трое - и третья, словно мстительный дух, прогнала прочь первых двух, а Мелли закатила пощечину.
      - Ну-ка возьми себя в руки, потаскушка. - В лицо Мелли плеснули холодной водой. - И перестань вопить.
      Мелли перестала вопить - вода попала ей в дыхательное горло, и она чуть не задохнулась. Приподняв голову с подушки, чтобы откашляться, Мелли вздрогнула от боли, пронзившей позвоночник.
      - Лежи смирно. Не смей вставать.
      Вставать? Тетушка Грил ее переоценивает.
      Если Грил и била ее потом, Мелли этого не чувствовала. Сильнейшие схватки сотрясали ее тело, пустая грудь грозила провалиться внутрь, а низ живота точно собаки рвали.
      Над ней прыгал и качался свет, в котором призрачно маячило беззубое лицо Грил. Костлявые пальцы мяли Мелли живот, тянули, выдирали.
      - На вот, прикуси.
      В рот Мелли сунули что-то твердое величиной с палец. Неоструганная деревяшка вонзилась в десны, но Мелли послушно прикусила ее - сильно, вогнав в дерево омытые слюной зубы.
      Новая схватка скрутила узлом все ее ткани и органы. Мелли чувствовала на языке кровь и чуяла свое дитя: оно пробивало дорогу наружу.
      Мелли молилась Борку, чтобы он ниспослал ей удачу.
      - Что вы с ней сделали? - Баралис заставил себя сбавить тон как-никак он обращался к своему королю. - Что случилось, государь?
      Кайлок развалился на устланной подушками скамье с бледным лицом и неестественно блестящими глазами. На стуле в углу съежилась какая-то девица с распущенными по плечам светлыми волосами, в ночной сорочке. Баралис заметил, что она прячет руки за спиной.
      Кайлок держал в руке украшенный драгоценностями кубок с вином.
      - Вам не о чем беспокоиться, Баралис. Я всего лишь преподал госпоже Меллиандре урок. - Он заметил, что Баралис смотрит на девушку. - Будьте спокойны, дорогой мой советник. Наша маленькая подружка никому ничего не расскажет. - Кайлок одарил девушку улыбкой. - Верно?
      Баралис прошел к ларю, где стояли два штофа с вином, откупорил их и вдохнул пары.
      - Пробуете, не отравлено ли?
      - Да, государь. У меня нюх на такие вещи, - солгал Баралис.
      На самом деле он вынюхивал ивиш. Кайлок этой ночью ворожил, и он должен был знать, как королю это удалось. Он различил едва уловимый запах серы - ивиш в вине присутствовал. Кайлок по-прежнему пил приправленное вино - значит он снова сумел преодолеть силу снадобья. Это невозможно, но это так.
      - Как вы себя чувствуете, государь? Не испытываете ли слабости, усталости?
      - С каких это пор вы сделались моим доктором, Баралис? - поднял бровь Кайлок. - Может, вы еще попросите меня помочиться в скляночку? - Он допил свою чашу и грохнул ею об стол. - Я никогда в жизни не чувствовал себя лучше.
      Баралис затаил дыхание. Кайлок только что излил из себя столько чар, что все северное крыло заколебалось, - и говорит, что никогда не чувствовал себя лучше? По всем законам он должен быть изнурен и близок к обмороку однако вот он сидит, самоуверенный и спокойный, намереваясь лечь в постель с женщиной.
      - Знаете ли вы, что совершили этой ночью?
      - А славно получилось, правда? Наша подопечная так и повалилась. Кайлок встал. - А теперь прошу меня извинить, Баралис. Нам с моей маленькой подружкой пора заняться делом.
      Баралис поклонился королю и склонил голову перед девушкой. Ее хорошенькому личику не суждено больше увидеть дневного света.
      Выйдя от Кайлока, Баралис направился в северное крыло. Ему не терпелось посмотреть, что натворил Кайлок. По дороге он раздумывал над тем, следует ли вновь увеличить дозу ивиша для короля. Кайлок и так уже принимает тройную дозу, однако снадобье все меньше и меньше действует на него. Кайлок привыкает к ивишу. Баралис покачал головой. Сначала случай в брачную ночь, а теперь вот это.
      Сила Кайлока крепнет, и единственное оружие, которое Баралис может использовать против него, уже затупилось.
      Повышать дозу было бы опасно. В больших количествах ивиш поражает нервы и мозг. В конечном счете это даже желательно.
      Баралис уже думал над тем, как будет править империей через расслабленного, придурковатого короля, - но время для этого еще не настало. Ему нужен военный гений короля, умение добиваться от солдат всего, что тот хочет. Империя должна утвердиться. Аннис, Высокий Град, Камле и Несс - все они должны быть завоеваны. Тогда, и лишь тогда, можно позволить Кайлоку утратить разум.
      Но до этого срока короля нужно как-то обуздать. Нельзя больше предоставлять его самому себе. Он не способен мыслить здраво и непредсказуем, он не способен сам управлять таящейся в нем силой.
      Дозу ивиша, как это ни печально, придется увеличить - иного выхода нет. Кайлок потребует теперь более пристального наблюдения, только и всего.
      Баралис поднялся в комнату Меллиандры. Какая долгая, какая тяжкая зима ему предстоит!
      Двое часовых пропустили его без единого слова. У них был всполошенный вид, и от обоих пахло элем. Войдя в комнату, Баралис почувствовал на себе отзвуки чародейства. Волны были сильны, но на этот раз в отличие от брачной ночи, когда они не имели определенной цели, была сделана попытка как-то направить их. Кайлок обучался новым приемам.
      Обучался, но еще не овладел ими - в противном случае Меллиандра была бы мертва. Теперь же она лежит на каменном полу с подушками под головой, с кляпом во рту, раскинув ноги, и рожает единственного герцогского наследника. Лицо ее обожжено, правая рука, похоже, сломана - но это она еще легко отделалась.
      Посмотрев на нее, Баралис отвернулся. Он не желал присутствовать при родах. Подобные зрелища внушали ему отвращение. Он поманил к себе Грил, думая, не взять ли новорожденного себе, но память о двух мудрецах, чьи руки обуглились по локоть, заставила его отказаться от этой мысли. Баралис слишком ценил себя, чтобы рисковать увечьем хотя бы и ради наивысших достижений.
      - Как только ребенок родится, унеси его прочь и придуши, а трупик уничтожь.
      - А с девчонкой как быть? - не моргнув и глазом спросила женщина.
      - Ее оставь в покое. Без ребенка она ничто. - Баралис направился к двери. - Пусть король делает с ней что хочет.
      Была полночь, но луна и отражающий ее снег давали достаточно света. Почти все шли пешком, поэтому продвижение по тропе не представляло труда. Из прежнего числа лошадей уцелело не больше дюжины. В пещере для них не хватало места, и они околевали одна за другой. Половина людей тоже перемерла - осталось только сто человек.
      Мейбор ехал на одной из немногих лошадей. Одет он был тепло, а ночь, хотя и холодная, была помягче прежних. Он знал, что дело его плохо. Он отморозил себе пальцы на ногах и левую руку, и легочная горячка снедала его. Всю жизнь ему везло - но этой ночью, на восточном склоне Хребта, где свистал северный ветер и трещал мороз, он вдруг почувствовал, что удача изменила ему.
      Его била дрожь, он клацал зубами и высоко вздергивал плечи.
      - Вперед, ребята, вперед, - сказал он, только чтобы услышать свой голос, и подбодрил коня, спеша оставить все страхи позади.
      Времени оставалось мало: стоит налететь буре, и черт заберет их всех то же будет, если ударит сильный мороз. Они решили спуститься с гор, пока им это еще под силу.
      Но не на север, не в сторону Брена. На севере караулил Кайлок, и их перебили бы, как только они показались. Они двигались в сторону Камле.
      Днем и ночью они шли на юго-восток вдоль хребта, огибая вершины и постепенно спускаясь к предгорьям, расположенным на север от Камле. Погода почти всю дорогу благоприятствовала им: ясные, хоть и холодные дни чередовались с легкими снегопадами, а северные ветры остались позади, когда они повернули к югу. Снег под ногами держал хорошо, и его покров становился все тоньше по мере того как они спускались. Люди теперь были одеты тепло они взяли себе одежду умерших, их рукавицы, их обувь. Теперь уж никто не отморозит ни рук, ни ног.
      Мейбор проникся уважением к спокойным, решительным высокоградцам. Он участвовал в их траурных песнопениях и слушал их боевые рассказы у костра. Они были гордые люди и горько сожалели о том, что не пали в бою рядом со своим воеводой. Мейбор считал их молодыми и наивными, но это не уменьшало его любви к ним. Все они теперь - его сыновья, и он позаботится о том, чтобы их бегство от Кайлока не оказалось напрасным. Он стар, его жизнь прожита, но у них впереди еще много битв. Он сведет их с гор и благополучно доставит в Камле - а там пусть сами ищут себе славы.
      Мейбор направил коня за поворот. Удача изменила ему - придется спасать этих сто человек, полагаясь только на себя самого.
      XXVIII
      В яме было темно. Темно, тепло и тихо - одеяла не пропускали ни света, ни звуков, ни сквозняков. В яме было безопасно. Яма была ей впору, как гроб, и, как гроб, сулила покой. Ей не хотелось шевелиться и даже просыпаться больше не хотелось. Сон был ее темной ямой - и Мелли, даже спящая, понимала, что должна оставаться там.
      Если она проснется, ее душа погибнет.
      Сон - единственный способ сохранить ее живой. У Мелли ничего не смогут отнять, пока она остается в яме. Но оставаться там становилось все труднее. Яма, прежде такая уютная, обрастала шипами. Болели рука, голова и спина. В горле пересохло. Между ног поместилась болезненная сырость, а живот стал совсем полым. Мелли старалась зарыться поглубже и смотреть вниз, а не вверх, но стенки ямы сомкнулись вокруг нее, а дно подскочило и выжало ее наверх.
      Она открыла глаза. Яркие солнечные полосы пересекали комнату. Мелли заморгала, стараясь вобрать в себя свет, тени и очертания предметов. Вот потолок: тесаный камень, деревянные стропила, сырые пятна от проникшего сквозь крышу дождя. Прежде Мелли знала, что ей нельзя просыпаться, - теперь она не менее твердо знала, что ей нельзя смотреть вниз. Но глаза ее, опередив сознание, уже обратились к полу.
      Она лежала в луже засохшей крови. Платье, ноги и камень вокруг - все покрылось темными, винного цвета пятнами. Голова вдруг сделалась легкой, и дымка застлала мысли. Доска очистилась. Осталось только одно темное пятнышко - и, когда Мелли перевела взгляд к животу, оно опустилось к горлу и встало там свинцовым комом.
      Живот опал. Сияющий купол исчез.
      Судорога прошла по телу Мелли, спина выгнулась, и сухие рыдания вырвались из груди. Рот открывался и закрывался, не издавая ничего, кроме хрипа. Она пуста. Пуста. Ребенка нет. Его вырвали из нее и унесли.
      - Что ты задумал, Таул? - спросил Джек. - Вода такая холодная, что одно это тебя убьет.
      Таул посмотрел на него. Джек уже знал этот взгляд и понимал, что Таула не переубедишь.
      - Теперь поздно отступать.
      Они поднимались по извилистой горной тропе, ведя лошадей в поводу. Камни, пучки сухой травы и колючие желтые кусты отмечали дорогу. Внизу лежало глубокое озеро Ормон, спокойное и зеленое, как изумруд. Солнце на бледном безоблачном небе уже клонилось к западу. Целых четыре часа они ехали вокруг озера, проехав прежде еще четыре по берегу Силбура. Часа через два стемнеет.
      Впереди шел Крейн, а Берлин и Хват замыкали. Целью их пути была маленькая горная деревушка - пастушья деревушка, лежащая в той же высокой долине, что и Фальдарские водопады. Таул намеревался прыгнуть в реку Виралай и проплыть через водопад к озеру. "То же сделал и Вальдис, пояснил он, - чтобы пастухи уверовали в него. Позднее примеру Вальдиса следовали и другие, доказывая тем свою праведность или крепость своей веры - или то и другое".
      Джек считал, что это безумие. Ребенком, как и все, он слышал историю о Борке, заморозившем водопад, но никогда в нее не верил. Не мог он поверить и в то, что сейчас они взбираются к тому самому водопаду.
      - Можно найти менее трудный способ, чтобы заставить людей поверить в тебя. - Джек вытер лоб - тропа была крутая, и он вспотел, несмотря на холод. - Уж в мертвеца-то точно никто не уверует.
      - Рыцари почитают эти водопады, - пожал плечами Таул. - Если я теперь пойду на попятный, они скажут, что во мне самом нет веры.
      - Так зачем было предлагать им это? Никто тебя не неволил.
      - Ты же знаешь, Джек: они не верят в то, что я говорю. Они по-прежнему считают меня убийцей и лжецом. Человеком, преступившим свою клятву.
      - Они уже начали к нам прислушиваться. Андрис и все, кто помоложе, на нашей стороне.
      Таул затряс головой, не дав Джеку договорить.
      - Но Крейн, Берлин и другие ничего слышать не хотят. Они признают только мужество, силу и веру. Слова для них - звук пустой. Они судят о человеке по его делам.
      - Дел ты совершил достаточно. - Джек просто из себя выходил от упрямства Таула. - Ты ничего не обязан им доказывать. Ничего.
      - Ты не понимаешь, Джек. Ты не рыцарь и не носишь колеи. Ты не знаешь, что это такое - вдруг прозреть и увидеть, что вся твоя жизнь была основана на лжи.
      - Если бы ты захотел отомстить, я бы тебя понял.
      Таул провел пальцами по волосам и сказал уже не столь напряженно:
      - Не стану лгать тебе, Джек. Мысль о мести мне тоже не чужда. Я только человек: мне больно, и я чувствую, что меня предали, но главное мое чувство - это растерянность.
      - А Мелли как же? - выпалил Джек, любыми путями пытаясь образумить Таула. - С ней-то что будет, если ты погибнешь?
      Таул закрыл глаза. Когда он открыл их вновь, они стали гораздо ярче и темнее, чем раньше. Тихий звук, похожий на стон раненого зверя, слетал с его губ. Джек, услышав это, пожалел о своих словах. Таул молчал. Тень сосны упала на его лицо. Он так крепко сжимал поводья, что рука побелела. Он заговорил тихо - Джек едва расслышал его:
      - Если я не выплыву, Джек, ты займешь мое место. Спаси Мелли ради меня и не давай ее больше в обиду.
      Джек кивнул и отвел глаза, встретившись взглядом с Таулом. Ему было стыдно. Голубые глаза рыцаря выражали безграничную муку.
      - Прости, Таул. Не надо было мне упоминать о Мелли.
      Таул, словно не слыша его, поправил удила и пригладил лошади гриву. Потом ласково потрепал ее по шее и сказал: