Глава 1

«Призрак Лоуренса Аравийского, — подумала Билли Калахан, замерев от изумления. — Шейх пустыни!» Пристально вглядываясь в фигуру всадника на гнедом арабском жеребце, скачущего через дюны в ее сторону, она нетерпеливо откинула назад свои бронзового цвета волосы. Но через секунду ветер снова спутал мягкие пряди. Стоя на вершине песчаного холма, она чувствовала, как нарастает сила ветра. Он трепал рубашку Билли и ее брюки, нападая на нее, как изголодавшийся зверь, настигший наконец свою жертву.

Когда мотор джипа, проиграв битву с дорогой, неожиданно заглох посреди пустыни, Билли решила подняться на близлежащий холм, осмотреться и определить расстояние до Зеландана, чтобы решить, сможет ли она преодолеть его пешком. Теперь она не была уверена, что это решение было таким уж правильным. Она чувствовала себя потерянной и уязвимой — зрелище, представшее ее глазам, не утешало: золотые песчаные дюны тянулись на мили вокруг, и только у самого края пустыни, на горизонте, редкие вспышки зарниц освещали далекие скалы. По рассказам Юзефа, за этими скалами находился Зеландан. Юзеф описывал ей место, где расположен город, но теперь, когда разыгралась буря, она с трудом могла себе представить город — там, среди скал. В неистовстве ветер поднимал и вихрем закручивал песок, и тогда в песчаном мареве движущиеся верхушки барханов превращались в призраки мчащихся дервишей.

Порывы ветра усилились, песок вился вокруг ее ног, и Билли подумала, что, наверное, лучше вернуться к джипу под его, хоть и слабую, но все-таки защиту. И, прежде чем спуститься вниз, в последний раз бросила взгляд на всадника на гнедом арабском жеребце. Билли поймала себя на том, что, несмотря на отчаянное положение, в котором она оказалась, всадник целиком захватил ее воображение.

Всадник в ниспадающем мягкими складками белом бурнусе выглядел весьма эффектно. «Настоящий шейх пустыни», — снова промелькнуло у нее в голове. Он напомнил ей героев американских черно-белых боевиков сороковых годов. Для полноты картины не хватало только сабли и пленницы, переброшенной через седло.

Он приближался со стороны скал и, вероятно, был уроженцем Зеландана, хотя внешне больше был похож на обитателя пустыни — бедуина. Но когда всадник приблизился настолько, что она могла хорошо рассмотреть его, она поняла, что ошиблась. Волосы загадочного всадника были не темные, как ожидала Билли, а светло-русые, к тому же еще и сильно выгоревшие на солнце. За несколько месяцев, проведенных в Седихане, среди местных жителей она ни разу не встречала блондина. Кроме того, по его одежде и манере ездить верхом можно было уверенно сказать, что к местным жителям он явно не принадлежит.

«Ну, кто бы он ни был, — подумала Билли, — мне нечего рассчитывать на его помощь. Скорее всего этот красавчик свернет на дорогу, ведущую в деревню Юзефа». Билли вдруг пришло в голову, что незнакомец может таить в себе опасность. Может, будет лучше, если она не попадет в поле его зрения?! Обдумав все это, Билли поняла, что скорее всего ей придется положиться на саму себя. Она всегда умела выбираться самостоятельно из трудных ситуаций, в которые попадала в жизни, она и сейчас сумеет найти выход.

Осторожно ступая, Билли спустилась с холма. Казалось, что порывы ветра вот-вот поднимут ее в воздух, словно одну из миллиона песчинок, над которыми ветер властвовал с такой легкостью. Песок колол ее щеки, и она опустила веки, чтобы песчаная пыль не засыпала ей глаза.

— Какого черта вы здесь делаете? — вдруг услышала она резкий голос.

Открыв глаза, она увидела, как этот таинственный всадник ловко соскакивает с лошади всего в нескольких ярдах от нее. Ветер завывал с такой силой, что заглушил топот копыт его коня.

Да, конечно, он не был уроженцем этой страны и, уж конечно, не был Лоуренсом Аравийским. А манера растягивать слова была чисто техасской.

— А что, по-вашему, я здесь делаю? — раздраженно спросила она, стараясь перекричать гул ветра. — Я слышала, что нет ничего полезнее для кожи, чем песчаная буря. Вот я и решила проверить, так ли это.

Она почувствовала, что голос ее дрожит, и это только усилило ее досаду.

— Просто, черт возьми, пытаюсь выбраться отсюда, пока еще не поздно.

Он сделал шаг к ней:

— Вряд ли вы преуспеете в этом. Через несколько минут ветер усилится и поднимется самая настоящая буря, а вы и не думаете торопиться.

Он крепко схватил ее за локоть:

— Пойдемте, надо срочно найти укрытие.

— Я как раз это и собираюсь сделать, — объясняла она в то время, как он быстро тащил ее к груде камней. — Я направлялась к своему джипу, чтобы спрятаться в нем от бури.

— Джип всего в нескольких ярдах, но вам не успеть, — перебил он ее. — Если вы собьетесь с дороги, задохнетесь через десять минут.

Она постаралась скрыть свой страх за беззаботным смехом.

— Глупости, я прекрасно ориентируюсь и найду машину.

— Мне нравится ваша уверенность.

Он толкнул ее в укрытие за камнями, которые были едва заметны в песке.

— Оставайтесь здесь, пока я займусь старым Ником.

И незнакомец повел лошадь к другой груде камней неподалеку. Билли опустилась на песок и внезапно почувствовала, как острый страх накрыл ее жаркой волной. «Нельзя поддаваться панике, — уговаривала она себя, — скоро буря прекратится, я доберусь до джипа и уеду отсюда».

Сквозь пелену песка, окутавшую ее, проступило белое пятно, и шейх пустыни возник перед ней.

— Кажется, место подходящее. Но ветер усиливается, и нас может засыпать песком в любую минуту.

Она посмотрела на него с испугом:

— Неужели будет еще хуже? — «Куда уж хуже, — добавила Билли про себя, — кажется, что мир проваливается в тартарары».

Она сделала глубокий вздох и произнесла как можно беззаботнее:

— Может быть, все не так уж и плохо: с одной стороны нас защищают холмы, а с другой — камни.

— Не обманывайте себя, — проговорил он, натягивая на голову сползший капюшон бурнуса. — Бури, подобные этой, могут сдвинуть тонны песка и полностью изменить пейзаж. Через час на том месте, где мы сидим, может появиться двухметровый песчаный холм.

— Это вы так успокаиваете меня, да? Странный способ! — с иронией произнесла Билли.

— Мы выживем, — проговорил он уверенно, — ложитесь!

— Что? — изумилась она.

— Ложитесь. Я прикрою вас своим телом, а бурнус будет защитой нам обоим. Не Бог весть что, но мы должны использовать все, что можем.

— Но я не…

Он не стал дожидаться, когда она закончит фразу. В следующую секунду Билли уже лежала на спине, а незнакомец стоял над ней на коленях. Он распахнул полы бурнуса, под ним на незнакомце оказалась мягкая белая рубашка, заправленная в вытертые джинсы. «Действительно, не Лоуренс Аравийский», — успела подумать она и тут же испытала легкий шок, почувствовав тяжесть его тела и исходившее через одежду его тепло. Билли чувствовала каждый изгиб его худого мускулистого тела. Ей было трудно дышать, так как пришлось уткнуться лицом в его рубашку, от которой исходил слабый лимонный аромат, смешанный с резким мускусным мужским запахом.

— Не думаю, что это действительно необходимо, — проговорила Билли едва слышно.

Он немного приподнялся, чтобы посмотреть ей в лицо. «Боже мой, — пронеслось в голове у Билли, — да он и вправду красавчик!» Что незнакомец хорош собой, Билли заметила сразу, но только сейчас она поняла, что никогда прежде не встречала более красивого мужчину. Черты его лица поражали совершенством, а кожа сияла золотистой бронзой загара. Мягкий изгиб чувственных губ и глаза редко встречающейся чистой голубизны довершали его облик. Раньше Билли считала, что в глубине голубых глаз всегда таится холод, а сейчас она поняла, что они могут быть теплыми, как дыхание весны. «Теплые, понимающие и мудрые», — подумала Билли, но тут же ей пришло в голову, что «мудрые» не очень-то подходящее определение для глаз молодого решительного мужчины, которому явно нет и тридцати. Однако в глазах незнакомца было нечто неповторимое и завораживающее.

— Это необходимо, поверьте мне, — проговорил мужчина.

— Что? — Билли успела забыть о том, против чего она протестовала минуту назад, и в смущении поспешно отвела взгляд от его прекрасных глаз и чувственного рта. — Не думаю, что вы сможете удержаться в такой неудобной позе. Может быть, вы все-таки дадите мне возможность встать? Уверяю вас, со мною все будет в порядке.

— Не сопротивляйтесь, — улыбнулся он, глядя на нее сверху вниз. И эта улыбка озарила его лицо такой нежной и участливой теплотой, что Билли почувствовала в груди жаркую истому. — Успокойся, Цветок Пустыни. Я знаю, какая ты сильная и отважная. Ты не утратишь ни капли своей силы, позволив мне оберегать тебя несколько минут. Я только хочу сохранить твои прелестные лепестки.

Завывания ветра стали похожи на стенания потерянной души. Казалось, что слой песка, покрывающий их, становится все толще, и Билли ощутила, как дрожь от пронзившего ее страха, пробежала по ее телу.

— Это все очень поэтично, — еле слышно произнесла она. — Не помню, чтобы когда-нибудь прежде меня сравнивали с цветком, да еще в такой момент, когда мы оба на волосок от смерти.

Мелкие морщинки появились в уголках его глаз, когда, усмехаясь, он наклонился к ней:

— Но ты очень похожа на Цветок Пустыни. Я подумал об этом, увидев тебя на вершине холма, когда ветер трепал твои роскошные медные волосы и надувал твою одежду, словно хотел оторвать от земли твое тело. Ты напомнила мне маленькую хризантему, хотя в тебе, конечно же, есть и сила, и твердость. Да, ты действительно Цветок Пустыни.

Он посмотрел на ее лицо, становившееся все более напряженным:

— Ты боишься? Я думал, ты шутишь, а теперь чувствую, ты вся дрожишь.

— Похоже, я боюсь. Просто я никогда прежде не попадала в песчаную бурю и не знаю, что нас ждет.

Она предприняла отчаянное усилие, чтобы справиться с дрожью, выдававшей ее страх, но с досадой поняла, что не в состоянии этого сделать.

— Только дайте мне минуту, и я буду…

— Я дам тебе времени столько, сколько тебе нужно, Цветок Пустыни, — мягко перебил он ее. — Тебе не нужно стыдиться страха. Все мы чего-нибудь боимся. Я до смерти испугался, когда увидел, как ветер пытается сбросить тебя с вершины холма. Я сомневался, хватит ли у тебя сил устоять, но находился слишком далеко в ту минуту, и мне могло не хватить времени, чтобы добраться до тебя и помочь.

Он подоткнул края своего бурнуса и укрыл ее им, как одеялом. Его щека оказалась прижатой к ее лицу. Широкий капюшон, закрывавший его голову, теперь укутывал и ее, и она вдруг ощутила себя в полной безопасности.

— Ты не умрешь еще долго-долго, Цветок Пустыни, а сейчас ничего не бойся — я с тобой, я буду держать тебя в объятиях, пока не утихнет буря.

Его голос бархатным покрывалом обволакивал ее. И Билли замерла, загипнотизированная интимной интонацией его голоса, теплом его прикосновений и чувственным запахом его тела.

— Мы переживем это вместе. Забудь о ветре, песках, буре. Думай только о том, что мы здесь вместе, чтобы помочь друг другу.

Она оказалась не в состоянии думать о чем-нибудь, все это было похоже на прекрасный сон. Они лежали в объятиях друг друга так, как если бы прежде делали это сотни раз, а его слова, обращенные только к ней, усиливали это ощущение близости. Близости? Через ткань, которая разделяла их тела, она почувствовала мягкий толчок. Это было желание мужчины, и его желание относилось именно к ней. Этот незнакомец словно занимался с ней любовью, хотя это были всего лишь слова, и это было настоящим безумием.

— Это бред, — произнесла изумленно Билли, пытаясь отстраниться. Однако это движение только прижало ее к его горячему телу, казавшемуся ей таким прекрасным. И она решила, что лучше лежать спокойно и не сопротивляться. — Вы сошли с ума, я не хочу слышать подобные вещи.

— Разве в моих словах чувствуется угроза? — спросил он нежно и осторожно поцеловал ее в висок. — Если я не могу рассеять твои страхи таким способом, попробую другим. Поговори со мной сама. Как тебя зовут?

Его слова с трудом прорвались сквозь путаницу чувств, охвативших ее:

— Билли Калахан, и я уже не боюсь.

Он усмехнулся, и она почувствовала на своем лице его теплое дыхание.

— Хорошо, конечно, не боишься. А что ты делаешь посреди пустыни, Билли Калахан?

— Я направлялась в Зеландан, но у меня сломалась машина. Последние несколько дней я провела в гостях в маленькой деревне в пятидесяти милях отсюда.

— У кого же ты гостила? — В его голосе зазвучали жесткие нотки.

— У Юзефа Ибрагима и его семьи.

И хотя он не мог видеть выражения ее лица, он уловил сожаление, прозвучавшее в ее голосе.

— Последние несколько недель мы с Юзефом были своего рода супружеской парой. И я подумала, что было бы неплохо отвезти его домой и вернуть семье.

— Он твой любовник? — Резкие нотки отчетливо звучали в его голосе, и это удивило ее.

— Боже мой, конечно, нет. Я однажды дала ему почувствовать свое расположение, а у Юзефа какие-то старомодные понятия по поводу того, как надо на это реагировать. Кроме того, ему пришла в голову дурацкая идея, что кто-то должен заботиться обо мне, и он определил на эту роль себя. Я полагала, что возвращение в семью заставит его забыть обо мне. Но это не сработало, вот почему я и отправилась в Зеландан среди ночи без сопровождения.

— Я понимаю, — сказал незнакомец серьезно, но в его тоне ей послышалась скрытая насмешка, и это ее разозлило.

— Как он мог не понять, что ты весьма независима. Было бы интересно узнать, что же ввело его в заблуждение? Не хочешь сказать мне, а, Цветок Пустыни?

— Билли, — напомнила она, сурово подумав, что, конечно же, ничего не станет ему объяснять ни сейчас, ни в ближайшем будущем.

— Это не имеет значения. Мы даже незнакомы друг с другом, и вам не может быть это интересно.

— И тем не менее мне это интересно, — сказал он. — Я даже заинтригован. Уже тогда, когда я в первый раз увидел тебя, ты очаровала меня, и я почувствовал, что ты можешь стать источником моего постоянного восхищения. Если не хочешь вдаваться в подробности твоих приключений с Юзефом, может быть, расскажешь, что ты делаешь в Седихане? У нас здесь, кроме нефтяников, не так уж много американцев. Ты что, работаешь на одну из нефтяных компаний?

Это было разумное предположение, если учесть, что Седихан являлся одним из самых богатых нефтяных королевств в мире. Она внезапно почувствовала желание ответить утвердительно. Это звучало бы благоразумно и, без сомнения, выглядело бы вполне правдоподобно.

— Нет, я приехала в Седихан, чтобы сниматься в главной роли в авантюрном фильме «Приключение в пустыне», действие его происходит в деревне в предместье Марасефа.

— Так ты актриса?

Недоверчивость, прозвучавшая в его голосе, задела ее, и ей захотелось объяснить:

— Первую роль, как сказал мой режиссер, я сыграла очень хорошо. — И, стараясь быть искренней, добавила с неохотой: — Вообще-то, это не совсем точно. Он сказал, что я выглядела эффектно, а это не одно и то же. Мы оба знаем, что я средняя актриса, но он не обращал на это внимания, пока у меня получалось выглядеть ранимой и задумчивой. Его устраивала моя внешность, а не мои актерские способности.

— Я его понимаю.

Он чуть склонил голову, чтобы заглянуть в ее огромные глаза. Лицо Билли нельзя было назвать красивым, но в изгибе ее губ проглядывало что-то чувственное, взгляд ее распахнутых глаз проникал в самое сердце.

— Знаешь, меня тоже устраивает твоя внешность. Был бы счастлив лицезреть тебя и ночью, и по утрам.

— Не желаю слушать подобные глупости, — возмущенно произнесла Билли.

— Прости, — сказал он, но в голосе его не чувствовалось раскаяния. — Ты говорила, что ты никудышная актриса?

— Ужасная! Но это не имеет значения, потому что это наверняка последний фильм, в котором я снимаюсь. Я согласилась на эту роль только потому, что это была единственная возможность попасть в Седихан, причем без малейших затрат. Обожаю новые места.

— Цветок Пустыни, — произнес он задумчиво. — Даже у цветов бывают корни. У нас есть время, расскажи мне про свою семью. Где ты родилась?

— Я из сиротского приюта, — беспечно ответила Билли. — И все места, где я бываю, становятся для меня родными. Какой из меня Цветок Пустыни, ведь я цыганка, а у цыган нет корней. Но мне нравится моя жизнь, и я не хочу другой.

— Тебе не занимать уверенности. Никто с тобой не спорит. Оставайся такой, какая ты есть.

Он легко, чтобы не испугать ее, прикоснулся своей щекой к ее щеке.

— Но ведь естественно, что каждый цветок, отцветая, превращается в то, чем должен быть. Я бы хотел знать, как сложится твоя жизнь, Цветок Пустыни.

— Вы совершенно невероятный человек, — сказала она удивленно. — Вы так странно говорите. Вы всегда такой?

— Большую часть времени, — тихо ответил он. — Я только недавно понял, что жизнь коротка, и нельзя тратить драгоценное время, отпущенное нам судьбой, на болтовню о пустяках. Теперь я даже и не пытаюсь играть словами.

— Но это не так-то просто, — проговорила Билли. — Слова созданы для того, чтобы скрывать свои истинные помыслы, а абсолютная искренность делает человека очень уязвимым.

— Но она же делает человека открытым для правды и любви, — сказал незнакомец. — И для того, чтобы получше узнать таких цыганок, как Билли Калахан.

— Получше узнать?

— Надеюсь, если я буду откровенен с тобой, то и ты ответишь мне тем же. Мне хотелось бы дать тебе несколько полезных советов. Я могу рассчитывать на твое внимание?

В эту минуту она верила, что с этим необычным человеком возможно все, что угодно. Его голос был сладок, как мед, а то, что он говорил, причудливо соединяло волшебную сказку и реальность.

— Я думаю, что ничего не изменится, даже если я скажу «нет». Ведь то обстоятельство, что мы совершенно незнакомы, как я вижу, не имеет для вас значения?

— Почему же? Я всегда знал, чего хочу, и мое желание осуществилось, когда я поднял голову и увидел тебя, Цветок Пустыни, стоящую на вершине холма. Да, мое желание исполнилось.

Билли слегка пошевелилась, и он догадался, в чем была причина ее беспокойства.

— Хорошо, я перестану, — сказал он, довольно усмехаясь. — Я знаю, ты к этому еще не готова. Но согласись, что этот разговор отвлекает тебя от страха перед бурей.

Билли с удивлением обнаружила, что так оно и было, она почти забыла о буре, бушевавшей над ними, ее больше волновало то, что происходило в их маленьком укрытии. Но вдруг Билли осознала, что ветер стал завывать с большим неистовством, чем раньше, и ее страх, было покинувший ее, вернулся снова.

— Да, становится хуже. — Он словно читал ее мысли. — Полагаю, буря достигнет наибольшей силы через несколько минут. Не знаю, сколько она еще продлится после этого.

Он опустил руку в карман, достал чистый носовой платок и накрыл им нижнюю часть ее лица. Билли почувствовала запах лимона с легкой примесью каких-то специй.

— Песок может проникнуть в наше укрытие. Необходимо уберечь нос и рот.

— А как же вы? — спросила она с невольным участием.

— У меня есть защита, — сказал он, с удовольствием зарываясь лицом в короткие кудри на ее виске. — Нежный букет шелковых хризантем, пахнущий «Шалимаром».

Это и в самом деле были духи «Шалимар». То, что он угадал запах, удивило Билли. Странно, что он осведомлен о таких тонких вещах.

«А почему бы и нет? — подумала она. — Этот блестящий мужчина должен разбираться в духах, ведь, наверное, существуют женщины, которые дарят ему свое внимание».

Эта здравая мысль почему-то повергла ее в уныние.

— Что так огорчило мисс? — спросил он с легкой досадой. — Ты не даешь мне возможности отвлечь тебя. Я не прощу себе, если не найду способ избавить тебя от неприятных мыслей.

— Но я не… — начала она протестовать.

— Подожди, я придумал кое-что, что может помочь, — перебил он, засмеявшись. — Я всегда знал, что действия лучше слов. Надеюсь, теперь твоя голова будет занята совсем другим.

Он медленно опустился вниз и, тесно прижавшись, удобно устроился в колыбели ее бедер, и это получилось так естественно, как будто бы он вернулся к себе домой.

— Я уже говорил тебе, что стараюсь быть совершенно искренним всегда, когда это необходимо.

Она прерывисто вдохнула, так как не могла не почувствовать силу его желания.

— Да как вы смеете?! — задохнулась она от возмущения и растерянности.

— Неужели я тебе совсем не нравлюсь, Билли? Я не кажусь тебе сексуальным? Это странно, обычно женщины имели противоположное мнение.

Он тихонько сжал губами мочку ее уха, и эта неожиданная легкая ласка заставила ее затрепетать.

— Знаешь, Билли, ты очень привлекательна. Не хочу тебя обманывать, но, если бы мы находились на коралловом рифе в Индийском океане во время шторма, то и тогда я испытывал бы те же чувства.

— Будет лучше, если ты опять вернешься к разговорам о цветах, — проговорила Билли едва слышно.

— Слишком поздно, — усмехнулся он. — То, что ждет нас впереди, кажется мне более занимательным. Любовь моя, я не собираюсь тебя ни к чему принуждать. Но я хочу тебя, и будет лучше, если ты ответишь мне взаимностью. Поверь, я тебя не разочарую.

— Разве у меня есть выбор? Похоже, что ничего другого мне не остается.

— Хорошая мысль, — нежно прошептал он ей в самое ухо. — А теперь попытайся представить все те приятные вещи, которые я бы хотел проделать с тобой. А если твоей фантазии не хватит, я помогу тебе — раскрою кое-какие секреты.

«Господи, он сведет меня с ума, прежде чем нас засыплет этим чертовым песком!» — в панике подумала Билли. Ни о чем другом она и думать не могла. Она чувствовала только тепло его тела, запах лимона, мускуса и каких-то пряностей, исходящий от него, и слышала только его нежный чувственный шепот. То, как он говорил, растягивая слова, было завораживающе порочно и восхитительно в одно и то же время. Никогда прежде ничьи слова не вызывали в ней такого трепета. Билли уговаривала себя, что все его страстные речи объясняются очень просто — этот белокурый шейх намерен любым способом развеять ее страхи. Ей очень хотелось спросить его, так ли это, но она боялась увидеть в ответ усмешку. Нет уж, лучше она будет лежать тихо, и пусть он продолжает рассказывать ей свои сказки и звуки его еле слышного голоса сладко обволакивают ее. Ей казалось, что в этом не было ничего опасного, а для девушки, которая находила, что она больше похожа на сорванца-мальчишку, чем на обворожительную красавицу, это была приятная возможность почувствовать себя настоящей принцессой. Билли немного успокоилась. В глубине души она была уверена, что этот загадочный человек не таит в себе угрозы и не сделает ничего такого, что бы противоречило ее собственным желаниям. Но его собственное возбуждение говорило Билли, что может быть и другое объяснение его словам.

Она ощущала тепло, исходившее от него, и чувствовала влагу на его виске. Билли не могла разобраться, чем это вызвано: действием бури или соблазнами картин, которые он рисовал, но дыхание ее участилось. Вслушиваясь во все более смелые подробности, Билли даже повеселела и решила, что он действительно прекрасно сочиняет.

Он вдруг рассмеялся низким волнующим смехом:

— А тебе это понравилось. Обещаю, что мы обязательно все это попробуем проверить на практике, хотя перед этим придется немного потренироваться.

И он еще крепче обнял ее.

— Если тебе это нравится, то я готов тебе открыть кое-что еще. Это я приберег как самое последнее и эффективное средство.

И снова его прерывистый страстный шепот заставил ее покраснеть от стыда.

Некоторые вещи, о которых он говорил, были настолько необычными, что Билли только смеялась, зато другие — настолько возбуждающими, что ее охватывал доселе неведомый ей разгорающийся огонь желания. И все это вместе так сильно захватило ее воображение, что она удивилась, когда незнакомец неожиданно умолк. Она нетерпеливо ждала продолжения и вдруг обнаружила, что тело его напряглось и словно застыло в неподвижности. Незнакомец весь превратился в слух. Билли старалась понять, что он хочет услышать, когда вдруг поняла, что вой ветра смолк.

— Буря миновала, — сказал он и поднял голову. Его голубые глаза блестели.

— Мы можем подниматься. Ты разочарована? Я дошел только до шестьдесят второй главы «Камасутры» и надеялся, что мне хватит времени для японских и арабских вариантов. Ну ладно, может быть, в следующий раз нам повезет больше. — Он вопросительно поднял брови: — А может быть, ты предпочла бы не прерывать наших занятий?

— Нет, я полагаю, что ты и так слишком далеко зашел, — поспешно ответила она. И повторила про себя: «Слишком далеко для меня». — Мне кажется, лучше нам выбраться из укрытия и посмотреть, смогу ли я найти свою машину среди песка.

— Ну что ж, раз ты настаиваешь… — Он огляделся. — Закрой глаза. На моей спине, наверное, два фута песка, и, когда я встану, вся эта масса может обрушиться на тебя.

После этих слов он с усилием поднялся. Билли едва успела последовать его совету, как на нее рухнула гора песка. Несмотря на носовой платок, все еще закрывавший ее нос и рот, Билли начала чихать и кашлять. Оглядевшись, она с ужасом представила, что было бы, если бы ее не защищало сильное тело незнакомца. Она и не предполагала, как близки они были к смерти в те минуты, когда он так легкомысленно развлекал ее. Внезапно от пронзившего ее страха ноги перестали держать ее, и она рухнула на песок.

— Мы потеряем черт знает сколько времени, прокладывая дорогу через все эти песчаные завалы, пока найдем твой джип. Где ты его оставила?

— В полумиле отсюда, но стоит ли вообще идти туда?! Я же говорила тебе, что джип сломался. — Она вопросительно подняла брови: — А может быть, ты сможешь его починить?

— Никаких шансов, — покачал он головой. — Я абсолютно не разбираюсь в машинах и не смог бы даже поменять свечи зажигания. Я только подумал, что, может быть, ты хочешь взять что-нибудь ценное из машины, прежде чем я увезу тебя в Зеландан.

— Ничего по-настоящему ценного у меня нет, но есть одна вещь, которую я действительно хотела бы взять с собой, — моя гитара.

— «Старая подруга»? — понимающе спросил он.

Билли кивнула.

— «Старая подруга». — Она наконец поднялась на ноги. Ее низкие ботинки были полны песка. — Может быть, я спущусь и возьму ее, пока ты сходишь за лошадью? Этот арабский скакун слишком резв. Хорошо, если он не ускакал, оставив нас здесь, а то нам придется добираться до Зеландана на своих двоих.

Незнакомец отрицательно покачал головой.

— Я приказал ему лежать, — с уверенностью ответил он. — Мы со старым Ником понимаем друг друга. Он все еще там. Но ты иди в любом случае. Я должен снять ткань, которую накинул ему на голову, и немного успокоить его, прежде чем поведу через пески. — Он повернулся и двинулся к груде камней неподалеку, продолжая говорить, повернув голову через плечо: — Мы не сможем ехать, пока он вновь не почувствует себя уверенно после такой бури. — Он скрылся за камнями, и вскоре до нее донеслось призывное ржание.

Осторожно пробираясь через барханы, Билли с удивлением качала головой. Она подумала, что человек, который оставил ретивого арабского скакуна пережидать такую чудовищную бурю, не сомневаясь, что он никуда не денется, должен быть очень уверен в себе. Вспоминая только что пережитое, Билли решила, что удивляться нечему, видимо, так это и есть на самом деле.

Небольшой открытый джип был похож на игрушечную машинку, которую маленький хозяин наполнил до краев песком и бросил, увлекшись чем-то другим.

В нескольких ярдах от него лежала груда сумок и огромный рюкзак, а рядом на коленях стояла Билли Калахан, прижимая к груди разбитую гитару, словно это был раненый ребенок. Она была так поглощена своими переживаниями, что даже не заметила, что ее одиночество нарушено.

— Билли. — Он произнес только ее имя, но в его голосе было столько нежности, как будто он понимал все, что она чувствовала в этот момент. Она подняла глаза и увидела его с поводьями в руках, рядом переступал его красавец скакун. Ответный взгляд белокурого шейха был полон тепла и сочувствия.

— По правде говоря, это не очень ценная вещь. — Она почувствовала, как непрошеные слезы текут по щекам. Она дотронулась до одной из трещин на поверхности гитары. — Но я всегда возила ее с собой, а теперь она разбита. — Билли взглянула на него невидящими глазами. — Я купила ее за двадцать баксов в Санта-Фе. Мне было тогда пятнадцать лет, и я работала на бензоколонке. Я никогда ничего так не хотела в своей жизни, как эту гитару, которую увидела в витрине магазина. — Она сделала глубокий вздох и помотала головой, как будто бы отгоняла пугающее видение. — Очень глупо, да? Она и сейчас для меня так же много значит, как тогда.

Он опустился на колени рядом с ней. В глазах его сейчас была такая же нежность, как в тот момент, когда он держал ее в своих объятиях, успокаивая во время бури.

— Совсем не глупо. Я вырос на ранчо в долине Рио-Гранде. Моя мать увлекалась книгами о Диком Западе. Помню, я однажды прочел одну старую книгу Гарольда Райта о переселенце с Востока, который хотел начать жизнь на Западе под новым именем. — Он осторожно заложил ей за ухо темно-бронзовую прядь волос. — Знаешь, какое имя он выбрал? Побывав в нескольких передрягах, он назвал себя Гордым Неудачником. Он предполагал, что тем самым навлечет на свою голову новые неприятности, ведь все это было на Диком Западе, но он все равно сделал так, потому что в этом имени отражались его представления о чести и достоинстве, о том, что действительно имеет цену в этой жизни. — Не сводя с нее глаз, он провел указательным пальцем по той же трещине, по которой только что провела рукой она. — Вот так, гордая неудачница.

— Гордая неудачница, — как эхо повторила Билли, чувствуя, как печаль ее тает, а боль утихает. Она чувствовала, как с каждой минутой тепло его глаз наполняет ее силой, любовью и спокойствием.

Билли опустила глаза и поняла, что справилась с собой, затем бережно упаковала гитару в чехол. Она думала о том, что это неожиданное знакомство приобретает все большую значимость для нее, и внезапно почувствовала, что ей хочется убежать от этого человека, от необъяснимой близости, которая против ее воли возникла между ними, от тех, прежде незнакомых, чувств, которые он пробуждал в ней.

— Какая же это была сильная буря, если все вещи выбросило из машины и разбросало в разные стороны. — Она не смотрела на него, пока поднималась на ноги и шла к машине, чтобы положить гитару на заднее сиденье. — Теперь я готова ехать. Мы ведь не можем захватить с собой мои вещи, поэтому придется подождать, пока в Зеландан отбуксируют мой джип. — Она улыбнулась: — Я уверена, что в Зеландане есть агентство «Трайпл», иначе меня разорят расходы на буксировку.

— Боюсь, тебе не повезло, — ответил он, собирая и складывая в машину рюкзаки. — Но у нас в Казбахе есть небольшой автопарк и механик. Никаких проблем с починкой и транспортировкой, думаю, не будет.

«Казбах, — повторила про себя Билли, — значит, и место, где живет шейх, тоже необычное. У него, наверное, и гарем есть. Я должна об этом помнить». Она повернулась и быстрым шагом пошла к красавцу жеребцу.

— Разумеется, я возмещу вам все убытки, как бы это ни было дорого. У вас и так уже достаточно из-за меня неприятностей.

Он не спеша догнал ее, на его лице светилась улыбка.

— Никаких неприятностей, Цветок Пустыни, уверяю тебя, все это — одно удовольствие для меня.

Билли повернулась к нему лицом и нахмурила брови.

— Послушай, я не нуждаюсь в твоей рыцарской галантности, — нетерпеливо проговорила она. — Я знаю, что ты просто развлекал меня, чтобы я не испугалась бури. Я не настаиваю на том, чтобы ты продолжал и сейчас в том же духе.

— Какая же ты умница, — проговорил он тихо, обнимая ее за талию и легко сажая в седло. — Но на этот раз ты ничего не поняла. Я был как никогда серьезен.

— Ты не мог это говорить серьезно, — растерянно повторяла она, пока он усаживался у нее за спиной. — Это настоящее безумие, мы совершенно чужие друг другу люди. — Она рассеянно провела руками по волосам. — Господи, да я не знаю твоего имени, не знаю, где ты живешь, да я ничего не знаю о тебе.

Он дернул за поводья и пустил коня рысью.

— Я живу в Казбахе в Зеландане, во дворце шейха Седихана, — спокойно ответил он, обнимая ее за талию, чтобы она не упала. — А зовут меня Дэвид Брэдфорд.

Глава 2

— Больше похоже на средневековую крепость, чем на город, — удивленно произнесла Билли.

Когда они въезжали в деревянные ворота, такие же высокие, как и сама каменная стена, окружавшая Зеландан, глаза Билли расширились от изумления.

— Я не удивлюсь, если встречу соратников калифа, скачущих по улице на лошадях. Марасеф тоже любопытный город, но этот просто восхитительный.

— Рад, что тебе нравится, — насмешливо проговорил Дэвид. — Но если ты не перестанешь вертеться, чтобы все увидеть, то свалишься. Подожди до завтра, и я устрою тебе экскурсию. А сейчас я хочу отвезти тебя домой и успеть послать кого-нибудь за твоим джипом, пока не стемнело.

Пристально взглянув на заходящее солнце, он добавил:

— Приблизительно через час солнце сядет. Осталось не так много времени.

Билли обернулась и, глядя на Дэвида, нехотя согласилась:

— Ладно, завтра, но я хочу увидеть все.

— Да, мэм, — медленно произнес он. — Я весь в вашем распоряжении.

Вымощенная булыжником площадь, которую они пересекали, была заполнена длинными рядами прикрытых навесами прилавков, на которых продавалось все, что угодно: от кож, драгоценностей и экзотических духов до апельсинов и красно-золотых плодов гранатового дерева. От базарной площади веером расходились улицы. Они повернули в одну из них. По обеим сторонам тенистой извилистой улицы стояли невысокие белые дома с плоскими крышами и крошечными магазинчиками.

К удивлению Билли, все приветствовали Дэвида и радовались его появлению. Начиная от рыночного торговца и кончая маленьким мальчиком, играющим с друзьями на улице. Билли немного понимала по-арабски, чтобы уловить суть большинства приветствий, но слово, которым они называли Дэвида, было ей совершенно незнакомо. Она обернулась к нему, с любопытством спросив:

— Они называют тебя Лизан. Что это значит?

К ее удивлению, он покраснел от смущения.

— Это седиханское слово, — пробормотал он немного сердито. — Что-то вроде уменьшительного имени, которое они мне дали, когда я приехал в Зеландан в первый раз.

Он вытянул вперед руку и торопливо сказал:

— Впереди, сразу за этой белой каменной стеной, — Казбах.

Если Зеландан только выглядел как средневековая крепость, то Казбах действительно был ею. Ворота охранялись двумя высокими и крепкими молодыми людьми, одетыми в оливково-зеленую форму седиханской армии. Они стояли с винтовками через плечо, готовые к любой неожиданности.

— Ружья? — в недоумении произнесла Билли. — И форма настоящая. Я видела солдат в такой форме на улицах Марасефа. Что это за место?

Они въехали в обширный внутренний двор, вымощенный большими каменными плитами. В глубине перед ними стояло здание, больше похожее на замок, чем на богатый особняк. Сводчатые окна и украшенные резьбой балкончики делали его похожим на волшебный дворец из восточной сказки, но это впечатление нарушали два солдата, стоящие по обеим сторонам двустворчатой двери центрального входа.

— Это мой дом, — с видимой гордостью сказал Дэвид. — Тебе придется привыкнуть к солдатам. Они не представляют никакой угрозы для тебя, а когда ты познакомишься с ними, то увидишь, что они весьма дружелюбные. Они только кажутся такими строгими, потому что таково желание Карима. Они даже боятся улыбнуться, чтобы не нарушить дисциплину.

— Карим? Кто это?

— Карим мой друг. Казбах принадлежит ему.

Дэвид остановил жеребца у весело журчащего фонтана, спрыгнул с седла и бросил поводья улыбающемуся, одетому в белое мальчику, внезапно появившемуся неизвестно откуда. Дэвид помог Билли спуститься на землю и повел ее к входу в дом.

— Видно, твой друг Карим очень богат. Можно подумать, что ему принадлежит весь мир.

— Довольно большая часть действительно принадлежит ему. — Эти слова громко произнес очень крупный и от этого выглядевший неуклюжим человек, вышедший из дверей дома. В темных джинсах и свитере с высоким воротом, его огромная фигура выглядела даже более впечатляющей, чем фигуры неприступных солдат. Ему было около пятидесяти, и в его темных волосах блестела седина, а лоб избороздили морщины.

— И он каждый день умножает свое богатство, — закончил он начатую фразу.

В его ярких голубых глазах мелькнуло раздражение.

— Ты можешь стать его жертвой, — обратился он к Дэвиду. — У Карима пена на губах от бешенства с тех пор, как он узнал, что ты опять уехал без охраны.

— Переживет, — небрежно бросил в ответ Дэвид. — Он знает, что я против того, чтобы все вокруг бросались исполнять мои желания, как будто я Али-Баба. Все это мы уже проходили.

Дэвид повернулся к Билли и сказал:

— Этот рассерженный джентльмен — Клэнси Донахью. Он возглавляет службу безопасности Алекса, но последние несколько месяцев ему еще доплачивают за попытки сделать мою жизнь невыносимой. Это Билли Калахан, Клэнси.

— Очень приятно, — прорычал Донахью, весьма откровенно рассматривая ее. — Лучше жить такой жизнью, чем умереть, Дэвид. Ладрам бродит все еще где-то поблизости. Помни об этом. Если с тобой что-нибудь случится, я получу такой нагоняй от Алекса и Сабрины, не говоря уже о Кариме, что мне придется стать отшельником и отказаться от жизни среди людей.

— Но со мной ничего не может случиться, — убежденно произнес Дэвид. — Я в состоянии позаботиться о себе сам, не прибегая к помощи охраны. Тебе это известно лучше, чем кому бы то ни было, ведь ты один из моих учителей.

— Карате и дзюдо не помогут тебе, если Лад-рам решит подстрелить тебя из засады.

— Подстрелить из засады? — Дэвид отрицательно помотал головой. — Ладрам привык пользоваться кинжалом. В каждом послании он подробно описывает, что он сделает с каждой частью моего тела.

— Минуточку, — перебила Билли. — Предполагается, что я, как вежливый гость, делаю вид, что меня это не касается, но нет сил больше это слушать. Что, черт возьми, происходит? Мне кажется, что я вновь нахожусь на съемочной площадке. — Она помотала головой. — Нет, здесь все настоящее — ружья, солдаты, кинжалы. Кто такие Алекс и Сабрина? Я думаю, что тебе лучше отвезти меня назад в пески, там все было как-то понятней.

— Прости, — сказал Дэвид с виноватой улыбкой. — Мы действительно невежливо себя вели, и ты имеешь полное право обидеться. Вспомним, какой был первый вопрос? Ах, да, безопасность. У Карима Бен-Рашида все еще полно врагов. Человек, который обладал всей полнотой власти целых пятьдесят лет, не может не иметь их. Недавно он передал свою власть наследнику. Официально это произошло четыре года назад, но ему все еще принадлежат огромные территории, и он не может отказать себе в удовольствии время от времени заниматься делами.

— Гораздо чаще, чем время от времени, — фыркнул Донахью. — Я думаю, что сейчас он занят делами больше, чем когда он был правящим монархом Седихана.

— Карим Бен-Рашид? — растерянно повторила сбитая с толку Билли. — Твой друг — бывший правитель Седихана? Тогда Алекс Бен-Рашид — нынешний монарх, его сын, так? А Сабрина?

— Жена Алекса, — объяснил Дэвид, он помог Билли преодолеть три широкие ступени и распахнул перед ней входную дверь.

— Кстати, она американка. Мы вместе выросли на соседних ранчо в Техасе. Ты похожа на нее, Цветок Пустыни. Она удивительная женщина. Сейчас она в Марасефе, но я позвоню ей и узнаю, смогут ли они с Алексом прилететь, чтобы увидеться с тобой.

— Тебе стоит только позвонить главе государства, и он все бросит и прилетит? — Билли с сомнением покачала головой. — Кто ты, Дэвид?

— Боюсь, что я не такая уж важная персона. — Глаза его поблескивали, когда он это говорил. — Я бедный крестьянин в доме влиятельных особ. Конечно, Алекс и Бри приедут, только если сами захотят.

Бормотание Донахью на сей раз было гораздо более разборчивым:

— Ты же знаешь, черт возьми, что они приедут, если ты попросишь. Когда я в последний раз говорил с ними по телефону, они интересовались, когда ты вернешься домой.

— Ты не всегда живешь в Зеландане? — спросила Билли.

— Я делю свое время между Марасефом и Зеланданом. Можно сказать, что у меня два дома.

В голове у нее все перемешалось, но внезапно она вспомнила кое-что, заинтересовавшее ее:

— Кто такой Ладрам?

Объяснения Дэвида прозвучали сдержанно:

— Это не важно. Просто очень неприятный парень, который причиняет нам некоторое беспокойство.

Он дернул за расшитый красным и золотым орнаментом бархатный шнур и бросил Донахью предупреждающий взгляд, когда тот начал протестовать.

— Доверься мне, как там, в песках. Я собираюсь показать тебе твои покои, ты сможешь принять ванну и немного отдохнуть перед обедом. А я распоряжусь, чтобы позаботились о твоем джипе, и побеседую с Каримом.

Он приветливо улыбнулся женщине, вышедшей из глубины дома в ответ на его звонок. На вид ей было лет сорок, она была очень привлекательной, от нее веяло безмятежным спокойствием и достоинством. Ее темные волосы были собраны в тяжелый тугой пучок, а фигуру облегало простое платье из хлопка.

— Это Ясмин Дабалэ, наша домоправительница. Билли Калахан, Ясмин. Она держит в строгости всех обитателей Казбаха, правда, Ясмин?

— Пусть только кто-нибудь попробует мне перечить, — спокойно ответила она. — Иногда находятся глупцы, которые протестуют и нарушают порядок. — И, сурово нахмурив брови, она обратилась к Дэвиду: — Мистер Донахью сказал, что ты уехал верхом без охраны. Очень глупо, Лизан.

Отвечая Ясмин, Дэвид недовольно поморщился:

— Куда я попал? Может быть, ты отведешь Билли в ее комнаты и поможешь ей устроиться. Чтобы продолжать в том же духе, мне хватит и одного из вас.

Он слегка подтолкнул Билли к домоправительнице:

— Вперед, Билли, с Ясмин ты в безопасности, она никогда не бьет незнакомцев, только дорогих и близких ей людей.

— Это правда, — суровое лицо Ясмин смягчилось, — я строга только с дорогими и близкими.

И она плавно двинулась по коридору, пол которого был выложен искусной мозаикой.

— Будьте добры, следуйте за мной, мисс Калахан.

— Билли, — напомнила девушка, направляясь за своей провожатой. Она оглянулась и, прежде чем они с Ясмин повернули за угол, увидела, что Дэвид и Донахью смотрят ей вслед.

— Очень мила, — заметил Клэнси Донахью.

— Согласен с тобой, — ответил Дэвид. На губах его появилась легкая улыбка, и он добавил: — Но чиста и наивна — так она мне сказала.

В глазах Донахью появилось удивление.

— Такая откровенность при таком недолгом знакомстве. Ты ведь, как я понимаю, только что наткнулся на нее в пустыне? Счастливый ли случай свел тебя с ней прямо у ворот твоего дома?

— Я должен был предвидеть, что эта история вызовет у тебя подозрения и ты начнешь выдумывать неизвестно что. — Дэвид печально вздохнул: — Я избавлю тебя от необходимости расспрашивать ее. Она уже несколько месяцев находится в Седихане со съемочной группой фильма «Приключение в пустыне», который они снимают возле Марасефа. Билли — актриса. — Его губы скривились в усмешке: — Плохая актриса, как она сама сказала.

— А она действительно произвела на тебя впечатление, — невозмутимо заметил Донахью. — Согласен, она очаровательна.

— Очаровательна? — Дэвид покачал головой. — Для Билли Калахан это недостаточно точное определение. Она наполовину фея, наполовину дикая лань.

Донахью обратил внимание на плащ, который Дэвид сбросил с плеч:

— Откуда, черт возьми, у тебя этот плащ? Ты в нем как «железный парень» из песни про пустыню.

— Ясмин дала его мне. Я надеваю его время от времени, чтобы показать ей, как дорог мне ее подарок.

Отвечая, Дэвид бережно перекинул плащ через руку:

— В эту песчаную бурю он мне очень пригодился.

— Может быть, поэтому бедуины и не расстаются с ними никогда.

— Может быть, — рассеянно сказал Дэвид. — Послушай, Клэнси, устрой так, чтобы Билли не смогла покинуть Зеландан.

Заметив подозрительный взгляд Клэнси, он быстро добавил:

— Она совершенно безопасна. Никаких уловок с ее стороны, уверяю тебя. Я только хочу, чтобы она осталась в Казбахе.

— Ты не думаешь, что она как-то связана с Ладрамом? — быстро среагировал Донахью.

— С Ладрамом? Да нет же! Выброси ты его из головы. — На лице Дэвида было написано веселое оживление. — Если я что-нибудь понимаю в женщинах, у нее ни с кем нет никаких связей на всем белом свете. — Он улыбнулся и продолжил: — Но вскоре она собирается завязать исключительно интимные отношения с одним мужчиной. Я уже говорил тебе, что она капризное и своенравное создание, поэтому мне бы хотелось получить некоторые гарантии того, что у меня будет время наладить с ней отношения прежде, чем она упорхнет.

— У тебя будет время, — медленно произнес Клэнси и задумчиво добавил: — Это неплохая мысль — заставить мисс Калахан задержаться здесь.

Он смотрел, как Дэвид тщательно отряхивает джинсы, с которых на пол сыпался песок.

— Почему ты не переоденешься, прежде чем идти к Кариму? Похоже, что ты притащил с собой половину всего песка из пустыни. Через пятнадцать минут он не станет злиться на тебя больше, чем сейчас.

Дэвид помотал головой:

— Я пойду к нему прямо сейчас. — Он улыбнулся. — Карим всегда очень громко кричит, когда волнуется. Пусть он убедится, что со мной все в порядке, а я дам ему возможность потешить свой бешеный темперамент.

Он быстро пересек зал, бросив через плечо:

— Увидимся за обедом, Клэнси.

Клэнси с восхищением и любовью смотрел ему вслед. Когда Алекс поручил ему отвечать за безопасность Дэвида, то возложил на него обязанность более сложную, чем охрана самого Ка-рима. Под внешней мягкостью Дэвида скрывались желания, более своевольные и непредсказуемые, чем желания Алекса или старого тигра Карима, ждавшего Дэвида в кабинете.

Он мог прекрасно представить себе Дэвида, сидящего в кресле напротив Карима и терпеливо слушающего то проповедь, то неистовые проклятия шейха. На лице Дэвида, должно быть, сияет безмятежная улыбка, в то время как Карим выходит из себя от злости. Вот Дэвид поднимается, говорит что-нибудь утешительно-бессмысленное и уходит. Много раз Клэнси наблюдал такие сцены с Алексом и Сабриной, и эти сцены тогда его только веселили. Теперь, когда он был одним из тех, кто противодействовал Дэвиду в его стремлении освободиться от опеки, эти сцены его не очень-то развлекали. Было не так уж и плохо, в конце концов, что Ладрам где-то недалеко отсюда, оставалось только ждать нападения. А теперь, совсем не ко времени, появилась на сцене Билли Калахан, никому не известная женщина. А ему есть чем заняться и без незнакомых людей, внезапно очутившихся здесь в такой взрывоопасный момент. После того как Дэвид поговорит с Каримом, он сам пойдет к шейху, чтобы все обсудить.

Двигаясь по нескончаемому коридору, перемежающемуся арками и маленькими альковами, мозаичные полы которых украшали восточные ковры ручной работы, Билли не могла сдержать изумления. На длинных бронзовых цепях с потолка свешивались резные мавританские лампы, мягко освещавшие чудесные акварели на стенах альковов. Там были работы старых мастеров и современные картины.

Ясмин наконец открыла высокие двери и пропустила Билли вперед.

— Я думаю, что здесь вам будет удобно, — проговорила она. — Ванная там. — Ясмин жестом указала на арочный проем, закрытый прозрачным белым занавесом. — Разумеется, все, что вы пожелаете, будет тотчас исполнено.

— Разумеется. — Билли насмешливо сморщила нос. — А где вы спрятали волшебную лампу Аладдина, чтобы я могла ее потереть?

С довольной улыбкой Билли разглядывала большую кровать, вокруг которой с потолка спускались янтарно-желтые шелковые занавеси, стол, инкрустированный жемчужной мозаикой, потом в поле ее зрения попали белые резные двери, ведущие, должно быть, в отдельный маленький внутренний дворик.

— Мне трудно поверить, что все это так уж мне необходимо. Все это слишком. Жить в такой роскоши — грех.

Ясмин насмешливо улыбнулась и сказала:

— Я счастлива, что вам здесь понравилось, потому что не могла быть в этом уверена заранее. Но, к сожалению, у нас нет под рукой лампы Аладдина.

— Ничего страшного, — рассмеялась Билли. — Я даже не требую менестрелей и шутов, чтобы они меня развлекали. Единственное, в чем я нуждаюсь, это ванна и чистая одежда, чтобы переодеться.

— Я думаю, что мы сможем удовлетворить ваши желания, — сказала Ясмин. — Вот только боюсь, возникнет проблема с одеждой, будет не просто найти для вас подходящее платье к обеду.

Ее взгляд скользнул по худощавой фигуре Билли, обманчивая хрупкость которой давала неверное представление о скрывавшейся в ней жизненной силе.

— Вы ведь такая худенькая!

— Отнеситесь к этому благосклонно, — обиженно проговорила Билли.

Она с тоской посмотрела на вырез платья Ясмин:

— Никакого базума, у всех женщин в мире есть прекрасный базум, кроме меня.

— Базум? — Ясмин вопросительно подняла брови. — Я не знаю такого слова.

— Ничего, это американский жаргон. Не стану портить ваш замечательный английский. Где вы его так хорошо выучили?

— Я в услужении у Карима Бен-Рашида с десяти лет. От каждого, кого принимали на службу, требовалось знание английского языка, и мы все много времени уделяли учебе, пока не получили хорошего образования. Шейх Бен-Рашид не терпит невежества.

— Просвещенный монарх, — одобрительно сказала Билли. — Но надеяться, что он принимает идею женского равноправия, было бы слишком?

Ясмин опустила взгляд своих темных глаз и сдержанно сказала:

— Только в общих чертах, до тех пор, пока это не коснется его лично. Это не так мало, если помнить о его происхождении и положении.

Она повернулась к выходу, двигаясь с естественной грацией, и сказала:

— Если вы будете настолько любезны, что сами нальете себе ванну, то я попробую поискать для вас подходящее платье.

— Это будет нелегко, но думаю, я справлюсь, — весело ответила Билли, снимая через голову майку, отчего на пол полились струи песка.

Уже через пятнадцать минут она лежала в огромной розово-кремовой ванне. Смыв с волос остатки шампуня, Билли с удовольствием вытянулась в ванне. Она прикрыла глаза и блаженно расслабилась, думая о том, как хорошо снова ощутить себя чистой. Ей казалось забавным, что такие, казалось, простые вещи, как ванна, горячая еда, огонь в камине, приятная музыка, необычайно украшают жизнь.

Музыка. Билли вспомнила свою разбитую гитару, и сердце ее сжалось. «До чего же обидно, — подумала Билли. — Столько лет она везде со мной — и вот, пожалуйста!» Билли уговаривала себя, что глупо так сильно расстраиваться из-за такого, казалось, пустяка, ведь все-таки она не ребенок. И она была рада, что Дэвид Брэдфорд с пониманием отнесся к ее потере. Именно это обстоятельство и помогло ей успокоиться быстрее, чем она могла бы надеяться.

Она терялась в догадках, почему Дэвид действовал на нее таким образом. С тех пор как они встретились, Билли ощущала себя полностью в его власти. Она утратила такое привычное ей чувство внутреннего равновесия, а в его присутствии на нее нападала несвойственная ей робость.

«Ничего, все обойдется, — успокаивала себя Билли, — через несколько дней я уеду отсюда, а еще через месяц от этого приключения останутся одни воспоминания».

— Мистер Донахью просил передать, что через сорок пять минут зайдет за вами, чтобы сопровождать вас на коктейль.

Билли открыла глаза и увидела Ясмин, стоящую с улыбкой на лице с белым махровым полотенцем в руках.

— Лизан ушел к механикам, чтобы узнать, в каком состоянии ваш автомобиль, и обещал присоединиться к вам позже. Он просил, чтобы я сама помогала вам, а не присылала служанку. Не возражаете?

Билли встала и, спустившись по мраморным ступеням, быстро завернулась в полотенце, почувствовав при этом некоторое замешательство.

— Спасибо, но мне никто не нужен. Я бы все равно не знала, что делать со служанкой, даже если бы она была у меня. Вся эта восточная роскошь не по мне, а же не девушка из гарема. Я уверена, что у вас найдутся дела поинтересней, чем помогать мне одеваться, — и добавила ехидным тоном: — Я научилась это делать уже давно, когда мне было три года.

Ясмин бросила пренебрежительный взгляд на джинсы и майку, которые Билли положила на стул.

— Не сомневаюсь, что вы это умеете, — сказала она с ледяной вежливостью. — Но бывают случаи, когда помощь необходима.

Ясмин подтолкнула Билли сквозь прозрачный занавес в переднюю часть комнаты.

— Я помогу вам стать неотразимой. Лизан совсем потеряет голову.

Ясмин бросила взгляд на стройную фигуру Билли, завернутую в полотенце.

— Вы очень изящная, — проговорила она удовлетворенно. — Возможно, совсем и не того типа, который нравится Лизану, но, раз он вас выбрал, мы постараемся сделать все, что в наших силах.

— Спасибо, — с иронией поблагодарила Билли. Когда она сказала про девушку из гарема, то это прозвучало милой шуткой. Сейчас же она действительно ощущала себя наложницей. Сначала Ясмин понравилась Билли, но после этих фраз она не казалась такой уж приятной. — Я ценю ваше желание помочь мне, но вы ошибаетесь относительно меня и мистера Брэдфорда. Я всего-навсего гостья в этом доме, до тех пор пока не приведут в порядок мою машину. Вы понимаете?

— Если вы так говорите, — покорно согласилась Ясмин, беря с кровати короткое платье из белой тонкой ткани. — Думаю, это платье вам подойдет. Его оставила здесь одна из подруг Лизана, мисс Назар. Она полнее вас, но у платья такой покрой, что это не имеет особенного значения.

— Кто такая мисс Назар?

— Одна из девушек, которую шейх прислал в прошлом месяце, чтобы доставить удовольствие Лизану, — равнодушно ответила Ясмин, все еще критически осматривая платье.

— Он все еще существует, этот восточный обычай — присылать наложниц? — с деланным спокойствием поинтересовалась Билли.

Почему вдруг ее сердце сжалось? Что ей за дело до тех женщин, которые побывали в постели у Брэдфорда? Ведь этот человек ничего для нее не значит.

— Вы незнакомы с восточными обычаями? — строго спросила Ясмин, хмуря брови. — Вы должны знать, что в Седихане быть наложницей не считается постыдным. Женщины занимаются этим, потому что это путь к богатству и нередко к политическому влиянию. Они вроде японских гейш. Лизан никогда не принуждает женщину, если она сама этого не захочет.

— А часто ли Карим Бен-Рашид присылает ему женщин?

Едва произнеся это, ей захотелось сейчас же откусить себе язык. «Меня это не касается, мне нет никакого дела до этого», — сердито подумала она.

— Конечно. Лизан молодой мужчина, а шейх хочет, чтобы он был счастлив здесь, в Зеландане.

Со снисходительной улыбкой Ясмин сняла с Билли полотенце и помогла надеть платье.

— Шейх Карим и его сын очень любят Лизана и, стараясь удержать его возле себя, придумывают для него самые разные развлечения. Мы бы все хотели, чтобы Лизан остался с нами.

Ясмин сделала шаг назад и удовлетворенно улыбнулась:

— Оно вам очень идет. Не волнуйтесь, он и не вспомнит, на ком оно было надето в последний раз. Мисс Назар так мало для него значила.

— Я и не волнуюсь, — сказала Билли с вызовом. — Меня совершенно не интересуют их отношения. Вокруг может быть сколько угодно распущенных молодых людей, но меня это нисколько не трогает. Разве трудно это понять?

— Не расстраивайтесь, — успокаивающим голосом говорила Ясмин, усаживая Билли на скамейку. — Даже если вы сейчас не испытываете никаких чувств к Лизану, со временем вы сами захотите отдать ему ваше сердце и все, что он захочет.

— Все, что он захочет? Послушайте, я уже устала объяснять вам, что мы почти незнакомы. Он просто помог мне в трудную минуту. Единственное, что он может получить от меня, — это благодарность на прощание, и все.

По непроницаемому лицу Ясмин Билли поняла, что с ней не согласны.

— Я не его наложница, не так ли?!

— Я знаю, — упрямо ответила Ясмин. — Но Лизан хочет тебя, и это главное. Его чувства к тебе искренни, иначе он не попросил бы меня заботиться о тебе. Не помню, чтобы он просил меня об этом раньше.

Ясмин вынула из ящика стола фен и сказала:

— А теперь я приведу в порядок эти прелестные волосы, чтобы Лизану было приятно смотреть на них.

И шум фена заглушил яростные попытки Билли протестовать.

Седиханская женщина ни под каким видом не собиралась отказываться от своих намерений, и в конце концов Билли перестала сопротивляться и позволила ей делать с собой то, что она считала необходимым. Спустя полчаса ее волосы ниспадали каскадом по плечам, природная красота волос была подчеркнута с тонким мастерством, и Билли с удовольствием рассматривала свое отражение в зеркале.

Белое платье очень шло Билли. На его хозяйке оно выглядело, вероятно, вызывающе, но на грациозной фигурке Билли смотрелось элегантно, оттененное бронзовым цветом волос и нежно-золотым цветом кожи. Туфли на высоких каблуках были немного свободны, но это не бросалось в глаза. «У наложницы Дэвида, наверное, красивые ноги», — подумала вдруг Билли раздраженно.

— Прекрасно, — проговорила Ясмин, капая на нее духами с терпким запахом. — Можно было бы еще поработать над вами, если бы у нас было больше времени, но мистер Донахью будет здесь с минуты на минуту.

— Я рада, что вы довольны, — вспыхнув, сказала Билли. — Я чувствую себя как индейка, приготовленная на обед в День Благодарения.

— Я слышала об этой американской традиции, — с улыбкой заметила Ясмин. — В прошлом году, чтобы сделать сюрприз Лизану, шейх заказал такую индейку в Нью-Йорке, и ее прислали прямо сюда. Лизан был очень доволен.

Ну конечно, в этом и заключался спектакль, разыгрывавшийся вокруг нее. Казалось, что обожаемому Ясмин Лизану стоило только слегка пошевелить бровью, как все вокруг бросались исполнять любое его желание. Но Билли не считала себя ни дорогой наложницей, ни индейкой на День Благодарения, и она не желала быть подарком в золотой обертке для шейха пустыни.

И тем не менее она уже упакована, как подарок, благодаря стараниям услужливой Ясмин. Все это немного ее развеселило, и она решила, что нет серьезного повода, чтобы портить себе настроение.

— Я не сомневаюсь, что, когда Лизан доволен, все в доме счастливы, — с иронией сказала она.

Раздался стук в дверь, и Билли жестом попросила Ясмин оставаться на месте.

— Я открою. Уверена, что это грозный мистер Донахью, который отведет меня к беспощадному шейху Кариму.

Билли направилась к двери:

— Вечер обещает быть действительно веселым.

Когда ее рука уже была на дверной ручке, Билли обернулась через плечо и добавила:

— Кстати, ваш обожаемый мистер Брэдфорд, сказал, что Лизан — это уменьшительное имя. Что оно означает?

— Уменьшительное? — Улыбка Ясмин лучилась нежностью. — Что ж, можно сказать и так. Это означает «возлюбленный».

— Вы очень молчаливы, мисс Калахан, о чем вы думаете? — спросил Донахью, стараясь приноровиться к ее шагам.

Они уже миновали несколько коридоров в полном молчании, и вдруг в его холодных голубых глаза загорелось любопытство.

— Неужели? — доброжелательно спросила Билли. — Я спрашиваю себя, зачем мне вообще о чем-то думать. Я оказалась в крепости, внутри которой находятся шейхи, окруженные силами безопасности, и все вокруг наполнено таинственными воспоминаниями о смерти и пытках. Кроме того, я чувствую, что буду удостоена чести быть отправленной в кровать к человеку, почитаемому здесь, как божество. Вы когда-нибудь слышали, чтобы кого-нибудь называли «возлюбленным»?

Строгое лицо Донахью смягчилось от улыбки:

— Ясмин вам сказала? Боюсь, что Дэвиду это не придется по вкусу. Это прозвище его очень смущает. — Улыбка сошла с его лица, и оно вновь приняло настороженное выражение. — Рано или поздно вы поймете, как люди относятся к Дэвиду. Вы преувеличиваете, полагая, что его почитают, как божество, здесь, в Зеландане, но его действительно любят. — Он поджал губы. — Ему покровительствуют и Карим, и Алекс Бен-Рашид — два самых влиятельных человека на Среднем Востоке. Они безжалостны к своим недругам, мисс Калахан, и всегда готовы встать на защиту Дэвида. Надеюсь, что мне не надо объяснять вам, что произойдет с тем, кто попытается ему навредить.

Волна страха окатила Билли с головы до ног. Угроза в словах Донахью была слишком очевидной, чтобы ее можно было не заметить.

— Это такой же абсурд, как и все остальное, — дрожащим голосом сказала она. — Вы действительно допускаете, что я могу представлять опасность для вашего драгоценного Дэвида?

— Я руковожу здесь службой безопасности, мисс Калахан, — спокойно сказал Донахью. — Особенно осторожно я отношусь к такого рода обстоятельствам, как те, что свели вас с Дэвидом. Вам не под силу нанести Дэвиду физическое увечье, хотя теоретически это возможно. В былые времена для этого нанимали актрис. Именно посредственных актрис, какою вы себя, насколько мне известно, считаете. — Он пожал плечами. — Даже если вы не в сговоре с Ладрамом, остается вероятность, что вы хотите заполучить богатого мужа или покровителя. Уверяю вас, что ни Кариму, ни Алексу это не понравится.

— Я не знаю этого человека, — прошептала Билли, сверкая глазами. — Объясните мне, каким образом я вообще могла узнать о его существовании?

— Приложив немного усилий, вы могли разузнать, что Карим передал как подарок ко дню рождения в собственность Дэвида несколько акров земли. Ни для кого не секрет, что, по самым скромным подсчетам, в этой земле столько же нефти, сколько на всей территории Оклахомы. И вскоре вам стало бы известно, что в тот период Дэвид был болен. Никто и не думал, что его умственная отсталость останется лишь тяжелым воспоминанием. Но тогда он был ребенок в облике мужчины.

«Умственная отсталость», — повторила Билли про себя и почувствовала, как от острой боли сжалось сердце.

— Нет, — прошептала она. — Вы лжете. С Дэвидом все в порядке. Этого не может быть.

Донахью пристально посмотрел на нее.

— Вы не знали, — медленно процедил он, и вдруг слабое подобие улыбки появилось на его лице. — Вероятно, вы гораздо лучшая актриса, чем сами полагаете.

— Он не может быть умственно отсталым. — Билли была расстроена, она чувствовала, как слезы перехватили ее горло. — Он интеллигентный, остроумный, все понимающий. Он, может быть, немного эксцентричен, но, черт возьми, не смейте говорить, что что-то не в порядке с его разумом.

— Вы правы, мисс Калахан. — В первый раз какая-то искорка тепла мелькнула в холодных глазах Донахью. — Сейчас с Дэвидом все в порядке. У него прекрасная память, а что касается его творческих способностей, они блестящи. Я просто сказал, что несколько лет назад у него были проблемы. — Голос его посуровел. — Во время учебы в колледже он экспериментировал с психостимуляторами, которые чуть не превратили его в слабоумного. Несколько лет он находился в таком состоянии, но постепенно все нормализовалось. Когда Сабрина и Алекс привезли его в Седихан четыре с половиной года назад, они не были уверены, сможет ли он восстановиться в полной мере.

— Но он же выздоровел, — пробормотала Билли с облегчением.

В глубине души она не могла понять, почему ее так волнует все, что связано с Дэвидом Брэдфордом, по существу, чужим ей человеком.

— Да, он выздоровел, — согласился Дона-хью. — Не знаю, был ли это естественный ход событий или помогла армия докторов, собранная со всего света, чтобы лечить Дэвида. — В его голосе прорезались веселые нотки: — Карим передал правление страной сыну прежде всего из-за состояния своего здоровья. Он хотел, чтобы Алекс научился управлять страной, пока Карим был в состоянии сохранять ему надежный тыл. Но он не мог находиться долго в одиночестве и вызвал Дэвида в Зеландан, объясняя это тем, что Алексу и Сабрине нужно время, чтобы привыкнуть к новой жизни в Марасефе.

Донахью умолк на мгновение, вспоминая, а потом продолжил:

— Им обоим это не очень пришлось по душе, но они не стали спорить со старым, больным человеком. Он собирался присматривать за лечением Дэвида, а когда все закончится, вернуть его Сабрине и Алексу. Но получилось совсем не так.

— А как?

— Карим полюбил Дэвида, как родного сына, — просто сказал Донахью. — Я думаю, что старый тигр никого не любил по-настоящему в своей жизни. Карим и его сын Алекс — сильные и независимые личности, и между ними всегда витал дух соперничества, который не давал им возможности проявить свои искренние чувства. С Дэвидом такого барьера не было. Но, хотя Дэвид теперь абсолютно здоров, в нем сохранились детская честность и простота. В людях, которые о нем заботятся, Дэвид вызывает искреннюю и глубокую преданность. Если у вас появится желание сделать что-то во вред Дэвиду, обдумайте это дважды, мисс Калахан. Поверьте, я не шучу.

— Неужели я похожа на террористку? — резко перебила Донахью Билли. Но она не чувствовала больше обиды за злые слова, сказанные ей Донахью. За внешней суровостью Клэнси скрывалась такая же преданность Дэвиду, о которой он только что говорил. — Мистер Донахью, уверяю вас, я ничего не знала о Дэвиде Брэдфорде до того, как приехала в Зеландан.

— Мне бы хотелось вам верить, — спокойно сказал он. — Вы очаровательная женщина, и, я надеюсь, честная. Моя работа состоит в том, чтобы удостовериться в этом, мисс Калахан.

— Думаю, что так оно и есть, — сказала Билли с недоверчивой улыбкой. — Было бы интересно иногда ощутить себя роковой женщиной, но у меня совсем не было времени подготовиться к этой роли.

— Боюсь, что это бы вам не помогло, — сказал он, поджав губы. — Вы не Мата Хари, мисс Калахан, это точно.

— Билли, — поправила она, когда они остановились перед дверью, украшенной замысловатой резьбой. — Глупо соблюдать формальности в такой ситуации. Опасность, подозрения, — ее голос трагически понизился, — интриги. А теперь вы, очевидно, планируете игру в казнь. — И, указав жестом на дверь, она спросила: — Клетка с тигром?

— Да, клетка с тигром, — сурово согласился Донахью. — Но я думаю, что вы в состоянии сразиться с ним, Билли.

— Попробую, — сказала она небрежно, берясь за ручку двери. — В мире не так-то много вещей, с которыми я не могла бы справиться, Клэнси. Пойдемте, посмотрите, как я это делаю.

Глава 3

Войдя, Билли сразу же остановилась, увидев портрет, висящий напротив на стене над письменным столом.

— Дэвид, — изумленно прошептала она.

Это был он и не он в одно и то же время. Человек, стоящий на коленях среди цветов с садовой лопаткой в руках, с выгоревшими до белого цвета волосами, был моложе, более красив и менее мужествен. Он был просто прекрасен. В потертых джинсах и темно-голубой рабочей рубашке, вокруг лба, как кожаная лента у ремесленников, была повязана бело-голубая повязка, а его волосы были завязаны сзади тонким кожаным шнурком, что позволяло любоваться классической строгостью его профиля. Кожаный шнурок и повязка делали его облик экзотическим, но глаза смотрели уверенно и спокойно. Глаза цвета голубого неба излучали доброту и какую-то особую мудрость и понимание.

— Необыкновенно хорош, правда? — тихо сказал Клэнси ей на ухо.

— Что? — рассеянно переспросила она, с усилием отводя взгляд от портрета. — О да! — И, только опустив глаза, увидела человека, который сидел в кресле за письменным столом под портретом.

Донахью назвал его тигром, и Карим БенРашид действительно напомнил хищника, когда с гибкостью, удивительной для его возраста, склонился в вежливом приветствии. Одетый в ниспадающий свободными складками бурнус, который скрывал безупречный черный смокинг, Карим выглядел зрелым сорокалетним мужчиной. Редкие седые волосы проглядывали в его черных волосах и бороде. Взгляд его блестящих темных глаз был пронзительным и опасным, как у сокола, парящего над пустыней. И только руки выдавали его возраст. Но старость свою он нес с достоинством.

— А, мисс Калахан, добро пожаловать в мой дом. — Его голос был мелодичным, а улыбка искренней. — Дэвид и Донахью говорили мне, как вы хороши собой, но я вижу, им не хватило красноречия. Ваша красота сияет, как драгоценные камни, которые, я надеюсь, украсят в ближайшие дни Казбах.

Билли еще не успокоилась после разговора с Клэнси и была совершенно не готова к подобным комплиментам. Она почувствовала острое желание исчезнуть отсюда немедленно, но, сделав над собой усилие, пересекла комнату по лежащему на полу роскошному ковру и остановилась у письменного стола.

— Шейх Бен-Рашид, я признательна вам за ваше гостеприимство и, наверное, должна ответить такой же пышной фразой. — Она сделала глубокий вздох и гордо подняла подбородок. — Но я хочу, чтобы вы знали, что у меня нет никакого желания это делать.

Глаза Бен-Рашида вспыхнули.

— В самом деле? — медленно произнес он. — А что же вам бы хотелось сказать? Я вижу, что вежливость не очень-то у вас в чести.

— Я очень ценю вежливость, но не терплю лицемерия, — ответила она, твердо глядя ему в глаза. — Давайте будем откровенны друг с другом. Клэнси подозревает меня в том, что я веду опасную игру и либо хочу ослепить вас, либо зарезать его. Поверите ли вы мне, если я скажу, что не собираюсь делать ни того, ни другого? Вы непременно хотите уличить меня в чем-то, но, уверяю вас, я до сегодняшнего дня никогда не слышала о человеке по имени Ладрам.

— Ваши простодушные слова звучат убедительно, мисс Калахан, — холодно произнес Бен-Рашид. — Я тоже не люблю лицемерия, хотя нахожу его полезным в некоторых ситуациях. Я вижу, что вы хорошо отрепетировали свою речь.

— Ради всего святого, посмотрите на меня. — Билли в отчаянии взмахнула руками. — Какой злоумышленник выберет меня на роль соблазнительницы?! Я даже внешне не подхожу для этой роли. И совсем не похожа на настоящую соблазнительницу.

— Тем не менее вы произвели на Дэвида очень сильное впечатление, — ответил Бен-Рашид. — Он настаивал, чтобы я принял вас со всей возможной сердечностью. Может, Ладрам хитрее, чем мы предполагали. Возможно, мы его недооценили, но ненависть может разбудить способности даже в такой крысе, как Ладрам. — Глаза его блеснули. — Ладрам в бегах и вряд ли способен заплатить вам. Я же, напротив, обладаю неограниченными возможностями. Если вы перейдете на нашу сторону и укажете местопребывание Ладрама, то я буду очень вам признателен. — Его улыбка была убийственно холодна, и Билли непроизвольно вздрогнула. — Если Ладрама поймают, то судьба его предрешена, и пощады ему ждать не придется. Думаю, вы вряд ли захотите разделить его участь.

— То, что вы говорите, — совершенная дикость. — Билли произнесла эти слова легко и даже попыталась улыбнуться. — Что сделал этот несчастный, что разбудил в вас такую сильную жажду мести?

— Этот «несчастный», как вы говорите, был одним из самых влиятельных наркобаронов в Седихане, — сухо сказал Клэнси, проходя по комнате и становясь позади нее. — Он был связан с мафией, но, похоже, они его подставили, после того как Дэвиду удалось разорвать порочный круг и заставить Ладрама скрыться. Это случилось девять месяцев назад, и с тех пор Ладрам досаждает Дэвиду угрозами.

— Кинжалы, — прошептала Билли, вспомнив легкомысленные слова Дэвида.

— Откуда вы знаете? — Бен-Рашид проговорил это резким гортанным голосом.

— Дэвид упоминал про них, — успел вставить Клэнси. — Я был там в этот момент.

— Как быстро ты бросился на ее защиту. — Голос Бен-Рашида стал мягким, как шелк.

— Как мне сделать так, чтобы вы поверили, что меня никто не нанимал?

— Тебе ничего не надо для этого делать, Билли, — раздался вдруг голос Дэвида за спиной. — Надо быть слепым, чтобы не понять, какая ты замечательная. — Он прошел вперед. Его светлые волосы великолепно смотрелись на фоне черного смокинга, а голубые глаза сверкали от гнева. — Среди нас нет бесчувственных людей.

— Вздор! — коротко сказала Билли. — Разве ты в состоянии это прекратить? Я устала убеждать всех и каждого, что я не охочусь за твоим скальпом.

— Действительно, это не очень приятное занятие, Карим, — пробормотал Клэнси, скривив губы.

Бен-Рашид пожал плечами:

— Но переодевания и небольшая интрига вполне могут иметь место при похищении Дэвида.

— Ты видишь? Что бы я ни сказала, он ничему не верит.

— Бедная моя девочка. — На лице Дэвида появилась усмешка. — Они устроили тебе тяжелые испытания, правда? Уверен, ты держалась молодцом.

Улыбка исчезла с его лица, когда он бросил свой взгляд на Карима и заговорил ледяным тоном:

— Проверял ее надежность, Карим? Я просил тебя проявить гостеприимство, а не устраивать ей допрос.

К удивлению Билли, Карим действительно выглядел расстроенным.

— Я старался быть гостеприимным хозяином, — проговорил Карим, защищаясь. — Но она не дала мне такой возможности. Кажется, эта леди не привыкла соблюдать приличия, она просто набросилась на меня.

— Это интересно, — сказал Дэвид, переводя взгляд с негодующей Билли на разгневанного Карима. — Похоже, что ты с честью выдержал ее нападение, хотя сам не был с ней достаточно вежлив. — Он дружески улыбнулся Билли. — Я рад, что ты избегаешь условностей, я их тоже не люблю. Это только мешает развитию отношений.

— У нас нет никаких отношений, — ответила Билли, рассеянно проводя рукой по волосам. — Как раз это я и пыталась им объяснить. — Она взглянула на него. — Оказывается, ты любишь поиграть в подобные игры с людьми. Это развлекает тебя, ведь именно этим ты занимался со мной в твоей маленькой пустыне. А на самом деле тебе совершенно безразличны мои мысли и чувства.

Дэвид ответил не сразу:

— Ты не права, Билли. Они действительно очень расстроили тебя, да? — Он взял ее за руку. — Я не хотел этого. У нас с тобой нет времени на взаимные упреки. Я хочу, чтобы ты сосредоточилась на других чувствах и эмоциях. — И, повернувшись к Кариму, Дэвид сдержанно добавил: — Я полагаю, что нам придется отказаться от совместного обеда. Я забираю Билли к себе. Мы будем обедать у меня, и, может быть, мне удастся хоть в какой-то степени исправить то, что вы натворили. Когда вы встретитесь с ней в следующий раз, вы принесете ей свои искренние извинения.

Карим вспыхнул от возмущения:

— Извинения! Она в них не нуждается, с ее-то характером. Это очень несговорчивая леди. Я уверен, что ей встречались испытания потруднее, чем этот разговор со мной.

— Она действительно стойкий человек, но не настолько, чтобы без последствий вынести все удары, обрушившиеся на нее, — сказал Дэвид, увлекая Билли к двери. — Я не хочу, чтобы ей продолжали причинять боль, Карим.

— Дэвид…

Дэвид обернулся и, увидев просьбу в пронзительных глазах Карима, заговорил очень мягко:

— Все в порядке, Карим. Просто ты ошибся в этот раз. Ее присутствие здесь необходимо мне, и прошу тебя обращаться с ней как можно мягче.

— Ошибку делаешь ты, — грозно ответил Карим. — Ей нельзя верить, опасность заключается в том, что она сильная личность. Слабость в других вызывает в тебе симпатию, но сила просто притягивает тебя к людям. И Ладрам это знает. Он хорошо изучил тебя.

— Это не ошибка, — спокойно возразил Дэвид. — Разве ты не видишь, что она никому не способна причинить зло.

— Нет, я не вижу этого. — В его голосе звучало нетерпение. — И никто этого не сможет увидеть. Нам неизвестно, какая она на самом деле.

— Я знаю ее, — сказал Дэвид, оборачиваясь к Билли с улыбкой. — И собираюсь узнать еще лучше. Тебе придется привыкнуть к этой мысли, Карим.

Дверь захлопнулась, скрыв за собой недовольного Карима и улыбающегося Донахью.

Дэвид держал Билли под руку и так быстро шел по коридору, что ей приходилось чуть ли не бежать.

— Прости, что так получилось, я должен был быть там, чтобы поддержать тебя при твоей первой встрече с Бен-Рашидом. Больше этого не повторится. Карим понял, насколько серьезно я к тебе отношусь.

— Мне больше ничего не остается, — сердито ответила Билли. — Но я не в состоянии поверить, что на этом все кончится. Да не беги ты так, я не могу перевести дыхания.

Он замедлил шаги, взглянув на нее.

— Я не слишком тороплю события, Цветок Пустыни? Тебе нужно время, чтобы привыкнуть и ко мне, и к тому, что ты узнала обо мне. — Выражение его глаз было очень серьезным. — Я обещаю, что не буду спешить.

— Все вокруг только и занимаются тем, чтобы угодить тебе! — с вызовом сказала Билли. — Ясмин дала понять, что, как бы она ни старалась, мне далеко до твоих прежних возлюбленных. — Она провела рукой по своему платью.

— Речь идет о хозяйке этого платья? — спросил Дэвид, с восхищением глядя на Билли. — Мне это платье с первого взгляда показалось вульгарным, но на тебе оно выглядит сногсшибательно, ангел мой.

— Надеюсь, — резко ответила Билли. — Если верить Ясмин, мисс Назар обладала более пышными формами.

— Я имел в виду совсем не это, — сказал Дэвид. — На Шарон оно смотрелось вызывающе, а на тебе — как ваза, усыпанная мерцающими драгоценностями, в которой сияет девочка-цветок. — Его глаза сверкали. — И если хочешь знать, ты в нем гораздо соблазнительнее, чем была Шарон.

— Трудно поверить в это, — сказала Билли, прерывисто дыша и не глядя на него.

— Я знаю, — согласился Дэвид. — Ты находишь себя некрасивой? — уже более серьезным тоном спросил он. — Тебе неприятно говорить о Шарон? Не стоит, Билли. Я не святой, я нуждаюсь в обществе женщин, как любой мужчина. Но, кроме секса, между мной и Шарон и многими другими женщинами ничего не было. Я получал удовольствие и старался дать его другим, а то, что происходит между мной и тобой, — это совершенно другое.

— Ясмин старалась убедить меня в том, что она мало что значила для тебя, — стараясь не показать, что слова Дэвида задели ее, сказала Билли.

Дэвид нахмурился.

— Это неправда. В каждой женщине есть нечто неповторимое. И я был бы неблагодарной дрянью, если бы не ценил то, что они мне давали. — Дэвид взял ее за руку. — Просто одни чувства мы ценим больше, а другие меньше. Физические отношения приносят удовольствие, но они уходят, а духовная близость, — его голубые глаза были полны нежности, — остается с нами навсегда, Билли.

Она почувствовала, как силы оставляют ее. Господи, почему она позволяет ему так обращаться с ней? Ей всегда удавалось идти по жизни легко, останавливаясь, чтобы получить удовольствие от человеческих отношений, от интересных встреч и событий, и вновь двигаться дальше. Ничто не задевало слишком сильно ее чувства. Теперь же она ощутила настоящую панику, поняв, что если она позволит себе задержаться в этом пространстве, то может не найти в себе силы идти дальше.

— Нет. — Она поспешно вырвала у него свою руку. — Я вообще не понимаю, зачем ты говоришь мне все это?! — Сделав над собой усилие, она улыбнулась. — Ты говоришь, что в каждом человеке есть что-то хорошее, а как насчет Ладрама, о котором вы говорили?

В первый раз с того момента, как она встретилась с Дэвидом, она увидела, как ожесточились его черты, а глаза стали холодными и злыми.

— Я попробую объяснить, — резко сказал он. — В каждом саду есть сорняки, которые пытаются уничтожить все полезное и красивое, что есть вокруг. — Его улыбка была холодна, как лезвие ножа. — Единственное, что можно сделать, чтобы предотвратить их разрушительное действие, — это вырвать и уничтожить их до того, как они разрастутся.

Билли не узнавала Дэвида, она уже жалела о том, что упомянула имя Ладрама. Она попыталась переменить тему разговора.

— Цветочные ассоциации, — сказала она. — Ты часто говоришь о цветах. Я видела твой портрет в кабинете, где ты изображен в виде садовника. Это нарисовано здесь, в Зеландане?

Он кивнул, и лицо его посветлело.

— Ланс Рубинов рисовал картину во дворцовом саду Марасефа. Здесь тоже есть прекрасный сад, но тот, в Марасефе, я люблю больше. Там я чувствую солнечный свет на лице и ветер в волосах. Здесь, в центре пустыни, ветер, такой сильный и горячий, губителен для растений, поэтому Карим специально построил оранжерею. Я обязательно покажу ее тебе, но не сейчас, Билли. Я хочу дождаться момента, который будет особенно важен для нас обоих. Наши отношения еще только зарождаются, как зеленые ростки, пробивающиеся сквозь землю к солнцу.

Дэвид остановился перед резной дверью, очень похожей на ту, что вела в библиотеку, и шутливо произнес:

— Он взял ее за белую руку и увлек приятной беседой. — Он улыбнулся ей. — Может быть, я даже позволю тебе вкусить изысканных яств в перерывах между этими разговорами.

Покои Дэвида оказались роскошнее, чем ее, но было сразу заметно, что обитает здесь мужчина. Белый мозаичный пол был покрыт светло-бежевыми абиссинскими коврами, а шелковое покрывало на тахте горело пурпурным цветом осенних листьев. У одной из стен стоял письменный стол из розового дерева, обтянутый старинным шелком. Электрическая пишущая машинка, несколько стопок бумаги и книг контрастировали со старинным столом, вид которого не располагал к рабочей обстановке. Повсюду были растения, а самое красивое, с роскошными белыми цветами, гордо возвышалось в покрытом лаком горшке из эбенового дерева в углу комнаты.

— Садись сюда. — Дэвид подвел ее к покрытому пурпурной накидкой плетеному креслу, а сам направился к двери, ведущей в соседнюю комнату. — Я сейчас вернусь. Освобожусь от этого великолепного произведения портняжного искусства и прикажу, чтобы принесли обед. — На лице его появилась недовольная гримаса. — Карим требует, чтобы мы одевались к обеду, но все это как-то слишком для ковбоя вроде меня.

В недоумении Билли разглядывала замысловатый узор на двери, которая закрылась за ним. «Кто он? Садовник, ковбой, друг шейхов и принцев, несравненный Лизан?» — думала она. За короткий период, что они знакомы, она узнала о нем столько всяких подробностей и теперь гадала, с чем еще ей предстоит познакомиться. Ее взгляд упал на письменный стол, заваленный книгами и бумагами. Любопытство Билли было настолько сильным, что она встала и подошла к столу.

На столе лежали рукописи какой-то книги. Страницы были пронумерованы, на каждой стояла фамилия Брэдфорд. На губах девушки мелькнула улыбка удивления. «Вот и еще одна неожиданность, — подумала она. — Оказывается, Дэвид еще и писатель!» Вдруг ее лицо стало серьезным, как будто бы она внезапно вспомнила что-то важное. Билли протянула руку к столу и взяла книгу в кожаном переплете. Название на обложке было напечатано золотыми буквами, но еще до того, как она прочла его, она поняла, что это была за книга, потому что зачитанное издание этой же книги, но в бумажной обложке, лежало в ее рюкзаке. «Время созревания» Дэвида Брэдфорда был невероятно знаменитым романом, приведшим в восторг критиков и бывшим бестселлером уже в течение девяти месяцев.

— Мне бы хотелось, чтобы ты прочла его, когда у тебя будет время, — тихо произнес Дэвид, бесшумно возникший в дверях. — Я вложил в эту книгу часть своей души, и мне кажется, что ты узнаешь меня лучше, когда прочтешь ее.

Дэвид был в черных вельветовых брюках и нежно-розовой тонкой рубашке с открытым воротом, в котором была видна его бронзовая от загара шея.

— Я уже прочитала ее, — ответила Билли. — Это самая лучшая книга из всех, которые я читала. Но заставлять меня говорить это нет никакой необходимости. Критики назвали эту книгу книгой столетия. Я бегала по книжным магазинам в поисках твоей следующей книги.

— Она вышла только неделю назад, — беззаботно произнес Дэвид. — Мой издатель находит, что она лучше предыдущей.

— Могу себе представить. — Ее пальцы нежно поглаживали кожаный переплет книги. — Каждому хочется прикоснуться к чему-то особенному, хоть на минуту. — Билли подняла глаза, чтобы встретиться с ним взглядом. — Ты говорил об умении одаривать других людей. Я хочу поблагодарить тебя за этот подарок. Это книга так много мне дала! Иногда мне казалось, что она написана для меня. — Билли пожала плечами и улыбнулась. — Думаю, что миллионы людей чувствуют то же самое.

— Я не знал об этом, — искренне сказал Дэвид. — Я не очень понимаю, почему моя книга вызвала такой интерес, и просто принимаю это как факт. Я только рассказал историю. — Выражение его лица стало задумчивым. — Я искал пищу для ума, искал занятие, которое приносило бы мне такое же удовлетворение, как и выращивание растений. — В глубине его глаз вспыхнуло оживление. — Я нашел в этом занятии больше того, на что рассчитывал, когда начинал писать. Сочинение романа похоже на выращивание нового сада: сама идея — это как семена, брошенные в землю, затем ты придумываешь характеры, насыщаешь их жизнь смысловыми подробностями, а потом ждешь, когда роман вырастет и расцветет у тебя в голове, чтобы выплеснуться на бумагу. — Он помотал головой с извиняющейся улыбкой. — Прости, все это еще так ново для меня. Я испытываю еще слишком много энтузиазма по этому поводу. — Он подошел к Билли, взял книгу из ее рук и положил на стол. — Издатель прислал экземпляр моей второй книги, если ты согласишься принять ее в подарок, я буду счастлив.

— Нет, я не могу… — начала она, но прикусила язык, заметив тень, промелькнувшую на его лице. «К черту условности!» — подумала Билли. Ей стало легко, ведь она действительно очень хотела получить в подарок эту книгу, так к чему же притворяться! — Да, — пролепетала она, — да, пожалуйста. Я буду рада, если ты…

На лице Дэвида засияла улыбка.

— Завтра я пришлю ее тебе в твои комнаты. А сегодня вечером я хочу, чтобы ты дарила свое внимание мне, а не автору романа. — Раздался негромкий стук в дверь. — Но сначала мы пообедаем. Карим прекрасный хозяин, посмотрим, что он прислал нам.

За все время, пока они сидели за столом, Билли только слегка попробовала те блюда, которые услужливо ставил перед ней одетый в белое слуга. Все ее внимание было сосредоточено на светловолосом человеке, сидевшем напротив нее за небольшим столиком, покрытым шелковой узорчатой скатертью. Беседа была приятной, молчание — совершенно естественным, и она не переставала удивляться тому волшебному теплу, которое было разлито вокруг нее. Это тепло растопило неловкость, и Билли позабыла все, что беспокоило ее, кроме происходящего в эти минуты. «Почему бы мне не получить удовольствие от короткого пребывания здесь?» — подумала она и решила, что не надо бояться волнений по поводу тех чувств, которые вызвал в ее душе Дэвид. Она всегда радовалась всему новому, а это знакомство обещало быть очень интересным. Билли почувствовала легкое возбуждение, когда представила, чем это знакомство может закончиться. Она чувствовала, что ее возбуждение растет по мере того, как обед подходил к концу и слуга наполнил прозрачным белым вином хрустальные бокалы.

Все это время Дэвид не спускал с нее глаз, и в них Билли видела и искорки веселья, и нежность, и такое же возбуждение, которое испытывала она сама. «Какие прекрасные у него глаза, — думала Билли, — такие мудрые и полные любви. Интересно, они всегда бывают такими, когда он ужинает вдвоем с женщиной?!»

Дверь тихо закрылась за слугой, и Дэвид решительно поставил бокал на стол.

— Думаю, что больше он не вернется, — сказал Дэвид с озорной мальчишеской улыбкой. Он отодвинул кресло, встал и быстро обошел вокруг стола. Прежде чем помочь ей подняться, он взял бокал из ее рук и поставил на стол. — Пойдем, Цветок Пустыни.

— Куда? — удивленно спросила она.

— Я хочу прикоснуться к тебе, — просто ответил он. — Ты ведь тоже хочешь этого, радость моя? — Он увлекал ее к широкой, покрытой шелковым покрывалом кровати. — Я обещал тебе не торопить события, но не понимаю, почему бы нам не заняться тем, чего мы оба хотим, сейчас. — Остановившись возле широкого ложа, он прямо посмотрел ей в глаза: — Или я не угадал твои мысли?

«Что он хочет? — с напряжением думала Билли. — Дает мне возможность уйти или предлагает поиграть в игру?» Именно этого Билли и не хотела. Глядя в его честные и умные глаза, она поняла, что меньше всего хотела бы играть в подобные игры с ним.

— Ты все правильно понял, — проговорила она, прерывисто дыша. — Это сумасшествие какое-то, ведь мы встретились только сегодня днем! — Билли нервно облизала губы. — До сих пор со мной никогда такого не было. Обычно я руководствуюсь иными правилами.

— Вот как? — Дэвид нежно усадил ее на кровать и опустился рядом с ней. — Не о чем волноваться. Все, что естественно, — прекрасно. Как я и предупреждал тебя, мы только приласкаем лепестки и вдохнем аромат. Ты ведь совсем не знакома с моим телом, так же как и я с твоим. — Его глаза сверкнули. — Вот мы и пополним наши знания теперь, когда шум бури уже не будет отвлекать нас и страх быть погребенными под песчаными бурунами не помешает нам насладиться друг другом.

Он медленно спустил узкую бретельку с ее плеча, и от уверенной смелости его движении по ее телу пробежала жаркая дрожь.

— Какие прелестные плечи, такие гладкие и такой прекрасной формы, но я еще по-настоящему не почувствовал их. — Он наклонил голову и дотронулся губами до нежной впадинки над ее ключицей. — Они крепкие, как и вся ты. — Он осторожно опрокинул ее на спину и улыбнулся ей, глядя на нее сверху и снимая вторую бретельку. — Ты с виду хрупкая, но в тебе чувствуется внутренняя сила, любовь моя.

— Я никогда не сомневалась в своих силах, — проговорила она, запинаясь, и закрыла глаза от охватившего ее чувства неловкости. — По крайней мере — раньше! Боюсь, правда, что я не создана для подобных романтических сцен.

Она услышала, как он тихо усмехнулся, и почувствовала его губы на другом плече.

— Ты удивительная, — медленно проговорил он и опустился рядом с ней на кровать. — Тебе ничего не надо делать самой, только слушайся меня.

— Надо же, чтобы у тебя было именно красное покрывало, — нервно прошептала она, — я так ужасно выгляжу на красном. Мои волосы… — Она внезапно задохнулась, ощутив мягкое тепло его губ на своей груди. Ее глаза широко распахнулись, и она увидела совсем близко светловолосую голову. — Цвет моих волос не сочетается с красным, — пролепетала Билли, едва не лишаясь сил.

— Я бы не сказал, — проговорил Дэвид, поднимая голову, чтобы взглянуть на нее. Он коснулся рукой бронзовой пряди. — Пожалуй, сочетаются. — И вновь он наклонился к ней так близко, что его губы почти коснулись ее губ. — Но мы-то подходим друг другу, любовь моя? Мы созданы друг для друга. — Произнося это, он легко и нежно целовал ее. — Мы дополняем друг друга — твоя трогательная нежность и моя мужественная сила. — Он с наслаждением потерся щекой об ее щеку. — Твоя мягкость и моя шероховатость. — С нежностью положил он руку на ее шею, любуясь контрастным сочетанием бронзы своего загара с молочно-кремовой белизной ее кожи. Он прижался к ее губам с такой рвущейся наружу нежностью, что у нее перехватило дыхание от нахлынувших чувств. — Мы абсолютно подходим друг другу. — Он снова поцеловал ее. — И так будет всегда, Билли.

Она положила свою руку в вырез его рубашки и подумала о том, как таинственно и прекрасно звучит это «всегда» и как восхитительна эта неожиданная любовь, похожая на сновидение. Внезапно Билли сжалась и слегка оттолкнула его. Билли всегда, с раннего детства, знала, что не создана для такой любви, и не могла согласиться, чтобы это волшебство окончательно овладело ее сердцем. Этот человек нравился ей так сильно, что мог заставить ее страдать.

— Нет, — спокойно сказала она, с невыразимой печалью глядя ему в глаза. — Ничто не может быть навсегда. Я думаю, что ты тоже это знаешь, Дэвид. Это всего лишь красивые слова, а в этом ты большой мастер!

Он внимательно вгляделся в ее напряженное лицо.

— Бедный мой маленький цветочек, ты ведь не хочешь причинить мне боль? Ты не разрешаешь себе получать удовольствие, не будучи уверенной, что кто-то другой не пострадает из-за этого? — Он снял ее руки со своих плеч и прижал их к своей груди. — Не волнуйся. Ты честно предупредила меня, если после всего в моей душе останутся шрамы. — Он водил ее руками по своей мускулистой и сильной груди, и его лицо светилось полнейшим блаженством. — Есть вещи, ради которых стоит страдать. Разве ты не догадывалась об этом?

Не дав ей ответить, он наклонился и закрыл ей губы таким долгим и нежным поцелуем, что она не могла больше бороться с желанием.

Билли почувствовала, как под ее ладонями сильнее забилось его сердце, когда его язык с деликатной осторожностью принялся исследовать ее рот, и едва он коснулся ее языка, как жаркие волны желания с еще большей силой пронзили ее. Дэвид поднял голову, его грудь вздымалась от с трудом сдерживаемого дыхания, на шее лихорадочно билась жилка.

— Хочешь попробовать меня? — спросил он хрипло. Она медленно кивнула, не в силах оторвать взгляда от его губ. — Тогда иди ко мне и сделай это.

Ей не нужно было повторное приглашение. Она наклонила его голову, дрожа от возбуждения. Ее губы нежно скользили по его губам, и едва ее язык встретился с его, он замер, и из его горла вырвался хриплый звук, его бедра качнулись вперед. Дэвид сжал пальцами ее щеки, и она, не удержавшись, слегка прикусила его язык. Его тело дернулось в судорожном движении, и она почувствовала, как бешено застучало его сердце в груди. Он поднял голову и сделал глубокий порывистый вдох.

— Лучше нам остановиться, радость моя, мы слишком приблизились к настоящей любви. Я все время представляю себе, как сладко и горячо будет в твоей божественной тесноте, когда я войду в тебя. — Он положил голову ей на грудь. — Твое сердце тоже бьется как сумасшедшее. — Он еще крепче прижался к ней. — То, что ты приходишь в такой восторг, заставляет меня трепетать от предвкушения. — Он начал расстегивать «молнию» на ее платье. — Я хочу слышать биение твоего сердца под своими руками, хочу любоваться твоей прелестной грудью. Ты не возражаешь, Цветок Пустыни?

— Ты будешь разочарован, — прерывисто дыша, прошептала Билли. — На самом деле во мне мало чувственности.

— Ты меня обманываешь. — Он осторожно снимал с нее платье, не отводя глаз от ее обнаженной груди. — Прелестная, — нежно проговорил он. — Круглая, крепкая и прекрасной формы. Твоя грудь похожа на кремовые тюльпаны с розовой сердцевинкой. — Он ласково обхватил ее груди руками, движение его пальцев становилось все более интенсивным. — Я хочу выпить нектар из этих прелестных цветков, — тихо говорил он, наклоняясь, чтобы прикоснуться губами к ее соскам, затвердевшим от желания. Кончиками пальцев он гладил то место, где билось ее сердце. Дэвид издал тихий стон удовольствия, ощутив под своей рукой эти призывные удары. Он знал, что причина этого учащенного сердцебиения в том, что он с нежной силой пьет нектар из ее прелестных грудей, разжигая огонь желания в ее теле. Другой рукой он мягко ласкал набухший сосок другой груди, соразмеряя движения своих губ и рук.

Она вскрикнула и, не отдавая отчета в своих действиях, сильнее прижалась к нему бедрами.

— Тебе приятно? — прошептал он. — Мне тоже. Я испытываю волшебное чувство, касаясь тебя. Я бы хотел, чтобы это никогда не кончалось, чтобы твое тело всегда так отзывалось на прикосновения моих губ и рук. Пожалуйста, не делай ничего, что бы могло разъединить нас. Я хочу знать, что ты рядом, сладкая и теплая, и я хочу держать твои груди в руках и целовать их. Ты позволишь мне это, Билли?

— Да, если тебе это нравится, — прошептала она. Лицо ее горело от возбуждения, по телу разливалась томная слабость. В эту минуту она могла бы пообещать ему все, что угодно. Ей казалось, что все у нее внутри охвачено жарким пламенем, так огромны были в тот момент ее чувства.

— Мне нравится! — Морщинки в уголках его глаз стали глубже, когда он улыбнулся и прошептал: — Никакие слова не в состоянии передать мои чувства. — Он выпустил ее из своих объятий и резким движением распахнул рубашку. Волосы на его груди были более насыщенного цвета и казались заманчиво мягкими и упругими. — Садись, — торопил он ее, обнимая. Запах благовоний и мускуса охватил ее, когда она спрятала свое лицо у него на груди. Он прижал ее к себе так крепко, что их тела стали, казалось, неразделимы. Она чувствовала, как ее охватывает огонь желания, когда его руки ласково прошлись по всему ее телу. — Когда я буду внутри тебя, я тоже буду делать так, — говорил он, закрывая глаза и еще крепче прижимая ее к себе. — Я хочу знать и любить тебя каждой частичкой своего тела. Ты представляешь, как это будет, Билли?

Она так хорошо представила себе это, что у нее перехватило дыхание.

— Да, — задыхаясь, проговорила она. В горле стоял комок. Она была так захвачена страстью, что не могла понять, что было причиной непонятной острой боли, которую она чувствовала у себя в груди. — Я представляю, Дэвид.

Несколько долгих мгновений он находился в каком-то странном возбужденном напряжении, потом она почувствовала, как внутренним усилием воли он пытается расслабить мышцы. Наконец он оторвал ее от себя и открыл глаза. В его глазах больше не было лихорадочного блеска, они были ясными и теплыми. Он нежно прижался к ее виску.

— Сохрани в своей памяти то, что ты увидела, Билли. — Он помог ей надеть платье и поправил бретельки на ее плечах. — Я хочу, чтобы ты не забывала об этом до самого рассвета, до того, как придет время распуститься цветку.

— До рассвета, — мечтательно повторила она. У нее защемило сердце, и она верила, что Дэвид испытывает сейчас то же самое. Она не хотела противиться его решению ждать, пока вырастет и наберет силу то, что родилось между ними в эти удивительные минуты. Она чувствовала себя так безмятежно спокойно, как никогда раньше, и это было так странно — ведь еще минуту назад она теряла разум от желания. Немного отодвинувшись, Билли принялась застегивать пуговицы на рубашке Дэвида. Он с легкой улыбкой наблюдал за ее движениями.

— Ты все еще дрожишь, — тихо произнес он, касаясь ее щеки. — Да, признаться, и я тоже. Это было чудесно, правда, Цветок Пустыни?

— Да, это было чудесно, — ответила она, глядя ему прямо в глаза. Билли попыталась улыбнуться. — А теперь, я думаю, мне лучше уйти, пожелав тебе спокойной ночи.

Он нахмурился и хотел было остановить ее, но затем кивнул, соглашаясь.

— Ты права. — Он встал и помог ей подняться. — Лучше тебе уйти прямо сейчас, хотя мне совсем этого не хочется. — Он обнял ее за талию, и они даже не заметили, как естественно это получилось. Около двери он сказал: — Я провожу тебя в твои комнаты.

Она отрицательно покачала головой:

— Лучше я сама. Я не потеряюсь в этих лабиринтах. Расстанемся здесь и сейчас.

— Думаю, ты всегда найдешь свою дорогу, Билли, — нехотя согласился он. — Я не хочу ни вести тебя, ни провожать. Я только хочу идти рядом с тобой. — Он слегка дотронулся до кончика ее носа, подразнивая ее. — Но я могу подождать. Будь такой же независимой, какой ты была сегодня. Я зайду за тобой завтра около девяти, и мы начнем экскурсию по Зеландану. — Он еще раз ласково улыбнулся ей, прежде чем закрыть дверь.

Повернувшись, она медленно пошла по коридору. На лбу ее обозначилась тонкая морщинка, когда она ощутила, что чувство одиночества, не покидавшее ее последние годы, исчезло.

Глава 4

— Удостоимся ли мы чести увидеть сокровища, которые вы собрали в тайниках вашего магазина? — торжественно спросил Дэвид, держа в руках чашку мятного чая. — Я слышал о чудесных историях о Кермансе и Гариссе, которые вы бережете только для особо важных гостей.

Билли фыркнула и попыталась скрыть усмешку. Она не поднимала глаз от чашки с чаем.

— Конечно, Лизан, с удовольствием, — ответил Хасан. — Разумеется, я покажу вам только самое лучшее из моих скромных запасов.

Он поставил чашку на поднос и поднялся с подушек.

— Следуйте за мной, и я покажу вам самые прекрасные ковры на свете.

С этими словами он направился к стене, занавешенной тяжелой портьерой.

— Еще одна задняя комната? — поинтересовалась Билли, тоже ставя свою чашку на поднос.

— Почему бы и нет? Каждый знает, что настоящий товар хранится подальше от любопытных глаз, — подмигнул ей заговорщицки Дэвид и поднялся. — Ты помнишь, что теперь ты тоже настоящая покупательница?

— Я только что подумала, не пойти ли нам снова на базар?

— Ну! — Дэвид покачал головой и помог ей подняться с пышных подушек. — Мы были там вчера, и я устал, как собака, и позавчера я устал, как собака, когда мы осматривали окрестности. Я и не предполагал, что в таком крохотном городишке, как Зеландан, такое количество достопримечательностей. Ты, наверное, осмотрела каждую историческую дыру, какая есть в Зеландане.

— Я же предупреждала тебя, что хочу увидеть все, — улыбнулась в ответ Билли. — Хочу почувствовать этот город, запомнить его атмосферу. — Она забавно наморщила нос, дразня его. — И потом, я никогда еще не путешествовала с человеком, перед которым открываются все двери. Они прощают тебе даже то, что ты появляешься везде с девушкой в джинсах, больше похожей на мальчишку, чем на женщину.

— Это не имеет здесь такого большого значения, как ты думаешь, — сказал Дэвид, и его сапфировые глаза блеснули. — Сколько раз надо повторять тебе, Цветок Пустыни, что ты нисколько не похожа на мальчишку? Ну ладно, нам пора последовать за Хасаном — тебе необходим еще один урок.

— Еще один?! — скривила губы Билли. — Это уже третий за сегодня. Сначала была ароматическая лавка, — сказала она, нюхая рукав его оксфордской рубашки, — потом эта медь…

— Да, это была ошибка, — согласился Дэвид. И, обняв ее за талию, он повел ее к стене, у которой стоял, придерживая занавес, приветливо улыбающийся Хасан.

— Откуда я знал, что там будут только эти декоративные сковородки и половники, свисающие с потолка? Об один из них я чуть не расшиб себе голову. Но ковры — это как раз то, что нам нужно.

Он провел ее в арку и вежливо поклонился на «салам» Хасана. Портьера опустилась за ними.

— Наконец-то одни! — проговорил он, подталкивая Билли к груде роскошных ковров в центре комнаты.

В огромной комнате было сумрачно. Роскошные ковры, развешанные вокруг, создавали интимную атмосферу, как будто бы время, текущее за этими стенами, остановилось. Глядя на Дэвида, Билли улыбалась. Его глаза сверкали, светлые волосы растрепались. Он выглядел как маленький мальчик, старающийся казаться взрослым, и ее сердце сжалось от переполнившей его нежности.

— Так или иначе, это другое место. Мы действительно собираемся что-то здесь покупать?

— Конечно!

Дэвид опустился на мягкие ковры, притянул ее к себе и опрокинул на спину.

— Хочу поближе рассмотреть их.

Он приподнял ее волосы, а затем рассыпал медные локоны на зеленом ковре:

— Видишь, как тщательно я выбираю цвет и качество?

Он наклонился к ней так, чтобы видеть ее лицо.

— Сейчас я испытаю их упругость, — говорил он, расстегивая пуговицы ее рубашки. — И проверю, такие ли они мягкие, какими кажутся.

Глаза ее блестнули, когда она тихо проговорила:

— Дэвид, я не думаю…

— Не беспокойся, нас никто не потревожит. Я уже говорил тебе, что это дурной тон беспокоить покупателя, когда он рассматривает товар. Хасан скорее даст отрубить себе руку, чем войдет сюда. Ты ведь помнишь, Саид не прибежал на помощь, даже когда я врезался в эту медную посудину и завопил.

Он распахнул ее рубашку и, нежно лаская грудь, шептал:

— Красавица ты моя!

«Как хорошо», — словно в дурмане думала Билли, чувствуя его тяжелые руки на своем теле. За последние дни Билли убедилась, что Дэвид самый тактичный из всех мужчин, которых она знала. Ей пришло на память, как он говорил, что ветер и солнце ласкают его во время работы в саду. Чувствуя его прикосновения, она поняла, что он имел в виду. Дэвид гладил ее волосы, перебирал ее пальцы, проводил рукой по бедрам и самым сокровенным местам. Это раздражало бы ее, будь на месте Дэвида кто-то другой. Но его ласки были проникнуты такой любовью и восхищением, что она чувствовала себя драгоценным камнем, который шлифуют и гладят заботливые руки мастера. Когда ее охватывало чувственное желание, она подсознательно ощущала, что он успокаивает ее. С самого первого вечера в его комнате он как бы заботливо готовил почву для их любви, лелеял их отношения с нежностью и пониманием.

— Мне нравится, что твоя грудь ничем не стеснена, — заметил он, нежно, как щенок, лаская ее языком. — Это потому, что я попросил тебя об этом?

— Чтобы потешить твое самолюбие, я готова сказать «да», — прошептала Билли, сверкая фиалковыми глазами, — хотя на самом деле я никогда не ношу лифчик. Да и грудь у меня не такая большая, чтобы он действительно был мне нужен.

— А я думаю, что это потому, что ты любишь чувствовать мои руки на своей груди, — прошептал Дэвид, играя с ее грудью. — Потому что ты любишь, когда я смотрю на тебя.

Он улыбнулся, заметив, как отвердели ее соски. И, прежде чем положить голову ей на грудь, он наклонился, чтобы поцеловать их.

— Ты пахнешь сиренью.

— Еще бы, ты вылил на меня предостаточно, — ответила она, вспыхнув от воспоминаний о том, как он брызгал из хрустального флакона на ее голую грудь, прежде чем прижаться к ней с томительной чувственностью.

— Я люблю сирень, — объяснил Дэвид, — и женскую грудь, и чувственные губы, и…

— Понятно, — улыбнулась Билли.

— И я думаю, что тоже нравлюсь тебе, Цветок Пустыни.

«Что я могу поделать? — обреченно и взволнованно подумала Билли, чувствуя комок в горле. — Он такой необыкновенный, в нем так чудесно сочетаются детскость, мудрость и мужественность».

— Иногда нравишься, — шутливо ответила она. — Даже очень.

— И ты мне тоже, — сказал он, обнимая ее и привлекая к себе. — И сейчас как раз такой момент.

Он прижался губами к ее виску:

— Давай полежим вот так, чтобы почувствовать друг друга. Прекрасное ощущение, правда, Билли?

— Да, — охотно согласилась она. Ароматы лимона, мускуса и теплые сильные руки, свежий запах голубой рубашки, затейливый орнамент восточных ковров в полутемной комнате… Все это было настолько чудесно, что она готова была остаться здесь навсегда.

— Ты прав, здесь гораздо лучше, чем в медной лавке. Как ты думаешь, мы можем задержаться здесь на час или Хасан начнет что-то подозревать?

Он не ответил. Внезапно его захлестнуло такое острое чувство собственника, которого он никогда не знал за собой раньше. Он никогда не сомневался в праве любого человека на личную свободу, на стремление жить своей жизнью. Почему же сейчас он испытывает непреодолимое желание полностью завладеть этой женщиной, почему она стала единственным человеком на свете, за которого он готов бороться со всем миром?

Когда она так мирно лежала рядом с ним, невозможно было даже предположить, каким независимым, гордым созданием может быть эта девушка на самом деле. Но даже в минуты, когда он сжимал ее в своих объятиях, он боялся, что она может исчезнуть в любой момент, если он будет спешить. Только терпение — больше он ничего не может сделать. В тот момент, когда он впервые увидел ее на вершине холма, Дэвид сразу понял, что Билли должна принадлежать ему, что это та единственная, которую он ждал всю жизнь. Ему казалось, что всегда в глубине души он знал о ее существовании где-то вдали от него, и, когда он увидел ее, он почувствовал всеми силами души, что обрел наконец то, что искал. Это открытие даже не удивило его. Он воспринял ее появление как естественное течение жизни. Это было как любовь и природа. Ему нужно только быть терпеливым, чтобы и Билли поняла их встречу как предназначенный свыше знак.

Но для этого необходимо время, а он не был уверен, что Билли готова к такому неторопливому развитию их отношений. Иногда ему казалось, что он должен был обладать ею в первую же ночь, чтобы привязать ее к себе хотя бы на время. Нет, они оба заслуживали большего, и ради этого стоило приложить все усилия, чтоб справиться с этим сумасшедшим желанием.

С неохотой он разжал объятия и отпустил ее.

— Не хочется уходить отсюда, но боюсь, что нам пора возвращаться в Казбах, любовь моя.

Он стал застегивать ее рубашку.

— Я жду посылку, которая должна быть доставлена Кариму из Марасефа сегодня в полдень. Я хочу удостовериться, что все в порядке.

— Из Марасефа? — спросила Билли. Она села, засунула рубашку в джинсы и, приводя в порядок волосы, спросила: — Это еще что такое?

— Это вертолет, регулярно прилетающий раз в несколько дней в Казбах, привозящий Кариму известия от Алекса, Бри и доклады от членов правительства. — В его глазах искрился смех. — Хотя он и находится в так называемой отставке, но хочет быть в курсе всего.

— Клэнси говорил мне, что не может сопротивляться требованиям Карима, — сказала Билли. — А я ничего не знала о том, что находится в этом вертолете.

— Как бы ты могла узнать, если ты замучила меня осмотром всего, что есть в Зеландане. У тебя просто не было времени, чтобы осмотреть Казбах и земли вокруг.

— Завтра мы сделаем это, — бодро пообещала Билли. — Надеюсь, что теперь ты наконец получил удовольствие от покупок.

— Неполное, я только начинаю входить во вкус. А сейчас выбирай ковер, который тебе понравился.

— Я приняла в подарок духи с твоим любимым запахом сирени, но не могу принять такой роскошный ковер, — твердо сказала она.

— Ты и медный кувшин не захотела взять, — мрачно заметил Дэвид. — Не понимаю почему. — Он пожал плечами. — Ладно, я пошлю его Бри. Она всегда найдет применение еще одному.

— Зачем? — скептически спросила Билли. — Думаю, что в ее распоряжении достаточно посуды, для чего ей еще один кувшин?

— Положить в него фрукты, налить воды. Откуда я знаю? — Он скорчил гримасу. — Бри что-нибудь придумает.

Дэвид торопливо перебирал ковры:

— Я возьму вот этот серо-голубой с орнаментом цвета слоновой кости. Мы должны поблагодарить старого Хасана за то, что он позволил нам воспользоваться задней комнатой. Я пошлю ковер матери в Техас. Она любит такие тона.

— Так твои родители живы? — удивленно спросила Билли. Она не слышала, чтобы он хоть раз вспомнил о них. Он с охотой рассказывал ей об Алексе, Бри, Кариме, так как хотел, чтобы она узнала и полюбила их так же, как он. Но все, о чем он рассказывал, происходило в Седихане. Казалось, что он специально не хотел вспоминать о своей прошлой жизни.

Дэвид кивнул:

— Они живут в долине Рио-Гранде, где я вырос.

Он взял ее за локоть и мягко подтолкнул к двери. На мгновение лицо его потемнело от какой-то внутренней боли:

— Мы больше не могли жить вместе.

Через минуту он уже улыбался ей:

— Ты и вправду не знаешь, как использовать прекрасный медный кувшин? Где еще ты сможешь найти такой же, да еще с настоящей медалью? Я даже мог бы выгравировать на нем надпись для тебя.

Он продолжал шутить, и она успокоилась, потому что воспоминание о возникшей боли стерлось с его лица.

Когда часом позже Билли вернулась домой, Ясмин уже ждала в ее комнатах. Брови ее были нахмурены от волнения, и выражение лица не было, как обычно, безмятежным. Она задержалась в комнате только для того, чтобы взять из рук Билли пакеты и сумки и решительно подтолкнула ее к ванне.

— Вы должны поторопиться, — взволнованно сказала она. — Я приготовила платье, в котором вы были в первый вечер. У вас только двадцать минут, чтобы принять ванну и переодеться до его прихода.

— До чьего прихода? — переспросила Билли.

— Шейха Карима, — торопливо пояснила Ясмин. — Час назад он прислал предупредить, что хочет поговорить с вами в шесть часов в ваших комнатах. А он не любит, когда его заставляют ждать.

— Не понимаю, почему вдруг такая спешка? — сухо сказала Билли, расстегивая пуговицы на рубашке и снимая ее. — Этот человек не делал никаких попыток увидеться со мной в те три дня, которые я здесь провела. У меня создалось такое впечатление, что он был бы доволен, если бы я исчезла.

— Вы не правы, — обеспокоенно сказала Ясмин. — Шейх очень гостеприимный хозяин. Если бы Лизан не настоял на том, что вы его гостья, шейх давно исполнил бы свои обязанности хозяина дома.

— Обязанности? — переспросила Билли с недоверчивой улыбкой. — Объясните мне, какое отношение ко мне имеют его обязанности?! Никто ничего не обязан для меня делать. Тем более уважаемый шейх Карим!

Она сбросила с себя одежду, и Ясмин быстро подобрала ее.

— И я не собираюсь опять наряжаться в это платье только для того, чтобы ублажать вашего господина и повелителя. Единственное, что заставило меня его надеть, это отсутствие другой одежды. Теперь, когда я получила свои вещи, в этом платье больше нет необходимости.

Билли осторожно спустилась по ступенькам в ванну.

— Если вы хотите помочь мне, то принесите сюда что-нибудь мое.

— Но здесь нет ничего подходящего, — горестно вздохнула Ясмин. — Шейх Карим не любит, когда женщины ходят в брюках, а больше у вас ничего нет. Первый раз вижу женщину, у которой нет ни одного платья в гардеробе. — Ясмин развела руками. — Это просто неприлично.

— Я люблю джинсы, — просто ответила Билли, — и я не из тех, кто будет таскать с собой в пустыне черное вечернее платье просто так, на всякий случай. Я никогда не переодеваюсь, даже если иду куда-нибудь в гости.

Эти слова еще больше расстроили Ясмин, и Билли решила смириться. По правде говоря, ей нравилось настойчивое, даже слегка деспотичное отношение домоправительницы к соблюдению принятых правил. Билли понимала, что Ясмин очень огорчится, если она будет выглядеть не так, как подобает.

— Ну ладно, — согласилась она, — я надену это сногсшибательное платье, но только для шейха. А обедать с Дэвидом я буду в джинсах, как обычно.

Но все произошло иначе. Едва она приняла ванну и накинула бежевую с черными полосками джелабу, купленную на базаре, как Ясмин вернулась.

— Он уже здесь, — торопливо прошептала она, застегивая Билли пуговицы, как маленькому ребенку, — и очень недоволен, что вы еще не готовы. Торопитесь. — Ясмин подтолкнула Билли к двери.

— Очаровательна! — Голос Карима Бен-Ра-шида был как тягучий мед, в то время, как его взгляд пронизывал ее насквозь. Он стоял возле резных дверей, ведущих на маленький балкончик, и воздушная филигранность этих дверей подчеркивала мощь и силу его фигуры.

— Уверен, мисс Калахан, что вы не любите комплиментов так же, как и лицемерия, но, несомненно, Дэвид говорил вам, что эта джелаба очень вам к лицу. Вы похожи на мальчишку, выпрашивающего мелочь на базаре.

Было ли это замечание обидным или нет, в любом случае Билли не собиралась обращать на него внимания.

— Я не объект для комплиментов, — спокойно ответила она. — А люди, подобные мне, нуждаются только в искренности.

Указав на диванчик из слоновой кости, стоящий у двери, Билли сказала:

— Может быть, нам лучше сесть? У меня возникла одна идея, и мне бы очень хотелось, чтобы вы ее поддержали.

Шейх улыбнулся великодушно и проговорил:

— Я полагаю, вы действительно нуждаетесь в моей поддержке. Устраивайтесь как вам удобно.

Билли подошла к дивану и уселась, скрестив ноги.

— Надеюсь, это не официальная беседа.

Шейх покачал головой:

— Мы уже поняли, что вы очень независимы. Я никогда не повторяю своих ошибок.

— Правда? — дерзко переспросила она. — Тогда вы почти совершенство. Должно быть, это приносит вам чувство глубокого удовлетворения.

— Вы смеетесь надо мной, мисс Калахан? — прищурившись, спросил шейх.

— Как можно! — Билли вдруг почувствовала себя обессиленной. — Хотя, если быть откровенной, я пытаюсь смеяться над тем, что внушает мне страх. А вы страшный человек, шейх Бен-Рашид.

В его глазах мелькнуло удивление:

— Вы признаетесь в собственной слабости? Это очень серьезная тактическая ошибка, мисс Калахан.

— Тактика используется в игре, — она посмотрела ему прямо в глаза, — а я не играю в игры. — Билли слегка наклонила голову, еле сдерживая нетерпение. — Давайте перейдем прямо к делу. Я не думаю, что вы пришли сюда только из желания побыть в моем обществе.

— О, я не знаю, что заставляет вас так думать. — Карим насмешливо приподнял одну бровь. — Дэвид, кажется, находит ваше общество вполне приятным, даже, можно сказать, восхитительным. Почему бы и мне не думать так же?

— Вы же знаете, как это бывает, — стараешься всегда скрыть от самого себя получаемые удары. Мы думаем — так безопаснее, а потом… — Билли вытянула указательный палец и выстрелила в воображаемую мишень. — Бах! — Ее голос звучал напряженно.

— Мне это не кажется забавным. — Голос шейха стал ледяным. — Особенно, когда дело касается Дэвида.

— Я тоже так думаю, — согласилась Билли. — Я уже призналась вам, что всегда смеюсь над тем, чего боюсь. Простите мою неуклюжую шутку.

— Я признаю, что вы проделали все великолепно, — холодно ответил Карим. — Вы явились из другого, более открытого мира, и, конечно, победить туземца оказалось несложно.

Билли насторожилась:

— Не могли ли бы вы пояснить вашу мысль?

— С удовольствием. — Он подошел к стулу и взял папку цвета слоновой кости, ее цвет настолько совпадал с цветом обивки, что Билли до этого момента и не заметила ее. — Начать ли мне с вашего появления в детском приюте Симона Хардвика двадцать три года назад или с вашего недавнего появления в Марасефе? В вашей биографии все необычайно занимательно.

— Вы собрали досье на меня? — Глаза Билли изумленно расширились. Но чему, собственно говоря, она удивляется? Для человека, подобного Бен-Рашиду, это естественно. — Приятно, что моя биография заинтересовала вас. — Она гордо выпрямилась. — Уверена, что вам не удалось в ней найти ничего предосудительного. Я вовсе не так опасна, как вы предполагали, не так ли?

— Потому что вы никогда не привлекались к уголовной ответственности? — Он загадочно улыбнулся. — Совсем наоборот, вы, может быть, даже опаснее, чем я думал. — Шейх открыл папку и стал просматривать бумаги. — Вы удивительная женщина, мисс Калахан. Мои люди — настоящие профессионалы, но и им пришлось поработать, добывая эту информацию. С вашим детством все достаточно ясно — приютские документы точно зафиксировали дату вашего поступления в приют. Вы ведь подкидыш, не так ли?

— Да, меня подкинули, — спокойно подтвердила Билли. — Я не стыжусь этого, шейх Бен-Рашид. Я верю, что важно только то, чего человек добился сам, а это не всегда зависит от его происхождения.

— Я вовсе не хотел обидеть вас, — пожал плечами шейх. — Я и сам думаю точно так же, мисс Калахан. Собственно, как раз именно то, чего достигли, и заинтересовало меня. — Он перевернул несколько страниц. — Вы побывали за эти годы в нескольких приютах. Вас дважды определяли в семьи, и каждый раз вы были возвращены в сиротский распределитель за бунтарство и непослушание. Когда вам исполнилось пятнадцать лет, вы покинули приют. После этого ваша биография становится значительно более запутанной.

— Простите великодушно, — иронично заметила Билли.

— Практически все люди, с которыми вы работали или просто встречались, отказывались беседовать с моими людьми, — неторопливо продолжал Бен-Рашид. — У вас, несомненно, есть способность вызывать симпатию и хорошее отношение людей к себе в самые короткие промежутки времени, — он прищурился, — наверное, потому, что вы нигде не задерживались больше трех месяцев, мисс Калахан? Вы работали на бензоколонке, конторским клерком, кухаркой у лесорубов, собирали яблоки в Орегоне, работали в индейской резервации в штате Вашингтон. Похоже, перечисление можно продолжать еще долго. Вы даже проучились один семестр в колледже в Калифорнии. Вы получили очень высокие баллы на вступительных экзаменах, и ваши профессора говорят о вас как об очень трудолюбивой и способной студентке.

— Главное слово здесь «трудолюбивой», — сказала Билли. — Я могла бы быть даже цыганкой по происхождению, но в моей биографии нет ничего, в чем мне было бы стыдно признаться.

— Да, ваше жизнеописание выглядит удивительно безобидным для такой разносторонней молодой леди, — спокойно отреагировал он. — Никаких длительных любовных связей, несколько озорных проказ, но закон вы никогда не преступали. Ничего, что могло бы вызвать подозрение, до тех пор, пока вы не приехали на киносъемки в Марасеф.

Билли удивленно вскинула голову.

— «Приключение в пустыне»? — Она покачала головой. — Вас ввели в заблуждение, шейх Бен-Рашид. Ваши люди, должно быть, решили немного пофантазировать, чтобы отработать свои деньги. Единственный криминал во время моей работы в этой картине — это то, что я взяла деньги за ужасно сыгранную роль.

— Ничего криминального, просто немного подозрительно, — сказал он, захлопывая папку. — Вы, кажется, очень смелая женщина, мисс Калахан. Рискуя собой, вы спасли вышибалу публичного дома по имени Юзеф Ибрагим от трех парней, которые, как говорят, намеревались перерезать ему глотку. А потом вы устроили «любовь втроем» с этим Юзефом и Кендрой Михаэлис в каком-то двухкомнатном коттедже, и все это длилось в течение нескольких недель.

— Любовь втроем?! — воскликнула Билли. — Ничего подобного! Мы просто друзья, черт побери! У ваших мальчиков грязное воображение, шейх Бен-Рашид.

— Возможно. Но не станете же вы отрицать, что некоторое время жили с этим Юзефом в его доме в деревне около Зеландана.

— С Юзефом, его родителями и многочисленными братьями и сестрами, — негодующе уточнила Билли. — Этот дом весьма отдаленно напоминает маленькое любовное гнездышко, которое вы себе вообразили. Но, так или иначе, какое это имеет значение? Мой нравственный облик — это мое личное дело. Я же не спрашиваю вас о вашей сексуальной жизни.

Изумление промелькнуло в глазах Бен-Рашида.

— Я нисколько не сомневаюсь, что вы бы сделали это, если бы вам было по-настоящему интересно. — Шейх нахмурился. — Меня действительно совершенно не интересует ваш нравственный облик. Но если вы будете рядом с Дэвидом, мы найдем способы обеспечить ваше приличное поведение. Можете быть уверены, что никаких афер больше не будет.

— Пояс целомудрия, гарем, кривые сабли евнухов? — издевалась Билли. — Сейчас двадцатый век, вы в курсе? Господи, я не верю своим ушам!

— Не так примитивно и пошло, — ответил Бен-Рашид с тигриной усмешкой. — Я вполне цивилизованный человек, мисс Калахан.

— Как и предводитель гуннов Аттила? — процедила Билли. — Или еще в большей степени.

— Меня и раньше называли варваром прямо в лицо. — В голосе шейха прозвучала угроза. — Но этих людей уже нет в живых. — Шейх швырнул папку с бумагами на стул. — Все это не важно. Я уже говорил вам, что ваши аферы с Ибрагимом не интересуют меня, ваши деловые отношения — вот что важно.

— Деловые отношения? — обескураженно повторила Билли.

— Мне кажется странным, что вы знакомы с вышибалой публичного дома, — медленно продолжал Бен-Рашид. — Это заставляет меня заинтересоваться другими вашими знакомствами. Я думаю, что вам уже говорили, что преступная группа Ладрама зажата в тиски.

— Нет, — еле выдавила Билли. — Сейчас я для вас кандидат во владелицы публичного дома. Что дальше?

— Я не сказал этого, просто я отметил любопытное совпадение.

— А вы, и Клэнси, и ваши мальчики на побегушках не любите совпадений? — с вызовом спросила она. — Я слышала об этом раньше. Значит, это и есть цель вашего визита, шейх Бен-Рашид? Вы пытаетесь запугать меня, чтобы я бесследно исчезла и оставила Дэвида в покое. Я не люблю, когда со мной так разговаривают. И я уеду тогда, когда сама приму решение, не раньше.

Бен-Рашид пожал плечами.

— Я и сам не знаю, почему я пришел сюда. Может быть, посмотреть, что вы ответите на мои слова. Может быть, я хотел посмотреть на вас и понять, чем вы так прельстили Дэвида. — Его лицо вдруг поскучнело. — Оставаться ли вам или уезжать, это решит Дэвид, когда он прочтет копию вашего яркого жизнеописания, которую я направил ему.

Билли застыла:

— Вы послали копию Дэвиду?

— Разумеется. Сегодня в полдень, как только прилетел вертолет, я отправил в его покои приготовленную копию. — Прищуренные глаза шейха изучали ее лицо. — Может быть, как раз сейчас он читает ее. Вас это расстраивает?

Это расстраивало ее, это сердило ее гораздо больше, чем мысль о Бен-Рашиде или Клэнси, сующих нос в ее личную жизнь, хотя умом она понимала, что расстраиваться из-за этого неразумно. Но почему, собственно говоря, она должна быть разумной и логичной? Она, черт возьми, останется такой, какой была всегда — эмоциональной и искренней.

— Да, это расстраивает меня, — сказала она сквозь зубы. — Я чувствую себя ужасно, мне не нравится, что со мной обращаются, как с преступником или тайным агентом. — Билли поднялась с дивана. — Я не просила вас втягивать меня в ваши дела, и я не желаю быть игрушкой для вашего драгоценного Лизана. — Она лихорадочно вытаскивала из ящиков джинсы, майки, белье. — И я собираюсь сказать ему об этом. — Она направилась к ванной комнате. — До свидания, достопочтимый шейх Бен-Рашид. Ваша аудиенция подошла к концу. Позвольте попрощаться с вами и поблагодарить за гостеприимство.

Папка с копиями собранных материалов лежала раскрытой на столе розового дерева. Дэвид без малейшего удивления поднял глаза на Билли, когда та без стука ворвалась к нему.

— Привет, Цветок Пустыни, я ждал тебя. — Он посмотрел на лежащие перед ним бумаги. — Ты действительно выступала с клоунами в цирке? Это, наверное, было здорово?

— Да, это правда! — с вызовом выкрикнула Билли, хватая со стола папку. — И все остальное тоже правда. — Ее фиалковые глаза метали молнии. — Должно быть, это предобеденное чтение приятно пощекотало тебе нервы? — Билли глубоко вздохнула. — Все это просто омерзительно! То, что ты сейчас так внимательно изучал, — это моя собственная жизнь. Как бы тебе понравилось, если бы я совала нос в твое прошлое, расспрашивала твоих друзей и раскапывала сведения о ребенке, который уже давно вырос и живет самостоятельной жизнью?

— Ты не права, эта девочка существует, — сказал Дэвид спокойно, в глазах его мелькнула грусть. — Эта маленькая девочка все еще жива. Ты ведь знаешь, что все эти расследования не моя идея. Я надеюсь, что узнал бы все это и сам в свое время.

— И все-таки ты прочел этот отчет?!

— Да, я прочел его. — Дэвид откинулся на спинку стула и пристально посмотрел на нее. — Я должен был быть святым, чтобы устоять перед искушением узнать о тебе все, что можно, когда это все лежит у меня под рукой. Я даже не буду лгать тебе и говорить, что верил, что ты не будешь против. Я знал, что ты разозлишься, как фурия, узнав, что я прочел это.

— Ты прав. Я разозлилась.

— Ты имеешь полное право возмущаться. Вторжение в частную жизнь — это серьезная брешь в наших отношениях. — Он взял папку из ее рук и бросил в корзину для бумаг, стоящую около стола. — Тем не менее ты не просто негодуешь, ты в бешенстве. Твоя бурная реакция совершенно не-соразмерима с моим проступком. Спросила ли ты себя, почему ты так остро реагируешь? Ты цыганка, которая скользит по поверхности жизни! Почему то, что я знаю об этом, так испугало маленькую девочку?

— Я не испугалась, — быстро проговорила она. — Я ничего не боюсь. Я слишком упряма, для того чтобы бояться. Мы, приютские, должны быть такими. Ты же читал: непослушна и самоуверенна. Не правда ли, все это мало похоже на трогательную сиротку?!

— Скорее похоже на то, что моя любимая сильная Билли выдумывает что-то такое, чего и сама не понимает. Похоже, что ты в отчаянии, что тебе одиноко. — Его глаза странно блеснули. — Господи, как мне хочется поддержать тебя, помочь тебе пережить все это!

— Я не нуждаюсь ни в твоей, ни в чьей-либо помощи, — заявила Билли. — Я рано поняла, как устроен мир. — Она пожала плечами. — Люди, которые приютили меня, не могли помочь мне, потому что они не могли полюбить меня. У них были собственные семьи, а я была тщедушной девчонкой с растрепанными рыжими волосами, застенчивой настолько, что даже боялась открыть рот. Они заботились обо мне, чтобы заработать деньги, они просто выполняли свой долг. — Губы ее задрожали. — В моих ушах до сих пор звучит голос миссис Андерс, которая, принимая меня в приют после побега, предупредила, что это в последний раз. Она была недовольна тем, что приютившая меня семья не выполнила своих обязанностей. Но я оказалась слишком трудным ребенком. — Она вздернула подбородок. — И они были вынуждены отказаться от меня.

Он представил себе одинокую Билли, готовую разделить с кем-нибудь переполнявшую ее любовь и не имеющую никого, кто бы нуждался в этой любви, и почувствовал почти физическую боль от желания защитить ее. Ему хотелось взять ее на руки, покачать, как маленького ребенка, чтобы уменьшить боль ее одиночества, которую он чувствовал за этой дерзкой попыткой защититься. Он видел, как мечется она между неуверенностью и страхом. Боится поверить, боится полюбить, боится отдать свое сердце. Душа, которая жаждет любви, но настолько боится ничего не получить в ответ, что отказывается от малейшей попытки. «Подожди, Цветок Пустыни, отбрось страх и позволь мне доказать тебе, что бывает по-другому». Он медленно разжал пальцы и глубоко вздохнул. «Еще не время», — решил он.

— Наверное, это было похоже на то, как если бы тигренка стали держать вместе с домашними кошками, — пошутил Дэвид. Он видел, как ее напряжение слабеет.

— Я вовсе не была такая уж плохая, — сказала Билли с неуверенной улыбкой. — Просто я не терплю подачек и одолжений. Когда все они оставляли меня в покое, я вела себя вполне сносно. — Улыбка исчезла с ее лица, она нахмурилась. — Все это на самом деле не имеет никакого значения. Дело только в этом проклятом досье.

— Это «проклятое досье» уже в мусорной корзине, и там ему самое место, — ответил ей Дэвид. — Теперь я узнаю о тебе только то, что ты сама захочешь мне рассказать. Обещаю. — Его улыбка была просящей и одновременно виноватой, она почувствовала, как теплая волна поднялась в ней. — Ты сможешь простить меня, Билли?

«Какие могут быть сомнения», — беспомощно подумала она. Он был так обезоруживающе искренен, что ее гнев совершенно испарился.

— Наверное, да, — неохотно призналась она. — Но не тех ищеек, которые бродят вокруг меня. Пусть они не смеют совать нос в мои дела. Твой всесильный покровитель шейх Карим вряд ли сам верит в то, что я подосланная к тебе террористка. Но ему вряд ли понравилось, когда я назвала его варваром.

— Карим, без всякого сомнения, был этим обижен. — В глазах Дэвида искрился смех. — С детских лет он старается избавиться от деспотических черт в своем характере. Небезопасно намекать ему, что он не очень в этом преуспел.

— Я учту это, — пожала плечами Билли. — Так или иначе, ему не придется слишком долго мучиться со мной. Ты говорил, что механик почти закончил ремонт моего джипа.

— Почти. — Улыбка исчезла с лица Дэвида. — Сегодня днем на вертолете должны были доставить запасные части, которые необходимы для ремонта.

Почувствовав, как внезапно сжалось сердце, Билли тут же приказала себе держаться спокойно.

— Через день-другой я уже могу ехать? — стараясь казаться беспечной, спросила она. — И Карим, и Клэнси наконец-то вздохнут с облегчением.

С загадочным выражением на лице Дэвид встал из-за стола.

— Кроме запасных частей, вертолет привез еще кое-что.

— Тот пакет, который ты ждал?

Дэвид кивнул.

— Тоже что-то вроде замены. — Он направился к резному шкафу. Оглянувшись через плечо, открыл дверь и засунул руку внутрь. — Это подарок, и на этот раз я не принимаю никакого отказа.

— Я предупреждала тебя, что не могу принимать никаких… — Она замолчала, увидев, что он держит в руках. Испанская гитара из золотистого дерева, такая изысканная, настоящее произведение искусства.

Глаза Дэвида сияли, когда он с гитарой в руках подошел к Билли. С мягкой улыбкой он протянул ей инструмент.

— Это очень хорошая гитара. Я знаю, это не то, что твоя «старая подруга», но, дай время, может быть, она тоже станет твоим другом. — Он умолк, заметив сомнение на ее лице. — Это не замена, Билли, я послал твою гитару в Мадрид, чтобы там восстановили покалеченную поверхность. Но для того, чтобы она звучала, как прежде, необходима большая реставрация. Не знаю, согласишься ли ты на это? Она ведь дорога тебе в том виде, в каком досталась в те годы, когда ты только начинала самостоятельный путь.

Так как Билли продолжала молчать, его беспокойство росло.

— Билли, в чем дело?!

Она медленно подошла к нему и нерешительно, кончиками пальцев, прикоснулась к гитаре.

— Прекрасно, — еле слышно прошептала Билли, — это так прекрасно. — Она чувствовала, как ее наполняет теплая волна благодарности. «Какой он заботливый», — подумала Билли, а вслух сказала: — Она мне очень нравится. — Подступившие слезы мешали ей говорить, она прерывисто вздохнула. — Ты прав, я хочу оставить все, как есть.

— Ну и хорошо, — произнес он голосом, в котором сквозило облегчение. — Я волновался по этому поводу.

— Не стоило.

Внезапно она отложила гитару в сторону и бросилась в его объятия, как будто хотела от чего-то спрятаться. Ее руки обвились вокруг его шеи, а голова склонилась к его плечу. Слезы, сдерживать которые у нее больше не было сил, закапали на синюю рубашку.

— Никто никогда не делал мне лучшего подарка. Я хочу отблагодарить тебя, позволь мне тоже что-нибудь сделать. Что ты хочешь?

Она услышала, как он довольно засмеялся, обнимая ее свободной рукой:

— Это как раз подходящий вопрос для мужчины, сгорающего от любви. Я бы мог дать тебе ответ старый, как мир, но не уверен, понравится ли он тебе.

Она почувствовала, как краска бросилась ей в лицо, и это привело ее в замешательство. Билли редко доводилось испытывать такое смущение. Еще несколько часов назад она с Дэвидом чувствовала себя спокойно и естественно.

— Не шути, я говорю серьезно.

— Я знаю, что ты говоришь серьезно, — ласково произнес он. — Ты же не можешь просто так брать и ничего не давать взамен, правда, Билли?

Его руки гладили ее волосы и ласкали шею.

— Не волнуйся, — продолжал он, — я дам тебе возможность отблагодарить меня. Это будет то, чего мне очень хочется.

— Что же это?

— Я хочу, что бы ты осталась здесь как можно дольше, Цветок Пустыни. И это будет твой подарок мне.

Его голос звучал как волшебная музыка. Она чувствовала его ласковое дыхание и легкое прикосновение его губ к своему уху.

— Мы многое не успели сделать.

— Ты имеешь в виду…

Он засмеялся:

— Наш рассвет? О да, и это тоже. Но я думал и о других вещах. Я хочу, чтобы ты была рядом, когда я работаю. Ты не видела мой сад. Я мечтал проскакать с тобой на лошадях по пустыне. — Он тихонько отодвинул ее от себя. — Я еще не слышал, как ты играешь на гитаре и поешь свои песни. Я очень хочу, чтобы все это было в нашей жизни. Ты можешь мне это обещать?

Она кивнула, одновременно сердясь на себя за то, что никак не может унять слезы.

— Я останусь, но ненадолго. — И неуверенно добавила: — Хотя, может быть, ты получишь совсем не то, что ожидаешь. Ты же не слышал, как я пою, а я совсем не звезда мюзик-холла.

Он отвернулся, чтобы она не заметила выражения облегчения на его лице. Дэвид радовался тому, что ему удалось получить отсрочку и приблизиться к достижению своей цели еще на один шаг.

— Не имеет значения, — усмехнулся он, — у меня совершенно нет слуха. — Он сделал шаг назад и, протягивая ей гитару, добавил с насмешливой улыбкой: — Я буду счастлив и просто от шума.

— Шума? — переспросила она. — Ну я уж не настолько плохо играю!

Ее пальцы пробежали по струнам:

— Какая чудесная!

— Почему бы тебе не попробовать познакомиться поближе с твоей новой подругой, — предложил он. — Мне нужно кое над чем поработать.

— Мне нравится эта идея, — проговорила Билли и направилась к кровати, сбрасывая на ходу туфли.

Она села, скрестив ноги, и совершенно забыла о Дэвиде, как только извлекла из инструмента первый звук.

Дэвид удовлетворенно кивал головой. Он видел, что это занятие займет все внимание Билли на какое-то время. Он уселся в кресло за письменным столом и бросил еще один взгляд на кудрявый затылок, склоненный к инструменту. Потом он начал печатать, и постепенно, в состоянии полной сосредоточенности, Дэвид погрузился в свой мир.

Глава 5

Напевая, Билли открыла дверь в свою комнату. В руках она бережно, как сокровище, держала гитару. Это будет чудесный вечер, подумала она мечтательно, совсем не такой, как все другие вечера, проведенные с Дэвидом. Не такой? На самом деле не было ничего необычного в тех часах, которые они провели с Дэвидом в его кабинете. Она сидела на кровати с гитарой, с удовольствием наигрывая свои песни, а Дэвид в это время работал над рукописью. Всего несколько раз за эти часы Дэвид обращался к ней с какой-нибудь незначительной просьбой или просто улыбался. Они не вышли даже пообедать. Эти минуты были такими чудесными из-за царивших в комнате близости и спокойствия. Иногда она переставала играть просто для того, чтобы кинуть взгляд на его сосредоточенное лицо, склоненное к клавишам, потом переводила глаза на его обтянутые голубой рубашкой широкие плечи. Когда Билли смотрела на него, поглощенного своей работой, ее охватывало восторженное восхищение Дэвидом, и она чувствовала, как ее сердце захлестывает горячая волна нежности.

— Я искала вас. Я должна вам кое-что сказать. — Голос Ясмин опустил Билли на землю.

Глаза Билли расширились от удивления:

— Только не говорите, что шейх опять хочет меня видеть, — произнесла она с недоверчивой улыбкой. — Не думаю, что он способен вытерпеть меня дважды за один день. — Она шутливо задрала нос. — Скажите ему, что сегодня вечером я больше не принимаю.

— Нет, это не шейх, — сказала Ясмин, поджав губы. — Эту историю я услышала от одного из охранников. В Казбахе любят посплетничать, но, похоже, что все это правда. — Она провела рукой по гладко зачесанным волосам. — Не знаю, как и начать.

Улыбка исчезла с лица Билли, пока она пересекала комнату, чтобы положить гитару на кровать.

— Расскажите мне то, что слышали, и мы вместе решим, что делать.

— Шейх Карим отправил вашего приятеля в тюрьму, — выпалила с решимостью Ясмин.

— Какого приятеля? — растерянно спросила Билли. — О ком вы говорите?

— Огромного человека, — уже более спокойно сказала Ясмин. — С длинными лохматыми волосами и очень сильного.

— Юзеф, — догадалась Билли. — О Господи, я должна была догадаться, что он будет преследовать меня.

— Да, его зовут Юзеф Ибрагим, — сказала Ясмин. — Он появился в Казбахе сегодня вечером и потребовал встречи с вами. Охранник сказал мне, что он был настроен очень воинственно.

— Наверняка, — согласилась Билли. — Кажется, он полагает, что без его помощи я не в состоянии позаботиться о себе.

Билли вдруг испуганно замолчала, когда до нее дошел смысл того, что сообщила Ясмин:

— Они держат его в тюрьме?

Ясмин удрученно кивнула:

— Он провел некоторое время в библиотеке с шейхом Каримом и Донахью, а потом охране было приказано отвести его в «Серебряный Полумесяц» и держать там до новых распоряжений шейха Карима.

— «Серебряный Полумесяц», что это такое?

— Это место вечерних развлечений, кафе, точнее ночной клуб, и принадлежит этот клуб шейху Кариму, как и большая часть собственности в Зеландане. Часть помещений открыта для посетителей, но в доме есть и тайные комнаты. Шейх использует их для встреч и таких дел, которые следует хранить в строжайшем секрете.

— Там он и держит неугодных ему людей? — изумленно спросила Билли. — Не могу в это поверить. Никогда бы не подумала, что шейх может пойти на это.

— Думаю, что все, что делает шейх, он делает из благих побуждений, — произнесла Ясмин осторожно. — Вашему другу не сделают ничего плохого, если, конечно, он не злоумышленник.

— А кто будет решать, виноват он или нет? — спросила Билли язвительно. — Очевидно, что в Зеландане шейх Карим является и судьей и палачом.

Внезапно Билли вздрогнула, представив себе, какой вред могут причинить Юзефу. «Ведь Карим совершенно сошел с ума на почве безопасности Дэвида. То, чем занимается Юзеф, вполне может быть каким-то образом связано с Ладрамом, и это может окончательно погубить его в глазах Карима», — подумала Билли.

— Я должна вытащить его оттуда.

— Нет! — твердо сказала Ясмин. — Может быть, если вы пойдете к шейху и обратитесь к нему с просьбой…

— С просьбой? — повторила возмущенно Билли. — Он же диктатор! Вы что, думаете, что я стану на коленях просить его отпустить человека, которого он задержал безо всяких на то оснований? Нет, я сама найду способ его освободить.

— Тогда идите к Лизану. Пусть он попробует воспользоваться хорошим отношением шейха к нему.

— Нет, я не собираюсь втягивать в это дело Дэвида, — сказала Билли, вскакивая на ноги. — Юзеф — это моя забота, и я постараюсь никого в это не втягивать.

— Почему бы не подождать до завтра? — снова попыталась образумить Билли Ясмин. — Одна ночь ничего не изменит, а вы, может быть, передумаете и все-таки пойдете к шейху.

— Ни за что! — Голос Билли звучал решительно. — Я должна вытащить его сегодня.

Она оглянулась:

— А где джелаба, которую я недавно надевала? Она с капюшоном, которым я могла бы закрыть лицо.

Билли достала пару брюк:

— Они могут понадобиться, если в кафе не будет слишком яркого света. Может быть, тогда я могу сойти за мужчину. Как я поняла, проведя здесь несколько дней, одинокая женщина на улице выглядит подозрительно.

— Джелаба в шкафу, — подсказала Ясмин. — Вы что же, собираетесь освободить своего друга силой?

— Если ничего другого не останется. Я приму решение на месте.

Ясмин покачала головой:

— Я бы никогда вам не рассказала об этом, если бы предполагала, что вы решитесь на такую глупость. Я полагала, что вы предоставите Лизану решить эту проблему.

— Я сама решаю свои проблемы, — резко ответила Билли.

Просторная черная рубашка была достаточно широкой, чтобы скрыть ее маленькую грудь, а ее короткие замшевые ботинки вполне могли сойти за мужские. Внезапно она обернулась, и в глазах ее засветилось любопытство.

— Почему вы рискнули рассказать мне о Юзефе? Вы же знаете, что шейх будет в бешенстве, если узнает, что вы меня предупредили. Я знаю, как вы дорожите своим положением в этом доме.

— Это моя жизнь, — сказала Ясмин, глядя прямо в глаза Билли. — Быть в услужении в доме шейха Карима — это большая честь для жителей Зеландана. Я мечтала получить это место, еще когда была девочкой.

— Тогда почему вы мне сказали?

— Это все из-за Лизана, — ответила Ясмин. — Вы нужны ему, и, если он увидит вас грустной, он будет несчастен.

— И это значит для вас больше, чем ваше место и преданность Кариму?

— Это самое главное. — Глаза Ясмин заблестели. — Что бы ни случилось, Лизана нельзя огорчать. Однажды случилось так, что я слишком беспокоилась о своем месте и потеряла мою Зайлу, Лизан не рассказывал тебе о Зайле?

Билли отрицательно покачала головой:

— Я не знала, что у вас есть дочь. Зайла — это ваша дочь, да?

— Да. — Ясмин тяжело вздохнула. — Я никогда не была замужем. Зайла родилась незаконнорожденной. Я слышала, что в вашей стране в этом нет ничего предосудительного, а в Седихане это преступление, грех. Зайла родилась, когда мне было тридцать, и я верила, что нашла свою любовь. — Ясмин грустно улыбнулась. — Но этот человек был иностранец, у него уже была семья. И все-таки мне удалось родить Зайлу и сохранить свое место.

— Это шейх помог вам? — спросила Билли.

— Я не могла рисковать. Мой поступок был бы слишком постыдным в глазах моих сограждан. Мне удалось сохранить в тайне рождение Зайлы, и я отослала ее к моей матери в Марасеф, чтобы она росла там. Я навещала ее при любой возможности и посылала столько денег, сколько могла. Мне хотелось быть уверенной в том, что Зайла ни в чем не нуждается. — Она покачала головой. — Я должна была быть рядом, чтобы защитить ее.

— Вы сделали все, что смогли, — сказала Билли с чувством.

— Того, что я делала, оказалось недостаточным. Моя мать была уже старой и не могла хорошо следить за ней. Марасеф очень опасный город для тех, кого некому защитить. — Ясмин закрыла глаза и перешла почти на шепот: — Однажды Зайла исчезла. Она была такой милой, симпатичной, веселой и жизнерадостной девочкой. Потом мы узнали, что случилось с ней. — Ясмин прикрыла потемневшие от гнева и боли глаза. — Я была в панике. Сделала все, что только могла. Обратилась в полицию, сама искала ее повсюду. Прошло полгода, но я не нашла никаких следов. И тогда я рассказала Лизану. — Она грустно улыбнулась. — Я не хотела делать этого. Но он видел, что я переживаю, и заставил все рассказать. Спасибо Аллаху.

— Что же он сделал? — спросила потрясенная Билли.

— Он разыскал ее и привел домой, — тихо ответила она. — Он отправился в Марасеф и искал ее, пока не нашел. Он обнаружил ее в публичном доме, как мы и подозревали. Они накачивали ее наркотиками и держали в этом состоянии, чтобы использовать в своих целях. — Голос Ясмин прерывался от гнева. — Моей девочке было тогда только тринадцать лет.

— О Господи. — Билли почувствовала, как к горлу подступили слезы.

— Вы когда-нибудь видели человека, страдающего от наркомании? Это ужасно. И не только для больного, но и для тех, кто пытается помочь ему. Я голову потеряла от горя, я не знала, что делать. Но Лизан не покидал ее ни на минуту, он спас ее. Мы отпаивали ее лекарствами, но на ее страдания было страшно смотреть. — Лицо Ясмин застыло от боли. — Наконец она стала приходить в себя, и это было еще хуже, потому что она начала вспоминать то, что произошло с ней. Ее не покидали страх и ужасные ночные кошмары. В эти минуты Лизан тоже был рядом. Он украшал ее комнату растениями и цветами, приносил ей, как маленькой девочке, воздушные шары. Он окружал ее заботой и вниманием, часами сидел, выслушивая ее исповедь. — По щекам Ясмин текли слезы. — Я не могла этого слышать, сердце мое разрывалось от боли. А Лизан слушал. И постепенно моя девочка начала оживать, ее страх исчезал, лицо оживляла улыбка. Потому что Зайла видела, что для Лизана она осталась таким же прелестным ребенком, каким была раньше. Он был терпелив и ласков с ней, как заботливый брат.

В комнате воцарилась тишина. Ясмин покачала головой, как будто хотела освободиться от тяжелых воспоминаний, и улыбнулась.

— Да, счастье Лизана значит для меня очень много.

— Я понимаю вас, — прошептала Билли. — А где теперь Зайла?

— Доктор посоветовал увезти Зайлу подальше от этих страшных воспоминаний. Лизан отправил ее в Америку, к людям, которые любят ее и заботятся о ней. Я очень по ней скучаю, но для моей девочки так будет лучше. Она часто пишет мне, и по ее письмам я вижу, что она теперь спокойна и может радоваться жизни, как и прежде. Во всяком случае, я надеюсь на это.

— Слава Богу, — мягко сказала Билли.

— Слава Аллаху, — едва слышно произнесла Ясмин. Ее темные глаза вновь обрели прежний блеск. — И, если помогая вам, я сделаю приятное Лизану, я должна это сделать. Это из-за моей Зайлы он теперь в опасности. Когда Зайлу отправили в Америку, Лизан вернулся в Марасеф. Прежде я никогда не видела его разгневанным, но тогда он был просто взбешен. — Ясмин передернула плечами. — Это было ужасно. Он кипел от злости. Лизан обратился к Алексу Бен-Рашиду, и этот притон был уничтожен. Да и сама сеть преступной торговли детьми попала под пристальное внимание властей. А ведь раньше преступники действовали почти в открытую. Судя по всему, люди Ладрама имели ко всему этому самое прямое отношение. Потому-то Ладрам и хочет отомстить Лизану за поражение. Он не привык проигрывать.

— Я не буду больше мучить вас, Ясмин, воспоминаниями, хватит, — сказала Билли. — Вы поможете мне одеться и, если захотите, проводите меня в этот «Серебряный Полумесяц», но дальше я буду действовать самостоятельно. Вы же вернетесь в Казбах.

— Но я не могу оставить вас одну. То, что вы надумали, — чистое безумие! К чему рисковать так безрассудно?!

— Нет, — ответила Билли мягко, но твердо. Она захватила ворох одежды и направилась переодеваться. — Я упряма, Ясмин. Моего друга схватили из-за меня, Юзеф — это моя проблема, и я решу ее сама.

— Охранник сказал, что они держат его в задней части здания, — сказала Ясмин, когда они остановились возле двери маленького магазинчика напротив «Серебряного Полумесяца». — Вторая зеленая дверь.

— Хорошо, — ответила Билли, поправляя волосы и натягивая капюшон, чтобы скрыть лицо. — А теперь возвращайсь в Казбах и ждите меня.

— Я не знаю… — с сомнением в голосе произнесла Ясмин. — Может быть…

— Идите, — твердо сказала Билли и с благодарностью поцеловала Ясмин в щеку. — Спасибо вам за все!

Билли уверенной походкой пересекла улицу и решительно открыла дверь клуба.

Она тут же окунулась в клубы табачного дыма и звуки восточной музыки, исполнявшейся на цимбалах и еще каких-то незнакомых ей местных инструментах. Сквозь табачный дым она с трудом различала силуэты людей, сидевших за столами. Все внимание присутствующих было направлено на площадку в центре зала, на которой в танце стремительно вращала бедрами роскошная красавица. «Интересно, — подумала Билли, — как ей удается при таком темпе не растерять свой наряд?» Полумрак и захватывающее шоу были ей на руку. Оставалось только придумать, как быстрее и незаметнее проникнуть в задние помещения.

Недалеко от площадки, где танцевала красавица, в арочном проеме была дверь, занавешенная плотными портьерами. Билли сразу приметила ее и с осторожностью стала продвигаться вдоль стены, держась подальше от близко поставленных столиков. Неожиданно она чуть не налетела на стол в углу зала. На нем Билли заметила поднос и белую салфетку, оставленные официантом. «Что может быть естественнее официанта в кафе? — промелькнуло у нее в голове. — И что может быть привлекательнее для двух стражников, чем бутылка вина?» Она подхватила поднос и перекинула белую салфетку через левую руку. Все выглядело очень правдоподобно, дело было только за вином.

Билли остановилась у столика, за которым сидели двое бородатых мужчин, они были так поглощены зрелищем, что не глядя поставили на протянутый поднос два бокала с недопитым вином. Осмелев, Билли попробовала дотянуться до бутылки в центре их стола.

Но осторожное движение ее руки было остановлено протестующим жестом. Увы, даже очаровательная танцовщица не смогла отвлечь внимания мужчин от бутылки с вином.

— Плохое вино, — негромко произнесла Билли по-арабски. Она выразительно сжала горло рукой и высунула язык, как если бы отравилась этим вином. — Бутулизм!

«А вдруг по-арабски это звучит совсем не так?» — с ужасом подумала Билли. Но опасения ее были напрасны, потому что оба мужчины тут же отдернули руки от бутылки, как будто бы они внезапно обожглись. Билли быстро поставила бутылку на поднос и направилась к занавешенной арке.

Остановившись перед занавесом, Билли, чтобы успокоиться, глубоко вздохнула, поправила капюшон и, нервно облизав губы, шагнула в арку. Она очутилась в темном холле, куда выходили двери каких-то помещений. Из-под одной из дверей пробивался свет. Поставив на пол поднос, она вылила на пол остатки вина из бокалов, наскоро вытерла стаканы полотенцем, потом вновь перекинула полотенце через руку и, не оставляя себе времени на сомнения и страхи, постучала в дверь.

Билли услышала голоса и звук отодвигаемых стульев. Затем дверь приоткрылась, и перед ней возникло лицо молодого солдата в уже знакомой ей оливковой форме.

«Без оружия», — с облегчением подумала Билли.

— Вино, — проговорила она по-арабски, — от шейха Карима Бен-Рашида.

На лице солдата отразилось крайнее изумление. Очевидно, солдатам не разрешалось пить при исполнении своих обязанностей. Билли проклинала себя за свою оплошность.

— По одному бокалу, — поспешно добавила она.

Растерянность исчезла с лица солдата, и он, пропуская ее, обернулся к своему начальнику, сидящему за письменным столом в другом конце комнаты.

Билли бесшумно прошла в комнату, низко склонив голову. И все же Юзефа она увидела сразу. Он сидел крепко привязанный к стулу. Охранники, очевидно, играли в карты за столом, в центре которого стояла переполненная окурками пепельница. Острый взгляд Билли остановился на двух ружьях, прислоненных к стене у стола. Похоже, что в этот вечер ей сопутствовала удача. Видно, верно говорят, что удача благоволит безумцам.

Ставя поднос на стол, она услышала за спиной звук закрывшейся двери. Возясь со стаканами, Билли бросила взгляд на Юзефа, чтобы понять, какое впечатление произвело на него ее внезапное появление. По его лицу трудно было прочитать хоть что-то: лицо Юзефа оставалось непроницаемым. Но когда он бросил взгляд на охранника, скулы на его лице дергались так явственно, что Билли не стала осуждать охранников за то, что они так крепко привязали этого Самсона к стулу. Одетый в широкие темные брюки, замшевые ботинки и белую рубашку с длинными рукавами, закатанными выше локтя так, что были видны его могучие мускулы на руках, он напоминал злого духа из восточных сказок, одурманенного волшебным зельем. Охранник, открывший дверь, вернулся на свое место и взял в руки карты. Билли сделала глубокий вздох и ощутила, как сильно забилось ее сердце. «Теперь или никогда», — с волнением подумала она.

Сделав шаг, она оказалась у стены с ружьями и схватила одно из них. В тот же миг послышался звук отодвигаемого стула. Билли развернулась и направила ружье на охранника, которого посчитала главным.

— Стоп, — крикнула она, держа пальцы на спусковом крючке. — Стоять.

«Звучит, как команда собаке, — подумала она. — Как быть грозной, когда почти не говоришь по-арабски?»

Очевидно, охранники были слишком растерянны, чтобы ослушаться ее приказа, и слишком взволнованны видом ружья, направленного на них, чтобы сопротивляться.

— Я сейчас развяжу тебя, Юзеф, — произнесла она, сбрасывая капюшон с головы.

— Ты не должна быть здесь, это опасно! — крикнул Юзеф. — Уходи немедленно, я сам разберусь с ними.

— Очень неблагодарно с твоей стороны, Юзеф, — ответила Билли, внимательно следя глазами за охранниками.

— Тебе вообще незачем было сюда являться, глупая девчонка! — Юзеф явно не испытывал к ней благодарности. Его голос звенел от волнения.

— Да успокойся, Юзеф, — с чувством ответила Билли. — Может, хватит опекать меня? Хотя бы сейчас, когда я тебя спасаю, можешь ты быть покладистым?

Охранник с мальчишеским лицом внезапно сделал шаг вперед, но Билли поспешно подняла опущенное было ружье и крикнула:

— Стоять!

Юноша замер на месте. Наверное, она выглядела гораздо более решительной, чем предполагала сама. Теперь надо было ухитриться и как-то развязать Юзефа. Билли с досадой подумала, что ей не пришло в голову захватить с собой нож. Оглянувшись в поисках чего-нибудь подходящего, Билли приметила винную бутылку. «Битое стекло — это то что надо», — удовлетворенно подумала она.

Взяв бутылку за горлышко и не спуская глаз с охранников, Билли стала пятиться назад, пока не оказалась за стулом, к которому был привязан Юзеф. Держа ружье одной рукой, она ударила бутылку об угол стола, но бутылка не разбилась.

— Они же всегда бьются, — в недоумении пробормотала она. — Я никогда не видела ни одного фильма, в котором бы бутылка не разбилась.

Она вновь попробовала разбить бутылку. На этот раз на стекле лишь появилась трещина.

— Из чего же, черт возьми, здесь делают бутылки?! — простонала Билли.

— Не лучше ли поискать в столе нож для открывания писем? — раздался голос Дэвида. — Я думаю, так было бы гораздо проще, Цветок Пустыни.

— А ты что здесь делаешь? — спросила Билли, уставившись на него. И сама ответила на свой вопрос: — Значит, Ясмин рассказала тебе обо всем!

Он кивнул и вошел в комнату.

— Она не могла допустить, чтобы с тобой что-нибудь случилось, и прибежала ко мне за помощью.

Улыбаясь, он подошел к маленькой фигурке с ружьем в руках.

— Думаю, она не стала бы так волноваться, если бы увидела тебя сейчас.

— Мне не нужна ничья помощь, я же сказала ей, — бросила раздраженно Билли и стала открывать один за другим ящики письменного стола. В одном из них она действительно обнаружила нож для писем. С удовлетворением она заметила, что лезвие было достаточно острым, чтобы разрезать толстую веревку.

Молодой охранник внезапно сделал шаг к Дэвиду:

— Лизан, у нас есть приказ держать этого человека под стражей, ты можешь остановить ее?

— Похоже, что она будет настаивать на своем, Абдул, — медленно произнес Дэвид. В его глазах была нерешительность. — Я думаю, что лучше позволить ей делать то, что она хочет.

— Позволить мне?! — фыркнула Билли. В этот момент веревка лопнула, и Юзеф стал выбираться из пут.

— Я не вижу другого выхода. Пойдем, Юзеф, ты — впереди, а я тебя прикрою.

Пробормотав что-то себе под нос, Юзеф быстро пересек комнату. Билли медленно двигалась за ним, не спуская глаз с молодого охранника, который, казалось, готовился к прыжку.

Но прыгнул не Абдул, а старший охранник, воспользовавшись тем, что ее внимание было отвлечено. Он кинулся к ней со свирепостью, достойной лучшего противника, и вырвал ружье из ее рук. Ужас охватил Билли, когда она увидела его искаженное злобой лицо.

— Нет!

Она услышала резкий крик Дэвида и не успела оглянуться, как он был рядом. Ударом из арсенала карате в шею он уложил Абдула на пол, затем точным ударом в пах заставил второго охранника скорчиться от боли.

— Пошли, — бросил он зло и, повернувшись, схватил ее за локоть. — Нам лучше поскорее убраться отсюда. Не думаю, что они станут любезничать с нами, когда придут в себя.

Они вышли втроем в холл без помех, пересекли окутанный сигаретным дымом зал и бросились к главному входу. На бегу Билли услышала крики сидящих за столами, подбадривающих таким образом прекрасную танцовщицу.

Они выскочили наружу и, не задерживаясь, помчались вниз по узкой пустынной улице, мощенной булыжником. Они были уже в трех кварталах от «Серебряного Полумесяца», когда Дэвид резко остановился и втолкнул их в темный проем между домами.

Все они задохнулись от быстрой ходьбы, и Билли, прислонившись к стене, с придыханием спросила:

— Как ты думаешь, мы в безопасности?

— Я не слышал звуков погони, — ответил Дэвид, — думаю, что мы бы их услышали на булыжной мостовой.

Дэвид взглянул на своего спутника и вежливо произнес:

— Кажется, мы не познакомились? Я Дэвид Брэдфорд, а вы, должно быть, Юзеф Ибрагим?

Юзеф поклонился.

— Лизан, — спокойно произнес он, — я слышал о вас на городских базарах. Мне понадобился целый день, чтобы выяснить, куда увезли Билли.

— Меня никуда не увозили, — сказала Билли. — Я добровольно поехала в Казбах, и здесь я в полной безопасности. — Нахмурившись, Билли добавила: — Я так думаю.

— Да, это так, — ответил Дэвид, убирая с ее лба растрепавшиеся волосы. — Рядом со мной ты всегда в безопасности, Билли.

— Рада это слышать. — Билли скорчила гримасу. — Ты должен рассказать об этом Кариму, рядом с ним я совсем не чувствую себя защищенной.

— Я непременно сделаю это, — сказал Дэвид с серьезным лицом. — Мне очень жаль, что все так вышло, Билли. Я обещаю, что больше ничего подобного не случится.

— Тут ты прав, — подтвердила Билли. — Потому что Юзеф уедет из Зеландана сегодня ночью, а я — как только починят мою машину.

— Нет, — вмешался Юзеф, — я не оставлю тебя здесь одну. Мы сегодня же уедем отсюда вместе.

— Я не могу бросить здесь джип, — нетерпеливо перебила его Билли. — Он не мой. Я взяла его во временное пользование у кинокомпании, которая снимает «Приключение в пустыне». Не беспокойся за меня, Юзеф. Со мной будет все в порядке. Весь этот переполох оттого, что Карим волнуется о безопасности Дэвида. Если он будет уверен, что я никакая не террористка и не собираюсь убивать Дэвида, он не причинит мне никакого вреда.

— Я никуда без тебя не уеду, — прорычал Юзеф.

— Никто из вас никуда не уедет, — перебил их Дэвид со спокойной решительностью. — Вы оба вернетесь вместе со мной в Казбах. Ни одному из вас нет никакой необходимости никуда убегать. Это говорю вам я. Я в состоянии держать ситуацию под контролем.

— Даже после того, что случилось сегодня ночью? — Билли вопросительно подняла брови. — Я не могу рисковать свободой Юзефа, это было бы слишком опасно после того, что случилось в «Серебряном Полумесяце». Кариму вряд ли понравится, что его приказы не выполняются.

— Никакого риска нет. — Даже в темноте можно было разглядеть суровое и решительное выражение на лице Дэвида. — Я позабочусь, чтобы вы оба были в безопасности. Поверь мне, Билли. Сегодня вечером ты обещала, что останешься со мной еще немного, ты помнишь? — Он дотронулся до ее щеки с такой лаской, что в глубине ее души возникло какое-то болезненное ощущение. — Ты же не станешь нарушать свое слово?

— Но Юзеф…

— Будет свободен и в безопасности, — перебил Дэвид, глядя ей в глаза. — Поверь мне.

Билли вспомнила, как ее пальцы прикоснулись к чудесной гитаре, представила себе комнату, полную цветов и воздушных шаров, а в ней сильного мужчину, держащего за руку ребенка, разделяя с ним его боль и страх. Эти воспоминания обрушились на нее золотым дождем. Она почувствовала комок в горле и слезы на глазах. Как она может не доверять ему!

— Да, я верю тебе, — прошептала она. И, повернувшись к Юзефу, сказала: — Мы вернемся вместе с Дэвидом в Казбах.

Глава 6

Не успели они войти в ворота Казбаха, как встретили мрачного Клэнси Донахью.

— Ну, Билли, сегодня вечером вы натворили черт знает что!

С некоторой долей удивления Клэнси вглядывался в Юзефа.

— Вы в самом деле его освободили? Когда Абдул позвонил из ночного клуба, он был совершенно не похож на себя, мямлил что-то про вино, про какую-то девушку, державшую охранников под прицелом. — Его губы плотно сжались, когда он взглянул на Дэвида: — О твоих подвигах мне тоже сообщили. Я бы не стал тебя учить карате, если бы знал, что ты будешь драться с моими людьми, Дэвид.

— У меня не было другого выбора, — просто ответил Дэвид. — Они пытались схватить Билли.

— Если верить тому, что слышал я, это она их заставила, — холодно возразил Донахью. — Но, в конце концов, ты посчитал возможным привести их в Казбах. Карим был бы в ярости, если бы ты позволил им убежать.

— А они и убежали, — прервал его Дэвид. — Они вернулись сюда по собственной воле после того, как я заверил их, что взятие под стражу Юзефа было ошибкой.

— Ничего себе ошибка, — с негодованием произнесла Билли, — держать под стражей невиновного человека, не предъявив ему, как это принято везде, никакого обвинения.

— Седихан — это абсолютная монархия, и у нас не принято это делать, — ответил Клэнси. — И если быть точным, он не был под настоящим арестом, мы задержали его, чтобы выяснить, не связан ли он с Ладрамом.

— Что еще вы хотели узнать, ведь вся нужная информация есть в досье, которое вы собрали на меня, — сказала Билли.

— В вашем досье об Ибрагиме практически ничего нет. Когда он появился здесь так внезапно и, применяя силу, стал требовать свидания с вами, мы решили, что необходимо разузнать подробнее о его прошлом.

— Применяя силу?

— Да, он ударил одного охранника у ворот, а второму поставил под глазом здоровенный синяк.

— О, Юзеф, — вздохнула Билли, повернувшись к мрачному гиганту, стоявшему рядом с ней. — Ты не должен был этого делать.

— Они не пускали меня внутрь, — сердито ответил он. — Дом с солдатами и грубыми охранниками не место для тебя. Это небезопасно, а меня не было рядом, чтобы тебя защитить.

— Но здесь был я, — тихо возразил Дэвид. — Представляю, как вы были обеспокоены, но, начиная с этого момента, вы должны знать, что, когда Билли со мной, она в полной безопасности. — Дэвид пристально смотрел в глаза Юзефу. — Вы поняли меня, Юзеф?

Ответный взгляд Юзефа был изучающим, потом он кивнул и произнес:

— Да, Лизан, с тобой она в безопасности.

— Но будешь ли ты в безопасности рядом с ней? — Голос Карима Бен-Рашида разорвал воцарившуюся только что тишину.

В темно-красном восточном халате, медленным шагом шейх Карим приближался к ним.

— Рядом с женщиной, друзья которой применяют силу, где бы они ни появились, с женщиной, которая держала под прицелом двух моих солдат и освободила своего сообщника?

— Сообщника? — повторила опешившая Билли.

— А с кем бы я был в безопасности? — Глаза Дэвида блестели. — Я думаю, что теперь мне стоит попросить именно Билли быть моим телохранителем. Если бы ты видел, как она стояла там с ружьем наперевес! Это было незабываемое зрелище, Карим. Думаю, что такому старому вояке, как ты, это должно было бы понравиться.

Карим бросил на Билли взгляд, в котором на секунду мелькнула усмешка.

— Полагаю, это было забавно, — раздраженно согласился он. — У нее храброе сердце, приходится признать хотя бы это. Но это не значит, что она поступила справедливо.

— Ищи все доказательства, которые ты хотел бы найти, — ответил Дэвид. — Но пока ты будешь это делать, Юзеф и Билли будут свободны, как птицы. Поселим Юзефа рядом с Билли, а ты прикажешь своим людям, чтобы их оставили в покое.

Карим что-то невнятно пробормотал, но вслух сказал:

— Это звучит как приказ, Дэвид. — Его глаза сверкнули. — Но я не тот человек, который позволит мальчишке командовать собой. Я буду делать то, что сам сочту нужным.

— Но я уже не мальчик, — возразил Дэвид. — Мне кажется, Карим, что иногда ты об этом забываешь. Я взрослый человек со своими собственными желаниями. Это была только просьба, но если ты мне откажешь, то я буду требовать этого.

— А если я все равно сделаю по-своему?

Глаза Дэвида погрустнели:

— Тогда я скажу тебе: «Прощай, старый друг». Но я не хочу делать этого. Слишком многое нас связывает, не так ли, шейх Карим?

Карим тяжело вздохнул, и в первый раз за все это время Билли увидела, как он стар.

— Она так много значит для тебя?

Дэвид кивнул в ответ.

Долгое молчание предшествовало словам Карима:

— Будет так, как ты хочешь. Заботься о себе сам, если не разрешаешь мне делать это.

Он повернулся, собираясь уходить.

— Уже поздно. Увидимся за завтраком.

И шейх направился к выходу старческой походкой, совсем ему не свойственной.

— Он побежден, — прошептал пораженный Клэнси. — За все годы, что я работаю на него, такое вижу в первый раз.

— Ему трудно смириться с тем, что он стар, — сказал Дэвид с грустью и повернулся к Клэнси: — Пожалуйста, найди Ясмин и попроси ее устроить Юзефа. Она, должно быть, в комнатах Билли. Она очень волновалась из-за нашей гостьи, и я посоветовал ей дождаться ее там. — Улыбаясь, он обратился к Юзефу: — Если вы последуете за Клэнси, то, уверен, вас устроят получше, чем прежде.

Юзеф помедлил немного, глядя на Билли, а потом бросил задумчивый взгляд на Дэвида. Пожав плечами, он последовал за Клэнси по коридору.

— Что бы ты сделал, если бы шейх не послушал тебя? — спросила Билли.

— Уехал из Зеландана, — спокойно ответил Дэвид. — Я тверд в своих решениях и никогда не лгу старым друзьям. Он знал это, иначе бы он не подчинился.

— Ты бы уехал из Казбаха? — пораженно переспросила Билли. — Я не могу поверить в это! Ты ведь по-настоящему любишь этого старого диктатора. Это так заметно.

— Я люблю его, — тихо ответил Дэвид. — Но я дал тебе слово и должен был сдержать его. Ведь ты бы покинула меня, если бы я не сделал этого.

Она почувствовала, как жаркая волна радости окутала ее.

— Тебе действительно так важно, чтобы я осталась?

— Я думаю, ты знаешь ответ. — Он улыбнулся печальной улыбкой. — Я пытался сказать тебе это с самого начала, но ты не хотела меня слушать. Теперь я скажу эти слова, хотя знаю, что ты еще не готова их принять. Я люблю тебя, Билли, и хотел бы провести вместе с тобой все отпущенное мне на земле время. — Он поднял руку, когда она хотела заговорить. — Но я готов принять любое твое решение.

Ее сердце было переполнено противоречивыми чувствами. Страх, грусть и радость слились воедино. И от силы этих чувств она совершенно растерялась. Он стоял и смотрел на нее своими прекрасными печальными и мудрыми глазами. Что нужно сделать ей, чтобы грусть навсегда исчезла из его глаз?! Любит ли она его? Ответ на этот вопрос теперь был ей известен. Да, она любит его. И это открытие явилось для нее большим испытанием, чем те огромные усилия, которые она прилагала, чтобы скрыть от себя самой свои чувства.

Но она не может ответить ему тем же. Как же она безрассудна! Она должна была уйти еще там, в песках, и тогда бы они не оказались в подобной ситуации. В глазах Дэвида было столько боли, что она не могла этого вынести. Она не могла ответить ему тем, что он хотел услышать, но в ее воле было сделать так, чтобы боль и страдание покинули его. Она понимала, что, если не сделает этого, чувство вины никогда не даст ей жить легко и спокойно.

Она подошла ближе и обняла Дэвида. Она чувствовала его напряженное ожидание.

— Дэвид? — Он был такой теплый, такой сильный, такой любимый Лизан. — Я не могу. — По ее щекам текли слезы. — Я ничего еще не знаю, я ничего не могу тебе обещать… Все случилось так неожиданно, у меня своя жизнь, а ты…

Его рука закрыла ей губы, его голос звучал тихо и мягко:

— Так и должно было быть, Цветок Пустыни, успокойся. Я слишком поспешил.

— Дэвид, — прошептала Билли, уткнувшись лицом в его грудь. — Ты сказал, что примешь от меня все, что я смогу тебе дать. Мы можем быть вместе… на рассвете.

Она почувствовала, как напряглось все его тело.

— Ну нет, — с жаром произнес он. — Я не могу принять это от тебя только потому, что ты чувствуешь себя обязанной мне.

— Нет. — Она отстранилась от него так, чтобы он мог видеть ее глаза. — Я вправду хочу быть твоей. — И внезапно она осознала, что за этими словами скрывалось желание сохранить драгоценное воспоминание о нем, когда его не будет рядом с ней. Расстаться с ним навсегда, не узнав его, не познав его ласк и любви, было выше ее сил. — Пожалуйста, Дэвид, я хочу этого.

Он внимательно смотрел ей в глаза, и постепенно напряжение покидало его.

— Я был бы глупцом, если бы не согласился принять твой дар. — Он нежно провел указательным пальцем по ее щеке. — Мы встретим рассвет, любовь моя. — Дэвид наклонился и поцеловал ее в губы. — Но сначала я хочу, чтобы ты еще раз подумала об этом и убедилась, что ты действительно этого хочешь. Через час я буду в оранжерее, и, если ты не передумаешь, Ясмин проводит тебя ко мне. — Внезапно он с силой прижал Билли к себе. Она чувствовала, как сильно бьется его сердце. — И все же я верю, что ты придешь, любовь моя, — прошептал он горячими сухими губами, и в словах его звучала надежда.

И прежде чем она ответила, он оттолкнул ее от себя и бросился вон из холла, не оглядываясь.

Распахнув двери оранжереи, Билли замерла от изумления. Она была поражена ее размерами. Стеклянная крыша поднималась над ее головой на семьдесят пять футов, а восхитительный сад под арочными сводами был настолько прекрасен, что казался волшебным. Извилистые дорожки были проложены сквозь густые заросли цветов и деревьев. Лунный свет, проникавший сквозь стеклянную крышу, словно окутывал каждый цветок волшебной дымкой. Королевские лилии, золотые ноготки, алая герань, красновато-коричневые хризантемы, белые фиалки, растущие повсюду маленькими кустиками. А запахи! Запахи были такими сильными и пьянящими, что Билли пришлось на минуту остановиться, чтобы привыкнуть к чудесному аромату сотен цветущих растений. Билли дернула за ручку, и дверь захлопнулась с резким стуком.

— Сюда, Билли.

Она пошла в направлении, откуда слышался голос Дэвида, как во сне, медленно ступая по дорожке, минуя олеандры, усыпанные крупными кистями цвета слоновой кости, мимо джакаранда, чьи лиловые цветы касались ее лица бархатными лепестками, мимо выложенного мозаикой тихо журчащего фонтана, окруженного папоротником, где прямо на воде цвели цветы, похожие на звезды. Билли ощущала себя как во сне, настолько все вокруг было прозрачным и фантастически прекрасным.

За следующим поворотом дорожки Билли увидела Дэвида, стоящего на коленях на земле, за его спиной неярким светом горел мавританский фонарь. Дэвид был в темных джинсах и черной рубашке с длинными рукавами, и на этом фоне его золотые волосы и бронзовый загар выделялись особенно ярко. И это был живой, реальный Дэвид, а не смутный образ несбыточного сна.

Он обернулся, едва она остановилась в нескольких метрах позади него, и сияющая улыбка, озарившая его лицо, когда он увидел ее, была прекраснее всего того, что Билли увидела в этом волшебном саду.

— Я так боялся, что ты передумаешь, — сказал он. — Подойди ко мне, я хочу кое-что тебе показать.

Она медленно преодолела расстояние, разделявшее их, и присела возле него.

— Твой сад так прекрасен, Дэвид, — сказала она тихо. — Даже во сне я никогда не видела ничего подобного.

— Он волшебный, правда? — Его взгляд был сосредоточен на маленьком зеленом росточке, который он заботливо сажал в землю. — Так много любви и красоты собрано в одном месте. Иногда мне удается уловить, как растут цветы и деревья, я словно слышу биение самой жизни.

— Биение жизни?

— Да! Оно повсюду окружает нас, мы можем услышать его, если захотим. Оно напоминает мерные удары нашего собственного сердца. Иногда этот звук напряженный, а иногда чистый, как звон колокольчика. Ты никогда этого не замечала?

Она качнула головой:

— Боюсь, что нет.

Он взял ее руку и положил на теплую мягкую землю.

— Прислушайся, — сказал он. — Почувствуй биение жизни и музыку тьмы. Слышишь что-нибудь?

— Да, мне кажется, я слышу, — изумленно ответила Билли.

Ее руки были в его сильных руках, и он прижимал их к теплой земле. Но она не была уверена, что слышит биение жизни, а не удары сердца Дэвида. Возможно, эти звуки слились в ее восприятии.

Его руки дрогнули, и он разжал пальцы.

— Мне не нужно было прикасаться к тебе. Я не хочу отпускать тебя, но мне необходимо закончить эту работу. Я собирался посадить здесь эти цветы. Мне надо было чем-то заняться, пока я ждал тебя.

— Что это за цветы?

— Анемоны, — ответил он.

Она засмеялась:

— Я никогда не слышала, чтобы для подавления сексуального желания мужчина занимался цветоводством.

— Это не просто сексуальное желание. Это ожидание рассвета и цветения. Я не просто сажаю цветы, я следую традиции. Я верю в традиции, любовь моя. Они наполняют жизнь смыслом и красотой.

— А в чем смысл этой традиции?

— В любви, — просто ответил Дэвид. — Я сажаю свой цветок пустыни в центре и окружаю его розовыми гвоздиками. Ты знаешь, что гвоздика символизирует любовь.

— Нет, не знала, я всегда думала, что только розы — символ любви.

— Цветов, символизирующих любовь, несколько. Каждый из них означает какое-то одно определенное свойство этого чувства. — Билли заметила, как на лицо Дэвида вдруг словно опустилась тень. Он поспешно опустил глаза на слабый росток, который сажал. — Однажды я посадил целый сад из цветов любви для моей матери на нашем ранчо в Техасе.

— Как это прекрасно! — воскликнула Билли воодушевленно. — Представляю, как она, наверное, любит этот сад.

— Это было просто необходимо сделать, — проговорил Дэвид уставшим голосом. — Моя мать столько страдала по моей вине! — Его голос стал более резким после паузы: — Я надеялся, что этот сад как-то облегчит ее муки.

— Муки?

— Я почти разрушил ее жизнь, как и свою тоже, когда экспериментировал с наркотиками в колледже. Я-то заслужил все это, потому что был полным идиотом и эгоистом, а она — нет. — Он закрыл глаза. — Ты не можешь себе представить, каким был страшным первый год. Ночные кошмары, страх. Меня как будто сжигали заживо. А когда я пришел в себя, прежнего Дэвида не было, а новый родился из адского пламени, через которое я прошел. Мать не могла смириться с этим. У нее было нервное потрясение, и мой отец боялся, что потерял нас обоих.

— Тогда-то Алекс и Бри увезли меня в Седихан в надежде вернуть матери ее прежнего сына. Врачи… — Он пожал плечами. — Они были способны восстановить мои силы, память, умственные способности, но они не могли совершить чуда. Они не в состоянии воскресить человека, который умер в том пламени. Я надеялся, что со временем она привыкнет ко мне другому. Но когда два года назад я вернулся на ранчо, то понял, что заблуждался, ничего не изменилось. Ей было нелегко со мной, и от этого она страдала еще больше. Она не могла забыть меня прежнего, а я убил в себе этого человека, которого она любила больше всех на свете. Она была очень любящая и заботливая мать. — Внезапно он с силой вжал кулаки прямо в землю. — Но она никогда не сможет любить меня так, как любила когда-то. Моя мать словно сама сгорела в том пламени.

— Дэвид… — Билли почти ничего не видела сквозь пелену слез. Она чувствовала его боль, как свою собственную, и боль эта была совершенно невыносимой. — Я уверена, ты ошибаешься. Конечно же, она любит тебя.

— Нет, не ошибаюсь. Я заставил ее слишком сильно страдать. А своим присутствием я лишь напоминаю ей об этих страданиях. — Он медленно разомкнул руки, и черная земля посыпалась сквозь его пальцы. — После той поездки я больше ни разу не был дома. Я встречался с отцом в Нью-Йорке в прошлом году, когда летал туда по делам, связанным с книгой, а матери не видел. Не знаю, увижу ли ее когда-нибудь. — Он порывисто вздохнул и, встав с колен, дотянулся до полотенца и вытер руки. — Но с ней все в порядке. Теперь она счастлива. Я отправил к ней чудесную девочку, которая нуждается в ее любви так же, как моя мать нуждается в том, чтобы заботиться о ком-то.

«Зайла, — догадалась Билли. — Дэвид находит способ утешить любого, но не себя самого». Она с испугом подумала о том, что только что собиралась разбить его и без того страдающее сердце.

Увидев испуг на ее лице, Дэвид улыбнулся:

— Не принимай все так близко к сердцу. В этой истории нет ничего ужасного. Я же сказал тебе, что с мамой все в порядке и со мной тоже. У меня есть друзья, которые любят меня, а Седи-хан стал моим домом. Невозможно одному человеку иметь все сразу.

В этот момент Билли хотела, чтобы все его любили и все, к чему он стремится, получалось у него. Он заслуживал это.

— Мы не можем иметь все, — она взглянула на него с таинственной улыбкой, — но мы можем попробовать. Ты не забыл, зачем я пришла сюда?

— Как я мог забыть?! — Он поднялся и взял ее за руку. Глаза его заблестели. — Я все время думал об этом с тех пор, как расстался с тобой сегодня вечером. — В одной руке у него были полотенце и фонарь, другую он протянул Билли и помог ей подняться. — Пойдемте, миледи, позвольте показать вам спальню.

Дэвид повел ее к цветочной изгороди, стоящей в центре оранжереи, задержавшись у одного из мозаичных фонтанов, чтобы помыть руки. Приблизившись к изгороди, Билли заметила в ней крохотный проход. Склонив голову, она прошла сквозь цветочную арку, и они оказались в спальне. С трех сторон это пространство окружала цветочная изгородь, а четвертая стена представляла собой решетку, увитую душистой жимолостью.

Получалась небольшая уютная комната. У дальней стены стояла резная железная скамеечка, в центре — большая софа, покрытая шелковой тканью цвета слоновой кости, поблескивающей в лунном свете.

— Я прихожу сюда, когда мне хочется уединиться, — сказал Дэвид, ставя на землю фонарь.

На лице Билли отразилось сомнение.

— Для создания романтической обстановки здесь все подобрано идеально.

— Это сделано в твою честь, Цветок Пустыни. — Он заключил ее в свои объятия с такой страстью, что у нее подогнулись колени. — Никакой дисгармонии этой ночью, любовь моя. Только сладостное слияние и восторг.

Его губы припали к ее губам с такой чувственностью, так нетерпеливо и сильно, что ее губы сами открылись навстречу ему в неосознанном желании. Дэвид с тихим стоном все крепче сжимал ее в объятиях. Билли чувствовала его страстное желание, и это доставляло ей наслаждение, которое она еще никогда в жизни не испытывала. Она вжималась в него, ощущая, как каждое ее движение заставляет содрогаться все его тело. Ей хотелось длить эти мгновения бесконечно, ощущать свою власть над ним и чувствовать, как всю ее охватывает огонь желания.

Внезапно Дэвид с силой сжал ее бедра, и его тело стало ритмично двигаться, то прижимаясь к ней, то отдаляясь. Ей пришлось ухватиться за его плечи как можно крепче, потому что она почувствовала, как силы покидают ее. Она подняла голову и увидела, что лицо его пылает, а глаза блестят.

— Это еще один из ритмов жизни. — Его руки блуждали по ее телу, касались, гладили, жаждали охватить ее всю целиком.

— Да, о, да! — Глаза ее потемнели и затуманились, ей казалось, что она вот-вот может умереть от сжигающей ее страсти.

— Я покажу тебе и другие способы проникнуть в тайну жизни. Хочешь ли ты меня так же сильно, как я хочу тебя? Скажи мне!

— Я хочу тебя. — У нее едва хватило сил, чтобы произнести эти слова, потому что дрожь сотрясала ее тело. Он снова и снова прижимал ее к себе, и она простонала, не в силах больше сдерживать столь сильное желание: — Я хочу тебя сейчас, Дэвид. Я больше не могу ждать.

Билли слышала его прерывистое дыхание и сильные удары его сердца. Потом он отстранил ее от себя и сказал:

— Одному Богу известно, как я хочу тебя сейчас. Но еще не пришло время, Цветок Пустыни. Я хочу, чтобы мы вспоминали эти мгновения всю жизнь. Помнишь, я рассказывал тебе о традициях. Очень важно, чтобы это произошло на рассвете.

Он осторожно снял с нее майку и отбросил в сторону, не отрывая горящего взгляда от ее груди.

— Мои тюльпанчики, я заставлю их расцвести, любовь моя.

Не спеша он стал снимать с нее легкие сандалии, потом джинсы вместе с трусиками.

Затем опустился на пол и стал рассматривать ее с таким восхищением, что казалось, огонь его глаз способен воспламенить все вокруг.

— Прекрасная, сильная и готовая к любви.

Дэвид наклонился вперед и прижался головой к ее животу. От его слегка колючей щеки по ее коже пробежали мурашки.

— Ты очень чувственная и соблазнительная.

— Я не знаю…

— А я знаю, — с уверенностью перебил он ее. — Хочешь, я докажу тебе это?

Он прижался к ней, слегка покусывая ее нежный живот, целуя и лаская осторожно языком.

— Забудь про все, что тебя гнетет, расслабься и отвечай на мои ласки. — Он легко пробежал пальцами по ее животу. — Ты дрожишь? Я чувствую это под своими пальцами. Ты такая нежная и томная. — Он гладил ее все сильнее и сильнее, пока легкий стон не вырвался у нее из груди.

— Чувственна и восхитительно сексуальна, — прошептал он.

Наконец он притянул ее к себе и прижался губами к ее губам с такой страстью, что ей показалось, что она теряет сознание. Он легко опустил ее на спину на шелковое покрывало и лег на нее. Даже через одежду она ощутила жар его тела.

— Ты все еще одет, — прошептала она, едва его губы оторвались от ее, чтобы покрыть поцелуями ее тело.

— Да. — Он поднял голову и хитро прищурился, встретившись с ней глазами. — А ты совершенно раздета. Ты чувствуешь что-нибудь особенное?

— Что? — смущенно переспросила она. — Свою уязвимость, наверное.

— Больше ничего? — мягко спросил Дэвид. И он прижался грудью к ее груди.

Шероховатая ткань рубашки слегка щекотала ее голую грудь, и это, неожиданно для нее, возбуждало.

— Может быть, еще что-нибудь, любовь моя?

Да, было и еще кое-что. Беззащитность ее собственной наготы, превосходство его все еще одетого тела — все это усиливало эротическое возбуждение, пронизывавшее ее. Вскрикнув, она спрятала голову у него на плече, чувствуя, как ее спина изгибается ему навстречу.

— Я ждал этого, — сказал он охрипшим голосом. — Но мы не будем торопиться. — Его губы дотронулись до ее соска, и он вдохнул в себя горячий, свежий запах ее тела.

— Теперь я попробую твой мед, Билли.

Он сжал руками ее грудь.

— Разреши мне поласкать твою прелестную грудь. — Прикосновение его губ вначале было очень нежным, но затем становилось все более сильным, в то время как его пальцы сжимали ее грудь. В сладком бессилии она откинула голову на шелковую простыню.

— Ты чувствуешь биение ритма жизни, Билли? — Его горячий шепот еще сильнее разжигал в ней желание.

Внезапно его колено оказалось между ее ногами. От этого прикосновения у нее перехватило дыхание. Грубая ткань его джинсов царапала ее кожу, но она не обращала на это внимания.

«Биение жизни, — как в тумане думала Билли, биение ее трепещущего сердца, его губы на ее груди, его нога у ворот ее лона. Жаркое, гулкое, необъяснимое биение жизни. — Да, этот мощный пульс внутри меня — это биение самой жизни».

Наконец Дэвид поднял голову, и она увидела его разгоряченное, возбужденное лицо. Он тяжело дышал.

— Я чувствую, что не могу больше ждать. Наше время настало.

Он приподнялся, не отрывая от нее горящих любовью глаз. Его руки дрожали, когда он начал расстегивать свою черную рубашку.

— Через минуту я буду таким же уязвимым, как и ты. — Он смущенно улыбнулся. — Удастся ли мне наконец справиться с этими пуговицами?! — Он вытащил рубашку из брюк и снял ее, его бронзовые плечи будто светились в лунных бликах.

Он быстро скинул оставшуюся одежду и лег на софу рядом с ней.

— Иди ко мне, любовь моя, я хочу показать тебе, как хорошо нам будет вместе. — Он притянул Билли к себе и прижал к своей груди так крепко, что ей показалось, что она стала его частью. Его гладкое, теплое тело, мягкие волосы на груди и твердые мускулы — все это возбуждало ее. Не осознавая того, что она делает, Билли еще теснее прижалась к нему и услышала его низкий смеющийся голос:

— Не торопись, поверь, что скоро ты получишь все, что хочешь.

Он перевернул ее на спину, затем, приподнявшись, посмотрел на нее долгим изучающим взглядом своих темно-голубых глаз и сказал:

— Господи, ты ждешь меня и вся горишь от желания.

Он обхватил ее бедра, и через мгновение она почувствовала приятную тяжесть его тела, когда он вошел в нее, заполнив ее собой. Лицо его было сосредоточенно, а грудь вздымалась от тяжелого дыхания. Его движения были размеренны, как морские волны, лицо сосредоточенно, а грудь вздымалась от тяжелого дыхания. Его пальцы нежно ласкали ее, и от их прикосновений по всему ее телу разливался жаркий огонь.

— Дэвид, — сказала она, ее глаза возбужденно блестели, — я никогда…

— Я знаю, — мягко перебил он ее. — Я все знаю про тебя, любовь моя, ты в моем сердце навсегда.

Он внимательно посмотрел на нее:

— Я причинил тебе боль, Цветок Пустыни. Но через это надо пройти, зато потом все будет чудесно.

Дэвид снова притянул ее к себе и приник к ее губам.

Возобновив свое движение, он уловил еле слышный звук — нежный вздох, идущий откуда-то из глубин ее естества. Его движения были полны огня, и желания, и опустошающей силы. Боль прошла, и Билли почувствовала, как ее тело начинает двигаться в такт его движениям.

Откинув голову, она прогнулась дугой — гибкой, напряженной. Закрыв глаза, Билли позволила ему увлечь ее туда, где реальность смещается, торжествует одна лишь любовь, и за ее порогом остаются сомнения и здравый смысл. Стихли последние содрогания. Бутон их любви раскрылся, и она ощутила восторг и счастье.

— Солнце, Дэвид, рассвет. Господи, это чудо!

— Чудо. Я же обещал, что тебя ждет чудо, Цветок Пустыни, — прошептал Дэвид, все еще задыхаясь. Он повернулся на спину, не выпуская ее из своих объятий. — Чудо любви. Оно всегда будет с нами, дорогая моя девочка!

— В это невозможно поверить!

— Это случится с нами еще не раз. Поверь, любовь моя, — произнес он, обнимая ее. — Разве мы не счастливы сейчас?

— Да, очень, — прошептала она. — И так будет снова?

— Очень скоро, любовь моя. Сразу после того, как ты отдохнешь. У тебя был такой трудный день, я думаю, что тебе это просто необходимо.

«День. Неужели все это произошло со мной за один день, — с удивлением повторила про себя Билли. — Как много событий уместилось в такой короткий промежуток времени: ее гитара, Юзеф и „Серебряный Полумесяц“. Билли казалось, что все это произошло с ней давным-давно. Все для нее перестало быть реальностью, кроме объятий Дэвида.

— А ты уверен, что тебе не нужен отдых? — шутливо спросила она, пряча свое лицо у него на груди. — После всего, что произошло, я думаю, немного найдется мужчин, которым не нужен был бы отдых. Ты убедил меня в том, что я очень сексуальна. Разве не так? Если сексуальность проявляется и в ласках, то я побью все мировые рекорды. — Она подняла голову и поцеловала его долгим благодарным поцелуем. — Ты видишь, как я чувствительна к твоим ласкам, Дэвид?

— О да, любовь моя, — сказал он низким от волнения голосом, нежно убирая с ее лица растрепавшиеся волосы. — Мое тело всегда готово отозваться на твои ласки! И через пятьдесят лет я буду хотеть тебя так же, как сейчас, даже если ты будешь мне просто улыбаться.

Внутри ее все смешалось от отчаяния, пронзившего ее.

— Это слишком долго, — сказала она, стараясь не выдать сковавшего ее напряжения. — Я ведь говорила тебе, что не знаю, как долго я пробуду в Казбахе.

Он нежно сжал ее в своих объятиях:

— Не волнуйся, любовь моя, я обещал не задерживать тебя здесь. Оставайся со мной столько, сколько хочешь. Вот все, о чем я прошу тебя.

Она прижалась к нему, чувствуя, как ее сердце разрывается от безысходности. «Господи, это любовь, — думала Билли, — если бы это не была любовь, то разве бы я страдала так, как страдаю сейчас?!»

— Не думай, что я не хочу остаться, — прошептала она с горечью. — Я просто не могу. Всегда, как только я где-нибудь останавливалась и пыталась пустить корни, что-то происходило. Мной овладевало беспокойство, я впадала в панику, и мне хотелось убежать. — Она гортанно засмеялась. — Я сумасшедшая, правда?

— Нет, не сумасшедшая, — ответил он, целуя ее в висок. — Я все понимаю, Цветок Пустыни. Ты ведь в моем сердце.

Билли поняла, что тоже чувствовала Дэвида всем сердцем, только так и можно было понять его.

— Я попробую, — серьезно пообещала она, — я попробую остаться.

— Мне больше ничего от тебя не надо, — тихо ответил Дэвид. — Мы приложим все усилия, чтобы стать счастливыми. Теперь закрой глаза, радость моя, я хочу укрыть тебя в своих объятиях и охранять твой сон.

Ее веки медленно сомкнулись, но она еще лежала некоторое время без сна, с ноющим сердцем думая об ускользающем счастье и чудесах, которые так быстро кончаются.

Глава 7

— Посиди еще одну минуту спокойно, Юзеф, я должна еще немного посушить тебя феном. — Она закрутила последние бигуди на голове Юзефа и остановилась, рассматривая его голову. — Отлично получится, — произнесла Билли, надевая колпак фена на голову Юзефа.

— Господи, Билли, что ты делаешь, — спросил Дэвид, застыв от изумления в дверях ее комнаты.

— Что? — переспросила она, включив фен над головой Юзефа. — О, привет Дэвид, я освобожусь через минуту. — И прокричала Юзефу сквозь шум фена: — Девять минут.

Подойдя к Дэвиду, Билли нахмурила брови:

— Ты думал, я кромсаю его ножом?

— Билли, ты не будешь надо мной смеяться, если я поинтересуюсь у тебя, чем же он похож на ребенка? — Он закрыл дверь и прислонился к ней, с иронией глядя на гиганта под феном.

— Я решила сделать ему завивку, хотя он и спорил со мной по любому поводу: то ему не нравится запах жидкости для завивки, то процедура очень долгая. — Она нахмурилась. — Я, конечно, не профессиональный парикмахер, и времени ушло много. — Она понюхала свои пальцы и, сморщив нос, продолжила: — А он оказался прав по поводу этой жидкости.

— Завивку? — недоуменно повторил Дэвид. — Зачем ты это сделала?

— Потому что мне хотелось, чтобы он был похож на Тони Гэри — актера, который играл в «Муниципальной больнице». Знаешь такой сериал?

— «Муниципальной больнице»?

— Это телевизионный сериал. Некоторое время я была увлечена этим фильмом, когда работала в организации, занимавшейся делами индейцев в резервации.

Дэвид помотал головой:

— Зачем, ради всего святого, тебе нужно, чтобы он был похож на какого-то телевизионного актера?

— Не просто телевизионного актера, а на Тони Гэри, — с чувством произнесла Билли. — Это очень важно, чтобы он выглядел, как Люк из сериала, потому что Люк по роли очень тонкий, даже ранимый. Другие выглядят такими бодрячками. — Ее брови сошлись на переносице. — Не то чтобы Люк слабый, это просто…

Он прикрыл ее рот рукой:

— Дай-ка мне разобраться. Я так понял, что ты хочешь, чтобы он выглядел, как Тони Гэри. Теперь мы переключились на Люка. На кого все-таки он должен быть похож?

Она поцеловала его руку прежде, чем он успел убрать ее.

— Тони Гэри — это актер, играющий Люка Спенсера.

— Ты вернула меня к жизни, а то я испугался, что никогда не разберусь в этом, — улыбнулся Дэвид. — Теперь все ясно. Люк очень чувствительный парень?

— Ты правильно понял, — подтвердила Билли. — Нам не нужно, чтобы он выглядел заумным философом или чем-то в этом роде. Мы стремились создать образ чувствительного и ранимого человека.

— Ах, какие мы умные, — с усмешкой проговорил Дэвид. — Завивка поможет Юзефу стать чувствительным?

— Юзеф и так чувствительный, — возмутилась Билли. — Я просто хочу, чтобы его внешность отвечала его внутреннему содержанию. Он совсем не такой свирепый, каким кажется с первого взгляда. У него нежная душа, уж я-то знаю!

— У меня и в мыслях не было обижать твоего маленького послушного барашка, — мягко ответил Дэвид, глядя на могучего Геркулеса, покорно сидящего в плену фена. — Не думаю, что в Седихане найдется человек, который захочет его обидеть.

— В этом-то все и дело. Из-за его внешности его все боятся. Никто не дает себе труда разглядеть, какой он на самом деле милый.

«Милый», — повторил про себя Дэвид, вспомнив, как всего две недели назад этот милый человек избил двух охранников.

— Как же людям не стыдно быть такими несправедливыми к нему! И ты, значит, нашла решение проблемы?

— Да! Кудри, — просияла в ответ Билли. — У Люка были кудри, кудри по всей голове. Они так естественно и мягко лежали.

— Я надеюсь, что ты все-таки хочешь, чтобы он выглядел мужественным? Но, честно говоря, я удивлен, что Юзеф позволил втянуть себя в эту авантюру.

— Он, правда, сделал это без особого желания. — Билли сердито взглянула на Юзефа, все еще сидящего под феном. — Если бы не Дайна, он вообще бы не позволил мне все это.

— Кто это? Еще одна героиня сериала?

Билли отрицательно помотала головой:

— Она и ее семья держат ювелирную лавку на базаре. Это очень милая и скромная женщина. Но она боится Юзефа до смерти. Я встретила ее вчера утром, когда мы выходили с Юзефом в город. Ты ведь был очень занят работой над рукописью и не мог пойти со мной.

Она взглянула ему в глаза и ощутила, как желание волной пробежало по ее телу.

— Ты тратишь на меня слишком много времени, — глуховатым голосом сказала она. — Я ненароком слышала твой разговор с издателем, ты обещал выслать ему окончательный вариант рукописи в конце недели. Если бы ты не уделял мне столько внимания, тебе бы не пришлось работать ночами. Ты не ложишься раньше трех. Я боюсь, что ты просто надорвешься.

Дэвид погладил Билли по щеке, подразнивая ее.

— Поверь мне, что работа меня не утомляет, и ничто на свете не может помешать мне прийти к тебе и доказать свою любовь. — Его глаза блестели. — Надеюсь, я не разочаровываю тебя?

— Совсем наоборот! Ты демонстрируешь чудеса стойкости и неограниченных сексуальных возможностей. Я уже начинаю волноваться, что ты скоро начнешь заглядываться на других девушек.

— О, нет! — уверенно ответил Дэвид, и в глубине его глаз зажегся огонек. — Но когда я просыпаюсь, тебя уже нет рядом, и я не могу доказать тебе, как ты заблуждаешься на этот счет. Для этого я и пришел сюда. Почему бы нам не пойти ко мне, чтобы я доказал тебе, какая ты потрясающая женщина. Или ты мне докажешь это?

Она сделала порывистый шаг ему навстречу, но остановилась и отрицательно качнула головой.

— Сначала я должна закончить с Юзефом, — сказала она. — Я хочу, чтобы он выглядел наилучшим образом, сегодня днем он отправляется на свидание с Дайной.

— Ах да, тихая, скромная Дайна! Надеюсь, она по достоинству оценит ваши жертвы. Так уж это необходимо?

— О да, Юзеф без ума от нее, а она его боится как огня, — серьезно произнесла Билли. — Он больше не будет пугать ее своим дикарским видом и предстанет перед ней в совершенно новом свете.

— Тони Гэри?

Она довольно кивнула. Стараясь скрыть досаду, Дэвид подошел к ней и нежно поцеловал в нос.

— Я так понимаю, что ближайшие часы ты будешь занята. Может быть, не мешало его подкрасить и сделать ему маникюр?

— А что здесь смешного?! Ты же знаешь, что в наши дни завивку делают и женщины и мужчины. — Внезапно она выпалила: — Я бы на твоем месте помолчала! На портрете ты выглядишь настоящим мачо!

— Попала, — сказал он. — Попался в собственную ловушку.

Их разговор прервал требовательный стук в дверь, и на пороге появился Клэнси.

— Ясмин сказала мне, что ты здесь, Дэвид. Мне необходимо срочно поговорить с тобой.

Клэнси кивнул Билли и сказал:

— Привет, Билли. Извини, что я так бесцеремонно ворвался сюда. — Затем, стараясь скрыть беспокойство, он подошел к Дэвиду и вынул конверт из заднего кармана брюк. — Думаю, тебе лучше взглянуть на это.

Дэвид взял конверт в руки. Внимательно прочитав написанное, он произнес:

— Не о чем волноваться. — И Дэвид вернул конверт Клэнси. — Разве что многословнее, чем всегда, но в общем все то же самое.

— Дело в том, что это письмо пришло не по почте, как раньше, а его подбросили к воротам Казбаха, — раздраженно произнес Клэнси. — Если учесть, что два охранника стоят у ворот, а два — у центрального входа, то это просто невероятно. Тем не менее вот оно письмо. Это означает, что либо Ладрам притворился просителем, чтобы проникнуть в город, либо он здесь кого-то подкупил. Как бы там ни было, это значит, что он подобрался совсем близко. Может быть, он и сейчас здесь, в городе, а ты не хочешь считаться с этим.

— Прекрасно, — сказал Дэвид. — Значит, мы с ним встретимся в скором времени. — Он кивнул на письмо в руках Клэнси. — Все говорит о том, что Ладрам находится в сильном нетерпении. Он просто сгорает от него.

«Как Дэвид может быть таким беспечным?» — с волнением думала Билли. При мысли о том, что Ладрам где-то рядом, страх пронзил ее.

— Можно мне прочесть? — спросила она, стараясь не выдать охватившего ее беспокойства.

Внимательно вглядевшись в ее бледное лицо, Дэвид ответил:

— Не думаю, что тебе стоит читать это. Угрозы слишком откровенны.

— Это стиль Ладрама, — коротко изрек Клэнси. — В красноречии ему не откажешь. В любом случае к этому надо отнестись серьезно. Ради Бога, Дэвид, будь осторожен.

— Я всегда осторожен, — улыбаясь, ответил Дэвид.

Клэнси нахмурился.

— Сомневаюсь, — сердито произнес он. Вдруг он увидел Юзефа, и его глаза расширились от удивления.

— Господи, что вы с ним сделали?

— Это один из новейших способов пытки, — смеясь, проговорил Дэвид. — Посмотри на его страдальческий вид. Билли делает ему перманент.

— Перманент? — озадаченно переспросил Клэнси, внимательно разглядывая хмурое лицо человека, сидящего под феном. — Юзефу?

— О Господи, его давно пора вынимать оттуда, — воскликнула Билли в отчаянии. — Как бы не пережечь волосы. — Она бросилась к Юзефу.

— Вы его завили? — повторил Клэнси в изумлении. — О Господи, я этого не выдержу! Давно я так не смеялся. Кудрявый Юзеф! Вот это картина! А с чего это вы решили причесать Юзефа?

— Не могу посвятить тебя в личные дела Юзефа, — сказал Дэвид. — Но Билли считает, что по волосам, кудрявые они или нет, жесткие или мягкие, можно многое понять о внутреннем мире человека. — В его глазах зажегся смех. — Как ты думаешь, есть вероятность того, что Билли обратит свой взор на меня и захочет заняться моим внутренним миром?

— Черт возьми, Дэвид, ты прекратишь, наконец, — пробормотал Клэнси, с трудом сохраняя серьезное выражение лица. — Что ж, нет ничего невозможного для этой девчонки. Я уже понял, если Билли что-то вбила себе в голову, то остановить ее нельзя. То, как она обошлась с охранниками, яркий тому пример. Карим до сих пор не может с этим смириться. А теперь она пытается загладить свою вину перед ними и нашла для этого весьма оригинальный способ.

Дэвид перестал улыбаться, и в глазах его появилась настороженность:

— О чем, черт возьми, ты говоришь? Я ничего не знаю об этом.

— Она, наверное, не придает большого значения тому, что сделала. Помнишь, на прошлой неделе ночи были очень холодные. Билли отправила одного из слуг с горячим глинтвейном для внешней охраны и распорядилась, чтобы это делалось каждый вечер, потому что, по ее мнению, несправедливо, когда бедные люди мерзнут и не имеют никакой возможности согреться.

Пока Клэнси сообщал об очередной выходке Билли, Дэвид, улыбаясь, наблюдал, как Билли сосредоточенно раскручивает мелкие бигуди на голове Юзефа, сдвинув брови от напряжения.

— Это так похоже на Билли.

Вдруг улыбка исчезла с его лица.

— Она уже пробовала выходить без меня в город. Приставь к ней охрану. Но, ради Бога, сделай это незаметно, а то ничто не спасет меня от ее гнева, если она решит, что я сомневаюсь в ее способности самой о себе позаботиться.

— Ладрам?

Дэвид кивнул:

— Есть некоторая вероятность, что он может сделать попытку захватить ее. Видимо, он неплохо информирован обо всем, что здесь происходит. Постарайся не дать ему такой возможности.

— Хотел бы я, чтобы и о себе ты так же заботился, — произнес недовольно Клэнси. — Ты останешься, чтобы увидеть Юзефа во всей красе или пойдешь со мной пить кофе?

— Я пойду с тобой.

Дэвид бросил задумчивый взгляд на Билли.

— Возможно, что она провозится тут еще долго. Для того чтобы Юзеф выглядел более романтичным, потребуется много времени.

— Могу себе представить, как надолго это затянется. Надо сматываться отсюда, пока парень не увидел, на кого он стал похож. — С этими словами Клэнси вышел из комнаты. Дэвид не спеша последовал за ним.

Платье из хлопка было действительно очень красивым. Билли с удовольствием провела по нему руками. Конечно, оно не было таким шикарным, как то платье, в котором она была в первый вечер. Она купила его на базаре фантастически дешево. Вырез лодочкой удачно подчеркивал линию ее красивой шеи. Сегодня вечером ей необходимо чувствовать себя уверенно.

— Садитесь, я причешу вас, — сказала Ясмин, входя в комнату. — Мне хочется, чтобы вы хорошо выглядели сегодня. — Она усадила Билли на низкую скамеечку. — Вы ведь можете быть такой очаровательной и женственной, если немножко постараетесь. Думаю, что шейху Кариму это понравится.

— То, что я буду в платье? — Билли отрицательно помотала головой. — Ему не так-то легко угодить. Кроме того, я делаю это не для него. Просто мне хочется выглядеть как-то иначе.

Ясмин недоверчиво вскинула брови:

— Тем не менее теперь ваш внешний вид совпадает с его представлениями о том, как должна выглядеть женщина. Сидите спокойно и дайте мне закончить.

— Подождите, я должна прослушать, хорошо ли получилось то, что я записала прошлой ночью. — Билли встала и включила магнитофон, стоявший на низком столике, и в ту же секунду негромкий звук ее собственного голоса заполнил комнату.

— Вы чудесно поете, — сказала Ясмин, опять принимаясь за ее прическу.

— Да нет, голос у меня — ничего особенного, но слух есть, к тому же мне нравится сочинять песни.

— Шейху Кариму понравилось ваше пение, — настаивала Ясмин. — Я слышала, как мистер Донахью говорил Лизану, что у вас приятный голос и что они с удовольствием слушали вас в тот вечер в библиотеке.

— Может быть, ему и понравилось, но я пела не для него, а потому, что Дэвид попросил меня.

Ясмин замолчала, полностью сосредоточившись на своей работе, и Билли стала внимательно слушать песню, которую сочинила вчера вечером, пока Дэвид сидел над рукописью. «Неплохо, — удовлетворенно подумала она. — Первая была поинтереснее, но эта тоже неплоха. Может быть, стоит ее оставить».

За последнее время Билли записала уже несколько кассет песен и сейчас сама удивлялась своей работоспособности.

Вечерами, которые она проводила около Дэвида, она записала довольно много песен, но считала, что большинство из них не стоит оставлять.

— Не стирай, — посоветовал ей Дэвид. — Это преступление — уничтожать плоды своего вдохновения. Как много песен ты написала и забыла потом? Если они останутся на пленке, то ты всегда можешь вернуться к ним.

Она решила последовать совету Дэвида и с удивлением обнаружила, что эти записи доставляют ей удовольствие. Идея писать песни, делать записи, чтобы потом работать над ними всерьез, раньше была чужда ей, теперь же, напротив, нашла отклик в ее сердце. Но ее не оставляла мысль, что эти недели, которые она провела здесь, не имеют никакого отношения к ее реальной жизни. Билли как будто находилась на золотом облаке, парящем над действительностью, и она поймала себя на мысли, что ей хочется задержаться на этом облаке навсегда. Слово «навсегда», промелькнувшее в голове, испугало Билли, и она решила не думать об этом, а жить только сегодняшним днем. Билли казалось, что если она не будет думать об этом, то, может быть, ей и удастся заглушить в себе чувство страха и остаться с Дэвидом если не навсегда, то надолго.

— Мне нравится эта песня. Пожалуй, это лучшее, что ты написала за последнее время, — проговорил Дэвид, входя в комнату.

Она дотянулась до магнитофона и выключила его.

— Спасибо, — сказала Билли, улыбаясь Дэвиду. — Но это не моя песня. Мне захотелось исполнить одну из песен Карли Симоне.

— Да ну! — Глаза Дэвида весело щурились. — Тогда следующая песня у тебя получится на следующей неделе. Ты сочиняешь все лучше и лучше. Ясмин отложила щетку и встала за спиной Билли.

— Ты разве не заметил, как замечательно выглядит Билли, как женственно и романтично.

— Ясмин ненавидит мои джинсы, — заметила Билли. — Она считает, что женщине неприлично ходить в брюках.

— Я уверен в обратном, — пробормотал Дэвид, — все, что ты делаешь, так естественно и прекрасно, любовь моя.

— Лизан, — строго напомнила Ясмин.

— Да-да, Ясмин, я как раз собирался сказать Билли, что она сегодня особенно женственно и очаровательно выглядит. — Дэвид вопросительно поднял брови, обращаясь к Ясмин: — Ну как, Ясмин, ты довольна?

— Честно говоря, не очень, — строго сказала Ясмин. — В следующий раз найди слова поубедительнее, иначе она больше никогда не наденет платье.

Едва Ясмин вышла, Дэвид прошептал:

— Ты для меня в любой одежде хороша и желанна. Особенно если мы с тобой…

— Замолчи, — сказала Билли и счастливо засмеялась. — Ясмин все равно никогда не согласится, что в джинсах можно выглядеть женственно. — Она замолчала. — Пойдем, а то мы опоздаем к обеду. Не так уж часто мы обедаем с Каримом и не должны быть невежливыми.

— Не должны? — переспросил Дэвид. — Твое отношение к Кариму заметно улучшилось. Значит ли это, что твое мнение о нем переменилось? Ну-ка вспомним, как ты его называла. Ах да, «высокомерный старый диктатор», не так ли?

— Да, и так тоже называла, — ответила Билли, выходя из комнаты. И, обернувшись в дверях, добавила: — Еще я убедилась, что он порядочный человек, с чувством юмора и гораздо более ранимый, чем я предполагала. Нельзя плохо относиться к такому человеку. — Она остановилась, чтобы взять свою сумочку, и внезапно вскрикнула:

— Моя гитара?!

Билли только сейчас поняла, что ни на минуту не забывала о своей любимой, но, как ей казалось, безвозвратно утерянной вещи. Не сдержав крик радости, она бросилась к кровати, с волнением взяла ее в руки. Первое, что ей бросилось в глаза, это то, что разбитые части собраны с таким мастерством, что невозможно определить с первого взгляда следы трещин, а вся поверхность была до блеска отполирована.

— Ее доставили на вертолете сегодня днем, и я надеялся, что ты зайдешь ко мне, когда закончишь свои эксперименты с Юзефом.

— Не хотела тебя отвлекать от работы, — ответила она, прижимая к себе гитару и любовно поглаживая ее. — А еще мне хотелось пойти с Юзефом, чтобы посмотреть, какое впечатление произведет его прическа на Дайну.

— Она была потрясена?

Билли кивнула.

— Она наконец-то сказала ему несколько слов. Во всяком случае, Юзеф был счастлив. — Она провела пальцем по еле заметным трещинам. — Посмотрим, как она будет звучать теперь.

Стоя у нее за спиной, Дэвид сказал:

— Все-таки она нравится тебе больше, да? А я надеялся, что ты уже успела полюбить новую.

Билли подняла голову, чтобы посмотреть ему в глаза:

— Но ведь мы всегда радуемся старым друзьям после разлуки. Я полюблю новую так же, дай мне только время. — Положив гитару на кровать, она продолжала: — Я должна найти для нее какое-нибудь специальное место.

Он протянул руку и положил ей на грудь, там, где сердце.

— Ты уже сделала это, любовь моя.

— Я согласна с тобой, — ответила Билли, накрыв своей рукой его руку и сжав ее. — А теперь нам лучше поторопиться.

— Одну минуту, — проговорил Дэвид, притягивая Билли к себе. — Дай мне обнять тебя, я не делал этого так давно, что успел забыть, какой ты становишься близкой и родной, когда я держу тебя в объятиях.

Она прижалась к нему, наслаждаясь теплом и запахом его тела.

— Совсем недавно ты обнимал меня — всего несколько часов назад. Но мне они показались вечностью, я неуютно себя чувствую, когда тебя нет рядом со мной.

— Невероятно долго, — прошептал он и поцеловал ее так любовно и нежно, что она затрепетала. Его руки ласкали ее грудь сквозь тонкую материю платья. — Ты мне больше нравишься в джинсах и рубашке, мне легче добраться до тебя. Боюсь, что этот вечер покажется тебе скучным.

— Я недостаточно соблазнительна? — огорченно спросила Билли.

— Это не совсем так, — ответил Дэвид. — Ты всегда желанна. Мне иногда хочется, чтобы ты была более откровенна в своих чувствах.

— Иногда? — повторила Билли.

— По утрам, вечерам и ночью. Всегда. — Он повернул ее к двери. — Думаю, нам пора идти, потому что я чувствую в себе желание показать тебе, как это должно быть, немедленно. — Дэвид весело подмигнул ей. — Кроме того, чем скорее мы покончим с обедом и обязательными разговорами, тем скорее я утащу тебя в свое логово для более приятного времяпрепровождения.

— А чудеса? — нахмурив брови, спросила она.

— А об этом нечего и говорить. Чудеса будут с нами всегда, любовь моя.

Глава 8

— Шарон!

В голосе Дэвида не прозвучало ни капли удивления, когда к нему подошла женщина с протянутой для приветствия рукой.

Это была одна из самых красивых женщин, которых когда-либо доводилось встречать Билли. Блестящие черные волосы обрамляли лицо с гладкой матовой кожей, огромные карие глаза светились умом и спокойствием. Она держалась уверенно и с достоинством, было видно, что она не в первый раз находится в обществе Дэвида.

Обменявшись рукопожатием с Шарон, Дэвид повернулся и представил ее Билли. Как в тумане она с удивлением услышала свой вежливый ответ. Затем у нее перехватило горло, и она почувствовала, что сейчас задохнется. Вместе с внезапной и резкой болью в ней с каждой секундой нарастала паника.

Шарон принялась что-то весело рассказывать, но Билли уже с трудом различала отдельные слова. Она вдруг захотела немедленно уйти.

— Извините, — торопливо начала она, — но я вынуждена покинуть вас. Я надеюсь, вы простите меня.

Краем глаза она заметила удивление на лице Дэвида и бросилась к двери. По коридору Билли мчалась не помня себя. Вдогонку ей несся голос Дэвида, но ничто уже не могло остановить ее. Ей необходимо было избавиться от страха, охватившего ее при виде женщины, которая одним только своим присутствием дала понять Билли об отношениях, связывавших ее и Дэвида в недалеком прошлом. Этого Билли не могла вынести ни минуты.

Едва она успела захлопнуть дверь своей комнаты, как следом за ней ворвался Дэвид. Его лицо было искажено гримасой, но не злости, а тревоги.

— Ради Бога, Билли, что случилось? Ты бледна как полотно. Я никогда не видел тебя такой. Что с тобой, милая?

Его глаза смотрели на нее с таким желанием понять и помочь, что ей стало неловко за свой поступок.

— Я же предупреждала тебя, что иногда веду себя странно, — в волнении проговорила она. — Прости меня, я была невежлива с твоей гостьей. Извинись за меня перед ней.

Билли села на кровать и машинально потянулась к гитаре, которая лежала рядом. Она прижала ее к себе и почувствовала, как к ней возвращается уверенность.

— Она должна простить меня, она такая милая.

— Шарон? Это все из-за нее? — В его глазах промелькнуло облегчение. — Послушай, я же говорил тебе, радость моя, что между нами ничего нет. Это не я пригласил ее. Я слышал, что Карим пригласил женщину для компании, но я совсем не предполагал, что это будет Шарон. Хотя, конечно, я мог бы догадаться. Она умна, а Карим ценит это качество в женщинах.

— Она женщина Карима? — безжизненным голосом спросила Билли. — А он не староват для нее?

— Никто не почувствует себя старым, когда рядом такая девушка, как Шарон, — смущенно сказал Дэвид. — Она любого сделает счастливым.

«Но ведь и Дэвида она делала счастливым. Да и не она одна», — пронеслось в голове Билли, а вслух она произнесла:

— Конечно! Она ведь просто великолепна!

— Поэтому нет никакого повода для ревности и беспокойства, — мягко уговаривал ее Дэвид. — Для меня ты всегда единственная женщина в мире.

«Сейчас, может быть, это так и есть, — подумала Билли, — но кто знает, как долго это продлится? Дэвид не только красив, но и душа его прекрасна. Он притягивает к себе людей, как магнит, а вокруг так много прекрасных женщин, которые пожелают быть с ним».

— Это не только ревность, — сказала она, опустив голову. Билли не хотела, чтобы он прочел в ее глазах страх потерять его. В эти мгновения она поняла, насколько глубоко ее чувство к Дэвиду, и это испугало ее больше, чем что бы то ни было раньше. Она осознавала, что ее ждут перемены, и чем дольше она останется с Дэвидом, тем глубже они будут.

— Я сейчас чувствую себя так, как тогда, в семь лет, помнишь, я рассказывала тебе. Как будто некая паутина опутывает меня все больше… — Она нервно засмеялась. — Это забавно, правда?

— Не вижу ничего забавного. — Дэвид подошел к ней. — Ты не могла бы перестать вспоминать свое прошлое и понять, что я здесь, рядом с тобой, и что ты нужна мне больше, чем кому бы то ни было прежде.

Она отбросила гитару и почти упала в его объятия, прижимаясь к нему с такой безнадежностью, что слезы едва не выступили у него на глазах.

— Ты тоже нужен мне, — говорила она, пряча лицо у него на груди. — Ты так нужен мне. Держи меня, пожалуйста. Не отпускай меня.

— Я держу тебя, — проговорил Дэвид, — я держу тебя, Цветок Пустыни, и не отпущу тебя никогда.

«Когда-нибудь это случится, — упрямо повторила про себя Билли. — Любовь всегда убегает от меня. Так уж я устроена. Он сейчас пытается разорвать этот порочный круг. Но когда-нибудь он сам будет страдать от того, что не сможет больше любить меня, но тогда будет уже слишком поздно».

— Билли, — прошептал Дэвид, — поговори со мной. Освободись от того, что мучает тебя. Я хочу и могу помочь тебе, но прежде я должен знать, что происходит с тобой. Разве ты не видишь, как разрывается мое сердце?

— Я не хочу разговаривать. — Она еще крепче сжала его в своих объятиях. — Я только хочу, чтобы ты не отпускал меня. Нет, еще кое-что. Я хочу заняться с тобой любовью. Ты можешь это сделать для меня?

Голубые глаза Дэвида были серьезны.

— Нам надо сначала поговорить, любовь моя. Я вижу, что ты нуждаешься в этом больше.

Но ее трясущиеся пальцы уже принялись расстегивать его рубашку.

— Сейчас не время. Мы можем поговорить и завтра. Сегодня ночью мне нужно только это. — Она наконец справилась с пуговицами, зарылась лицом в мягкие волосы у него на груди и услышала, как сильно бьется его сердце. — Пожалуйста, Дэвид.

— Да, мой цветок. — Его пальцы уже расстегивали «молнию». — Я всегда готов сделать для тебя все, что ты хочешь, любовь моя. Все, что ты хочешь.

Дэвид не спеша снял с нее платье и уже собирался опуститься с ней на шелковую простыню, как Билли вдруг остановила его.

— Подожди, я хочу посмотреть на тебя. — Она встала на колени в кровати, заставив его сделать то же самое.

— Ты такой красивый. Я всегда считала, что красивые мужчины не могут выглядеть мужественно. А ты…

Билли мягкими движениями поглаживала его мускулистые плечи, грудь и живот. Потом с нежностью обняла его бедра:

— Ты такой…

Стараясь ее не обидеть, он освободился из ее ласкающих рук.

— Я польщен твоей оценкой, но боюсь, что долго не выдержу, радость моя. — Он легко поцеловал ее в щеку. — Когда ты будешь готова, я бы хотел доказать тебе свою любовь.

— Уже скоро, — ответила она, ее глаза сверкали в темноте, как звезды. Ее руки гладили его спину, плечи, грудь. — Я хочу запомнить тебя. Я хочу запомнить каждую частицу твоего тела, чтобы видеть тебя даже с закрытыми глазами. Ты не возражаешь, Дэвид?

В глубине его глаз появилась тревога, когда он спросил ее:

— А тебе это поможет, любовь моя?

Она тряхнула головой так, что ее сверкающие бронзой волосы упали ей на лицо.

— Я думаю, что да.

— Тогда я в твоих руках, — с хрипотцой в голосе ответил он. — Делайте со мной, что хотите, мой капитан. — Он улыбнулся. — И клянусь тебе: чтобы ты ни делала, все доставит мне удовольствие.

— Я надеюсь на это, — прошептала она. — Я очень хочу этого, Дэвид. — Ей хотелось подарить ему наслаждение, хотелось, чтобы он запомнил ее ласки, и она была готова на все, лишь бы ей это удалось.

Она слегка подтолкнула его так, что он оказался на спине, она сама опустилась над ним на колени. Ее губы начали свое путешествие по его прекрасному телу. Она медленно и нежно проводила языком по твердому животу. А затем положила на его плечо голову. Лаская с неторопливой нежностью его бедра, она думала о том, какой он красивый и сильный мужчина.

На его теле каждый мускул находился в напряжении, Дэвид дышал прерывисто, а когда ее губы, вслед за руками, повторили их путь, из горла вырвался стон.

— Билли, мне больно, я так хочу тебя, что мне больно.

— Я знаю, я знаю, — прошептала она нежно и попыталась смирить губами эту боль. Он вскрикнул, содрогаясь всем телом. Она почувствовала, какое сильное наслаждение испытал он от этой любовной игры.

Со стоном он перевернул ее на спину и накрыл ее тело своим, как тогда, во время песчаной бури. Сразу же пришло на память, каким он был добрым и заботливым в тот день, защищая и успокаивая ее.

Он раздвинул ее ноги коленом и почувствовал, что больше не может ждать. И тогда он овладел ею, чувствуя ее всю, делая ее частью самого себя. Наклонившись, он положил голову ей на грудь. «Какая она сладкая», — в восхищении думал он, вспоминая, какой он испытывал восторг, держа ее в первый раз в своих объятиях. «Прочь воспоминания, — приказал себе Дэвид. — Буду думать только о том, что происходит сейчас».

Он попытался успокоить дыхание.

— Ты не готова, — переводя дыхание, сказал он. — Я чувствую это. Дай мне немного времени, и я постараюсь сделать все, чтобы тебе было хорошо.

— Нет-нет, — быстро ответила она. — Я сама. — Она сделала несколько нежных, ласкающих движений, от которых по всему его телу пробежала дрожь. — Продолжай, я хочу тебя.

— Нет. — Он положил ей руку на грудь. — Мы должны помочь друг другу.

Он был таким нежным и заботливым. Он не мог брать, не отдавая, и она не могла этого вынести. У него не было больше необходимости влюблять ее в себя, потому что она и так безумно любила его. Но чувство страха, снедавшее ее, только увеличивалось от его внимания.

С усилием улыбнувшись, Билли сказала:

— Почему ты не слушаешь меня? Я хочу тебя. — Ее глаза блестели. — Я готова тебе это доказать.

Ее тело чутко уловило его тщетные попытки сдержать рвущуюся наружу страсть. Интуиция любящей женщины подсказала Билли, что нужно сделать, чтобы Дэвид перестал бороться со своим желанием. Она не хотела, чтобы этой ночью он был нежным и заботливым. Она хотела, чтобы он взял ее стремительно и даже грубо, и она добилась своего. Сила его страсти была столь велика, что потрясла ее до глубины естества.

— Я сделал тебе больно? — Глаза Дэвида выражали тревогу, когда он посмотрел на нее. Из груди вырывалось тяжелое дыхание. — Я не хотел быть таким грубым! Господи, Билли, прости меня.

— Я сама подтолкнула тебя к этому, — ответила она едва слышно. — Это не имеет значения, ведь эта боль пришла ко мне от тебя, любимый!

— Все, что касается тебя, имеет для меня значение, — проговорил Дэвид с легкой обидой в голосе. — Что ты задумала? Ты хотела видеть меня нетерпеливым и грубым, но зачем? Ты сердишься на меня?

— Не будем сейчас об этом говорить. — Она устроилась рядом с ним и прикрыла веки. — Я так хочу спать!

— Билли, — еще раз позвал ее Дэвид, затем тяжело вздохнул и, тесно прижавшись, улегся рядом. — Ладно, спи, дорогая, но завтра мы поговорим.

Она лежала, чувствуя комок в горле и из последних сил сдерживая слезы. Билли знала, что завтра никакого разговора не состоится. Какими словами объяснить ему, что она боится привязываться к кому-либо, она боится разрешить себе любить так сильно. Когда нет любви, нет и боли. Она должна уйти сейчас, пока еще в состоянии справиться со своим чувством. Она должна вернуться к той жизни, которой жила до этой роковой встречи. Если, конечно, уже не слишком поздно.

Дэвид резко выдернул лист бумаги из машинки, нетерпеливо скомкал его и бросил в корзину, доверху наполненную такими же листами. Этим утром его преследовала неудача. Он был не в состоянии сосредоточиться. Большую часть времени он провел, уставившись на чистый лист, заправленный в машинку, и видя перед собой спящую Билли.

Ему казалось, что она окружила себя стеной, гладкой, холодной и непреодолимой. Она ни в какую не соглашалась поговорить о том, что произошло вчера, смеялась над своими ночными страхами и настаивала на том, чтобы он шел к себе работать. Она практически вытолкала его за дверь, сказав, что они увидятся за ленчем.

«Почему, черт возьми, я позволил ей это? — с недоумением спрашивал себя Дэвид. — Наверное, я надеялся, что она станет более уступчивой и мы сможем поговорить обо всем, если дать ей возможность побыть одной».

Теперь он сомневался, что поступил правильно. Что-то беспокоило Билли, и Дэвид был теперь уверен, что надо было заставить ее поделиться своими проблемами и убедить, что решить их они могут только вдвоем.

Раздался стук в дверь.

— Войдите! — крикнул Дэвид. Дверь открылась, и в комнату вошел Карим.

— Садись, Карим, — пригласил Дэвид, указывая на плетеное кресло. — Прости, я не предупредил тебя, что не буду завтракать.

Карим подобрал свои белые одежды и опустился в кресло.

— Это не так важно, — не торопясь, проговорил он. — Как себя чувствует мисс Калахан?

— Я полагаю, ты догадываешься, что на самом деле она не была больна. — Дэвид твердо посмотрел в глаза Карима. — Но я не уверен, что сейчас ей стало лучше. Я как раз собираюсь пойти поговорить с ней.

— Шарон? — На лице шейха появилось недоумение. — На вид она такая выдержанная, я и представить себе не мог, что она обратится в бегство при встрече с соперницей, не попытавшись сразиться с ней. Это очень странно.

— На самом деле она испугалась не Шарон. — Дэвид откинулся на спинку кресла. — Ее испугали привидения из прошлого, и они страшны, как сам дьявол.

Лицо Карима слегка оживилось.

— Я рад, что Шарон здесь ни при чем, — и, улыбнувшись, он продолжал: — У всех нас есть свои призраки. Надеюсь, что они бесследно исчезнут, если настоящее окажется счастливым.

— Может быть, — согласился Дэвид. — Я тоже надеюсь на это. Она слишком долго жила в одиночестве, и ей нужно время, чтобы разобраться и отбросить все, что ее беспокоит.

— Если я могу чем-нибудь помочь…

— Нет, — улыбнулся Дэвид. — Ты так беспокоишься о Билли? Ты наконец поверил, что она не подослана меня убить.

— Не похоже, что она собирается это сделать, — ответил Карим уже другим тоном. — Я прожил много лет и научился разбираться в людях. Из того, что произошло в течение последних двух недель, я понял, что у нее благородное сердце и она не в состоянии совершить что-нибудь дурное.

— Наконец-то. Я пытался объяснить тебе это в первый же день, когда привел ее сюда.

В дверь постучали, и в следующую секунду в комнату вошла Ясмин. В руках она держала кассету и гитару.

— Она ушла, Лизан. — Ясмин сокрушенно вздохнула. — Она сказала, что у нее болит голова, и что она хочет остаться одна. Когда я вернулась, чтобы узнать, будет ли она завтракать, ее уже не было. — Она взглянула на свои руки. — Осталась только гитара и прощальная записка для меня.

— И кассета, — безжизненным голосом добавил Дэвид.

«Господи, зачем только я оставил ее сегодня утром, — в отчаянии думал он, — я же видел, что с ней что-то происходит!»

Ясмин согласно кивнула в ответ на его слова.

— Да, в записке написано, что на кассете письмо для тебя. — Она протянула ему гитару. — А это тебе.

Еле передвигая ноги, Дэвид подошел и взял гитару. Он помнил, как много эта гитара значила для нее, и тем не менее она оставила ее здесь.

Дэвид поставил кассету в магнитофон.

— Мне уйти? — коротко спросил Карим.

— Останься. — Дэвид нажал на кнопку.

Голос Билли зазвучал в комнате, и он вздрогнул от ощущения ее близости.

«Прости, Дэвид, я не сдержала своего обещания. Я хотела остаться, но не смогла. — Несколько мгновений пленка крутилась, и вдруг опять раздался голос Билли: — Это не потому, что я не люблю тебя. Я люблю тебя. Я ведь никогда тебе не говорила об этом, да? Видишь, какая я трусиха. Я люблю тебя так сильно, что не могу смириться с этим. Сила моей любви пугает меня, я боюсь стать пленницей этого чувства, боюсь стать твоей невольной рабой. Моя свобода все еще так много значит для меня. Но снова и снова я говорю тебе: я люблю тебя! Говорю я тебе это только сейчас. — Голос Билли был едва слышен. — Я люблю тебя, Дэвид. Я оставляю тебе мою гитару и еще кое-что. Я не могу сейчас что-нибудь сочинить, это написал Роджер Витакер, но все здесь правда. — Голос Билли был нежным и низким, только слегка дрожал от волнения:

Ты так спокоен, когда разговариваешь.

Так безмятежен, но это не равнодушие.

Ты смеешься, когда другой плакал бы на твоем месте,

Ты всегда говоришь только правду, даже когда знаешь, что легче солгать.

Твоя душа так прекрасна! Сколько от тебя света!

Ты солнечный свет в моей душе.

Ты согреешь меня, если я замерзну,

Сделаешь меня молодой, когда я состарюсь.

Ты моя путеводная звезда, там, в небесах. Сколько от тебя света!

Твоя душа настолько глубока, что этот мир не сможет разрушить любви, которая живет в тебе.

Ты так благороден, что, не рассуждая, даришь людям свою любовь».

Последние звуки стихли, и после паузы голос Билли произнес:

«Прощай, Дэвид. Спасибо за счастливые мгновения, которые я испытала рядом с тобой».

После этого стало слышно только шуршание ленты на кассете. Дэвид подошел и выключил магнитофон.

Он чувствовал, как на его глазах закипают слезы, и некоторое время стоял неподвижно, ничего не видя перед собой. Потом резким движением он протянул гитару, которую продолжал держать в руках, Кариму.

— Пожалуйста, Карим, сохрани ее.

Дэвид бросился в спальню и через минуту вернулся с коричневым чемоданом в руках и бросил его на кровать.

— Ты поедешь за ней? — спокойно спросил Карим.

— Именно это я и собираюсь сделать. — Дэвид открыл дверцы шкафа и стал без разбора снимать с вешалок рубашки. — Она сама не знает, что делает, глупая маленькая девчонка! Если она думает, что ее дурацкая гитара утешит меня, то она сошла с ума. Мне нужна она. Если она не понимает этого, я объясню ей.

— Я думаю, ты тоже нужен ей, — уверенно произнес Карим. — Я не могу сказать, что мне понятны ваши страсти и страдания, я никогда не встречал женщины, которая вызвала бы у меня такие чувства. — Он пожал плечами. — Но она обладает редкой силой духа. Наверное, именно такие люди и способны чувствовать и переживать так сильно и глубоко.

— Ты привезешь ее назад? — с надеждой спросила Ясмин.

— Я надеюсь, что да, — мрачно произнес Дэвид. — Если нет, то я поеду за ней. Она должна понять, что отныне нам нельзя разлучаться.

На столе резко зазвонил телефон.

— Возьми трубку, Ясмин.

Услышав в трубке обеспокоенный голос Клэнси, Ясмин передала трубку Кариму.

Некоторое время Карим слушал молча, лицо его оставалось бесстрастным.

— Я скажу ему, Клэнси, — наконец произнес он и повесил трубку.

Повернувшись к Дэвиду, он медленно проговорил:

— Думаю, что тебе незачем собирать веши, Дэвид. Клэнси только что получил сообщение по сотовому телефону от охранника, который был приставлен к Билли. — Он сделал паузу: — Она в руках у Ладрама. Они были не в силах что-то предпринять.

Дэвид почувствовал, как его пронзил ледяной ужас.

— Что это значит, черт возьми? Как это произошло?!

— Билли ехала по рынку на джипе, когда ей перегородил дорогу ехавший наперерез торговец. Пока она ждала, когда он освободит проезд, невысокий человечек в плаще с капюшоном незаметно сел на заднее сиденье. Видимо, он подал знак, и незадачливый торговец убрал свою машину с дороги. После этого Билли двинулась к городским воротам.

— Если охранник был так близко, что видел все это собственными глазами, почему он не вмешался, черт возьми? — Лицо Дэвида побелело от гнева. «Невысокий человечек! — повторял про себя Дэвид. — Именно так выглядел Ладрам». — Этому идиоту же приказали охранять ее!

— Человек сидел к ней слишком близко, — невозмутимо ответил шейх. — Охранник видел, как незнакомец что-то говорил Билли. Наш человек не решился предпринимать что-либо, опасаясь, что Билли может пострадать от рук Ладрама. Дэвид представил себе Билли с ножом под ребрами и все те ужасы, которые так красочно описывал Ладрам в своих письмах. Он почувствовал, как раздражение закипает в нем и страх сменяется злостью.

— Откуда последний раз звонил охранник?

— Он только что проехал через городские ворота и сказал, что Билли и Ладрам, похоже, направляются в сторону каньона, подъехать ближе он не может, потому что опасается, что Ладрам его заметит. Это не самая простая задача — тайно следить за кем-нибудь в пустыне.

— А если он потеряет их из виду? — в бешенстве проговорил Дэвид. — Для охранника этот парень то ли излишне осторожен, то ли слишком труслив! Он же упустит этого извращенца.

— Не обижай его! Клэнси уверяет, что это очень опытный охранник. Ему приказано следовать за Ладрамом до его убежища и сообщить нам о его местонахождении.

— И тогда мы отправимся туда?

— Нет, тогда мы будем ждать.

— Ждать?! — взорвался Дэвид. — Ждать, пока он станет присылать мне кусочки Билли в упаковке?! Ну, нет! Я заберу ее у него.

— Если мы помчимся туда даже с целой командой, он скорее всего убьет Билли. Клэнси прав, предлагая подождать, пока Ладрам свяжется с нами, и тогда мы расставим ему ловушку.

— Если он свяжется с нами! — насмешливо повторил Дэвид. — Он может поиздеваться над ней для своего собственного удовольствия, а уж потом послать за мной.

— Я так не думаю. — Взгляд Карима был сосредоточен. — Он вряд ли сгорает от страсти, а Билли он хочет использовать в качестве приманки, чтобы заполучить тебя. Жажда мести обуревает его, а не любовная страсть.

В этом, конечно, был смысл, но Дэвид не хотел думать о последствиях, если Карим окажется не прав. Он слишком боялся за Билли.

Взгляд Дэвида упал на гитару, прислоненную к спинке плетеного кресла, он поднял ее и сел в кресло за письменным столом. Он вспомнил, с какой теплотой относилась Билли к своей «старой подруге». Дэвид прижал ее к себе, словно верил, что она поможет ему пережить ожидание.

Глава 9

— Он не придет, — в который раз повторяла Билли. — Как вы думаете, почему я решила покинуть Зеландан? Мы с Дэвидом поссорились и решили расстаться. Вряд ли теперь он придет сюда, чтобы спасти мою жизнь. Моя жизнь его больше не интересует.

— Это только слова! — Ладрам говорил с мягким простонародным акцентом. Альфи Ладрам держал в руках фигурку, чем-то похожую на жирафа. Он только что закончил ее вырезать и теперь смотрел на нее оценивающим взглядом. — Еще немного, и мы узнаем, правда ли это. Скоро закат, и Брэдфорд наверняка встретился с моим человеком у городских ворот. Минут сорок пять — и он будет здесь.

— Он не придет, я же вам уже объяснила. Он же знает, что вы собираетесь сделать с ним. Он не дурак и не будет так рисковать.

— Тем не менее скоро он будет здесь. — Лад-рам поднял голову, и в его почти белых глазах вспыхнула злоба.

«Змеиные глаза», — промелькнуло в голове у Билли. Она сразу обратила внимание на его глаза, когда он впрыгнул в ее машину сегодня утром.

— В некоторых случаях Брэдфорд ведет себя как последний дурак. Он считает себя спасителем человечества, вот почему он сует свой нос в дела, которые его совершенно не касаются. Он придет, это точно, — уверенно продолжал Ладрам.

Билли тоже знала, что ничто не остановит Дэвида, и это заставляло ее сжиматься от ужаса. Она думала о том, что, когда Дэвид появится здесь, Ладрам убьет его, и что виной этому будет она. Он умрет, потому что ей не хватило смелости остаться и принять жизнь и любовь, предложенные ей судьбой. Больше всего на свете ей хотелось вернуть все назад. Она думала о том, что, если бы никогда больше ей не довелось увидеться с Дэвидом, самое ценное, что было бы у нее в жизни, — это ее воспоминания. Она с нарастающим ужасом вновь и вновь возвращалась к мысли о том, что, если Ладрам не изменит своего решения, Дэвид умрет. Билли снова попробовала освободиться от веревок, которыми были стянуты ее запястья, но попытка эта, как и все предыдущие, была тщетной.

— Тебе неудобно? Какая жалость! — медовым голосом проговорил Ладрам. Благостная улыбка не сходила с его лица. — Не волнуйся, детка, он обязательно спасет тебя. Ведь он такой благородный, такой справедливый! Он обожает вызволять из плена хорошеньких девушек! — Лениво откинувшись спиной на валун, лежащий у входа в пещеру, он продолжал: — Для всех нас это будет приятным развлечением.

Теперь, когда он снял бурнус, Билли получше разглядела его. Ладрам был приземистым, толстым, его редкие рыжие волосы контрастировали с почти белым лицом. «Омерзительная внешность», — подумала Билли. В ее воображении Ладрам представал худым черноволосым мужчиной, опасным, как пантера. Но теперь она подсознательно чувствовала, что этот плебей с расплывчатыми чертами лица и глазами змеи был гораздо опаснее того человека, которого создало ее воображение. Она ни разу не усомнилась в серьезности его угроз, слишком красноречивыми были его безжалостные глаза.

— Почему вы так хотите убить Дэвида? Ведь вы очень рискуете — Брэдфорда любят в семье шейха. Они убьют вас, как дикое животное.

— Ты не понимаешь, детка, — мягко ответил Ладрам, — теперь я и есть дикое животное. Животное, за которым охотятся. Все, что мне удалось заработать с тех пор, как я начал зарабатывать деньги еще мальчишкой в Англии, было уничтожено. И в этом виноват Брэдфорд. Полез куда не надо! Теперь у меня осталась только одна вещь. — Он посмотрел на острый кинжал, сверкнувший клинком в его руке. — Замечательный, правда? Он прошел со мной весь путь, начиная с ливерпульских доков. — Ладрам поднял лицо, на котором застыла такая злобная улыбка, что Билли содрогнулась от ужаса. — Ждать конца нашего с ним пути осталось совсем недолго.

— Они придут вслед за Дэвидом и схватят вас, — возразила Билли. — Если вы уйдете прямо сейчас, то у вас будет время убраться отсюда до их прихода.

— Как это трогательно с твоей стороны — позаботиться обо мне, — с улыбкой проговорил Ладрам. — Такая заботливая девушка! Теперь я понимаю, почему ты так нравишься Брэдфорду. — Он провел ножом по фигурке жирафа, и на каменный пол упала тонкая стружка. — Никто не придет вслед за ним. Я приказал Диану внимательно следить, с кем Дэвид выйдет из городских ворот. Если он будет не один, Диан поспешит сюда, чтобы предупредить меня об этом. И тогда я перережу тебе горло.

Билли вздрогнула. Она ни минуты не сомневалась в истинности его слов, холодный взгляд светлых глаз не оставлял никакой надежды.

— Нет, никто не придет с ним, — уверенно сказал Ладрам. — Но чтобы быть абсолютно уверенными в этом, мы оставим Диана на вершине холма следить за дорогой. — Он срезал ножом еще одну тонкую стружку. — Скоро нас здесь будет трое. Это будет интересно, согласна со мной?

Того, что он сказал, было достаточно, чтобы она почувствовала настоящий страх. Дэвид один и без оружия и Ладрам с острым кинжалом.

— Пожалуйста, — прошептала она, — я сделаю все. что вы захотите, только не трогайте его.

— Хочешь привлечь меня своим телом, красавица? — засмеялся Ладрам. — Я не хочу принижать твоих женских достоинств, но в моем случае ты бессильна. Я не жалую женщин.

— Я не это имела в виду, — ответила Билли, с трудом сдерживая слезы. — Я не думаю, что человек, который использует женщин так, как вы, купится на такое предложение.

— Тогда нам не о чем больше разговаривать. Отдыхай и расслабься. Ждать осталось недолго.

Ладрам устроился поудобнее так, чтобы ему хорошо был виден вход в пещеру. Он был похож на ребенка, ожидающего угощения.

Билли закрыла глаза — она была не в состоянии выносить вид Ладрама. Через несколько минут сквозь полуприкрытые веки она оглядела пещеру. Она увидела спальный мешок, груду пустых консервных банок в углу и поняла, что Ладрам жил здесь, в пятнадцати милях от Зеландана, видимо, уже несколько дней. Он плел свою паутину мести, как ядовитый паук, и сейчас поджидал свою жертву, чтобы проглотить ее. Его лакомством должен стать Дэвид. С ужасом Билли осознала, что не выдержит, если он заставит страдать Дэвида. Она мысленно заклинала Дэвида: «Пожалуйста, Лизан, не приходи сюда, ну пожалуйста!»

Время тянулось бесконечно. Небо уже покрылось легкими розовыми облачками. Скоро нежный розовый цвет сменится пурпурным цветом заката. Должно быть, Дэвид уже встретился с человеком Ладрама. Она не сомневалась, что Дэвид выполнит все его условия, лишь бы ее жизни не угрожала опасность: он придет один и без оружия по тропинке, вьющейся от подножия холма к этой пещере, где его будет ждать Ладрам с кровожадной улыбкой и острым кинжалом.

Одетый в черные джинсы и черную куртку, Дэвид появился на пороге пещеры. В сознании Билли промелькнуло воспоминание о той ночи в оранжерее, тогда он был одет так же. Косые лучи заходящего солнца рельефно освещали его силуэт.

Ладрам медленно поднялся.

— Добро пожаловать, Брэдфорд, — любезно произнес он. — Мы с нетерпением ждали тебя, не правда ли, детка? Мисс Калахан, кстати, пыталась убедить меня, что ты не придешь, но я был уверен в обратном. Ты же у нас такой благородный человек, спаситель всех униженных и оскорбленных. Ты не мог не спасти такую прелестную девушку, не так ли?

Дэвид с беспокойством посмотрел на связанную Билли. Она сидела, прислонившись спиной к стене.

— С тобой все в порядке? Он не тронул тебя?

Она отрицательно помотала головой:

— Нет, я в порядке. Тебе не нужно было появляться здесь, Дэвид. Господи, как я надеялась, что ты не придешь!

— У меня не было выбора, — ответил он с улыбкой. — А еще я не умею играть на гитаре. Ты обещала научить меня. Ты нужна мне, — добавил он тихо.

— Ты тоже нужен мне, — прошептала она.

— Как трогательно, — с издевкой произнес Ладрам. Он отбросил в сторону деревянную фигурку, и клинок сверкнул в его руке. — И мне ты тоже нужен, Брэдфорд. Жажда встречи с тобой превратилась в настоящую страсть. Ты знаешь, что я мечтал о тебе каждую ночь? Я был способен думать только о том, как я изуродую твое красивое лицо. — Он заботливо провел пальцем по острию ножа. — С чего начнем?

— Нет! — закричала Билли, в отчаянии пытаясь освободиться от веревок. — Вы не сделаете этого.

— Не хочешь, чтобы я испортил его лицо? — усмехнулся Ладрам. — Я всегда отношусь с почтением к просьбам леди. Ладно, начнем с чего-нибудь другого. Подойди поближе, Брэдфорд. Я хочу посмотреть на тебя.

Дэвид помедлил и не спеша двинулся к Лад-раму, остановившись в нескольких футах от него.

— Видишь, каким он стал паинькой? — насмешливо спросил Ладрам Билли. — Это из-за вас, мисс Калахан. Он знает, что если он откажется подчиняться моим приказаниям, то я примусь за тебя. — Его глаза жадно скользили по телу Дэвида. — Ну, посмотрим, с чего лучше начать.

— Пожалуйста. — Билли подалась вперед. — Послушайте, что я хочу вам сказать. — Ее голос дрожал. — Вы ведь хотите наказать его, хотите, чтобы он страдал долго, правда? То, что вы задумали, не испугает его.

— Неужели?

Она кивнула и, стараясь не встречаться глазами с Дэвидом, продолжила:

— Есть другой способ заставить его страдать. Он очень любит меня, сделайте со мной то, что вы приготовили для него. — Она слышала, как Дэвид протестующе вскрикнул, но не обратила на это внимания. В эту минуту она всеми силами старалась убедить Ладрама в своей правоте. — Заставьте его досмотреть до конца, а потом отпустите. Разве вы не понимаете, что он тогда будет видеть перед глазами эту страшную картину всю жизнь. — «Но будет жив», — добавила она про себя.

— Черт возьми, Билли, замолчи! — смертельно побледнев, резко выкрикнул Дэвид. — Ради Бога, выбрось это из головы!

— Это я виновата, — с усилием произнесла Билли. — И должна ответить за это. — Она повернулась к Ладраму. — Вы же видите, какой он чувствительный. Мои страдания невыносимы для него. Разве вы этого не понимаете?

— Может быть, ты и права, — медленно ответил Ладрам, изучающе разглядывая белое, как мел, лицо Дэвида. — Похоже, что ты ему небезразлична.

— Ведь это только игра, — резко проговорил Дэвид. — Разрежь веревки и отпусти ее. Давай с этого и начнем.

— Не сейчас. Я думаю, что мы должны дать ей возможность кое-что увидеть. — Он посмотрел на Билли. — Ну что, свяжем его и начнем? — Он приблизился к Дэвиду, который даже не шелохнулся, и приставил к его груди нож.

— Нет, — выдохнула Билли, одним прыжком оказавшись между ними, и в тот же миг все смешалось перед ее глазами: удивление на лице Ладрама, моментально ставшее злобным, тихий вскрик Дэвида за ее спиной, и острая горячая боль в ее поднятой руке. «Странно, что боль такая сильная, а крови я не вижу», — успела подумать Билли.

— Билли! — Она едва расслышала полный смертельного страха крик Дэвида, донесшийся до нее откуда-то издалека.

Она почувствовала удар и рухнула на колени. Ей казалось, что все происходящее снято на замедленную пленку: Дэвид, с такой силой хватающий Ладрама за руку, держащую кинжал, что слышен был хруст костей, а другой рукой стискивающий горло противника. Казалось, что прошла целая вечность, прежде чем Ладрам упал как подкошенный. Билли с удивлением смотрела на его короткое тело, ничком лежавшее всего в нескольких футах от нее. Все это произошло так быстро, что она не сразу осознала, что Дэвид спасен.

Он опустился рядом с ней на колени и обнял ее.

— Кровь, — еле слышно произнесла она, пытаясь отстраниться от него. — Кровь. Я испачкаю тебя.

— Помолчи, — проговорил он, — помолчи, любовь моя.

Он нагнулся, чтобы дотянуться до ножа, который уронил падающий Ладрам. Осторожно разрезав веревки на ее запястьях, он отбросил нож в сторону. Потом он расстегнул ее желтую кофточку, чтобы осмотреть рану.

— Он задел плечо, — с облегчением вздохнул Дэвид. Достав из кармана носовой платок, он приложил его к кровоточащей ране и сказал: — Господи, как нам повезло! Он мог убить нас. Подожди минутку, — сказал он Билли и поднялся на ноги.

Подойдя ко входу в пещеру, трижды взмахнул руками над головой, подавая кому-то знак. Через секунду он вернулся, и его лицо исказилось от волнения, когда он увидел, как побледнела Билли. Опускаясь на колени, он тихо выругался и осторожно обнял ее одной рукой, стараясь не причинить ей лишней боли.

— Ты дура, Билли Калахан, — хрипло сказал он. — Любимая, восхитительная, храбрая, но дура прежде всего. О чем ты думала, когда бросилась на Ладрама?

— Никакая я не дура! А думала я, конечно, о тебе.

— Да, ты очень смелая, — повторил он, целуя ее в висок. — Но если бы ты не вмешалась, никто бы из нас не пострадал. Я ждал подходящей ситуации, чтобы схватить его. Неужели ты думаешь, я бы допустил, чтобы он разделался с нами?! Да за кого ты меня принимаешь?!

Прижимаясь к нему, она чувствовала тепло его тела, но даже это тепло не спасало ее от озноба.

— Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду.

— Клэнси знал, что мне понадобится оружие, и дал мне кое-что из своего секретного арсенала. — Он протянул ей руку, показывая красивый золотой перстень с ониксом на указательном пальце. — Стоит только нажать на камень, как покажется тонкое острое лезвие. Вот этой маленькой штучкой можно убить даже носорога.

— Просто Джеймс Бонд какой-то, — удивилась Билли, чувствуя, как всю ее охватывает дрожь. — Кому ты подал сигнал? Ладрам сказал, что никто не сможет последовать за тобой.

— В этом и не было никакой необходимости. Человек Клэнси, который был приставлен к тебе, знал о замыслах Ладрама. Он находился поблизости все это время. Убедившись, что их только двое — Ладрам и его напарник, — он сообщил об этом по сотовому телефону и стал ждать. Я думаю, что он убрал его человека сразу, как только я поднялся сюда, а после моего сигнала должен вызвать сюда Клэнси. Он прилетит на вертолете.

Удивленно уставившись на Дэвида, Билли спросила:

— Почему человек Клэнси следил за мной? Ты же обещал, что я буду свободна?

— Это всего лишь предосторожность, — мягко ответил Дэвид. — Я хотел, чтобы ты была в безопасности. Ведь я уже немного изучил твой характер.

— Я не нуждаюсь в защите, я в состоянии сама о себе…

Вдруг до нее дошло, какой же она была дурой. Она не могла бы себя защитить одна, своей жизнью она обязана только Дэвиду.

— Я признаю, что ты оказался прав.

— Очень любезно с твоей стороны согласиться с этим, — ответил Дэвид, в голосе его прозвучал и веселые нотки. — А ты не так сильно испугалась, как я думал.

— Да я чуть не умерла от страха. Я бы не смогла перенести его издевательств над тобой.

— Этого же не произошло. Мы больше никогда не увидим этого чудовища. Все кончилось.

Умом она понимала, что все позади, но чувства ее все еще были в смятении, и страх до конца не покинул ее.

— Омерзительный тип. Ты видел его глаза? Таких ледяных глаз я никогда не встречала, как будто внутри у него кусок льда. — Она отрывисто засмеялась. — Он меня заморозил, никак не могу согреться.

— Не можешь? — Он запрокинул ей голову, чтобы заглянуть в ее заблестевшие глаза. Ее бил озноб, и губы его сжались, когда он заметил, что она еще больше побледнела. — Сейчас ты согреешься. Подожди. — Одной рукой он стянул с себя куртку, придерживая другой повязку на ее плече. — Где же Клэнси, черт возьми?

— Сколько прошло времени? — с волнением спросила Билли. Она потеряла счет времени. Мысли ее путались.

— Достаточно много. — Дэвид укрыл ее плечи курткой и снова обнял. — Так лучше?

Лучше ей не стало, но, чувствуя, как усиливается его беспокойство, она не могла сказать ему правду и согласно кивнула.

Сознание то покидало ее, то возвращалось, и все пережитое мелькало перед глазами: нож, Ладрам, деревянная фигурка жирафа на земле, гитара. «Гитара? — поймала она ускользавшую картинку. — Почему гитара? Ах, да».

— Ты действительно хочешь, чтобы я научила тебя играть на гитаре?

Она почувствовала, как он напрягся.

— Что, любовь моя?

— Гитара. Ты действительно… — Ей не удалось договорить. Все погрузилось во мрак, в холодный мрак забвения.

Глава 10

Когда Билли открыла глаза, то первое, что она увидела, было суровое лицо Карима, на котором застыло выражение напряженного ожидания. Он сидел в плетеном кресле, накрытом шелковой накидкой, склонив лицо к ее изголовью, как будто бы хотел внушить ей, что пора проснуться. «Такой сильный человек, как Карим, вполне мог бы это сделать», — была первая мысль, мелькнувшая в голове еще сонной Билли.

— А, вы наконец проснулись, — пробормотал Карим. — Долго же вы спали! Этот перестраховщик доктор запретил будить вас, пока сами не проснетесь. — Карим нахмурился. — Четыре часа!

— Простите, — сказала Билли, с трудом двигая губами. Он вел себя так, как будто ее сон был для него личным оскорблением. Она села на постели и поморщилась, когда ненароком пошевелила левой рукой. Рука была на перевязи. Кто-то, наверное, Ясмин, снял с нее брюки и рубашку и надел ночную рубашку.

— Не обвиняйте его, я не знаю, почему проспала так долго.

— Шок, — ответил Карим. — Рана сама по себе пустяковая. Я пытался объяснить это Дэвиду, но не смог его убедить. Он опасался, что вы можете умереть от потери крови или от яда, которым Ладрам мог смазать острие ножа. — Голос Карима стал возмущенным, когда он продолжил: — Дэвид набросился на Клэнси за то, что, по его мнению, он прилетел слишком поздно. Он хотел как можно быстрее отвезти вас к доктору. Я давно не видел его в таком состоянии. Он совсем потерял голову.

— Где он? — спросила Билли.

— Доктор выгнал его из комнаты после того, как Дэвид пообещал, что свернет ему шею, если вы умрете. — Карим покачал головой. — Я уже говорил вам, что он вел себя очень необычно. Он кругами ходил около вашей двери, пока я не сказал ему, что прикажу охране насильно увести его, если он не уйдет по собственной воле.

— Вам пришлось сделать это?

— Да, конечно, — просто ответил шейх. — Я никогда не обещаю того, чего не могу выполнить, мисс Калахан. — Он вытянул вперед ноги. — Дэвид очень страдал, когда вы уехали. Еще больше он страдал, когда узнал, что Ладрам похитил вас. — Он сделал паузу, нахмурился и решительно сказал: — Я очень огорчаюсь, когда Дэвид страдает, мисс Калахан. Вот почему я решил остаться и поговорить с вами, прежде чем послать за Дэвидом.

— Я тоже переживаю, когда Дэвиду плохо, — сказала Билли. Она выпрямилась, и повязка сползла с ее руки. — Я думаю, что вы это уже поняли.

Взгляд Карима остановился на вышитых зелеными нитками словах на ее ночной рубашке: «Поцелуй меня, я — ирландка».

— Что за странное одеяние? Дэвид находит этот наряд эротичным?

— Не помню, чтобы Дэвид видел меня когда-нибудь в ночной рубашке, — растерянно ответила Билли. Заметив усмешку на лице своего собеседника, она покраснела. — Наверное, Ясмин решила, что эта ночная рубашка как раз подходит для больной. — Билли усмехнулась. — Ясмин бы никогда не надела на меня такую одежду, если бы у нее был выбор. Она каждый раз укоряет меня в том, что я недостаточно женственна.

— Как мне кажется, у Дэвида нет жалоб по этой части. — На губах шейха заиграла улыбка. — Вы вообще кажетесь ему безупречной. — Улыбка шейха стала более теплой. — Ему только не нравится ваша манера исчезать не прощаясь. Вы поступили очень безрассудно, мисс Калахан. Из-за вас мог погибнуть Дэвид.

— Я знаю, — прошептала Билли. Ее губы задрожали при воспоминании, как Ладрам приставил нож к груди Дэвида. — Это было ужасно! — Встретившись с шейхом взглядом, Билли спросила: — Что с Ладрамом?

— Он в наших руках, — сказал Карим тоном, не располагающим к дальнейшим расспросам. — Надеюсь, он теперь никому не сможет причинить зла.

От сурового тона Карима Билли стало не по себе.

— Я рада, что Дэвид наконец-то в безопасности.

— Вы можете быть абсолютно уверены в этом, если только ваша беспечность снова не навлечет на него какой-нибудь беды. — Он произнес это резким уверенным голосом. — Я не могу больше допустить ничего подобного.

— Вы не можете допустить?..

— Я знаю, что заставит вас по-настоящему заботиться о нем, — перебил Карим. — Дэвид рассказал мне, что вы собирались пожертвовать ради него своей жизнью. Я не понимаю, как можно поступать так, а потом заставлять его страдать, отказываясь быть с ним.

— И вы хотите быть уверены, что я не совершу больше безрассудных поступков? — Глаза Билли блестели. — Вы опять угрожаете мне заточением в гарем? — Она уже не помнила, о чем они говорили в тот первый день знакомства, но теперь, когда она лучше узнала Карима, поняла, как дорог шейху Дэвид, ей было трудно воспринять всерьез его угрозы.

— Вы уже имели возможность убедиться, что иногда я забываю, в какое время мы живем, — ответил Карим. — И поэтому ведите себя благоразумно. Я уверен, что Дэвид найдет слова, чтобы убедить вас остаться с ним. Я скажу, что собираюсь предпринять, — продолжал Карим. — Во-первых, вам не будет позволено покидать Казбах и город без Дэвида. Во-вторых, вы немедленно переедете в комнаты Дэвида. В-третьих, я запрещу ввоз в Казбах любых противозачаточных средств. Те, которые есть у вас, будут конфискованы, а получите их вы обратно только после того, как я буду уверен, что в вашей голове больше нет всяких глупостей.

«Ну и старый дьявол!» — подумала Билли.

— Может быть, еще стоит забрать у меня все мои вещи?! — спросила она с издевкой.

— Ваши вещи? — Густые брови Карима удивленно подскочили вверх.

— Ну как же! Все будет в полном порядке, пока я буду сидеть здесь у вас раздетая и беременная, — вкрадчиво произнесла Билли.

— Что ж! Разумная мысль. Я полагаю, что Дэвид позаботится об этом.

— Уверена, что он именно так и сделает, — произнесла Билли, не сводя глаз с шейха. — И без всяких советов с вашей стороны.

— Посмотрим. Но все, что от меня зависит, я сделаю. — Он поднял брови. — А вы, я смотрю, не выглядите слишком расстроенной. Надеюсь, вы примете свой жребий смиренно.

«Смиренно! Кариму просто необходимо побольше узнать о современных женщинах и об их стремлении к независимости, — рассуждала про себя Билли. — Теперь у меня будет достаточно времени, чтобы просветить его на этот счет».

— Я собираюсь остаться с Дэвидом, если именно это вас интересует. — Говоря эти слова, Билли откинула одеяло и спустила ноги с кровати. — В самом деле. Я хочу увидеть его прямо сейчас. Он в своих комнатах?

Карим покачал головой:

— В оранжерее.

— Хорошо. — Ее голова кружилась от слабости. — Тогда я пойду прямо туда.

— Я могу за ним послать, — возразил Карим. — Вам не стоит так рано вставать.

— Я должна пойти к нему, — ответила Билли. — Я уехала, никому не сообщив, и решение о возвращении тоже хочу принять самостоятельно. Я надеюсь, что Дэвид поймет меня.

— Я согласен с вами, — произнес Карим, вставая. — Это только начало, Билли. — Наклонившись, он поцеловал ее в лоб. — Вы на правильном пути.

От этих слов веяло такой искренностью, что слезы навернулись ей на глаза. В этот момент она поняла, что нет ничего странного в том, что Дэвид так любит этого старика. В горле запершило, и, стараясь не выдать охвативших ее чувств, она улыбнулась.

— Я знаю, что это так. Тем не менее вам совсем не обязательно быть таким любезным со мной. Не исключено, что вдруг вы решите, что я слишком взбалмошна и капризна, чтобы находиться рядом с Дэвидом, и вы отправите меня в Марасеф. — С этими словами Билли направилась к прозрачному занавесу, закрывающему проход в соседнюю комнату. Пройдя несколько шагов, она повернулась и добавила: — Должна сказать вам, что я уже приняла решение. — Ее фиалковые глаза смеялись. — А что касается ваших угроз, то они бесполезны. Если я захочу, то найду возможность сбежать из Казбаха, и меня не остановит даже беременность. — Она пожала плечами. — Даже если у меня родится малыш, я могу убежать с ребенком: привяжу младенца на спину, как индианка, и уйду вместе с ним.

Билли скрылась за занавесками. Шейх Карим пристально смотрел ей вслед.

В оранжерее было все по-прежнему. Лунный свет играл в белоснежных цветах жасмина и в мерцающих во тьме, как звезды, цветах золотой алламанды. Вокруг нее были те же цветы, что и в первую ночь, но что-то неуловимо изменилось. Ощущение чудесного волшебства исчезло, и теперь ее окружала абсолютно реальная жизнь. Всем своим существом Билли чувствовала ее движение и слышала биение сердца природы, окружавшей ее. Теперь Билли знала, что эту способность чувствовать окружающий мир она получила в подарок от Дэвида.

Дэвида она увидела сразу. Он неподвижно стоял, засунув руки в карманы черной куртки, и невидящим взглядом смотрел на пробивающиеся ростки.

— Они подросли с тех пор, как ты посадил их, — тихо проговорила Билли.

Он стремительно повернулся к ней, в его глазах промелькнуло удивление.

— Билли, что ты делаешь здесь? Почему ты не в постели?

— Ты не очень-то любезен, — сказала она с улыбкой. — Я не в постели, потому что не хочу там быть. Я пришла к тебе, потому что хочу этого. — Глаза ее сияли. — Карим сказал мне, что ты совсем потерял голову и ему пришлось тебя запереть.

— Ты все не просыпалась, — начал он объяснять, — я не знал, что делать. — Он порывисто обнял ее и спрятал лицо в ее волосах. — Какое счастье, что с тобой наконец все в порядке! Я так боялся, что ты умрешь!

Она обняла его за плечи и притянула к себе, слегка засмеявшись.

— От этой царапины? Ну что ты. Не так уж было больно, просто я ужасно испугалась.

— Но ты так долго не просыпалась, — жалобным голосом проговорил Дэвид. — Этот чертов доктор не разрешил разбудить тебя. Я всего лишь хотел знать, как ты себя чувствуешь.

— Ну, теперь ты сам видишь, — ответила Билли, жадно вглядываясь в его лицо. — Разве мне удалось бы прийти к тебе, если бы мне было плохо?!

— Надеюсь, что нет, — пробормотал он. — Я же просил Карима, чтобы он прислал за мной, как только ты очнешься.

— Он так и намеревался сделать, но я не разрешила. Я хотела сама прийти к тебе. — Она слегка откинулась назад, чтобы он увидел ее улыбку. — Это мой собственный маленький ритуал.

— У него есть название?

Опустив руку, она нежно дотронулась до зеленых ростков.

— Любовь.

Она прижалась щекой к его лицу.

— Твой цветок заметно подрос, — задумчиво произнесла она. — Я и не предполагала, что он так быстро вырастет.

— Только дай возможность, и любовь прорастет везде, где ты посадил ее, — уверенно сказал Дэвид. — Надо только создать для нее все условия. Теперь я никуда не отпущу тебя. Если ты не хочешь остаться здесь со мной, то я, как бродячий трубадур, пойду с тобой, с твоей гитарой за спиной. Я буду собирать с тобой виноград в долине Напа, буду нырять за жемчугом в Самоа или носить корзины туристам в Нассау. — Его глаза излучали любовь и тепло. — Мы будем жить вместе, работать вместе и любить друг друга. И знаешь, что я тебе скажу? Однажды ты поймешь, что нашла свое пристанище и что твое пристанище — это я, так же, как мое — ты.

Она почувствовала, что сейчас разрыдается:

— Дэвид, но все, что нужно тебе для жизни, — здесь, в Седихане. Здесь твой дом, все люди, которых ты любишь.

— Нет, не все, — не согласился Дэвид. — Та, которую я люблю больше всех, считает невозможным для себя остаться здесь. А значит, и я не смогу здесь больше оставаться. — Он легонько поцеловал ее в висок. — Кто знает? Может быть, я смогу полюбить цыганскую жизнь. Мы всегда будем счастливы, независимо от того, где мы будем.

Ее сердце было переполнено любовью.

— Картина, нарисованная тобой, прекрасна, но я думаю, что нам незачем возвращаться к пройденному.

— Послушай, Билли, мы оба знаем, в чем твоя проблема. Ты не можешь спокойно плыть по реке жизни. Кроме того, ты избегаешь сильных чувств и настоящих привязанностей. И все это только потому, что людям, которые окружали тебя в детстве, не хватило душевных качеств, чтобы понять, какое ты сокровище. Это совсем не значит, что все люди такие. Я люблю тебя и буду любить всегда. — Он глубоко вздохнул. — И если существует где-то там, за горизонтом, еще одна жизнь, более длинная, чем эта, то и в другой жизни я буду любить тебя.

«Где-то за горизонтом, — мечтательно представила Билли, — я тоже буду любить его». И еще Билли думала о том, что если даже они пройдут через самое сердце жизни и попадут в иные миры, то и там он будет с ней, согревая ее, давая ей возможность быть самой собой, и там они будут единым целым.

— Дэвид, — прошептала она, — я так люблю тебя!

— Тогда ты позволишь мне пойти за тобой?

Она покачала головой.

— Я же говорила тебе, что это невозможно. — Она опустила глаза, чтобы скрыть веселые искры, сверкавшие в глубине. — Ничего не получится.

Дэвид нахмурился:

— Какого черта, как это — не получится?

— Понимаешь, мечта о беззаботной цыганской жизни, которую ты собираешься вести со мной, так и останется мечтой, потому что благородный шейх Карим собирается запереть меня в Казбахе. У него на этот счет есть свои планы. — И, покорно склонив голову, добавила: — Так что у меня нет ни малейшего шанса выбраться отсюда.

— Что ты говоришь? Он это серьезно?

— Карим решил вмешаться и сделать все от него зависящее, чтобы я больше не смогла огорчать тебя, — ответила Билли. На губах ее играла веселая улыбка. — Когда мы вернемся, я думаю, что мои вещи уже будут в твоих комнатах. Я под домашним арестом. — Она наморщила нос. — А ты мой тюремщик. А еще он сказал — никаких противозачаточных средств, пока мой разум не просветлеет и я не приму свою судьбу с благодарностью.

— О Господи, неужели он сделал это? — простонал Дэвид. — Скажи мне, что это неправда.

— Это истинная правда. — Глаза Билли смеялись.

— Удивительно, как ты это вытерпела. — Дэвид поднял голову и заглянул ей в глаза. — Он хочет счастья нам обоим. Он просто не знал, как ему быть.

— Придется заняться его обучением, — весело ответила Билли. — Надеюсь, он быстро поймет меня, потому что я не собираюсь каждый раз объяснять ему, что надо уважать женскую свободу и независимость. У меня еще столько дел здесь, в Казбахе: удостовериться, что Юзеф и Дайна поженились, познакомиться с Алексом, Бри, Хани и Лансом. Кроме того, я собираюсь написать несколько новых песен, чтобы поднять свой профессиональный уровень, и, конечно же, я буду следить, чтобы ты не бросал писать свои замечательные книги. Это все будет занимать довольно много времени, поэтому Кариму придется…

— Билли, о чем ты говоришь? — перебил ее Дэвид. — Я не хочу заставлять тебя жить здесь против твоего желания. Я поговорю с Каримом, никто не посмеет удерживать тебя здесь.

— Никто меня насильно здесь и не удержит, — сказала Билли, скромно потупясь. — Я уже смирилась со своей судьбой и с приказаниями Карима. Я буду тихо сидеть в серале и ждать приказаний своего повелителя. И, может быть, если я буду хорошо себя вести, то ты будешь так добр, что устроишь мне увеселительную прогулку в Марасеф. — Она скромно опустила ресницы. — Конечно, я понимаю, что просить о такой прогулке, это уже слишком.

— Билли, перестань шутить. — Он с силой сжал ее руки и тут же отпустил их. — Прости, я забыл о твоей ране.

— То ты думал, что я умру, то забыл, что я ранена. Ты стал такой странный, Дэвид.

— Это потому, что ты сводишь меня с ума. — Он взял ее лицо в свои руки так, чтобы видеть ее глаза. — Теперь говори.

— Ты же не умеешь играть на гитаре, я должна научить тебя, помнишь? Я останусь здесь, пока ты не научишься. — Она улыбалась, но глаза ее были полны слез. — Если учесть, что у тебя нет слуха, то твое обучение займет годы. Мне не нужны ни другие места, ни другие люди, Дэвид. Моя прежняя жизнь осталась где-то там, за горизонтом. Я не хочу больше сниматься в кино, я не собираюсь мотаться по свету, чтобы увидеть новые страны и города. Мне нужен только ты. До конца моих дней. — Она спрятала лицо у него на груди, и голос ее стал звучать тише. — Ты говорил о пристанище? Я нашла его, и моя привязанность к нему растет. Я поняла это в пещере, когда думала, что ты можешь умереть и я потеряю самое дорогое, что у меня есть. — Подняв голову, она пристально посмотрела ему в глаза. — Я не могу тебе обещать, что сразу избавлюсь от страхов одиночества, они могут вновь вернуться, ведь я так долго жила с ними, что едва ли они покинут меня за одну ночь. Я только обещаю, что никогда больше не исчезну. Я хочу приблизиться к тебе все ближе и ближе. Мне всегда казалось, что счастье ждет меня впереди, и я все время стремилась туда — вперед, но, когда я добиралась до места, оказывалось, что там ничего нет, что это был только мираж счастья, который таял быстрее, чем я успевала протянуть к нему руки. А на самом деле там, у линии горизонта, ждал меня ты. И, обнимая тебя, я прикасаюсь к своему счастью, к которому так долго стремилась, — и оно не исчезает.

— Ты уверена? — спросил Дэвид, оглушенный таким признанием. — Я так хочу, чтобы ты была счастлива, любовь моя.

— Я уже счастлива, — ответила она просто. — Я добралась до своего горизонта, и у меня есть любовь и ты. — Она притянула его голову к себе, их губы слились в поцелуе. Билли ощутила дыхание жизни, она слышала, как растет трава, набухают почки и расцветают цветы. «Какое счастье, что я научилась слышать все это! — подумала Билли. — Только сейчас я начинаю жить, и мне нравится эта жизнь, ее звуки и запахи, мгновения настоящего. И я верю: то, что ждет нас впереди, будет так же прекрасно, как этот день».