34

Прекрасным осенним утром Хорг и Хобен работали в Большом зале. Они ремонтировали окна, разбитые камнями осаждавшей аббатство нечисти. Хорг придерживал стремянку, а брат Хобен вставлял в витраж тщательно подобранный и подрезанный кусок хрусталя и заполнял шов свинцом. Закончив работу, они сложили стремянку и подмели осколки.

Из кухни прискакали Брогл и Фавилла. Они помахали старикам лапами: — Привет! Старик Хорг тоже замахал им лапой.

— Если вы наружу, не хлопайте дверью. Дайте окну осесть.

Белки осторожно закрыли дверь и понеслись в сад.

— Смотри, красота какая! — восторгалась Фавилла. — Золотые и красные листья, желтые груши, розовые яблоки. А вон аббатиса. Мгера, привет!

Мгера стояла возле яблони позднего сорта с несколькими малышами. Она помахала лапой друзьям, а малыши не отрывали глаз от дерева. Только Трей прижал лапу к губам:

— Ш-ш-ш! Мать-настоятельница Мгера велела не прыгать и не топать. Яблоки сами должны падать, когда созреют.

Фавилла и Брогл подошли к группе.

— Это игра? — спросила Фавилла у Фигл. — А нам можно?

Фигл кивнула.

— Кто увидит, как падает яблоко, получит приз.

В этот момент яблоко сорвалось с дерева и упало Броглу на макушку.

— Я увидел, я, я! — завопил ежонок Вегг.

— А я почувствовал, — потер голову Брогл.

Мгера чуть не опрокинула Фавиллу и весьма несолидно для матери-настоятельницы понеслась к дверям аббатства.

— Мама, мама! Падают! Падают! — кричала она на бегу.

За ней, смеясь, крича и толкаясь, побежали малыши.

Первой в кухню ворвалась Мгера. Она с трудом удержала равновесие. Филорн подхватила ее, но их обеих чуть не сшибли с ног ворвавшиеся за Мгерой малыши.

Трей вскарабкался на лапы Мгере, перескочил к Филорн и завопил:

— Филорн, мэм, осенние яблоки падают!

Мгера поддержала Филорн, но Трей по инерции сорвался и плюхнулся головой в пирог.

— Хорош, хорош, — приговаривал брат Бобб, под смех малышни выуживая ежонка из пирога.

Блек и Слек плескались в пруду. Заметив приближение Филорн и Мгеры, они вылезли на берег и вежливо махнули хвостами.

— Осенние яблоки начали падать, я сама видела, — сообщила Мгера. — Что нужно делать?

— Только ждать, — вздохнула Слек. — Мы будем следить со стены, не сомневайся. А ты занимайся своими делами. Как что заметим, сразу дадим вам знать.

— Спасибо, Слек, но мы пойдем на стену с вами.

— Не надо этого делать, — возразила Блек. — Командор вряд ли нас за это похвалит. Стену уж оставь нам.

— Командора я беру на себя, — заверила Мгера. — Мы идем с вами. Мама, скажи Фавилле, чтобы нам туда носили еду, и попроси кротоначальницу прислать одеяла для всех.

Одеяла на крепостную стену принес Гундил. Он вручил Мгере мягкое розовое.

— Хурр, мать-настоятельница, это для тебя. Я уж тут побуду с вами.

— Спасибо, Гундил. Извини, что у меня в последнее время для тебя остается так мало времени.

Гундил потерся головой об ее лапу:

— Хурр-хурр, дела аббатства, понятно, понятно. Ничего, потом легче будет и время найдется.

Мгера хлопнула лапой но одеялу, приглашая крота сесть рядом.

— Вот уже немножко нашлось. Что это у тебя?

Гундил вытащил книжку аббатисы Песенки, завернутую зелеными полосками.

— Хурр, плохо у меня с чтением, мать-аббатиса. А послушать люблю. Кроты любят слушать, когда им читают, хурр.

Мгера сняла полоски с книги.

— Откуда начнем чтение? И перестань называть меня матерью. Мгерой меня зовут, ты ведь не забыл?

— Не-ет, не забыл, — расплылся Гундил в улыбке. — С начала начнем, хурр.

И Мгера прочла первую строку:

— «Я, Песенка, мать-настоятельница аббатства Рэдволл, оставляю эти записки для того, кто займет мой пост после меня.

Скромность — обязательное свойство настоятеля аббатства;

терпение — обязательное свойство настоятеля аббатства;

мудрость — обязательное свойство настоятеля аббатства;

понимание — обязательное свойство настоятеля аббатства;

доброта — обязательное свойство настоятеля аббатства;

сила — обязательное свойство настоятеля аббатства…»

Мгера хлопнула по непробиваемому рабочему когтю крота.

— Вот они все, эти основные «осны». А дальше — смелость, сочувствие, справедливость, решимость… список длинный, все читать?

Гундил в ответ царапнул лапу Мгеры — нежно, чтобы не повредить.

— Ххурр… только последнюю строчку. Она мне больше всех нравится.

Мгера заглянула в самый конец.

— «Я выбираю в настоятельницы Мгеру», — прочитала она каракули, резко отличающиеся от аккуратного почерка Песенки.

Со своего наблюдательного поста они хорошо видели надгробие Крегги. Мгера посмотрела туда.

— Представь себе, сколько усилий приложила Крегга, чтобы это написать. Смотри… — Она выбрала одну из полосок. Тем же почерком написанные буквы ЯВВНМ. — Эту полоску я должна была найти последней… Не плачь, друг, Крегге бы это не понравилось.

— Но Крегга такое чудесное существо… Хурр. Жаль, что ее больше нет с нами.

Рукки Гарж и Командор сидели рядышком на берегу. Целительница стукнула суковатой палкой по валуну.

— Хах-х, Дейна, зверь здоровый, здесь, здесь сядь.

Дейна повиновался и терпеливо сидел, пока она скребла и мяла его физиономию.

— Ну, малец, — обратилась она к Командору, — глянь теперь.

Командор посмотрел на морду Дейны, протер глаза, снова посмотрел. Схватил его голову двумя лапами, ощупал, обнюхал…

— Рукки, королева, не поверил бы, если б не увидел. Ни следа ведь не осталось, ни отметинки! Это чудо!

— Хи-и, хи-и… — Древняя старуха застеснялась, как девочка. — А покажи нам, где у тебя родинка была, Дейна.

Дейна протянул Командору правую лапу. Лапа как лапа, никаких отметок, вся темная.

— Но ведь… — Командор поскреб хвост. — Чтоб мои усы утонули, вот ведь, а?! Дейна, друг, как это она сделала, а?

Бывший Тагеранг и сам смотрел на свою лапу, как будто ее впервые увидел.

— Не знаю, Командор. Я ведь спал почти все время. Но когда не спал, жгло как огнем, и лапу и морду.

Рукки хлопнула его по лапе палкой.

— Хах-х, зато теперь не болит.

— Совсем не болит! — И Дейна с силой хлопнул лапами.

Старая колдунья треснула Дейну палкой в грудь, туда, куда вошла стрела. Дейна даже не дрогнул.

— Никаких заплат, все новое, — похвасталась старуха-целительница. Она указала палкой на валун: — Вон тот.

Дейна обхватил валун лапами и легко зашвырнул на середину потока. Брызги упали на сидящих на берегу. Рукки вытерла морду и указала на воду:

— Положи на место.

Дейна нырнул и появился с валуном.

— Хах-х, сильный, сильный речной пес.

Она велела Дейне присесть рядом. Командор одобрительно хлопнул его по плечу:

— Ведь расскажешь — не поверят!

— Спасибо, Рукки, ты спасла мне жизнь! — Растроганный Дейна полез к целительнице с объятиями.

Она встретила его палкой:

— Не прикасайся ко мне! Никто не смеет до меня дотрагиваться. Иди в пещеру, вытащи из стены свой нож и проваливай.

Обиженный Дейна стоял, опустив голову и лапы. Вредная старуха похлопала его по хвосту палкой:

— Хи-хи-хи-их-х-х! Но возвращайся, когда научишься варить суп лучше, чем Командор. Рукки тогда рада будет тебя увидеть.

Два дня и три ночи держали вахту на крепостной стене сестры-выдры Слек и Блек, Филорн с Мгерой. Иной раз все население толпилось на стене, за исключением брата Бобба и поваров, занятых на кухне. Здесь пели песни и слушали легенды, здесь делились новостями и играли дети. Малышне не смог испортить настроения даже строгий надзор сестры Алканет, настоявшей на том, чтобы детишек связали веревкой. Иначе обязательно свалятся, уверяла Алканет.

Последнюю вахту третьей ночи несли Фавилла, Брогл, Филорн и Бурак. Они сидели у огня, завернувшись в одеяла, и негромко беседовали. Беспокойный Бурак вызвался сходить помочь на кухне, но его не пустили.

— Ну и тьфу на вашу кухню. Этот старый пузан Бобб душу вытрясет, пока там надрываешься, хвост отъест, во. Того не трогай, этого не касайся, отойди от пирожков, не подходи к пудингу… Когда наконец жрать принесут, во-во-во? Брюхо возмущается, гудит и стонет, мочи нет терпеть!

Где-то защебетала первая птаха, ночной туман становился все реже. Фавилла плотнее завернулась в одеяло и пересела ближе к огню.

— Странные ощущения вызывает этот ночной туман здесь, на крепостной стене.

Брогл зевнул:

— Да, меня от этого тумана как-то развозит.

Бурак фыркнул:

— Не-е, ребята, не видали вы тумана. Вот я раз попал в гороховый суп, хоть ножом разрезай, во!

Появился Нимбало, завернутый в одеяло, напоминающий крохотное привидение.

— Ха, вы в горном тумане не плутали. Оглянешься — так даже своего хвоста не видишь, а вперед смотришь — носа не видать. Такой густой был туман, что в нем лягушки плавали.

Из-за Нимбало послышался еще один голос:

— Горные туманы — всего лишь дымки по сравнению с добрым болотным туманом. Из иного болотного тумана можно накроить одеял для моих больничных коек.

К удивлению сидящих, у огня из ночной мглы выплыла улыбающаяся сестра Алканет.

— Ха-ха-ха! Здорово придумано! Одеяла для больницы! Ха-ха-ха!

Филорн распахнула свое одеяло, приглашая Алканет согреться.

Шаркающей походкой приблизилась кротоначальница Брулл. Туман оседал на шерсть капельками воды. Они причудливо сверкали, освещенные языками пламени.

— Хурр, солнце скоро, скоро. Туман рассеивается.

И вот настало утро. Мгера подошла к стоящей между зубцами стены Блек.

— Когда же наконец вернется Дейна?

Блек перехватила дротик и повернулась к настоятельнице:

— Трудно сказать. Яблоки посыпались, верно, но они еще долго падать будут. Рукки Гарж дня не назвала. Придется потерпеть. Ты бы лучше отдохнула. Усталый у тебя вид.

— Что бы я не сделала, чтобы ускорить этот день!

— Можно попробовать, — произнес кто-то совсем рядом.

Мгера обернулась. Неслышно подошел Хорг.

— Как? — удивленно спросила Мгера.

— Путеводной песней. Когда я был маленьким, мы, бывало, влезали на стену и пели, чтобы наши путешественники поскорее вернулись живыми и невредимыми.

Блек и Свек согласно закивали:

— Да, мы тоже об этом слышали.

— Командор говорил, что помогает. Надо бы попробовать. Мы споем, а вы все будете подтягивать.

Мгера улыбнулась:

— Отличная идея.

Она прочистила горло и крикнула:

— Слушайте все! Обитатели аббатства, давайте споем путеводную песню для Дейны, чтобы он скорее вернулся домой!

Все воодушевленно выразили согласие. Лишь Бурак недовольно забубнил:

— Что за ерунда! Мой желудок всю ночь пел, чтобы к нему жратва пришла, и ничего, во. А теперь, когда наконец можно ему хоть чуть помочь, придется оставить завтрак и петь песенки парню, который их даже и не услышит.

— Сэр, — обратилась к зайцу Мгера, подражая ледяным интонациям сестры Алканет, — вы можете поступать, как вам заблагорассудится. Но если вы не присоединитесь к хору, вход на кухню будет для вас закрыт навсегда. Брат Бобб, примите мое указание к сведению.

— Будет исполнено, мэм! — с жаром откликнулся старший повар.

Заяц оставил завтрак.

— Ладно, ладно, шантажисты проклятые… Я хотел сказать, прекрасное утро для веселеньких куплетиков. Давайте, давайте споем поскорее, чего ждем, во?

Блек и Свек выстроили выдр на стене. Они пошушукались и прокашлялись, раза два перестроились и дружно грянули превеселый марш:

Песня всем так понравилась, что ее повторили. Подпевали и малыши, топая в такт. Во время третьего исполнения Нимбало вдруг вскарабкался на плечо Бураку и что-то ему зашептал, указывая на юг, туда, где тропа исчезала в лесу. Филорн заметила это и дернула за лапу Блек. Та остановила поющих и громогласно провозгласила:

— Там, на тропе! Сюда идут! Песня сработала!

Бурак ссадил Нимбало с плеча и заорал:

— Ну, чего замолкли, солисты и хористы? А застыли чего? Не ломайте магию! Хорг, ворота нараспашку, живо! Все марш вниз, в колонну, встречать пойдем, во, во!

Заяц исчез в сторожке и мигом появился с самодельным знаменем. Он примотал старую скатерть Хорга к шесту и размахивал ею над головой.

Идущие к аббатству выдры заметили встречную колонну и ускорили шаг, потом, потеряв терпение, побежали.

Бурак размахивал знаменем и выкрикивал команды:

— Гляньте-ка на них! Ха, мы еще посмотрим, кто кого первый встретит, во! Бросай полевые кухни! Вперед, в атаку! Кровь и клочья! Еулалиа-а-а-а-а!

Толпа ринулась вперед, Бурака сшибли в канаву. Но даже самые быстроногие не смогли догнать Мгеру и Филорн. А от бегущей с тога колонны выдр оторвалась крупная стремительная фигура, казалось, опережавшая ветер. Лапы колотили тропу, вздымая клубы пыли.

— Дейна-а-а-а-а-а-а!

Он схватил обеих и, сжав в объятиях, оторвал от земли. Тут в них врезался Нимбало, свалив с ног. Подбежали с обеих сторон встречающие и вернувшиеся, обступили трепыхающихся в пыли Дейну, Мгеру, Филорн и Нимбало. Раздался дружный, долго не умолкавший смех, заразительный хохот. Хохотали до слез, пугая пролетавших над ними птиц.

Дейна, сын Риллфлага, вернулся домой.

35

Очень неуютно чувствовал себя Грувен. Конечно, как и любой трусливый лжец, он убеждал себя, что сможет выпутаться из любой ситуации и достичь всего на свете. Потеря матери не слишком его удручала. Мать вечно донимала упреками, понуканиями, советами. Без нее проще. Плохо, что золотистый лис отнял у него стаю. Но как ее вернуть? Грувен панически боялся Рогана. Таких зверей он еще не встречал. Лис никогда не проявлял обычных для живого существа чувств: удивления, страха, гнева или радости. Никто не видел его улыбки, не слышал гневного окрика. Золотые глаза его, казалось, читали мысли. Встретившись с ним взглядом, Грувен сразу же отводил глаза. При мысли об этом бесстрашном воине и беспощадном убийце у Грувена кровь застывала в жилах.

Стая маршировала к старому лагерю. Весь день на ногах, простая грубая пища, полное вооружение. Но никто не отставал и не жаловался. Роган Бор шагал во главе колонны, ни с кем не разговаривал, лишь отдавал приказания, выслушивал донесения и изредка советовался со своими жрицами. Грувен попытался было возмущаться, но поджарая лисица тут же накинула на него петлю и грубо прикрикнула:

— Пошевеливайся, не то мы тебе поможем.

— Ты смеешь так поступать с Тагерангом? Да я эту веревку вмиг перегрызу. У меня зубы что ножи, — попробовал огрызнуться Грувен и тут же почувствовал, что в спину ему уперлось острие копья.

— И сразу получишь новый деревянный спинной хребет, — сообщила топающая сзади крыса. — Заткни пасть и шевели лапами.

Грувен обернулся и плюнул крысе под ноги:

— Я тебя запомню, крыса. И ты запомни мое имя: Грувен Занн Тагеранг. А копье твое мне что зубочистка.

Мускулистый хорь, шедший рядом с Грувеном, больно двинул ему локтем в ребра:

— Зубов для зубочисток не оставлю, понял? Заткнись! Грувен остановился, уперся лапами в песок и завопил:

— Хватит! Я хочу говорить с Роганом Бором!

Он не понял, откуда пришел удар, но мысли помутились, в глазах запрыгали искры.

— Зато он не хочет с тобой говорить, — донеслось откуда-то издалека. — Шевелись!

Вечером на привале Грувена привязали к дереву. Охрана расселась вокруг, мрачно следя за своим подопечным. Кто-то сунул ему миску. В мутноватой воде плавала раскисшая корка ячменного хлеба.

— Жри и дрыхни, на заре снова топать!

Грувен быстро проглотил, что ему дали, свернулся калачиком. В уме он перебирал варианты объяснений, плел паутину вранья. Куда делась голова убитого Тагеранга? Может, ее унес поток, она уже в море, голова. Рыбы съели. А где тело? Конечно, ему зададут такой вопрос. Надо бы «вспомнить», да побыстрее… Скоро уж и старый лагерь. Ах, тело? Да, конечно! Он бросил его в болото. В то самое болото, в котором утопил Спиногрыза. Ха-ха! Что, взяли? То-то же! Попробуй перехитрить Грувена Занна Тагеранга, сковородная морда! Тоже, вождь называется… Да ты и в подметки не годишься Грувену великому, ужасному и хитроумному. Он их еще всех перехитрит, как перехитрил и победил Ифиру и Волога…

Грувен, конечно, не знал, что дергается и бормочет во сне.

— Что значит «не убивал»?… Все мертвы, один я остался… Да, я прикончил его…

— Боевой какой, — процедила сквозь зубы лисица. И презрительно добавила: — Болтун.

— Да, всех поубивал, и вас тоже. Совсем один остался, — изумился хорь.

— Во сне, — подняла глаза крыса, точившая камушком копье. — Такие трусы всегда во сне всех убивают, направо и налево.

В лагере горел лишь один костер. Его зажгли жрицы. Роган Бор сидел рядом, наблюдая, как старые лисицы бросают кости и камушки, сжигают перья и порошки. И бормочут, бормочут не переставая, толкуют знамения, объясняют сочетания. И все объяснения должны поправиться вождю. Лис слушал, слушал и вдруг перебил:

— Ну-ка повтори!

— Разве лис не родня волку? — забормотала Эрма чуть громче.

— Никто не сравнится с лисом в ловкости, хитрости, свирепости. В нем течет кровь великого Вулпаза, правителя Врат Ада.

Роган Бор поморщился. Это он уже слышал.

— Грисса, что скажешь?

Грисса, не отрывая взгляда от только что брошенных костей, продекламировала:

— И что это значит? Скажи мне, — потребовал Роган Бор.

Грисса еще ниже нагнулась над рассыпанными костями. Она как будто не слышала вопроса вождя. Роган и раньше видел, как провидцы впадали в транс, поэтому снова обратился к Гриссе:

— Повтори и объясни.

Эрма не слишком жаловала новую жрицу. Грисса оттеснила ее, все чаще склоняя к себе ухо Рогана. Подойдя к Гриссе, Эрма тряхнула ее за плечо и приказала:

— Говори! Вождь обращается к тебе.

Грисса вместо ответа клюнула носом и свалилась на разбросанные кости, смешав их.

— Повелитель, она умерла! — с дрожью в голосе воскликнула Эрма.

Роган приподнял саблей голову покойницы и снова уронил ее.

— Старуха. Умерла от старости. А что она сказала, ты понимаешь? Хотя бы слова помнишь?

Эрма сжалась:

— Нет, повелитель. Видения одного жреца недоступны другому. Кто знает, что увидела она, стоя на пороге Адских Врат, где правит…

Роган отмахнулся от нее и улегся на отдых.

— Скажи, чтобы ее похоронили. Ничего она не увидела. Бред умирающего ничего не значит. Отдыхать.

Наутро Роган Бор уже не помнил ни о Гриссе, ни о ее предсмертном бормотании.

К старому лагерю они вышли через четыре дня, утром, орошаемые моросящим дождем. Под укрытием дюн развели костры, повара начали готовить горячую пищу. Роган Бор огляделся. Он вытащил саблю и приказал:

— Горностая Грувена ко мне.

Грувена привели на веревке. Он понимал, что вести себя следует осторожно, но попытался сохранить достоинство.

— А, Роган, давно хочу тебя увидеть. Да, отсюда я вышел простым воином, а вернулся Тагерангом… — Под взглядом Рогана Бора голос его сразу потерял звучность.

— Голова, — напомнил Роган Бор. — Мне нужна голова.

Грувен сделал еще одну попытку.

— Я — Грувен Занн Тагеранг. Я протестую против такого обращения. Я не буду отвечать, пока связан.

Свистнула сабля, Грувен лишился половины усов с левой стороны. Не меняя выражения лица, Роган Бор пообещал:

— Не будет головы Тагеранга, займусь твоей. Следующими будут уши.

Испуганный Грувен опустился на песок и заплакал как малое дитя:

— Я бросил ее в поток.

— Какой поток? Здесь нет ничего текущего. Но кровь твоя сейчас вся может хлынуть потоком.

— Там, там, в лесу!

— В каком лесу?

— Там, там! — Грувен замотал головой в северо-восточном направлении.

— А тело? Что сделал с телом?

Грувена вдруг разобрал смех. Он уставился в глаза Рогану и истерически хихикал и всхлипывал:

— В болото! Все в болото! Хи-хи-хи-хи! Башку в болото, труп в трясину, хи-хи-хи-хи! Все и навсегда! Ха-ха-ха-ха!

— Поставьте эту жабу на ноги, — приказал Роган. — Пусть покажет болото.

Дождь прекратился, выглянуло солнце, засвиристели птицы. В лес звери вступили широкой цепью, направляясь на поиски болота. Роган держался сзади, удерживая при себе Грувена и приставленную к нему охрану.

Вскоре из чащи вернулся запыхавшийся молодой лис.

— Мы нашли болото. Большое болото. Сначала только ящерицы да лягушки попадались, потом наткнулись на сумасшедшего горностая. Сейчас его доставят сюда.

— Хо-хо, у нас теперь два сумасшедших горностая, — шепнула крыса из охраны Грувена хорю.