Азиза Джафарзаде
      Звучит повсюду голос мой
      Исторический роман
      Авторизованный перевод с азербайджанского М. Гусейновой.
      Этот роман посвящен жизни и деятельности выдающегося азербайджанского поэта, демократа и просветителя XIX века Сеида Азима Ширвани. Поэт и время, поэт и народ, поэт и общество - вот те узловые моменты, которыми определяется проблематика романа.
      Говоря о судьбе поэта, А. Джафарзаде воспроизводит социальную и духовную жизнь эпохи, рисует картины народной жизни, показывает пробуждение народного самосознания, тягу простых людей к знаниям, к справедливости, к общению и дружбе с народами других стран.
      КНИГА ПЕРВАЯ
      ВСТУПЛЕНИЕ
      Ширван начинается с дорог. Дороги... Бесконечные, бескрайние дороги...
      Ведущие в Ширван дороги с незапамятных времен известны торговцам всего мира. И поныне на Востоке вспоминают о караванных путях в Шемаху - сердце Ширвана. До сих пор живут выражения: "караванная дорога в Ширван", "Шемахинская дорога", "Ширванское ханство", "Шемахинский салтанат", "дворец Ширваншахов"...
      Приходившие из Индии караваны проделывали долгий путь от левого берега Ганга через Иран, другая дорога шла через Сирию и Месопотамию, по долине Аракса через Армению. Индийские купцы привозили шемахинским красавицам сотканные в Бенаресе тончайшие, переливающиеся всеми цветами радуги шелковые шали, нежную воздушную ткань, предназначавшуюся в Индии для сари.
      От берегов Черного моря караванные дороги вели через Грузию к Белокану и Нухе, а уж затем в Шемаху. Из Кафана и Тифлиса везли медь и серебро, из Дагестана свинец и олово. Из близкой Кабалы по этой дороге привозили орехи грецкие, фундук и каштаны.
      Сухопутные дороги перемежались водными. Сначала по Волге до Астрахани, а уже из Астрахани через Баку везли в Шемаху шерстяные сукна, красильные материалы, бумажное и холстинное полотно, листовое железо, хозяйственную металлическую утварь.
      Ширван пересечен дорогами. Идущие по этим дорогам путники останавливаются на привалы у источников Сеюдлю, Нанели, Гюллю, Минахор, расположившихся с четырех сторон света вокруг Шемахи, ках будто специально для того, чтобы под сенью купы деревьев путешественник мог смыть с себя пыль долгих дорог, привести в порядок одежду.
      Да... Ширван начинается с дорог... Шемаха начинается с Базара...
      Мы входим в Шемаху тех лет, когда ее еще не потрясли землетрясения 1859, 1872 и 1902 годов, превратившие в развалины лучшие здания и мечети столицы Ширвана, лишившие крова большинство жителей, вспучившие мощенные камнем некогда ровные улицы...
      Да, вы вошли в Шемаху, славящуюся веселыми работящими мастерами, из ста пятидесяти тысяч жителей здесь только четыре тысячи мастеров-ремесленников, ткущих полотно, шелковые платки-келагАй, красочные ковры и паласы, ковровую узорчатую ткань для хурджинов и многое, многое другое.
      Жители Ширвана славятся гостеприимством, радостными свадебными празднествами, талантом народных певцов и поэтов.
      Зайдем в Шемаху тех лет, и если нам повезет, то услышим похожие на легенды рассказы Зейналабдина Ширвани о его путешествиях в Индию, Афганистан, Иран и Аравию. Молодые ширванцы стремились проехать по его следу... Зато чужестранцы из Кашмира, купцы-огнепоклонники облюбовали Шемаху для постоянного места жительства, хотя и не порывают связей с родиной, закупают в Шемахе разнообразные экзотические для Индии товары и с караванами отправляют.
      Шемаха начинается с Базара... Здесь много базаров... Бакалейный и мануфактурный, башмачный и медный, столярный и портновский и даже... Грузинский базар. На Грузинском базаре местные жители общаются с русскими, армянами, молоканами и грузинами, короче говоря, с иноверцами, что не очень-то поощряется в те далекие годы.
      Нередко сюда заглядывают подсматривающие и подслушивающие... Стоит появиться здесь молодому мусульманину, как по Базару ползет слух: "Ада, клянусь тобой, чтобы ты увидел мой труп, если вру, только что видел сына Гаджи Мухаммеда, он выходил с Грузинского базара, чтоб он развалился, да еще в обнимку с тем армянином. Чтоб мой язык отсох, если хоть малость наврал!"
      Базар... Он похож на живое существо... У него есть голова, сердце, руки... Сердце Базара - Весовая площадь...
      Весовая площадь непрерывно работает с утра и до вечера, от вечернего намаза - молитвы до утреннего азана - призыва к молитве.
      Главный весовщик Базара Ага Расул держит в памяти все что проходит перед его глазами, о чем просят его купцы и мастера. Он наблюдает за своими учениками, взвешивающими и распределяющими грузы. Первый помощник Ага Расула - Мирза Саттар, заносит сведения в учетную-тетрадь, чтобы потом подсчитать поступающие товары, хотя цепкая память Ага Расула фиксирует все: и что нужно продать завтра, и что следует подготовить для погонщиков верблюдов, и какая часть пошлины с проданного и перевешенного товара пойдет в казиу, а какая останется служащим Базара.
      Честность и правдивость Ага Расула стала притчей во языцех. И грамотные, поднаторевшие в вычислениях купцы, и безграмотные погонщики верблюдов доверяют Ага Расулу: "Главный весовщик еще не присвоил крошки чужой!" Даже если забыть у него что-нибудь, можешь быть абсолютно спокоен и заниматься своими делами, а по возвращении, хотя бы по прошествии года, Ага Расул встретит тебя и скажет: "Брат, товар твой я дал такому-то продать, вот твои деньги за вычетом весового сбора, а мешки твои у меня дома, подожди, сейчас пошлю мальчишку - принесет". Или: "Знаешь, брат, цены настоящей за твой груз не давали, так я не продал, подумал, а может, до твоего возвращения подождать, вдруг и цена повысится? Вот я и припрятал твои мешки в хранилище. Эй, Алмардан! Тащи-ка на весы товар нашего приятеля!"
      Все знают, что доброе имя дороже всего на свете для Ага Расула. Он готов пойти на смерть, если понадобится защитить свою честь.
      Шемаха начинается с Базара... Медные ряды слепят глаза ярким блеском изделий лагичских мастеров: здесь и казаны для плова, с круглым дном, здесь и похожие на шлемы рыцарей высокие крышки для сохранения горячими приправ для плова, дуршлаги огромных размеров, в которых можно промыть целый пуд риса, а у ряда кувшинов мы должны задержаться подольше. Каких только форм не придумали древние художники по меди: похожий на лебедя, вытянувшего тонкую шею, весь устремленный вперед люлеин; гююмы, удобные для переноски на плече; крутобокие пузатые серниджи с двумя ручками по бокам, в них удобно хранить масло, молоко; афтафа - кувшинчик с носиком для ритуального омовения; кувшины и кувшинчики, маленькие и многоведерные, украшенные орнаментом и арабскими и фарсидскими письменами... Рисунки и орнамент восхищают и сегодня.
      Да... Ширван начинается с дорог... Шемаха - с Базара... Есть у Базара свои горести, свои тайны, свои печали и радости. Конечно, с непривычки здесь можно и обмануться, ошибиться... Может подвергнуться осмеянию то, что для иного сокровенная тайна, человеческая беда... Но чаще Базар справедлив. Здесь помогут кроткому, беспомощному, неумелому, а негодяй, попытавшийся обмануть, будет с позором отторгнут, изгнан с Базара.
      Базар - это живой единый мир. У него свои неписаные законы, свои обычАй, возведенные в ранг закона...
      У Базара есть свои постоянные обитатели, свои продавцы, свои покупатели, свой мошенник и юродивый, свой поэт и мудрец, свой толмач и аксакал, свой адвокат и своя стража, свой староста... Базар - это громадная семья с родными детьми и пасынками, с близкими родственниками и приезжими гостями, с умными детьми и горе-детьми, уродами в семье... У него свое горе, свои хвори, свои праздники и радости. Но чужаку этого не понять, не увидеть, и горе тому, кто захочет поведать чужаку эти тайны.
      Страшен гнев его обитателей... И мы не раз увидим, как порой послушна толпа какому-нибудь невежде.
      Вы чувствуете ароматные запахи Бакалейного ряда? Пахнет пряностями и свежими чуреками! Из халвовой лавки, что на углу, вышел босоногий высокий мужчина с лотком на голове, по его застиранной, выцветшей одежде вы сразу догадались, что он из бедняков. Его господин держит в Бакалейном ряду лавку восточных сластей, а он служит у господина лотошником: зимой и летом в любую погоду на протяжении всего дня не снимает лоток с головы, У него вы можете купить исфаганские пряности, кун-жутовую и ореховую халву из Нухи, тающую во рту пахлаву и другие сладости, а летом вдобавок ко всему он продает лед. В обязанность лотошника входит обслуживание Мануфактурных рядов. Переходя из лавки в лавку, он распродает свой товар.
      Невозможно представить себе Мануфактурные ряды без лотошника Гусейна, прозванного Етимом - Сиротой. Возраст его никому не ведом, у кого ни спросишь, каждый кажет: "Я знаю Сироту Гусейна с тех пор, как открыл глаза" Сирота Гусейн всегда что-то напевает, лоток раскачивается в такт его шагам, и, если вы хотите узнать самые новые шемахинские песни, прислушайтесь к неразборчивому бормотанию лотошника.
      Поспешим за Сиротой Гусейном и войдем в шемахинский Базар середины прошлого века...
      На небольшой открытой площади в самом начале Базара под огромной развесистой шелковицей на камне сидит красивый, аккуратно одетый человек, которого знает вся Шемаха. Он - распорядитель всевозможных празднеств. Зовут его Джавад, но в Шемахе он известен как Джинн Джавад, Бес Джавад, так его прозвали за остроумие и находчивость. Вокруг Джинн Джавада всегда толпится народ, вот и сейчас к нему не пробраться, он совсем не бывает в одиночестве. С Джинн Джавадом мы еще встретимся не раз, а сейчас поспешим за Сиротой Гусейном в Мануфактурные ряды, которые для Шемахи всегда были главными в ее торговых делах. Из многолюдного Ширвана, с шемахинского Базара по многим дорогам Азии и Европы везли знаменитый шелк-сырец. Везли генуэзские и венецианские купцы, везли в Италию и Францию, где из него ткали отличный бархат, плотный шелковый репс, тончайший, как паутинка, фай.
      Постоянный поверенный английского двора не покидает Шемаху. Из вытканных здесь шелков он придирчиво отбирает самые нежные, самые красочные, тщательно их проверяет и лишь тогда покупает. Молодая королева Виктория, только недавно вышедшая замуж, очень любит рядиться в шемахинские шелка, да и фрейлины двора следуют моде, диктуемой королевой.
      В Мануфактурных рядах идет бойкая торговля шелком-сырцом и изделиями ширванцев.
      Мануфактурный базар - длинная улица, не наспех вымощенная речным камнем умельцами камнетесами. По обеим сторонам ее ряды лавок. Здесь сравнительно чисто. Метельщик, труд которого сообща оплачивается купцами, каждое утро тщательно метет улицу, поливает в жаркое время, а за специальную плату протирает окна и застекленные двери лавок.
      Самая нарядная лавка, не лавка, а магазин, принадлежит Гаджи Асаду. Богатей Гаджи Асад первым в Шемахе расширил окна и вставил в витрины толстые стекла с белым выгравированным рисунком. Витрины привлекали шемахинцев образцами товаров. На широких прилавках внутри было удобно раскладывать и показывать парчу, шелк, муслин, полотно, бенаресские шали.
      Гаджи Асад вел торговлю на широкую ногу. Его лавка славилась товарами, привозимыми из далеких стран. Здесь и марселин - легкая шелковая ткань из Марселя, фай - прозрачный, изготовляемый из крученой шелковой пряжи из Лиона, откуда привозят и блестящий, глянцевитый, чисто шерстяной люстрин, который по карману лишь богатому беку. Из Нанкина караванщики доставляют Гаджи Асаду нанку - плотную бельевую ткань, оттуда же и блестящий, плотный, переливающийся всеми цветами радуги муар. Из России привозят плис и пике, изготовляемые из отбеленного тонко выделанного льна.
      Гаджи Асад не доверяет приказчикам, он предпочитает, чтобы за прилавком стоял его собственный сын Тарлан.
      "У кого пастух свой, у того овцы двойней ягнятся!" - любит говаривать он. Гаджи Асад мечтал видеть сына удачливым купцом, для этого он вводил Тарлана в курс своих дел, знакомил с нужными людьми.
      Шемахинцы, славящиеся умением метко характеризовать людей, приклеили Гаджи Асаду кличку "Закрытый", то ли за скаредность, то ли за замкнутость; и то, и другое было очень присуще Гаджи Асаду. Но он не обижался и даже гордился кличкой. "Купец должен быть закрытым", - говорил, а иногда, разозлившись, бил себя ладонью по широкой мясистой груди: "Меня Закрытым зовут!"
      Как и подобает правоверному мусульманину, Гаджи Асад начисто сбривает волосы с головы, кажется, что она приставлена к мощному торсу: короткая шея состоит из множества нависающих жирных складок. Когда Закрытый сердится, лицо его, без единого волоска, не считая кустистых рыжеватых бровей, заливает багровая краснота, как будто медный казан начистили до блеска песком. Широченные брюки и просторная белая рубаха не могут скрыть огромного живота. Поверх рубахи на Закрытом всегда надет архалук, приталенный и стянутый шерстяным кушаком.
      Однажды у ближайшего соседа Гаджи Асада по Мануфактурному ряду - Гаджи Кадыра - спросили, откуда появилась кличка "Закрытый". На что Гаджи Кадыр ответил: "Ей-богу, не знаю, "открытый" он или "закрытый", о что я знаю точно: язык у него не на замке, как услышит что-нибудь, тотчас разнесет по всему свету".
      У самого Гаджи Кадыра лавка не такая роскошная, как у Гаджи Асада, она и поменьше, и победнее, хотя совсем недавно ее хозяин отремонтировал старое помещение. В противоположность соседу, Гаджи Кадыр худой как жердь. Кривой длинный нос, подобно клюву орла, нависает над толстыми лиловыми, как баклажаны, губами, постоянно шепчущими молитвы. Гаджи Кадыр красит густые волосы, усы и лохматую бороду хной и басмой, оттого у него не отыщешь ни одного седого волоска. Он постоянно носит похожую на халат длиннополую чуху из верблюжьей шерсти, которую подвязывает куском тонкой шерстяной ткани, привезенной им из Мекки. И Кадыр, и Асад совершили паломничество в Мекку, священный город мусульман, и в Медину, к могиле пророка Мухаммеда, поэтому их и называют Гаджи Кадыр и Гаджи Асад. Каждая мусульманская святыня, если ее посетить, прибавляет к имени владельца уважительное "Гаджи" - побывавшему в Мекке и Медине, или "Мешади", если посетил Мешхед, где похоронен имам Рза, или же "Кербалаи" и "Кебле" за паломничество к могиле имама Гусейна в Кербелу.
      Гаджи Кадыр, как говорится, больше самого аллаха верит в чудодейственную силу священных мест. У него заветная цель - посетить все мусульманские святыни, поклониться им. Гаджи Кадыр очень религиозен и строго совершает намаз, как и положено мусульманину, пять раз в день. И хоть вера его в святыни безмерна, в делах торговли он ничему не верит, каждую сделку много раз обдумывает, проверяет и никому никогда не перепоручает своих финансовых операций.
      Лавка напротив Гаджи Кадыра принадлежит потомственным купцам. Дед нынешних владельцев, правоверный мусульманин Ганбар, в свое время посетил Кербелу и поклонился мавзолеям святых имамов, оттого его называли Кербалаи Ганбар. Его сын Гаджи Гусейн торговал в этой же лавке, а теперь лавку после смерти деда и отца унаследовали трое братьев - Исмаил, Вели и Мухаммед. Старшему, Исмаилу, двадцать лет, но он уже настоящий купец, ему помогает в торговле Вели - молчаливый скромный подросток, а смуглый мальчик Мухаммед, любимец семьи, только начал ходить к молле, учиться писать и читать.
      Друзья покойного отца помогают молодому купцу советами, но самый горячий благожелатель Исмаила Главный весовщик Ага Расул. Когда путь его проходит через Мануфактурные ряды, он обязательно заходит в лавку Исмаила, помогает ему наладить связи с погонщиками верблюдов, когда есть необходимость, дает поручительство за молодого купца. Очень верный друг!
      Ниже лавки Исмаила располагаются чайхана и питихана чайханщика Мануфактурного ряда Алмухтара.
      Алмухтар очень аккуратный и чистоплотный человек, каким и должен быть чайханщик. Его чайхана славится прекрасно заваренным чаем. Этой обязанности он не доверяет никому. Заваривает чай всегда сам Алмухтар. Один из его помощников - ученик Сейфи - кипятит у дверей гигантские медные самовары. На крики купцов: "Ага Алмухтар, два чая!", "Ага Алмухтар, один чай!" откликается Сейфи. Он ловко выстрАйвает на медном подносе чайники, предварительно налитые Алмухтаром, и пиалы и бежит на голос заказчика. Сейфи собирает и моет посуду, Алмухтар занят только завариванием чая и сбором выручки. В питихане второй помощник Алмухтара наливает готовый пити в горшочки и ставит горшочки в тендыр и по мере необходимости по указанию Алмухтара устанавливает горячие горшочки на поднос Сейфи, а тот разносит пити заказчикам.
      Огромные самовары заливает водой и поднимает сам Алмухтар. Он хотя и невысокий, но очень сильный человек, гигантские самовары кипящими устанавливает на деревянную подставку. В молодости он много раз участвовал в богатырских схватках на свадьбах, он и сейчас любит борьбу, но теперь это не подобает его положению и возрасту. Чайханщик очень набожный человек, подобно Гаджи Кадыру у него есть мечта: собрать необходимое количество денег, чтобы отправиться на поклонение мусульманским святыням. Во время мухаррама месяца траура по убиенному имаму Гусейну - Алмухтар, как и другие фанатически верующие, с таким рвением истязает себя, что целый месяц после траура с его спины и груди не сходят синяки и ссадины.
      В самом центре Мануфактурного ряда стоит заглянуть в небольшой магазин, который ничего общего не имеет с аршинными товарами, с торговлей шелком и полотном. Этот магазин принадлежит торговцу книгами Мешади Гуламу. Он тоже поклонялся святым местам, но посетил не Мекку и не Кербелу, а совершил паломничество в Мешхед, и оттого Гулама зовут Мешади Гулам. У Мешади Гулама есть и прозвище. Со своей неизменной склонностью дарить всем новые клички шемахинская публика называет Мешади Гулама "Золотой Гулам" за меткое, сказанное вовремя золотое слово.
      В магазин Мешади Гулама приходят поэты и любители поэзии. И хоть Шемаха во многих странах славится своим шелком, любители книг и поэзии в этих далеких странах знают книготорговца Мешади Гулама. В самых крупных городах Востока каллиграфы, составители диванов - сборников стихотворений, принадлежащих одному автору-поэту, переписчики дорогостоящих коранов и красочно орнаментированных книг заочно знакомы с Мешади Гуламом. С караванами торговцы книгами пересылают ему для продажи в Шемахе жизнеописания великих людей, книги по истории и географии, знаменитые поэмы Фирдоуси и Навои. Мешади Гулам заказывает у местных каллиграфов из Шемахи, Гянджи и Шуши "Хамсу" Низами Гянджеви - пять знаменитых поэм, и снова караваны везут книги, но теперь от Мешади Гулама в дальние страны.
      Мешади Гулам знает вкусы своих клиентов. Хотя прибыль у Мешади Гулама невелика, торговля у него не в застое, ничего не залеживается на полках. В книжном магазине всегда много народа: здесь и купцы, прибывшие с грузами в Шемаху, здесь и шемахинцы - любители поэзии. В зимние месяцы, когда покупателей на Базаре немного, к Мешади Гуламу приходят и соседи-лавочники, послушать стихи, которые книготорговец охотно читает. У Мешади Гулама было одно увлечение: эпиграммы и памфлеты. Стоит ему услышать или прочитать у кого-нибудь новую эпиграмму, как Мешади Гулам записывает ее, а потом просит шемахинского каллиграфа и "немножечко поэта" Наджафгулу переписать красивым почерком. Книготорговец держит в тайне имена любителей этих эпиграмм, которые покупают у него переписанные Наджафгулу листки. Копии эпиграмм он хранит у себя. Продавая ценителю, Гулам просит сохранить в тайне и свое имя.
      Специально для Мешади Гулама купец Гаджи Асад заказывает у своих знакомцев, караванщиков-арабов, марокен - тисненый сафьян из Марокко, идущий на переплеты я дорогих коранов и сборников знаменитых поэтов.
      Я думаю, что достаточно познакомила вас с обитателями Мануфактурного ряда, впрочем, нет, я совсем забыла об одном человеке. Хотя он и не владелец чайханы или мануфактурной лавки, и вообще у него нет собственности ни на одном из рядов Базара, но вся жизнь этого человека связана с Базаром, с жизнью самой Шемахи. Это водонос Багы, прозванный, так уж водится в Ширване, где каждый имеет прозвище, Сарча - воробей. Сарча Багы разносит воду по домам и лавкам. Никак не можешь себе представить, как маленький, хилый, тщедушный человек поит водой целый город. Его босые растрескавшиеся красные ступни без устали снуют за покорным ослом в течение всего года от родника по улицам Шемахи к базарным рядам и обратно. Подумайте, сколько ему предстоит перелить воды в казаны, тазы! Наполнив у родника свои кувшины, Сарча Багы осторожно устанавливает их в хурджины, висящие с обоих боков осла, закрывает крышками и везет в город. Как только у входа в Базар раздается пронзительный крик Сарча Багы, ученики лавочников тотчас выносят к дверям посуду для воды. У дверей и ворот его поджидают хозяйки и служанки. Заслышав призывный клич водоноса, они проворно выставляют за ворота посуду и благодарят Сарча Багы.
      Ну, теперь, кажется, наше знакомство действительно состоялось. Запомните только большое двухэтажное здание в самом конце Мануфактурных рядов. Это шемахинский караван-сарай, принадлежащий местному аристократу Махмуду-аге. Перед ним на возвышении разбит цветник, садовник Махмуда-аги присматривает за цветами. И Махмуду-аге, и гостям караван-сарая нравятся цветы под окнами.
      От караван-сарая Махмуда-аги до Грузинского базара рукой подать. Налево от цветника в гору идет улица. Чуть ниже Джума-мечети и начинается Грузинский базар, начинается двухэтажной аптекой с огромными светлыми окнами. Известно, что аптека принадлежит образованной грузинской госпоже, но никто ее никогда не видел. Верхний этаж с большими светлыми комнатами арендует армянин-фармацевт, в нижнем этаже - питейное заведение. Оно привлекает к себе молодых шемахинцев. И хотя события, о которых я хочу рассказать, происходили не здесь, но влияние на жизнь Шемахи это питейное заведение все же оказывает.
      А теперь, я надеюсь, наше предварительное знакомство с Базаром, а заодно и с городом, хоть и затянулось, но было все же необходимым, - и оно подошло к концу. Вы узнали кое-кого из тех, кому предстоит сыграть свою роль в нашем повествовании. Но мы совсем не говорили о наших главных героях, жизнь которых заставила меня взять в руки перо. Моих главных героев вы увидите потом. Итак, как говорится у нас в народе, желаю вам терпения, а себе - умения.
      ПЕРВЫЙ ЭКЗАМЕН
      Десяти - и тридцатилинейные керосиновые лампы, только войдя в моду в Шемахе, загорелись и в доме Махмуда-аги. На высоких и низких подставках, сделанных из розового, салатного, голубого фарфора и фаянса, сверкали начищенные стекла. Широкие фитили, ровно подрезанные, горели ярким пламенем. Похожие на вазы лампы украшали гостиную Махмуда-аги. Сегодня здесь ждали гостей.
      У стен просторной комнаты стояли шкафы, украшенные ажурной резьбой. На полках теснились большие и маленькие фарфоровые пиалы, сосуды из молочного стекла, вазы, графины, сахарницы из цветного стекла, вставленные в серебряные подставки. Горкой высились английские фаянсовые плоские тарелки, специально для плова купленные хозяином в Баку. Полы гостиной устланы пушистыми коврами, вокруг ковров направо и налево от входной двери специально для гостей приготовлены мутаки, подушки, тюфячки в расшитых бархатных чехлах. В одной из ниш стенного шкафа высятся стопкой сложенные одеяла, стеганные по пестрому муару и атласу. На мраморной надкаминной полке - кальян ширазской работы. Перед камином в ожидании гостей расположилась группа музыкантов и танцовщиц. Музыканты - тарист, зурнач, кеманчист, барабанщик, - усевшись на низкой тахте, тихонько настрАйвали инструменты, слева от них присели на ковер восемь девушек-танцовщиц, совсем рядом с ними устроилась на тюфячке певица с бубном в руках.
      Хозяин дома Махмуд-ага приветствовал каждого входящего гостя и любезно показывал место, куда приглашенный усаживался. Согласно обычаю, хозяин собственноручно передавал вновь пришедшему стакан чаю, принесенного слугой, как только гость переступал порог гостиной. Гость выпивал чай, и Махмуд-ага любезно беседовал с ним.
      Когда Сеид Азим впервые переступил порог гостиной Махмуда-аги, он тотчас отыскал взглядом своего приятеля Рза-бека, пригласившего его на торжество к Махмуду-аге. Молодой человек пришел сюда втайне от матери только по настоянию Рза-бека и своего друга Тарлана - сына купца Гаджи Асада.
      Рза-бек, наклонившись к Махмуду-аге, что-то ему сказал, тогда хозяин с доброжелательной и сердечной улыбкой обратился к Сеиду Азиму и предложил ему сесть рядом с Тарланом. Передавая молодому человеку стакан чаю, Махмуд-ага внимательно всмотрелся в нового гостя. По его лицу угадывались и волнение, и смущение. Молодой мусульманин из достойной, принадлежащей к потомкам пророка семьи, на что указывает обращение "Сеид", никогда не видел чужих женщин, сидящих рядом с мужчинами с открытыми лицами. От стыда Азим покраснел, он чувствовал какое-то странное волнение. Не знал, куда девать руки. Все, что Сеид Азим увидел в гостиной Махмуда-аги, никак не вязалось с теми наставлениями, которые он выслушивал постоянно от своей матери. Ей определенно придется не по душе его сегодняшний визит. Он украдкой оглядел молодых мужчин, сидевших рядом с ним, по их возбужденным лицам угадывалось нетерпение. Гости пили чай, вполголоса беседовали, но музыка и танцы пока не начинались. Видимо, кого-то ждали.
      У дверей возник какой-то шум, Махмуд-ага поднялся с мутаки, за ним и другие гости поднялись на ноги, кто-то прошептал на ухо Сеиду Азиму:
      - Сегодня настоящий меджлис! У Махмуда-аги заграничный гость, то ли француз, то ли русский. Наверно, это его ждали!
      Махмуд-ага пошел навстречу человеку, стремительными шагами вошедшему в комнату. Он отличался от всех присутствующих одеждой, внешним обликом, манерой держаться. Хозяин встретил гостя посреди комнаты, пожал протянутую ему руку и заговорил с ним на непонятном Сеиду Азиму языке. Продолжая держать гостя за руку, Махмуд-ага подвел его к широкому низкому табурету, покрытому ковровой тканью, и усадил.
      - Господа, мой гость - князь Григорий Григорьевич Гагарин. - И тут же обратился к князю по-русски: Извините, князь, я вас хочу представить нашей публике. - И продолжил на своем языке: - Наш гость очень уважаемый человек, объездил всю Европу, жил в Париже, Риме, Стамбуле. Он - представитель профессии, которой у нас нет, которая недоступна нам, мусульманам. Князь Гагарин - художник, портретист. Я сейчас попытаюсь объяснить, что это такое. Наша религия запрещает воспроизводить человеческие лица, поэтому наши художники свое мастерство вкладывают в оформление коранов, книг. Кто был в лавке у Мешади Гулама, тот видел красочно орнаментированные сборники стихов. Наш гость приехал к нам на Кавказ не впервые. Еще в годы войны с горцами он сам отважно сражался с мятежниками и, как художник, сохранил потомкам лица героев и сцены боев. Сейчас князь - гость царского наместника на Кавказе, князя Воронцова. Мы рады, что он приехал к нам, чтобы нарисовать нас, шемахинцев, запечатлеть на картинах наши лица, приметы нашего быта и жизни. У христиан это разрешено.
      Новопришедший приковал к себе взгляды всех присутствующих. Он понимал, что хозяин дома Махмуд-ага рассказывает о нем, и прислушивался к звучанию незнакомого языка. Будто чувствуя вину за то, что внес сумятицу, князь смущенно улыбался. Светлоглазый и светловолосый, с тонким нервным лицом, он с интересом разглядывал комнату и гостей. Задержал взгляд на высоком молодом человеке с добродушной улыбкой и горящими щеками.
      Костюм князя резко контрастировал с одеждой шемахинцев. На госте был светло-серый сюртук, застегнутый на все пуговицы. Лишь он один сидел с непокрытой головой, в отличие от остальных, не снявших папахи. Видимо, знакомый с местными обычаями, туфли он снял у входа. Цепкий взгляд его перебегал с одного лица на другое, с одного предмета на другой. Он внимательно осматривал все, каждую вещь, красочные одежды женщин и музыкантов. Присутствующие видели гостя впервые, но его пытливый взгляд не смущал их, казалось, что он каждому предлагает свою дружбу.
      Сеид Азим понял, что меджлис-торжество началось, слуги собрали пустые стаканы на подносы и унесли. Махмуд-ага дал знак, и музыканты зАйграли. Одна из девушек поднялась и вышла на середину комнаты. Танцевальная мелодия повела ее за собой. Сеид Азим услышал громкий шепот: "Сона! Сона!" Тарлан тихо сказал на ухо Сеиду Азиму: "Сона - лучшая из чанги".
      "Чанги". Сеид Азим не раз слышал это ругательное слово. "Чанги развратница, чанги - бесстыжая, чанги - злодейка". Так вот она какая "чанги".
      Тонкое красивое лицо девушки, казалось, светилось изнутри. Нежная, как лепесток чайной розы, кожа, чуть розовые губы. Наряд девушки только подчеркивал удивительную грациозность ее походки и движений. Поверх светлой шелковой блузы с широкими разлетающимися рукавами был надет из кармазина, красной тонкой шерсти, архалук - туго стягивающий стан жилет с короткими рукавами. Из-под длинной темно-вишневой атласной юбки выглядывали маленькие ступни в пестрых шерстяных носочках. Узкий серебряный поясок подчеркивал тонкую талию. Прозрачная бенаресская шаль, подхваченная изящной золотой диадемой, ниспадала на плечи вместе с длинными черными косами. Лоб обрамляли мелкие кудри. Наряд Соны дополняли золотые ожерелья, висящие подобно тычинкам цветка, серьги прекрасной работы.
      Разговоры прекратились, все взгляды были устремлены на Сону. Убедившись в том, что привлекла внимание всех участников меджлиса, Сона, приложив правую руку к груди, низко поклонилась и начала свой танец. Сначала, слегка покачивая бедрами, она сделала первый круг, потом, все убыстряя темп, поплыла по комнате. Легкий шелк юбки не скрывал очертаний высоких стройных ног, взлетели над головой тонкие руки, соединились изящные кисти, и вот они уже под подбородком, блестящие миндалевидные глаза только следят за движениями рук, горделивая голова не шевельнется.
      Девушки-танцовщицы, не скрывая интереса, следили за каждым движением Соны. Их красочные наряды заметно уступали наряду Соны, только на двух чанги - Ганди и Бадам - было так же много золотых украшений, но красотой с танцующей чанги могла сравниться лишь самая молодая - Ниса. Девушки покачивались в такт движениям Соны, тихонько подпевали.
      Гости с восхищением следили за танцем красавицы. В такт мелодии прищелкивали языками и ударяли в ладони, то и дело слышались возгласы: "Ай, молодец!", "Прекрасно!", "Великолепно!"
      Гость Махмуда-аги князь Гагарин неотрывно следил за всем происходящим.