Он вел себя как-то странно с тех пор, как сошел с корабля, - держался в стороне, рассеянный и погруженный в себя. Таулу очень хотелось бы знать, что происходит у него в голове.
      - Не пойти ли тебе отдохнуть? - сказал рыцарь. - Хват снял нам три комнаты на ночь. - С этими словами Таул метнул быстрый взгляд на Хвата.
      Мальчуган тут же встал и потянул Джека за руку.
      - Пошли, Джек. Я провожу тебя наверх. Можешь занять комнату с кроватью - я заплатил за нее два лишних золотых.
      Джек позволил себя увести, и Таул посмотрел ему вслед.
      - Твой друг беспокоит тебя? - Меган придвинула свой стул поближе к нему.
      - Да. Мы все прошли через тяжкие испытания. - Таул взял руку Меган и поцеловал. - А больше всех пострадала ты.
      Ее лучистая улыбка ранила ему сердце. Она приложила палец к его губам.
      - Не вини себя, Таул. Не в твоих силах уберечь всех, кто тебе дорог. Да и никому это не под силу.
      - Меган, я... - покачал головой он.
      - Ты слишком отзывчив, Таул. Ты всегда жил для других и никогда - для себя.
      - Знай я, что ты в беде, я сразу бы приехал.
      Меган с нежной улыбкой провела пальцем по его щеке.
      - Думаешь, я этого не знаю?
      Она была так красива - еще красивее, чем раньше. Пышные локоны, которых она лишилась, ничего не значили по сравнению с сиянием ее глаз. Таул склонился к ней и поцеловал ее в губы.
      - Я так тебе благодарен.
      - Не за что меня благодарить. Ты так долго был суров к себе, что и от других ждешь того же. Когда я говорю тебе, что ты неповинен в моем заключении, то это не любезность, а правда. В темницу меня бросил архиепископ, а не ты.
      - Но ведь...
      - Таул, ты думал обо мне. Если бы ты знал, то пришел бы за мной. Глубокие зеленые глаза Меган смотрели прямо. - И мне этого довольно.
      Да, ей и вправду довольно. Она не лгала, чтобы пощадить его чувства, она говорила правду. На сердце у Таула немного просветлело. Быть может, она и права. Быть может, порой достаточно просто думать о ком-то.
      Меган теперь улыбалась как хитрая лисичка.
      - А сейчас расскажи-ка мне о женщине, которую любишь.
      Таул даже не старался скрыть свое удивление, однако выпил большой глоток эля, чтобы собраться с мыслями.
      - Как ты догадалась?
      - По твоему поцелую. В нем больше нежности, чем страсти.
      Ну что за женщина! И откуда она все это знает?
      - Какой у тебя негодующий вид! - засмеялась Меган. - я не хотела тебя обидеть.
      Это правда. Она сказала это лишь для того, чтобы освободить его от всех обязательств и дать понять, что он волен уйти.
      - Ты замечательная женщина.
      - Я рада, что ты нашел свою любовь.
      Таул взял ее руки в свои.
      - Разве не ты сказала мне, что только любовь, а не достижение цели избавит меня от моих демонов?
      Меган положила голову ему на плечо.
      - Перед тобой еще долгий путь.
      Джек лежал в постели, но не спал. Голова его готова была лопнуть от обилия ощущений. Он чувствовал, как грубая шерсть одеяла царапает руки и капля пота стекает по щеке. Видел, как дрожит и клубится воздух перед огнем и как потолок прогибается под чьими-то тяжелыми шагами. Слышал, как ночные бабочки бьются о ставню, как жучки точат дерево, как храпит кто-то за стеной и как прибой набегает на берег.
      И голоса. Ему слышались голоса.
      Прощальные слова Файлера: "Никогда еще не видывал, чтобы капитан нянчился с кем-то так, как с тобой. Можно подумать, ты ему сын родной".
      Прощальные слова Квейна: "Джек, как будешь опять в Рорне, непременно повидайся со мной. Нам с тобой есть о чем потолковать".
      Таул в таверне: "Мир тесен. Все связано".
      Сотни голосов жужжали в его мозгу словно мухи вокруг тухлого мяса. Почему они не оставляют его в покое?
      Джек ворочался в мокрых от пота простынях. Кто-то шел по улице, и шаги звучали в такт с его сердцем. Джек напрягал слух, словно часовой на посту. В очаге трещали поленья, бабочки шуршали крыльями, сосед храпел за стеной, море набегало на берег - и все это в такт с Ларном.
      Джек не мог этого вынести. Ему казалось, что он сходит с ума. Ларн давил на него со всех сторон.
      "Ты сделал то, что хотела она, верно? "
      Голоса зазвучали снова - громкие, деспотичные, терзающие душу.
      Тихоня, сидящий у огня: "Однажды я слышал историю о девушке с Ларна. Ее мать прислуживала тамошним жрецам".
      Фальк: "Мне кажется, твоя мать скрывала свое прошлое лишь для того, чтобы уберечь тебя".
      Квейн перед бурей: "Она плыла в челноке без паруса и весел"-Джек зажал уши руками, но голоса не унимались.
      Снова Тихоня: "Ее спасла мать - калека, не владевшая правой стороной лица и правой рукой. Она посадила дочь в утлую лодку и пустила в предательские воды, окружающие остров".
      Мастер Фраллит: "Она была шлюхой, да еще и приблудой к тому же".
      Его мать на стене замка: "Пригнись, Джек, вдруг тебя заметят".
      Джек задыхался под натиском всех этих голосов. Слова давили его, проникая в самую душу, не давали ему покоя. Пот капал с носа в рот, соленый, как море.
      Тихоня: "Она дала страшную клятву когда-нибудь уничтожить Ларн".
      Квейн: "Она спасалась бегством".
      Фальк: "Возможно, она боялась не столько за себя, сколько за тебя".
      - ЗАМОЛЧИТЕ!
      Джек сел. В ушах у него звенело, сердце билось как бешеное. Одеяла казались путами, привязывающими его к постели. Он сбросил их, порываясь прочь отсюда.
      Прохладные доски пола показались ему блаженством. Он быстро оделся и поплескал водой на лицо. По лестнице он сбежал, перепрыгивая через три ступеньки, - если бы дверь не открылась, он выломал бы ее. Он оттолкнул всех, кто пытался его остановить, - их голоса ничем не отличались от тех, что звучали у него в голове.
      В конце концов он выбрался на улицу, дохнул полной грудью и попытался побороть овладевшее им безумие. Голоса превратились в шепот, в неразборчивый гул, а после утихли совсем. Джек чувствовал себя опустошенным, и ноги сами несли его по городу.
      Уличные девки приставали к нему, пьянчуги задирали его, старухи спешили перебежать на другую сторону. Звезды на небе мерцали в такт с Ларном. Джек ускорил шаг. Но как бы быстро он ни шел, Ларн у него внутри. Как бы он ни старался, ничто уже не будет прежним.
      Он шел вниз, к морю. Пол-лиги до порта, потом по берегу вдоль восточной гавани, потом между рядами рыбачьих лодок, потом по сходням на борт "Чудаков-рыбаков". Джек сам не знал куда идет, но, увидев корабль, понял, что пришел куда надо.
      - Кто там? Убирайся прочь от судна, коли жизнь дорога.
      - Карвер, это я, Джек. Я пришел к капитану.
      - Тебе повезло. Он еще тут. Сидит в каюте и пишет в журнал о нашем плавании. Только смотри не уговаривай его снова плыть куда-то. Если ты за этим пришел, я лучше сразу скину тебя за борт. В жизни больше не пойду на Ларн - и готов убить чтобы сдержать свое слово.
      - Не бойся, Карвер. Ларн теперь стал одним из множества голых островов, рассеянных в море. - Джек сам не поверил своим словам, да и как он мог? Ларн теперь переселился в его сердце и его душу.
      - Ну смотри же, я на тебя полагаюсь.
      - Можешь не сомневаться, Карвер.
      Джек спустился вниз. Дерево издавало острый запах замкнутого пространства. Низкие потолки ограничивали ночь. Дверь капитанской каюты была закрыта.
      Джек толкнул ее, не постучавшись.
      Капитан сидел у стола и записывал что-то в толстую книгу.
      - Входи, - сказал он, не поднимая глаз. - Садись. Я тебе уже налил.
      Джек вошел. Здесь было тепло, но как раз в меру, и светло, но не так, чтобы резало глаза. На столе стояло два стакана: один полный до краев, другой - наполовину. Квейн повернулся к Джеку лицом.
      - Я так и знал, что ты сейчас придешь.
      - Знали? - Джек сел.
      - Да, было у меня такое чувство.
      - А если бы я не пришел?
      - Тогда я выпил бы твой ром сам. Отчего же не приготовиться к приему, коли я так и так внакладе не останусь.
      Джек взял стакан, гладкий и тяжелый.
      - Что сталось с той ларнской девушкой потом?
      Капитан ответил сразу, точно всю ночь только и ждал этого вопроса:
      - Когда "Благодатный бриз" причалил в гавани, я отвел ее к себе домой. Она еще не оправилась, и мы с матушкой несколько недель выхаживали ее. Никогда не видел человека, полного такой решимости выздороветь. Она, можно сказать, вернула себе здоровье одной лишь силой воли. А как стала на ноги в тот же день ушла из города. Не было никакой возможности ее удержать. Она боялась Ларна, боялась, что жрецы выследят ее и убьют Сердце у меня разрывалось, но я отдал ей все мои сбережения и отпустил ее.
      Джеку казалось, что ночь кружится вокруг них и только они с Квейном неподвижны.
      - Куда она пошла?
      - Она не сказала - не хотела подвергать меня опасности, - шепотом сказал Квейн. - Но мне думается, она отправилась на север.
      - Какая она была?
      - Темноволосая, с голубыми глазами, хрупкая, и лицо сердечком. Красавица, одним словом.
      Все кружилось, и воздух свистел в ушах.
      - Как ее звали?
      - Анеска.
      Все остановилось как вкопанное.
      Квейн поднес стакан ко рту, выпил и посмотрел Джеку в глаза.
      - Уходя из Рорна, она сказала, что возьмет себе другое имя - такое, которое есть в каждом городе Обитаемых Земель. Я посоветовал ей назваться Люси, но не знаю, приняла она мое предложение или нет.
      Джек не дышал, слушая капитана, и лишь теперь со свистом втянул в себя воздух. Сам того не заметив, он вскочил со стула - он должен был потрогать капитана, чтобы убедиться, что Квейн настоящий и действительно произнес эти слова. Квейн был теплый, и пахло от него ромом - самый что ни на есть настоящий морской волк. Джек знал, что капитан сказал правду.
      Джек ощутил стеснение в груди. Какие-то новые чувства распирали его сердце, терзая его острой, но сладкой болью. Он испытывал и облегчение, и удивление, и волнение, и радость, но сильнее всех была печаль. "Как она, должно быть, страдала! - думал он. - И как хорошо скрывала и свое прошлое, и свой страх! "
      А еще Джек чувствовал благодарность. Благодарность за то, что узнал наконец правду. Опустившись на колени перед капитаном, он сказал:
      - Она послушалась вашего совета. И назвалась Люси.
      Рука капитана легла ему на плечо.
      - Да. Ты ее сын. Я понял это сразу, как увидел тебя. - И капитан добавил с тоской: - Она была храбрая девушка.
      Джек приник к нему. Наконец-то он получил ответ. Он узнал, почему мать изменила имя, почему каждый день всходила на стену замка и смотрела на приезжих и почему ничего не говорила о себе. Страх правил жизнью его матери - и причиной этого страха был Ларн.
      Да, она жила в страхе, но надеялась отомстить. И ее клятва оказалась столь сильна, что пережила ее. Быть может, клятва ее и сгубила - но теперь все сбылось: Ларна больше нет, и мать может спокойно почивать в могиле.
      - Почему вы не рассказали мне этого раньше? - спросил Джек. - Я мог бы и не прийти к вам.
      - Джек, море убаюкивает человека, словно младенца в колыбели. Когда твои глаза не видят берега, а под ногами нет земли, ты думаешь только об одном - о своем плавании. Надо вернуться на сушу, чтобы увидеть все в настоящем свете. Я полагал, что и с тобой дело обстоит так же, - стоит тебе провести пару часов на суше, и ты поймешь.
      - Но есть еще вещи, которых я не понимаю.
      - Я рассказал тебе все, что знал. - Квейн потрепал Джека по плечу. Налей-ка нам еще, и выпьем за твою мать. А вопросы без ответов могут подождать и до завтра.
      Джек встал, наполнил стаканы до краев и подал один капитану. Квейн прав: эту ночь нужно отпраздновать.
      И они пили до самого рассвета, и рассказывали друг другу разные истории, и смеялись, и плакали.
      XXIV
      День занимался. Рассвет проникал сквозь ставни вместе с туманом. Холод стоял жестокий. Еще никогда в жизни Мелли так не мерзла. Зимы в замке Харвелл не шли ни в какое сравнение с этой. Метель бушевала шесть дней, и лишь сегодня небо прояснилось.
      Сырая северная стена ее комнаты покрылась льдом, и вода замерзла в тазу у постели. Пар шел изо рта, и Мелли тряслась не переставая. По комнате гуляли ледяные сквозняки. В трубу задувало, из окна свистело - ветер раздувал занавески и выметал пыль из-под кровати.
      Мелли по уши зарылась в одеяла. Ей настоятельно требовалось облегчиться, но она знала по опыту, как холодно там, снаружи. Кроме того, замерз явно не только умывальный таз, и ей не хотелось справлять нужду на лед. Лучше подождать, пока стражники не принесут чистое судно.
      Сегодня было даже холоднее, чем во время бури. Метель, правда, швыряла снег в трубу и распахивала железные ставни, будто деревянные, - зато воздух не успевал застояться и заморозить тебя.
      Твой нос, щеки и веки. Может ли человек обморозить себе веки? Или они просто застывают на середине, превращая глаза в щелки? Встревоженная этой мыслью, Мелли укрылась с головой. Лучше уж задохнуться, чем остаться узкоглазой.
      Просто удивительно, насколько теплее тут, под одеялом. Ее животик греет не хуже, чем печка. Теперь уж, наверное, седьмой месяц на исходе Мелли никогда не умела следить за временем. Этим за нее занимались ее служанки.
      Но теперь у нее служанок нет. Только двое или трое стражников да беззубая ведьма Грил. Часовых - даже и в железных шлемах, дурно пахнущих и с клинками наголо, - Мелли решительно предпочитала тетушке Грил. Часовые были молчаливы, вежливы - если можно назвать вежливым человека, который тычет пикой тебе в грудь, - и нисколько ею не интересовались. Грил же напоминала собаку, которая вцепилась в кость и не желает ее отдавать. Она насмехалась, издевалась, оскорбляла и все время думала, что бы еще отнять у Мелли. Как будто мало свечей, тепла, ковров, ужина и свежей воды. Теперь Мелли приходилось неделями носить одну и ту же одежду, умываться ледяной озерной водой, грызть кости, которые до нее, похоже, обгладывали собаки, и спать под такими грубыми одеялами, что хоть святой подвижнице впору.
      Но Мелли, как оказалось, могла выдержать все это и даже больше. Ее беременность, несмотря ни на что, протекала хорошо, а она сама, если не считать слегка опухших лодыжек и ноющей спины, становилась все крепче день ото дня. Недели сливались в месяцы, и осень сменилась зимой - но то, что шевелилось в ее чреве, давало Мелли волю к жизни.
      Мелли любила свою беременность. С ней она не чувствовала себя одинокой. Она обнимала свой живот и разговаривала с Ребенком, обещая ему или ей убежать еще до родов. И это обещание не было праздным. Она знала, чего хочет от нее Кайлок, и не собиралась удовлетворять его желание. Не позволит она Кайлоку использовать ее тело для очищения от грехов. Она никогда не забудет того, что он сделал. Семь дней назад он отдал приказ перебить пять тысяч человек. Он мог бы взять разбитых высокоградцев в плен - но нет, их истребили, изрубили на куски и оставили стыть на равнине к юго-востоку от Брена.
      Кайлок - чудовище, которое следовало бы удушить еще при рождении. Мелли опостылели его извращенные игры в грех и искупление, опостылело быть зеницей столь безумного ока. Она задумала бежать. Она знала, что ее дитя обречено на смерть: Баралис ни за что не оставит в живых законного наследника Брена. Кайлоку ребенок не нужен, ему нужна только она - так будь же она проклята, если будет спокойно ждать оставшиеся два месяца, а потом поднесет ему себя словно дичь на блюде. Пусть поищет себе другой очистительный сосуд.
      За дверью послышался какой-то звук - Мелли выглянула из-под одеяла и увидела входящую Грил. Достойная госпожа одевалась теперь как королева: в меха и парчу, с золотыми цепями на морщинистой шее. Должно быть, она грабила покои тех вельмож, которых Кайлок убивал после пыток - такая судьба ожидала любого, кто отваживался сказать хоть слово против Кайлока.
      - Есть ли новости о моем отце? - спросила Мелли.
      - "Госпожа", - огрызнулась Грил. - Есть ли новости о моем отце, госпожа. - Она стянула перчатку и подняла вверх костлявый палец. - Холодно, зато дуть стало меньше.
      - Почему бы тебе просто не проломить стену и не выбросить меня в озеро? Слишком уж долго ты стараешься заморозить меня до смерти.
      - Что ж, ты повторишь судьбу твоего отца, только и всего.
      - Значит, его тело нашли? - И Мелли, скрипнув зубами, добавила: Госпожа.
      - Стоит ли искать после такой метели? Твой отец трусливо бежал с поля боя, но горы его доконают. Он ведь уже далеко не юноша.
      Мелли пропустила ее подковырки мимо ушей. Тела не нашли - значит есть вероятность, что отец жив.
      - Многих ли еще недосчитались?
      Грил подошла к постели.
      - Что, любопытно, да?
      - Ты хочешь сказать, что не знаешь.
      - Нет ничего такого в Брене, о чем бы я не знала, девушка.
      - Мой брат не просил о встрече со мной? - Мелли знала, что брат ее в городе, но знает ли он, что и она здесь?
      - Король сказал ему, что ты умерла. От лихорадки, еще три месяца назад. Никто не знает, что ты тут, девушка. Да и кому ты нужна? Впрочем, не стоит тебе чересчур убиваться о своем братце. Я слыхала, он послал своих людей, чтобы убить отца.
      - Ты лжешь! - Мелли страстно захотелось залепить беззубой оплеуху, вцепиться ей в космы и засунуть ее головой в ночной горшок. Но каждый раз, когда Мелли пыталась это сделать, Грил начинала истошно вопить, вызывая стражу.
      - А ты спроси короля, когда он придет, - увидишь, лгу я или нет.
      Мелли опустила голову на подушку. Неужели это правда? Что должен был испытать отец, зная, что Кедрак велел его убить? Довольно и того, что они сражались друг против друга, но это... Мейбор жил лишь ради своих сыновей.
      Нет, это не совсем так. Мейбор и ее любил не менее сильно - просто слишком долго не показывал этого.
      - Так, значит, видели, как Мейбор ускакал с поля боя? - Мелли спрашивала об этом и раньше, но нуждалась в подтверждении.
      Грил улыбнулась.
      - Твой отец - трус: он только и способен, что бить беззащитных женщин. При первой же опасности он умчался так скоро, что его и пьяным ублюдком не успели бы обозвать.
      Мелли вскочила с постели. Собственный вес, как всегда, поразил ее. Она с каждым днем становилась все тяжелее - но это не сделало ее неповоротливой. Она вцепилась в горло Грил, не успела та и глазом моргнуть.
      - Стража! - заверещала Грил, упираясь одним локтем Мелли в грудь, а другим примериваясь в живот.
      Мелли перехватила ее руку, но Грил вырвалась, оставив Мелли свою перчатку.
      Стражники вбежали в комнату с наставленными копьями. Мелли отступила, заткнув перчатку сзади за пояс юбки. Хотя бы одна рука у нее нынче ночью не посинеет от холода.
      - Ах ты сучка! - взвизгнула Грил, влепив ей пощечину. - Марш обратно в постель! Не давайте ей сегодня есть, - приказала она стражникам.
      - Но король, ваша милость, наказывал кормить ее как следует.
      Мелли с удовлетворением отметила, что на шее у Грил остались глубокие красные следы.
      - Ну так дайте ей свои объедки - и ничего больше. - Грил повернулась на каблуках и вышла.
      Мелли, вздохнув с облегчением, повернулась к стражнику:
      - Спасибо.
      Тот кивнул - это был молодой парень с дурным цветом лица и каштановыми волосами.
      - Не за что, госпожа.
      Оба часовых вышли, задвинули засов, и Мелли снова осталась одна.
      Она достала из-за пояса свой трофей - перчатку Грил. Из мягкой коричневой свиной кожи, подбитая кроличьим мехом, она была сделана на крупную левую руку. Мелли надела ее. Ничего, что перчатка велика, главное, что она есть. Для побега нужны оружие и теплая одежда. Мелли поднесла левую руку к свету. Что ж, для начала неплохо.
      - Так ты все-таки решил ехать с нами? - Таул, подбоченясь, непоколебимо стоял между сердитой рыбачкой и нетерпеливым купцом. На нем был новый камзол - чуть ярче, чем он носил обычно, да и все в этот день казалось ярче, чем всегда.
      С похмелья в горле у Джека пересохло, как в песочнице, а голова была тяжелой как камень.
      - Ночью мы с капитаном выпили и уснули только на рассвете - я только-только проснулся.
      - Известно тебе, что мы нынче же уезжаем из Рорна?
      Джек огляделся. Минуту назад он чуть не столкнулся с Таулом, Хватом и Меган на крыльце "Розы и короны".
      - А лошади где?
      - Хват их продал. В Марльсе купим новых.
      - В Марльсе?
      - Мы поплывем туда по морю. Сушей я опасаюсь возвращаться - Баралис будет караулить нас на обратном пути.
      Джеку очень хотелось бы, чтобы голова у него была полегче и солнце светило не так ярко. Возражений он не имел, поэтому хлопнул Хват по плечу и сказал:
      - Морем так морем.
      Таул посмотрел на него как-то странно.
      - Что с тобой стряслось этой ночью?
      - Я наконец-то узнал правду.
      Больше ничего сказано не было: эти слова точно связали язык всем, кто их слышал. Таул кивнул, словно именно такого ответа и ждал, а Хват только улыбнулся, вглядываясь в толпу.
      Они молча спустились к гавани. Таул и Меган шли рука об руку, Хват немного отстал, совершая, без сомнения, прощальные изъятия наличности, а Джек держался позади всех.
      Он еще не освоился с тем, что узнал прошлой ночью, и похмелье не облегчало ему задачи. Они с Квейном прикончили полторы бутылки рома, рассказывали байки, пели песни, а потом повалились спать. По крайней мере Джек повалился. Проснулся он укрытый теплым одеялом, а Квейн сидел в углу и смотрел на него.
      - До чего же ты похож на нее. Сердце радуется, на тебя глядя.
      Джек смотрел в яркое утреннее небо. Квейн, по всему видно, был влюблен в его мать. Он помог ей без всякой корысти, спас ей жизнь, отдал свои сбережения и позволил уйти. Тридцать лет прошло, а он помнит ее со всей силой и свежестью молодости.
      Какой она была тогда? Прежде всего отважной, конечно. Слыханное ли дело, чтобы молодая девушка пустилась в путь по Обитаемым Землям одна-одинешенька. Притом она ничего не делала наполовину - она добралась до самого дальнего от Парна места, до Четырех Королевств. Холод прошел у Джека по спине. Какого же страху она, должно быть, натерпелась, путешествуя через весь континент!
      Но перед ним она никогда своего страха не показывала. Девять лет они прожили вместе, и он ни разу не видел ее ни плачущей, ни испуганной.
      Ларна больше нет, но забыть о нем невозможно. Джек теперь носит его в себе - а если подумать, то и всегда носил. Джек помнил, как впервые дотронулся до скальной стены в пещере, помнил глазами, носом и пальцами. Он точно вернулся на родину. На родину своей матери, в то место, которое сделало ее такой, какой она была.
      Джек вдруг остановился как вкопанный. Та старуха в качалке, что показала им дорогу, - его бабка. Тихоня говорил, что мать девушки с Ларна была калека, не владевшая правой рукой и правой стороной лица. Это она. Джек помнил ее руку, скрюченную, как лапка мертвой птицы. Она откуда-то знала, что он придет, и помогла ему.
      И оракулы ему помогли. В тот последний день они должны были знать, что он прибыл на остров, но промолчали. Они хотели умереть.
      - Ты чего, Джек? - спросил Таул.
      - Ничего. Просто устал.
      - Уж очень ты бледный. Наш корабль стоит в конце гавани. Там отдохнешь.
      - Какой корабль? - Джек только теперь заметил, что они находятся не в той части гавани, где причалены "Чудаки-рыбаки".
      - "Ловец креветок". Вот он. - Таул указал на маленькую одномачтовую каравеллу. - Мне рекомендовал его капитан Квейн. Там должны ожидать нас.
      Джек, кивнув, зашагал дальше. Море было серым и спокойным, ветер легким, а небо - ясным, если не считать перистых облаков на востоке. Чудесный день. В Королевствах в эту пору года темно и стоит мороз. Привыкла ли мать хоть немного к тому климату? Она не любила холода и каждую зиму жалась к огню, только что не обжигая себе щеки. Нелегко, видно, далось ей ее добровольное изгнание.
      У корабля Таул стал прощаться с Меган. Откуда ни возьмись вынырнул Хват, и они с Таулом, по всему видать, заспорили о содержимом Хватовой котомки.
      - Что, все как есть? - верещал Хват.
      - Да. В Марльсе мы добудем еще.
      - Не мы добудем, а я добуду...
      - Погодите-ка, - вмешалась Меган. - Не надо мне твоих денег, Хват. Ты и так уже купил мне это красивое платье. Больше я ничего не возьму.
      - Я отдам тебе половину, - повесив голову, предложил Хват.
      - Отдай уж три четверти, - не сдержал смеха Таул.
      - Две трети.
      - Давай две трети.
      Пока Хват отсчитывал деньги, Таул взял Меган за руку. Джек, чтобы оставить их вдвоем, взошел на сходни "Ловца креветок". Навстречу ему вышел невысокий смуглый моряк.
      - Друзья капитана Квейна?
      Джек кивнул, и моряк пригласил его подняться. Наряд мореплавателя состоял из яркой вышитой жилетки и кроваво-красных штанов.
      - Отличный денек для отплытия, - сказал он, подав Джеку руку для пожатия. - Я Балвей из Марльса, первый помощник и казначей. Отца моего зовут Ноллиск.
      - А я Джек из Четырех Королевств. - Джек подумал и добавил: - По материнской же линии я происхожу с Ларна.
      Слова эти прозвучали странно для него самого, зато были чистой правдой. Наконец-то он обрел хоть половину знаний о себе. У него есть родина, есть своя история, и его бабушка еще жива.
      - Да, моя мать родом с Ларна, - повторил он, просто чтобы услышать это еще раз.
      Баралис стоял на крепостной стене Брена и смотрел на поле, усеянное замерзшими трупами. Снег занес тела, и только белые руки торчали кое-где над огромной ледяной могилой. Между белыми холмиками сновали как муравьи темные фигурки. Метель помешала мародерам, и горожане только теперь отважились выйти пограбить убитых.
      - Надо бы похоронить, - сказал Баралис Кайлоку.
      - Зачем? До весны они не провоняют. И потом, это зрелище служит мне лучше, чем погребальные костры, которые слишком быстро сгорают.
      Баралис почувствовал раздражение. Чересчур уж надменно обходится с ним Кайлок. Еще не остыв, Баралис обратился к предмету, который досаждал ему более всего:
      - Надо бы убрать женщину из дворца, пока Кедрак не обнаружил, что она там.
      - А я уж думал, когда же вы заговорите о Меллиандре. Нынче вы перешли к ней быстрее, чем обычно. - Кайлок оперся о стену, не сводя глаз с южной равнины. - Нет нужды ее убирать. Через два дня Кедрак покинет город.
      - Он возглавит войско, идущее на Несс?
      - Нет, не на Несс. - Кайлок обернулся к Баралису. - На Камле.
      - Нападение на Камле расценят как нападение на весь Юг.
      - Я смотрел карту, Баралис, и для меня это достаточно северный город.
      Баралис сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. Кайлок рвется к победе, но не к власти. Это громадная разница. Он возьмет Камле потому, что может, и потому, что война и кровопролитие доставляют ему наслаждение, а не потому, что хочет править этим городом. Его нисколько не заботят завоеванные им города - Хелч он оставил Тирену! Кайлок - завоеватель, и только. Политические Игры, извлечение выгоды и руководство - понятия слишком тонкие для молодого короля. Быть может, с годами он переменится, но пока что от Баралиса зависит обратить его амбиции себе на пользу.
      - Камле - недурной трофей.
      - А до чего же его просто взять, Баралис! Все думают, что мы пойдем на Несс. И мы укрепим эту веру - двинемся прямо на восток и лишь в самый последний миг повернем на юг.
      - Ну а Несс?
      - Да на что он мне сдался? - махнул рукой Кайлок. - Подумаешь, овечья столица. Там нет ни порядочных укреплений, ни армии, ни крепкого руководства. Единственный защитой городу служат окружающие его холмы. Займем его после взятия Камле.
      Кайлок прав, но совсем по другой причине. За Камле Юг при первой же опасности станет грудью - этот город южане считают своим и будут за него биться. Несс же им только дальний родственник, и его судьба мало волнует Юг. Напав сначала на Камле, Кайлок захватит Юг врасплох, лишив его возможности загодя собрать войска.
      - Юг ничего не предпримет, если Камле будет взят быстро, - сказал Кайлок. - К югу от Камле стоит Вальдис, к северу - Брен, а вскорости к ним прибавится и Несс на востоке. Камле окажется в окружении верных мне городов.
      - И погода там весьма благоприятна в это время года, - заметил Баралис.
      План Кайлока нравился ему все больше и больше.
      - Да, я и это учел: теперь там куда теплее, чем в Нессе. Армия с легкостью обеспечит себя, беря все необходимое в попутных селениях. Я дам Кедраку полную волю.
      - Какие с ним пойдут войска?
      - Все королевские силы - они не понесли почти никаких потерь в битве на прошлой неделе, - все годные к бою черношлемники и дюжина конных рыцарских отрядов. Всего получается около девяти тысяч человек - более чем достаточно. Камле - старый город, он живет старыми победами и давно не обновлял своих стен. Имперские силы легко управятся с ним.
      Имперские. Впервые при Баралисе Кайлок открыто упомянул об империи. Да, империя уже родилась на свет, она живет и дышит. Королевства, Брен, Халькус, к ним вскоре прибавятся Камле и Несс. Весной они завоюют Высокий Град, и Аннис не замедлит последовать за ним. Северная империя воплощается в жизнь.
      Баралис одернул себя - он не любил упиваться успехом. Мелочи - вот что решает все.
      - А кто же будет защищать Брен? Перевалы могут очиститься, и Аннис мигом перейдет через Рубеж.
      Кайлок и об этом подумал.
      - Здесь остается около двух тысяч раненых черношлемников - половина из них наверняка оправится и вновь станет в строй. Те, что не смогут драться сами, будут обучать других. Я хочу как следует вооружить всех мужчин в городе - наемников, ремесленников, торговцев и крестьян - и через месяц сделать из них настоящих солдат. Я уже отдал приказ по всем городским кузням ковать доспехи и оружие.
      - Велите им первым делом готовить вороненые шлемы. Северяне приучены бояться черношлемников. Зрелище пяти, допустим, тысяч солдат в черных шлемах способно порядком смутить неприятеля.
      - Баралис, - улыбнулся Кайлок, - вы, как всегда, ухитряетесь усовершенствовать даже самый лучший план.
      - Впрочем, мы можем легко держать осаду месяц, а то и больше. Бренские укрепления не имеют себе равных.