В половине пятого секретарь префекта полиции привел в порядок на столе просматриваемые им письма и донесения, позвонил, и, обращаясь к вошедшему курьеру, сказал:
      — Господин префект пригласил на пять часов нескольких человек; вот их имена… Устройте так, чтобы, явившись, они ждали отдельно друг от друга, передайте мне их визитные карточки.
      Курьер удалился. Секретарь направился к маленькой двери, ведущей в его кабинет. В это время снова открылась дверь, пропуская человека, остановившегося у входа. Человек этот, явно нетвердо держащийся на ногах, прислонился к спинке кресла.
      — Ах, это вы, Веро, — сказал секретарь. — Но что это? Что с вами?
      Агент Веро был крепкого телосложения, с широкими плечами и багровым цветом лица. Очевидно, что-то очень значительное вывело его из себя, ибо лицо его, испещренное жилами, обычно красными, сейчас казалось бледным.
      — Нет, ничего, господин секретарь.
      — Где ваш обычный свежий цвет лица? Вы словно посинели… И эти капли пота…
      Веро вытер пот платком и, как будто овладев собой, ответил:
      — Легкая усталость… Я немного переутомился за эти дни… Я хотел во что бы то ни стало раскрыть дело, которое поручил мне господин префект… все-таки это странно… что со мной сегодня…
      — Может быть, лекарство…
      — Нет, нет. Я скорее выпил бы…
      — Стакан воды…
      — Нет, нет.
      — Что же?
      — Я хотел бы… хотел бы…
      Он запутался в словах, беспомощно огляделся — словно внезапно решил, что разболтался. Потом, вновь овладев собой, спросил:
      — Господин префект еще не возвращался?
      — Нет. Он будет в пять часов. Только у него важное заседание.
      — Да… Это… Очень важное… Меня он тоже пригласил… Но я должен видеть его до этого… Мне так надо его видеть!..
      Секретарь пытливо посмотрел на Веро.
      — Как вы волнуетесь!.. Значит ваше сообщение представляет такой интерес…
      — Огромный интерес. Речь идет о преступлении, которое было совершено месяц назад, ровно месяц… И о том, чтобы помешать двум убийствам, связанным с этим преступлением, намеченным на эту ночь… Да, да, этой ночью, если мы не примем мер…
      — Погодите, сядьте, Веро…
      — Вы не представляете, это дьявольский план.
      — Но ведь вы осведомлены, Веро. И префект предоставит Вам возможность действовать.
      — Да, конечно… И все-таки ужасно подумать, что я не увижусь с префектом. Но вот я написал на всякий случай письмо, здесь все, что я знаю… Так будет благоразумнее…
      Он протянул секретарю большой желтый конверт и затем добавил:
      — Вот еще ящичек, я ставлю его на стол… В нем вещь, которая послужит дополнением и пояснением к письму.
      — Но почему вы не сохраните это при себе?
      — Я боюсь… За мной наблюдают… Хотят избавиться от меня… Я не буду спокоен, пока не поделюсь с кем-нибудь этой тайной.
      — Не бойтесь, Веро. Господин префект не запоздает. А вы пока пошли бы и приняли лекарство.
      Агент, казалось, находился в нерешительности. Он снова вытер лоб, на котором появились капли пота. Потом, выпрямившись, вышел.
      Оставшись один, секретарь сунул письмо в объемистую папку, лежащую на столе префекта, и удалился в свой кабинет через маленькую дверь. Едва дверь закрылась за ним, как из прихожей вновь появился Веро, бормоча:
      — Господин секретарь, пожалуй, лучше, чтобы я показал вам…
      Несчастный был бледен. Зубы его стучали. Заметив, что комната пуста, он направился к кабинету секретаря. Но им овладела слабость, он опустился в кресло, где остался сидеть без сил, лепеча дрожащим голосом:
      — Что со мной… Тоже яд… Я боюсь, боюсь…
      Рядом стоял стол. Он схватил карандаш, подвинул блокнот и начал писать. Но сейчас же невнятно прошептал:
      — Нет, зачем… префект прочтет мое письмо… Что со мной? Я боюсь…
      Собрав силы, встал и произнес, стараясь говорить ясно:
      — Господин секретарь, необходимо сегодня ночью… ничто не сможет задержать…
      Маленькими шажками, как автомат, напрягая всю волю, он двинулся к двери кабинета. Но дрожь пробрала его, и он снова сел. Безумный ужас охватил его, он попытался закричать, напрасно: голос изменил ему. Он понял, что его не услышат, стал искать взглядом звонок, но не нашел. Какая-то пелена застилала его глаза. Он упал на колени, дополз до стены, ощупывая воздух, как слепой, и пополз дальше. К несчастью, его смятенный ум не ориентировался в комнате: вместо того, чтобы двигаться влево, он повернул вправо, пока не достиг другой, скрытой за ширмами маленькой двери. Рука его коснулась дверной ручки, он попытался нажать ее, шепча:
      — На помощь, на помощь…
      Он влез в маленький чулан, который служил префекту туалетной комнатой.
      — Этой ночью, — простонал он, думая, что находится в кабинете секретаря, — этой ночью вы увидите… знак зубов — какой ужас! Как я страдаю! На помощь! Яд!.. Спасите!
      Голос его почти совсем затих. Он повторил несколько раз слова, борясь с кошмаром.
      — Зубы… Белые зубы… смыкаются…
      Потом беззвучно шевельнул два раза губами, вздохнул глубоко, вздрогнул и затих.
      Без десяти пять префект вошел к себе в кабинет. Господин Демальон, снискавший общее уважение на посту, который занимал уже несколько лет, был человек лет пятидесяти, грузный, с лицом умным и проницательным, в обращении непринужденный и добродушно прямой.
      Вызвав звонком своего секретаря, он тотчас спросил:
      — Приглашенные мною господа…
      Секретарь протянул ему пять визитных карточек. Префект прочел: Арчибальд Брайт, старший секретарь посольства Соединенных Штатов, Лемертюм, нотариус, Жуан Кассерос, атташе миссии Перу. Граф д'Астриньяк, полковник в отставке. На пятой карточке значилось просто дон Луис Перенна.
      Ни звания, ни адреса.
      — Любопытно посмотреть на этого господина! Читали вы рапорт об Иностранном легионе? Какое мужество! Безумное геройство! Товарищи прозвали его Арсеном Люпеном, настолько он их поражал и подчинял себе. Когда умер Арсен Люпен?
      — За два года до войны, господин префект. Его труп был обнаружен вместе с трупом госпожи Коссельба под развалинами сгоревшего шале на люксембургской границе.
      — Конец по заслугам. Признаюсь, я доволен, что мне не придется бороться с этим проклятым человеком. Однако вы приготовили дело о наследстве Морнингтона?
      — Вот оно…
      — Да, забыл, Веро не приходил?
      Секретарь передал свой разговор с агентом.
      — Странно, очень странно… Веро — агент на редкость и человек уравновешенный, зря тревожиться не станет. Будьте любезны, приведите его.
      Секретарь вышел и минут через пять вернулся с заявлением, что в амбулатории Веро не оказалось и что, по словам курьера, Веро, едва выйдя отсюда, больше не показывался.
      — Не прошел ли он к вам?
      — Это невозможно, господин префект. Я все время был у себя.
      — В таком случае это необъяснимо.
      — Разве только сторож проглядел.
      — Очевидно. Он, конечно, не замедлит явиться.
      Префект взглянул на часы.
      — Пять десять. Будьте любезны сказать курьеру, чтобы он пригласил сюда этих господ. Впрочем…
      Раскрыв папку, господин Демальон увидел письмо Веро — большой желтый конверт со штампом. Он колебался мгновение, потом быстрым движением вскрыл конверт.
      — Вот так история! — вырвалось у него. — Взгляните, чистый лист бумаги, больше ничего.
      — Быть не может! Веро сам говорил мне, что написал все обстоятельства дела.
      — Если бы я не знал Веро так хорошо, я бы принял это за скверную шутку…
      — Рассеянность скорей…
      — Тем более непонятная, что речь идет о жизни двух человек. Ведь он определенно сказал вам, что сегодня ночью замышляется двойное убийство.
      — И притом дьявольски подстроенное, господин префект.
      — А это что такое?
      Господин Демальон взял в руки стоявшую на столе коробочку, вроде коробочки из-под лекарств, но грязную и вытертую по краям и, разрезав бечевку, которой она была перевязана, открыл. В коробочке на слое грязноватой ваты лежало полплитки шоколада. Внимательно осмотрев ее, префект тотчас понял, что заставило Веро сохранить ее; на шоколаде остались следы зубов, очень ясно очерченные — четыре верхних и пять нижних зубов.
      Префект зашагал по комнате взад и вперед.
      — Странно… — прошептал он. — Хотелось бы разрешить эту загадку… Белый лист бумаги, следы зубов — что все это значит? — Но рассчитывая через несколько минут услышать разгадку от Веро, он обратился к секретарю:
      — Однако мы не можем дольше заставлять этих господ ждать. Пусть войдут. Как только явится Веро, сообщите мне.
      Минуты через две курьер ввел нотариуса Лемертюма, толстенького, с баками и в очках веселенького человечка; секретаря посольства Арчибальда Брайта и перуанского атташе Кассероса. Обменявшись с ними несколькими словами, Демальон поспешил навстречу полковнику графу д'Астриньяку, герою, раньше времени вынужденному выйти в отставку из-за полученных ран.
      Снова раскрылась дверь.
      — Дон Луис Перенна, не правда ли? — спросил префект, протягивая руку человеку среднего роста, худощавому, с военным орденом на груди и ленточкой Почетного легиона в петлице. По манерам и живости движений ему можно было дать не больше сорока, но морщинки в уголках глаз и складки на лбу заставляли накинуть еще несколько лет.
      — Да, господин префект, — поклонился он.
      — Как! Это вы, Перенна? Вы живы? Но когда я уезжал из Марокко, все считали вас погибшим…
      — Я был в плену… а пленники убегают, доказательство налицо.
      Префект несколько мгновений с симпатией всматривался в энергичное, улыбающееся, загорелое лицо с выражением открытым и решительным.
      Затем, предложив присутствующим разместиться вокруг стола, обратился к ним со следующими словами:
      — Мое приглашение не заключало в себе никаких объяснений и могло показаться вам чересчур кратким и туманным. Вы вскоре убедитесь, что дело чрезвычайно просто. Заключается оно в следующем: за несколько лет до 1870 года в Сент-Этьене жили три сестры. Двадцати двух, двадцати и восемнадцати лет — Эрмелина, Элисабет и Арманда Гуссель вместе с кузеном их Виктором, еще моложе. Старшая, Эрмелина, первая покинула Сент-Этьен, вышла замуж за англичанина Морнингтона и имела от него сына Космо. Молодые супруги бедствовали. Эрмелина даже обращалась за помощью к сестрам, но, не получая от них ответа, перестала писать. В 1875 году муж и жена переселились в Америку и уже спустя пять лет разбогатели. После смерти в 1883 году мистера Морнингтона жена одна распоряжалась завещанным ей состоянием в 400 миллионов, которое она оставила своему сыну Космо, когда умерла в 1905 году.
      Заметив, что полковник и дон Луис переглянулись, префект обратился к ним:
      — Вы знали Космо Морнингтона, не так ли?
      — Совершенно верно, — ответил д'Астриньяк, — он жил в Марокко, когда Перенна и я сражались там.
      — Он вообще путешествовал, — продолжал господин Демальон. — И вместе с тем изучал медицину, лечил и иногда с полным знанием дела, говорят, и, конечно, бесплатно. В прошлом году по заключении перемирия он поселился в Париже… и умер четыре недели тому назад из-за самой нелепой случайности: болел затянувшейся инфлюэнцей и по предписанию врача делал себе впрыскивание глицерофосфата. Однажды он не принял необходимых мер предосторожности, произошло загрязнение, и процесс заражения крови развился с невероятной быстротой — спустя несколько часов мистера Морнингтона не стало. На следующий день нотариус Лемертюм явился ко мне и вручил — почему, это будет видно из дальнейшего — завещание Космо Морнингтона.
      — Разрешите пояснить, что впервые я увидел своего клиента в тот день, когда он пригласил меня для составления завещания, — это было при начале его болезни, и тогда же он сообщил мне, что уже предпринял кое-какие шаги для поисков родственников своей матери и намерен продолжать розыски по выздоровлении.
      — Вот завещание, — продолжал префект, разворачивая два листа бумаги:
      «Я, нижеподписавшийся, Космо Морнингтон, законный сын Губерта Морнингтона и Эрмелины Гуссель, гражданин Соединенных Штатов, завещаю: половину моего состояния моей приемной Родине на дело благотворительности по плану, который нотариус Лемертюм сообщит посланнику Соединенных Штатов.
      Остальные двести миллионов я в память своей горячо любимой матери завещаю ее любимой сестре Элисабет Гуссель или ее прямым наследникам, в случае, если таковых не окажется, Арманде Гуссель — или ее прямым наследникам и, наконец, их кузену, Виктору и его прямым наследникам.
      В случае, если смерть моя последует раньше, чем мне удастся разыскать оставшихся в живых членов семьи Гуссель, я прошу моего друга Луиса Перенна продолжить поиски и назначаю его душеприказчиком по этой части завещания. В благодарность за это, а также за те два случая, когда он спас мне жизнь, прошу принять один миллион.
      В случае же, если спустя три месяца после моей смерти, усилия Луиса Перенна и нотариуса Лемертюма разыскать членов семьи Гуссель не приведут ни к чему, все двести миллионов переходят моему другу дону Луису Перенна. Зная его, я не сомневаюсь, что он употребит их на благие дела».
      Префект остановился и поднял глаза на дона Луиса. Тот сидел молча, только на ресницах блестели слезы.
      — Поздравляю, — обратился к нему д'Астриньяк.
      — Не забывайте, полковник, что я наследую условно. Я клянусь приложить все усилия, чтобы найти членов семьи Гуссель.
      — Но от условного наследования вы не отказываетесь?
      — Нет, господин префект.
      — Имеется пункт, по которому, в случае вашего отказа, деньги должны перейти в университет для студентов и артистов-американцев, причем организация такового поручается господину посланнику Соединенных Штатов и префекту полиции. К этому завещанию, — продолжал Демальон, — имеется дополнение, присланное Морнингтоном нотариусу Лемертюму несколько позже.
      «Прошу нотариуса Лемертюма вскрыть мое завещание на другой день после моей смерти в присутствии префекта полиции, каковой согласится месяц не оглашать его содержания и ровно через месяц пригласить к себе полномочного представителя посольства Соединенных Штатов, нотариуса Лемертюма и дона Луиса Перенна и, по прочтении завещания, вручить моему другу и душеприказчику дону Луису Перенна чек на один миллион. Личность дона Луиса удостоверяет — таково мое желание — его начальник по службе в Марокко полковник д'Астриньяк, к сожалению, вынужденный преждевременно выйти в отставку, и кто-нибудь из членов миссии Перу, ибо дон Луис Перенна, хотя и испанец по происхождению, родился в Перу.
      Наследники Гуссель должны быть поставлены в известность о содержании завещания лишь два дня спустя в конторе господина Лемертюма.
      Наконец, последнее условие — господин префект благоволит пригласить также лиц в заранее определенный день, в промежутке между шестнадцатым и восемнадцатым днем после первого собрания, и в этот день должно быть окончательно установлено — кто же является наследником, причем необходимое для этого условие — его личное присутствие. С этого дня, если никого из семьи Гуссель и наследников кузена их Виктора не окажется в живых, наследство бесповоротно переходит к дону Луису Перенна».
      — Таково завещание Космо Морнингтона, — закончил префект, — и вот почему вы приглашены сюда. Вскоре должен явиться и агент, которому я поручил заняться поисками членов семьи Гуссель. Пока же выполним оговоренные в завещании формальности. Я ознакомился с бумагами дона Луиса Перенна — они в полном порядке — и просил главу миссии в Перу собрать для нас возможно более точные сведения.
      — Последнее было возложено на меня, господин префект, — сказал атташе Кассерос. — Задача оказалась нетрудной. Дон Луис Перенна происходит из старинной испанской семьи, эмигрировавшей лет тридцать назад, но сохранившей свои земли в Европе. Я встречал в Америке покойного отца дона Луиса, всегда отзывавшегося о сыне с большой любовью.
      Префект повернулся к полковнику д'Астриньяку.
      — А вы, полковник, удостоверяете личность легионера Перенна, сражавшегося под вашим начальством в Марокко?
      — Удостоверяю без малейшего колебания. Ошибки быть не может.
      Префект улыбнулся.
      — Легионер Перенна, которого товарищи, пораженные его подвигами, прозвали Арсеном Люпеном? Старшие — просто героем, легионера Перенна, о котором говорили, что он храбр, как д'Артаньян, силен, как Портос… и таинственнен, как Монте-Кристо, — закончил смеясь префект. — Все это значится в полученном мною сообщении из 4-го полка Иностранного легиона. Там сказано также, что в течение двух лет легионер Перенна получил медаль за храбрость и орден Почетного легиона за исключительные заслуги. И…
      — Прошу вас, господин префект, — взмолился дон Луис, — какой интерес это может представлять?
      — Я, в свою очередь, прошу пощадить скромность моего бывшего боевого товарища, кстати, каждый из присутствующих может непосредственно ознакомиться с рапортом полка. Я же и не читая подписываюсь под всеми похвалами, которые там заключаются, так как за всю мою военную карьеру не встречал солдата, которого можно было сравнить с легионером Перенна. Он на моих глазах совершал подвиги, о которых я не решился бы рассказывать, настолько они мало правдоподобны. Однажды в…
      — Странный, однако, способ щадить мою скромность, — воскликнул дон Луис, — еще одно слово, полковник, и я исчезаю!
      — Не будем больше останавливаться на ваших подвигах, месье, согласен, — сказал префект. — Остается лишь упомянуть, что в 1915 году вы попали в руки берберов, устроивших засаду, и лишь месяц тому назад вернулись в легион. В момент составления завещания уже четыре года, как все считали вас без вести пропавшим. Чем же объясняется, что Космо Морнингтон сделал вас своим наследником?
      — Мы переписывались с ним. Он был предупрежден, что я собираюсь бежать и вернуться в Париж.
      — Но каким образом? Как вы могли?
      Дон Луис улыбнулся.
      Наступило молчание. Префект вглядывался в необыкновенного человека, потом, словно повинуясь какому-то ему самому неясному импульсу, спросил:
      — Еще одно слово, почему товарищи выбрали для вас прозвище Арсена Люпена?
      — Потому отчасти, что мне удалось раскрыть одну кражу, совершенную при странных обстоятельствах. Имя же Арсена Люпена было тогда у всех на устах из-за его трагической гибели. Пострадавшим при краже был именно Космо Морнингтон, который после этого случая уверовал в мои таланты, часто повторял: «Если я умру насильственной смертью (у него была эта мысль), поклянись, Перенна, что ты обнаружишь убийцу».
      — Предчувствия его не оправдались. Он умер ненасильственной смертью.
      — Вы ошибаетесь, господин префект, — заявил дон Луис.
      Господин Демальон вздрогнул.
      — Что вы хотите сказать? Какие у вас есть данные?
      — Только то, что я слышал сейчас от вас, господин префект. — Вы сами только что утверждали, что Космо Морнингтон изучал медицину, практиковал и знал свое дело. Все это совершенно верно. Может ли такой человек сделать себе впрыскивание без соблюдения правил асептики? Метр Лемертюм, — обратился он к нотариусу, — вы ничего не заметили особенного, когда явились к Морнингтону, спешно вызванный?
      — Нет… он был без сознания уже… впрочем позвольте… я обратил внимание, что на лице у него выступили темные пятна, которых не было, когда я видел его в последний раз.
      — Темные пятна! Но это подтверждает мои предположения: Космо Морнингтон был отравлен.
      — Но каким образом? — воскликнул префект.
      — Яд был введен в одну из ампул или в шприц.
      — Но врач…
      — Метр Лемертюм, вы обратили внимание врача на темные пятна?
      — Да, но он не придал им значения.
      — Это был врач, постоянно лечивший больного?
      — Нет, доктор Пюмоль сам был болен в то время.
      — Вот имя и адрес врача, — сказал префект, разыскав в деле копию свидетельства о смерти. — Доктор Вальлавуан, улица д'Астор, 14.
      Затем Демальон перелистал справочник и немного погодя объявил:
      — Нет доктора Вальлавуана, и в № 14 по улице д'Астор вообще не значится никакого врача.
      Наступило продолжительное молчание.
      — Несомненно, обстоятельства внушают подозрения, — снова заговорил префект. — Вы полагаете, что существует связь между возможным преступлением и завещанием господина Морнингтона? — обратился он снова к дону Луису.
      — Не стану утверждать, для этого надо было бы прежде всего, чтобы содержание завещания было кому-нибудь известно. Считаете ли вы это возможным, метр Лемертюм?
      — Не думаю. Господин Морнингтон, видимо, держал все в тайне.
      — А у вас, в вашей конторе? Никто не мог ознакомиться с ним?
      — Оно лежало в несгораемом шкафу, куда я каждый день прячу все важные бумаги.
      — Вы были у Космо Морнингтона утром? Куда вы положили завещание до вечера? Куда вы прячете все? В несгораемый шкаф?
      — В ящик письменного стола.
      — И на этот ящик никто не покушался?
      Метр Лемертюм молчал огорошенный.
      — Да… припоминаю… что-то было… в тот самый день… вернувшись после завтрака, я увидел, что ящик не заперт, хотя я был твердо уверен, что закрыл его на ключ. Тогда я не придал этому значения.
      Так подтверждались одна за другой все гипотезы дона Луиса, делая честь его удивительной интуиции и догадливости.
      — Мы сейчас будем иметь возможность проверить ваши утверждения, несколько рискованные, признаюсь, — сказал префект, — показаниями одного из моих агентов. Позвольте… Припоминаю… Он только что говорил моему секретарю о каком-то преступлении ровно месяц тому назад. Это был день смерти господина Космо Морнингтона.
      Резким движением господин Демальон нажал кнопку звонка. Вошел секретарь.
      — Агент Веро?
      — Не приходил.
      — Пусть разыщут! Пусть приведут во что бы то ни стало!
      Он повернулся к дону Луису.
      — Час тому назад агент Веро приходил сюда больной, взволнованный. Говорил, что ему необходимо сделать мне важное сообщение о том, что в эту ночь совершится двойное убийство, которое он связывал со смертью Космо Морнингтона. Из осторожности он оставил мне письменное донесение, но в конверте оказался лишь лист белой бумаги. Вот он. Кроме того, он оставил вот эту коробочку, в которой лежит плитка шоколада со следами зубов.
      Дон Луис внимательно осмотрел коробочку и конверт и сказал:
      — Надпись на коробочке сделана размашистым почерком. Почерк на конверте менее уверенный, подделанный.
      — И это означает?
      — Что конверт с донесением вашего агента подменили, отвлекли чем-нибудь его внимание и подложили конверт с листом чистой бумаги. А отсюда следует, что агент ваш тревожился не напрасно, за ним следили и проведенное им расследование могло помешать осуществлению чьих-то преступных замыслов и сам он подвергался серьезной опасности.
      — Ого!
      — Надо спешить ему на помощь, господин префект!
      — Его появление сейчас разрушит все ваши предположения.
      — Он не придет.
      — Но почему?
      — Потому, что он уже здесь. Курьер видел, как он возвращался. А, да вот вам еще доказательство: этот блокнот, тут что-то написано неразборчиво… Он не писал при вашем секретаре… Тут две буквы — как будто слог ФО… Необходимо немедленно спросить курьера.
      Как только вошел курьер, дон Луис Перенна сам обратился к нему:
      — Вы уверены, что агент вторично возвращался сюда?
      — Совершенно уверен.
      — И что он не выходил отсюда?
      — Совершенно уверен.
      — Вы никуда не отлучались? Ни на одну минуту?
      — Никуда.
      — Но ведь если бы агент Веро был здесь, мы бы знали это, — воскликнул префект. — Что же он прячется по-вашему?
      — Не прячется, но в обмороке, больной, мертвый, может быть.
      — Да, но где же, черт возьми?
      — За этими ширмами.
      — Там только дверь в мою туалетную.
      — Так вот, господин префект, агент Веро в полусознательном состоянии мог ошибиться дверью, попасть туда, а не в кабинет вашего секретаря и вероятно лежит там.
      Господин Демальон бросился к двери, о которой шла речь, распахнул ее. Он не сделал ни одного движения, не вскрикнул, только прошептал:
      — О! Возможно ли это?
      Сквозь матовые стекла окна в комнату слабо пробивался свет, но и, этого было достаточно, чтобы заметить распростертого на полу человека.
      — Агент… агент Веро… — бормотал подбежавший курьер.
      При помощи секретаря он поднял тело и перенес на диван в кабинет.
      Дон Луис прошептал:
      — Взгляните, господин префект… темные пятна…
      Ужас охватил присутствующих — они бросились к дверям и стали звонить и звать на помощь.
      — Доктора! — приказал Демальон.

      Все это разыгралось с такой быстротой, что присутствующие опомниться не могли.
      — Бедняга Веро, — говорил префект. — Всегда такой исполнительный. У него жена и трое детей.
      — Я позабочусь о них, — просто сказал дон Луис.
      Пришел доктор, которому оставалось только констатировать смерть. Пока господин Демальон давал распоряжения о переносе тела, дон Луис отозвал доктора в сторону.
      Не может быть сомнения, что агент Веро отравлен. На кисти руки есть след укола, это место очень воспалено. Укол сделан булавкой или пером, недостаточно глубокий, поэтому смерть последовала лишь через несколько часов.
      Тело унесли, в кабинете остались лишь пятеро приглашенных. Секретарь посольства и атташе вскоре удалились, считая свою миссию выполненной. Перед уходом они поприветствовали дона Луиса, горячо восхищаясь его проницательностью. Теплым рукопожатием простился со своим бывшим подчиненным полковник д'Астриньяк. Метр Лемертюм и Перенна тоже направились к дверям, когда в комнату быстро вошел господин Демальон.
      — А, вы здесь еще, дон Луис Перенна, тем лучше. Мне пришла в голову одна мысль. Скажите, вы уверены, что эти буквы на блокноте — это слог ФО?
      — По-видимому, господин префект. При том «Ф» как будто прописная. Надо думать, что это начало имени собственного…
      — В самом деле… И вот что странно… впрочем проверим.
      Он поспешно перебрал письма, лежащие на столе.
      — Вот! — Он прежде всего взглянул на подпись. — Вот! Я так и думал: Фовиль, начальный слог тот же. Фовиль, просто без имени. Ни числа, ни адреса. Написано, как будто в лихорадке, дрожащей рукой.
      И префект прочел вслух:

      «Господин префект!
      Страшная опасность угрожает мне и моему сыну. Смерть приближается. Сегодня ночью, завтра утром, в крайнем случае, у меня в руках будут все данные об ужасном заговоре. Прошу разрешения доставить их вам. Мне нужна ваша защита, я прошу вашей помощи.
      Примите и прочее.
      Фовиль».

      — Сомнения быть не может. В эту ночь должно совершиться убийство именно Фовиля и его сына. Но это имя такое распространенное, что невозможно будет выяснить все вовремя. Я поставлю всех на ноги, но данных у нас нет никаких.
      — О, господин префект, умоляю вас, возьмите это дело в свои руки. Ваш авторитет, ваш опыт…
      Он не успел докончить, как в комнату вошел секретарь с визитной карточкой в руке.
      — Господин префект, этот господин настаивает, так настаивает…
      Взглянув на карточку, префект с радостным восклицанием протянул ее дону Луису, который прочитал:
      «Ипполит Фовиль, инженер, 14 бис, бульвар Сюше».
      — Как видите, все нити этого дела сосредотачиваются у меня в руках, — сказал префект. — Очевидно, мне в самом деле придется заняться им. Обстоятельства так благоприятствуют нам. Если этот господин один из наследников семьи Гуссель…
      Дверь кабинета открылась, и в комнату быстро вошел, оттолкнув курьера, пожилой человек.
      — Агент… агент Веро, — бормотал он, — умер. Мне сказали…
      — Да, месье, он умер.
      — Поздно! Опоздал! — шептал они, упав в кресло, зарыдал. — О, негодяи! Негодяи!
      От лба, изборожденного морщинами, начинался лысый череп. Нервный тик дергал подбородок. Это был человек лет пятидесяти, очень бледный, болезненного вида, с запавшими щеками.
      — О ком вы говорите, месье? — спросил его префект. — О тех, что убили агента Веро? Не можете ли вы дать нам показания?
      Ипполит Фовиль покачал головой.
      — Нет, нет… пока это ни к чему не привело бы.
      Он поднялся.
      — Господин префект, я напрасно побеспокоил вас. Но я хотел знать… Я надеялся, что агент Веро ускользнул. Его показания в связи с моими были бы очень ценными. Может быть, он успел предупредить?
      — Нет. Он говорил, правда, что сегодня в ночь…
      Ипполит Фовиль содрогнулся.
      — Сегодня? Нет, нет, это невозможно — они ничего не могут сделать со мной, они не готовы.
      — Однако Веро утверждал…
      — Нет, господин префект, в этом он ошибся. Мне лучше знать… Завтра вечером не раньше. И мы захватим их на месте. Ах, негодяи!
      Дон Луис подошел к нему.
      — Вашу мать звали Эрмелина Гуссель, не правда ли?
      — Да, она умерла.
      — Из Сент-Этьена?
      — Да. К чему эти вопросы?
      — Господин префект разъяснит вам впоследствии.
      Затем дон Луис протянул коробочку с плиткой шоколада.
      — Эта плитка шоколада и след зубов на ней что-нибудь говорят вам?
      — О! — глухо произнес инженер. — Какая низость! Где Веро нашел это?
      Он снова пошатнулся, но быстро овладел собой и направился к дверям.
      — Ухожу, господин префект, ухожу… Завтра я вам все открою. Все доказательства будут у меня в руках… И вы защитите меня. Я стар, но имею право на жизнь… и мой сын тоже… и мы будем жить! О, негодяи!
      Он выбежал, шатаясь, как пьяный.
      Господин Демальон поднялся, чтобы отдать кое-какие распоряжения.
      Дон Луис остановил его.
      — Господин префект, разрешите мне заняться этим делом под вашим началом. Завещание Космо Морнингтона возлагает на меня эту обязанность… и дает мне право на это. Враги Фовиля необычайно сильны и смелы. Я сочту за честь быть сегодня около него.
      Префект колебался. Он знал, что дон Луис Перенна заинтересован, чтобы никто из наследников Морнингтона не был найден или, по крайней мере, не мог предъявить свои права и таким образом стать между ним и миллионами.