Все дело в деньгах

– Скажи, кому мне ее показать, Расти? Ты знаешь, кто может ее вылечить?

Расти потер рукой нос: он делал так, когда был раздражен.

– Да никто ее не сможет вылечить! Не пойму, что с тобой случилось. Ты как будто спятил.

Я проглотил это. Слишком многое было поставлено на карту. Если я смогу ее вылечить, она меня озолотит. Я верил в это. Я видел это как наяву.

– Расти, ты всех тут знаешь. Ты в курсе всего, что происходит. Как ты думаешь, кто может ей помочь? Кто-то же должен быть! На киностудиях ведь полно наркоманов. И их вылечивают. Кто это делает?

Расти почесал шею, хмуро глядя на меня.

– Это да, но они народ денежный. Курс лечения стоит больших денег. Есть один человек, но, я слышал, он очень дорого берет.

– Хорошо, отлично, может быть, я смогу одолжить у кого-нибудь. Мне нужно ее вылечить, понимаешь? Кто он? Как его зовут?

– Доктор Клинзи, – сказал Расти. И усмехнулся. – Ты меня убиваешь. Он тебе не по карману, но он может помочь. Он вылечил Мону Гиссинг и Фрэнки Леддера. – Это были имена крупнейших звезд студии «Пасифик». – Они курили траву, и он полностью избавил их от зависимости.

– Как мне его найти?

– Посмотри в телефонном справочнике, – бросил Расти. – Послушай, Джефф, ты ведешь себя как дурак. Ты с ним за всю жизнь не расплатишься.

– Мне все равно, сколько это будет стоить, главное, чтобы он смог ее вылечить. Я предложу ему долю. Она будет знаменитой и будет приносить баснословную прибыль. Я нутром это чую. У нее такой голос, что ей ничего не стоит стать звездой.

– Ты просто спятил.

– Хорошо, пусть я спятил.

Я выписал адрес доктора Клинзи из телефонной книги. Он жил на бульваре Беверли-Глин.

Наблюдая за мной, Расти промолвил:

– Послушай моего совета, Джефф. Я знаю, что говорю. Хуже нет, чем связаться с наркоманом. Им ни в чем нельзя доверять. Они опасны. У них нет чувства ответственности, как у здоровых людей. Они уже не такие, как мы. Ты должен смотреть правде в глаза. С ними нельзя общаться, они ненормальны. Они могут пойти на все, и их ничто не остановит. Брось эту девицу, пока не поздно. Она принесет тебе только несчастье. С такими людьми нельзя связываться.

– Можешь оставить свое мнение при себе, – буркнул я. – Что ты волнуешься? Я же не прошу тебя о благотворительной помощи.

И я вышел из бара и пошел обратно в свой пансион.

Рима сидела в постели. Она была одета в черную пижаму, и со своими распущенными серебристыми волосами и ярко-голубыми глазами выглядела совершенно потрясно.

– Я хочу есть.

– Эти слова я велю выгравировать на твоем надгробном камне. Хочешь ты есть или нет – меня не касается. Кто дал тебе деньги на дозу вчера вечером?

Она отвела глаза в сторону:

– Никто. Я ничего вчера не покупала. Ты мне не одолжишь?..

– Замолчи сейчас же! Если я смогу договориться, ты будешь лечиться?

Она помрачнела:

– Мне уже ничто не поможет. Я это знаю. Бесполезно об этом говорить.

– Есть кое-кто, кто может тебе помочь. Если я смогу уговорить его, чтобы он взял тебя на лечение, ты пойдешь?

– Кто это?

– Доктор Клинзи. Он лечит всех знаменитостей Голливуда. Возможно, мне удастся убедить его вылечить и тебя.

– Конечно, жди! Гораздо дешевле будет просто дать мне денег. Я ведь совсем немного прошу…

При этих словах я схватил ее в охапку и стал трясти. Она дохнула на меня – запах у нее изо рта был тошнотворный.

– Ты будешь лечиться, если я смогу тебя к нему устроить, или нет? – заорал я в припадке ярости.

– Как хочешь.

Я чувствовал, что выхожу из себя, и огромного усилия стоило мне сдержаться.

– Хорошо, я с ним поговорю. Оставайся здесь, никуда не уходи. Я попрошу Кэрри принести тебе чашку кофе и что-нибудь поесть.

Я вышел. Подойдя к лестнице, крикнул вниз Кэрри, чтобы принесла гамбургер и чашку кофе в комнату Римы. Затем пошел к себе и надел свой лучший костюм. Правда, далеко не новый, и в некоторых местах он даже лоснился, но, после того как я тщательно прилизал волосы и начистил ботинки, я стал все же отличаться по виду от бродяги.

Рима все еще сидела в постели и потягивала кофе. Увидев меня, она наморщила нос:

– Ого! Да ты настоящий красавчик!

– Не твое дело. Пой. Давай быстро пой мне прямо сейчас.

Она уставилась на меня:

– Что петь?

– Что хочешь, только пой.

Она начала «Дымом застланы твои глаза». Мелодия рождалась в ней легко, переливалась ручьем. У меня по спине, как в тот раз, поползли мурашки и добрались до самых корней волос. Комната наполнилась чистым, звонким, как у колокольчика, звуком. Это было еще прекраснее, чем я представлял себе.

Я стоял как вкопанный. Она пропела куплет.

– Достаточно, – остановил я ее. Сердце мое колотилось. – Я скоро вернусь, только никуда не уходи.

И, перепрыгивая через три ступеньки, я спустился по лестнице.

Резиденцию доктора Клинзи окружали полтора акра прекрасно ухоженных садов и ограждал высокий стальной забор, по верху которого шли стальные же острия.

Длинная дорожка вела от ворот к дому. Быстрым шагом я прошел минуты три или четыре, прежде чем моему взору открылся дом, походивший на декорацию дворца Козимо Медичи во Флоренции, возведенного для съемок какого-нибудь фильма. К дому вела огромная лестница с террасой, ступенек в пятьдесят, не меньше. Окна верхнего этажа были забраны решетками.

Везде царила какая-то гнетущая атмосфера, стояла полная тишина. Казалось, даже розы с бегониями в печали низко склонили свои головки.

В глубине парка под тенью вязов несколько человек сидели в креслах-каталках. Возле них хлопотали три или четыре медсестры в ослепительно белых халатах.

Я поднялся по длинной лестнице и позвонил в дверь. Через минуту мне открыл грустный пожилой господин с таким пепельным лицом, такими пепельными волосами, такими пепельными глазами, в таком пепельном костюме, что казалось, он весь, с ног до головы, покрыт слоем пепла.

Я представился. Не говоря ни слова, он проводил меня по сверкающему паркету в боковую комнату, где сидела медсестра, стройная блондинка, и возилась с бумагами.

– Мистер Гордон, – провозгласил серый человек. Он проворно подсунул мне стул, и я невольно сел. Затем он вышел, так бережно прикрыв за собой дверь, словно она была из хрусталя.

Медсестра положила ручку на стол и обратилась ко мне мягко, с печалью в глазах:

– Слушаю вас, мистер Гордон. Чем мы можем быть вам полезны?

– Дело в том, – начал я, – что я хотел бы поговорить с доктором Клинзи по поводу одного потенциального клиента.

– Я могу назначить вам встречу. – Она скользнула взглядом по моему костюму. – Кто этот пациент, мистер Гордон?

– Я хотел бы поговорить об этом лично с доктором Клинзи.

– Боюсь, что доктор сейчас занят. Вы можете полностью мне довериться. Именно я назначаю встречи с доктором Клинзи.

– Уверен, что вы прекрасно справляетесь со своими обязанностями, – сказал я. – Но поверьте, это совершенно особый случай. Мне хотелось бы его обсудить с самим доктором Клинзи.

– В чем же эта особенность, мистер Гордон?

Я видел, что не произвел на нее должного впечатления. Из ее глаз исчезла печаль, и сейчас в них была откровенная скука.

– Я агент одной известной певицы, талант которой представляет большую ценность. Если мне не удастся лично переговорить с доктором Клинзи, мне придется обратиться в другую клинику.

Похоже, это ее заинтересовало. Она недолго поколебалась, затем встала.

– Пожалуйста, подождите минуту, я пойду узнаю…

Она открыла дверь и исчезла из виду. Ее не было довольно долго, затем она вернулась, придерживая рукой дверь.

– Прошу вас, входите.

Я вошел в огромный кабинет, обставленный достаточно современно, помимо мебели там был еще хирургический стол. У окна стоял письменный стол, за которым сидел человек в белом халате.

– Мистер Гордон?

Ему удалось произнести мое имя так, словно он был чрезвычайно рад нашей встрече. А потом он вышел мне навстречу. Он оказался невысоким человеком, не старше тридцати лет, с копной густых, светлых, вьющихся, крупных локонов. У него были слегка раскосые светло-серые глаза и мягкие, располагающие манеры.

– Совершенно верно. Доктор Клинзи?

– Да, это я. – Он показал рукой на стул. – Чем могу помочь, мистер Гордон?

Я сел и подождал, пока медсестра выйдет.

– Я работаю с певицей, у нее трехлетний стаж употребления морфина, – сказал я. – Я хочу, чтобы ее вылечили. Во сколько это обойдется?

Раскосые серые глаза без особого энтузиазма пробежались по мне.

– Курс лечения с гарантией стоит пять тысяч долларов, мистер Гордон. К счастью, в нашей клинике мы можем гарантировать положительный результат.

Я глубоко вздохнул:

– Да, за такие деньги можно ожидать положительных результатов.

Он печально улыбнулся, они здесь все, по-видимому, были мастерами печальных улыбок.

– Возможно, для вас это окажется слишком дорого, мистер Гордон, но в нашей клинике проходят лечение самые известные и состоятельные люди.

– Сколько времени это займет?

– Это зависит прежде всего от пациента. Приблизительно пять недель. Если случай очень запущенный, возможно, понадобится восемь недель, но не больше.

– И вы это гарантируете?

– Разумеется.

У меня не было знакомых, столь богатых или сумасшедших, чтобы одолжить мне такую сумму. Как заработать такие деньги, я тоже не знал. Я решил зайти с другой стороны.

– Честно говоря, это несколько больше, чем я могу себе позволить сейчас, доктор. Но она потрясающая певица. Когда она будет здорова, то принесет огромные деньги. Вы могли бы войти в долю. Двадцать процентов от ее гонораров до полной выплаты пяти тысяч и три тысячи сверху как проценты по вкладам.

Не успел я договорить, как понял, что сделал ошибку. Он потерял всякий интерес ко мне, глаза сделались далекими и равнодушными.

– Должен вас огорчить, мистер Гордон, но мы здесь не занимаемся подобным бизнесом. Мы работаем по предварительной записи, и к нам большая очередь. И оплата только наличными. Три тысячи при поступлении в клинику, две после выписки.

– Но у меня совершенно особый случай…

Его холеные пальцы потянулись к кнопке звонка на столе.

– Сожалею, но таковы условия.

Он нажал кнопку.

– А если я смогу собрать эти деньги, вы гарантируете?

– Вы имеете в виду излечение? Конечно.

Он поднялся, в кабинет тем временем вплыла сестра. Они оба снова печально улыбнулись мне.

– Если ваша клиентка решит обратиться к нам, мистер Гордон, дайте нам знать заранее. Мы очень загружены, и нам будет трудно, если вообще возможно, найти для нее место.

– Спасибо, – ответил я. – Я подумаю.

Он подал мне белую прохладную руку с таким видом, словно оказывал этим огромную честь, и сестра проводила меня из кабинета.

По дороге домой я думал над его словами и поймал себя на том, что в первый раз в жизни остро желаю добыть денег. Но где взять пять тысяч долларов? Если бы можно было каким-то чудом раздобыть эти деньги и вылечить Риму, она засияла бы и затмила всех. И я поднялся бы вместе с ней к самой вершине. Это казалось мне таким очевидным.

Так я шел, глубоко задумавшись, в сторону дома, пока случайно не наткнулся на магазин, торгующий граммофонами и пластинками. Я остановился посмотреть на длинные ряды разноцветных обложек и представил себе, как с обложки одной из них на меня будет смотреть фотография Римы.

В этот момент мое внимание привлекла вывеска в витрине, гласившая: «Запишите свой голос на пленку. Три минуты записи всего $2,5. Отнесите свой голос домой и удивите своих друзей».

И тут меня осенило.

Надо записать голос Римы на пленку, и тогда не надо будет водить ее на прослушивания и опасаться, что с ней случится приступ, как в «Голубой Розе». Я отнес бы пленку в разные места, и, может быть, мне удалось бы кого-нибудь заинтересовать и получить аванс на ее лечение.

Я поспешил к себе в пансион.

Когда я вошел в комнату Римы, она была одета и сидела у окна с сигаретой в руке. Она обернулась и выжидающе посмотрела на меня.

– Доктор Клинзи говорит, что сможет тебя вылечить… – сказал я, присаживаясь на кровать. – Но лечение стоит дорого. Он берет пять тысяч баксов.

Она поморщилась, пожала плечами и отвернулась обратно к окну.

– Нет ничего невозможного. – Я не отступал. – У меня есть идея. Мы запишем твой голос на пленку. Тогда у нас будет надежда, что кто-нибудь выложит деньги, когда услышит, как ты поешь. Собирайся, пошли.

– Ты с ума сошел. Никто не даст таких денег.

– Предоставь это мне. Идем.

По дороге в магазин я заметил:

– Я думаю, тебе надо спеть «Я помню эти дни». Ты знаешь эту песню?

Она сказала, что знает.

– Пой погромче и в быстром темпе.

Продавец, который провел нас в студию звукозаписи, имел надменный и скучающий вид. Он явно считал нас парочкой оборванцев, которым больше делать нечего, как выкидывать на ветер два с половиной доллара и занимать его драгоценное время.

– Сначала нам нужно порепетировать, – я уселся за пианино. – Мы хотим, чтобы у нас получилось громко и в хорошем темпе.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.