27

Между тем, как только Мари покинула Клиффорд, настроение Уолтера значительно улучшилось. Джилберт Бассетт лишь засмеялся, когда Уолтер заявил, что желает поменять щит и присоединиться к набегу, а затем сказал, что если Уолтер просто намерен развлечься и получить свою долю добычи, то они будут весьма рады ему. И хотя его посвятили в планы, он чувствовал приятное удовлетворение из-за отсутствия всякой ответственности в предстоящем деле. Как приятно, пускай и временно, отвечать только за себя, исключая даже маленький отряд, которым он командовал многие годы.

Как только Уолтер улегся в постель, он сразу вспомнил о гибком горячем теле Сибель. Завтрашний набег станет его последней безумной выходкой. Вероятно, ему больше никогда не придется участвовать в делах, в которых он был волен поступать, как ему нравится, ничуть не задумываясь о последствиях. Он лежал на кровати с задумчивым видом, закинув руки за голову, и размышлял над новым поворотом в своей жизни. Когда он впервые попросил руки Сибель, то, обманывая самого себя, решил, что боится потерять свободу. На самом деле ему следовало страшиться бремени ответственности за весь Роузлинд, а не своей клятвы заботиться об одной-единственной женщине.

Он вспомнил, как спрашивал самого себя после предупреждения леди Джоанны и принца Ллевелина о ревнивом нраве Сибель: останется ли он властен над своей личной жизнью? Теперь Уолтер лишь удивлялся собственной глупости. С того момента, когда он впервые увидел Сибель, он перестал желать других женщин. Он вполне сможет хранить верность своей жене, по крайней мере, в тот период, когда их разлука не будет долгой. Это испытание было не таким уж суровым. Кроме того, он не видел в поведении Сибель и намека на ревность, а ведь Мари предоставила достаточно оснований для этого.

Мысль о Мари слегка смутила Уолтера, но лишь на одно мгновение. Он не увидит ее некоторое время, если будет установлен мир. Ричард, несомненно, отвезет свою жену ко двору и где-нибудь устроит ее, пока будет восстанавливать порядок на своих землях. Уолтер тем временем займется собственными имениями и знакомством с владениями Роузлинда.

Теперь его ответственность была смешана с чувством гордости. Мысль о том, что ему выказывали свое уважение такие люди, как лорд Иэн и лорд Джеффри, необыкновенно льстила его самолюбию. Даже если наступит мир, бремя ответственности не свалится на него, как снег на голову. У него будет время познакомиться с людьми и медленно приступить к своим обязанностям.

Уолтер повернулся на бок и натянул на плечи одеяло. Все это ждало его в будущем, а будущее находилось в руках Господа. С уверенностью можно сказать лишь о завтрашнем дне, который обещал стать днем свободы и развлечений. Они скорее всего вернутся в Клиффорд к обеду, и после трапезы он отправится в Клиро. Вероятно, к завтрашнему дню Сибель еще не приедет, но сэр Роланд не будет возражать, если он прибудет раньше. Уолтер на мгновение нахмурил брови. Может быть, ему стоило написать сэру Роланду и предупредить об их приезде? Он сонно зевнул. Сейчас было уже слишком поздно, а утром он будет очень занят. Сэр Роланд знал его достаточно хорошо, и неожиданный визит не мог встревожить.

Первая часть наступившего дня действительно полностью отвечала плану. Все всадники, собранные Бассеттом, выехали в путь сразу же после заутрени. Поскольку Уолтер не был связан никакими обязанностями, он испытывал особенное чувство удовлетворения. Они рассчитывали добраться до Элмондбери к тому времени, когда заканчивался завтрак, и все погружались в утренние заботы. Но результат превзошел все ожидания, поскольку они достигли поместья как раз в тот момент, когда в открытые ворота особняка загоняли небольшое стадо коров. Не то чтобы их беспокоили незатейливые ворота поместья, но отсутствие необходимости делать в них брешь избавляло воинов от лишней траты времени и сил, а возможно, и от нескольких ран.

Они стремительно пересекли поле и под шумные крики и смех погнали перед собой стадо, так что немногочисленные защитники Элмондбери не успели закрыть ворота. Затем все очень походило на уличную ссору на ярмарке. Они убили тех немногих, кто осмелился сопротивляться, обчистили дом и строения, нагрузили содержимым все найденные повозки и повыгоняли из загонов скот.

Когда с серьезными делами было покончено, воины смогли заняться удовлетворением своих личных желаний. Одни обыскивали дом и строения, опустошая их от всех мало-мальски ценных вещей, другие хватали ради минутного развлечения женщин, которые взывали к их милосердию. Самых молоденьких и хорошеньких решили забрать с собой в Клиффорд. В воздухе носились вопли ужаса и мучительные стенания, перемешавшиеся с криками и смехом победителей.

Рыцари, пребывая в должном настроении, как правило, не гнушались грубых развлечений простых воинов, но сегодня они не были расположены к насилию и оставались в седлах, как и небольшая группа воинов, специально получивших инструкции принять меры предосторожности на случай контратаки, и взводные капитаны, отвечавшие за быстрый сбор своих людей, когда придет время отправляться в обратный путь.

Не в состоянии думать о дальнейшем опустошении, три рыцаря несколько нетерпеливо ожидали возвращения небольших отрядов, когда один из дозорных, наблюдавший за местностью с небольшого возвышения, издал предостерегающий крик и галопом помчался к ним. Со стороны Хантингтона приближался большой отряд вооруженных людей, возглавляемый рыцарем, закованным в броню.

– Надеюсь, это нас не задержит, – обеспокоено произнес Уолтер.

Но беспокойство выразил только он один. Бассетт и Сиуорд злобно ухмыльнулись и приказали своим людям, строиться в боевом порядке. Да, они согласились не нападать непосредственно на короля, ибо знали, что это не понравилось бы Ричарду; но коль уж Генрих оказался настолько глуп и решил отвоевать у них добычу, они с радостью вступят с ним в схватку и будут бить его людей до тех пор, пока те не побегут с поля боя, подобно дворняжкам, поджавшим хвосты.

Уолтер собирался было возразить против столкновения. Они добились своей цели и ничего не потеряют, если просто покинут эти владения. Но затем понял, кто бы ни вел вооруженный отряд, это был не Генрих. Король не боялся лично принимать участие в сражениях, но бароны и министры никогда бы не позволили ему рисковать жизнью ради незначительного поместья, которое даже не являлось королевской собственностью. Уолтер засмеялся и поравнял Бью с боевым конем Бассетта, а затем взял наперевес пику, которой он не воспользовался в Элмондбери, поскольку убийство беззащитных серфов не доставляло ему удовольствия. Взятие обычного поместья не могло восславить имени рыцаря.

Атака неожиданно появившегося отряда была легко отбита, и нападавшие, погрузив награбленное на повозки, отбыли из полусожженного замка.

По возвращении Уолтер с удовольствием отобедал с друзьями. Они живо обсуждали вылазку, правда, никто не смог придумать объяснения, откуда взялся отряд и почему он так быстро ретировался. Вылазка получилась отличным развлечением, и все находились в прекрасном настроении. Уолтер получил свою долю живой добычи и договорился о перегонке скота и овец в Клиро, как только подвернется подходящий случай, после чего сразу же уехал.

Покрывая несколько миль пути, разделявшие его от замка супруги, он пребывал в отличном настроении, а когда услышал, что Сибель уже находилась на месте, отпустил слугу, желавшего доложить 6 нем, и бросился в зал, сияя от удовольствия. Он не встретил на пути никакого препятствия, которое могло бы разозлить его. Сибель сидела у огня и вышивала. Уолтер быстро пересек зал, увлек ее в свои объятия и крепко поцеловал на глазах у всех присутствующих.

– Я скучал по тебе, – сказал он, целуя ее снова, – но, честно говоря, рад, что не знал о твоем столь внезапном приезде. Я уезжал с Бассеттом и Сиуордом. Каким образом вы так быстро добрались сюда? Вы что, летели на крыльях?

– Лучше бы мы летели на крыльях, – шутливо ответила жена сэра Джона. – Будь у нас крылья, мне бы не пришлось сидеть сейчас на дополнительных подушках.

– Вы велели прибыть как можно быстрее, милорд, поэтому я старательно торопила всех, – сосредоточенно ответила Сибель, не сдержав при этом улыбки.

Но внутри у нее снова все похолодело. Уолтер никогда не приветствовал ее таким образом прежде. Его публичные теплые объятия показались ей фальшивыми, будто бы он переусердствовал в проявлении своей любви, желая скрыть нечто еще. Из головы у нее не выходило письмо Мари, но она не могла заставить себя отдать это письмо ему здесь, где все видели их лица. Ее мозг, казалось, оцепенел, и она не могла подыскать благовидный предлог, чтобы уйти и увести с собой Уолтера – по крайней мере такой предлог, который не вызвал бы шуток. Шуток она бы сейчас не вынесла.

Уолтер не успел заметить, что с Сибель творится что-то неладное. Хотя от него не ускользнуло, что она не отреагировала на его поцелуи должным образом, он приписал это удивлению и тому, что в зале присутствовали посторонние. Но сэр Роланд, уловивший смысл слов «... уезжал с Бассеттом и Сиуордом», почти мгновенно отвлек Уолтера от мыслей о жене. Он поднялся и, уступая Уолтеру свое кресло, спросил, что тот подразумевал под данной фразой.

Сэр Роланд понимал – как правило, гражданская война скверно отражалась на тех, кто сохранял нейтралитет, ибо, ограждая себя от принятия той или иной стороны, они зачастую становились мишенями для обоих противников. До сих пор Клиро избегал опасности, поскольку Ричард Маршал и слышать не хотел о нападении на собственность своей «тети» Элинор и «дяди» Иэна, особенно, когда ему стало ясно, что они не собираются выступать против него. Но в данный момент Пемброк находился в Ирландии, а сэр Роланд не питал того же доверия к заместителям Ричарда. Поэтому его интересовало, не вспыхнула ли война снова.

Ответ Уолтера успокоил минутное волнение сэра Роланда и направил беседу в оживленное обсуждение самого набега, после чего пошел более серьезный разговор о том, на самом ли деле воцарится мир и на каких условиях его должны были заключить.

Во время этого обсуждения Сибель хранила не свойственное для нее молчание. В обычной ситуации она бы, как и любой из присутствующих мужчин, не осталась безучастной к важности предложенной Уолтером политики нападения на собственность королевских министров, помогающих Винчестеру, оберегая в то же время владения самого короля и наиболее преданных ему баронов. Истина заключалась в том, что с тех пор, как несколько часов назад Сибель получила письмо Мари, она не могла думать ни о чем другом, кроме его содержания. Она едва ли слышала то, о чем говорилось. Ее мозг то лихорадочно блуждал в поисках ответа на вопрос, что же нужно было Мари, то она думала, как бы увести Уолтера от остальных.

Последняя проблема, наконец, была решена, когда жена сэра Роланда, воспользовавшись паузой, робко заметила:

– Милорд, сэр Уолтер, должно быть, очень устал и чувствует себя весьма неудобно в этих доспехах. Не кажется ли вам, что было бы гораздо лучше позволить ему разоружиться...

– Что правда, то правда, – перебила ее Сибель, вскакивая на ноги. – Прошу прощения, милорд, что я пренебрегла вашими удобствами. Если вы подниметесь наверх в нашу комнату, я тотчас же исправлю эту ошибку.

Уолтер с живостью поднялся. Разговаривая на тему набега и его возможных последствий, он заметил необычное спокойствие Сибель и снова восхитился совершенством своей супруги. Он решил, что своим скромным поведением она хотела представить его в лучшем свете новому кастеляну, сэру Джону. Его рвение избавиться от доспехов явилось скорее не результатом неудобства, а желанием остаться наедине с Сибель и поведать ей, что он понимает и ценит ее поведение. Кроме того, выказав ей восхищение, Уолтер надеялся побудить ее к подобной скромности и впредь. Он смирился с ее смелым вмешательством в мужские разговоры в кругу ее собственной семьи, но переживал за результаты подобных поступков в кругах, менее привычных к традициям Роузлинда. Говорить на узкой лестнице было невозможно, и Сибель летела перед ним в главную опочивальню, которую сэр Роланд и его жена уступили своей госпоже и ее мужу, с такой скоростью, что Уолтер не мог произнести ни слова. Не пристало кричать комплименты в спину женщине, опережающей вас на два-три шага. Но Уолтера это ничуть не злило. По сути дела, его даже позабавила спешка Сибель. Они уже не спали четыре ночи, а она проявляла такую заинтересованность в радостях брачного ложа, что он спросил себя, уж не хочет ли она войти с ним в плотскую связь прямо сейчас. Таким образом, он не пытался догнать ее, желая предоставить ей время устроить все, что она считала необходимым.

К сожалению, эти самые похвальные намерения плохо отразились на Сибель. Ей показалось, будто Уолтер волочится позади намеренно, из-за нежелания остаться наедине с ней. Внутренний холод стал еще сильней. Она достала из потайного места письмо Мари, повернулась и, когда Уолтер вошел в комнату, протянула это послание ему.

– Это письмо доставили тебе вскоре после секста, – сказала она.

– Письмо? – отозвался он.

Уолтер не догадывался, кто написал ему, но суровый тон супруги ничего хорошего не предвещал, и он схватил пергаментный свиток с таким беспокойством, что Сибель приняла этот жест за обычную нетерпеливость. Он даже не потрудился взглянуть на печать перед тем, как сломать ее. Это было вполне резонно: естественно, Уолтер гораздо быстрее мог узнать имя автора, прочитав вступление, нежели пытаясь разобрать надпись на печати. Однако Сибель показалось, будто он не только знал, от кого пришло это письмо, но и с нетерпением ожидал его прибытия.

Сибель пронзила столь сильная боль, что слезы застлали ей глаза, но гордость не позволила в открытую проявить перед Уолтером такую слабость. Она отвернулась, подошла к огню и встала рядом, потирая ладошки. Однако сейчас ей не помог бы ни один костер. Хуже того, это помешало ей заметить выражение лица мужа, изменившееся от хмурой досады, когда он увидел имя Мари, до бледности, вызванной ужасом, когда он начал читать то, что та написала:

«Возможно, у меня нет права писать Вам, но я уже не знаю, куда обратиться за помощью. Несмотря на обещание не рассказывать никому о том, что произошло между нами, граф Пемброк сообщил обо всем моей сестре, и она, в страхе оказаться заточенной в четырех стенах вдалеке от всей жизни, приказала мне делать вид, будто я не знаю Вас. Насколько Вам известно, я пыталась подчиниться ей, но, увы, мои чувства пересилили осторожность, когда я заметила, что моя холодность беспокоит Вас. Не думаю, что тот невинный разговор, имевший место между нами в компании за столом, мог обидеть Жервез, но она восприняла его как предзнаменование того, что я намерена пренебречь ее советами. Она приказала мне покинуть Клиффорд, а когда я спросила у нее разрешения вернуться после Вашего отъезда, она ничего мне не ответила.

Пишу я Вам не затем, чтобы просить Вас вступиться за меня; я даже умоляю Вас вообще ничего не говорить Жервез. Просьбами Вы только сильнее разожжете ее гнев, который, предоставленный самому себе, может угаснуть. Мне остается лишь молиться, чтобы моя сестра не отреклась от меня полностью. Она знает, что у меня нет родных, кроме нее, что мою приданную собственность несправедливо захватил брат моего покойного супруга. Я просто не могу поверить, что она позволит мне умирать голодной смертью.

Написать Вам меня заставил страх перед тем, что, даже если Жервез позволит мне вернуться, она всегда сможет прогнать меня снова. У меня есть еще одна проблема. Пока она не столь велика, но со временем вырастет, и я не смогу больше скрывать ее от моей сестры. Возможно, Вы не поверите мне или предпочтете поверить бесчестной клевете моего зятя. Могу лишь сказать, что, когда граф столь грубо обвинил меня в дурном поведении, я так перепугалась нападок со стороны человека, который должен был бы послужить мне опорой и утешением, что не смогла защитить себя. Более того, боль, поразившая меня, не оставила мне никаких сомнений, что я потеряю то, что стало для меня и радостью, и горем. Наверное, мы с сестрой прокляты, раз уж не умеем сохранить в своем чреве то, что дано нам Богом. И все же этого не произошло. Хотя я не могу поклясться, что этого не случится в любой момент, особенно теперь, когда меня оставили все душевные силы, я тем не менее не знаю, что мне делать. Возможно, граф прогонит меня, даже если этого не сделает моя сестра.

Клянусь Вам душами моего отца и моей любимой матушки, что не испытывала трудностей ни с одним мужчиной, кроме Вас, после смерти моего мужа. Я не смею обращаться к Вам открыто из страха перед графом Пемброкским и моей сестрой, кроме того, я не желаю неприятностей Вам и леди Сибель, Вашей жене. И все же я сойду с ума, если Вы не скажете мне хотя бы одно утешительное слово, коль Вы не можете предложить ничего большего. В связи с этим я покинула Красуолл и нахожусь сейчас в небольшом поместье Хей. Не знаю, сколько еще тамошний бейлиф будет терпеть мое присутствие, но, боюсь, скоро он поинтересуется у Жервез, давала ли она свое согласие на мое пребывание в его доме.

Таким образом, я умоляю Вас тайком приехать ко мне, как только Вы сможете. От Клиро до Хея чуть больше мили. Прошу Вас, приезжайте один, чтобы ни одна душа не узнала, кого Вы навещаете. Если неприятности оставят меня, никто не должен знать о нашей встрече и о том, что я ослушалась свою сестру. Возможно, тогда она простит меня. Но я должна увидеться с Вами. Еще раз умоляю Вас приехать ко мне, хотя бы на несколько минут, хотя бы для того, чтобы сказать, что Вам безразлично, жива я или мертва, что Вы не хотите больше иметь из-за меня хлопот».

– Я снова должен уехать, – сказал Уолтер. Сибель повернулась, плотно сжав руки.

– Уехать? Куда?

– В Хей, – ответил он. Он осторожно скручивал письмо, не отрывая от него глаз, его губы были плотно сжаты, но Сибель не заметила этого, поскольку голова Уолтера оставалась наклонена.

Неугасимая ярость перемешалась в душе Сибель с ледяной болью.

– Я прочитала печать, – сказала она. – Я знаю, что это письмо принадлежит Мари де ле Морес.