Зубы тигра

      — К вопросу о наследстве Космо Морнингтона?
      — Да, господин префект.
      — И вам известно, почему вам вручили эти документы? Какое они имеют к вам отношение?
      — Они никакого отношения ко мне не имеют.
      Демальон улыбнулся и отчеканил, не спуская глаз с Флоранс.
      — Судя по письму, к ним приобщенному, они имеют к вам прямое отношение: они устанавливают ваше родство с семейством Гуссель, а, следовательно и ваши права на наследство.
      — Мои права?
      Крик удивления и протеста. Затем она заговорила:
      — Мои права… на это наследство. Да я никогда и не встречала господина Морнингтона. Тут недоразумение.
      Она говорила оживленно и с глубокой искренностью, которая на всякого другого произвела бы впечатление. Но префект не мог забыть аргументов дона Луиса.
      — Позвольте документы.
      Она вынула из мешочка незапечатанный голубой конверт, из которого префект достал несколько пожелтевший, вытертый по сгибам листок бумаги. При полном молчании, посмотрев документы самым внимательным образом, он заявил:
      — Документы, очевидно, подлинные, печати казенные.
      — Итак, господин префект? — спросила Флоранс дрожащим голосом.
      — Итак, трудно допустить, мадемуазель, чтобы вы не были осведомлены.
      Он повернулся к нотариусу:
      — Я изложу вкратце содержание документов. Как вам известно, у Гастона Саверана, наследника Космо Морнингтона по четвертой линии, был старший брат Рауль, живший в Аргентине. Последний перед своей смертью отправил в Европу со старушкой няней девочку пяти лет, свою дочь, но удочеренную француженкой-гувернанткой, мадемуазель Девассер. Вот акт рождения. Вот документ об удочерении. Показания трех друзей, видных коммерсантов Буэнос-Айреса и, наконец, свидетельство о смерти отца и матери. Все документы вполне законны и снабжены печатью французского консула. Нет оснований сомневаться в их подлинности, и я не могу не рассматривать Флоранс Девассер как дочь Рауля и племянницу Гастона Саверана.
      — Племянница Гастона Саверана… его племянница… — прошептала девушка, и слезы полились у нее из глаз при мысли о человеке, к которому она была нежно привязана, даже не подозревая, что их связывает тесное родство.
      Искренние ли это были слезы? И действительно ли содержание документов стало ей известно лишь сейчас?
      Эти вопросы задавал себе дон Луис Перенна, не спуская в то же время глаз с лица Демальона. И вдруг он прочел на нем, что арест Флоранс дело решенное.
      Он подошел к девушке.
      — Флоранс, — тихо сказал он.
      Она подняла на него полные слез глаза и не протестовала.
      Он медленно проговорил:
      — Флоранс, вы должны защитить себя. Сами того не ведая, вы очутились в таком положении, когда надо защищаться. Вы должны хорошенько отдавать себе отчет в том, куда завели вас обстоятельства. Флоранс, логика событий привела господина префекта к убеждению, что человек, который придет сюда и предъявит неоспоримые права на наследство Морнингтона — будет человеком, который убил всех остальных наследников. Вошли вы. И вы, безусловно, наследница Космо Морнингтона.
      Флоранс задрожала всем телом, и смертельная бледность покрыла ее лицо, но ни одного слова не вырвалось у нее.
      Он продолжал:
      — Вы не протестуете против обвинения?
      Она долгое время молчала, потом проговорила устало:
      — Что мне сказать? Я ничего не понимаю, все так темно…
      Дон Луис в свою очередь содрогнулся.
      — И только? Вы соглашаетесь? — шепнул он.
      — Вы хотите сказать, что, не защищаясь, я тем самым признаю себя виновной? — вполголоса спросила она.
      — Да.
      — А это поведет?..
      — К аресту…
      — Тюрьма!
      Страдание исказило ее лицо. Тюрьма для нее — это муки, выстраданные Мари-Анной, Савераном. Это отчаяние, позор, смерть, все то, чего не избежали Мари-Анна и Саверан, и что выпадет и ей на долю.
      Совсем подавленная, она простонала:
      — О, я так устала! Для меня ясно, что спасения нет! Мрак окружает меня! О, если бы я поняла, увидела…
      Наступило долгое молчание. Нагнувшись к ней, Демальон внимательно изучал ее, но так, как она продолжала молчать, он положил руку на кнопку звонка и нажал три раза.
      Дон Луис не шевелился, устремив на Флоранс полный отчаяния и любви взгляд. В нем шла борьба между любовью и ненавистью, побуждением верить девушке и рассудком, склонным отнестись скептически. Невинна? Виновна? Он не мог сказать.
      Все против нее. А между тем он не может не любить ее.
      Вошел Вебер со своими людьми.
      Демальон сказал ему несколько слов, указывая на Флоранс.
      Вебер направился к ней.
      — Флоранс, — окликнул ее дон Луис.
      Она взглянула на него, посмотрела на Вебера и его спутников и, вдруг поняв, что должно сейчас произойти, пошатнулась и, почти теряя сознание, упала на руки дона Луиса.
      — О, спасите меня, спасите, умоляю вас.
      И в этом движении было столько доверия, в этом порыве отчаяния — столько неподдельной искренности, что глаза дона Луиса открылись. Все его колебания, опасения, сомнения смыло волной горячей веры. Он воскликнул:
      — Нет, нет! Этого не будет… господин префект, бывают вещи недопустимые…
      Он нагнулся к Флоранс, он держал ее в своих объятиях, прижимал к себе с такой силой, что никто не смог бы отнять ее. Глаза их встретились. Он прижался лицом к ее лицу, бесконечная нежность к ней, к такой слабой, такой беспомощной, так доверчиво прильнувшей к нему, захлестнула ему душу, и он страстно заговорил едва слышно для нее одной:
      — Я люблю вас… люблю вас… о, Флоранс, если бы вы знали, что происходит у меня в душе… как я страдаю… и как я счастлив, Флоранс. О, Флоранс, я люблю вас.
      По знаку, данному префектом, Вебер удалился.
      Дон Луис, выпустив Флоранс из своих объятий, усадил ее в кресло и, положив ей руки на плечи, сказал, глядя в глаза:
      — Вы еще не понимаете, Флоранс, но я уже начинаю разбираться в этом мраке, что пугает вас. Флоранс, выслушайте меня… Ведь вы не сами действуете, не так ли? За вами, над вами есть кто-то другой… Он руководит вами. Не так ли? Вы даже не знаете, куда он толкает вас.
      — Никто мною не руководит… что такое? Объясните.
      — Вы часто поступаете так или иначе, потому что вам предлагают так поступать и вы сами считаете это правильным, не подозревая о последствиях. Отвечайте… Вы совершенно свободны? Никто не влияет на вас?
      Молодая девушка, видимо, взяла себя в руки. Обычное спокойствие понемногу возвращалось к ней. Но вопросы дона Луиса все-таки волновали ее.
      — Да нет же, — возражала она, — никто не влияет.
      Он настаивал все с большей горячностью.
      — Не говорите… подумайте… вот вы наследница Морнингтона… я знаю, я уверен, что вас эти деньги не прельщают, кто же может распоряжаться ими? Кто может быть заинтересован в том, чтобы вы разбогатели? С чьей жизнью связана ваша жизнь? Вы ему друг, невеста?
      Она негодующе запротестовала.
      — О, никогда! Тот, о ком вы говорите, не способен…
      — Ага! — воскликнул дон Луис в порыве ревности, — вы признаете… так он-таки существует… я клянусь, что несчастный…
      Он повернулся к Демальону.
      — Мы приближаемся к цели, господин префект. Я знаю путь, хищник будет затравлен сегодня же, самое позднее завтра.
      Господин префект, письмо, при котором присланы документы, подписано настоятельницей, заведующей клиникой Тери, необходимо немедленно допросить ее. Устроить очную ставку с мадемуазель — и мы добьемся, но терять нельзя ни одной минуты… Иначе хищник скроется. Я прошу вас только об отсрочке. Пусть начальник полиции и ваши агенты сопровождают нас, не спуская глаз с мадемуазель Девассер.
      Демальон не сразу ответил. Отведя Вебера в сторону, он несколько минут говорил с ним. Донеслись слова Вебера.
      — Не бойтесь, господин префект, мы ничем не рискуем.
      Демальон согласился.
      Спустя несколько минут дон Луис и Флоранс вместе с Вебером сели в автомобиль, за которым следовал другой. Больница была буквально наводнена полицейскими, и Вебер повел дело так, словно готовил форменную осаду.
      Приехал и префект, которого провели в приемную, куда к нему вышла настоятельница, женщина энергичная и решительная.
      На заданный вопрос она ответила, ничуть не смущаясь, что письмо писала, действительно она, но не хотела и не находила нужным называть себя. Флоранс она знает уже несколько лет: та работала полгода в больнице в качестве сиделки и так зарекомендовала себя, что ее охотно приняли снова восемь дней назад. Она только просила переменить ей имя, из-за газетных толков.
      — Но раз вы читали газеты, то вы знали, что над ней тяготеет тяжкое обвинение?
      — Для тех, кто знает Флоранс, это не могло играть роли, господин префект. Это девушка редкого благородства, с чистой совестью.
      — А документы? Откуда вы получили их?
      — Я нашла вчера у себя в комнате записку, в которой предлагалось вручить мне документы, интересные для мадемуазель Девассер. Было сказано, что я могу получить их по почте в Версале на мое имя до востребования. Меня просили о них никому не говорить, а передать их в три часа Флоранс Девассер с тем, чтобы она отнесла их префекту полиции. Вместе с тем меня просили переправить письмо бригадиру Мазеру.
      — Вот это странно.
      — Из любви к Флоранс я все это выполнила.
      — Откуда был послан пакет с документами?
      — Из Парижа. Штемпель почтового отделения на авеню Ньель.
      — А вас не удивило, что к вам в комнату могла попасть записка?
      — До известной степени. Но в этом деле так много странного.
      — Почему же вам не пришло в голову, что особа, обитающая в этом доме…
      — Что Флоранс без моего ведома проникла в мою комнату. О, господин префект, она на это не способна.
      Префект повернулся к Веберу.
      — Обыщите комнату мадемуазель.
      Он прервал протест настоятельницы. Флоранс сама вызвалась проводить Вебера. В передней он прихватил с собой двух полицейских. Флоранс шла впереди. Поднялись на следующий этаж и, пройдя длинный коридор, они свернули в другой, очень узкий и упирающийся в дверь. Это была комната. Дверь открывалась наружу, что вынудило Флоранс, а вслед за ней и Вебера, отступить назад. Воспользовавшись этим, Флоранс одним прыжком бросилась в комнату и заперла за собой дверь. Вебер гневно топнул ногой.
      — Ах, негодяйка! Она сожжет компрометирующие бумаги. В комнате нет другого выхода? — спросил он подошедшую сестру.
      — Нет, месье.
      Вебер подозвал одного из своих людей, настоящего колосса, который кулаками вышиб филенку. Просунув руку в дверь, Вебер повернул ключ. Они вошли в комнату.
      Флоранс там не было. Одно из окон было распахнуто настежь, и ясно говорило о том, какой она выбрала путь.
      — Ах, черт возьми, дала тягу! — крикнул он громовым голосом, распорядился, чтобы все выходы были заперты.
      Появился Демальон.
      Бросив на ходу несколько вопросов Веберу, он вбежал в комнату.
      Окно выходило на небольшой внутренний дворик, нечто вроде колодца. Флоранс спустилась, вероятно, по водосточной трубе. Сколько на это понадобилось энергии и несокрушимой воли!
      Полицейские уже спешили со всех сторон, чтобы отрезать путь беглянке. Вскоре выяснилось, что из дворика Флоранс проникла в комнату настоятельницы, расположенную как раз под ее комнатой и, переодевшись монахиней, беспрепятственно миновала своих преследователей. Бросились на улицу, но уже стемнело. Трудно было рассчитывать на успех в таком многолюдном квартале. Префект не скрывал своего неудовольствия.
      Он снова допросил настоятельницу и узнал от нее, что перед тем, как поступить в клинику, Флоранс провела двое суток в небольшом меблированном отеле на острове Сен-Луи.
      Придавая большое значение поимке Флоранс, префект приказал Веберу отправиться по этому адресу.
      Выяснилось, что, действительно, Флоранс побывала в отеле, где снимала комнату под вымышленным именем. Но не успела она на этот раз придти, как за ней прибежал мальчуган, который увел ее с собой.
      При обыске у нее нашли платье монахини.
      К вечеру того же дня Вебер установил, что мальчуган — сын одной привратницы, живущей в том же квартале. Но, когда его допросили, ребенок сказал, что ни за что не выдаст барыню, которая его поцеловала. Мать упрашивала, а отец надавал тумаков, он выдержал стойко и то и другое.
      Во всяком случае, все говорило за то, что Флоранс где-то поблизости, и Вебер в небольшом кабачке устроил свой генеральный штаб, куда доставлялись все сведения и откуда исходили распоряжения. Часов около десяти префект прислал подкрепление в виде нового отряда полицейских с Мазеру, который только что прибыл из Руана и метал громы и молнии против Флоранс. К одиннадцати часам поиски не дали никаких результатов, и тревога дона Луиса стала увеличиваться. Но вскоре после полуночи пронзительный свисток созвал всех к восточной оконечности озера на набережной Анжу. Два агента принесли известие, что дальше, на набережной Генриха Четвертого, перед одним домом недавно остановился наемный автомобиль, и из дверей нижнего этажа, открывавшихся прямо на улицу, вышли мужчина и женщина. Мужчина крикнул шоферу, садясь в автомобиль: «Бульвар Сен-Жермен, набережные и на Версальскую дорогу».
      Привратница дома дала кое-какие сведения. Жилец нижней квартиры давно возбуждал ее любопытство. Она видела его всего один лишь раз, как-то вечером. Платил он чеками за подписью Шарт. Появлялся в квартире лишь через большие промежутки времени. Поэтому она прислушалась, когда из соседней квартиры, примыкавшей к ее, послышался шум голосов.
      Спорили мужчина и женщина. Он повышал голос, привратница ясно расслышала:
      «Едем со мной, Флоранс, я этого хочу. Я завтра же представлю вам доказательства в том, что я невиновен. Если вы все же откажетесь выйти за меня, я отплыву. Все уже готово. — Немного погодя, он рассмеялся и еще сказал: — Бойтесь, Флоранс! Пожалуй, бойтесь, чтобы я не убил вас!
      Нет, нет, можете быть спокойны».
      Больше привратница ничего не слышала. Но разве этого было недостаточно?
      Дон Луис схватил Вебера за руку.
      — Вперед! Я был в этом уверен! Этот человек способен на все! Это тигр! Он убьет ее!
      Он увлек Вебера к автомобилям. Мазеру пытался протестовать, предлагал провести раньше обыск.
      — Успеем! — воскликнул дон Луис. — Ведь он выигрывает время. Он увозит Флоранс. Он убьет ее! Это ловушка, я знаю…
      Когда они подошли к автомобилям, дон Луис хотел сесть на место шофера, но Вебер толкнул его внутрь автомобиля.
      — Шофер опытный, знает свое дело.
      Вместе с Вебером и доном Луисом в автомобиль сели два полицейских агента, а рядом с шофером поместился Мазеру.
      — На Версальскую дорогу! — крикнул дон Луис и продолжал: — Теперь он в наших руках… Случай исключительный… Идет он, наверное, хорошим ходом, но не форсируя, ведь он не знает, что за ним погоня… Ах, разбойник! Скорее, шофер! Но к чему такая нагрузка? Вас двоих было бы довольно… Пересядьте в другой автомобиль, Мазеру… право, это нелепо!
      Он вдруг приостановился и выглянул из окна.
      — Какой же это он дорогой едет, однако? Позвольте, позвольте, что это значит?
      Ответом был раскатистый хохот Вебера. Он захлебывался от радости. Дон Луис с подавленным возмущением обернулся к дверям, но шесть рук схватили его. Вебер вцепился ему в горло. Полицейские держали его за руки. На виске своем он почувствовал холодное дуло револьвера.
      — Без глупостей, не то разможжу тебе лоб, приятель, — проговорил Вебер. — Что? Не ожидал? Вот он, реванш Вебера!
      И так как дон Луис продолжал вырываться, он заявил:
      — Тем хуже для тебя: я считаю — раз, два…
      — Да что это такое, в чем дело? — завопил дон Луис.
      — Приказ префекта… только что полученный.
      — Какой приказ?
      — Сдать тебя в тюрьму, если Флоранс снова ускользнет от нас.
      — У тебя есть ордер?
      — Есть.
      — И что же дальше?
      — Дальше ничего… тюрьма… следствие.
      — А «тигр» удирает тем временем. Что за жалкие люди. Ах, тысяча чертей!
      Он был вне себя. Когда он заметил, что автомобиль заворачивает в депо, он вырвал револьвер из рук Вебера, оглушил ударом кулака одного из полицейских.
      Но уже десять человек спешили к дверцам. Сопротивляться было бесполезно. Дон Луис это понял и пришел в бешенство.
      — Идиоты проклятые! Можно ли так портить дело… Вот-вот могли захватить разбойника, а вцепились в честного человека… А тот удирает… и он убьет ее… Флоранс… Флоранс…
      Его тащили. Он выпрямился, с неимоверной силой стряхнул с себя людей, вцепившихся в него, как вцепляется свора собак в затравленного зверя, оттолкнул Вебера и, окликнув Мазеру, почти спокойно, авторитетно приказал:
      — Спеши к префекту… пусть позвонит Баланглэ… да, Председателю Совета Министров… я хочу его видеть. Пусть передадут ему мое имя! Он его знает.
      Он приостановился, но потом докончил спокойнее:
      — Арсен Люпен! Пусть ему позвонят и скажут так: Арсен Люпен хочет сделать Председателю Совета Министров важное сообщение. Ступай, Мазеру, а затем спеши по следам бандита.
      Начальник раскрыл реестр.
      — Запишите мое имя, господин начальник, — сказал дон Луис. — Пишите: Арсен Люпен.
      Начальник улыбнулся.
      Трудно было бы записать другое. В ордере так и сказано: «Арсен Люпен, он же и дон Луис Перенна».
      Дон Луис слегка вздрогнул. Раз он задержан как Арсен Люпен, положение его много серьезнее.
      — Ах, значит, решились-таки?
      — Да, — торжествовал Вебер. — Решились взять быка за рога и столкнулись с Люпеном лицом к лицу. Смело, а? И не то еще увидишь.
      Дон Луис и бровью не повел, он бросил в сторону Мазеру:
      — Не забудь мои распоряжения, Мазеру!
      Но тут на него обрушился новый удар, не получая ответа от бригадира, он обернулся и увидел, что тот окружен и молча плачет.
      Вебер развеселился еще больше.
      — Ты уж извини его, Люпен. Бригадир Мазеру — товарищ твой, если не по камере, то по пребыванию в депо. Приказ префекта.
      — Это за что?
      — За сообщничество с Арсеном Люпеном.
      — Он мой сообщник? Вздор какой-то! Он честнейший человек.
      — Ну, разумеется… А только писали тебе через него, и он носил тебе письма, значит знал, где ты скрываешься. Да это ли одно узнаешь, Люпен! Поразвлечешься…
      Дон Луис прошептал:
      — Мой бедный Мазеру!
      И добавил вслух:
      — Не огорчайся, старина, одна ночь, куда ни шло. Наша возьмет через несколько часов, не плачь. У меня есть для тебя занятие получше и повыгоднее. Неужели ты думаешь, что я не предусмотрел этой возможности?
      Потом он обратился к Веберу тоном начальника, дающего предписание, которое должно быть исполнено без всяких оговорок.
      — Прошу вас, месье, выполните миссию, которую я возлагал на Мазеру: во-первых, предупредите господина префекта о том, что мне необходимо переговорить с Председателем Совета Министров, во-вторых, сегодня же ночью выследить по пути в Версаль «тигра». Мне известны ваши качества, месье, и я рассчитываю на ваше усердие и энергию. Увидимся с вами завтра в полдень.
      И, как начальник, отдавший все приказания, он направился в камеру.
      Было без десяти час. Вот уже пятьдесят минут, как враг мчится с Флоранс, своей жертвой, которую дон Луис как будто может вырвать у него. Дверь камеры захлопнулась, щелкнул замок.
      Дон Луис думал:
      «Допустим, что префект согласится позвонить Баланглэ, и все-таки он проделает это только утром. До моего освобождения, следовательно, не меньше восьми часов, которые выгадает у меня бандит… восемь часов… проклятье!»
      Он подумал еще немного, потом пожал плечами, с видом человека, которому остается только ждать, и растянулся на койке, шепча:
      — Бай-бай, Люпен!

Глава 6
«Сезам, отворись!»

      Дон Луис проспал всего три часа. Слишком мучила его тревога. Удастся ли провести задуманный план? Вебер, конечно, передаст его слова Демальону, но согласится ли тот позвонить Баланглэ. Наконец, как отнесется Председатель Совета к просьбе и заявлению Арсена Люпена?
      Но, даже если свидание состоится, даже, если ему удастся убедить Баланглэ, возможна неудача. Напал ли Вебер на след беглецов? Не будет ли слишком поздно? Хищник может перегрызть горло своей жертве, видя, что его настигают. Что ему стоит прибавить еще одно преступление к серии уже совершенных им. И это-то повергало дона Луиса в ужас.
      Флоранс — мертвая! Флоранс…
      — О, какая мука! — прошептал он. — Я, я один мог бы справиться с ним, и я бессилен…
      Он даже не пытался разобраться в мотивах, побудивших Демальона воскресить Арсена Люпена. Он думал только о Флоранс и о том, что каждая истекшая минута приближает ее к страшной бездне.
      — Флоранс! Флоранс! — с отчаянием повторял он. Он не сомневался больше в том, что она невинна. И был уверен, что тот, другой, тоже любит ее и увез не ради того, чтобы завладеть ее состоянием…
      Флоранс! Флоранс!
      Он переживал тяжелый кризис… Необычный упадок духа. Он, наконец, понял, как сильно любит Флоранс. Понял, что она занимает в его жизни место, которого не занимала ни одна женщина из тех, что раньше внушали ему страсть. Любовь к роскоши, властолюбие, радость борьбы — все это для него ничто, по сравнению с чувством к ней. Он два месяца борется только ради того, чтобы завоевать ее. Он старался раскрыть истину, наказать виновного только ради того, чтобы спасти Флоранс от угрожающей ей опасности. Если Флоранс погибнет, он готов остаться в тюрьме. Это достойное завершение жизни неудачника, который не сумел заставить полюбить себя женщину, единственную, которую он когда-либо любил.
      Кризис был непродолжительным. Упадок духа вскоре сменился бодрым, уверенным настроением. Взошло солнце, залило светом камеру, и дон Луис вспомнил, что Баланглэ приезжает в министерство в восемь часов утра.
      Он сразу успокоился. События представлялись ему в другом свете. Борьба казалась уже не столь страшной. И не было ни малейшего сомнения в том, что Баланглэ вскоре вытребует его к себе. Он трижды шутливо раскланялся перед дверью и прошептал:
      — Сезам, отворись!
      После третьего раза дверь открылась, и в камеру вошел сторож, за ним видны были четверо полицейских:
      — Моя свита, — пошутил он. — Идемте. Доложите: Арсен Люпен, гранд Испании, кузен его величества, наихристианнейшего…
      В вестибюле поджидал начальник тюрьмы.
      — Любезный начальник, — обратился к нему дон Луис, — я выспался превосходно. Номера ваши можно смело рекомендовать. Хотите я расплачусь и распишусь в книге почетных посетителей? Нет? Не рассчитываете ли вы, что я вернусь? Тщетная надежда. Важные дела…
      На дворе поджидал автомобиль.
      — Улица Винез, — сказал шоферу один из полицейских.
      — Как! Домашний адрес его сиятельства? Его светлость предпочитает, чтобы свидание проходило тайно? Хороший признак!
      Кабинет Баланглэ выходил на террасу, откуда лестница спускалась в сад, весь заставленный клетками с птицами и шкафами с книгами.
      Полицейские вышли вместе со старушкой служанкой, которая впустила их, и дон Луис остался один.
      Он был по-прежнему спокоен, и желание действовать как можно скорее все сильнее говорило в нем. Он не отводил глаз от часов, показывавших половину восьмого.
      Наконец, в комнату вошли префект и Баланглэ.
      — Дело в шляпе, — подумал дон Луис, прочтя на худом костлявом лице старого Председателя легкий намек на сочувствие и определенно выраженное любопытство.
      — Вы не изменились, — заговорил министр, вглядываясь в дона Луиса. — Цвет лица стал смуглее да виски посеребрились — только и всего.
      И прибавил, как человек, всегда идущий прямо к цели:
      — Итак, что вам угодно?
      — Прежде всего, господин Председатель, я хотел бы знать, напал ли Вебер на след автомобиля, увезшего Флоранс Девассер?
      — Да, автомобиль останавливался в Версале. Сидевшие в нем перешли в другой автомобиль и направились в Нант. Еще что нужно?
      — Свободу, господин Председатель.
      — Немедленно, разумеется, — рассмеялся Председатель.
      — Через сорок-пятьдесят минут, не позднее.
      — В половине девятого, другими словами?
      — Краткий срок, господин Председатель?
      — И это зачем?
      — Чтобы найти убийцу Космо Морнингтона, агента Веро и членов семьи Гуссель.
      — Будто никому, кроме вас, с ним не справиться? Полиция поднята на ноги. Телеграф работает. Убийце не уйти от нас.
      — Вы не найдете его. Или он в последнюю минуту убьет Флоранс Девассер. Это будет седьмая жертва — по вашей вине.
      — Можно подумать, что вы считаете Флоранс Девассер невиновной?
      — Абсолютно невиновной.
      — Вы любите Флоранс Девассер?
      — Да, люблю!
      Баланглэ вздрогнул от удивления. Люпен влюблен? Люпен сознается в этом! Как интересно. Он заговорил:
      — Я следил за делом Морнингтона. Вы творили чудеса. Без вас многое осталось бы невыясненным. Но вы делали и ошибки, которые удивляли меня, теперь же я их понимаю, раз главным стимулом в ваших поступках была любовь. Но, вопреки вашему утверждению, у нас нет никаких сомнений относительно роли в этом деле Флоранс Девассер.
      Дон Луис указал на часы.
      — Господин Председатель, время идет.
      Баланглэ расхохотался.
      — Оригинал!
      Затем он уселся поудобнее и сказал серьезно:
      — Дон Луис Перенна! Префект полиции знал, с кем мы имеем дело, как только вы появились на сцене, другими словами — в момент двойного убийства на бульваре Сюше. Но вам, несомненно, понятны соображения, по каким причинам мы не захотели воскрешать мертвого и даже как бы покровительствовали вам. Вы посвятили все свои силы выяснению истины, мы дорожили вашим сотрудничеством и не тревожили Арсена Люпена. К несчастью…
      Баланглэ приостановился, потом закончил:
      — Господин префект получил вчера детальный, с целым рядом доказательств донос, изобличающий вас, Арсена Люпена.
      — Это невозможно, — воскликнул дон Луис, — физически невозможно доказать такую вещь. Арсен Люпен умер!
      — Допустим, но из этого еще не следует, что дон Луис Перенна существует.
      — И самым легальным образом, господин Председатель.
      — Вот это и оспаривается.
      — Но кем же? Только один человек мог бы… Уж не Кассерос ли, атташе при Перуанской миссии?
      — Он самый.
      — Да ведь он в отъезде?
      — Он даже бежал, опустошив кассу миссии. Но перед отъездом оставил письменное за своей подписью показание, каковое мы и получили вчера. Вот ваша переписка с ним и документы, не оставляющие сомнений в том, что вы не дон Луис Перенна, а Арсен Люпен.
      Дон Луис гневно топнул ногой.
      — Негодяй Кассерос — только орудие, за ним скрывается тот… другой… узнаю его руку… В решительную минуту ему надо было отделаться от меня.
      — Верю охотно, но так как у нас в руках, лишь копии документов, а подлинники, как сказано было, переданы в газеты, не арестуй мы вас… выбора у нас не было.
      — Теперь опасность миновала. Кассерос за границей, а негодяй бежал.
      — Могли остаться его сообщники.
      — У него нет сообщников.
      — Вы откуда знаете? Освободить сейчас Арсена Люпена значит, и почти наверняка, дать пищу толкам и пересудам. Что можете вы предложить такое, из-за чего стоило бы пойти на риск.
      — Но, если я захвачу настоящего виновника?
      — Это сделают без вас.
      — А если я дам слово, что выполнив свою задачу, сам, добровольно, отдамся в руки.
      Баланглэ пожал плечами.
      — Не разрешите ли вы мне, господин Председатель, предъявить счет за некоторые услуги, оказанные мной Родине?
      — Объяснитесь.
      Дон Луис пересек комнату и остановился перед Баланглэ.
      — Господин Председатель Совета! В мае 1915 года под вечер три человека стояли на берегу Сены, в конце набережной Пасси, подле кучки песка. Полиция целый месяц искала триста миллионов золотом, торопливо собранных во Франции врагом, который рассчитывал вскоре вывезти их. Из трех мужчин один был Баланглэ, другой Демальон, третий, пригласивший туда первых двух, просил министра Баланглэ воткнуть свою палку в кучу песка. Золото оказалось там. Несколько дней спустя, Италия, решившая выступить на стороне Франции, получила аванс четыреста миллионов золотом.
      Баланглэ был очень удивлен.
      — Все это держалось в тайне. Кто рассказал вам эту историю?
      — Третье лицо.
      — И его звали?
      — Дон Луис Перенна.
      — Вы! Вы! — воскликнул Баланглэ. — Вы открыли их тайник? Вы были там с нами?
      — Вот именно, господин Председатель! И вы спросили меня тогда, чем бы вы могли меня вознаградить. Я требую награды сейчас.
      Я прошу в виде награды свободу на 24 часа, я вернусь либо вместе с Флоранс и обеляющими меня доказательствами, либо без нее — с тем, чтобы оставаться вашим узником навсегда.
      На этот раз Баланглэ засомневался.
      — В конце концов, — обратился он к префекту, — нам важно как можно скорее ликвидировать это скверное дело Морнингтона. И этот путь, может, самый правильный…
      — Я покончу с ним сегодня же, — отозвался дон Луис.
      — Возможно! Ведь наши люди идут по пятам.
      — Да, но им надо в каждом городе, в каждой деревне, у каждого встречного справляться, не свернул ли автомобиль в сторону, и они теряют время. Я же пойду прямо к цели.
      — Но каким образом?
      — Это моя тайна, господин Председатель. Я прошу вас только уполномочить господина префекта снять все запреты и отменить все распоряжения, которые могли бы помешать мне провести мой план.
      — Согласен. Помимо этого вам нужно…
      — Вот эту карту Франции и два браунинга.
      — Господин префект снабдит вас ими, а деньги…
      Дон Луис поднял левую ногу и повернул свой каблук. Из-за толстой двойной подошвы выдвинулся маленький ящичек, в котором лежали две пачки банковских билетов, а также несколько крошечных предметов; буравчик, пружина для часов, пилюли.
      — Все что нужно, чтобы бежать, чтобы жить и чтобы умереть. Господин Председатель, разрешите откланяться.