— Когда Бьорн сказал мне, что на этих людях ливреи придворных Джона, я, естественно, приказал ему отозвать поисковые отряды. Меньше всего мне хотелось найти здесь короля или хотя бы одного из его прихвостней. Позже, когда Джоанна рассказала мне, что они были в масках, я понял, что король не причастен к этому. Затем Бьорн допросил двух захваченных нами людей. Они не знают, кто их нанял: в лодке с ними находился совсем другой мужчина, а лица того человека они никогда не видели. Им сказали, что они идут на дело по велению короля и находятся под его защитой. Это все, что им известно. Полагаю, Джон не виновен.
Джеффри пристально посмотрел на отца и опустил глаза. Если граф Солсбери задает прямой вопрос, отвечать на него надо откровенно, без каких бы то ни было увиливаний.
— Если Джон не виновен, людей одели в ливреи его придворных с единственным намерением очернить короля. Когда Джоанна объявила бы во всеуслышание о том… о том, что с ней случилось, это не могло бы не настроить короля прежде всего против вас. Вот почему я не знаю, как лучше поступить. Распространить историю о неудачном нападении и о том, как этому препятствовал Брайан? В этом случае виновник вскоре станет известен каждому: не у всех придворных остаются следы от собачьих укусов на спине и ягодицах! Или нам вести себя так, будто ничего не случилось?
— А можно это сохранить в тайне? — обеспокоенно спросил граф Солсбери.
— Почему бы и нет? Тот, кто совершил нападение, будет молчать, даже если эта трусливая шавка, Брейбрук, тут ни при чем. Все наемники, за исключением того, что свалился в реку, мертвы. И даже если он не утонул, то все равно предпочтет держать язык за зубами.
— Джоанна, ты согласна с таким решением? — поинтересовался граф Солсбери. — Оскорбление ведь нанесли тебе.
— Лишь не слишком серьезную обиду. К тому же Брайан и Джеффри с лихвой воздали за меня. Я не хочу, чтобы с кем-нибудь обошлись несправедливо… даже с королем. Я соглашусь с любым решением, какое вы с Джеффри сочтете наилучшим.
— Тогда правильнее всего сохранить свершившееся в тайне, — вздохнул граф Солсбери. — Мне не нравится это, но, сказать пр правде, если слухи об этих ливреях дойдут до двора, никакие убедительные слова не спасут безупречность королевского имени.
— Без веских доводов — нет, конечно, — грустно сказала леди Эла. — Вильям, неужели ты не видишь, что все это значит? Если сын Брейбрука стал участником этого замысла…
— Его сын — просто дурак, — проворчал граф Солсбери. — Могу поклясться: отец ничего и не знает о случившемся. К тому же нет доказательств, что это был Генри. Почему вы так уверены в этом?
— Кого же еще мы с Джоанной могли обидеть? — спросил, в свою очередь, Джеффри и, пожав плечами, поморщился. — Доказательства будут, и достаточно скоро. Стоит ему только не появиться завтра при дворе… Кстати, это еще раз говорит о том, что, если мы хотим сохранить нападение в тайне, я должен участвовать в турнире. Иначе придется сказать о своем ранении, другой причины избежать поединков мне не найти.
— Посмотрим, как ты себя будешь чувствовать. Если рана сильно беспокоит тебя, в последний момент найдем какой-нибудь предлог. В этом нет ничего страшного. Все любят Александра и не пожелают омрачить его посвящение в рыцари смертью или горем.
Оставалось только довести дело до конца. Лодочника графа Солсбери вызвали и приказали ему найти владельца судна, которым воспользовался Брейбрук, вернуть ему лодку, но только так, чтобы вокруг ее пропажи не поднялась шумиха. Тела наемников бросили в повозку и велели своим людям предать их тайному захоронению. Этим вечером, решил Джеффри, ему можно и не показываться при дворе. После утренней охоты и событий на реке лучше провести несколько спокойных часов у домашнего очага.
На следующий день Брейбрук действительно не появился при дворе. Когда прибыл Джеффри, кто-то громко поинтересовался, не связано ли отсутствие Брейбрука с возвращением Джеффри с охоты. На этот намек Джеффри лишь улыбнулся и вел себя как обычно, не выпуская, однако, из поля зрения Джоанну. К счастью, до кульминации празднества оставалось еще несколько дней. С ночи на седьмой день марта Александр постился. Церемония посвящения и пиршество состоялись в восьмой день марта. Если бы Джоанне удалось привести своего жениха в чувство, она, возможно, и склонила бы его не участвовать в турнире на следующий день. Однако Джеффри так напился к концу пиршества, что лишь глупо хихикал, когда она попыталась настоять на своем.
Обнаружив, что этой ночью общество Джеффри для нее опасно, Джоанна перестала спорить. Стоит им оказаться наедине, как он набросится на нее с пылкой страстью. Ему достаточно лишь держаться на ногах, чтобы добиться того, в чем Брейбрук потерпел неудачу! Это скорее позабавило, нежели шокировало Джоанну. У Иэна тоже появлялось вожделение, когда он напивался. Джоанна не раз наблюдала, как справлялась с ним Элинор, не уступая его желанию. Пообещав Джеффри невиданные наслаждения, в которые входило и вино, Джоанна заставила его сойти вниз, где Нуд и Бьорн, по ее приказу, уложили молодого лорда спать.
Утром Джоанна решила не продолжать спор. Она не очень боялась за Джеффри, но в последние три дня узнала настроение двора. Не оставалось сомнений, что все, о чем говорил граф Солсбери, правда. Все желали, чтобы турнир прошел в духе настоящего рыцарства, без смертельных исходов и серьезных травм, которые омрачили бы удовольствие зрителей. Чего не понимала Джоанна, так это причины подобных помыслов. Граф Солсбери сказал, что все просто любят Александра. Этот молодой человек действительно был всеобщим любимцем, но леди Эла сказала, и Джоанна неохотно согласилась с ней, что улыбки на лицах окружающих его людей предназначаются вовсе не ему.
Угодливые улыбки на губах людей, у которых почти не было причин улыбаться в присутствии Джона, заставляли Джоанну дрожать от страха. А король гордится собой, полагая, что все настолько боятся его, что готовы пресмыкаться перед ним, как бы он их ни оскорбил. Но не подобострастие читала Джоанна в глазах, которые опускались под взглядом короля.
— Они хотят уладить все ссоры, чтобы не возникло никаких неожиданных вопросов, ничего случайного, — сказала она Джеффри, перед тем как они отправились на тур. нир. — Но что-то планируют. Я чувствую это.
— Я тоже, — проворчал Джеффри, потирая рукой голову, которая просто раскалывалась от боли. — Что, по-твоему, я должен делать? Я уже поделился своими соображениями с отцом и видел, как он, хотя и со слезами на глазах, игнорировал мое предостережение. Ему тоже все известно. Ты не думаешь, что он по-своему попытается урезонить Джона? Во всяком случае, если это и произойдет, то не сегодня. Я подумаю обо всем завтра.
13.
Похоже, турнир не дал никакого повода для неприятных мыслей. Событие прошло именно так, как и предполагалось. Все вдоволь повеселились, никто никому не нанес серьезных увечий. Джеффри, однако, не получил призов. Он был слишком слаб, чтобы представлять серьезную опасность для противников. Но благодаря длительным тренировкам с Иэном, который научил его твердо держать оборону, Джеффри, хотя и не выбил из седла ни одного из трех своих соперников, не дал сбросить с лошади и себя. Не добился Джеффри успеха и в рукопашной схватке. Необузданная ярость его атак, способная сделать его опасным противником на войне и принесшая ему уже четыре победы в поединках, казалась явно неуместной для такого радостного события. Кроме того, все рыцари дрались не в полную силу, как бы заключив между собой соглашение, что приз должен получить Александр.
За этим согласием, думала Джоанна, наверняка скрывается какая-то иная причина. Ей вдруг показалось, что лишь немногие мужчины хотят серьезно сразиться с Юстасом де Вески и Робертом Фиц-Вальтером. Это бросалось в глаза не так сильно, как должно бы, ибо Вески был женат на Маргарет — сводной сестре Александра. Поэтому вполне естественно, что он сражался в группе на стороне Александра, а ей не оказывали серьезного сопротивления. Новое общественное положение, приобретенное Вески вследствие женитьбы, заставляло многих людей искать теперь его внимания.
— Интересно, — прошептала леди Эла на ухо Джоанне, — как относится этот болван, Джон, к тому, что Вильям Шотландский выдал дочь за Вески? Неужели Вильям не догадывается, что зять являет собой сущего демона, который просто раздавит его?
Однако, несмотря на страшные прогнозы леди Элы и опасения Джоанны, ничего не случилось. Джон продолжал кичиться своей властью над подданными. Джоанна и сама вкусила ее по возвращении в Роузлинд, когда узнала, что шериф Саутгемптона получил распоряжение обнести порт в Портсмуте мощной стеной. Идея, сама по себе, была не плоха, но, если к стене добавят укрепления, они закроют вход в гавань Роузлинда. И это только первый шаг, который совсем не нравился Джоанне. Но ей хватило здравомыслия не возражать против намерений короля. Он имеет полное право строить укрепления в своих владениях, и возведение сооружений для защиты кораблей, входящих в гавань Портсмута, — благоразумный шаг. Необходимо оградить страну от грабителей и захватчиков из Франции. Скверным в этом деле было лишь одно: король не заслуживал доверия. Зная характер Джона, Джоанна полагала, что сооружения будут использоваться не только для надежной защиты страны от нападений, но и против подданных короля.
Новости из Портсмута прибыли в последнюю неделю мая. Джоанна поспешно послала гонца к Элинор в Ирландию, а сама поехала на юг, чтобы увидеть, что там происходит. Разговоры со строителем, руководившим работами, мало что сказали ей. Явной угрозы во всем этом не было, но Джоанну не покидало беспокойство. Матушка полностью разделила ее чувства в своем ответе, который прибыл на третьей неделе июня. Элинор предложила Джоанне в случае отсутствия Джона в Лондоне съездить в столицу и, используя женскую хитрость, выведать все у офицера королевского казначейства, отвечающего за приобретение материалов и расходы на строительство.
«С его помощью, — писала Элинор, — ты сможешь определить истинную цель задуманного. Он ничего не скажет тебе напрямик, но, если требуется больше камня и рабочих, чем необходимо для возведения стены, ты поймешь, что строится нечто гораздо большее. Укажут тебе, в каком направлении дует ветер, также канаты и материалы для катапульт и баллист. Уверена, мне нет необходимости объяснять тебе эти вещи более подробно. Сообщи мне все сведения, которые добудешь, особенно те, которые покажутся тебе банальными, смешными и нелепыми. И непременно пошли это письмо с одним гонцом, человеком, которому можно доверять, заранее приказав ему вручить письмо лично мне, когда поблизости не будет моего мужа. Гонец должен уметь держать язык за зубами. Если Иэн прознает о задаче, которую я поставила тебе, он задаст мне взбучку за „порчу“ твоей чистоты и непорочности. По этой же причине держи все в тайне и от Джеффри, ибо в подобных вопросах они с моим глупым возлюбленным — два башмака пара».
Последние две фразы заставили Джоанну улыбнуться. Бесспорно, предложение Элинор ужаснуло бы и Иэна, и Джеффри. Они не одобрили бы ни самих попыток Джоанны узнать, что скрывается за замыслом короля, ни способа, предложенного ей для выяснения правды. И хотя Джоанна во многом унаследовала от своего отца, Саймона, прямоту и любовь к справедливости, она не слишком придерживалась кодекса чести, вбитого в головы мужчин. Ее действия никому не причинят вреда, считала она, и, возможно, принесут огромную пользу ее семье.
К счастью, утаить все от Джеффри не составит огромного труда. Сейчас он уже на севере вместе с Джоном, который помогает королю Шотландии, Вильяму, изловить Кутреда Мак-Вильяма — кельтского претендента на трон.
Джоанна не посчитала нужным писать Джеффри о своем намерении отправиться в Лондон. Вместо этого она поручила сэру Ги послать к нему гонцов, которые смогли бы скакать настолько быстро, насколько позволит возможность смены лошадей. Даже если люди будут скакать денно и нощно, у нее появится по крайней мере двадцать четыре часа, чтобы осуществить задуманное.
Поначалу все шло довольно гладко. Джоанна явилась в Лондон с бессвязными и бестолковыми жалобами на якобы запрос казначейства о лесоматериалах для работ в Портсмуте. Полученные сведения были в одинаковой мере и приятными, и скверными. Не оставалось сомнений, что Джон намеревался расширить фортификационные сооружения в Портсмуте, но, по крайней мере сейчас, строительство ничем не угрожало Роузлинду. Джоанне рассказали, что приказы о сборе и отправке армии в Пуатье уже разослали. Оттуда Джон намеревался напасть на Филиппа и отвоевать Нормандию. Работы в Портсмуте преследовали двойную цель: защитить флот, который должен был собраться там, и оградить побережье от притязаний Филиппа.
Хотя Джоанна очень быстро получила ответы на свои вопросы, она не сразу покинула Лондон. В дополнение ко всему она хотела узнать, кто будет командовать укреплениями в Портсмуте. Она попыталась бы завязать с полезным человеком дружеские отношения. Здесь Джоанна не достигла успеха, но не потому, что не смогла пустить в ход свое обаяние: имя командующего еще не было известно.
Так как Джоанна не имела особых причин находиться в Роузлинде или где-нибудь еще, она решила задержаться в Лондоне на недельку-другую на случай, если назначение на пост командующего будет все же произведено. Заодно и присмотреть за новым садом в ее лондонском доме. Кроме того, у Джоанны появился интерес и к самому Лондону. Городок, примыкающий к замку Роузлинд, — прекрасный порт, способный предоставить любую роскошь, но Лондон таил в себе безграничное разнообразие удовольствий.
Однако, по воле судьбы, Джоанне не пришлось долго пробыть в Лондоне. Пятнадцатого дня июля она получила послание от сэра Питера из Клайро-Хилла. Он не знает, насколько правдивы его сведения, продиктовал сэр Питер писарю, но хочет предупредить свою госпожу, даже если позже эти слухи окажутся ложью. Он прослышал, что королевские укрепления в Уэльсе подвергаются нападениям. Сэр Питер попытается добыть более определенные сведения, а пока предпринимает меры по укреплению замка. Эти меры предосторожности не должны тревожить леди Джоанну. Все стены тщательно укреплены, а военные машины заменены и готовы на случай осады. Более того, сэр Питер позаботился о том, чтобы повсюду ходили слухи о мощи стен замка. Если леди Джоанна пожелает приехать и воочию убедиться в проделанной работе, ее с радостью встретят в Клайро, но если таковой возможности нет, то пусть не сомневается, что он сообщит ей все новости, как только узнает их сам, и будет преданно защищать замок и ее земли.
Джоанне не пришлось ждать от сэра Питера более определенных сообщений. Через пять дней в ее лондонском доме неожиданно появился Джеффри. Он скакал с севера сломя голову, но не застал Джоанну в Роузлинде. Никто из слуг не мог вразумительно ответить ему, куда уехала госпожа — эти меры предосторожности Джоанна предприняла, чтобы скрыть от Джеффри цель своей поездки, которую он, мягко говоря, не одобрил бы, — но все знали, что из Уэльса приезжал гонец. К сожалению, Джеффри не поинтересовался, когда тот приезжал: до или после того, как Джоанна покинула замок. Никому и в голову не пришло сказать ему об этом.
Сэр Ги вернулся с охоты как раз вовремя. Джеффри уже намеревался мчаться в Уэльс вслед за Джоанной. Убедившись сначала, что Джеффри не убьет его за то, что он позволил леди отправиться в дорогу одной, сэр Ги заверил молодого лорда, что она пребывает в Лондоне и ей не грозит никакая опасность. Полагая, что Джеффри останется в Роузлинде на ночь, сэр Ги уже прикидывал в уме ложные, хотя и тактичные объяснения по поводу отъезда Джоанны. Но вскоре он понял, что Джеффри и не собирается требовать от него дальнейших объяснений: все необходимые сведения тот намеревался получить непосредственно от Джоанны.
Вполне понятно, почему Джеффри, прибывший в Лондон уже после вечернего богослужения, изможденный, с ввалившимися глазами, был невероятно раздражен. Джоанну совсем не обрадовала их встреча, но она встала из постели, оделась и спокойно приветствовала жениха, пригласив его подняться наверх.
— Что, черт возьми, ты делаешь в Лондоне?! И что, черт возьми, было в том послании из Клайро?! — проревел Джеффри, как только они оказались в относительном уединении в спальне. — Разве ты не слышала, что Уэльс восстал?
— Сэр Питер известил меня, что до него дошли такие слухи, но в Клайро все спокойно. Когда он писал мне, у него не было точных сведений.
Поскольку Джоанна не имела особого желания рассказывать Джеффри о своих лондонских делах, она сразу же успокоилась, заметив, что его, похоже, интересует лишь Уэльс.
— Зато у меня есть, — пробурчал Джеффри. — Я получил письмо от Оуэна. Ллевелин пока не присоединился к другим принцам, но это входит в его ближайшие планы. Я смертельно устал, пока добрался сюда.
— Но зачем ты так спешил? — удивленно спросила Джоанна. — Ты мог рассказать мне о том, что случилось, в письме. Какая нужда заставила тебя приехать самому и разбудить меня среди ночи?
По какой-то непонятной причине Джеффри, похоже, чрезвычайно обидел этот невинный вопрос.
— Зная твой необузданный нрав, Оуэн попросил меня удержать тебя от порыва ехать в Уэльс, а посоветовал мне отправиться в Клайро-Хилл, — резко ответил он.
— А есть ли в этом необходимость? — спросила Джоанна, непроизвольно потянувшись рукой к поясу платья, словно собираясь развязать его и тотчас же отправиться в дорогу. — Ты думаешь, они нападут на Клайро?
— Нет, ни в коем случае. Клайро не угрожает никакая опасность. Оуэн уверяет меня, что те, кто восставал раньше против Ллевелина, сейчас ведут себя смиренно и просят его возглавить войско, обещая со своей стороны повиновение и покорность. Ты ведь знаешь, что Ллевелин не станет вторгаться во владения твоей матери. Он собирается лишь уничтожить укрепления короля.
Джоанна с тревогой посмотрела на Джеффри. Теперь ее еще больше озадачивал приезд Джеффри с севера.
— Не поэтому ли ты приехал с такой поспешностью? Чтобы набрать людей для Джона?
Усталое лицо Джеффри помрачнело еще больше, но он лишь сказал:
— Тебе известно, что приказы вооружаться и собираться на войну уже разосланы…
— Но на войну с Францией?
— Да. Однако, когда я покидал короля, Джон по-прежнему говорил лишь о небольшой карательной экспедиции в Уэльс.
— Ты случайно не… — начала было Джоанна, но, увидев, что Джеффри вздрогнул и побледнел, прикусила язык.
— Не изменил ли я клятве верности вассала феодалу? Я, конечно, говорил, что эта проблема гораздо серьезнее, но не сказал, почему так думаю. Не мог же я предать Оуэна. — Джеффри закрыл рукой лицо. — Я схожу с ума, Джоанна! Просто разрываюсь между ними!
Значит, Джеффри приехал не за людьми и не для того, чтобы удержать ее от поездки в Уэльс, а чтобы найти у нее утешение, залечить душевную боль. Джоанна не откажет ему в ласке и заботе.
— Присядь, — прошептала она, избегая продолжения обсуждаемой темы, и начала расшнуровывать капюшон кольчуги Джеффри.
Затем Джоанна принесла кусок ткани, чтобы он вытер лицо.
— Что мне делать? — Джеффри посмотрел на сукно в своей руке так, будто никогда не видел этой вещи прежде и не имел понятия, что с ней делать. — Я не могу ехать в Уэльс и снова предавать его огню. Не могу, Джоанна! Когда мой отец и король сказали, что я всегда излишне серьезно относился к уэльским проблемам, я смолчал, но подумал, что так я предам Оуэна. И, боюсь…
— Позволь мне снять с тебя кольчугу, — перебила его Джоанна.
— Ты хоть понимаешь, о чем я тебе толкую? — с раздражением спросил Джеффри.
— Ровно настолько, чтобы уяснить, что ты беспокоишься из-за пустяков, — невозмутимо заметила Джоанна. — Говорил ты что-нибудь королю или не говорил, не имеет значения, поскольку армия выступит в любом случае. Ты не настоял на отмене Уэльской операции, ну и что? Когда людей соберут, Джону останется только приказать им идти на Уэльс, вместо того чтобы снаряжать для похода корабли в Пуатье.
Джеффри озадаченно посмотрел на свою невесту.
— Дело не в этом! — сказал он, повысив голос. — Для меня это вопрос чести! Если Джон поведет нас в Уэльс, разве смогу я выполнять свой долг, понимая, что все это безнадежно, что убийства и разрушения будут продолжаться бесконечно?
Джоанна покачала головой. Что беспокоит Джеффри, коль он несет такую чушь? Что его на самом деле тревожит? Более того, бесполезно ему говорить, что думает женщина о мужском долге и чести. К тому же она — леди, ей не пристало говорить об этом, по крайней мере, слишком часто.
— Давай-ка я сниму с тебя доспехи, — предложила Джоанна, не зная, как иначе помочь Джеффри.
Она нагнулась и потянула руками его кольчугу. Джеффри пришлось приподняться на несколько дюймов, чтобы освободить бедра. От теплого тела Джоанны исходил сильный аромат благовоний и роз. Джеффри обвил руками стан Джоанны и заключил ее в свои объятия, жадно целуя губы и шею.
— Одному Богу известно, когда мы поженимся! — Он перевел дыхание. — Ты понимаешь, что на этот раз валлийцы не сдадутся? Они уже вкусили власть Джона. Сами опустошат свои города или позволят нам сжечь их. Эта война может затянуться надолго.
Всем телом Джоанна почувствовала необыкновенное удовольствие. Нет, Джеффри выбивает из колеи не политика, а страсть!
Девушка откинула голову и посмотрела в томимые желанием глаза Джеффри, на его обычно податливые губы, сейчас неподвижные и твердые. Через тонкий шелк ночного платья стальные кольца кольчуги царапали руки и спину Джоанны, а тело предательски склоняло ее уступить. Страсть не обращала внимания на неудобства.
— Джеффри… — прошептала она, не зная, о чем говорить дальше.
— Что бы я ни сделал, меня ничто не удовлетворит, — пробормотал Джеффри, прижимая Джоанну еще сильнее. Его губы уже целовали ее волосы, шею. — Я хочу тебя, Джоанна! Моя страсть к тебе заполнила все мое естество. Твой образ стоит у меня перед глазами, когда я лежу один ночью и даже когда… О Боже!
Хотя Джоанна отлично поняла, в чем чуть было не сознался Джеффри, но не засмеялась и не разозлилась. Он собирался сказать, что, даже когда спал с другой женщиной, хотел ее. Джоанна знала, конечно, что у Джеффри были другие женщины, но сейчас это не имело никакого значения. Как только Джеффри замолчал, он занял свой рот более интересным делом. Опуская голову все ниже, Джеффри целовал шею Джоанны, ее грудь. Его пальцы осторожно приспустили ее платье. Прежде чем она сообразила, что сделал Джеффри, он опустил голову еще ниже и сомкнул губы на ее нежном соске.
От удовольствия у Джоанны едва не вырвался крик, мучительный, как боль. Чтобы сдержать его, хотя ничто не побуждало ее к этому, Джоанна уткнулась лицом в шею Джеффри. Пропахший тяжелым запахом пота и лошади капюшон кольчуги оцарапал ее щеку. Но какое это имело значение: боль в совокупности с этим запахом возбуждали ее еще сильнее. Джоанна высвободила руку, зажатую между ее телом и Джеффри. Он обнял девушку еще сильнее, испугавшись, что она начнет вырываться. Но у Джоанны и мысли такой не было. Она хотела лишь коснуться его тела. Заведя руку за спину Джеффри, Джоанна откинула капюшон, открыв его шею, а затем прильнула к ней губами.
Почувствовав ее губы на своей шее, Джеффри совсем потерял голову. Никто не целовал его в это место! Он снова застонал, разжал губы и тщетно попытался передвинуть Джоанну, чтобы ее тело прижалось к нему там, где ему больше всего хотелось ощутить ее. Однако доспехи, согласно своему назначению, отражают и не такие натиски, как вес хрупкой девушки. К тому же плотная рубаха и туника ограничивали свободу действий. Джеффри не мог оторваться от сладкого тела Джоанны, он был не в силах прервать ее долгий поцелуй, от которого по спине его шла приятная дрожь, тело раскалялось, будто на угольях.
Стоны Джеффри возбуждали Джоанну не меньше, чем его действия. Ей казалось, что она потеряет сознание от страсти, проникшей, казалось, в каждую клеточку ее тела.
Эдвина, которая ждала распоряжений своей госпожи за дверью, тяжело вздохнула. Она уже долго и напряженно прислушивалась к тому, что происходило в комнате. Она устала и хотела спать. Сначала ей казалось, что молодой лорд и Джоанна так и проговорят всю ночь, но потом они притихли. Усталость и желание что-нибудь сделать породили в Эдвине непоколебимую уверенность, будто она слышала, как госпожа выкрикнула ее имя.
Они не успели заговорить снова, как служанка поспешно открыла дверь.
— Все готово, миледи! — весело сказала Эдвина, направив взгляд туда, где, по ее предположению, скорее всего могли устроиться влюбленные.
Служанка нашла глазами Джоанну. При звуках ее голоса Джеффри приподнял голову, открыв взору служанки обнаженную грудь госпожи. Открыв от изумления рот, Эдвина хихикнула и попятилась к выходу гораздо стремительнее, чем вошла. Прежде чем Джеффри опомнился и проревел «Вон!», дверь за ней уже захлопнулась.
На какое-то мгновение Джеффри и Джоанна замерли. Руки Джеффри застыли в нерешительности. Он не знал, сможет ли удержать Джоанну, если она попытается высвободиться. Оцепенение прошло, как только Джоанна, тихо всхлипнув, опустила голову на его плечо. Она и не собиралась сопротивляться. Там, где сопротивление могло превратить Джеффри в безумца, уступчивость всегда оставляла место для разума. Однако никакие доводы не могли бы подавить сейчас вожделение, которое достигло предельной остроты от долгого ожидания.
— Я не лишу тебя девственности, — прошептал Джеффри. — Клянусь! Дай мне только успокоиться, Джоанна.
Она подняла глаза, словно окутанные предрассветной дымкой на фоне чистого весеннего неба. Джеффри встал и взял Джоанну на руки. Он перенес ее через спальню и осторожно положил на кровать. Крайняя потребность рождает и силу, и ловкость. Не каждый мужчина способен проворно сбросить кольчугу без посторонней помощи, но Джеффри снял ее одним стремительным движением, хотя стальные кольца оцарапали ему лицо и разорвали мочку уха. Дорогие сердцу доспехи, знавшие только заботу и бережное отношение, были поспешно брошены на пол. За ними последовали туника и нижняя рубаха. Джеффри не отрывал глаз от Джоанны, будто боялся, что колдовство, опутавшее ее, исчезнет.
Его неистовство возбуждало Джоанну так же, как и ласки. Как только Джеффри обнажился, его желание даже уменьшилось. Он не набросился на Джоанну, а только медленно подошел к кровати, так же медленно наклонился и коснулся губами ее рта. Ресницы Джоанны дрогнули, а затем, когда поцелуи Джеффри стали настойчивее, сомкнулись. Нежно и осторожно, не переставая целовать девушку, Джеффри развязал на ней пояс и обнажил тело. Оторвавшись от губ, он теперь изучал тело жадным взглядом.
Такого белого тела он еще никогда не видел, хотя красивые женщины в этой северной стране были не в диковинку. Набухшие соски, венчавшие упругую грудь Джоанны, походили на нежные бутоны роз, а яркие даже в тусклом свете ночной свечи золотисто-рыжие завитки волос притягивали взор к бугорку Венеры. Раздвинув коленом бедра Джоанны, Джеффри лег на нее, тяжело дыша, словно пробежал целую милю в полном снаряжении. Оказавшись под ним, Джоанна вздрогнула всем телом и открыла глаза. Джеффри прижался к ней и стал целовать, нежно лаская пальцами соски. Джоанна снова застонала и невольно еще больше раздвинула ноги. Здравомыслие не оставило Джеффри, несмотря на неистовую, бушующую в нем страсть. От неистовой страсти и глупой спешки все для него кончилось сразу, как только он прикоснулся своей плотью к обнаженному животу Джоанны.
Когда для него уже все кончилось, Джеффри всем телом прижался к Джоанне не столько от усталости, сколько страшась ее реакции на случившееся. Если он напугал или разозлил девушку, она откажется от брака с ним. Из-за такого подобия акта любви он может потерять все! Ему придется поговорить с ней, и, как можно мягче, как умоляют о благосклонности скорее свою госпожу, нежели жену.
Джеффри осторожно повернул голову, поцеловал ее и… почувствовал вкус крови. Он открыл глаза и приподнялся, чтобы посмотреть, в чем дело.
— Любимая, любимая, — прошептал Джеффри, поглаживая взъерошенные огненные волосы, — я укусил тебя? Прости, любимая! Бог свидетель, я не хотел причинить тебе боль. Джоанна, Джоанна, не плачь! Я ничего не сделал тебе плохого. Ты все еще девственница. Клянусь!
Джоанна прекрасно знала об этом. Слезы, струившиеся из ее глаз, лились от разочарования, а не от горя. Это не Джеффри, это она сама прикусила губу до крови. Джеффри утолил свое желание, но тело Джоанны все еще неистовствовало, лишившись из-за внезапной рассудительности мужчины того, чего так страстно желало. Хорошо еще, что он удерживал ее на месте весом своего тела, иначе она поцарапала бы его и прокляла за такую заботливость. Тем не менее, хотя Джоанна все еще дрожала и трепетала от мучительной боли, мозг ее снова стал управляемым, и она не могла не почувствовать благодарности к Джеффри.
Поскольку девушка явно не собиралась сгоряча прибегать к применению силы, Джеффри осторожно запахнул полы ее платья, не имея понятия, чем вытереть ее бедра. Опасаясь уже прикасаться к девушке с прежней интимностью, он завязал на ней пояс. Джоанна неподвижно лежала с закрытыми глазами, лицо ее ни о чем не говорило Джеффри.
— Любимая, прости меня! Для тебя все осталось прежним. Никто не узнает ни о чем. Я выйду и прикажу служанке молчать. Даже пытки не выжмут из нее и намека о том, что случилось.
При этих словах слабая улыбка тронула губы Джоанны. Она открыла глаза и кивнула головой:
— За благоразумие Эдвины можешь не беспокоиться. Она очень привязана ко мне и не сделает ничего такого, что Может повредить мне.
— Значит, я прощен? Когда я услышал, что Уэльс взялся за оружие, то не мог думать ни о том, сколько людей там погибнет, ни о крушении планов войны против Франции. Я не мог избавиться от мысли, что одному Богу известно, сколько еще пробудет Иэн в Ирландии. Ведь, пока он там, мы не можем пожениться.
— Но теперь ты способен видеть наперед более ясно? — спросила Джоанна с явным негодованием.
— Нет! — взорвался Джеффри. — Это не то, что ты думаешь… — Он помолчал, потом сбросил с себя маску напускного смирения. — Слушай, нам пора пожениться! Теперь-то ты должна знать, сможешь ли связать свою жизнь с моей. Ты должна написать своей матушке, что мы желаем вступить в брак.